Андрей Алексеевич Широков родился 25 ноября/8 декабря 1893 года в Казани в семье преподавателя Казанского реального училища, коллежского советника Алексия Савиновича Широкова и супруги его Надежды Николаевны. Семейство Широковых было в Казани довольно известным, глава его, подвизавшийся немало лет на ниве народного просвещения, был награжден орденами святого Владимира 4-й степени, святой Анны 2-й и 3-й степеней, святого Станислава 2-й и 3-й степеней, медалью в память царствования императора Александра III.
2/15 декабря Андрей Широков был крещен в церкви во имя святых Московских Чудотворцев города Казани и наречен в честь преподобного Андрея Оксиринфского (Египетского). В семилетнем возрасте, в день празднования Введения во храм Пресвятой Богородицы, юноша присутствовал на богослужении в казанском Иоанно-Предтеченском монастыре. Торжество так умилило его, что он тогда же дал Господу обет поступить в монашество, что впоследствии и исполнил.
В 1904–1912 годах Андрей Широков обучался в 3-й гимназии города Казани, педагогический совет которой во внимание к постоянно-отличному поведению и прилежанию, к отличным успехам в науках, в особенности же в Законе Божием и древних языках, постановил наградить его золотой медалью.
По окончании гимназии, он решил оставить мир и уйти в монастырь. Однако, его решению воспрепятствовали родители: они уговорили его поступить в университет.
Летом 1912 года А.А. Широков поступил на историко-филологический факультет Казанского университета, который окончил в октябре 1916 года, получив золотую медаль за сочинение «Русско-греческие отношения домонгольского периода при свете новейших теорий».
Несколько ранее, 30 сентября 1916 года, состоялось заседание историко-филологического факультета университета, где было заслушано представление профессора по кафедре истории Церкви К.В. Харламповича, в котором говорилось: «У меня назрела решимость возбудить ходатайство об оставлении степендиатом при кафедре истории кончившего курс Казанского университета по историко-филологическому отделению историко-филологического факультета А.А. Широкова. <…> Во время прохождения курса в университете он, насколько знаю, обратил внимание… своими способностями, трудолюбием и успехами. Вызывали одобрение и его рефераты по всеобщей и русской истории. Из рефератов один имеет ближайшее отношение к той дисциплине, в которой он решил специализироваться и для которой у него есть несомненные данные. Это его работа «Святейший правительствующий синод (его учреждение, состав и ведомство)». Это обязательный реферат по русской истории, писанный за III курс. В течение III-же курса г. Широков написал необязательную медальную работу на данную мною тему «Русско-греческие церковные отношения домонгольского периода при свете новейших теорий». Историко-филологический факультет по моему представлению… присудил автору за это сочинение золотую медаль. <…> Интерес к вопросам, связанным с медальным сочинением, привел г. Широкова и к дальнейшим работам в этом направлении.
В декабре1915 г. в «Обществе археологии, истории и этнографии» он прочел доклад «Владимир святой в новейшей исторической литературе», каковой принят для напечатания в «Богословском Вестнике». Еще ранее, 15 июля, в местной газете «Камско-Волжский край» он поместил юбилейную статью, посвященную памяти равноапостольного князя Владимира. Г. Широков в настоящее время оканчивает государственные экзамены, и я нахожу своевременным просить историко-филологический факультет возбудить ходатайство об оставлении его степендиатом… при кафедре церковной истории». Факультет единогласно поддержал предложение об оставлении А.А. Широкова, окончившего курс с дипломом первой степени, при Казанском университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре истории церкви сроком на два года. 12 октября 1916 года данное решение было утверждено попечителем учебного округа.
Но наряду с успехами, в жизни семейства Широковых были и скорби. После кончины своего главы, Алексея Савиновича, семья, состоявшая из шести человек, из которых трое были маленькими детьми, оказалась в тяжелом положении. 7 марта 1917 года Андрей Широков направил прошение на имя ректора Казанского университета: «Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство о выдаче мне удостоверения в том, что историко-филологический факультет Казанского университета постановил ходатайствовать перед министерством народного просвещения о разрешении мне преподавания в одном из средних учебных заведений г. Казани с сохранением назначенной мне стипендии из сумм Министерства народного просвещения на 1917 год, каковое удостоверение мне необходимо для незамедлительного представления г. директору Казанской городской гимназии на предмет получения уроков латинского языка». Данное прошение было поддержано, после чего принято решение о выделении А.А. Широкову 1200 рублей в год из сумм Министерства.
Таким образом, семейные проблемы, а затем и политическая ситуация в стране 1917–1918 годов отложили поступление Андрея Широкова в монастырь на несколько лет. Как и многие другие представители «чуждых» новой власти сословий, в опасении террора при занятии красными Казани семья Широковых перебралась в Сибирь вместе с отступавшими белочехами, где Андрей Алексеевич был мобилизован в Белую армию. Пережив много испытаний, будучи тяжело ранен, чудом не замерзнув в степи, он возвратился в Казань и 6 февраля 1921 года подал заявление о приеме в Духовную академию.
С этого времени ничто уже не отвлекало Андрея Широкова от вступления на монашеский путь. В 1922 году он поступил в число братии казанского Иоанно-Предтеченского монастыря, 4 января 1923-го во Введенском храме обители был пострижен в монашество епископами Чистопольским Иоасафом (Удаловым), управлявшим в то время Казанской епархией, и Чебоксарским Афанасием (Малининым). Новопостриженный инок был наречен в честь апостола Иоанна Богослова. 4 февраля монах Иоанн был рукоположен во иеромонаха епископом Мамадышским Андроником (Богословским), тогдашним настоятелем Иоанно-Предтеченского монастыря.
Предтеченская обитель к тому времени представляла собой центр духовной жизни Казани, где собирались все несогласные с обновленчеством и неканоническим поставлением на место арестованного митрополита Казанского Кирилла (Смирнова) обновленческого архиепископа Алексия (Баженова). Обновленческое епархиальное управление не имело на монашествующих никакого влияния. Доходило до анекдотичных случаев: получив ответы из монастырей Казанской епархии о непризнании обновленческого Высшего церковного управления (ВЦУ), обновленческого Казанского епархиального управления (КЕУ) и архиепископа Алексия, КЕУ 24 мая разослало уведомления об «увольнении» всех отказавшихся признать обновленческую власть. Понимая, что это никого не испугает, обновленцы в тот же день отправили письмо в ОГПУ о том, что насельники Иоанно-Предтеченского монастыря Питирим (Крылов), Иоанн (Широков), Серафим (Шамшев) и «заведующий» казанским Спасо-Преображенским монастырем иеромонах Феофан (Еланский) уволены, и «за дальнейшие действия со стороны означенных лиц епархиальное управление снимает с себя ответственность». На этом заявлении в ОГПУ была поставлена резолюция: «Выяснить подробнее политические фигуры этих типов, собрать компрометирующие материалы на них … и принять репрессивные меры». Резолюция другого чиновника того же ведомства гласила: «Исполнить. Мне думается арест можно произвести 5/VI».
14 июня 1923 года игумен Питирим, иеромонахи Иоанн и Феофан, иеродиакон Серафим были арестованы. Следствие пыталось добиться от них признания в контрреволюционной деятельности, якобы возглавляемой епископами Иоасафом (Удаловым) и Афанасием (Малининым). Иеромонах Иоанн (Широков) на допросе показал: «Епископов Иоасафа и Афанасия знаю, как моих духовных руководителей и законных епископов Казанской Церкви, пользовался их советами и водительством исключительно в деле моего личного совершенствования. В деле общецерковном руководствовался исключительно собственным разумением церковных установлений». Обвинение в контрреволюционной деятельности отец Иоанн при этом решительно отверг.
14 декабря 1923 года иеромонах Иоанн (Широков), как и другие арестованные, был приговорен к трем годам заключения и направлен на Соловки. Провожать монашествующих — исповедников Православной веры, на вокзал Казани пришло множество верующих. Иеромонах Иоанн был особенно дружен с игуменом Питиримом, впоследствии архиепископом. Они работали в одной артели на Соловках, а в ноябре 1926 года, по отбытии срока заключения, прибыли в административную ссылку во Владимир.
В ноябре 1927 года отец Иоанн прислал в Казань свою фотокарточку. На оборотной стороне ее была дарственная надпись сестре и крестнице Марии Алексеевне: «Дорогой крестной дочери, моей милой, дорогой сестре Маше на память о ея крестном отце и брате многогрешном иеромонахе Иоанне. Да хранит тебя Господь под покровом Его Пречистой Матери от всякого зла и искушения! Христос с тобою! г. Владимир. 9.11.1927 г. Многогрешный иеромонах Иоанн. Рече Господь: Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Мя веруйте (Ин. 14,1)».
Будучи во Владимире, отец Иоанн служил в Троицкой церкви города, где в то время совершал богослужения Афанасий (Сахаров) — епископ Ковровский, викарий Владимирской епархии. Именно в это время вместе с владыкой Афанасием батюшка участвовал в составлении службы Всем святым, в земле Российской просиявшим.
4 января 1923 года «ввиду гонений на Церковь, из желания послужить ей» епископом Чистопольским Иоасафом пострижен в монашество с именем Иоанн, вскоре рукоположен в сан иеромонаха.
В докладе Патриарху Тихону благочинного 1 Закаспийского округа, церкви Св. Креста г. Полторацка (Асхабад) священника Павла Каллистова от 8 сентября 1923 года в том числе значилось: «Туркестану необходим уже самостоятельный епископ — „… кандидат с богословским образованием, строгой иноческой жизни, пламенный проповедник и политически благонадежный“. Епископ Андрей Уфимский — рекомендует иеромонаха Иоанна (Андрея Алексеевича Широкова)».
О жизни отца Иоанна во Владимире дает представление и его письмо брату Петру Алексеевичу, датированное 8/21 декабря 1926 года:
«Дорогой Петя! С особенной радостью узнал я о том, что могу возобновить с тобою прежние письменные сношения. <…> Я хорошо представляю всю твою перегруженность серьезной интеллектуальной работой и по временам прямо не решался отрывать тебя от нея, тем более что переписка с соловецким узником всегда учитывалась органами государственного надзора и, как казалось мне, было бы совершенно неблагоразумно ставить тебя под излишнее наблюдение и учет. Этим соображением и объясняется то, что я, довольно щедрый на письма посторонним, менее видным лицам, был очень сдержан в сношениях с вами и зачастую по месяцам не давал о себе знать, в тоже время зная, что сторонним образом вы всегда сможете иметь обо мне самую полную информацию. Очень рад твоему намерению приехать ко мне. Буду с нетерпением ждать тебя. Только очень жаль, что очень плохо дело здесь обстоит с помещениями и трудно найти себе подходящее убежище; сами мы стеснены до последней степени и собою крайне стесняем лиц, давших нам, Христа ради, пристанище. Во всяком случае, о своем приезде извести, чтобы я мог тебя встретить. Хорошо было бы, если бы ты приурочил свой приезд к пятнице или воскресенью: в эти дни бывает открыт археологический музей и собор постройки XII в. В них можно увидеть немало интересного, правда, не имеющего прямого отношения к твоей специальности, но ведь ты всегда отличался широтой своих воззрений и общечеловеческие ценности, как кажется, не могут не интересовать и тебя. К тебе имею покорнейшую просьбу: не можешь ли достать мне простенький немудрящий учебник гармонии. Дело в том, что сейчас я остро чувствую недостаток своих познаний в этой области. Трудно по слуху строить аккомпанирующие аккорды к церковным мелодиям, а музыкальных инструментов здесь почти нет. Будь добр, пожалуйста, не откажи мне в этой просьбе! <…> Глубоко, от всего сердца моего благодарен тебе за поддержку материальную. <...> Но хочу еще раз предупредить тебя, что особенно о мне не беспокойся, дорогой брат! Всегда помни, что с 4 января 1923 года я — монах, и всем имуществом, оставшимся после наших родителей, распоряжайся совершенно самостоятельно с согласия наших малышей (младших сестры и брата), никогда не имей в виду меня. Только побереги еще некоторое время для меня фисгармонию. Хотелось бы мне иметь ее, но если не придется, то значит Господу угодно, чтобы я не нарушал монашеский обет нестяжания. <…> Искренне любящий твой брат, многогрешный иером. Иоанн». В 1927 году епископом Афанасием (Сахаровым) он был возведен в сан архимандрита.
В январе 1929 года иеромонах Иоанн (Широков) был снят с учета административно ссыльных с разрешением свободного проживания по всей территории СССР.
4 ноября 1929 года хиротонисан во епископа Марийского, викария Нижегородской епархии.
В 1930 году, оставаясь на марийской кафедре, Владыка временно управлял Казанской епархией, 2 июня 1931 года получил назначение на Чебоксарское викариатство, а с 29 июля по 16 сентября того же года вновь проживал в Йошкар-Оле. О том, что, будучи епископом Казанским и Чебоксарским, Владыка не прекращал управление Марийским викариатством Нижегородской епархии свидетельствует протокол собрания представителей духовенства и мирян, состоявшегося в Йошкар-Оле в декабре 1930 года, на котором епископ Марийский Иоанн избирался почетным председателем. В условиях гонений за веру, закрытия храмов, репрессий в отношении духовенства, монашествующих и мирян Владыка управлял приходами Марийского края, принимал покаяние у отпавших в обновленчество, мужественно защищал интересы Церкви и своей паствы перед властями.
С 16 сентября 1931 года — епископ Волоколамский, викарий Московской епархии.
Епископ Балахнинский с 10.04 по 3.05.1934 г.
Епископ Иоанн (Широков)
С 3 по 14 мая 1934 года — епископ Муромский, викарий Владимирской епархии.
С 14 мая 1934 г. по январь 1936 г. — епископ Орехово-Зуевский, викарий Московской епархии.
С января 1936 года — епископ Дмитровский, викарий Московской епархии.
С 19 июля 1936 года — епископ Волоколамский, викарий Московской епархии.
Проживал он в поселке при станции Перловка Московско-Ярославской железной дороги. Согласно воспоминаниям верующих, епископ Иоанн вел аскетический образ жизни, на улице и дома был в рясе и скуфье, с четками на руке, прекрасно читал на клиросе, управлял хором. После богослужений, несмотря на поздний час, он всех благословлял и только после этого покидал храм. Службы, которые Владыка совершал в церкви во имя святителя Григория Неокесарийского на Полянке, в Москве, были уставными, каноны повечерия при этом вычитывались полностью. Народ почитал своего архипастыря, пользовался он уважением и у собратьев по архиерейскому служению. Например, в письме из заключения к духовному чаду от 14 декабря 1936 года архиепископ Иувеналий (Масловский), знакомый с епископом Иоанном, тогда иеромонахом, еще по Соловкам, писал о нем как о «хорошего настроения святителе».
Епископ Иоанн (слева)
Последняя служба Владыки состоялась в Великий понедельник Страстной седмицы 1937 года. 26 апреля епископа Иоанна арестовали, на заседании военной коллегии Верховного суда СССР от 19 августа 1937 года, как активного участника «антисоветской террористической фашистской организации церковников в г. Москве» приговорили к расстрелу. Приговор привели в исполнение в тот же день, имеются основания полагать, что Владыка был похоронен на территории Донского кладбища города Москвы.
После богослужения, несмотря на поздний час, он всех благословлял и затем из Москвы выезжал за город к себе в келию. На улице и дома всегда был в рясе и скуфье и с чётками на руке. Последняя служба его была в Великий Понедельник на Страстной седмице. Накануне сам пропел «Чертог Твой».
27 апреля 1937 года арестован. Расстрелян 19 августа 1937 года.
О казни епископа Иоанна известно не было, поэтому 27 октября 1943 года Патриарх Московский и всея Руси Сергий обратился в Совет по делам Русской православной церкви с ходатайством о амнистии и привлечении к церковной работе ряда иерархов, в том числе и епископа Иоанна; в ответ власти сообщили о смерти епископа Иоанна в заключении.
Муромская епархия
