Слово «крестьянин», «крестьяне» произошло от «христианин», «христиане», а раз так, то и заниматься земледелием — этим богоугодным делом должны были люди смекалистые и трудолюбивые. Сейчас на некоторых примерах мы увидим, что так оно и было. А начнем с экзотического для этих мест продукта — кофе, вернее его заменителя — цикория.
В одном из Прибавлений к Владимирским губернским ведомостям за 1838 год читаем об этом продукте буквально следующее:
«... В торговле по столицам и городам России теперь есть два рода цикорного кофе: один, издавна приготовляемый ростовцами из цикорных корней, сильно пережженных и смолотых в порошок, другой, — известный под именем Моренкова, изобретенный в 1825 году штаб-лекарем Моренко, жившим тогда в Суздале. Этот способ приготовления цикорного кофе, вместе с другими его изобретениями... г. Моренко передал преемнику своему Доктору медицины Алякринскому, который и доныне продолжает заниматься приготовлением сего кофе, с тою же точностью в исполнении, какою отличались все произведения самого изобретателя их. С того почти времени, по примеру Моренки, и некоторые жители Суздаля начали приготовлять цикорный кофе довольно изрядно, судя по их средствам и познаниям. Ежегодно изготовляется в Суздале такого кофе до тысячи пудов...».
Далее в газетной заметке рассказывается о различии в приготовлении кофе — ростовского и суздальского. Мы узнаем, что в селе Поречье Ростовского уезда Ярославской губернии цикорный кофе приготовляется с давних пор, что заимствован он, по рассказам старожилов, из Риги, куда многие ростовцы прежде отправлялись на работу в огородах и садах у немцев и где они также выучились огородничеству, которым ныне славятся на всю Россию. Ростовский способ приготовления цикория состоял в том, что корни его пережигали вплоть до легкого обугливания над огнем в специальных железных цилиндрах. Затем пережженные корни размалывали на мельницах в порошок; последний же насыпали в небольшие цилиндрической формы картузы и подвергали их продолжительному действию теплых водяных паров, отчего порошок прел и достигал легкого брожения. Очевидно, писал автор, что такое странное приготовление цикорного кофе совершенно изменяет составные части корней и разрушает то экстрактивное начало, от которого зависят врачебные свойства всех вообще родов цикория». Напротив, новейший способ приготовлять цикорный кофе по методу доктора Моренко избегал этого главного недостатка. В Суздале приготовляли его, не пережигая и не в виде порошка, а просто легким поджариванием мелко изрезанных кусочков цикорных корней. Это, по мнению доктора Моренко, не разрушало химический состав цикория, а, наоборот, способствовало накоплению того самого экстрактивного начала, которому и приписывались все лечебные свойства цикория. Вещество, преобразованное под действием печного жара, было, по мнению врачей, способно «разжижать густоту соков в организме человека и уменьшать болезненную в теле раздражительность». Кофе этот был признан полезным также для людей «полнокровных и подверженных геморроидальным заболеваниям, для нервных и истеричных женщин», вообще при замене иностранного кофе.
Последнее обстоятельство также имело важное значение в быстром распространении «моренковского кофе», ибо привозной или арабский был очень дорог и недоступен людям малого достатка. Хорошо покупали его и состоятельные слои населения, учитывая врачующие свойства». В Суздале Дмитрий Павлович появился, скорее всего, случайно во время войны с Наполеоном, когда многие дворяне в поисках убежища покидали Москву. Поселясь в этом городе, Моренко приобрел большой участок земли (территория нынешнего парка имени 850-летия Суздаля), на котором развел огороды и сады, настроил домов, оборудовал лабораторию и стал заниматься производством лекарств, им самим изобретенных, на что имел соответствующее разрешение. Он приготовлял оподельдок, крепкую летучую мазь, а также широко известную мятную эссенцию. Существовало предание, что приготовлением мятных капель цветом чистый янтарь Моренко сделался известным лично Государю Императору Александру I. Кроме этого, Дмитрий Павлович изобрел специальное дегтярное мыло и построил в Суздале фабрику для его приготовления, а затем — по особому способу — и цикорный кофе, для изготовления которого на реке Каменке долгое время и после кончины Д. П. Моренко существовал особый завод. Но не только этим приобрел Дмитрий Павлович репутацию «друга страждущего человечества». По сути дела, он оказался первым квалифицированным доктором Владимирской губернии. В то время обязанность лечить людей была возложена на... ветеринарных фельдшеров, которые большей частью являлись иностранцами и даже не умели говорить по-русски. К Моренко, как опытному врачу и притом русскому, сразу же начали стекаться больные из разных уголков губернии, и он бесплатно принимал всех, и все получали от него не только советы, но и лекарства — тоже, разумеется, бесплатно. Тем же из своих пациентов, которые слыли состоятельными, Дмитрий Павлович советовал отдавать плату за лечение в церковь на пользу неимущим. По самым скромным подсчетам, ежегодно на приеме у доктора Моренко бывало до 5 тысяч больных — жителей Суздальского и других уездов. Трудно даже перечислить все деяния этого благородного человека — не только первого ученого доктора Владимирской губернии, но и первой интеллигентной личности Суздаля в самом высоком значении этого слова, ныне, к сожалению, напрочь забытого. Моренко и дня не мог прожить, чтобы не помочь кому-нибудь из бедных; он заботился о благоустройстве Суздаля, а посетив местную тюрьму и ужаснувшись положению находящихся там заключенных, сделал все возможное для облегчения участи несчастных. На его деньги были приведены в порядок обветшавшие помещения, улучшено питание узников, больным из них стала оказываться медицинская помощь. По инициативе доктора Моренко и на его средства были вымощены некоторые улицы города Суздаля, построена Ризположенская колокольня в честь победы русского народа в Отечественной войне 1812 года, стали распространяться новые овощные культуры, открыта первая публичная библиотека. Дмитрий Павлович Моренко прожил в Суздале всего около 20 лет, но за это время он достиг такого положения, что город и уезд стали уважать его и слушаться более своего прямого начальства. Не остался он обойденным и монаршей милостью. Незадолго до своей кончины Дмитрий Павлович был награжден Николаем I почетным орденом Владимира 4-й степени. А за особый способ приготовления домашнего кофе из цикория и за изобретенные лекарства он был избран в члены Вольного Экономического Общества.
Этот неуемный человек скончался 3 октября (по ст. стилю) 1830 года и был оплакан старым и малым жителем города. При стечении всего жившего тогда в Суздале народа Д. П. Моренко погребли подле южной стены главной церкви Васильевского монастыря — честь, которой до него удостаивались только священнослужители. Более того, благодарные суздальцы над его могилой воздвигли особую часовню-памятник, разрушенную лишь в советское время.
К сожалению, разрушены были не только часовня, могила и опекающий их монастырь, но и дела рук беззаветного труженика, друга бедных и страждущих, униженных и оскорбленных, и самая память о докторе Моренко, ибо она сильно мешала новым власть имущим утвердиться во мнении народа, как единственных и истинных попечителях о его благе.
К сожалению, у Дмитрия Павловича не было детей. После его смерти приготовление цикорного кофе продолжала его жена Ксения Андреевна — тоже до своей кончины в 1857 году, а приготовление лекарств производилось под наблюдением М. И. Алякринского (видимо, родоначальника этой фамилии в Суздале) — тоже доктора, приглашенного из Москвы Моренко незадолго до своей кончины. Дмитрий Павлович даже пытался усыновить молодого коллегу, на что получил согласие последнего, но существовавшие в то время законы не позволили осуществить это обоюдное желание, и единственным наследником славного человека остается до сей поры незащищенная ничем память, взывающая лишь к совести неблагодарных потомков.
А теперь о том, как изобретение Моренко нового способа приготовления цикорного кофе, а также устройство завода по его переработке произвели настоящую революцию в огородном хозяйстве Суздальского уезда. До Д. Моренко если и выращивали здесь цикорий, то весьма в малом количестве: соревноваться в этом с ростовскими огородниками не представлялось возможным. Но когда появилась возможность сбыта его да еще с такой превосходной аттестацией, то площади посева цикория были сильно увеличены. Но это, конечно не все. Дело в том, что появление нового в культуре растений всегда заставляет взглянуть по иному на размещение других или даже вообще на рациональное использование посевной площади. Земли в Суздале, как и во всех без исключения городах, было мало: она определялась здесь не десятинами, а квадратными саженями. Положение у крестьян было еще хуже: им при своих 3 — 5 десятинах думать приходилось прежде о зерновых культурах. Но и новую выгоду упустить, конечно, не хотелось, фортуна не часто поворачивается лицом к труженику. Воле-неволей приходилось искать выход.
Так появилась форма земледелия, ничего общего не имеющая с трехпольной системой. На 5 — 10 грядах, каждая из которых имела от 10 до 12 саженей длины и около 2 аршин ширины (соответственно 21 — 25 метров и 1,5 метра) размещались 5 — 10 растений — ровно по числу гряд. Плодосменность шла в следующем порядке: 1 год — горох и огурцы, 2 — душистые травы, бобы, фасоль, по свежему удобрению и 3 — цикорий. Позже, как заменяющие культуры, появились томаты, подсолнечник, хрен, лук-сеянец, хмель, картофель, капуста. Пара уже не было, приходилось использовать землю сполна, а для этого нужно больше скота, его держали для удобрения и выделки кож. Скот преимущественно был мелким — овцы и козы, крупного рогатого скота держали мало, только для удовлетворения своих потребностей. Семена вначале покупали в Ростовском уезде (огурцов — в Муромском), затем их стали производить сами. В первой половине XIX столетия первое место по количеству и выгоде производства в огородной культуре Владимирского ополья занимал цикорий, затем шли огурцы, капуста, горох, фасоль, бобы, хрен, редька, репа, лук-сеянец, чеснок и, наконец, душистые травы: хмель, мята, майфран, мелисса, укроп и др. В зависимости от местности и спроса на ту или иную огородную культуру шло перераспределение овощей и на первое место выдвигались другие. В этой связи можно было бы указать еще на картофель и кукурузу, которые появились в ополье в 30-х годах XIX столетия, но эти культуры очень быстро перекочевали с гряд в полевые условия, местами образовав даже «четвертое овощное поле». Этому, безусловно, способствовали общественные запашки, которые поощряло правительство.
Итак, из всего сказанного напрашивается вывод, что огородничество, как особая форма земледелия, возникло в опольных уездах Владимирской губернии тогда, когда появился надежный рынок сбыта.
На огородах Суздаля, например, в силу этой причины прижилась даже такая «вредная» культура как хрен, сильно засоряющая почву. Местные жители сумели сделать из нее значительную статью дохода. Им удалось организовать сбыт хрена в широких размерах в Санкт-Петербург и Москву. Благодаря тому, что рынок оказался таким громадным, спрос значительно превышал предложение, особенно на высокие сорта, и цены на него все время росли, — производство суздальского хрена процветало. К копке хрена приступали около Покрова (ок. 14 октября по нов. ст.). Выкопанный в это время продукт считался лучшим по качеству, но не всегда удавалось его вырыть: иногда захватывали морозы и снег, и тогда работу приходилось откладывать до весны. Помимо того, что пропускался главный сезон сбыта хрена, продукт весенней копки по качеству получался ниже осеннего, и в такие годы огородники выручали за хрен меньше. Но в общем и целом, в хорошие годы, каких было немало, выручка от продажи хрена покрывала расходы по обработке огородов.
Надо заметить, что себестоимость культуры хрена складывалась в основном из приемов копки его, очистки и сортировки. Никакого другого ухода он не требовал и прекрасно помещался на грядах между луком и огурцами. Единственная трудность, которая удорожала возделывание хрена, это невозможность перепахивать гряды, чтобы не повредить другие культуры. Приходилось осторожно перекапывать их, что, несомненно, было делом несколько трудоемким. Сбывался в сыром виде только хороший корень, мелкие же корешки поступали для переработки в местные терочные заведения, где хрен легко перетирался и продавался затем на базарах в виде порошка.
Те же самые причины повлияли и на возделывание хмеля, только рынок сбыта у него был в основном местный. Хмелеводство в ополье появилось под влиянием крестьянского пивоварения. Известный исследователь кустарных промыслов Владимирской губернии В. С. Пругавин в 1884 году писал:
«Из специальных культур мы находим здесь хмелеводство, которое приютилось в самом плодородном уголке Юрьевского уезда — в Глумовской волости. Оно было занесено сюда из соседнего Суздальского уезда. Прежде хмелеводство находилось здесь в цветущем состоянии, охватывало 10 селений и доставляло значительные выгоды. В последнее время промысел этот, однако, упал и нет данных рассчитывать на скорое его оживление. Причины упадка хмелеводства кроются в неблагоприятных условиях для его сбыта и отчасти в нерациональных приемах культуры хмеля, практикуемых глумовскими крестьянами. В Юрьевском уезде возделываются три сорта хмеля: починский, называемый здесь рохляком, ранний — с маленькими шишками и брусковый, который по величине представляет собой нечто среднее между указанными сортами. Вообще все это грубые сорта хмеля, идущие для приготовления крестьянских браги и пива. Последнее раньше в громадных количествах варилось крестьянами, которые предъявляли большой спрос на глумовский хмель. В каждом селении устроены были особые котлы и чаны для варки пива, причем несколько домов, по 2 — 3 и по 6 — 8, соединялись в артели и устраивали общую варю. Иные селения издерживали на это по 10 — 15 пудов хмеля ежегодно. В селе Бережке, например, еще за месяц до Николина дня начиналась варка пива. С начала 60-х годов этот промысел начал заметно сокращаться. Сейчас только в исключительных случаях, а именно к храмовым праздникам, еще варят пиво в с. Бережке, но в сравнительно небольшом количестве. С прекращением производства крестьянами пива иссяк и главный рынок сбыта глумовского хмеля. В Москву он не идет, так как там пользуются спросом более лучшие сорта. Вследствие этого цена на хмель резко упала. Если лет 30 — 40 назад пуд его стоил около 40 рублей, то теперь всего 2 — 3 рубля. Правда, многие крестьяне не одобряют его еще и потому, что он требует много навоза. По их словам, у хмелеводов рожь родится сам — 4, а овес сам — 3, тогда как в волости средний урожай ржи сам — 5,5, а овса сам 4 — 4 ½ . Притом с хмелем приходится возиться в самую горячую пору, во время жатвы хлеба. Два года назад Юрьевское общество сельского хозяйства предприняло попытку поднять упавшее здесь хмелеводство. С этой целью крестьянам были розданы бесплатно корни баварского хмеля. К сожалению, весной хмельники очень пострадали от поздних и сильных заморозков. Какова дальнейшая судьба этой попытки — покажет будущее».
От себя добавим, что попытки поднять упавшее хмелеводство в ополье дали свои результаты. Хотя и не в таких больших размерах, но хмельники продолжали существовать здесь вплоть до начала советской коллективизации. Вот какие цифры, например, приводит статистика на начало ХХ века по Суздальскому уезду:
«В 45 селениях и сейчас имеется 161 тысяча тычин хмеля. Главный центр хмелеводства — Гавриловская волость со 150 тысячами шестов хмеля, остальные переходят в Юрьевский уезд (11 тысяч). Площадь всех хмельников в Гавриловской волости составляет 42 десятины. На десятине ставится до 6 тысяч шестов хмеля. Сбор со 100 шестов от одного до двух пудов. Средний сбор равен 60 фунтам, следовательно, с 1 десятины хмельник дает от 60 до 120 пудов хмеля. Цена хмеля колеблется от 3 до 8 рублей за пуд, иногда 9. Поэтому валовой доход с десятины может быть от 300 до 455 рублей и выше, а чистый — не менее 224 руб. Хмель отсюда продается приезжим скупщикам из Суздаля и других городов».
На основании всего сказанного можно сделать вывод, что если огородные культуры и не влияли прямо на изменение трехпольной системы земледелия, то очень сильно подрывали ее монополию. Огородничество — это, конечно, совершенно иная, более интенсивная форма ведения хозяйства, возникшая, главным образом, на малоземелье и при относительном достатке рабочих рук. Что же касается полевых культур, то они продолжали существовать в рамках трехпольной системы, хотя и здесь к концу 1-й половины XIX века начали появляться ростки нового. Тут и там на одном из двух полей у крестьян стали появляться полоски льна, конопли, репы, картофеля. Под влиянием общественных запашек в 40-х годах возникло даже четвертое овощное поле, на котором под удобрение высаживали главным образом корнеплоды (картофель, турнепс, рапс и др.). Это поле решало не только продовольственную проблему в трудные годы, но и улучшало кормовую базу животноводства, которое остро нуждалось в коренных изменениях: почти все луга и пастбища были к этому времени распаханы, а тощий крестьянский скот прозябал на паровых полях летом и на соломе зимой. В то же время значительно продвинулось вперед и помещичье хозяйство. В некоторых усадьбах шла интенсивная опытная работа. Так и сейчас представляет интерес эксперимент в имении графа В. Н. Зубова в селе Старом Фетиньине Владимирского уезда, проведенный его другом вологодским помещиком Платоном Семиградским. В этом имении с 1844 года начали сеять озимую рожь весной вместе с овсом или ячменем. Яровые скашивали в то же лето, а рожь, сильно укоренившуюся и давшую обильную зелень, скармливали овцам. На следующий год озимая рожь давала сильные кусты до 2 метров высотой, с колосом до 15 сантиметров и очень крупным зерном. Этот агроприем не потерял своего значения и сейчас, ибо повышение производительности земли остается основной задачей человечества. Совместное культивирование различных растений может устранить отрицательные стороны укоренившейся монокультуры и более соответствует естественному биогеоценозу природы.
