Родился Алексей в 1812-м году 8-го февраля от священника Шуйского уезда погоста Ильинского Михаила Николаевича Соловьева и супруги его Ксении Петровны. У о. Михаила Соловьева детей было семеро; три сына и четыре дочери. Вторым сыном Алексеем, по рождению пятым, о. Михаил особенно был счастлив. Хронологический порядок детей о. Михаила, по старшинству, следующий: Матрена, Глафира, Анастасия, Михаил, Алексей (в монашестве Агафангел), Николай и Анна. Матрена была в замужестве за диаконом, Шуйского уезда села Афанасьевского Иваном Свирелиным. Глафира за священником Шуйской кладбищенской церкви Дмитрием Лебедевым. Анастасия – за диаконом, Шуйского уезда села Кулеберева Иваном Иларионовским. Анна за священником, села Гориц Иваном Тихомировым. В метрике Ильинской церкви за 1812 год, под № 4-м записано: февраля 8-го у священника пог. Ильинскаго Михаила Николаева Соловьева от жены его Ксении Петровой родился сын Алексей, крещен в церкве. Восприемники были Суздальской семинарии бывый учитель риторики Дмитрий Романович Тихомиров и села Юрчакова священническая дочь Анна Иванова. Таинство крещения совершал Юрчаковский священник Иван Никитин. Грамоте «заучен» трех лет (В книге «христианин пришлец земный» отцом Михаилом собственноручно записано: «Михаил и Алексей заучились грамоте 1815-го года марта 27-го дня.). Пяти лет бойко читал на клиросе, шести отдан был в Шуйское духовное училище. В столь юном возрасте он не скоро привык к школьной жизни и не мог вынести трудов по Училищу. Неспокойная квартира, раннее вставанье и хождение в класс породили в нем тоску по родине и сильно повлияли на его неокрепший организм, в нем начала развиваться золотуха, и родители его поневоле должны были брать его в свой дом (Погост Ильинский от Шуи, где было Училище, был в 5-ти верстах.) для его выздоровления. С грустью и горькими слезами отвозили его обратно в Училище, когда ему делалось лучше. Да и возможно ли было имеют симпатию к такой жизни, где, кроме бедной квартиры, были такие товарищи, кои вдвое были его старшей с грубыми манерами (По 12-ти и 13-ти лет, а в 4-м классе были по 20-ти лет и более.). Старший брат его Михаил (Михаил был отдан во 2-й класс, Алексей в 1-й.) хотя и вместе с ним отдан был в Училище, но, очутясь в разлуке с родителями, и глядя на меньшего брата, часто плачущего, не менее его тосковал по родине. Оттого начало их учения не совсем успешно было и не соответствовало попечению родительскому. Впрочем мало по малу братья свыклись с училищной жизнью, и чрез пять, шесть лет успехи их оказались удовлетворительными. К переводу во Владимирскую Семинарию они были из первых учеников (Алексей был переведен первым). В Семинарии, начиная с философского класса, шли они между отличными учениками. В1831-м году, после первого года в Богословском отделении, Семинарское Начальство посылало было — одного из них в Петербургскую, а другого в Киевскую Академии, но как они не захотели, так и родитель их не пожелал, чтобы они поступили в разные Академии. В следующем 1832-м году уже поступили оба в Московскую Духовную Академию. Старший Михаил на казенный счет, второй Алексей хотя прибыл туда, на свой счет, но после приемного испытания также принят был на казенное содержание (Семинарское начальство и бывший тогда ревизор (Инспектор Московской Духовной Академии Архим. Платон) желали и второго брата Алексея отправить в Академию на казенный счет, но он страдал сильнейшей золотухою в правой руке, так что Семинарский врач не мог дать удовлетворительного отзыва о его здоровье). Отлично выдержав экзамен, Алексей Михайлович, во все четыре года академических курсов, вел себя примерно и к науке ревностно, так что во все это время был из первых студентов. Болезненное его состояние и суетность мира породили в нем мысль о монашестве; мысль эта, не без призвания свыше, в нем развилась в Академии и он чувствовал в себе наклонность к иноческой жизни, и потому, не дождавшись окончания курса, по прошению, с благословения родительского (На пострижение в монашество Алексей Михайлович неоднократно, будучи студентом Академии, просил письменно соизволения у своего родителя, как видно это из письма отца Михаила к меньшему сыну своему Николаю: «Из Лавры, пишет о. Михаил, получил я вдруг три письма; во всех Алексей просит благословения моего вступить в монашество, уже и начальству открыл он твердое намерение еще о Святках, и переведен жить к монахам. Я, правда, не соглашался на его желание, опасаясь его молодости, но, неотступными просьбами будучи убежден, с сею почтою посылаю ему мое благословение и соизволение. Февраля 25-го дня 1835-го года. А 9-го мая того же года о. Михаил лично благословил своего сына на подвиг монашеский, при проезде в Киев, заехав в Троицкую Лавру.) пострижен был в монашество 2-го июня 1835-го года. Весьма замечательно, что в день (2-е июня) его пострижения, которое совершилось в Сергиевской Лавре, скончался в Киеве его родитель — о. Михаил. Имя Агафангел, при пострижении, дано ему было Ректором Академии Архимандритом Поликарпом потому, что о. Ректор, как Профессор Богословия, кончал трактат о добрых Ангелах (Посему Преосвящ. Агафангел праздник собора Арх. Михаила и прочих сил бесплотных 8-го ноября особенно чтил во всю свою жизнь.).Того же года июня 5-го дня рукоположен в иеродиакона, а 20-го июня 1836-го года в иеромонаха.
По благополучном окончании курса с ученой степенью Магистра в июле 1836-го года, 20-го августа того же года определен был Бакалавром Московской Духовной Академии по классу толкования свящ. писания (Предмет дан был новый. Много было труда при составлении лекций. Кроме прочтения Русских и Греческих Св. Отец, новый Бакалавр читал сочинения и немецких Богословов.).
8-го октября 1838-го года определен помощником Библиотекаря Московской Духовной Академии; 6-го июня 1839-го года награжден набедренником, а в третий день декабря того же года определен был действительным Членом Конференции Московской Академии, с 8-го июня по 15-е июля 1840-го года, по поручению Начальства, обозревал Оренбургскую Духовную Семинарию, а в 1841-м году причислен к соборным иеромонахам Киевопечерской Лавры.
С 28-го февраля по 23-е марта 1842-го года исправлял должность Инспектора Московской Духовной Академии и в то же время, сверх св. Писания, преподавал студентам Академии Богословие нравственное и каноническое право. В том же году 10 — 23 марта определен Инспектором Московской Духовной Академии и перемещен Бакалавром на классы нравственного Богословия и Канонического права, а с 15-го июля того же 1842-го года по поручению Начальства, обозревал Ярославскую и Костромскую Духовные Семинарии.
В сентябре того же года ему суждено было оставить Московскую Духовную Академию; 21 — 28 сентября он назначен был Ректором Харьковской Духовной Семинарии и Профессором Богословских наук. Здесь, управляя Семинарией, он считался настоятелем Старохарьковского Куряжского второклассного монастыря.
За усердие, способности и нравственно-добрый характер, 6-го октября 1842-го года объявлено ему, по представлению Филарета Митрополита Московского, благословение Святейшего Синода, а 22-го октября того же года он возведен был в сан Архимандрита. С 25-го ноября того же года он стал членом Харьковской Духовной Консистории и кроме того с 1842-го года по 1845-й год был первым членом Строительного Комитета для сооружения зданий Харьковской Духовной Семинарии, а с 1844-го года — 1845-й год исправлял должность Благочинного монастырей по Харьковской епархии.
В сентябре же 1845-го года перемещен в Костромскую Дух. Семинарию Ректором же и Профессором Богословских наук с званием Настоятеля Костромского второклассного монастыря (Богоявленский монастырь со всеми зданиями монастырскими и Семинарией, которая находилась в нем, в 1848-м году во время опустошительного пожара города Костромы, сгорел.). Здесь, проходя те же должности, апреля 20 дня 1848-го года, за отличные труды Всемилостивейше сопричислен к ордену св. Анны
2-й степени. В 1849-м году 19-го февраля, по случаю упразднения Богоявленского монастыря, определен Настоятелем второклассного монастыря Игрицкого Богородицкого, в награду «за отлично усердную службу» проходимых им должностей, кроме вышеозначенных, еще члена Костроме, попечительного Комитета о тюрьмах, ревизора 4-х Дух. Училищ Галичского, Солигаличского, Кинешемского и Макарьевского, члена Костромского Губернского Комитета общественного здравия, Председательствующего члена Комитета, учрежденного для рассмотрения Катихизических поучений Духовенства Костромской Епархии, по представлению Святейшего Синода, Всемилостивейше пожалованы ему знаки ордена Св. Анны 2-й степени, Императорскою короною украшенные.
С 1-го января 1853-го года по 19-е января 1854-го года он находился в С.-Петербурге на чреде священно-служения и проповеди Слова Божия, а 20-го января 1854-го года перемещен в Казанскую Дух. Академию с присвоением ему лично звания Настоятеля первоклассного монастыря. Здесь в Казани кроме занятий по Академии, от 5-го февраля 1854-го года определен был непременным членом Статистического Комитета, а 15-го февраля того жe года поступил членом в Казанскую Духовную Консисторию, и определен Благочинным монастырей города Казани и его уезда. 10-го апреля того же года назначен был наблюдателем за преподаванием закона Божия, Логики и Психологии в светских учебных заведениях города Казани и в том же году 17-го августа определен председателем в учрежденный, при Казанской Духовной Академии, редакционный комитет по изданию журнала: «Православный Собеседник». Кроме всего этого 3-го октября 1854-го года было поручено ему преподавать все науки в открытом, при Казанской Духовной Академии, миссионерском отделении против раскола, сверх преподаваемого им Догматического и обличительного Богословия. Многосложные и нелегкие труды побудили его в 1855-м году уволиться от преподавания догматического и обличительного Богословия, а в 1856-м году сложить с себя звание члена Казанского, губернского Статистического Комитета.
В 1856-м году «за отличную службу», по представлению Святейшего Синода, он Всемилостивейше сопричислен был к ордену Св. Владимира 3-й степени, а в 1857-м году 4-го марта Именным Высочайшим Указом, данным Св. Синоду, Всемилостивейше повелено ему быть Викарием С.-Петербургской Епархии с саном Епископа Ревельского, в каковой сан 31-го марта того же года он хиротонисан был в С.-Петербургском Казанском Соборе.
В награду ревностного служения и усердного исполнения возлагаемых на него должностей, — 12-го апреля 1859-го года он Всемилостивейше сопричислен к ордену Св. Анны 1-й степени и в том же году 12-го августа назначен был председателем Высочайше учрежденного при Св. Синоде Комитета, для пересмотра положений об обеспечении сельского, в западных губерниях, духовенства.
Именным же Высочайшим указом 1860-го года 6-го февраля, данным Св. Синоду Всемилостивейше повелено ему быть Епископом Вятским и Слободским, а в 1866-м году 17-го июня Высочайше повелено ему быть Епископом Волынским и Священно-архимандритом Почаевской Успенской Лавры.
На Волыни уже в марте 1868-го года Именным Высочайшим указом данным Св. Синоду, Всемилостивейше возведен он был в сан Архиепископа, а в 1871-м году Всемилостивейше сопричислен к ордену Св. Владимира 2-й степени большого креста.
Управляя Волынского паствою, Агафангел считался членом миссионерского общества распространения Христианства на Кавказе и, как епископ, имел крест Св. Нины.
Из послужного списка Преосвященнейшего Агафангела видно, что многосложна, многотрудна и многополезна была деятельность его. Архипастырь всегда верно и точно исполнял обязанности, возложенные на него высшим начальством, являясь и опытным Профессором в преподавании наук, и администратором, достойным сего имени, и пастырем право правящим слово Христовой истины. Сорокалетняя ученая и пастырская деятельность его, деятельность живая, энергическая, и, можно сказать, во всех отношениях безупречная. Он был любителем науки и ревнителем образования в Духе Нравственно-Христианским. Высочайшие награды, которые получил Архипастырь, и то благосклонное внимание к нему Святейшего Синода и благоволение, которым он всегда пользовался, могут служить ручательством за то, что пастырская и Архипастырская деятельность его была благотворна для тех мест и Епархий, где приходилось ему нести нелегкие служебные обязанности пастырства.
В Вятке им основано Училище для девиц дух. звания, штат которого в 1876-м г. восходил до 270-ти воспитанниц! Оно помещается в одном из громаднейших зданий в гор. Вятке, содержит до 60-ти сирот бесплатно и расходует на свои нужды до 37000, имея в запасе 45000 рублей. И в Волынской Епархии, заботясь о благоустройстве женского Епарх. Училища, вместо наемной квартиры в гор. Житомире приобретен им собственный для Училища дом и с церковью, который по обширности и отделке составляет красу в Житомире. В Волынской Дух. Семинарии он устроил общежитие; то же общежитие заведено и в Житомирском Дух. Училище. Цель сих учреждений та, чтобы дать учащим большую возможность и удобство следить как за умственным, так, главное, за нравственным развитием учащегося юношества. Особенно же его возвысила та ревность по Бозе в соблюдении правды, которую имел он со вступления его на должность Бакалавра Моск. Дух. Академии и до самой смерти его. От светлого взора его не укрывалось зло, иногда застаревшее и таившееся в некоторых из подчиненных его. Строго он преследовал корыстолюбцев, лживо проходящих обязанности. Недобросовестность и лукавство таких людей ухищрялись делать правдивому Архипастырю ковы и преграды к прекращению зла, но, по милости Божией, правда брала верх и Владыка всегда оставался победителем злобных и был утешителем угнетенных. Много скорби и внутренних волнений приносила такая борьба, но после оной следовало торжество и спокойствие. Как высшее духовное Начальство, так и светские сановники, любящие правду, были на его стороне. В надгробных словах при отпевании Владыки так его изобразили: «Милостивый Владыка всех нас к себе допускал и всех с любовию выслушивал. Мы лишаемся в Архипастыре добраго отца и общаго благодетеля нашего, являвшаго свою Архипастырскую любовь и милость ко всем от мала до велика, простиравшаго свою любовь к юношеству до чувств материнской нежности и неусыпной заботливости. Любившее и крепкое добродетельное мужество, и честную старость немощную до того, что слезы умиления на глазах наших являлись при его ласковом и самом отеческом обхождении с нами. Мы лишаемся в Архипастыре мудраго наставника нашего и руководителя, право правивщаго твердое и непреложное слово непоколебимой истины Православной, против которой вооружается век, силясь подорвать не только законы ея во глубине мыслящаго духа человеческаго, но и самыя основы религии и церкви Христовой... Мы лишаемся столпа истины Православной... Возблагодарим Господа Бога, что Он благоволил Архипастырю нашему, — столпу Святого Православия, остаться навсегда с нами духом и телом, — сложить, под спудом Св. Храма сего, достойные этого места останки»... Другой оратор, в надгробном слове при отпевании Владыки так его изобразил: «Муж мудрости! Труды и дела твои — неотъемлемое твое достояние и твое богатство в вечности, венец и награда пред лицом вечной Правды, но вместе с тем они честь и украшение Христовой церкви и Ея учреждений. С самых молодых лет, несмотра на свое слабое здоровье, жизнь свою посвятил ты науке духовной, отдавая полное уважение науке и светской. Ты поощрял своих питомцев к поступлению в высшие как духовные, так и светские заведения и не только помогал им в этом своими советами, но и не оставлял их своею материальною поддержкою, — ты стремился к развитию образования между девицами дух. звания, видя в этом залог возвышения и благоустройства быта духовенства в умственном и нравственном отношении. «Муж премудр исполнится благословения и ублажат его вcu зрящии» (Сирах. XXXVII. 29). Что так сильно, так сладостно привязало к тебе сердца? Конечно, не одна твоя мудрость, не одна созерцательная жизнь, но больше всего самый образ твоей жизни чистой, светлой, безукоризненной, благородной. Ты умел чувства свои покорить разуму, плоть порабощать духу, страсти укрощать трудом, время посвящать точному и добросовестному исполнению своего долга... Любимым известным правилом твоего ума и сердца была всегда св. истина. И как ты веровал, так всегда и говорил истину; а как говорил, так старался и творить оную к славе Божией и ко благу твоей паствы». Третий оратор в надгробном слове при отпевании Владыки так его изобразил: «Итак уже скрывается под спуд великий светильник Волынской паствы, от всего сердца любивший ее и, без сомнения, любимый ею. Уже не будет гореть на свещнице, уже не будет указывать нам путь веры и жизни... Кто из нас, разлучающихся с ним ныне, не знает, как дорого ценил он спасение каждой души, вверенной Архипастырскому его попечению? Кто не замечал в нем сердечной скорби, когда ему случалось слышать или о холодности чьей-либо к Евангельской вере, или о равнодушии к истинному деятельному христианству? Кому неизвестны усильные его заботы, чтобы чада его паствы были истинными христианами, — чтобы в его паству не вторгались волки безверием и вольнодумством? «Больше сея не имам радости», говорил он, «да вижу чада моя в истине ходяща». Так всегда относясь к своей возлюбленной пастве, он всякий раз открыто выражал свою радость, когда доходил к нему слух, что чада Волынской церкви соблюдают православную веру целостно и неповрежденно и не уклоняются в пути стропотные и лукавые, в которые увлекаются сынове века сего... Сколько утешало в Бозе почившего Архипастыря, когда доходили к нему вести, что благопокорные овцы, ревнуя о славе Божией, созидают, обновляют и украшают храмы Божии, а таких храмов, в продолжение десятилетнего его пастыреначальствования на Волыни, воздвигнуто значительно. Вот и сей благолепнейший храм, в котором будет почивать прах разлучившегося с нами Архипастыря, сколько радовал его своим окончательным сооружением и освящением». Четвертый оратор (Законоучитель Житомирской мужской гимназии свящ. Николай Трипольский, магистр богословия.) в надгробном слове при отпевании Владыки так его изобразил: «Пастырь наш творится идти далечайше, но незабвенное имя: «Агафангел» близ нас, — оно живет в сердцах наших и внушает нам благую весть, сладостное утешение. А с этим дорогим именем, кажется, и любящая душа Архипастыря еще раз остановилась в его сердце, оживотворяет хладный труп его и он из гроба вещает нам слово утешения. Не одни слезы оставляю вам, говорит он, но и силу любви идух благодарности. Любите и во гробе преданного вам всегда, помните того, кто трудился для вас, для вашего блага... Да, при этом поразительном зрелище где льются слезы искренних сердец, где погребаются достоинства, дарования, добродетели, вера и верность, где оплакивается пастырь словесного стада, исповедник имени Христова, украшающийся милостями Бога и Царя, много может найти для себя назидательного испытующий, внимательный взор присутствующего здесь. Приступите ко гробу Владыки, мудрые века сего, любящие истину и ищущие ее в сем мире, приступите и внемлите гласу почившего Владыки-учителя. — Внемлите, как из гроба, обличая нещадно пустоту ложных человеческих мудрований, Владыка — учитель преподает нам наставление, которым освящает орудие успехов человеческой мудрости. И при жизни всегда говорил он: «вся искушающе, добрая держите» (1 Сол. 5. 21)... Соблюдите веру, тогда и познаете истину! Вот посмертное завещание Владыки — учителя любителям и искателям истины! И нельзя не хранить такое завещание во глубине души! Оно есть плод многотрудной и многополезной деятельности почившего Архипастыря в деле изыскания истины путем научных исследований. Почивший Архипастырь наш любил истину и любил искать ее под покровом природы видимой... Если же на ниве души твоей, прости нам что говорим сие, и являлось когда либо терние прегрешений: то уповаем, что оно попалено огнем многотрудной и многополезной деятельности твоей, многодневной, тяжкой болезни твоей, твердою верою твоей, теплою молитвою и благодатною силою св. таинств церкви».
Сочинения Преосвященнейшего Агафангела
Архипастырь, кроме деятельного участия, какое по званию ректора Казанской академии принимал он в издании журнала «Православный Собеседник» начавшего издаваться в бытность его в Казани, и кроме не менее деятельного участия его в издании «Волынских Епархиальных Ведомостей», которые при нем только и начали издаваться и издавались под непосредственным его Архипастырским наблюдением и руководством, — оставил после себя и отдельно изданные им сочинения: а) слова и речи на разные случаи, б) краткие беседы пред великим постом и во время поста; в) брошюры, из которых, как образец архипастырской ревности, можно указать на пастырское наставление о воздержании от пьянства и о матерном слове, г) перевод, с под строчными примечаниями, книги Иова (с Еврейского), д) перевод (с Греческого) книги Премудрости сына Сирахова, е) толкование послания апостола Павла к Галатам, ж) объяснение первых семи глав евангелиста Матфея, напечатанное в «Волынских Епарх. Ведомостях», и другие сочинения, напечатанные в разные времена в тех же Ведомостях.
Отношения Преосвященнейшего Агафангела к родине и родству
Преосвященнейший Агафангел любил свою родную церковь и родство. Сделавши пожертвования Ильинской церкви, когда был Вятским Епископом, он не переставал благодетельствовать ей и когда был Архиепископом Волынским. В 1869-м и 75-м годах он прислал в нашу церковь: а) Псалтырь большого формата (Московской крупной печати), б) Novum testamentum Sinaiticum cum epistola Barnavae (изд. Lipsiae), в) службу на первую седмицу великого поста в двух книгах и службу на страстную седмицу в двух книгах (Московск. печати), г) нотный Ирмологий, в кожаных прочных переплетах. На Евангелии, Апостоле, Типиконе, Псалтыри, Общей Минее и на Греческом новом Завете имеются собственноручные надписи Его Высокопреосвященства в роде сей: «в церковь Ильинскаго погоста — место моей родины от Агафангела Архиепископа Волынскаго. Почаевская Лавра 19-го августа 1869 года», д) Образ дванадесяти праздников — работы академика церковной живописи Васильева, е) лицевые полные святцы, состоящие из 48-ми холстяных икон, по четыре иконы на каждый месяц — работы академика Солнцева, «всю жизнь, как писал Владыка (от 16-го ноября 1875 года)», посвятившего на изучение древних икон, одеяний, жизнеописаний святых и сделавшего все для сохранения в иконах истинно-православного характера». В церковь пожертвовал и архиерейскую митру с возвышающимся на оной стразовым крестом (в футляре).
До самого гроба своего он был отцом, питателем и покровителем своего родства. В 1836 году, получа должность бакалавра, он с первого же года стал уделять из своего жалованья на родство: сначала уплатил долг оставшийся после своего родителя, по случаю устройства в замужество сестры его Анны (до 300 руб.). А в 1837 году помер один из зятьев, муж 3-й сестры его Анастасии, Кулеберевский диакон Иван Иларионовский, оставивший после себя семерых малолетних детей. На пропитание и поддержание этого несчастного семейства часто присылал он пособие, и прямо от себя на их имя и чрез меньшего брата о. Николая. Дотоле длилось покровительство его и присылы сей осиротевшей сестре, доколе не пристроились дети ее. В 1855 году овдовел меньший брат его о. Николай и выгорел, детей осталось шестеро. Сердобольный благодетель, бывши тогда на должности ректора Казанской академии, и его не оставлял присылкой денег, даже принял участие в воспитании дочери его Анастасии, которую для образования поместил в образцовое Ярославское училище девиц духовного звания, где она воспитывалась на средства Его Высокопреосвященства. Не много спустя умер младший зять о. Иван Тихомиров, священник села Гориц; детей осталось девятеро. Попечительный Архипастырь прилагал заботы и о сем многолюдном семействе: двух дочерей осиротевшей сестры отлично устроил в г. Вятке. Милости свои и покровительство являл он семействам и старших своих сестер — Матроны Свирелиной и Глафиры Лебедевой. В заключение пало на его утружденные руки семейство старшего брата его Михаила Михайловича Соловьева, бывшего учителя Владимирской семинарии, умершего в 1872 году; после него неустроенных детей осталось девятеро. Владыка и прежде помогал этому брату, когда он был жив, потому что жалованье профессорское тогда было очень ограниченное (до 285 р.); тем более после смерти его, попечительнейший Архипастырь озаботился и принял под свою опеку все его семейство. За два года до кончины своей, Владыка пригласил сирот из сей семьи: двух племянников и трех племянниц на жительство в Житомир. И жили они на полном его содержании, занимая весьма покойную квартиру. При старости лет и часто повторявшихся болезнях они много утешения доставляли ему своим присутствием, когда он их к себе призывал. Вскоре двое пристроились. Николай Соловьев, кончив курс в университете, поступил во врача, старшая Агния поступила в замужество за инспектора училищ Малиновского.
Пожертвование в Ильинскую церковь Пресвященнейшим Агафангелом капитала
В 1874-м году Преосвященнейшему Агафангелу, Архиепископу Волынскому благоугодно было пожертвовать на свою родину в Ильинскую церковь значительный капитал. При присылке Государственного 5% билета в 5000 рублей серебром послано было на имя Ильинского причта и прихода Ильинского письмо следующего содержания: «Владимирской губернии, Шуйского уезда, погоста Ильинского священнику Николаю Соловьеву с причтом и прихожанами. Родившись от священника погоста Ильинского Михаила Николаевича и супруги его Ксении Петровны, которые создали благолепный каменный храм в погосте Ильинском, перенесли самый этот Погост из под горы на местность открытую и здоровую, дали отличное воспитание своим детям и утвердили в прихожанах добродетельное нравственное направление, я желаю, чтобы память о них - досточтимых лицах хранилась вечно в погосте Ильинском и в приходе сего погоста. С этою целью вознамерился я пожертвовать в церковь означенного погоста Государственный банковый пятипроцентный билет в пять тысяч рублей серебром, для вечного поминовения досточтимых родителей моих с родственниками их и для обучения грамоте детей прихожан этого погоста, способствовавших моим родителям воспитать меня с двумя братьями и четырьмя сестрами. Процентов с этого билета получается 250 р. в год. Из сих процентов я назначаю: 1) сто рублей ежегодно священнику с причтом, в вознаграждение за поминовения, совершаемые ими в течении каждого года, по моих родителях; 2) Двадцать рублей должны передаваться в церковь сего погоста на церковные потребности; 3) десять рублей на починки и поправки памятника над могилою моей матушки; 4) Остальные сто двадцать рублей процентов ежегодно назначаю на обучение сыновей и дочерей, сколько можно, прихожан Ильинского погоста грамоте, т. е. чтению, письму, закону Божию, пению церковному, арифметике и космографии. При сем препровождаю и самый билет в пять тысяч рублей второго выпуска (№ 1953). Проценты с сего билета можно получать и в Шуйском и в каждом другом уездном или Губернском Казначействе. Билет следует записать в книгу прихода церковных сумм и в опись имущества церкви погоста Ильинского и хранить его в казнохранилище сей церкви. О получении же билета означенною церковью донести Владимирскому Епархиальному Начальству. Необходимо, чтобы священник с прихожанами этого погоста учредили при церкви попечительство, на законном основании, для распоряжений относительно указанного мною употребления процентов и для обсуждения того, как можно было бы на показанную часть процентов устроить дело обучения приходских детей... Деньги мои должны быть употребляемы на обучение крестьянских детей деревень только Ильинского прихода, именно: Сметанок, Семейникова, Поповки, Новина, Василева, Дубровы, Миркова, Калишехи, Трухина Маркова и Косячева, хотя-бы приход погоста Ильинского был впоследствии, по каким либо обстоятельствам, причислен к другим приходам. Можно на счет этих денег обучать и приходских детей деревень - Студенец, Обабкова и Слезкина (В 1883 г. образовался в Студенцах отдельный приход, к коему, кроме Студенцов, приписаны Обабково и Слезкино, бывшие прежде в Ильинском приходе), если сии деревни возвратятся к приходу Илии Пророка. Но из других деревень, не принадлежащих ныне к сему приходу, никто не имеет права пользоваться процентами с моей суммы.... Предположение о обучении приходских детей на счет вышеозначенной части процентов должно быть обсуждено священником с прихожанами, или приходским попечительством. Именно: следует обсудить, где и у кого должны обучаться приходские дети, в погосте ли Ильинском, или в Шуйском каком либо училище; если в погосте Ильинском, то как дети будут приходить из деревень на уроки и как должны содержаться; учителем в этом случае должен быть священник с помощью кого-либо из причта, или окончивших курс Семинарии, если пожелает священник, и с вознаграждением учителя с помощниками из 120 р. ежегодно отделяемых из процентов на обучение приходских детей и проч... (Если же положит священник с прихожанами, чтобы приходские дети обучались в Шуе: то такие-то правила...) и не стеснять себя заранее определенными правилами, чтобы иметь возможность выбрать впоследствии меру и порядок обучения самый благодетельный для детей и самый полезный для прихожан. Главное, что должно иметь в виду при обучении детей и при учреждении сего обучения, состоит в том, чтобы в умах и сердцах детей утверждалась святая вера и чистая нравственность, чтобы они были навсегда твердыми детьми православной церкви, честными, добродетельными христианами.
Агафангел, Архиепископ Волынский и Житомирский».
Пребывание Преосвященного Агафангела в погосте Ильинском. В 1875 году здоровье Владыки было очень надломлено. Усиленные труды по управлению обширной Епархии, частые и продолжительные церковные службы Архиерейские в Почаевской лавре и вопрос о реформе церковного суда, требовавший величайшей обдуманности, чтобы разрешить его и дать свой отзыв о сем Высшему Правительству, — все это, взятое вместе, много ослабило его нежный и уже старческий организм. Посему в 1875 году в Июне месяце он просил разрешения у Святейшего Синода на Июль месяц в отпуск, чтобы в это время съездить в Москву для совета с лучшими врачами. Получивши разрешение, Владыка, в сопровождении своего племянника — врача Алексея Тихомирова отправился в Москву, Сергиеву лавру и на родину. Доктора единогласно сказали, что лучшее средство для него отдохнуть от дел и отправиться на родину, если там климат здоровый. Такой совет побудил его ехать в Ильинский Погост. Крайне истощенным и видимо больным явился он в родительский дом. Пробыл он здесь 3 недели. Горячая любовь брата и его сыновей к своему благодетелю, а может быть и родительские молитвы о Владыке, радушный уход за ним, частые прогулки по окрестностям родины благоприятно повлияли на его здоровье. Он воодушевился и выздоровел. К отъезду на Волынь он чувствовал себя гораздо лучше во всех членах, кроме слабости ног. В это время духовенство Погоста Ильинского и прихожане были на высоте радости, потому что их удостоил своим пребыванием на довольно продолжительное время родной, досточтимый Иерарх и великий Благодетель как церкви Ильинской, так и всех прихожан. В самый престольный праздник Св. Пророка Илии Владыка был у обедни и, после оной, с полнотой любви и благоговения прихожане принимали Архипастырское от него благословение, а в дом священника, где помещался и гостил Преосвященнейший, явились представители от всего прихода, во главе члены приходского попечительства, а всех человек до 40, с хлебом и солью; поднесши оные Владыке, в благодарность за его величайшую жертву Ильинский церкви, они в простых речах выразили свои чувства благодарности, любви и преданности за то, что на средства Его Высокопреосвященства заведено училище и дети их безмездно обучаются и будут учиться грамоте. Архипастырь, милостиво приняв хлеб и соль, с каждым, подходившим к Нему за благословением, поговорил и каждого обласкал. Многих из них узнал, из какой они семьи, воспоминал об их родителях и дедах: особенно же довольно поговорил с крестьянином Петром Пугиным, коего отец и дед были в близком союзе с родителем Владыки. Давши напутственное благословение, Владыка пожелал всему приходу добродетельной жизни и душевного спасения. И приходское училище, открытое в 1874 году, имело счастье видеть своего Благодетеля. Так как были каникулы, то нарочно были созваны мальчики и девочки в училищный дом, явилось их до 46-ти детей. Владыка пожаловал в училище, благословил детей, выразил удовольствие, что число учащихся немало, помещение для училища хорошо и парты очень хороши. Некоторых из детей заставляла, читать, рассказывать из свящ. истории, потом пропели: «Царю небесный, Спаси Господи люди твоя». И Владыка, преподав Архипастырское благословение, порадовался доброму началу заведенного училища, пожелав ему дальнейших успехов. После сего не много дней осталось пребывания дорогого Архипастыря в Погосте родном. Брат его с семейством, племянники постоянно почти были с ним, наслаждаясь его лицезрением и слушая его Архипастырские наставления. У многих из родных было предчувствие, что едва ли не в последний раз пользуются свиданием с своим Отцом и Покровителем, но Владыка был бодр и весел. Родина так ему нравилась, что он высказал свое намерение подать на покой и последние дни провести на родине в доме родительском, вместе с братом, если дозволит Высшее Начальство. Пришел день отъезда. Владыка отправился в церковь. Колокольный звон, коим любовался Владыко, возвестил, что Благодетель наш и Отец отъезжает на свой великий пост. Приложась к святыне Ильинской и облобызав чудотворный Крест, он после Архиерейского
благословения присутствующих зашел на могилу своей матери, благословил ее могилу, и, распростясь со всеми родными, сел в экипаж. До Шуйского вокзала сопровождали его о. Иаонн Лебедев, сын о. Николая Иван Соловьев; а врач Тихомиров до самого Житомира (кроме сего был при Владыке келейник Василий). По железной дороге Владыка прибыл в Москву и сделал визит Высокопреосвященному Митрополиту Иннокентию. По прибытии в Киев у вокзала готовы были для него лошади Митрополичьи. Сев в экипаж, заехал он на гроб родителя своего, который, как выше было сказано, скончался в Киеве и погребен на Вознесенском Старогородном кладбище. Поклонившись гробу родителя, он отправился в Печерскую лавру в дом митрополита, Высокопреосвящ. Арсения. Побыв в доме Иерарха сего несколько времени и приложась к святыне Киевской и Чудотворцам, он к 1-му августа прибыл в Житомир, покончив свою поездку благополучно.
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 14, 15-го июля 1883 года).
В 1876 г. Владыко с миром скончался, а оставшимся детям старшего брата как неустроенным, так некоторым и устроенным, но несчастным завещал значительный капитал. Вообще сказать: кого он ее облагодетельствовал из родных? И двоюродных братьев и сестер и даже двоюродных племянниц он не оставлял присылкой денег, как при своей жизни, так и по смерти, по завещанию. Многие и очень многие из племянников и племянниц обязаны ему своим образованием и счастьем. И лично, и в письмах он назидал вести себя честно, к наукам быть прилежными, дорожить временем и посвящать его на полезное, беречь деньги, избегать роскоши и щегольства и во всем наблюдать умеренность. Часто повторял он слова Святителя и Чудотворца Митрофана Воронежского, (которого лик был изображен на его митре, присланной в Ильинскую церковь): «употреби труд и храни мерность, богат будеши, воздержно пий и мало яждь, здрав будеши, твори благо и бегай злаго, спасен будеши». Не забудем сказать о Владыке и того, что когда племянники его учились еще в средних заведениях, он своею отеческою любовью ободрял их и возбуждал в них ревность к прохождению высших курсов. И благодаря Бога, иные из них (3) поступили на казенный счет в дух. академии, а другие в университет (7 чел.). Один проповедник, восхваляя его любовь к родине и родству, так пишет: «приступите ко гробу и те, которые не дорожите, или мало дорожите чувствами любви к родителям, родине и всему родному, приступите и научитесь у гроба сего, хранить до гроба, хранить свято и неизменно сии священныя чувства оживотворяющия дух и дающия бодрость телу при одном лишь воспоминании о всем родном, дорогом, милом нашему сердцу. Научитесь, — ибо Владыка из гроба вещает нам то, что во все время его жизни и деятельности было всегдашним достоянием его мысли, слова и дела. Он взывает к нам из гроба: «чти отца твоего и матерь твою», взывает желая завещать нам заветное достояние его души, достояние доставлявшее ему не малую радость всегда, а особенно в последния, предсмертныя минуты его жизни. Всегда, как только вспоминал он о родителях и родине своей, всегда в эти минуты в нем горела искра истинной сыновней любви, всегда взор его сиял радостию и бледное лицо исполнялось полнотою жизни. О, если бы каждый из нас, поучившись у гроба сего, научился хранить эти неподдельныя чувства ко всему родному и иметь их всегдашним достоянием своего духа и сердца, сколько тогда любви и милостей полилось бы из сего источника, — деяний милости и любви, единственнаго украшения человека на земле! Да побудит нас к сему высокий пример усопшего Владыки, который всегда и горячо любил, любил до последних минут своей жизни родных — близких его сердцу, родину - предмет его всегдашних воспоминаний, и все родное, доставлявшее ему утешение».
Андрей ТОРОПОВ. БИБЛЕЙСКИЕ ПЕРЕВОДЫ АРХИЕПИСКОПА АГАФАНГЕЛА (СОЛОВЬЕВА). К 130-летию со дня кончины. Литературно-художественный и краеведческий сборник «Годова гора». 2006 г. Тяжелый для всей России 1812 г. ознаменовался радостью для семьи священника Михаила Соловьева из с. Ильинское Шуйского уезда Владимирской губернии - именно так восприняли родители появление на свет сына Алексея. Завоеватель был изгнан из пределов России, русские войска прошли через всю Европу, но симпатии к Западу в российском обществе отнюдь не исчезли, а начали проникать еще глубже, чем раньше - из среды политической в среду религиозную. Ни Петр I, упразднивший институт Патриаршества, ни Екатерина II, закрывшая в России несколько сотен монастырей, тем не менее, не пытались оспорить особую историческую роль Православия в жизни страны. К середине XIX в. эта идея для многих уже не была непреложной истиной, и среди сторонников религиозного либерализма было немало тех, кто занимал высокие государственные посты - благодаря им в России широко распространились религиозно-общественные движения, тяготевшие к католичеству и протестантству. Именно они в немалой степени способствовали внедрению в общественное сознание идеи необходимости перевода Библии на современный русский язык, поддержанной либеральной интеллигенцией. Решать эту проблему пришлось многочисленной плеяде ведущих православных богословов, в число которых входил и сын священника из с. Ильинское, получивший в монашестве имя Агафангел. Но прежде, чем принять участие в спорах вокруг сложнейшей как с точки зрения богословия, так и с точки зрения светской науки проблемы, о которой никогда бы не могли помыслить ни отец архиепископа Агафангела, ни его брат Николай, служившие простыми сельскими священниками, ни многие другие близкие люди, будущий переводчик Священного Писания довольно долго постигал премудрости богословия и древних языков - сначала во Владимирской Духовной Семинарии, которую он закончил в 1832 г. Алексей Соловьев был далеко не первым известным переводчиком, вышедшим из стен этого учебного заведения - его предшественники давно уже переводили на русский язык труды святых отцов, античных поэтов и философов, состязались между собой в составлении учебников и словарей по древним языкам, но текст Священного Писания оставался для них крепким орешком - дело не двигалось дальше текстологических толкований отдельных книг с параллельными ссылками на еврейский, греческий или латинский первоисточники. Полный перевод Библии на тот момент был слишком сложной задачей, на выполнение которой не было дано санкции священноначалия, а помимо всего прочего, в этом еще не ощущалось острой необходимости - когда уже во времена архиепископа Агафангела о переводе Библии на русский язык заговорила вся Россия, одним из аргументов ярых поборников такого перевода было то, что Священное Писание стало непонятным из-за того, что не переводилось с кирилло-мефодиевских времен. Это утверждение было явным передергиванием - уже первые библейские тексты на Руси, написанные в ХІ-ХІІ вв., имели существенные отличия от своих южнославянских протографов. Книжная правка конца XIV в., известная в науке под названием второго южнославянского влияния, хотя и привела русские библейские тексты в соответствие с болгарской и сербской орфографией, все же не была механической, учитывала как национальную почву, так и происшедшие за пять веков существенные изменения в языке. Реальная цель этой правки была несколько иной - нейтрализовать неблагоприятные явления, возникшие в языке вследствие культурного упадка, вызванного монголо-татарским игом, и эта цель была достигнута. В следующем, XV в., впервые возникла идея полного перевода Библии, что было обусловлено появлением на Руси впервые после принятия христианства еретических учений. За осуществление перевода взялся митрополит Московский Филипп І, до избрания на митрополичью кафедру возглавлявший Суздальскую епархию, но эта работа не была доведена до конца из-за различных обстоятельств как политического, так и чисто религиозного характера. Но идея перевода Библии на доступный язык не умерла - на рубеже ХѴ-ХѴІ вв. ее осуществлением занимались новгородские книжники во главе с архиепископом Геннадием. В XVI в. геннадиевский перевод совершенствовался, в частности, приехавшим с Афона преподобным Максимом Греком, но и эта работа не была доведена до конца: мудрый книжник навлек на себя гнев светской власти из-за того, что постоянно обличал ее безнравственность. В XVII в. из-за книжной правки, которой косвенно способствовало распространившееся на Руси книгопечатание, вспыхнул церковный раскол, и дело книжной правки и перевода Библии на десятилетия было забыто. О нем вспомнили лишь в пору петровских реформ, затронувших и сферу языка: епископ Суздальский Афанасий (Кондоиди), грек, приехавший в Россию как духовник молдавской аристократической семьи Кантемиров, вместе с епископом Феофилактом (Лопатинским) адаптировал славянский текст Библии к языку новой эпохи. Так что Священное Писание в середине XIX в. отнюдь не было малопонятным и архаичным, но в пылу полемики к разумным аргументам мало кто прислушивался, да и протестантские Библейские общества, усилив свою миссионерскую деятельность в России, начали распространять здесь составленные за границей переводы Библии на русский язык, содержавшие серьезные богословские и лингвистические искажения. Необходимо было дать достойный ответ подобной деятельности, имевшей своей целью откровенную пропаганду в России протестантских вероучений, но Церковь не могла решить эту задачу сама, без помощи государства. Но власти затягивали решение вопроса: на образование и издательскую деятельность в тс времена, как и сейчас, не хватало денег, да и симпатизировавшие пришельцам с Запада правительственные чиновники (как искренне придерживавшиеся либеральных убеждений, так и получавшие немалую мзду) не спешили. На свой страх и риск библейскими переводами занялись достаточно видные богословы, и некоторым из них даже удалось частным образом издать свои труды. Но реакция властей на эти издания была крайне негативной: архимандрит Феодор (Бухарев) за свои толкования Апокалипсиса был отстранен от преподавательской и литературной деятельности, будучи переведен простым насельником в Переславский Никитский монастырь, более легкое, но тем не менее, явно несправедливое наказание было наложено Синодом на известного миссионера архимандрита Макария (Глухарева) за переводы с древнееврейского языка некоторых книг Ветхого Завета. Переводами ветхозаветных книг занимался и инспектор Московской Духовной Академии бакалавр богословия иеромонах Агафангел, но действовал он крайне осторожно - до поры, до времени он не пытался издавать свои труды. Другой переводчик, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии протоиерей Герасим Павский однажды распечатал собственные переводы ограниченным тиражом для учебных нужд, но эти тексты каким-то образом оказались за пределами Академии и распространялись подпольно. Возможно, переводы и отличались рядом несовершенств, которые резко критиковались иеромонахом Агафангелом, но вмешавшиеся в ситуацию власти опять попытались решить проблему богословских и лингвистических разногласий административным путем. В разгоревшемся скандале фигурировало анонимное письмо, присланное в Синод из Владимира, в котором высказывалось резкое неприятие переводов протоиерея Герасима Павского. Наиболее вероятным автором этого письма считают самого иеромонаха Агафангела, передавшего начальству это послание, якобы присланное ему родственником - провинциальный священник не мог быть столь глубоко посвященным в некоторые богословские тонкости. Кроме того, это письмо призывало объединить усилия лучших богословов в деле издания русского перевода Библии, необходимость которого давно назрела. Дерзкого иеромонаха поддержал митрополит Филарет (Дроздов) - иначе и быть не могло: ведь сам он приложил немало усилий, чтобы идея русской Библии овладела умами профессоров Московской духовной Академии. Но резко отрицательно к этому относились другие члены Синода, склонившие к этому и светскую власть, вначале предпочитавшую не вмешиваться в церковные дела и занявшую выжидательную позицию. Протоиерей Герасим Павский был уволен на покой, издание русской Библии затянулось. Энергичный переводчик Священного Писания иеромонах Агафангел пошел в этот момент на то, против чего еще недавно протестовал - он сам издал свои переводы и комментарии к Священному Писанию. Но этот не менее резкий и дерзкий, чем знаменитое письмо в Синод, поступок обошелся без последствий - автор изданного в 1854 г. в Санкт-Петербурге «Объяснения послания апостола Павла к Галатам» в тот момент занимал солидную должность ректора Костромской Духовной Семинарии. Спустя шесть лет там же (к этому времени Агафангел был уже возведен в архиерейский сан и занимал епископскую кафедру в Вятке), был издан перевод «Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова», а еще спустя год в Вятке вышел в свет перевод «Книги Иова» (редкий и весьма примечательный факт для провинциального города).
Библейские переводы были не единственной сферой деятельности архиепископа Агафангела. Будучи ректором Казанской Духовной Академии, он основал в ее стенах журнал «Православный собеседник», ставший одним из ярких явлений в зарождавшейся в середине XIX в. церковно-просветительской журналистике. Такая форма церковно-общественного служения так же не сразу была поддержана властями, как и в случае с переводом Библии, приходилось действовать на свой страх и риск. Но дух эпохи был явно полемичным, и в период острого столкновения различных идей Церковь не могла оставаться в стороне от веяний времени - благодаря церковно-просветительским журналам ее голос был услышан теми, кто был готов к нему прислушаться и лишь в силу различных обстоятельств находился в стороне от активной церковной жизни. Помимо архиепископа Агафангела, значительную роль в развитии церковно-просветительской журналистики сыграли и другие уроженцы Владимирского края - архиепископ Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев), уроженец г. Александрова, основатель двух наиболее известных церковно-просветительских журналов и выходец из того же города протоиерей Николай Флоринский, служивший в Киеве, преподававший здесь в Духовной Академии, сделавший ее «Ученые записки» изданием, читаемым не только в среде церковной, но и светской и передавший свое детище своему земляку - сыну сельского священника из-под Мурома и выпускнику Владимирской Духовной Семинарии В.Ф. Певницкому, профессору Киевской Духовной Академии.
Переводческой деятельностью и организацией церковно-просветительских изданий отнюдь не ограничивается роль в истории Русской Православной Церкви уроженца Владимирской губернии и выпускника Владимирской Духовной Семинарии архиепископа Агафангела (Соловьева). Возглавляя поочередно Ревельскую, Вятскую и Волынскую епархии, он оставил о себе память как об очень жестком администраторе, в частности, очень противившемся реформе церковного суда, вносившей в церковную жизнь некоторые либеральные веяния. Однако, необходимо признать, что мемуары, из которых почерпнуты подобные сведения, часто бывают весьма субъективными. Не располагала к мягкости и либерализму сама эпоха, на фоне которой проходил жизненный путь архиепископа Агафангела. Однако, несмотря на ряд резких и негативных оценок, вероятно, имевших какие-то реальные основания, на Владимирской земле этого человека всегда будут чтить как одного из лучших выпускников Владимирской Духовной Семинарии, пробившегося из безвестного села Ильинское к самым вершинам богословского образования, без чьего участия никогда не появился бы на свет Синодальный перевод Библии на русский язык - этапное явление в развитии духовной культуры России.
Уроженцы и деятели Владимирской губернии Шуйский уезд
