Константин Николаевич Твердислов (Вязниковский)
Икона, Константин Николаевич Твердислов (Вязниковский)
Протоиерей Константин Николаевич Твердислов, которому по воле Божией суждено было в годину тяжких гонений на Церковь славно запечатлеть мученическою кончиною исповеднический подвиг незыблемого стояния в вере Христовой, - родился 1-го мая 1881-го года (день празднества иконе Божией Матери, именуемой «Нечаянная Радость») в небольшом уездном городе Гороховце Владимирской губернии от благочестивых мирян Николая и Александры. Будучи добрыми прихожанами Гороховецкого Благовещенского собора, они уже на третий день по рождении принесли младенца во храм, где над ним было совершено Таинство святого Крещения.
Хотя отец Константина Твердислова по роду своих занятий и принадлежал к почтовым служащим, однако на несомненное происхождение его из духовного сословия прямо указывает наследственная фамилия. Она образована из названий букв церковнославянской азбуки: «слово» и «твердо», а известно, что с конца XVII вплоть до второй половины XIX века, элементы богослужебного языка использовались в России только при создании особых «семинарских фамилий», которые по благословению священноначалия присваивались воспитанникам духовных школ, как правило, с целью отметить их примерное поведение, нравственные достоинства или успехи в учебе. Фамилия «Твердислов», очевидно, была дана предку будущего отца Константина в награду за усердие и прилежание, за точные и уверенные ответы в классе.
Искренне желая возобновить семейную традицию служения Церкви Христовой, благочестивый отрок Константин, с младых лет преисполненный горячей любовью к Богу, поступает сначала в Муромское духовное училище, которое оканчивает в 1896-м году по первому разряду, а затем - во Владимирскую духовную семинарию.
25-го марта 1902-го года, на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, Константин посвящен в стихарь. Из стен семинарии, обнаружив за время обучения похвальное добронравие и отменные познания, он 15-го июня 1902-го года выпущен опять же в числе лучших воспитанников с почетным званием «действительного студента», дающим право или поступить в Академию, или занять должность школьного учителя.
Промыслом Божиим Константин Твердислов избирает второй путь. И в течение двух лет по окончании семинарии - с августа 1902-го года по июнь 1904-го - преподает во второклассной школе села Давыдова Переславского уезда Владимирской губернии, приобретая здесь тот драгоценный педагогический опыт, который впоследствии, когда он станет уже пастырем и педагогом гимназии, будет высоко оценен его благодарными и чуткими питомцами, видевшими, по их единодушному отзыву, в своем наставнике: «прекрасного отца-законоучителя, умевшего своими увлекательными, доступными… пониманию объяснениями высоких религиозных вопросов и истин приковывать… внимание к урокам Закона Божия, искренне убежденного и умелого духовного руководителя, красноречивого преподавателя и всегда отзывчивого, доступного, доброго человека».
В июне 1904-го года Константин Твердислов сочетался церковным браком с дочерью священника села Маймора Юрьевского уезда Владимирской губернии Еленой Георгиевской.
В семейной жизни отец Константин всегда являл собою трогательный образ заботливого главы своей малой «домашней церкви», утверждая в ней высокий дух христианского благочестия, ненарушаемого мира и взаимной любви друг ко другу. Трем своим дочерям он постоянным примером собственной незлобивости внушал послушание и кротость нрава. «Папа был необыкновенно добрым», вспоминала впоследствии одна из них.
Неустанный проповедник слова Божия
«...деянии обрел еси, богодухновенне, в видения восход» (Тропарь священномученику общий, глас 4-й)
1-го августа 1904-го года Константин Твердислов был рукоположен Преосвященным Никоном (Рождественским), епископом Муромским, в сан пресвитера к Свято-Воскресенской церкви города Юрьев-Польского, а впоследствии был назначен настоятелем этого храма.
Как ревностный служитель Алтаря Христова, отец Константин неусыпно возгревал и поддерживал в душе своей огнь божественной благодати, полученный им при священнической хиротонии. Он жил, поминутно осознавая глубину своего пастырского долга, и не щадил сил, дабы соответствовать исключительной высоте иерейского призвания.
Наделенный от Господа красноречием, неустанно проповедовал он слово Божие. «Владимирские епархиальные ведомости» часто публиковали его поучения, беседы и статьи нравственно-религиозного содержания. Проникнутые горячей любовью к Богу, незыблемой убежденностью в истинах православной веры и сыновним послушанием Матери-Церкви, служили они к назиданию современников отца Константина в основах христианского благочестия.
Однако проповеди будущего священномученика наглядно свидетельствуют еще и о том, что за чистоту искренне преданного Богу сердца, он сподобился от Него благодатного дара предвидения, чудесной способности прозревать духовными очами грядущее. Ныне во всей полноте можем мы оценить поистине пророческий смысл, заключенный в пламенных предостережениях отца Константина.
Еще в 1905-ом году, после Русско-Японской кампании, во время гражданской смуты, горьких раздоров и взаимного ожесточения, когда, по слову батюшки, «самозваные учители, которые уже есть и разведется их много, отвлекают христиан от Бога, Церкви и пастырей», он с болью и состраданием вопрошал: «Разве это не бесспорная истина, что братоубийцы и братоненавистники, избивая, кого вздумается, разрушая, что придется, разъединяя взаимно людей, тем самым ведут к... распадению царства и, стало быть, к безначалию и бесконечным злоключениям всех граждан российских? Разве не может случиться, что другие народы, видя гибель государства от междоусобицы, придут и возьмут в нем, что им нужно?.. Что же после этого невероятного, если Бог правосудный может попустить и совершенную гибель нашего Государства?» Богооткровенные предвидения о близящихся грозных событиях первой мировой войны и распаде прежней российской государственности, отец Константин, недерзновенно облекал в форму вопросов, «ибо мы, - согласно апостолу, - отчасти знаем, и отчасти пророчествуем» (1 Кор. XIII, 9). Обращаясь к пасомым, батюшка призывал их к искреннему покаянию, к жизни по Господним заповедям, к теплым молитвам, к братской любви и единению, дабы Бог отвратил от народа весь гнев Свой, праведно движимый на него.
Настоятельство отца Константина во Свято-Воскресенском храме города Юрьев-Польского пришлось на самое начало XX столетия, когда наше общество, прельщаясь лукавыми идеями века сего, с немалой опасностью для себя внимало голосам разного рода безбожных соблазнителей. «Сыны Церкви!.. - предупреждал батюшка. - Будьте осторожны! Не доверяйтесь им... они часто говорят лишь из самомнения, высокоумия, из тайных личных выгод, но не знают ни духа, ни силы Божия, которая подается только лицам богопреданным и любящим религию».
Уже в 1910-м году, задолго до богоборческих гонений на Церковь, в своем торжественном «Слове на день Светлого Христова Воскресения», отец Константин проницательно призывал верных чад церковных к стойкости. Многим из них, несомненно, предстояло впоследствии претерпеть поношения за веру и понести множество скорбей. «...Смиренные, кроткие, миролюбивые, - обращался к ним священник, - самоотверженные исповедники и поборники Божьей правды, справедливости и любви, объявитесь ныне. Объявитесь, потому что ныне ваше время, ваши дни, ваше торжество по преимуществу». И, явно приглашая мужественных исповедников войти днесь в радость Воскресшего Господа, отец Константин в то же время прикровенно предрекал им грядущие страдальческие венцы и ликование небесное в сонме новомучеников российских.
Не были, очевидно, сокрыты Господом от отца Константина и пути людские. Примерный прихожанин храма Воскресения Христова фабрикант Николай Алексеевич Ганшин - Юрьевский городской голова и церковный староста - из набожного усердия обновил наличные средства зимний приходской храм во имя святой великомученицы Варвары.
По малом освящении его, 11-го октября 1909-го года, батюшка обратился к благотворителю с задушевным словом. Сердечно поблагодарив его за «большие жертвы», за «руководительные неутомимые хлопоты», за незабываемые для причта и пасомых «беспокойства и усилия», когда старосту «с утра... до вечера видели в храме... совместно с рабочими трудящегося, чтобы все вышло возможно лучше», и добавив, что в знак «такого поистине примерного служения Дому Божию» он «и счел долгом вместе с причтом и пасомыми поднести» ктитору и почтительный «адрес, и... священный лик Великомученицы», отец Константин сделал продолжительную паузу, словно бы подчеркивая ею значение тех слов, которые собирался произнести, и проникновенно, теплым ласковым голосом обратился к Николаю Алексеевичу. «Но если бы мне, пастырю, - сказал он - ограничиться только этим, то это было бы еще не все. Есть еще дар у меня, который не могу не преподать тебе. Этот дар - священное пастырское благословение. Ты, несомненно, знаешь истину Слова Божия, что «благословение отчее утверждает домы чад». Если же таково по своему значению благословение своих детей плотским отцем, то во сколько же раз значительнее благословение духовным отцем своих духовных детей, если оно преподается и принимается с должной верою?! Вот это-то пастырское благословение и преподаю я тебе, как один из драгоценнейших для верующего даров...» И батюшка принародно осенил сложенными для иерейского благословения перстами своего духовного сына, про которого говорил: «дорогой моему сердцу».
Показательно при этом, что, отец Константин преподал Николаю Алексеевичу благословение Божие не на дальнейшие труды - а обязанностей он имел немало: и как заводчик, и как градоначальник, и как попечитель гимназии и церковно-приходской школы, и как деятельный благотворитель, - пастырь же благословил его как православно верующего христианина, каждый из которых ведает, что высшая цель их — «бессмертная и блаженная жизнь» о Господе и что «многими скорбями надлежит войти нам в Царствие Божие» (Деян. XIV, 22).
После разрушительной революции Николай Алексеевич разделил печальную земную участь большинства российских предпринимателей. Лишенный всего имущества, он был изгнан из родных мест и скончался в нищете и безвестности. Но, оставаясь до конца своих дней верным чадом Церкви Божией, в бедах и нуждах, не мог он не вспоминать с отрадой святое благословение, преподанное ему любимым пастырем и сопровождавшееся знаменательными словами, в которых отец Константин вверял его молитвенному предстательству святой Варвары, претерпевшей Христа ради бесчисленные страдания: «...непрестанный покров святой Великомученицы да будет с тобою всегда...». Недаром учат святые Отцы Церкви, что «благословение есть преподаяние освящения» (26-е Правило Шестого Вселенского Собора), то есть святой благодати. Ею-то и оделил своего имеющего принять скорби духовного сына отец Константин, и сам предызбранный от Бога к подвигу мученичества.
В 1910-м году отец Константин, по благословению священноначалия, выступил на страницах «Владимирских епархиальных ведомостей» с циклом статей, посвященных животрепещущему вопросу об оживлении церковно-приходской жизни. Эти очерки, также как и его проповеди, преисполнены не только серьезных и убедительных рассуждений, но и тонких предвидений о судьбах православной Церкви в нашем Отечестве.
Отвечая на широко распространенное в современном ему обществе мнение о необходимости устройства на православных приходах всевозможного рода общественных организаций, отец Константин бдительно предупреждал, что это таит в себе известную опасность, «в особенности в наши дни, когда и устная, и печатная пропаганда разнообразных политических, социальных... и антирелигиозных доктрин, до открытого атеизма включительно, уже успела в той или иной степени поколебать религиозно-нравственные устои не только многих мирян, но иногда и клириков... Как дом, построенный на зыбкой почве и плохо скрепленный, не может долго стоять, но рано или поздно непременно рухнет и погубит или изранит находящихся в нем, так точно и... организация, устроенная без необходимого для нее устойчивого основания в душах ее членов, в конце концов... внутренне должна распасться и духовно искалечить многих, состоящих в ней».
Благоговейный служитель Церкви, отец Константин справедливо полагал, что оживление приходской жизни должно лежать в русле непрестанного «укрепления пастырями в себе и пасомых» подлинно христианской настроенности и духовного единения в вере ради «совместного и деятельного осуществления воли Божией», ради спасения души, однако никак не в создании каких-либо внешних организаций, основанных на суетных страстях и преходящих идеях многомятежного века сего, пагубное увлечение которыми и способствовало впоследствии возникновению в истории нашей Церкви прискорбного явления, известного под названием: «обновленческий раскол».
Именно духовное ослепление тех, что из самомнительности и высокоумия примкнули в будущем к этому расколу, тех, про кого апостол говорит: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. II, 19), - их нестойкость в вере и обличал пресвитер Константин. У них, - писал он, - «под влиянием противных православию учений, которыми, кстати сказать, они при случае весьма интересуются, часто свивают себе прочное гнездо религиозные сомнения в такой силе и разнообразии их и в такой податливости и покорности им, какие положительно недопустимы в сане священника... Подобные пастыри духовно развращают православных мирян и притом едва ли не в большей степени, чем открытые враги веры и Церкви».
Предостерегая собратьев от пагубных обольщений мудростью века сего, отец Константин призывал их к вере сердечной, не рассуждающей: «В истинно-религиозной жизни... незримо руководит Дух Святой, Который ближе к тем, кто более того достоин, и, в частности, к «младенцам» в вере». Ибо таковые «могут быть для нас в религиозном делании весьма благотворными советниками, хотя бы, вообще говоря, в интеллектуальном отношении и стояли гораздо ниже нас».
Характеризуя духовное состояние православных мирян, отец Константин с беспокойством, присущим его пастырскому сердцу, болезнующему о стаде словесном, не мог не заметить, что «очень и очень многие совершенно не живут сознанием и чувством своего сыновства Православной Церкви: ее интересы для них есть что-то как бы вовсе их не касающееся, совершенно им чуждое, в лучшем случае весьма смутно ими понимаемое», а «внимание к своей Церкви» испытывают они «часто не столько в положительном, сколько в отрицательном смысле» - с точки зрения «всевозможных противоправославных и даже антирелигиозных соблазнов».
Предосудительное равнодушие и греховное неприятие Церкви, чутко отмеченные пресвитером, и стали теми злыми семенами, из которых возросли плевелы грядущих гонений. Духовно проницательный пастырь в преддверии наступающих бедствий с тревогой взывал: «...едва ли не самым главным будет — надлежаще ознакомлять паству с тем известным понятием апостола Павла о Церкви, пс которому она - живой организм, в котором Глава - Христос, а тело - все верующие, как органические его части, способные правильно жить только в неотделимости от организма, в связи с его жизнью. Лишь на этом понятии о Церкви, если оно войдет в плоть и кровь пасомых, может зародиться в их душах тот желанный дух церковной соборности, по которому они поймут необходимость и ощутят потребность служить Церкви и лично, и сообща будут болеть ее печалями и радоваться ее радостями... ясно осознают и восчувствуют, что они не только чада Божии, но и присные сыны Церкви, духовно обязанные ее любить и ей посильно служить...»
А 16-го февраля 1914-го года, в воскресный день первой седмицы Великого Поста, когда святая Церковь празднует торжество православия над язычеством и древними ересями, отец Константин огласил в Юрьев-Польском храме Вознесения Христова свое впечатляюще вдохновенное и оказавшееся воистину пророческим «Слово в неделю православия». Красноречиво поведав собравшимся о пламенной вере апостолов и святителей в несокрушимую мощь православия и об их беззаветной любви к нему, которые помогли древне-церковным поборникам веры, с помощью Божиею, насадить и отстоять ее от жестокого натиска разного рода гонителей и лжеучений, пресвитер произнес:
«А потому пусть и в наше время враги нашей святой православной Церкви разными способами тайно и явно силятся поколебать ее Божественный авторитет и пусть в этом случае они иногда имеют успех, потому что вера некоторых православных, действительно, ослабела. Не станем в малодушии смущаться этим. Ведь, нельзя забывать, что все это в той или иной степени есть лишь повторение того, что было в древности, когда... враги православной Церкви не останавливались ни перед чем, чтобы стереть ее с лица земли; когда распространение ересей доходило до таких размеров, что для православия, казалось, не оставалось и места; когда бывали даже такие времена, что еретики господствовали над православными целыми столетиями, так что не одно поколение последних умирало в том наблюдении, что как будто православие поколеблено и обречено на явную и окончательную погибель, а та или иная ересь восторжествовала раз навсегда. А потому, если все эти тревожные, тягостные, печальные и, казалось, весьма опасные явления для нашей Богодарованной Матери-Церкви, в конце концов, завершились тем торжеством, годину которого мы ныне празднуем, то, очевидно, того же самого следует ожидать и теперь. Потому-то Начальник и Совершитель нашей веры и предупредил святых апостолов: «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют Ей» (Мф. XVI, 18), и еще: «в мире будете иметь скорбь, но будьте мужественны: Я победил мир» (Иоан. XVI, 33). Да, братие, вот уже две тысячи лет почти эта истина остается непоколебленной. Можно ли после этого сомневаться, что такою она пребудет и впредь?»
Накануне горестных для нашего земного отечества времен, - которые, по оправдавшемуся ожиданию отца Константина, вновь потребовали от сынов Церкви исповеднической стойкости, но увенчались ныне, как и в былые века, неминуемой победой православия, - пастырь провидчески обращался к своим духовным детям с горячим призывом:
«Будем же и мы мужественны: станем непоколебимо верить в твердое, несокрушимое стояние православной нашей веры на земле, какие бы бури и волны неправых учений и страстей ни обрушивались на нее... Потщимся же с такой любовью и самоотвержением служить святой православной Церкви, с какой ей служили ее святые апостолы и святители. Тогда мы не только самих себя поставим на твердом камени веры, так что не страшны будут никому из нас никакие волны лжеучений, но своим примером и других предохраним от них. А это соделает нас достойными продолжателями подвига названных насадителей и поборников православия на земле, что низведет на нас и их молитвенное за нас ходатайство, и Божие к нам благословение».
Слова эти промыслительно сбылись и на самом сказавшем их отце Константине, предуготованном от Господа к незыблемому стоянию в вере «даже до крове». И неслучайно, Церковь Христова, определяя в общем тропаре суть священномученического жития, предшествующего славной кончине, воспевает: «И нравом причастник, и престолом наследник апостолом быв, деянии обрел еси, богодухновенне, в видения восход» (Похожий и по характеру, и по преемственности сана на апостолов, делами достиг ты подъема на высоту богодухновенных видений!). И вот, отец Константин, прежде постигших и Церковь нашу, и его самого, как верного ее служителя, злостраданий, духовно предвозвестил их, подтверждая слова апостольские: «никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Пет. I, 21).Пастырь добрый
«Вера без дел мертва есть» (Иак. II, 18)
Служа на приходе Воскресенского храма в Юрьеве-Польском, неустанно радел отец Константин о церковной благотворительности. Средства, жертвуемые прихожанами, хранились у настоятеля, и решение о расходовании их принимал он сообща с благотворителями. Приход постоянно заботился о семьях, оказавшихся в нужде из-за потери или болезни кормильца, закупал им на зиму дрова, оказывал иную помощь.
И несомненны были добрые результаты насаждаемой отцом настоятелем церковной благотворительности. В первую очередь - для самих жертвователей: она питала и укрепляла в их сердцах высокое чувство сострадания и любви к бедствующим собратьям, побуждала верующих восходить от силы в силу в делании добра, духовно сближала их. На приходских собраниях они, воодушевленные общим и дорогим для них делом, в один голос говорили «не о том, где денег взять, а о том, что надо больше о добре думать, тогда и средства притекут».
Драгоценна была благотворительность и для облагодетельствованных. Облегчая их телесные страдания, она в то же время содействовала и христианскому возвышению душ. Так одна из облагодетельствованных до такой степени была потрясена принятым в ней, неожиданным для нее участием, что раскаялась и решительно порвала с падением из-за нужды, которого дотоле не стыдилась. Другой, - злоупотреблявший от нищеты и горя хмельным зельем, - навсегда оставил свое пагубное пристрастие. А один обеспеченный человек, узнав, что его многодетной родственнице помогают посторонние люди, устыдился собственного жестокосердия и сам стал обеспечивать ее. И подобных примеров было множество.
Еще отец Константин учредил у себя на приходе особую «кружку для нищих». Миряне опускали подаяния только в эту кружку, которую держал, стоя на паперти, один из нищих по выбору настоятеля, причем исключительно во время выхода богомольцев их храма. А кружечный сбор справедливо распределял между просителями сам батюшка в воскресенье после вечерней службы. При обильной милостыне ее раздавали также неимущим из других приходов. Все нищие искренне благодарили настоятеля за нововведение, поскольку стали получать милости гораздо больше, чем раньше.
Прежде чем оделить нищих, отец Константин всякий раз обращался к ним с поучительным пастырским словом. И эта «духовная лепта», как называл свои собеседования сам батюшка, была для них «настолько ценнее, насколько душа ценнее тела». Некоторые из нищих под влиянием увещеваний священника начали трудиться по мере сил и немощей своих, посещать храм для молитвы, исповедоваться и приобщаться святых Христовых Тайн.
Стараниями отца Константина была основана и приходская духовная библиотека. Поначалу жертвователи слегка сомневались в полезности этого начинания, однако батюшка убедил их, что «благотворение для души, хотя бы и чрез библиотеку, драгоценнее благотворении для тела». И действительно, библиотекой стали регулярно пользоваться прихожане всех возрастов и сословий.
Одним из первых по епархии, согласно благословению архиепископа Владимирского и Суздальского Алексия (Дородницына), ввел отец Константин народное пение в храме. Преодолев предубежденное отношение некоторых мирян к возрождению этой древней церковной традиции, внушив им, что «общее пение завещано примером Самого Господа Иисуса Христа, воспевшего псалмы после Тайной вечери со всеми апостолами (Мф. XXVI, 30)» и потому «долг всякого верного христианина - поддерживать это святое дело», батюшка поставил народное пение за богослужением на такую высоту, что оно вызывало у богомольцев светлые слезы благоговейной радости и умиления. Приход, по слову отца Константина, единодушно осознал то, «что Богу нужно, прежде всего... не искусство пения, а сердце, молитвою проникновенное».
Подобно своему великому современнику — святому праведному Иоанну Кронштадтскому - батюшка возвышал голос, исполненный сердечной боли и любви к падшему человеку, против такого бедствия, как пьянство. «Если мы не хотим забыть свое высокое и многообязывающее звание христианина... - внушал он в одной из бесед, - мы не можем не употреблять неизменно как можно более усилий ума, воли и сердца, чтобы... с помощию Божиею, разнообразно ослаблять в нашей среде влияние «зеленого змия».
Пастырские обязанности отец Константин плодотворно совмещал с широкой религиозно-педагогической деятельностью и общественным служением. В городе Юрьеве-Польском он состоял увещевателем по присутственным местам. В обязанности его входило предупреждать подачу исков по гражданским делам. Кротким словом убеждения склонял он конфликтующие стороны к взаимному согласию и примирению, предотвращая судебные тяжбы. В разные годы отец Константин был также священником Юрьевской тюремной церкви и законоучителем арестантов; преподавал Закон Божий в железнодорожной школе, в реальном училище и частной прогимназии; заведовал церковно-приходской школой при фабрике товарищества «Братья Овсянниковы и А. Ганшин с сыновьями»; входил в состав училищного совета и благотворительного «Общества вспомоществования нуждающимся ученикам Владимирского духовного училища и Семинарии». Питомцы трогательно любили своего отца-законоучителя и высоко ценили его повседневные заботы о духовном просвещении их юных умов и сердец.
В августе1914-го года началась первая мировая война. «Великая и страшная брань народов», как назвал ее отец Константин.
«Нам известно, - обращался он к пастве, - что общенародные бедствия попускаются Богом, между прочим, для того, чтобы чрез них в людях оживлялись так часто замирающие в дни их безмятежия святые порывы их души. С русскими, благодарение Богу, в данный момент это действительно и случилось... ныне ожило сердечное и деятельное сострадание друг ко другу. Например, крестьяне тут и там постановляют «миром» убрать хлеб и вообще поддержать семьи, вынужденные через войну остаться без отцов-кормильцев и даже без кормилицы-лошади; служащие в разного рода учреждениях подают заявления по своему начальству с просьбою оставить места за их товарищами, взятыми на войну, обещаясь их дело принять на себя; представители промышленности принимают благое участие в положении семейств их рабочих, взятых туда же...»
Сам же отец Константин в эти горестные времена, прежде всего, возносил искренние, усердные и глубокие молитвы о воинах, сражающихся за отечество на поле брани и неустанно призывал пасомых к истинному покаянию. Кроме того, узнав из газет, что «в некоторых приходах Судогодского уезда духовенство решило не принимать даяний при требах от семейств, оставшихся без главы», это «высоко христианское решение» он взял за правило и себе. Он жертвовал из личных средств как в отделение Красного Креста, дабы послужить облегчению страданий раненых, так и в благотворительные организации, помогающие солдатским семьям. Неоднократно посещал он такие семьи, «чтобы пострадать со страждущими и поплакать с плачущими и тем самым облегчить бездонную реченьку их скорби».
Еще в ту пору, когда гражданская печать недальновидно стояла за «войну до победного конца», отец Константин, отличаясь глубоко христианской настроенностью духа, в одной из своих статей назвал вооруженное противостояние людей «великим мировым злом». «Идеал международной жизни человечества, - писал он, - не войны, а мир и благоволение». И дерзновенно предвозвещал, что благословенная любовь и взаимопомощь - «тот основной духовный путь жизни, который, в конце концов, только и может привести человечество к столь желанному для него миру...» и что «...идя по этому пути сами и ведя по нему других, каждый из нас будет служить через свой народ приближению к одному из величайших благодеяний для всех людей». Установление мира, по словам батюшки, - тот «исторический подвиг, которого ждут... не только Родина, но и все цивилизованное человечество, а, главное, Бог!!!» Дальнейшие события, когда наше отечество, пускай даже ценою серьезных утрат, первым заключило мир с противоборствующими державами, опять же чудесно подтвердили справедливость вдохновенных речений отца Константина. Ибо, по верному замечанию приснопамятного Патриарха Московского и всея Руси Сергия «случайностей для христианина нет и...в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели».
Подвижник веры
«В мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. XVI, 33).
Наделенный от Господа несомненными духовными дарами, отец Константин был, тем не менее, крайне требователен к себе и, по истинно христианскому смирению, считал познания, вынесенные им из семинарии, недостаточными для священнического служения в такое сложное время, каким справедливо виделось ему начало XX столетия. Он испытывал, по его собственным словам, «неослабный интеллектуальный интерес к православной вере», и полагал «одним из самых главных своих дел - по мере сил и возможности углублять и расширять свои знания о ней».
И когда, на основании определения Святейшего Синода от 22 - 24-го марта 1916-го года, правлениям Духовных Академий дозволено было принимать в число студентов первого курса женатых священников, отец Константин почтительно обратился с прошением на имя ректора Московской Духовной Академии епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского).
«Запросы современной жизни, - писал батюшка, — настойчиво и повелительно требуют от работника на Божьей ниве возможно большей основательности, отчетливости, углубления и расширения богословского понимания и знаний. Отсюда родилась во мне потребность, оставив приход и законоучительство в местной женской гимназии, освежить и расширить свое среднее образование в стенах высшего учебного заведения. Верный этой потребности, имею честь почтительнейше просить Ваше Преосвященство благоволить принять меня в состав нового первого курса вверенной Вам Духовной Академии».
Перед отъездом любимого настоятеля в Сергиев Посад прихожане трогательно простились с ним и поднесли благодарственный адрес, который содержал такие сыновне теплые и нежные слова:
«Двенадцать лет мы пользовались Вашим благородным учением, которым Вы так часто духовно учили и утешали нас, произнося Слово Божие как в храме, так и в домашних беседах. Не мы одни, дети Ваши духовные, утешались Вашим учением, ему с удовольствием внимали и прочие наши сограждане. А также просвещенные труды Ваши на пользу юношества всеми весьма высоко ценились.
Мы, дети Ваши духовные, сроднились с Вами и искренно любили Вас, любили как духовного отца, любили как разумного наставника и собеседника, и каждый из нас спешил поделиться с Вами горем и радостью...
Для нас утешительно то, что Вы оставляете нас с миром и не ради каких-либо... почестей земных, а исключительно только из благородной жажды - дополнить свое образование на благо человечества и Церкви Христовой».
Однако учиться в Академии отцу Константину довелось лишь в течение двух неполных лет. Революционные события февраля, а затем - и октября 1917-го года поставили Духовную Академию в Троице-Сергиевой Лавре на грань закрытия «Из зданий нас постепенно вытесняют, - с горечью писал в то время профессор И.В. Попов петербургскому коллеге Н.Н. Глубоковскому, - а денег на содержание Академии у Церкви нет».
В связи с наступившим голодом отец Константин вскоре занемог острой формой малокровия. Недуг его сопровождался сильными головными болями и кровотечением из носу. Поэтому, сдав экзамены за второй курс академии, батюшка в июле 1918-го года вернулся в родную Владимирскую епархию. Вначале он был назначен настоятелем одного из сельских приходов, а затем переведен в город Вязники - клириком Свято-Казанского собора.
Начался последний, самый сложный период служения отца Константина Церкви Христовой, пришедшийся на время богоборческих гонений.
К середине двадцатых годов ХХ века было принято и административно закреплено множество крайне стеснительных для Церкви мер. В частности, взимание с приходов непомерного сбора за страхование певчих. Меморандум, с которым обратился тогда будущий Святейший Патриарх Сергий к правительству, содержал такой пункт: «За неимением у церквей хозяйства, налог естественно падает на членов религиозной общины и является, таким образом, как бы особым налогом на веру, сверх других налогов, уплачиваемых верующими наравне с прочими гражданами».
Именно за несвоевременную уплату этого несправедливого и разорительного налога летом 1928-го года на церковный совет Вязниковского Свято-Казанского собора, членом которого состоял и отец Константин, был по суду наложен колоссальный штраф. Чтобы уплатить требуемую сумму соборное духовенство обратилось к прихожанам с просьбой внести посильные пожертвования. С церковною кружкой для их сбора по храму, как и другие клирики, ходил также отец Константин.
А осенью того же года в газетах стали появляться написанные от имени трудящихся заметки с требованиями закрыть Свято-Казанский собор и использовать его под рабочий клуб. Опечаленные прихожане обращались к городскому начальству с просьбой разрешить собрание верующих, чтобы всенародно обсудить вопрос о закрытии собора, но им было отказано. Рассчитывая найти справедливость у вышестоящих представителей власти, отец Константин вместе со старостой собора Ипатием Ефремовичем Онахриенко отправил телеграмму губернскому прокурору, но ответа на нее не получил. Тогда церковный совет провел сбор подписей прихожан под прошением не лишать народ любимого храма Божия, а вскоре возле здания уездного исполнительного комитета собрались православно верующие, которые горячо умоляли о том же, надеясь, что представители гражданского управления прислушаются к их голосам.
Все эти события и послужили поводом для преследования духовенства в Вязниках. По постановлению секретного отдела Владимирского губернского отделения ОГПУ были арестованы священномученик Герман (Ряшенцев) — епископ Вязниковский; протоиерей Александр Вознесенский - настоятель Свято-Казанского собора; священник Константин Твердислов и еще несколько клириков и преданных Церкви мирян.
С 16-го декабря 1928-го года отца Константина содержали в губернском изоляторе как особо опасного преступника, под усиленным надзором. Все тяготы и неудобства он переносил в тюрьме стойко, как и подобает исповеднику; на допросах держался мужественно; наветы клеветников на Владыку Германа, своих собратьев по Алтарю и прихожан решительно опровергал и виновным себя не признал ни по одному из пунктов неправедно возводимого на него обвинения. Из материалов следственного дела видно, что даже люди, которые давали показания против отца Константина, волей-неволей свидетельствовали о его христианском смирении. Один из них сообщал: «Твердислов говорил: «Нужно терпеть и молиться о том, чтобы такие времена скорей кончились».
Но, по наущению извечного врага рода человеческого, который суть «лжей и отец лжи» (Ин. VIII, 44), факты в обвинительном заключении были извращены и истолкованы превратно: каноническое послушание духовенства своему архиерею трактовалось в нем как «организационно оформленная антисоветская церковническая группировка»; обсуждение среди духовенства и мирян газетных статей о предстоящем закрытии собора рассматривалось как «нелегальные заседания... для выработки практических мероприятий противодействия советской власти», а преданность Матери-Церкви и нежелание одобрять обновленческий раскол - как «систематическая, ярко антисоветская агитация, содержащая в себе элементы возбуждения религиозной вражды».
На основании этих явно тенденциозных и несправедливых формулировок священник Константин Твердислов так называемым «особым совещанием», которое заменяло тогда суд, был по печально известной 58-й статье уголовного кодекса приговорен к трехлетней ссылке в Сибирь.
Он отбывал ее в холодном Нарымском крае, в глухом селении Парабель, затерянном среди непроходимых болот на берегу одноименной речки, впадающей в Обь. Добраться до этого селения можно было лишь по Оби, и только в сезон навигации.
Ссылка стала для отца Константина временем почти отшельнического уединения, сосредоточенной молитвы и духовных размышлений. Из Парабели он прислал семье фотографию, датированную 27-м февраля 1931-го года, с надписью: «Передний уголок моей квартирки, перед которым я молюсь и за Вас с пожеланием всего, всего доброго, а главное Божьего благословения. К.Т.» И, безусловно, не раз вдохновлял его в изгнании высокий пример особо почитаемого им святителя Иоанна Златоуста, слова которого батюшка некогда приводил в назидание своим духовным чадам: "Скажите мне, чего мне бояться? Ужели смерти? Мне еже жити Христос, а еже умрети приобретение (Флп. I, 21). Ужели ссылки? Господня земля и исполнение ея (Пс. 23, 1)... Я не боюсь нищеты, не желаю богатства; не боюсь смерти и не желаю жизни, разве только для вашего успеха... Пусть поднимаются на меня волны, пусть море, пусть неистовство сильных! Сие для меня слабее паутины... Я всегда молюсь - да будет воля Твоя, Господи! Не как хочет тот и другой, но как Ты хочешь. Вот моя крепость, вот мой камень неподвижный, вот моя трость непоколебимая! Если Богу угодно, то да будет» (Златоуст, т. III, ч. 4, стр. 290).
21-го сентября 1932-го года, по окончании ссылки, «особое совещание» приговорило отца Константина к лишению права проживания в двенадцати населенных пунктах Уральской области с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года. Таким местом стал для него город Тамбов, откуда твердый исповедник истины Христовой, не терявший присутствия духа ни при каких испытаниях и напастях, писал семье в Муром, укрепляя не только своих родных, но и всех бедствующих чад церковных:
«Как жить? Жить надо бодро и мужественно, и значит, в этом направлении укреплять свою волю. Так приходится решать вопрос прежде всего потому, что люди в своей жизни давно уже в положении пассажиров поезда, только что сошедшего с рельсов. Пока поезд идет по рельсам, он идет плавно, на нем всем спокойно, и каждый из пассажиров, не стесняя других, уверенно приближается к своей цели. Но лишь только паровоз, а за ним вагоны, соскользнут со своего надежного пути, как тотчас же начинается грохот, потрясения, удары, поломки, а с ними для пассажиров ушибы, падения, поранения, переломы костей и даже самая смерть.
Так вот и люди в наши дни не стоят на верном пути жизни, часто даже и не ищут верных рельсов ее, а предпочитают слоняться, топтаться или кататься по обманчивым, а на самом деле ненадежным распутьям ее. И оттого для каждого человека неизбежно переживать и скорби, и лишения, и страдания, и недовольство и прочее, и прочее. Некоторые, и даже многие, под влиянием таких условий жизни опускают руки, тоскуют, клянут всех и все, даже доходят до полного отчаяния и желают себе смерти, буквально завидуя мертвым, — это недостойно человека. Его подлинное достоинство, его величие, его красота в том, чтобы стоять выше всяких внешних недочетов жизни, твердой ногой стоять посреди них, не преклонять колен и не падать пред встречающимися заторами жизни, но с силой их преодолевать, то отступая пред ними, то обходя их, то разбивая.
А для этого-то и нужны постоянно и бодрость, и мужество. Они - первые нити той основы, на которой ткется ткань нашей жизни...»
Это письмо отца Константина оказались на удивление созвучно посланию другого священномученика - епископа вязниковского Германа (Ряшенцева), писавшего примерно в то же время из ссылки: «Посмотрите, как жизнь фактически стала аскетична, как самоотреченна! Небывалое самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека... Вы скажете - но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно! Сейчас все с Его печатью - в скорби, в Гефсимании и на Голгофе. Это верно! Но так же несомненно, что все усилия... направлены на создание таких форм жизни какая в своей принципиально идейной части вся Им предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо приведет к Нему!»
Два соузника о Господе, будущих святых нашей Церкви, в тяжелейших условиях изгнания и страданий, голода и нищеты не отчаивались, оставались верными правде Божией и сохраняли светлый христианский взгляд на мир, проникнутый всепрощающей любовью и жизнеутверждающей надеждой.
Летом 1935-го года отец Константин вернулся в Вязники, где начал служить во Свято-Введенской церкви как заштатный священник. По всей стране продолжалось массовое закрытие храмов. В сентябре 1936-го года правительственной комиссией по культовым вопросам была составлена для высшего партийного руководства специальная докладная записка о «состоянии религиозных организаций», где, в частности, сообщалось: «...больше всего работающих молитвенных зданий осталось в Ивановской области. Там функционирует 903 молитвенных здания из 1473, бывших ранее (61,3 %)». Это, по данным современных церковных историков, и послужило поводом к ужесточению преследований духовенства на территории Ивановской промышленной области, куда входил и город Вязники.
17-го августа 1937-го года отца Константина вторично подвергли аресту. Судя по протоколам допросов, следствие и на этот раз велось необъективно и, кроме того, - поспешно. Факты опять были искажены до неузнаваемости. Праздничное богослужение, совершенное отцом Константином в честь святой мученицы царицы Александры, значилось в обвинительном акте как «молебны о бывшем царствующем троне Романовых»; две проповеди, которые произнес батюшка: о значении православного храма и о том, как должны вести себя в нем прихожане, - без всякого учета их подлинного содержания угрожающе назывались «контрреволюционными»; самому же отцу Константину приписали участие в работе некоей «контрреволюционной группы церковников», которой на самом деле никогда не существовало. В действительности же батюшку осудили только за то, что он был добрым пастырем, непреклонно исповедавшим спасительную веру Христову.
27-го сентября 1937-го года «тройкой» (то есть, особым трибуналом, состоящим из трех членов) управления НКВД по Ивановской области протоиерей Константин Твердислов был приговорен к смертной казни через расстрел.
1-го октября (18-го сентября - по старому стилю) 1937-го года он мужественно принял мученическую кончину в городе Иваново. Тело его было предано земле на кладбище Балино, где производились захоронения расстрелянных.
Историческая справедливость в отношении отца Константина Твердислова была восстановлена уже в наши дни: 23-го ноября 1957 года президиум Владимирского областного суда снял с него обвинение по делу 1937-го года, а 19-го мая 1989-го года прокуратура Владимирской области реабилитировала его за отсутствием состава преступления и по репрессии 1928-го года.
Канонизация и прославление
«Днесь новомученицы Российстии в ризах белых предстоят Агнцу Божию и со ангелы песнь победную воспевают Богу...» (Кондак новомученикам, глас 3-й).
21-е июля 2003-го года - празднование в честь явления иконы Пресвятой Богородицы во граде Казани - стало для жителей Вязников двойным торжеством и было отмечено атмосферой особой молитвенной радости и духовного подъема. В самый престольный день Вязниковского Свято-Казанского соборного храма, где некогда проходил свое служение пресвитер Константин Твердислов, было совершено церковное прославление этого угодника Божия в лике святых новомучеников и исповедников Российских.
В особом «Известительном послании Высокопреосвященнейшего Евлогия, архиепископа Владимирского и Суздальского, ко всей боголюбивой пастве Владимирской земли о канонизации священномученика пресвитера Константина Твердислова (1881 - 1 октября 1937), клирика Владимирской епархии», оглашенном за богослужением, сообщалось:
«Согласно Определения Архиерейского Собора 2000-го года - «В послесоборное время поименное включение в состав уже прославленного Собора новомучеников и исповедников Российских совершать по благословению Святейшего Патриарха и Священного Синода, на основании предварительных исследований, проведенных Синодальной Комиссией по канонизации святых» (пункт 14 Деяния о Соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских) - Священный Синод Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на своем заседании от 7 октября 2002 года ПОСТАНОВИЛ: «...Включить в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века имена подвижников, материалы о которых представлены:
- от Владимирской епархии священника Константина (Твердислова; 1881-1 октября 1937)...»
Извещая о сем спасительном и всерадостном событии православных чад Владимирской епархии свидетельствуем, что Собор всех святых, в земле Владимирской просиявших, восполнен ныне еще одним молитвенником и предстателем за всех верных чад Церкви Божией».
Наш древний край чудесно обрел нового непрестанного ходатая ко Творцу о людях своих, доброго заступника и скорого помощника всех, с верою к нему притекающих.
Святый священномучениче Константине, моли Бога о нас!
Собор Владимирских святых
|
