Сын генерал-лейтенанта князя Бориса Андреевича Голицына (1766—1822) и княжны Анны Александровны Багратион-Грузинской (1763—1842) — внучки картлийского царя Бакара III и правнучки А.Д. Меншикова. Сестра Татьяна Потёмкина — благотворительница, известная поддержкой православных храмов. Брат владельца села Сима, Александра Борисовича.
В 1804—1806 годах жил в Вене, начал заниматься музыкой. В детстве лично познакомился с Й. Гайдном. Окончил Пажеский корпус в 1810 г. Офицер русской армии (Киевский драгунский полк), участник (вместе с отцом) Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода 1813—1814 гг. Участвовал в 50 сражениях, включая Бородинское и взятие Парижа. Ординарец П.И. Багратиона (дальнего родственника его матери и друга его отца), сопровождал раненого полководца в имение родителей — Симы Владимирской губернии, где Багратион и скончался. В дальнейшем адъютант генерала Г.А. Эмануэля, о котором написал книгу «Жизнеописание генерала от кавалерии Эмануэля».
Награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость» (хранится в Эрмитаже), орденами Святой Анны и Святого Владимира четвёртой степени. Вышел в отставку с чином капитана (1821), вновь служил во Втором кавказском корпусе (конец 1820-х — 1832, имел чин подполковника).
Имел два брака. Первый брак с мая 1821 года с Еленой Александровной Салтыковой (28.01.1802 - 25.05.1828 гг.), внучкой фельдмаршала князя Салтыкова. У них было несколько детей, умерших в младенчестве, в живых остался один сын - Юрий. Умершему сыну их Александру 18 мая 1823 года А.С. Пушкин сочинил надгробную надпись:
«Отрадным ангелом ты с неба к нам явился - И радость райскую принес с собою к нам. Но житель горных мест, ты миром не прельстился И снова отлетел в Отчизну к небесам».
Елена Александровна Салтыкова была высокая, красивая брюнетка. Она скончалась в двадцать пять лет от чахотки. С горечью покидала она жизнь и со страхом оставляла своего сына Юрия.
Через год Николай Борисович женился во второй раз; второй брак заключен с Вильгеминой Фридриховной фон Пешман (12.08.1809 - 18.02.1872 гг.) дочерью профессора Дерптского университета. От этого брака родился отец гениального геофизика Б.Б. Голицына - Борис Николаевич (21.10.1833 - 1888 гг.).
Эпоха, в которую жил Николай Борисович, отмечена двумя событиями в истории - восстанием декабристов и стихами А.С. Пушкина. С декабристами Николай Борисович связан не был, а с великим поэтом России состоял в переписке. Атмосферу жизни в России в эту эпоху великий поэт передал короткой дневниковой записью: «Недели две получено здесь известие о смерти Кочубея. Оно произвело сильное действие; государь был неутешен. Новые министры повесили головы. Казалось, смерть такого ничтожного человека не должна была сделать никакого переворота в течение дел. Но такова бедность России в государственных людях, что и Кочубея некем заменить! О Кочубее сказано:
Под камнем сим лежит граф Кочубей.
Что в жизни доброго он сделал для людей.
Не знаю, черт меня убей.
Согласен, но эпиграмму припишут мне, и правительство опять на меня надуется».
В эту пору у правительства было много забот. В 1831 году случилось Польское восстание. В 1846 - 1848 гг. революционное движение Германии затрагивает и Польшу. Чуть позже - Крымская война. Склонному к писательской деятельности и музицированию, хорошему переводчику Николаю Борисовичу Голицыну пришлось собираться на войну во второй раз. Ветеран 1812 года стал начальником Ново-Оскольской дружины Курского ополчения. В этой роли он вместе со своим сыном Борисом Николаевичем участвовал в боевых действиях под Севастополем в 1855 году (ф.1, оп.1, д.д. 99, 101, 167 архивного фонда «Канцелярия Курского губернатора»). В 1854 году союзники Турции - Англия, Франция и Сардиния объявили войну России. Их флот бомбардировал Одессу. Союзные войска высадились в Крыму и осадили Севастополь. Ново-Оскольская дружина Курского ополчения принимала участие в боях под Севастополем в 1855 году, в которых город был очищен от войск союзников Турции. Поэтому в Курской губернии деда академика Голицына чтили как участника войн. Его чтили и как просветителя и музыканта.
Как музыкант Голицын стал одним из основателей русской школы виолончелистов (играл соло и в ансамблях). Активный участник Петербургского филармонического общества и Общества любителей музыки. Дал более 400 благотворительных концертов. Переписывался с Бетховеном пять последних лет его жизни (1822—1827), пропагандировал его творчество в России. Бетховен посвятил Голицыну три струнных квартета — Es-dur, op. 127, A-moll, op. 132 и B-dur, op. 130/133 (т. н. голицынские квартеты) и увертюру «Освящение дома» ор. 124. По инициативе Голицына в России (раньше, чем в Австрии) впервые прозвучала «Торжественная месса» Бетховена. Голицын был также лично знаком с Шопеном и Огинским. Выступал также как композитор: написал переложение хорового сочинения Д. С. Бортянского на виолончельный квартет, фантазии и вариации на темы опер Винченцо Беллини, фантазию на русские темы, исполненную в 1844 году «в пользу бедных» (не сохранилась). Деятельность Голицына высоко ценили М.И. Глинка и А.С. Даргомыжский.
Николай Борисович Голицын
Голицын был одним из первых переводчиков стихотворений Пушкина на французский язык и присылал свои переводы автору, с которым был знаком, возможно, ещё с конца 1810-х годов. За два месяца до гибели на дуэли (ноябрь 1836 года) поэт писал Голицыну в крымское имение его сестры Т.Б. Потёмкиной «Артек» (подлинник письма по-французски):
Тысячу раз благодарю вас, милый князь, за ваш несравненный перевод моего стихотворения, направленного против недругов нашей страны. Я видел уже три перевода, из которых один сделан высокопоставленным лицом из числа моих друзей, но ни один не сто́ит вашего. Отчего вы не перевели этой пьесы в своё время,— я бы послал её во Францию, чтобы щелкнуть по носу всех крикунов из Палаты депутатов.
Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего «Онегина», и вы, конечно, узнали некоторых лиц.
Вы обещаете перевод в стихах моего «Бахчисарайского фонтана». Уверен, что он вам удастся, как всё, что выходит из-под вашего пера, хотя тот род литературы, которому вы предаетесь, самый трудный и неблагодарный из всех, какие я знаю. По-моему, нет ничего труднее, как переводить русские стихи французскими, ибо, при сжатости нашего языка, никогда нельзя быть столь же кратким. Итак, честь и слава тому, кто справляется с этим так удачно, как вы.
Прощайте, я ещё не отчаялся скоро увидеть вас в нашей столице, ибо знаю, как вы легки на подъём.
Переводил на французский язык также стихи И.И. Козлова и Н.М. Языкова.
В 1855 году во время Крымской войны Голицын собрал из крестьян села Богородское отряд добровольцев под названием Новооскольской 45-й дружины, возглавил её и участвовал в обороне Севастополя (с ним воевали также сын и внук).
В 1858 году в Берлине, Париже и Лондоне опубликовал работу «О возможном соединении Российской церкви с Западною без изменения обрядов православного богослужения», сочетающую идеи филокатолицизма и раннего экуменизма, за что на некоторое время попал под домашний арест. Н.Б. Голицын считал восточную (греческую) церковь расколом, но русское православие, с его точки зрения, никогда формально не отделялось от Рима и сохранило чистоту веры. Похоронен в Святогорской усыпальнице при церкви преподобных Антония и Феодосия Святогорского Святоуспенского монастыря. Ныне Свято-Успенская Святогорская лавра.
Борис Николаевич Голицын
Борис Николаевич родился в селе Сима 21 ноября 1833 года.
Борис Николаевич Голицын (1833—1888) окончил курс математического факультета Харьковского университета в 1854 году первым кандидатом. В это время в Харьковском университете лекции по физике читал Василий Иванович Лапшин. Лапшин - воспитанник Санкт-Петербургского университета, ученик Щеглова. После Санкт-Петербургского университета Лапшин обучался еще как профессор-студент в Дерптском университете, а затем в университетах Берлина и Парижа. Как ученый, Лапшин интересовался в основном геофизикой, хотя диссертация его была по математике. Лапшин, как и Купфер, попал в число студентов, подготавливаемых по предложению Паррота, чтобы устранить разноязычие в университетах и создать отечественную школу физиков. Лапшин не был выходцем из богатой семьи. Критерием для отбора служила одаренность студента. Ко времени обучения Бориса Николаевича Голицына в Харьковском университете Лапшин написал «Опыт математического изложения физики». Вскоре после окончания Борисом Николаевичем университета, он опубликовал «Гальванические опыты, произведенные в Харьковском университете в 1859 году». В 1882 году Лапшин создаст «Прибор для объяснения суточных перемен над горизонтом какого-либо места». Им были изобретены ветровой снаряд и батометр. Он участвовал в организации метеорологической службы, тогда функционировавшей ещё на добровольных началах, по призыву Вильда Г.И. Студенты любили Лапшина. Это был человек, соприкасавшийся близко с элитой в области культуры того времени. Он слушал сказки Даля в Дерпте, рассказы Гумбольдта из уст самого Гумбольдта в Берлине. Несомненно, что отец мог косвенно оказывать влияние на Б.Б. Голицына как будущего геофизика, рассказывая ему о геофизике Лапшине В.И.
После университета Борис Николаевич Голицын намеревался посвятить себя военной службе. Он был офицером Генерального штаба одного из самых престижных полков Русской Императорской армии - Кавалергардского. Корпуса огромных казарм Кавалергардского полка и Кавалергардский манеж размещались близ Таврического сада на Воскресенском проспекте. Каждодневно, кроме конца лета, когда солдаты уходили на «вольные работы», либо в отпуск, - проходили учения. Регулярно назначались смотры то одному полку, то другому. В гвардию отбирали самых рослых, красивых и сильных солдат. Им пришлось защищать Отечество во время Крымской войны. По окончании Крымской войны поселился в городе Новый Оскол на Юго-востоке Курской губернии. Этот город находится по соседству со Старым Осколом. История основания Старого Оскола такова. В 1593 году была основана крепость Оскол с хорошим обзором на окрестности. Ома должна была защитить южные рубежи Московского государства от набегов иноземцев. Чтобы отличить от соседа близко расположенный город Царев-Алексеев переименовали в Новый Оскол, а крепость - в Старый Оскол. В начале XVIII века крепость утратила стратегическое назначение. Оба Оскола превратились в тихие провинциальные города, жители которых кормились в основном земледелием. Надо полагать, что он жил на средства, получаемые от имения. Так как осколян часто посещали и неурожай, и голод, то можно предположить, что, несмотря на знатность родства, материальное обеспечение отца будущего академика не было изобильным. Осколяне участвовали в турецких походах Петра, строительстве флота в Воронеже. Жили они на Курской магнитной аномалии.
В 1858 году, когда Борису Николаевичу исполнилось двадцать пять лет, он вступил в брак с Кушелевой Марией Григорьевной. Брак зарегистрирован в Санкт-Петербурге. Спустя четыре года, 18 февраля 1862 года, у них родился единственный сын Борис Борисович Голицын.
Спустя еще четыре года у Бориса Николаевича случилось большое горе - умер его отец. Следующая беда не заставила себя ждать долго. Когда сыну исполнилось девять лет, он остался без присмотра со стороны матери. Мать вступила во второй брак. Спустя год после развода Бориса Николаевича умерла его мать (18.02.1872 г.). Тридцативосьмилетний Борис Николаевич, по-видимому, вскоре выходит в отставку в чине полковника и поселяется в Курской губернии.
С 1875 года по 1881 год Борис Николаевич избирался уездным предводителем дворянства Ново-Оскольского уезда Курской губернии. На гражданской службе он имел чин статского советника. В 1881 году он был членом училищного совета, почетным мировым судьей (ф. 33, оп, 31, д. 92, л.л. 63, 65). Надо полагать, что оскалянам было лестно иметь у себя в аппарате управления воспитанника университета, в котором в те годы работали А.П. Зернин, А.Н. Мицкевич, Н.Т. Костырь, а чуть позже академики Ишменецкий, А.М. Ляпунов и В.А. Стеклов, составившие цвет русской науки. Сведения о его жизни после 1881 года практически отсутствуют. Обращает на себя внимание то, что последний год его службы предводителем дворянства совпадает с годом подготовки Бориса Борисовича в Санкт-Петербургскую Морскую академию. Возможно, что отец непосредственно участвовал в подготовке сына по предметам. Борис Борисович к этому времени уже окончил Морское училище, в которое он поступил по собственному желанию спустя три года после развода родителей. Вероятно, что выбор военной службы был сделан им тоже по примеру отца. 20 апреля 1880 года Борис Борисович получил первый офицерский чин - произведен в гардемарины, а в 1881 году стал мичманом. Обстоятельства, сложившиеся у сына, приведут его к вступительным экзаменам в Морскую академию лишь в 1884 году. Они вынудят его в 1887 году оставить военную службу и в этот же год поступить в Страсбургский университет. Переживший много тяжелого Борис Николаевич сможет порадоваться только выходу в свет первой научной работы его сына, выполненной в Страсбургском университете в 1888 году, так как в этот же год Борис Николаевич умер.
С 1881 года по 1888 год Борис Николаевич, вероятнее всего, вдовцом доживал свой век. Умер он в селе Петровском Тимского уезда и похоронен в селе Красная Долина того же уезда.
Во второй брак он не вступал. Ранний уход Бориса Николаевича из жизни, а так же многочисленные неудачи, отказы, унижения, которые пережил Борис Борисович, могли быть связаны с внутренней обстановкой после Крымской войны. В 1879 году была создана революционная партия «Народная воля», а в 1881 году совершено очередное покушение на царя. Смертельно раненный Александр II скончался 1 марта. Первое покушение на царя было в 1867 году. Никитенко в дневнике записал: «Получена телеграмма из Парижа о новом покушении на государя. На этот раз это уже поляк, какой-то Березовский, уроженец Волынской губернии... А ведь несколько дней назад Польше объявлена амнистия». В 1866 году Никитенко пишет в своем дневнике: «Разбои и грабежи - самые возмутительные и дикие злодейства совершаются, открыто не в одном Петербурге, но и в целой России». В этом же году он писал: «Что бы вы сказали о человеке, который, занимая в вашем доме несколько времени квартиру, вдруг пришел бы к вам и сказал: «Выбирайтесь вон, я хочу жить здесь один, это мой дом». Вы, конечно, сочли бы этого человека за сумасшедшего, и так как он обеспокоил бы вас своим домогательством, то вы употребили бы всё от вас зависящее, дабы избавиться от него. Таковы точь-в-точь поляки наших западных губерний». Очевидно, что были и противоположные мнения. В нашу задачу не входит оценка истинности того или иного суждения. Отметим, однако, что несмотря на трудности обстановки, развивалась наука, открывались университеты, в искусстве наблюдался расцвет классицизма. В тихих провинциальных городах можно было встретить людей, занимающихся наукой как увлечением. В Курске, например, жил мясник Семенов Федор Алексеевич, который вместе с тем, был астрономом - любителем.
Мария Григорьевна Голицына
Жена Бориса Николаевича Голицын и мать Бориса Борисовича Голицына - Мария Григорьевна, урожденная Кушелева (1841 - 24.07.1901 гг.), принадлежала к придворным кругам. Огромная и сложная организация, именовавшаяся царским двором, содержала штат из четырехсот человек. Кроме него царскую фамилию обслуживали тысячи людей разных профессий. Этими штатами ведало министерство двора. У императрицы был свой двор из трехсот тридцати человек. У наследника престола было одиннадцать служителей. Свои штаты имели Великие князья и княгини. С 1833 года придворные дамы обязаны были носить национальный костюм из бархата - зеленого цвета для статс-дам и пунцового - для фрейлин. И те, и другие принадлежали ко двору царицы.
Придворные собрания разделялись на утренние и вечерние. Утром собирались для принесения поздравлений. В высокоторжественные дни приглашались фрейлины, камер-фрейлины, статс-дамы, высшие чиновники, штаб- и обер-офицеры, члены дипломатического корпуса. На вечерние собрания приглашали только высшие придворные чины, иногда артистов и людей, известных императрице и высочайшей фамилии по уму и познаниям. Из записок, оставленных бароном М.А. Корфом, следует, что «при императоре Николае давались, обыкновенно несколько раз в зиму, балы в Концертной зале (это был их официальный титул), составлявшие середину между большими парадными балами и домашними вечерами аничкинского общества. На эти балы приглашались не по выбору, означавшему степень милости или приближенности, а по званиям и степеням службы. Сверх дипломатического корпуса, гвардейских генералов и нескольких полковых офицеров, назначавшимся по наряду, в списки лиц на балы Концертной залы стояли: первые и вторые чины двора, министры, члены Государственного совета, статс-секретари и первоприсутствующие сенаторы департаментов и общих собраний. Из числа камергеров и камер-юнкеров приглашались только назначенные в дежурства при дамах императорской фамилии. Все званые приезжали в мундирах. Балы начинались полонезами, в которых ходили государь с почетнейшими дамами, а императрица, Великие княгини и княжны с почетнейшими кавалерами, и оканчивались после всех обыкновенных танцев ужином (иногда танцы продолжались ещё и после ужина) с музыкой в большой аванзале (Николаевской зале), или в Помпеевой галерее, Арапской комнате и ротонде, но в таком случае уже без музыки. Особенную прелесть таких балов, кроме возможной непринужденности, составляло то, что на время их открывались и все внутренние комнаты императрицы: кабинет, почивальня, купальня и пр., верх роскоши и вкуса». С петровских времен русское общество делилось на касты с почти непроницаемыми границами. На одного дворянина в Петербурге приходилось около десяти мужиков. Утро дворянина часто начиналось визитом. В десять-одиннадцать часов отправлялись ненадолго и без приглашения справиться о здоровье, о новостях, заодно попросить местечка для родственников. В эти часы можно было рассчитывать застать хозяев с глазу на глаз. В эти часы хозяевам дозволялось принимать гостей в ниглеже, в домашнем уборе. К обеду все являлись одетыми. В домах богатых и хлебосольных хозяев за стол всякий день садилось человек двадцать-тридцать. Обедали в три-четыре часа пополудни. После обеда снова одевались и отправлялись в театр. В гостиных, составлявших Петербургский высший свет, принимали по вечерам, обыкновенно всякой вечер. Провинциалка, попавшая вместе с хозяйкой в свет, пишет: «Вот мы приехали..., поздоровалась с княгиней и потом села около пожилой дамы и начала разговаривать... Наконец княгиня спрашивает карт и устраивает партию. В это время прибыло, по крайней мере, сто человек, прибыло и уехало; вот как устроены кружки: огромный диван, в углу сидит княгиня и тут же карточный стол, как взойдут, подойдут к княгине, поклонятся; потом подходят к столу, где сидит графиня Строганова, которая на другом конце дивана с работой, и все, кто часто бывает в доме, то есть девицы. Как наряжаются здесь на вечера, я вас уверяю, что так можно было бы ехать на бал». Необходимость к вечеру быть одетой иначе, чем к обеду, а к балу иначе, чем к вечеру, необходимость следить за модой, необходимость появляться чуть не каждый день в новом наряде, необходимость за один сезон сменить несколько солопов, шуб и т.п. была источником волнений, переживаний, хлопот, создавала иллюзию деятельности, порождала суету столицы праздной».
Населяли столицу и иностранцы. Немцы составляли обособленную часть населения. Их было больше, чем всех других иностранцев. В Петербурге было несколько немецких церквей, немецких школ, был немецкий клуб и даже театр. Немцы держали в руках некоторые отрасли ремесла и торговли. Немцам принадлежало большинство столичных булочных. Приведенные описания столичной жизни ближе к жизни матери Бориса Борисовича Голицына, чем к жизни отца. Брак их зарегистрирован в Санкт-Петербурге в 1858 году и через двенадцать лет расторгнут. Мария Григорьевна вышла замуж за секретаря Итальянского посольства в России маркиза Людвика Ииконтри (? – 1880 гг.) и уехала во Флоренцию. Большинство иностранных дипломатов стремилось к сближению с русским двором и высшим светом. Такое сближение было существенным для успеха дипломатической деятельности. Петербургское общество, сдержанное в речах относительно русской политики, выражалось часто с некоторой свободой о делах других государств. При таких отзывах можно было отличить оттенки партий. В России не было ни парламентской, ни газетной полемики, в которой высказывали бы свои взгляды представители различных общественных сил. Получить неофициальную информацию о том, что действительно происходило в стране, о настроениях в обществе и правительстве, иностранный дипломат мог только в столичных салонах и гостиных. Многие иностранные дипломаты устраивали балы, на которых собирался Петербургский высший свет. Не нужно было читать газеты. В салонах можно было запастись сведениями о всех вопросах дня.
Юрий Николаевич Голицын
Брат Бориса Николаевича Голицына и дядя Бориса Борисовича - Николай Николаевич, унаследовал от Николая Борисовича Голицына (деда Бориса Борисовича) литературные дарования.
Юрий Николаевич (1823 – 1872 гг.) унаследовал от Николая Борисовича музыкальные способности. Юрий Николаевич был камергером, коллежским советником, тамбовским уездным предводителем дворянства. Увлекался он вокальной музыкой. В 1842 году создал известный хор в Москве из семидесяти крепостных, которым дирижировал в гастролях по Москве, Петербургу, Парижу, Лондону, городам Америки, исполняя русские народные песни. Сам написал шестьдесят музыкальных пьес. Особой известностью пользуются его две оркестровые фантазии.
Из-за того, что Юрий Николаевич рано потерял мать и родственники его, как сироточку, очень любили и часто баловали, у него выработался своевольный, необузданный характер, вспыльчивое и доброе сердце; великодушие его привлекало к нему людей и заставляло любить и уважать его. Он не боялся злословия и даже часто, чтобы дать пищу языкам, ради шутки, сам рассказывал о себе невозможные небылицы. Эти сказки быстро узнавались всеми с большими добавлениями и прикрасами. Отчасти это черта русского характера того времени. Поэтому путешественники-французы, как, например, Кюстин, писали так много пошлостей о России. Русские, потешаясь над французами, рассказывали им всякий вздор, а они выдавали его за правду. О Юрии Николаевиче можно было услышать небылицы и невероятные анекдоты.
В молодости он прошел через руки семи кормилиц, семи нянек, семи гувернеров и, наконец, даже семи учебных заведений. После странствования от одной бабушки к другой, от одной тетушки к третьей, его поместили в пансион в Одессу. Окончил же он свое воспитание в пажеском корпусе, но с грехом пополам, так как он там больше шалил, чем учился. Он сам рассказывал, что по выходе оттуда ни на одном языке не умел писать правильно. Впоследствии же он сам себя образовал, имея блистательные способности, сам изучил немецкий и английский языки.
По правам своего отца, который был в чине полковника, он не мог быть принят в пажеский корпус, но по просьбе его прадеда графа Юрия Александровича Головкина, император Николай I приказал зачислить его кандидатом пажеского корпуса. В корпусе сохранились легендарные рассказы о его проказах. Любовь его к музыке и хорошему пению развилась в пажеском корпусе. Там он управлял хором. Он начал изучать музыку с 14 лет. Опишем одну из многочисленных проказ дяди Юры в этом возрасте. Захотелось ему в неотпускной день поехать в оперу. Не долго думая, достал он себе штатское платье, загримировался слегка и отправился в театр. Там, взяв себе билет в одном из первых рядов кресел, он важно уселся. Недалеко от себя он увидел своего директора. Нисколько не смутившись, он продолжал спокойно сидеть, между тем директор заметил Юру и стал пристально на него глядеть, узнавая в нем своего кадета. Видя, что дело плохо, и что только смелостью города берут, Юра сам направился к директору в первом же антракте, и, представившись ему, сказал: «Если я не ошибаюсь, Ваше превосходительство, у Вас находится мой племянник - Юрка Голицын? Бо-ольшой па-а-веса!». «Да, отвечал генерал, - так он Ваш племянник? Какое поразительное с Вами сходство!». «Это не мо-у-дрено», ответил Юра, - «Мы все Голицыны на одно ли-и-цо». Чтобы не подкралось опять сомнение к директору, и чтобы крепче скрепить заблуждение, перед последним действием Юра пошел купить коробку конфет и, передавая генералу, просил потрудиться отдать от него «шалуну», так как, приехав по делам, ом боится, что скоро не попадет в корпус навестить племянника. На другой день директор явился в класс с бомбоньеркою в руках и вызвал Голицына. Юра, увидев конфеты, закричал заикаясь: «А! В-о-т и мои к-конфек-ты идут!». Не разобрав или не поняв, что он говорит, директор, отдавая ему конфеты, сказал, что видел его дядюшку, который просил передать ему эту коробку, - на что Юра ответил храбро: «Я, Ваше превосходительство, са-а-ам себе дя-а-дя!». Так как Юру знали за шалуна, и знали любовь его острить, то и тут директор не обратил внимания на это восклицание и остался при убеждении, что он видел дядю Юры и что Голицыны очень похожи друг на друга. Однажды при посещении пажеского корпуса императором Николаем I, фамилия Юры была на черной доске. Против неё было написано: «За леность, грубость и глупость». Государь, взглянув на доску, пристыдил виновного, но тот ответил, не конфузясь: «В первом и во втором виноват, Ваше Величество, но в последнем, никогда!». Государь, которому, вероятно, понравился смелый ответ мальчика, обратившись к присутствующему начальству корпуса, сказал: «Сотрите доску! Я за него ручаюсь!». «Ваше императорское Величество», - сказал Юра, вытянувшись в струнку, - «как можете Вы ручаться за меня, когда я сам за себя ручаюсь!». Но нашла коса на камень: и государь, взглянув на храброго, чистосердечного мальчика, обратившись к его начальству, сказал: «Прошу сделать мне из Голицына хорошего человека! А ты, чтобы был у меня на золотой доске в будущий мой приезд!». Государь победил своенравного, но прямодушного мальчика, и Юра, обещавший своему высокому покровителю исправиться, сдержал слово.
Накануне женитьбы Юрий Николаевич служил чиновником по особым поручениям у Харьковского генерал-губернатора кн. Николая Андреевича Долгорукова. Должность чиновника по особым поручениям не представляла особых хлопот, а восемнадцатилетний юноша ещё более упростил её. Князь Долгоруков, беспокоясь за Юру, заметил ему: «Дорогой Юрий, займись же чем-нибудь!». На другой день Юра купил большой мешок орехов, отправился в комнату рядом с кабинетом князя Долгорукова, сел на диван и начал щелкать их. Вначале старик-князь все прислушивался к равномерному звуку, раздававшемуся рядом с его кабинетом, и зная, что там Юра, крикнул ему: «Юрий, что же ты там делаешь?» «Я занимаюсь, князь», - последовал ответ. Тогда старик заинтересовался делом своего чиновника, встал посмотреть, и каково было его удивление, когда он увидел шалуна, сидевшего с большим мешком на коленях и с орехом в зубах.
Заметим попутно, что кн. Долгоруков совмещал должность генерал-губернатора и попечителя университета. Профессор Лапшин характеризует его как попечителя университета так: «Князь не терпел противоречий. Однажды князь потребовал от членов Совета университета, почему г. N не избран в профессора. Князь получил от каждого члена в запечатанном пакете ответ, что руководствовался в сем случае добросовестным исполнением долга. Князь отнесся к Лапшину с упреком, что он присоединился к старикам; но потом благосклонно выслушал его возражения и в конце концов объявил, что пришлет Лапшину рекомендательное письмо к губернатору в Москву по его (Лапшина) делу. Надо отдать должную справедливость князю в его желании знакомиться с подробностями университета и содействовать его преуспеванию. Один ректор при докладах своих нередко выражался: «как угодно Вашему сиятельству». «Что вы говорите, как мне угодно; я желаю решить так, как следует, и спрашиваю вас, а вы твердите: как мне угодно».
Поручик кн. Долгорукова по особым поручениям, Юрий Николаевич Голицын, умер в сорок девять лет, в полном расцвете своего музыкального таланта 2 сентября 1872 года в Санкт-Петербурге.
Внук Н.Б. Голицына и Г.Г. Кушелева - Борис Борисович Голицын (18 февраля (2 марта) 1862 — 4 (17) мая 1916) — русский физик из рода Голицыных, один из основоположников сейсмологии, геофизик, изобретатель первого электромагнитного сейсмографа (1906). Стоял у истоков термодинамики излучения. Тайный советник, гофмейстер (1908).
Источник: Академик князь Борис Борисович Голицын. Его род, его время, его работы по физике. Составитель: Волкова А.В. - Владимир, 2002 г., 60 с.
