Николай ЩЕЛКОНОГОВ, участник Великой Отечественной войны
Воспоминания
СТРАШНОЕ СЛОВО - «ВОЙНА»
Я помню себя с трех лет, и с тех пор самым страшным для меня словом стало «война». С замиранием сердца слушал беседы участников русско-японской и Первой мировой войны, об ужасах, которые им пришлось испытать. А о тяжелейших невзгодах Гражданской войны мне рассказывала по вечерам мама, когда садилась за прялку. В моем сознании эти войны казались далекими-далекими, хотя прошло совсем немного времени. Какой далекой кажется нынешнему поколению Великая Отечественная война, после которой прошло уже 69 лет! До поры-до времени я был уверен, что такие войны больше никогда не повторятся. Видимо, сказывались возраст и наивность. Я еще не понимал, кто и почему развязывает войны, кто и почему в них заинтересован. И вот как-то вдруг люди с тревогой заговорили о происках империалистов, о взаимных притязаниях государств друг к другу, о создании больших армий и новых видах оружия с огромными разрушительными и поражающими возможностями, о коварных замыслах.
В 1929 году империалисты спровоцировали военный конфликт китайских белогвардейцев против CCСP, а в 1933 году в странах Западной Европы разгулялась коричневая чума, вскоре образовалась ось Рим-Берлин-Токио. В воздухе запахло грозой, началась конкретная проба сил. В 1936 году разгорелась война в Испании. В 1938 году японские империалисты затеяли военный конфликт у озера Хесан, в 1939 году - на реке Хал-хин-Гол. Летом 1939 года Германия напала на Польшу. Таким образом, все эти события положили начало Второй мировой войне. Зимой 1939—1940 гг. начались тяжелейшие бои между Финляндией и СССР. Жители нашего села сходились в правлении колхоза, активно обсуждали ход финской кампании, которая показала, что к отражению врага в большой войне не готовы, а она стояла у наших ворот. Кованый сапог фашистской Германии уже топтал многие страны Европы. У нас начались реформы, кадровая перестановка в армии, появились новые воинские уставы. Люди одобрительно отзывались о проведении этих мер. Войну все ждали со дня на день.
Утром 22 июня 1941 года было воскресение, солнечно, тепло. По улицам тянулся запах вкусной пищи - хозяйки старались вовсю. Вроде бы не предвещало ничего плохого, как вдруг появился посыльный сельсовета верхом на лошади. Он созывал народ к избе-читальне: только там был громкоговоритель. Все поняли, что пришла большая беда. Нет, у людей не было растерянности, отрешенности, появилась лишь одна озабоченность. В 12 часов начали передавать выступление В.М. Молотова. После передачи тут же состоялся митинг. «Враг не пройдет», - утверждали одни. «Встанем все, как один, на защиту нашего Отечества», - призывали другие. Их бурно поддерживали. Общее настроение навалившейся беды охватило всех: «Что же будет дальше?», «Как жить?». Народ все подходил и подходил. Мужики лихорадочно курили, бабы шептались, гадали, кого первого возьмут в армию. На другой день появились сводки, они были неутешительные, тревожные: враг лез напролом, теснил части Красной Армии на всех направлениях, безжалостно бомбил мирные города и села.
Начался призыв в армию. Меня неожиданно послали на курсы механизаторов. Через полтора месяца назначили штурвальным, но на третий день страды мой комбайнер отправился на фронт. Мне пришлось заменить его. И сейчас я не могу представить, как удалось справиться, ведь работали на сцепе сразу двух агрегатов. Работали от темна дотемна. Стране нужен был хлеб. Под ружье встали более 34 миллионов человек. Враг занял самые хлебные районы страны. Он рвался к Москве. Земля пылала в огне.
Гитлеровцы втянули в войну 61 государство и 2/3 населения земного шара. В ходе войны погибнет более 50 миллионов человек. Фашисты создали настоящую фабрику уничтожения людей. Они построили 23 концентрационных лагеря и более 2 тысяч филиалов. Одновременно в них томились 18 миллионов человек, из них почти 12 миллионов были уничтожены. Эти ужасы мне еще предстояло увидеть.
Однажды вечером на полевой стан привезли повестку и мне. И прошагал я по дорогам войны с тяжелыми боями от Брянских лесов до Берлина через всю Белоруссию, Польшу и Восточную Германию. Я видел десятки лагерей, где женщины, дети и старики томились на болоте за колючей проволокой. Их кормили раз в сутки жидким супом из немытой и нечищеной свеклы. Почти 17 миллионов советских людей были гитлеровцами замучены в лагерях, расстреляны, сожжены в топках, истреблены в ходе бомбежек и артиллерийских обстрелов. Я видел Майданск, Треблинку-1 и Треблинку- 2 в Польше, около 100 лагерей вокруг Берлина, Бухенвальд, Равенсбрюк. В каждом из них ежедневно уничтожалось более тысячи человек, а иногда и целыми эшелонами по 18-35 тысяч человек. И в бою мы потеряли вместе с умершими от ран и болезней 10,3 миллиона человек. Предела ненависти к фашистам у нашего народа не было. Так что дорого пришлось врагу расплачиваться за развязанную бойню и совершенные зверства. В ходе наступательных операций Красной Армией было разбито 607 дивизий врага (союзниками только 179). Из 13,6 миллиона погибших во Второй мировой войне Германия потеряла 10,2 миллиона человек (без сателлитов на Советско-Германском фронте). Красная Армия освободила 13 европейских государств, где проживали 139 миллионов человек. Мы водрузили знамя победы над Рейхстагом в поверженном Берлине.
С радостью и ликованием встретило человечество День Победы, оно легко вздохнуло. Радовались, обнимались, целовались. Радость победы охватила, как мне рассказывала моя мама, и наше село Сальевку на Северо-Востоке Башкирии. Все вышли на окраину села на лужайку. Мама вынесла мою гитару. Чувство у нее было двойственное. Она еще не знала, жив ли я. Последнее мое письмо она получила с маленького плацдарма на дамбе за Одером, откуда мы должны были на другой день наступать на Берлин. Из 36 моих родственников, ушедших на фронт, вернулись трое. Двое были тяжело ранены, а я трижды контужен. Под Мозырем я был заживо погребен под землей. Спас меня Малышев, а сам через полтора месяца погиб во время вражеской бомбежки. Из 17 парней села 1925 года рождения в живых осталось четверо. Трое умерли давно от ран и болезней. Из 24 солдат, сержантов нашего взвода от реки Сож до Берлина дошли только двое. Так осиротила нас война... и все потому, что у неё такие жестокие и неотвратимые законы. Войны без жертв не бывает. А враг-то был силен, коварен, умен, вымуштрован. Непросто было выстоять и победить. Из Владимирской области ушли на фронт 281 000 человек, почти половина не вернулась. Более 50 тысяч владимирцев было удостоено правительственных наград за героические подвиги в боях за Родину. Вместе со мной в нашей дивизии отважно сражались кольчугинцы В. Евсеев, Б. Суслов, В. Перов, житель поселка Тасин Бор Гусь-Хрустального района Г. Кузнецов. Бывший директор стеклозавода «Красное эхо» А. Ландышев пал смертью храбрых на полях Белоруссии, и его именем названа одна из улиц Гомеля.
Советский народ не только отстоял свою независимость, но и спас цивилизацию от коричневой чумы, стремившейся к мировому господству Да, прошло 68 лет, наша Родина жила без войн. Несколько раз США планировали ядерное нападение на СССР. Мы к этому времени были готовы дать адекватный отпор. Более 250 войн и военных конфликтов США организовали после Второй мировой войны. Еще не оправился от военных потрясений народ Югославии, а США уже перенесли военные действия на территорию Ирака, в Афганистан. Гибнут мирные люди. Нет, нам нельзя забывать, что есть и сейчас силы, которые стремятся к мировому господству, к глобализму Нельзя забывать и опыт Великой Отечественной войны.
ФРОНТОВИКИ ДУШОЮ НЕ СТАРЕЮТ
С волнением ждем большой и круглой даты,
Ведь это в жизни важная ступень.
А годы наши, как в бою солдаты,
Уходят безвозвратно каждый день.
И мы перебираем, словно струны,
Мгновения прожитых бурных лет,
Жалеем, что теперь уже не юны,
И тот ли за собой оставим след?
Фронтовики душою не стареют,
У них не сходит доброта с лица,
И, если надо, сразу обогреют
Детей и внуков милые сердца.
И мы для них живём, порою тужим –
Болезнь и старость к нам стучатся в дверь,
Но для России мы ещё послужим,
Мы не боимся никаких теперь потерь.
МАТКА БОЗКА
Еще в годы войны было подсчитано, что в бою на переднем плане бойцы и младшие офицеры выживали в среднем 21 день. В течение этого времени люди выходили из строя по состоянию здоровья, ранению или погибали. Часто даже не выстрелив ни разу по врагу, не увидев живого фрица.
В ходе Белорусской операции «Багратион» освободили нашу Родину от ига немецко-фашистских захватчиков, вышли на территорию сопредельных государств, подошли к границам Восточной Пруссии. 14 сентября 1944 года войска 1-го Белорусского фронта освободили Прагу, пригород Варшавы, заняли плацдармы на левом берегу Вислы в районе Сандомитра, Магнушево, Пултуска. Наша дивизия, поддерживая боевые действия 47 армии, двинулась вдоль правого берега Вислы и вышла к Нареву в районе Яблонно-Цагельна, Яблонно-Легионов. Они тоже относились к пригородам Варшавы, с красивыми коттеджами, утопающими в цветах и зелени. Немцы цеплялись за каждый дом, сарай, перекресток улиц и дорог. Завязались тяжелейшие, затяжные, кропотливые бои, в ходе которых возросли потери в живой силе и боевой технике с обеих сторон. На какое-то время немцам удалось все же закрепиться, они стали закапываться в землю. Из-за Вислы нас яростно обстреливала вражеская тяжелая артиллерия. Войска 1-го Белорусского фронта к этому времени прошли с боями более 600 км. Немцы, отступая, разрушили до основания все железные дороги на своем протяжении. У нас оставался единственный транспорт - автомобильный. Чтобы доставить к линии фронта боеприпасы, боевую технику, продовольствие и горюче-смазочные материалы, каждому автомобилю требовалось совершить пробег в 1200-1300 километров. На это уходило много времени, бензина. Катастрофически не хватало автомобилей, чтобы все это еще и доставить на передний край обороны. Мы стали испытывать серьезнейшие недостатки в снабжении войск всем необходимым. Выбыло из строя много личного состава. Мы, таким образом, вынуждены были тоже окапываться. Настала страшная усталость бойцов и командиров. Однажды меня послали в тыл за прибывшим пополнением. Я отобрал 45 человек, покормил их на полевой кухне. Там каждый получил себе неприкосновенный запас (НЗ). Тут я быстро составил список, узнал, кто, откуда, чем занимался до призыва в армию, какое образование, где и в какое время проходил курс молодого бойца. Из 45 - 43 не нюхали пороху, в основном были парни 1926 года рождения. Я рассказал, что сейчас на переднем крае идут кровопролитные бои, ведется жестокий артиллерийско-минометный обстрел со стороны противника. Весь передний край обстреливается из стрелкового оружия. Нам придется сложно добраться до места назначения. Объяснил, как будем двигаться, как вести себя во время обстрела. Через полтора часа мы уже приблизились к своим позициям, и тут рванули вперед: начался сильнейший налет артиллерии и минометов.
Мы упали на линию траншеи, проходившей на нашем участке в 15 метрах за восточной стороной шикарного дома, в котором жила лет пятидесяти располневшая дородная полячка. От нее несло зловонием, видимо, со страху она не один раз уже обгадилась. Она так крепко держалась за свое добро, что не ушла вместе со всеми в наш тыл. При обстреле обычно пряталась в своем погребке, вход в который находился с восточной стороны. Все время под нос бурчала: «Матка Бозка» - Божья Матерь. Мы как-то не задумывались над тем, когда и как она уходила в свой погребок. И вот, когда до траншеи оставалось метров 15—20, я увидел, как полячка нырнула в подземелье. В это время начался обстрел, и меня как током ударило. От орудийного обстрела этот участок траншеи был неуязвим, а вот от навесного обстрела из минометов дом не спасло.
Мы все успели упасть на дно траншеи. Мины рвались недалеко, а две разорвались на бруствере. Мы лежали с начальником разведки дивизиона старшим лейтенантом А. Родионовым голова к голове. Он возвращался от командира стрелкового батальона и спрыгнул в траншею вместе с нами. Ему и мне повезло. Мелкими осколками у нас пробило только ватные брюки и легко повредило кожу. А вот в пополнении были все ранены тяжело. Лишь у одного молодого парня оторвало первую фалангу на указательном пальце левой руки. Он лечился в медсанбате нашей дивизии, а потом воевал в моем отделении разведки. Остальных мы отправили в полевой госпиталь и больше их не видели. Во время обстрела у меня все время перед глазами порхала дородная полячка. Я высказал свои подозрения начальнику разведки старшему лейтенанту А. Родионову. Во время затишья мы незаметно обследовали весь дом, чердак, прилегающие строения. Обнаружили два флюгера, к которым из кухонного окна шли тонкие шнурки. С помощью шнурков и можно было придавать определенное положение этим флюгерам в виде петушков. Это были сигналы. Потом в постели, под подушкой, мы обнаружили полевой телефонный аппарат. Он был подсоединен к кабельному проводу какой-то нашей части. Кабель, видимо, немцами прослушивался из аппарата, похожего на коммутатор. К каждой клемме такого аппарата подключались провода длиной около ста метров, а на втором конце делалось заземление.
Может, не все знают, что в полевой связи вторым проводом была земля. Если на двух концах проводов стоят два телефона, то абоненты друг друга не слышат, пока каждый из них не поставит у своего аппарата заземление, да иногда надо было еще и полить немного водою. Тогда оба телефониста слышали друг друга хорошо. Враг из своего подслушивающего устройства выбрасывал концы в разные стороны и на юнцах делал заземления. При этом какой-то провод был обязательно строго параллельно нашему проводу. По индукции звук проходил на подслушивающее устройство и усиливался. Так вот полячка и сигнализировала немцам с помощью двух устройств.
К ней частенько приходил дряхлый старичок, прямо скажем, дремучий. Он что-то нам всегда старался рассказать о зверствах немцев. Что его ни спросишь, он обычно отвечал: «Вшисю герман забрав». При этом пан низко кланялся, подобострастно, делал какие-то реверансы. «Проше, пана». Пана и пани мы отправили в тыл, там с ними разбирались кому надо. А у нас обстрелы прекратились. Вот вши «Матка Бозка». Стояли мы здесь в обороне долго, и поляки, особенно женщины, прятались в подвалах, не хотели уходить в тыл. Жаль, видимо, было оставлять жилище и добро. Обстрел случался сильнейший, как и мы, они гибли, переживали страх, холод и голод. Среди этой массы немцы и составляли свою агентуру. Мы в этом городке занимали свою оборону на восточной окраине. А впереди, метрах в 400-600 по городу проходила немецкая первая траншея. Вполне вероятно, что на нашем переднем крае был не один такой пункт, который оставили немцы. Кто-то, облачившись в нашу военную форму, проникал сюда, а, может, постоянно где-то здесь укрывался и осуществлял общее руководство всей агентурой. Управлялись эти пункты и по радио, даже, оказывается, был подтянут кабельный провод. Чем там все кончилось, я не знаю - нашу дивизию вывели и перебросили на Магншевский плацдарм на западном берегу Вислы. Там вошли в состав 8 гвардейской армии, которой командовал генерал В.И. Чуриков. Потом нас переподчинили в 5 Ударную армию генерала Н.Э. Берзаина. Мы приступили к подготовке Висло-Одерской наступательной операции.
ВАСЬКА-КРОТ
Было это перед самой войной. В один из летних солнечных дней, когда все люди находились в поле, обворовали сельскую библиотеку. Украли все книги и единственный баян. В сельсовете сбились с ног в поисках вора, вызвали из Дувана милицию, однако на след не напали. Всполошилось все село: если уж за библиотеку взялись, то из любого дома что хочешь волоки. Замков никто не вешал, в летний день село вымирало. Взрослые уходили в поле, дети - на речку или в лес. Для сельсовета и милиции было ясно, что все украденное пока находится в селе - вывезти не успели. Реализовать на стороне было сложно - вор понимал, что сейчас сотни глаз наблюдают, и милиция начеку. Пользоваться украденным дома тоже было нельзя. Ну как и где хранить такую уйму книг? Как заиграть на баяне дома? Даже случайный прохожий может услышать. На селе было три баяна: у Василия Аристова, у Вани Тихомирова и у Старцевых. Все об этом знали. На это, видимо, рассчитывала милиция, и там не беспокоились.
А обнаружилось все удивительно просто. Две бабушки пошли в лес по ягоды. Бродили долго, заблудились, стали
метаться из стороны в сторону. В результате совсем растерялись и не знали, куда податься. Тут еще, как назло, то заиграет, то заглохнет баян. Только бабушки кинутся на звук, а он пропадает. Бабушки бесповоротно решили: леший водит. Они сели, вывернули одежду на левую сторону - существовало поверье, что при вывернутой наизнанку одежде леший отпустит - встали и начали креститься на все Стороны. А секрет был прост: пока человек переодевается, к нему приходит спокойствие, он начинает резво оценивать обстановку, лучше ориентироваться в пространстве. И вот только бабушки переоделись и начали креститься, совсем рядом, в нескольких шагах, заиграл баян. Они ринулись на звук.
Там уже была опушка леса. Склонив голову набок, на поваленной березе сидел Васька-Крот. Он забыл обо всем на белом свете. Широко растягивая меха, старательно выводил какую-то жалостливую мелодию. Бабушки сообразили, чей у Васьки-Крота баян, и, опасливо озираясь, стали отступать назад. Показываться на глаза Вадьке было опасно - они знали его коварство. Спустившись с горы, по огородам, бабушки прибежали в сельсовет. Они так запыхались и перебивали друг дружку, что сельсоветчики не сразу сообразили, о чем идет речь. К вечеру все книги и баян были уже в библиотеке. Бабушкам за проявленную бдительность и смекалку объявили благодарности, вручили отрезы на кофты. Ваську-Крота судили. Дали год. Когда его вывели из зала суда во двор, он попросился по малой нужде. Его завели за клуб, к церковной ограде, утыканной острыми металлическими пиками. Два милиционера стоят с боков. Васька-Крот, справившись с нуждой, повернулся спиной к ограде, легко подпрыгнул вверх, сделав сальто-мортале, перелетел через забор, нырнул за бывший поповский дом и - был таков! Милиционеры растерялись, они никак не ожидали от Васьки-Крота такой прыти. Преодолеть забор милиционеры физически не были готовы. Даже оружие вытащить не успели. Пока добежали до ворот, Васька-Крот скрылся из вида. Один из милиционеров выпряг лошадь, сел верхом, другой в это время открыл ворота в Ярушинский двор, а там - и в огород. Васька-Крот по ржи добирался уже до леса — ему не хватило буквально нескольких минут. Ваську-Крота схватили, привели снова в клуб. Суд добавил ему еще год. На суде выяснилось, что Васька-Крот много раз пытался пролезть в библиотеку и украсть хотя бы баян, но ему не удавалось - мешали сторожиха и две бабки, после заблудившиеся в лесу. Они жили рядом и весь день сидели на завалинке. Наконец, Ваське-Кроту пришла в голову идея: выманить их в лес, но как? Ягод в тот год уродилось мало, и люди знали об этом. Все же Васька-Крот подался в лес. За день набрал две-три кружки. Чтобы создать видимость изобильного урожая, он в корзину набил бумагу, сверху аккуратно рассыпал ягоды, для виду сделал две «гусиные лапки». Создавалось впечатление, что Васька-Крот несет полнущую корзину. Он важно продефилировал мимо бабушек. Бабка Матрена заворковала:
- Вася, где это ты так расстарался? Говорят, их нет вовсе.
Вася важно ответил:
- Где я их собирал, уже нет, да и далеко это.
Он неопределенно махнул рукой в сторону чуть ли не до Климина лога. На другой день Васька с этими же ягодами прошелся мимо бабушек еще раз. Они не выдержали и пошли в лес. Туда же убежала и сторожиха. Ваське того и надо было. За день по огородам он перетащил домой все книги и баян. Книгами завалил все полати и сеновал. Баян спрятал в кустах, на Порозовке. Туда и ходил каждый день играть. А бабушки еще долго ходили в лес и искали ягодные места, пока случайно не набрели на Ваську.
После суда Ваську отправили в детскую колонию. Вернулся он только в 1942 году и вместе с нами был призван в армию. После войны я узнал, что из Тоцких лагерей Оренбургской области Ваську отправили в Чебаркуль на курсы военных поваров. По тому времени это была лафа. Но Васька на курсах задержался ненадолго - дезертировал. С большими приключениями добирался в родные края. По пути его дважды задерживали жители сел за воровство, приводили в сельсовет. Но там Васька так артистично перевоплощался, так изображал дурачка, что его тут же отпускали.
Дома Васька пробыл один день и двинулся на Красноуфимск. В районном селе Арти Свердловской области чудак устроился посыльным в какое-то учреждение. Страх его не покидал ни на минуту - за дезертирство ему грозил расстрел. Однажды он не выдержал и подался в райвоенкомат, попросился на фронт. Воевал в Румынии. В одном бою бойцы попали под сильный минометный огонь. Ваську ранило. С трудом он выполз из кукурузы на дорогу. Там его подобрали и отправили в госпиталь.
После излечения Ваську демобилизовали. Вернувшись в свое родное село, работать не стал - тунеядствовал. Много раз женился, но семью так и не создал. Одно время добывал горную плитку, продавал ее колхозам и совхозам как строительный материал. Зарабатывал большие деньги и пропивал все подчистую. Отрастил усы, бороду, подобрал такую одежду - ни дать ни взять Дон Кихот. Васька читал в детстве много книг, безалаберно. Страшно фантазировал. Все, что узнавал из книг, стремился реализовать в жизни. Приверженность героям книг была удивительной и романтичной, часто манящей, но образ печального Рыцаря Дон Кихота остался на всю жизнь. Как-то раз он рассказывал нам увлекательную историю Тиля Уленшпигеля, а через несколько дней балансировал на проволоке, протянутой с крыши дома на сарай. Внизу он разбросал воз соломы для безопасности. Сверху Васька-Крот декламировал: «Старая рожа, на что ты похожа? Не видать тебе светлых дней, скоро будешь еще страшней». Проволоку Васька, оказывается, вырезал из телефонной линии. Были у него на реке плоты, хижина дяди Тома, сам он преображался в Гекль-берри Финна, своих друзей вымазывал в краснокожих индейцев. Часто изображал себя Всадником без головы. Лес, кусты, папоротники у нас в воображении превращались в прерии. А о графе Монте Кристо мы читали запоем всю ночь при свете лучины. Но, думаю, Васька-Крот начал фантазировать с Н.В. Гоголя, с его «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Тут он нас заразил чтением, литературой. Поражало, что Васька-Крот учился слабовато, но наизусть читал «Евгения Онегина», обладал, как нам казалось, обширными знаниями. Раньше всех он начинал петь популярные советские песни. Где он узнавал о них, и сейчас трудно сказать. Радио было только в библиотеке. Звуковое кино появилось поздно, и на селе бывало редко. Распевая знаменитую песню о «Каховке», мы без дорог, по горам, по еле проходимому лесу, напрямую вышли к Югузу, на реку Уфимку. Прочитав о жизни людей на Крайнем Севере, Васька развел собак, стал запрягать их в санки и гонял по селу. Вскоре десятки собачьих упряжек появились на улицах. Этого Васька выдержать не мог. В кузнице из трубы он сделал пушку, установил на санках, зарядил порохом и выстрелил. Собаки с перепугу шарахнулись в сторону. Васька свалился в кювет, но своих собак больше уже не видел. Теперь он пушку соорудил мощнее, установил ее в огороде. Выстрел произвести ему долго не удавалось: фитиль, намоченный керосином, затухал, не дойдя до разреза, где находился запал. Тогда он объявил: «Присвоим завтра Героя Села тому, кто подберется и подожжет запал». Никто не решался это сделать. Тогда Васька завалил пушку камнями и бревнами. Вызвался сделать поджог Валька Подгорных. Взрыв оказался сумасшедшим: пушка, бревна, камни разлетелись в разные стороны. У Вальки вся рожа стала черной от пороховых газов, он лежал ни живой ни мертвый. Отливали его водой. Еле спасли.
После этого случая Васька-Крот больше пушек не делал, потому что соседи за дыру в воротах выпороли его- крапивой. Вскоре он заявил: «Говорят, бабку Агафью недавно схоронили, а она уже по ночам над селом летает на огненной четухе». Две ночи с вечера до утра ребята вместе с Васькой сидели на кладбище, но ни бабки Агафьи, ни огненной четухи не увидели. Не успели очухаться от похода на кладбище, как Васька стал нас убеждать в чудодейственном явлении с папоротником. Мы с нетерпением ждали той единственной ночи, когда все должно было произойти. Но все оказалось напрасным. Васька-Крот объяснил, почему, и мы ему легко поверили. Вскоре Васька-Крот надолго исчез, даже дома не знали, где он. Появился он неожиданно и с гордостью показывал пейзажи, выполненные красками на стекле. Мы спросили Ваську, где он столько стекла достал. В магазине-то его не было. Не задумываясь, Васька ответил: «Дак, вон сколько бань-то, и все с окошками были».
В довоенное время по деревням разъезжало много циркачей, агитбригад, профессиональных артистов. Посмотрев раз их представления, Васька умело копировал, показывая всевозможные трюки, и трудно было уследить, как он это делает. За короткое время мог выдать классический вальс-чечетку. Я за свою жизнь немало видел самодеятельных исполнителей, но до Васьки-Крота многим было далеко. Так же быстро он сам, без помощи со стороны, научился играть на многих музыкальных инструментах. Собрав около десяти ребятишек, создал оркестр. Мы собирались в каком-нибудь доме и исполняли незамысловатые мелодии. После войны, продав картошку, выращенную на своем огороде, Васька купил аккордеон и уехал на лесоразработки. Там выступал по вечерам за деньги. Когда бывал дома, целыми днями бродил по селу, появлялся в поле, на току. Присматривался. Вечером в клубе, аккомпанируя себе, пел озорные собственные частушки. Кому-то было смешно, а кому-то стыдно.
Последний раз я видел Ваську-Крота на горе, за Порозовкой. Он спал в шурфе, был оборванный, в саже — не узнать. Разбудить мы его не смогли. Видно, с друзьями здорово «зашибли». На другой день Васька зашел к моим родным, куда я приехал в гости, уманил меня к себе, а жил он в избушке на курьих ножках у какой- то неухоженной бабенки, разговаривал с ней высокомерно. Сели за стол. Васька вытащил несколько толстых тетрадей со своими стихами. Я спросил: «А что не издаешь?» Васька отрешенно как-то ответил: «А там политики нет, кто ж возьмет их печатать?» — «А что такое политика? - спросил я. - Ведь лирика тоже своего рода политика». Васька взял у меня тетради со стихами, бережно завернул их в холстину и положил в тумбочку. Долго стоял, задумавшись, наконец, произнес: «Кому мои стихи нужны? Я их пишу для себя, не даю читать их никому, да и не тем мы лыком шиты».
Говорят, в восьмидесятых годах Васька уехал жить в Златоуст, там стал работать оператором в котельной. Жив ли, не знаю.
Все, что я рассказал про Ваську-Крота, правда. Это был талантливый, пытливый паренек. И, мне кажется, он так и не вышел из детского романтизма. Отца не было, и мать воспитывала двоих ребят. Жили скудно. Оценить задатки Васьки-Крота никто не сумел, просто не догадался, чтобы дать Ваське путевку в жизнь. Талант Васьки почему-то все считали чудачеством. Серьезно его никто не воспринимал. Часто говорили: «Во дает!»
- «Опять Васька-Крот выкомаривает!»
- «Дак делать-то нечего, вот дурачка и валяет!» Невдомек было людям, что за талантом был еще великий труд. Репетировал Васька в одиночестве, до изнеможения. Никто этого не видел. Выходил на люди только тогда, когда считал себя уже готовым. К сожалению, удивить никого не мог, потому что у него ложь перемежалась с правдой, труд с ленью, открытым лодырничеством, решимость - с трусостью, разумный подход - с авантюризмом. Прилив энергии переходил в апатию. Васька горячо брался за одно дело, бросал его и увлекался другим. Часто не доводил дело до конца. Неудачи с детства, скудная жизнь привели к разочарованию, безволию. У него сложилась безалаберная жизнь, отчуждение, презрение к людям. В своих поступках Васька стал непредсказуемым. Он мог заплакать при виде раздавленной мухи или зарезанного петуха, но мог устроить самую зверскую пакость тому, кто его обидел. Получи Васька поддержку, помощь в детстве со стороны, распорядись с толком своим даром, займись одним делом, он, безусловно, занял бы достойное место в обществе. Как знать, кем бы он стал? Я часто вспоминаю Ваську, мне до боли жаль его, растратившего талант и энергию. Именно поэтому я изменил имя и прозвище того сверстника, с которым меня столкнули детство и юность. Кто-то скажет сейчас: «Стоило ли о нем, беспутном, писать и тратить время?» Но тогда пусть и вспомнит, сколько же ошибок, промахов за жизнь сделал сам. Разница будет в том, что у кого-то их было больше, у кого-то меньше. На них зиждется вся наша жизнь.
Источник:
«Владимир». Литературно-художественный и краеведческий сборник. 2014 год.
Владимирский край в годы Великой Отечественной войны
|
