Николай Диомидович Оранский, писатель первой половины XIX века, о котором, если не ошибаемся, не знают даже записные наши библиографы, родился от Диомида Семенова (без фамилии), диакона села Богоявленский погост (близ нынешнего поселка Пролетарский Гороховецкого района), Вязниковского уезда, Владимирской губернии, 6 декабря 1786 года.
Погост в то время был большой, — в нем жили три священника, два диакона и проч. Диомид Семенов в начале 1790-х годов был произведен во священника. Это обстоятельство, надо полагать, дало возможность ему до некоторой степени подготовить сына Николая к поступлению в школу уже несколько грамотным.
Николай Диомидович Оранский
Мальчик Николай Диомидов поступил в 1797 г., с фамилией Оранский, в Вязниковское духовное училище, как в ближайшее. Училище это тогда только что вновь открылось 2 октября 1797 г. Здесь Оранский учился до окончательного закрытия училища 10 августа 1800 г. В сохранившихся списках училища Оранский во все годы обучения аттестован занимающимся «изрядно»; но из дел того же училища оказывается, что обучали там очень немногому. В конце августа 1800 г. ученикам училища было произведено поверочное испытание во Владимирской духовной семинарии, после которого Оранский и был зачислен в воспитанники семинарии. Здесь и в училище обучался он латинскому языку, арифметике, географии, поэзии и риторике. Годы обучения Николая Диомидовича в риторике совпали как раз с первыми годами управления епархией епископа Ксенофонта, который, как известно, был радетелем духовного просвещения, ввел для распорядка в классах учебного материала определенную систему; установленный им распорядок строго соблюдался и за этим следил сам Ксенофонт. Несомненно, введенная система прилежным и даровитым ученикам приносила большую пользу; таким учеником были Николай Оранский.
В 1798 г. Св. Синодом было предложено архиереям, чтобы они, избирая из семинарии лучших учеников, посылали их по два человека в окружные академии для приготовления из них учителей. Из Владимира ученики посылались в Троицкую лаврскую семинарию. Оранский учился настолько успешно, что правление семинарии в 1803 г. нашло вполне справедливым «для образования к учительской должности» отправить и его, как студента философии в Лаврскую семинарию. Там он обучался философии, богословии, истории, еврейскому и немецкому языкам, из коих с первого переводить, а на втором сочинять и говорить мог, — так аттестован при окончании курса.
В 1807 г. курс учения был кончен и Оранский 27 сентября определен в родную семинарию учителем естественной истории и еврейского языка. Еврейский язык в семинарии до 1807 г. не изучали, так что Николай Диомидович явился первым его преподавателем и, как видно, настолько хорошим, что уже в 1809 году воспитанники могли — по обычаю того времени — в тетради различных приветствий епископу Ксенофонту поместить и еврейскую речь одного ученика.
В 1808 г. Н. Д. Оранский был назначен учителем и высшего немецкого класса.
Казалось, все мечты и желания Оранского исполнились, он получил даже учительское место в семинарии; но это его, видимо, не удовлетворяло. Нельзя забывать, что тогдашняя жизнь была сурова — можно
сказать — во всех отношениях и особенно — в материальном. Как ни дороги тогда были деньги и дешева жизнь, все же нищенское жалованье учителей семинарии приковывало к учебному заведению очень не многих, — в обычном случае искали получше места в духовном ведомстве, а другие, более разборчивые и совсем покидали родовое сословие. Так поступил и Н. Д. Оранский. Двух лет не прослужил он в семинарии, как его уже потянуло на волю. Началась обычная для того времени процедура увольнения из духовного звания, формальность, наполненная лжи со всех сторон.
Оранский подал в марте 1809 г. прошение архиерею, где между прочим писал, что он достиг уже тех лет, когда подобно помышлять об избрании себе состояния. Имел он намерение с самого малолетства посвятить себя духовному званию, но — будто бы — застарелая грудная болезнь, часто случающееся головокружение и течение крови из носу делают его неспособным к отправлению священно-служительских должностей. И врачебная управа нашла Оранского одержимым стеснением в груди и головными частыми припадками. 22 февраля 1810 г. Николай Диомидович был уволен в светское звание. Он к этому времени позаботился подыскать себе местечко и 21 февраля 1-й Департамент Московской Палаты Уголовного суда уже сообщил в консисторию, что Оранский подал туда прошение об определении его в число канцелярских служителей. В марте 1810 г. он туда и поступил секретарем.
Дальнейшая карьера Н. Д. Оранского, однако, немного ушла от секретарства: с 1812 по 1814 г. он был секретарем Московского Совестного суда, с 1814 по 1816 г. опять секретарем при управлении Московского обер-полициймейстера, с 1816 по 1818 г. секретарем Тверского губернатора, с 1818 но 1820 г. секретарем Московского Губернского Правления.
Обязанности секретарей всех ведомств и учреждений хорошо известны, особенно старого времени, когда часто секретарь был «и царь и бог». Николай Диомидович, надо думать, был человек дела, его принимают на ответственную по тогдашнему времени должность в любое место, — так зарекомендовал он себя. Но самому Оранскому, надо полагать, все это надоело и в 1820 г. он покинул Москву и в течение трех лет исполнял обязанности Александровского, Владимирской губернии, «волостного смотрителя при дворцовых конских заводах».
Привычка к жизни в Москве тянула туда и Н. Д. к 1826 г. был определен обер-аудитором при Московском военном генерал-губернаторе, кн. Дмитрие Владимировиче Голицыне, причем заведывал секретным отделением генерал-губернаторской канцелярии. Там он служил по 1836 год, и за это время, между прочим, принимал участие в следственной комиссии по делу А.И. Герцена, в качестве обер-аудитора. В то же время, одновременно с аудиторской должностью, Оранский состоял чиновником особых поручений при комиссии по постройке храма Христа Спасителя в Москве.
В январе 1836 г. Николай Диомидович Оранский был назначен смотрителем Павловской больницы в Москве. Эту хотя и не видную, но очень ответственную должность занимал он до самой своей смерти, 11 лет, и скончался 14 января 1847 года. Погребен Н. Д. в Москве на кладбище Данилова монастыря; почти рядом с его могилою в 1852 г. вырыта могила и для известного нашего писателя, Н. В. Гоголя.
Так протекла жизнь Оранского; деятельность его, как видим, была очень разнообразна. Но не эта деятельность, в подробностях нам и мало известная, обращает наше внимание.
Как уже было отмечено, Николай Диомидович стоит в ряду русских писателей. Правда, он писатель очень маленький, ничего особенного он не создал, но — все равно он достоин внимания потомства, потому что своею литературною деятельностью он хоть каплю доброго дела сделал для того великого и могучего, что называется развитием общества. Кроме того, Оранский интересен и как литературный деятель, тщательно скрывавший свое авторство и потому до сего времени неведомый в литературном мире.
Н. Д. Оранский не был завзятым, профессиональным писателем: он любил заниматься литературою только в свободное от служебных занятий время, писал он поэмы, преимущественно духовного и исторического содержания, сочинял стихи и басни. Николай Диомидович однако не страдал манией почитания своих произведений, как делали это другие в то время, — он только некоторые из них напечатал в виде отдельных брошюр и сборников, но все или без имени автора, или под псевдонимом Старожил.
Из напечатанных произведении Оранского известны: «Подарок детям в день Светлаго Христова воскресения. Апреля 14-го дня 1840 года». (М., Упиверсит. тип., 1840 г., 8°, 44 стр.), без имени автора в этом «подарке» помещены две поэмы в стихах на евангельские события: «Голгофа» и «Воскресение Христово» и историческая поэма — «Танкред на горе Элеонской»; далее отдельно издана поэма в стихах из эпохи смутного времени, под заглавием — « Песнь русского барда» (М., в Университ. тип., 1840. 8°, 22 стр.), также без имени автора; в начале поэмы помещено посвящение на имя «друга», подписанное инициалами Н. О. В том же 1840 году была напечатана отдельно поэма «Путешествие в Троицко-Сергиевскую лавру» (М., Университет. тип., 1840 г. 8°), посвященная памяти московского митрополита Платона и вызвавшая отзыв в «Отечествен. Записках» (1840 г., август, стр. 40). Наконец, в 1842 году был издан Н. Д. Оранским сборник стихотворных произведении его, под заглавием — «Стихотворения Старожила» (М., Университет, тип., 1842 . 8°, IV + 141 + 2 нен. стр.), на который рецензия была помещена в «Маяке» 1843 г., т. 9, № 6, гл. 4, стр. 109 — 126. Этот сборник распадается на три отдела; в первом помещена большая поэма в пяти песнях — «Ян Усмович, русский богатырь времен святого Владимира». В предисловии к этой поэме, посвященном «Моим друзьям», автор между прочим говорит:
«Старину любя родную,
В честь вождя родной страны
Спел и песню боевую
Я напевом старины».
Во втором отделе сборника «Стихотворений» помещены поэмы: «Пересвет», «Виритская царевна», «Потоп», «Чародей», большие оды — «Северное сияние», «Жизнь», «Ночь», «Суета суетствий, - всяческая суета», и стихотворения — «В альбом дочери в день ее бракосочетания, 28-го апреля 1841 года», «Прощание» и «Воспоминание»; наконец в третьем отделе находятся басни, написанные автором в молодых годах: «Орел и Куница», «Лисица и Кошка», «Встреча» (притча), «Медведь и Волк», Щенок и Хорек», «Овца, Свинья, Пастух и Волк» и «Две собаки».
Кроме произведении Н. Д. Оранского, изданных отдельными брошюрами, некоторые стихотворения его помещены были в тогдашних журналах; перечислить их нет возможности, и именно благодаря тому, что часть их напечатана анонимно. Выше упомянутая ода «Северное сияние» первоначально была помещена в «Москвитянине» 1841 г., в № 5. Потом известны стихотворения Оранского, напечатанные в журнале «Маяк» под псевдонимом Старожил в 1843 г., т. 9. № 6 — «Единоборство Нестора Солунянина (Событие времен гонения на христианство»); т. 11 — «На кончину Петра Ивановича Озерова»; т. 12 — «Комета»; в 1844 г., т. 14 — «Никомидийская дева» (Событие времен Максимиана Геркула); т. 15 — «На кончину графини Н. А. Зубовой»; т. 17 — «Елеонская песнь» в 1845 г., т. 19, № 1, гл. I, стр. 1 — 24 — поэма « Князь Фёдор Юрьевич Рязанский».
Из произведений Николая Диомидовича сохранились в рукописи (неизвестно — были ли напечатаны): стихотворение — «Воспоминания освобождения Москвы от Галлов», стихотворение — «Воспоминание поэта о старине», стихотворение «Село Влахернское» (бывшее имение князя С.М. Голицына, иначе «Кузминка» под Москвой) и стихотворение переданное наследниками во Владимирскую Ученую Архивную Комиссию. Наконец, нужно отметить, что сохранился также составленный Оранским черновой текст акафиста князю Даниилу Московскому.
Когда Н. Д. Оранский обучался в Троицкой Лаврской Семинарии, он в 1805 г. вспомнил там праздновавшееся ежегодно в январе месяце Владимирской семинарией тезоименитство епископа Ксенофонта; как видно, уже тогда студент философии довольно бойко писал стихи, — он в этом году прислал любимому всеми епископу ко дню его ангела тетрадь со стихами, в которой было помещено его стихотворение «Изображение». Это стихотворение после, в 1901 г. было напечатано в «Трудах
Владимирской Ученой Архивной Коммиссии» (кн. III, стр. 205 — 210, и оттуда в отд. оттиске статьи «Литературные опыты воспитанников Владимирской духовной семинарии в начале XIX столетия» (стр. 33 — 38).
Вот все, что нам известно о литературной деятельности Оранского. Написал он не много, написал почти все это в довольно зрелом возрасте. Все литературные произведения его проникнуты глубоким религиозным настроением, патриотизмом и любовью к старине; в стилистическом отношении в них заметно влияние Хераскова и Державина. Издавая в 1842 г. «Стихотворения Старожила» и вполне сознавая свою отсталость от века, «от издателя» в предисловии говорится, что «лета юности автора современны летам зрелаго мужества Державина. Песнопения сего знаменитого Барда и великого Ломоносова переходили тогда из уст в уста, как некогда песни Оссиана у горных обитателей Шотландии. В училищах затверживались они учащимися как образцы высокого, истинно-поэтического. Изучение образцов в юности основывает настроенность духа, похожую на подражание. А в существе она есть только сочувствие с первообразами, совпадение взгляда и мысли».
Для нашего времени произведения Николая Диомидовича сильно устарели, особенно его поэмы, и читать их теперь очень трудно, тем более, что писания Оранского далеки и от «первообразов». Басни и мелкие стихотворения еще по плечу были поэту и потому вышли более (сравнительно) удачными, более жизненными, чем «стихотворные размышления».
