В партию Нину Павловну Гладину принимали 20 декабря 1943 года после тяжелых двадцатидневных боев за деревню Боброво Витебской области. Ей, инструктору батальона, было тогда 18 лет. Однако санинструктором ей пришлось быть недолго. Скоро в одном из боев погиб комсорг батальона. И комсомольцы этот пост доверили Нине. Даже по тем временам это был редкий случай. Во всей дивизии она была единственной девушкой-комсоргом. Такую работу в условиях фронта, где за каждый промах платили кровью и жизнью, могли доверить только человеку незаурядному. Ее храбрость, сметливость, стремление быть там, где труднее, способность легко переносить невзгоды заметили с первых же боев. В рапортах и донесениях в штаб полка часто упоминалось имя Гладиной. О ней писали фронтовые газеты, боевые листки, ходили устные рассказы. Ей посвящали стихотворения, а солдаты сочиняли и пели про нее задушевные, ласковые песни.
Появление девушки на передовой вызывало у солдат прилив мужества, отваги. Много позже московская поэтесса Н. Новосельнова посвятит своей однополчанке стихотворение, в котором есть такие строчки:
Но солдаты нынче вспоминают:
«Стыдно было землю обнимать,
Если цепь девчата поднимают».
Поднимать цепь с возгласом: «За мной! Вперед!» — комсоргу Гладиной приходилось много раз. Переписка с ее однополчанами помогла мне воссоздать отдельные эпизоды героического фронтового прошлого Нины. Но рассказать об этом лучше самих участников войны вряд ли возможно. Поэтому я приведу, причем почти дословный, один из рассказов бывшего начальника политотдела 173-й Оршанской Краснознаменной стрелковой дивизии полковника Петра Тимофеевича Конакова.
— В феврале 1945 года мы вели бои за город Цирхов в Восточной Пруссии, — говорит он. — Его гитлеровцы называли «Северными воротами» к побережью Балтийского моря. Город был превращен в мощную крепость. В ходе боев немцам удалось выйти на шоссе — единственную дорогу для эвакуации наших раненых, подвоза боеприпасов и продовольствия. Командиру батальона, в котором служила Нина, было приказано зайти в тыл противника, перерезавшего шоссе, разгромить его и захватить замок. Надо сказать, что батальон в прежних боях понес большие потери. Недоставало техники, в ротах было по одному-два офицера. И тут — новое опасное задание. Под разными предлогами Нину пытались оставить в тылу. Но она наотрез отказалась. Перед наступлением она обратилась с горячим словом к коммунистам и комсомольцам батальона. Организовала выпуск боевых листков. И вот бойцы двинулись вперед, сломили сопротивление противника и вышли в его тыл. Шли лесом, по сплошному бездорожью. Боеприпасы и продовольствие несли на себе. Связь с полком поддерживали только сигналами по радио. То и дело вступали в бой с мелкими группами гитлеровцев. Когда приблизились к замку, воинов встретил ураган огня. Завязался ожесточенный бой. Погиб командир батальона, другие офицеры.
Когда осталась горстка солдат и сержантов, старшей становится Нина Гладина. Но и она получила ранение и контузию. Вдобавок была разбита рация... Командир полка, лишившись связи, понял, в каком отчаянном положении оказался батальон. Он немедленно посылает на выручку другие подразделения. И помощь подоспела вовремя. Замок был взят. Важное шоссе освобождено. Через 36 лет однополчанин Нины Павловны, Николай Харлампиевич Жуков, бывший командир пулеметного взвода, вспомнит этот бой и многие другие. И, заново удивляясь, спросит: «Как могла вынести такой ад хрупкая девушка?»
Другой однополчанин Яков Семенович Бутаков, бывший работник штаба 1315-го стрелкового полка, так опишет бой за село Ленино Могилевской области: «На расположение полка немцы обрушили всю свою огневую мощь. За день они делали по 25 — 30 артналетов: били из орудий по переднему краю и тылам, переходили в атаку. Но наши стояли насмерть. И вот, когда все тонуло в огне, в дыму и оглушительном грохоте боя, Нина выносила в укрытие раненых. Весь наш полк гордился ею!»
Боев было не счесть. Между ними марши, переходы. Иногда по 50 — 60 километров в сутки. Не все солдаты выдерживали такой темп. Подчас засыпали на ходу. А она шла, находя в себе силы поддерживать других. Сколько ей пришлось проползти под ливнем пуль и осколков, волоча на плащ-палатке раненых! Сколько она их вынесла, перевязала! Сколько воинов зажгло и вдохновило ее задушевное, горячее слово!
...Разгадку души человеческой, истоки натуры обычно ищут в биографии детства. Какое оно: в вату обернутое, сытое, беспечное? Или всем ветрам подставленное, босое, трудом закаленное? Тут гадать не приходится: точно известно, что детство Нины с четырех до четырнадцати лет прошло в детдоме. Когда ей было два года, умер отец, а еще через два скончалась мать. В памяти остался дождь, плач, холод и сырая яма, в которую опустили гроб. Пятерых сирот распределили кого куда. Нина попала в детдом в городе Кадникове Вологодской области. Неподалеку, в доме малюток, жил братишка. Потом их объединили. Девочка пошла в школу. Училась хорошо. Как лучшей ученице, в 4-м классе ей дали путевку в Артек. Правда, перед вручением пожурили за озорное поведение.
Руководил детдомом суровый, но добрый человек Николай Иванович Суворов, работавший некогда с Макаренко. На провинившихся слов зря не тратил, а приглашал к себе в кабинет «на скамейку». Баловни сидели обед, полдник, а иногда и ужин. До раскаяния. По неписанным законам детдома полагалась взаимовыручка в беде. Наказанным передавали через окно хлеб.
Детдомовцы имели огород, коров, лошадей. За скотиной ухаживали сами. Девчата шили. Обшивали себя и малышей. Белоручек не было. Запомнился Нине из той жизни прием в пионеры. Это был большой праздник на городской площади. В честь принятых поднимали флаг, играл оркестр. Звучала клятва.
По праздникам ребята получали подарки. С утра на табуретку перед кроватью заботливая рука ставила пирог. На спинке кровати появлялось новое платье, бант. Грусть закрадывалась, когда кого-то забирали то ли родные, то ли чужие. Случалось и хоронить товарищей. И тогда на крылечке собирались стайкой, пели надсадно-тоскливую песню, известную во всех детдомах страны: И никто не узнает, Где могилка моя...
У детдомовцев вырабатывались особые характеры, включавшие такие черты, как трудолюбие, выносливость, смелость. Эгоизм был невозможен: его презирали. Жадность наказывали. И если не считалось особенно большим грехом забраться через забор в чужой сад или попугать городских за обиду, то обидеть слабого, отнять что-либо у больного рассматривалось как подлость.
Здесь не кружили голову обещаниями легкой жизни. Всех готовили к главному — к труду на производстве, к полной самостоятельности.
На четырнадцатом году жизни Нина Гладина покинула детдом и стала ученицей на Ковровской ткацкой фабрике имени Абельмана. Приехали в пять утра и — сразу на фабрику. Шедшие навстречу с ночной смены работницы по каким-то признакам сразу в девочках узнали детдомовок. Запричитали: «Сиротки. Куда таких маленьких?» Жить поместили на частной квартире. Назначили стипендию: шесть рублей. И быть бы, возможно, Нине Павловне со временем знатной ткачихой, если бы не война.
В 1941-м, к осени, число сирот в Коврове сразу умножилось. И девочки из детдома уже не были исключением. Жить им стало совсем трудно, и они решили двинуться на поиски родных или обратно в детдом.
У Нины в городе Соколе на Вологодщине жила сестра. Конечно, надо ехать к ней, — решает она. Без документов, без вещей через несколько суток кое-как добралась до места. Посоветовались и решили, что надо Нине срочно выучиться какому-то делу. Как раз открылись шестимесячные курсы военных шоферов. Что ж, решила Нина, буду возить раненых от вокзала до госпиталя. Чтобы записаться на курсы, она «добавила» себе два года. Иначе бы не взяли. В феврале 1942-го курсантов выпустили досрочно. Все добровольно решили ехать на фронт. И Нина, разумеется, тоже. Военком, увидев Нину, сердито сказал: «А это что за детский сад?! Разве она справится с тяжелой машиной?» В шоферы не взяли. Но отправили на курсы медсестер.
Второго февраля 1943-го она в должности санинструктора попала в действующую армию. Началась фронтовая жизнь. За два с половиной года прошла с боями от Ельни до Праги. Прошла с честью, перенося наравне с мужчинами тяготы войны. Ратные заслуги ее отмечены двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалью «За боевые заслуги». Ей вручены в разное время семь благодарностей Верховного главнокомандующего.
Теперь Нина Павловна (по мужу Шалова) старше на 40 лет: ровно на столько, сколько минуло со дня Победы. После войны вернулась в Ковров. Работала инструктором горкома комсомола, воспитателем в школе ФЗУ при фабрике имени Абельмана. Несколько неожиданно даже для самой себя стала заведующей столовой предприятия. До нее дела там не ладились. Шли жалобы. Ей, Шаловой, поручили исправить положение. Пришлось изучать новое дело, подбирать людей. Последнее оказалось самым трудным. Но столовая из прорыва вышла. Нину Павловну со временем наградили орденом «Знак Почета», значками «Отличник советской торговли» и «Победитель социалистического соревнования». Потом залихорадило ресторан «Ковров». И директором его назначают Шалову. Только близкие знают, муж да дети, чего стоило ей навести там порядок. Работа без выходных, занята с утра до ночи. Ой, как пригодилась детдомовская и фронтовая закалка! Теперь ресторан пользуется хорошей репутацией не только в городе, он и в области один из лучших. Там уютно, чисто, вежливые ресторанные официанты, хорошая кухня.
Жизнь деловой женщины — это не только основная работа. Есть еще общественная, без которой трудно себе представить Нину Павловну. Она член партийного бюро, пропагандист школы коммунистического труда. Часто выступает как ветеран войны на встречах с молодежью. Бывают в ее жизни и особые дни. Это — дни встреч с ветеранами своей дивизии. В окружении товарищей по оружию светлеет память, молодеет душа и отходит прочь все мелкое, случайное.
Последняя такая встреча произошла лётом 1981 года в Минске. Один из дней совпал с днем рождения Нины Павловны. Ее горячо и сердечно поздравляли, чтя в ней ту самую Нину Гладину — воплощение юности и отваги, какою она была в годы войны и какой остается и теперь.
Владимирский край в годы Великой Отечественной войны
