Даймоны способствуют раскрытию творческих глубин в личности наших художников и мыслителей.
Скоро ль? Скоро ль, чудные вестники?
Все спокойней душа, все покорней.
Им, премудрым, дарующим песню
И очам открывающим - горнее.
Им, одетым нетленными тканями,
Им, рожденным от Духа и пламени, -
Эти свечи в унылом жилище,
Эта горькая трапеза нищая!
Вестник - это человек - носитель дара и миссии Вестника, будучи вдохновляем Даймоном, даёт людям почувствовать сквозь Образы искусства высшую правду и свет, льющиеся из иных Миров. Даймоны становятся Проводниками, людям обладающим светлым даром, через Даймонов льётся в Разум и Волю человека воздействие Высших Начал.
Немногие небесный дар
В удел счастливый получают,
И редко, редко сердца жар
Уста послушно выражают.
Но если в Душу вложена
Хоть искра страсти благородной,-
Поверь, не даром в ней она,
Не теплится она бесплодно...
Не с тем судьба её зажгла,
Чтоб смерти хладная зола
Её навеки потушила:
Нет!-что в душевной глубине,
Того не унесёт могила:
Оно останется во мне.
Души пророчества правдивы.
Я знал сердечные порывы,
Я был их жертвой, я страдал
И на страданья не роптал;
Мне было в жизни утешенье,
Мне тайный голос обещал,
Что не напрасное мученье
До срока растерзало грудь.
Он говорил: "Когда-нибудь
Созреет плод сей муки тайной
И слово сильное случайно
В нежданном пламени речей
Из груди вырвется твоей;
Уронишь ты его недаром:
Оно чужую грудь зажжёт,
В неё как искра упадёт
И в ней пробудится пожаром".
Даймоны снимают запоры с хранилища творческого импульса, заложенного в Вестнике, и этим способствует тому, что в творческое лоно художника устремляется поток оплодотворяющих впечатлений жизни, отливаясь в тот или иной Человеко-Образ. Они работают над Астралом Вестника преследуя цель ослабить косность эфирно-физических преград, которые отделяют человеческое Сознание от высших способностей, заложенных в Астрально-Ментальном Теле. Работа Даймона может быть сосредоточена на какой-нибудь одной из способностей: на духовном зрении или слухе, на глубинной памяти, на способности созерцания космических панорам и перспектив, на способности высшего понимания других человеческих Душ (способность духовного анализа), на способности к высшей Любви. В отдельных случаях работа Даймона может направиться на раскрытие одной из этих способностей, а её раскрытие облегчит и ускорит его работу над другими способностями в более поздний период жизни Вестника.
Миссия Вестника имеет значение общее, очень широкое, в её осуществлении заинтерисована вся метакультура. Чтобы художник стал Вестником требуется напряжённые, длительные усилия Провиденциальных Сил, требуется неустанная, задолго до его физического рождения работа над материальными покровами его Монады со стороны Херувимов, Даймонов, Стихий, Демиурга сверхнарода и его Соборной Души, со стороны Синклита метакультуры и Синклита Мира.
Если на человека возложена миссия проповедничества истин и их преломлений, если его долг-проповедничество языком художественных Образов, если к художнику послан Даймон, то художник не сможет не почувствовать его воздействия. Это переживание некоторой, вне личности художника пребывающей Силы, в него вторгающейся и в его творческом процессе себя выражающей.
"Тщетно, художник, ты мнишь, что своих ты творений создатель". А. Толстой.
Вестничество сопровождает чувство, что ими и через них говорит некая высшая, чем они сами, и вне их пребывающая инстанция.
Искусство (в особенности искусство Слова) есть выражение высшей реальности, верховной Правды, Дыхания иных Миров.
Отдельные нарушения общечеловеческого нравственного минимума со стороны Вестника могут быть в иных случаях оставлены без последствий; но самые тяжкие последствия влечёт за собой всякое предательство, искажение или замутнение миссии.
Вестник действует только через искусство;
Пророк может осуществлять свою миссию и другими путями - через устное проповедничество, через религиозную философию, через образ всей своей жизни.
Не много истинных пророков
С печатью власти на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.
Гениальность есть высшая степень художественной одарённости. Большинство гениев были Вестниками, но не все. Многие Вестники обладали не художественной гениальностью, а только талантом.
Столетие, протекшее от Отечественной войны до Великой Революции, было в полном смысле слова веком художественных гениев. Каждый из них, в особенности гении литературы, был властителем дум целых поколений, на каждого общество смотрело как на учителя жизни. Колоссально возросшая благодаря им воспитательная и учительская роль литературы выражалась, конечно, и в деятельности множества талантов; влияние некоторых из них становилось даже интенсивнее и шире, чем влияние их гениальных современников. С шестидесятых годов ясно определился даже многозначительный факт, совершенно неосознанный, однако, обществом: влияние гениев и влияние талантов стало, в некотором очень глубоком смысле, противостоять друг другу. Художественные гении того времени – Тютчев, Лев Толстой, Достоевский, Чехов, Мусоргский, Чайковский, Суриков, позднее Врубель и Блок – не выдвигали никаких социальных и политических программ, способных удовлетворить массовые запросы эпохи, увлекали разум, сердце, волю ведомых не по горизонтали общественных преобразований, а по вертикали глубин и высот духовности; они раскрывали пространства внутреннего мира и в них указывали на незыблемую вертикальную ось. Таланты же, по крайней мере наиболее влиятельные из них, всё определённее ставили перед сознанием поколений проблемы социального и политического действия. Это были Герцен, Некрасов, Чернышевский, Писарев, все шестидесятники, Глеб Успенский, Короленко, Михайловский, Горький. Таланты-вестники, как Лесков или Алексей Константинович Толстой, оставались изолированными единицами; они, так сказать, гребли против течения, не встречая среди современников ни должного понимания, ни справедливой оценки.
Подобно тому, как Иоанн Грозный, при всем масштабе своей личности, должен быть признан фигурой огромной, но не великой, ибо лишен одного из признаков истинного величия – великодушия, точно так же целый ряд художественных деятелей, к которым многие из нас применяют эпитет гения, не являются и никогда не являлись вестниками. Ибо их художественная деятельность лишена одного из основных признаков вестничества: чувства, что ими и через них говорит некая высшая, чем они сами, и вне их пребывающая инстанция. Такими именами богата, например, литература французская, а у нас можно назвать двух-трех деятелей эпохи революционного подъема: Горького, Маяковского. Можно спорить с гениальностью этих писателей, но вряд ли кто-нибудь усмотрел бы в них вестников высшей реальности.
Если на человека возложена миссия проповедничества истин и их преломлений, долг их проповедничества языком художественных образов, если к художнику послан ради этого даймон – художник не сможет не чувствовать (с той или другой степенью отчетливости) его инспирирующего воздействия. Характер этого чувства и способы его выражения могут видоизменяться как угодно, но в основе всегда будет обнаруживаться одно и то же: переживание некоторой вне личности художника пребывающей силы, в него вторгающейся и в его творческом процессе себя выражающей. Бывает, что такое переживание оказывается знакомо и людям с меньшей силой одаренности, относить которых к разряду гениев мы не можем. В пример можно привести такого превосходного, хотя и не гениального поэта, как А. К. Толстой. Мало кто из гениальных поэтов сумел выразить это чувство с такой ясностью и определенностью, как Алексей Толстой в своем изумительном стихотворении: «Тщетно, художник, ты мнишь, что своих ты творений создатель». Одного этого стихотворения было бы, вероятно, достаточно, чтобы для нас сделался ясным и бесспорным дар вестничества, которым обладал этот поэт. А между тем по глубине трансфизического прозрения это стихотворение еще далеко до некоторых других шедевров А. Толстого. Кто другой в русской литературе выразил с такой ясностью, обоснованностью, силой и пламенностью, как Толстой в своем «Иоанне Дамаскине», ту идею, что искусство вообще и искусство слова в особенности может быть выражением высшей реальности, верховной Правды, дыхания миров иных, и что поэт, осуществляющий свой дар вестничества, выполняет этим то, к чему он предназначен Божественными силами? А разве его поэма «Дракон» – не первая в русской литературе попытка нарисовать облик и выяснить метаисторическую роль демонических существ, подобных уицраорам? Я уж не говорю о его «Дон Жуане», для раскрытия трансфизической концепции которого потребовалась бы специальная работа, или о такой жемчужине русской лирики, как стихотворение «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре».
Многие деятели, твёрдо уверенные в своей гениальности, являются только носителями таланта. Талант и гениальность - это такие общечеловеческие способности, которые в данной личности достигли высшей степени развития, чем в других, благодаря особенностям их психической структуры, над их Шельтом, Астралом, Эфиром и Физическим Телом работают некоторые Светлые Силы. Никакой Даймон к такому художнику не послан, никакая Муза ничего ему не внушает и никто невидимый не трудится над тем, чтобы приоткрыть органы его духовного восприятия. У его вдохновений нет сверхличной природы. Они свои произведения считают только своей заслугой.
Они часто хвастливы и склонны к прославлению самих себя. Они ослеплены самими собой, мастера, создающие во имя своё, рабы самости.
Я – изысканность русской медлительной речи,
Предо мной все другие поэты – предтечи… - восклицал один.
Другой, перефразируя Горация, стер с постамента имя великого римлянина и буквами, падающими то вправо, то влево, то какафонически сталкивающимися между собой, начертал свое: «… и люди разных вкусов… все назовут меня: Валерий Брюсов».
Я гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен… -
восторгался третий.
Мой стих шагнет
через хребты веков
И через головы
поэтов и правительств… - утверждал, подменяя возможное четвертый.
Каждый из этих деклараторов убежден, что гениальность – качество, неотъемлемое от его личности, даже его достижение. Подобно подросткам, чувствующим себя сильнее своих сверстников, они кичливо напрягают изо всех сил свои поэтические бицепсы и с глубоким презрением, сверху вниз поглядывают на остальную детвору. Все это – таланты, ослепленные самими собой, мастера, создающие во имя свое, рабы самости; это не гении, а самозванцы гениальности. Подобно самозванным царям нашей истории, некоторым из них удавалось достичь литературного трона и продержаться на нем несколько лет, одному – даже около трех десятилетий. Но суд времени подвергал их каждый раз беспощадному развенчанию, потомство отводило этим именам подобающие им скромные места, а личная карма, утяжеленная гордыней и самоослеплением, осложненная понижением моральных требований к себе («мне позволено больше всех, потому что я выше всех») – увлекала такую личность в ее посмертии прочь и прочь от Синклита метакультуры.
"Умейте любить искусство в себе, а не себя в искусстве". К. Станиславский.
"Подлинный художник лишён тщеславия, он слишком хорошо понимает, что искусство неисчерпаемо". Людвиг Ван Бетховен.
За спиной Коперника, Галлилея, Декарта и Леонардо стояли ещё и антиДаймоны, приставленные к ним антиБогом, чтобы исказить их миссию.
Есть Ангел; чистой красотою
Как вешний блещет он цветок,
Небес под утренней слезою
Свой распускающий шипок.
Его глава, как солнце мая,
Окружена лучами рая.
В его божественных очах
Невинность разума сияет;
На мелодических устах,
Как луч на розовых листках,
Любовь бессмертная играет.
Крылами тихо веет он -
И сфер поющих миллион
В эфире радостно катится...
Другой есть "Ангел"; бурной ночи
Его подобна красота;
Змеиным жалом блещут очи,
Кровавым заревом уста.
Венец, из острых молний слитый,
Горит вкруг гордого чела,
И белоснежные ланиты
Дум необъятных кроет мгла.
С усмешкой он добро святое
У чёрной злобы зрит в когтях...
Есть ещё и тёмные вестники в науке и в основном в философии (Бэкон, Ницше, Маркс, Тимирязев). Скрябин был вестником Дуггура. Очень много тёмных миссий было во Франции, т.к. её Духоводитель восстал против Демиурга их культуры и за это был отстранён, в результате Эдем стал опустевать и оторвался от Франции из-за чего и появился Наполеон - самый крупный французский носитель тёмной миссии.
