Николай Григорьевич Толкачёв (25 октября 1921 года, Ишим — 11 июня 1984 года, Владимир) — советский тренер по гимнастике, заслуженный тренер СССР, Почётный гражданин Владимирской области.
Николай Григорьевич Толкачёв
Николай Толкачёв родился 25 октября 1921 года в поселке Ишим в Тюменской области. Его с младшими братом и сестрой воспитывала мама. Дядя Николая Толкачёва помог семье переехать в Усть-Ишим Омской области. Николай в семье был старшим, где младшими были брат и сестра. Ему пришлось познать сельский труд: и бороновать, и на лошади ездить. К сожалению, в семье произошло несчастье. Мать на прядильной фабрике получила увечье руки. Ей платили мизерное пособие, на которое невозможно было прокормить семью и Николаю приходилось просить даже милостыню. В нем постоянно жила память о сверстниках — мальчишках родного села, пригнездившегося на том месте, где Ишим впадает в Иртыш: «Я всю жизнь видел и вижу счастье тех мальчишек, когда они показывали своим родителям, заполнившим до отказа школьный зал, акробатические номера. Мы ездили по селам с концертами: пели, декламировали, строили свои акробатические пирамиды на голом полу, на сцене, — все выполняли вдохновенно, с каким-то упоением и не имели, конечно, никакого понятия на тот счет, что существует целая спортивная наука. А когда приезжал цирк, мы страшно завидовали артистам, их одежде. Так хотелось быть похожими на них... Нелегкое тогда было время. Мы рано начинали помогать родителям, и не всем нашим желаниям суждено было осуществиться...». Им, мальчишкам, хотелось не просто научиться ходить вольно на руках, удивлять акробатическими трюками своих родителей — им хотелось ощутить новизну мира, его пространство и окрыленность через динамику движений и полета. Может быть, поэтому желание Николая Толкачёва стать летчиком закономерно. Николай Толкачёв окончил школу с медалью, затем поступил в Омское лётное училище. Во время учёбы произошел случай, когда Николай Толкачёв решил полетать на самолете без инструктора, вследствие чего, был исключён из партии и отчислен из училища. Через 3 дня молодой военный летчик оказался на фронте в составе штрафной воздушной эскадрильи. Его штурманом был родственник знаменитого телепата, гипнотизёра Вольфа Григорьевича Мессинга. И только в марте 1943 года за героизм и мужество Толкачёва перевели в «обычную» боевую часть. Победу он встретил в Польше. За военную службу был награжден орденом Славы и Красной Звезды. Отличилась на трудовом фронте и его мама, получив три медали «За трудовую доблесть». В спорт он пришел после войны - в 1949 году окончил с отличием Московский институт физкультуры. По распределению работал в Орджоникидзе (ныне - Владикавказ), преподавал физкультуру в горно-металлургическом институте, как молодой специалист завербовался в Норильск, работал завучем в спортивной школе горно-металлургического комбината. Был тренером по спортивной гимнастике на протяжении 10 лет. Тренировал там гимнасток. В Норильске, от него требовали результатов, достижений, он и сам жаждал их. И в суете тренерской как-то и не замечал, что гимнастика все больше и больше перестает быть для него престижным делом. Казалось, успех шел круто вверх: его воспитанники давали «бой» именитым соперникам, в школе появились абсолютные чемпионы зоны Сибири и Дальнего Востока; одна из его одаренных гимнасток — Лариса Трофимова — на первой спартакиаде спортклубов страны в Туле впервые показала сверхсложный элемент (переворот вперед, сгибаясь-разгибаясь), заставший врасплох судей, но так и не признавших прыжок, а впоследствии, через 10 лет, названный по имени другого исполнителя этого элемента — японского гимнаста Ямаситы... Казалось, было чем довольствоваться. Но именно в этом он почувствовал опасность для себя потерять еще не найденную в гимнастике жизнь.
Норильскому «тепличному» периоду надо было положить конец, чтобы не прийти в противоречие с самим собой, не упрекнуть себя за малодушие, за самодовольство, которое беспощадно мстит любому тренеру в той, по-своему жесткой конкуренции, которой так прекрасен спорт. В 50-градусную декабрьскую морозную ночь 1961 года у Толкачёвых родилась дочка Ирина. Первыми поздравить родителей пришли Васильевы. Валентин Васильевич очень надеялся, что благодаря рождению ребёнка Толкачёвы закрепятся в Норильске. Но не прошло и года, как врачи посоветовали им ради здоровья девочки переехать в более тёплые края. Васильеву было жаль расставаться с Толкачёвым, но он не стал удерживать друга. Узнав, что семья решила ехать в Горький, где жили родители Любы, написал письмо своему хорошему знакомому, работавшему председателем ДСО «Локомотив» Горьковской железной дороги. В 1963-м переехал с семьей в Горький (ныне - Нижний Новгород). Так Толкачёвы оказались в городе на Волге. Родители Любови Николаевны к тому времени разошлись. Толкачёвы решили остановиться у отца. Николай Григорьевич устроился работать заместителем председателя ДСО «Локомотив». С тестем они сделали пристройку к его домику. Получилась замечательная 22-метровая комната. Казалось бы, живи и радуйся. Но на душе было неспокойно. Толкачёв уже не мог жить без того, чтобы потренировать «детёнышей». Приехав во Владимир, где находилось одно из подразделений Горьковской железной дороги, Толкачёв случайно оказался на улице Фрунзе (ныне Большая Нижегородская). Там, в доме № 43, располагалась детская спортивная школа по гимнастике. Толкачёв не мог пройти мимо. Вот как рассказывал об этом журналисту Валерию Чижову первый директор Владимирской детской юношеской спортивной школы Иван Георгиевич Андреев: - Я поначалу не придал особого значения «наблюдателю»: пускай себе смотрит, раз нравится. Но я обратил внимание, что незваный гость отнюдь не праздный зритель - уж слишком оценивающим взглядом он наблюдал за гимнастами. Мало того, он что-то ещё и записывал. После окончания тренировки гость направился прямо ко мне. Невысокого роста, худощавый: сильные ноги придавали его походке какую-то упругую лёгкость. Нельзя было не заметить моложавости во всём облике этого средних лет мужчины. Одет очень аккуратно, даже щеголевато. - Здравствуйте! Разрешите представиться: Николай Григорьевич Толкачёв. Я назвал себя, мы пожали друг другу руки. - Можно без обиняков? - предложил новый знакомый. - Я тренер по гимнастике и хочу предложить вам свои услуги. Заметив недоумение на моём лице, он, как будто зная слабое место нашей ДСШ, добавил: - Моя жена - тренер по художественной гимнастике. Когда он сказал это, я готов был его расцеловать. Нашей школе позарез был нужен такой специалист. Однако предложить мне было особенно нечего: комнатка в пять квадратных метров в помещении школы да работа до седьмого пота. У Толкачёва благодарно загорелись глаза. Условия работы как будто не интересовали его. В Горький Толкачёв летел как на крыльях! - Любанчик! Короче, всё бросай, - с порога прокричал Толкачёв, - едем во Владимир. Нас пригласили в гимнастическую школу! Отец Любови Николаевны не одобрял переезда во Владимир. Только после того, как Люба и Николай согласились на время своего обустройства оставить с дедом его любимицу Иришку, стал сговорчивее. - Вряд ли разумно мчаться и неизвестность, оставляя, в общем-то неплохую работу и большую комнату. Можно поднакопить деньжат и сделать ещё пристройку, - тесть с неодобрением посматривал на зятя, помогая ему собираться в дорогу. - Не переживайте, Николай Дмитриевич, - успокаивал Толкачёв тестя, понимая его опасения, - всё у нас будет хорошо. - Да куда как хорошо! Мужику - пятый десяток, а он всё чего-то ищет, - ворчал тесть. - Давайте присядем, Николай Дмитриевич. И Толкачёв рассказал тестю свой сон из детства. Про слепой дождь, не замочивший его и превращавшийся на ладонях в хлеб, про слепящее солнце и прекрасную радугу в полнеба, про свой невесомый полёт над малахитовым лугом. Николай Григорьевич пробовал объяснить, что сон состоит из символов. Он это понял, когда некоторые из них реализовались в жизни. Например, хлебный дождь являлся обещанием лучшей жизни; невесомый полёт под слепящим солнцем говорил, что он не погибнет во время войны за штурвалом истребителя. И всё это даётся ему для достижения радуги - чего-то самого главного в жизни. - Ну-ну, - только и произнёс тесть, подумав, что зятёк несколько не в себе. Однако решение принято, вещи собраны, «мосты сожжены». Утром Николай Дмитриевич с Иришкой проводили родных до перрона. И вот поезд тяжело тронулся. Люба и Николай не видели, как Николай Дмитриевич крепко прижал к себе внучку и, поцелуем вытерев с её глаз слезинки, стал нашёптывать на ушко что-то утешительное. На вокзале Толкачёвых встретил директор спортивной школы Иван Георгиевич Андреев. Человек умный и тактичный, он всё же не смог скрыть преобладающего внимания к Любови Николаевне. Даже крутой подъём, что вёл со стороны вокзала к Дмитриевскому собору, не мог остановить поток вопросов Ивана Георгиевича к ней, как к тренеру по художественной гимнастике. Персона Николая Григорьевича интересовала директора значительно меньше. Вдруг все трое как по команде подняли глаза. На фоне бледно-голубого неба в лучах солнца над ними возник сияющий золотой крест Дмитриевского собора. Толкачёв от неожиданности вздрогнул. - Вот и нас осияло, - сказал Андреев. - Есть такая примета: если крест появляется как бы внезапно, как сейчас, это считается хорошим предзнаменованием. Так что, друзья, остаётся только работать. Я уверен: всё у нас получится! Вот как Любовь Николаевна вспоминала день приезда. «Было морозно и солнечно. Кругом люди, идущие с лыжных прогулок с детьми, собаками, лица светлые, улыбающиеся. А дальше всё больше частные дома. Как в деревне. Владимир после Горького, Красноярска, Смоленска и Норильска выглядел деревней. Здание на улице Фрунзе, 43, выделенное спортивной школе для занятий, производило впечатление удручающее. Поселились мы в комнате, скорее, в комнатёнке, где с трудом размещались стол, этажерка и кровать. У нас была мини-кухня с макси-задачами».
Ул. Большая Нижегородская, д. 43.
Принят в детскую спортивную школу («Детская гимнастическая школа» была открыта Приказом Владимирского ГОРОНО от 1 сентября 1961 года № 72) завучем и тренером по спортивной гимнастике, где тренировал мальчиков, среди которых был Андрианов Николай Ефимович.
Первомай 1964 г. во Владимире
В кабинете директора Толкачёв поделился своими планами, рассказал о собственной методике подготовки гимнастов. Слушая, Андреев всё сильнее убеждался в серьёзности его намерений. И решил предоставить Николаю Григорьевичу полную свободу действий. Далеко не всякий тренер пошел бы на то, чтобы променять специализированную школу с прекрасной базой на помещеньице 10x9 метров. Это было по существу отступление. Но отступление, которое, по его расчетам, должно было привести к успеху. Почему, да потому, что здесь он почувствовал себя конструктором и реформатором. Пусть у него всего два класса, десяток-другой учеников, зато он со своими задумками, пусть он один — даже лучше — зато ему никто не будет мешать. Гимнастическая школа была больше известна разбором жалоб педагогов друг на друга. Конечно, были там и с хорошими данными ученики, и способные тренеры, но трудились поденно, привыкнув уже к мысли, что в таком захолустье ничего путного получиться не может. Где уж подняться владимирцам из гимнастического болота во всесоюзное, а тем более, международное поднебесье? Понимал это и Николай Григорьевич, но не унывал. Владимир привлекал его близостью к Москве, возможностью общаться с гимнастической элитой. Толкачёв обходил ближайшие школы и дворы, приглашая мальчишек на занятия в группу спортивной гимнастики, делая ставку на так называемых «трудных». А попросту на тех, кого жизнь обделила родительской заботой и чьим домом стала улица. «Дети должны быть не только сильны знанием, — агитируя за гимнастику, доказывал он родителям,— но и телом, чтобы они и в 35—40 лет не знали, что такое болезни. Представьте себе картину: ваш взрослый сын больной, работает и часто бывает на бюллетене. Государство должно платить ему за вынужденные пропуски рабочих дней, а ведь оно, доброе и славное, учило его 10—15 лет бесплатно... Не взять у государства, а дать ему как можно больше — задача каждого нового поколения. А иначе как можно улучшить нашу жизнь?!..» «Человек нашего общества должен быть гармонически развит — тут я ничего нового не говорю. Но в ответ на вопрос, чей предмет важнее, я готов поспорить, что мой предмет физкультура и спорт — главный над химией, физикой...». «Моя задача была и остается — создать единую тренерскую семью — без этого не выжить нам в жесточайшей конкуренции». Женя Скурлов, привёл в зал друга - невысокого паренька, фигурка которого как будто была выточена искусным мастером. Ровненькие ножки, узкая талия, красивые руки. Находившаяся тогда в зале Любовь Николаевна подошла к мужу и шепнула: - Видишь мальчика? Не фигурка - шедевр! - Вижу, Люб, - ответил Толкачёв. - Это твоя «звёздочка»! Толкачёв записал фамилию новичка в тетрадь и велел ему встать в строй на перекличку. Стесняясь своих застиранных трусиков, майки и заштопанных носков, Коля занял место среди других членов гимнастической группы. Его фамилию Николай Григорьевич выкликнул последней. - Я! - буквально прокричал Андрианов, сделав шаг вперёд, и так же громко добавил: - Николай Ефимович! См. Андрианов Николай Ефимович
Группа Толкачёва. Слева направо: 4-й - В. Степанов, 5-й - Н. Андрианов, 6-й - К. Крупелёв
Наступили летние каникулы. Ещё в Норильске Толкачёв убедился, что лето - самое благодатное время для тренировок. Но если там ему удавалось вывозить ребят в тёплые края максимум на три педели, то здесь он решил держать их в летнем лагере при школе все три месяца. Получив поддержку И.Г. Андреева, удалось решить вопросы с питанием и приобретением необходимого спортинвентаря для походов. Все приходили в спортшколу рано утром и уходили затемно. Мальчишки боготворили своего тренера, который нарочито никогда никого ничего не заставлял делать! Он вызывал у них естественное стремление проявлять себя с лучшей стороны - где похвалой, где иронией, где личным примером. Основное время занимали, конечно же, тренировки, носившие характер игрового соперничества, после которых даже усталость казалась приятной. Они ходили в многодневные походы, ночуя в шалашах из елового лапника, ловили на самодельные удочки пескарей, окуньков и краснопёрок. У костра, затаив дыхание, «детёныши» слушали Толкачёва, рассказывавшего различные жизненные истории и читавшего стихи. Делал он всё настолько артистично, что мальчишки внимали ему, раскрыв рты. Лето пролетело быстро, и снова - школа. Никого за двойки Толкачёв не отчислил, но перед входом в зал поставил стол, который являлся своеобразным контрольным пунктом. Тренер лично проверял все тетрадки и пропускал в зал лишь в том случае, если все домашние задания были выполнены. При этом сам помогал решать трудные задачки. Осенью в школе прошли соревнования среди мальчиков 11-12 лет. После пяти снарядов Коля Андрианов был первым. Оставалось выполнить только вольные упражнения. Решив, что победа уже в кармане, он так заважничал, что, выйдя на ковёр, напрочь забыл комбинацию. Получив «баранку», нулей вылетел из зала, до крови прикусив губу, чтобы не разреветься при всех. Прямо в трусах и майке выскочил на крыльцо школы под холодный осенний дождь и дал волю слезам. В оценке уникальных природных данных, огромных потенциальных возможностей сорванца с Варварки и проблем его роста как спортсмена сходились и тренер, и директор школы. Андреев однажды даже пошутил: «Чтобы не упустить мальчишку, хоть усыновляй его». Толкачёв (не без умысла) рассказал о шутке Ивана Георгиевича жене, относившейся к Коле с особой теплотой. Любовь Николаевна даже не улыбнулась и, внимательно посмотрев на мужа, сказала: - Неудачная шутка, дорогой, потому что грустная. Кто же его усыновит при живой-то матери? А вот помочь ему надо. Парнишка замечательный. Для гимнастики - редчайший алмаз, только без огранки. Если пропадёт, то ты вряд ли простишь себе это. А теперь скажи честно, что ты задумал? Ведь по глазам вижу, что неспроста завёл этот разговор. - Да что тут можно задумать, Любаня. Мне просто важно было знать твоё мнение. - Ну, и как оно тебе, моё мнение? - Полностью совпадает с моим, - улыбнулся Толкачёв. В конце октября Андрианов пропустил три тренировки подряд. Толкачёв забеспокоился. Он уже собирался навестить парнишку, когда в спортивную школу зашла женщина. - Меня зовут Евлампия Прокофьевна, я мама Коли Андрианова. Он попросил зайти к вам, Николай Григорьевич, и передать, что заболел. А мне как раз на смену, вот по пути и зашла. Ну ладно, побегу, а то я на работу опаздываю. - Скажите, серьёзно Коля заболел? - Температура не спадает. Когда уходила, тридцать восемь было. Кашляет больно сильно, прямо хрипит. - Вы в больницу с ним ходили? - Да когда мне? - Зайти-то к нему можно? - Можно. Толкачёв смотрел вслед женщине, одетой в поношенное тёмное полупальто и чёрную длинную юбку. И в речи, и в походке Колиной матери было что-то торопливо нервное. Она словно сгибалась под непосильным грузом жизненных тягот. Николай Григорьевич быстро прошёл в кабинет директора и набрал домашний номер Андреева: - Иван Георгиевич, Коля серьёзно заболел. Можно он будет пока ночевать в моём кабинете? Раскладушку я куплю. - Раскладушка - это, конечно, хорошо, - после продолжительной паузы ответил директор, - но всё ли вы взвесили? Взять на себя такую ответственность... - Спасибо, Иван Георгиевич! Я сейчас к Коле. Завтра с утра поведу его в поликлинику. Толкачёв зашёл в комнату, чтобы сообщить жене о своём решении. Люба встретила его вопросом: - Что, берём «звёздочку» к себе? По глазам жены и утвердительным интонациям было попятно, что она давно готова к такому развитию событий. ... Когда на следующий день Толкачёв с Колей вышли из поликлиники, тренер сказал: - Вот что, Коля. Врач рекомендовал покой, чёткое соблюдение режима, усиленное питание. Мне кажется, на время болезни тебе лучше пожить с нами. Любовь Николаевна уже ждёт, а с твоей мамой я договорюсь. Сейчас зайдём в аптеку и - прямо к нам. Спать придётся у меня в кабинете. Ну как, согласен? - Только на время, - прохрипел Коля и закашлялся. - Вот и договорились. Узнав у Коли, что мать возвращается домой пешком как раз мимо спортшколы, Толкачёв решил встретиться с ней на улице. Свет ясного прохладного дня незаметно переходил в сумерки, под ногами шелестели опавшие листья, обнажённые деревья терпеливо ожидали первого снега. Толкачёв прогуливался около школы и думал, как лучше объяснить матери Коли свой поступок. Заметив торопливо идущую женщину, Николай Григорьевич поспешил к ней. - Я жду вас, Евлампия Прокофьевна. Прошу простить, что без вашего разрешения сводил Колю к врачу. Положение серьёзное - есть подозрение на воспаление лёгких. - О каком прощении вы говорите, Николай Григорьевич!? Это я должна благодарить вас. Я-то совсем задёргалась с детьми, на части разрываюсь. - Я знаю, как вам трудно, поэтому на время болезни мы с женой решили взять Колю к себе. Вы не возражаете? Он сейчас у нас. Пообедал, принял лекарство и уснул. Может быть, зайдёте? Глаза женщины влажно блеснули. Она отвернулась, ещё больше втянула голову в плечи и скороговоркой ответила: - Потом уж зайду, зачем будить, спасибо, спасибо, Николай Григорьевич, я уж побегу, дома столько дел. ...Коля быстро шёл на поправку. И когда через несколько дней Толкачёв спросил, как дела, то, увидев испуганные глазёнки, понял, что мальчишка боится, как бы его не отправили домой. Присев рядом с раскладушкой на стул, Толкачёв потрогал лоб Коли и как бы мимоходом произнёс: - Поживёшь пока с нами, а там посмотрим. Только тренироваться теперь будем и днём, и ночью. Согласен? У Коли радостно заблестели глаза, он утвердительно кивнул. Для него началась новая жизнь. Сказать, что прибавилось забот у Любови Николаевны - значит, не сказать ничего. Толкачёвы привезли из Горького Иришку, которой в декабре исполнилось три годика. Ей требовались особый уход и питание. А тут ещё двое мужчин, приходивших после занятий в пропотевшей спортивной одежде и с волчьим аппетитом. Наготовь-ка, настирай-ка на всех руками на стиральной доске-гармошке. Любовь Николаевна не жаловалась, не роптала на судьбу. Даже сама себе хлопот прибавляла, частенько зазывая на свои фирменные щи Толкачёвских «детёнышей». А ведь на ней была очень ответственная работа тренера по художественной гимнастике и хореографии. Причём с Колей она занималась отдельно. Вот как об этом времени вспоминала Любовь Николаевна Толкачёва: «Для мужа на первом месте была работа. Он проводил с Андриановым по две-три тренировки в день, учил с ним уроки. Спал по пять-шесть часов в сутки. Досконально изучая методику европейской и японской гимнастики, разрабатывал свою, как он говорил, «владимирскую». Для меня главной бедой было отсутствие в школе горячей воды. Действовали на нервы мыши, которых в школе было огромное количество. Стоило утром аккомпаниатору заиграть, как они строем выходили из всех углов, не обращая на людей никакого внимания, словно прислушивались к музыке. В то время в школе не было хореографа, и Толкачёв эту работу возложил на меня. Хореография давалась Коле с большим трудом. Многочасовая работа у станка была для него наказанием. Мы снова и снова работали над тем, чтобы во время выполнения упражнений он красиво вытягивал коленки и оттягивал носочки. После таких занятый я уставала не меньше Андрианова. Толкачёв штудировал не только книги по гимнастике, но и по педагогике и психологии. Особенно интересовался работами Василия Александровича Сухомлинского, в методику которого вносил дополнения применительно к тем задачам, которые ставил перед собой в создании собственной гимнастической школы. По выходным ездил в Москву, в спортивный зал ЦСКА, где тренировались лучшие гимнасты Советского Союза, делая в тетрадках заметки. От своих однокурсников узнавал новости из мира гимнастики». Как-то в субботу иду по хозяйственным делам, а навстречу с хлебом в охапку - Николай Григорьевич. Поздоровался, поблагодарил за публикацию, а я и спроси: как мечта-то? - Зреет вполне,- полушутя ответил тренер,- набрал первую группу мальчишек, сопли еще под носом, но дерзкие, хулиганистые, один дикий совсем, без отца растет, а координация отличная. Хоть с пятого этажа сбрось, как кошка, на ноги встанет. - Как зовут? - Колька. - Колька - чемпион Европы? Так и запишем в отделе, а потом во всех газетах мира. Хлеба-то зачем так много? - На всю семью. Коля с нами живет, как сын, подкормить надо. Николай Григорьевич взял на себя питание и воспитание не только Андрианова. На норильские сбережения Толкачёва всей командой ездили на море. Когда Николай Григорьевич ходил в школу узнавать отметки Коли, там его воспринимали как отца. 12 апреля 1965 года Николай Григорьевич Толкачёв переведён на должность директора школы. Перед новым, 1965 годом, Иван Георгиевич Андреев, загадочно улыбаясь, пригласил Толкачёва в кабинет: - У меня две новости, Николай Григорьевич, и обе хорошие. Первая - я получил календарь соревновании на 1965 год и положение о проведении в Куйбышеве в октябре всероссийских соревнований. Вторая - решён вопрос о моём переводе на работу в областной отдел народного образования и вашем назначении директором гимнастической школы. Потребуется некоторое время для внесения изменений в штатное расписание, которое появится в ближайшее время, но это, думаю, уже мелочи. После зимних каникул я перехожу на новое место работы. Толкачёв понимал, что человеку, не проработавшему в школе и года, никогда бы не предложили директорской должности. И ходатайствовать за него, кроме Ивана Георгиевича, никто не мог. Но что послужило причиной столь неожиданного перевода директора? Ответ на этот вопрос знал только Андреев. С первых дней работы он увидел у Толкачёва уникальные способности организатора и хозяйственника. Он почти сразу решил, что, имея директорские полномочия, Толкачёв реализует свои амбициозные планы гораздо быстрее. Оставалось только дождаться благовидного повода для рокировки или создать его! - Иван Георгиевич, не знаю, что и сказать, - в растерянности произнёс Толкачёв. - А ничего и не нужно говорить, - ответил Андреев. - Мы с вами служим одному делу и должны понимать друг друга без слов. Скажите-ка лучше, как приживается Гаврош? - Превращаем его в Николая Андрианова! - Не сопротивляется? Распорядок дня вы установили жёсткий. - Желание первенствовать у Коли в характере. За счёт природных данных ему всё даётся пока легко. Хотя человечек он своенравный, на первом месте - эмоции. Такие натуры не признают диктата. Так что воспитываем волю с помощью честолюбия. Дома относимся к нему, как к своему ребёнку. Люба особенно хлопочет. Всегда накормлен, чистенько одет. Уверен, в Куйбышеве Андрианов себя покажет. - Кстати, о соревнованиях. Как собираетесь готовиться? - Иван Георгиевич, есть идея. Полноценно подготовить гимнастов в условиях нашей школы практически невозможно, в Доме физкультурника удаётся тренироваться очень редко. Помогите переоборудовать в нашем здании залы для занятий на перекладине и кольцах. Мы всё сделаем своими руками. Для работы на перекладине выкопаем яму, сделаем опалубку и зальём бетоном, чтобы земля не осыпалась. Стойки у перекладины срежем и - никаких проблем. А вот для работы на кольцах придётся вырезать проём в потолке. Тут без специалистов не обойтись. Нужны согласования, а я здесь никого не знаю. - Неугомонный вы человек, Николай Григорьевич. Считайте, что уговорили. Однако понадобятся деньги и на бетон, и на опалубку, а расходы на будущий год уже расписаны. Что ж, коль надо, будем искать выход. «Сосредоточить всю гимнастику в городе в одних руках, создать специализированную детско-юношескую школу гимнастики — с такими мыслями я приехал во Владимир». Это была чрезвычайно трудная задача: собрать тренеров в одной школе, выбить вспомогательный штат для нее — уборщиц, кочегара, сторожа… Делом и хитростью доказывал Николай Григорьевич, что городу нужна гимнастическая школа. По три группы сам вел, доверил Копытцеву, Андрееву, Буль, Толкачёвой и своим ученикам тренировать ребятишек, потому что видел в них своих последователей и единомышленников, не боявшихся «черного» труда. Надо было семь дней в неделю работать — работали. С шести утра они открывали двери школы и только ночью их закрывали. 9 мая 1966 года стало для Толкачёвых ещё и семейным праздником. Накануне они получили ордер и ключи на две комнаты в трехкомнатной квартире в доме рядом со спортивной школой.
Улица Большая Нижегородская, д. 32 В 2014 году на доме № 34 по Большой Нижегородской была повешена мемориальная табличка с напоминанием о том, что здесь жили один из лучших гимнастов мира - Николай Андрианов и заслуженный тренер СССР Николай Толкачёв. Однако, выглядит она совсем не презентабельно. Надпись сделана на простом листе бумаги, от руки написан текст, который расплылся после первого же дождя.
Поздравив Толкачёва с предстоящим новосельем, Иван Георгиевич Андреев спросил как бы мимоходом: - Ну а с Андриановым что решили? - Останется с нами. Нельзя ему домой. Примерно месяц назад разыскал меня его закадычный друг Володя Ромашов, только что вернувшийся из мест не столь отдалённых, и чуть ли не на коленях умолял не отпускать Кольку домой. Парень предупредил меня, что на Колю имеют виды старшие приятели. Оказывается, у Кольки есть способности, которые высоко ценятся в воровском мире. Он настолько ловкий, что может пролезть в игольное ушко. А это, по их понятиям, дорогого стоит. Я не удержался и спросил, было ли уже такое? И Ромашов рассказал, что лет в десять Коля пролез в форточку магазина и открыл окно дружкам... Вот так-то, Иван Георгиевич, - Толкачёв усмехнулся, вспомнив, как Колька вздрогнул, когда он в Куйбышеве почему-то сравнил его неудачный соскок с попыткой влезть в форточку, а не войти в дверь. Вернувшись в спортшколу, Толкачёв прошёл в котельную, где рабочие ремонтировали котёл. Николай Григорьевич быстро договорился с мужиками, и уже через несколько часов вся мебель, привезённая из Горького и хранившаяся на складе рядом с котельной, оказалась в новой квартире. Первым в квартиру с раскладушкой вошёл Коля. Саша стал помогать Толкачёву и Андрианову заносить вещи. Людмила пригласила новых соседей на кухню - на чай и блинчики. Толкачёв хотел вежливо отказаться, но, перехватив взгляд Кольки, согласился. Толкачёв стал добиваться нового помещения для школы. В 1969 году гимнастическая школа была переведена в здание общеобразовательной школы №17 (Спортивный переулок, д. 2), которое было приспособлено под занятия гимнастикой.
Спортивный переулок, д. 2 Толкачёв превратил ветхое здание 17-й школы в мировой гимнастический центр
Под руководством Николая Толкачёва, Николай Андрианов смог занять в 1970 г. первое место в вольных упражнениях и третье место в упражнениях на коне. Спустя год на чемпионате Европы в вольных упражнениях он смог стать первым.
Толкачёв Николай Григорьевич, Андрианов Николай Ефимович и Луиджи Чимнаги в зале детско-юношеской гимнастической школы г. Владимира. 1971 г.
Несмотря на то, что свой первый серьёзный турнир Андрианов проиграл, Николай Григорьевич не показывая своих переживаний, поинтересовался, настроен ли он превзойти соперников. Получив положительный ответ, он стал готовить его к Мюнхенской Олимпиаде 1972 года. В результате умения Николая Григорьевича работать с людьми, нацеливания своих подопечных на высокие, порой кажущиеся недостижимые цели, воспитанники владимирской школы год от года все успешней выступали в детских и юношеских личных и командных соревнованиях. В 1971 г. из далекой Испании, из Мадрида, пришла во Владимир радостная весть: среди призеров чемпионата Европы - наш земляк Николай Андрианов (бронзовая медаль). Весь Владимир замирал у голубых экранов, не обращая внимания на ночь-полночь. Всем хотелось увидеть сложные оригинальные упражнения молодого гимнаста. Захватывало дух, так смело он работал на гимнастических снарядах. Утром в троллейбусах, на службе только и было разговоров о баллах, выигранных Андриановым. Город как бы стряхнул с себя повседневную пыль. Вспомнил о своем достойном лице в истории Отечества. Горожане отвлеклись от погони за куском колбасы, обсуждая успехи владимирского гимнаста. Толкачёв - Андрианов. Андрианов - Толкачёв. Благодаря этим именам о старинном русском городке заговорили как об одном из гимнастических центров. Весной 1972 года на чемпионате Советского Союза в Киеве Андрианов набрал наибольшее количество баллов и стал абсолютным чемпионом СССР. В то время в гимнастике лидировали японцы. Толкачёв с Андриановым поставили себе задачу превзойти вдвое лучших гимнастов во всех упражнениях. Николай Григорьевич посоветовал ему не оглядываться на японцев, а равняться на русского богатыря Бориса Шахлина, который в 1960 году набрал наибольшее количество баллов. «Через гимнастику познается мир движений, если хотите, вообще мир. В нем каждый элемент должен пониматься кардинально, исполняться стильно и оригинально. Раньше «сложнейшие элементы выполнялись на любом уровне и это гарантировало успех. Японцы это быстро поняли и внесли много некачественного в гимнастику. Нужен был свой стиль, сложность плюс чистота и качество, и мы (точнее он, Н.Г. Толкачёв) стали бороться за этот стиль», — говорил Николай Григорьевич. В гимнастике он создал свою, владимирскую школу, отличную от всех других как у нас в стране, так и за рубежом. В Мюнхене на ХХ-х Олимпийских играх 1972 года, когда Андрианов ровно выступил на всех снарядах обязательной программы, уступив пять сотых балла лидеру, прославленному чемпиону Мехико Савао Като, Толкачёв был вне себя от возбуждения: «Ну, молодец! Теперь «выстрели» на произвольной. ...Ведь у нас такие комбинации! Пять сотых балла - это ерунда. Завтра мы будем на первом месте!» Но тут произошло неожиданное. Тренер побелел, когда увидел, как Николай упал с коня. В многоборье Николай Андрианов намеревался занять третье место. Толкачёв сильно волновался. Чтобы его волнение не передалось подопечному, он забрался на верхний ряд трибуны и прятался среди болельщиков. Николай всё-таки обошёл Савао Като! Когда подсчитали баллы, то выяснилось, что Андрианов добился права выступать в финальных состязаниях в четырёх видах. Размышляя над своим результатом после вольных упражнений, Николай Андрианов услышал с трибуны крик Толкачёва: «Колька, мы первые! Ты олимпийский чемпион!!!» Наутро Толкачёв явился к гимнастам франтом. Коля спросил, куда он нарядился. «А никуда, - важно ответил Николай Григорьевич. - Просто оделся сообразно положению. Ведь я теперь в мире тренеров «звезда», про это уже во всех газетах написали». В Мюнхене Андрианов получил звание заслуженного мастера спорта СССР. И учитель и ученик были награждены орденами «Знак Почета».
Памятная медаль «Тренеру чемпиона» Толкачёва Николая Григорьевича. 1972 г. Знак «Заслуженный тренер РСФСР» № 1147 Толкачёва Николая Григорьевича. 1970-е гг.
После Мюнхена старшим тренером сборной Советского Союза стал Леонид Яковлевич Аркаев. Он был энергичным, решительным и непреклонным человеком. И в то же время - тонким дипломатом. При нём наши гимнасты двенадцать лет подряд не уступали высшие ступени пьедесталов. Николай Григорьевич Толкачёв предложил своим юным воспитанникам трудную спортивную жизнь, в которой нет и не было места поблажкам, жалостям и передышкам. Дети были поставлены перед выбором: либо проявлять каждый день риск, смелость, мужество, либо просто-напросто сбе-жать, струсить. Не все родители одобряли такой подход... Но требовать «легкой» жизни для детей от Н.Г. Толкачёва — это значило бы отказаться ему от того, чем наполнен весь смысл его жизни, забыть тех сверстников-товарищей, которые не пожалели своей жизни ради спасения Родины. Не случайно слова «борьба — это жизнь» стали афоризмом. Дух «тепличного» воспитания противен Н.Г. Толкачёву, и в нем он видел посягательство на мужество и патриотизм человека. Плачут мальчишки, плачут девчонки от того, что у них не получается какой-то элемент, плачут от невыносимой боли в колене, руке, но упорно, бывает через силу, идут к цели. Разве это не достойная смена отцам, сумевшим отстоять завоевания Октября?.. Как несправедлив был упрек некоторых коллег Н.Г. Толкачёва за то, что он заставил своего воспитанника проделать еще на Олимпиаде в Мюнхене каскад сверхсложных элементов (не все удачно они были выполнены), когда, казалось бы, заветная медаль абсолютного чемпиона лежала в кармане. Н.Г. Толкачёв отказал себе в удовольствии взять это золото, потому что в нем он увидел пресловутую конъюнктурность, против которой решительно боролся, посягательство на жизнь гимнастики, на понимание им ее как места для подвига. Уже тогда на этих играх Н.Г. Толкачёв опрокинул привычные рамки представления о гимнастике. Уже тогда талант и мудрость Н.Г. Толкачёва, как педагога, не говоря уже о нем, как о тренере, проявились с блеском. В 1975 г. школе был присвоен статус школы олимпийского резерва. Андрианов с Толкачёвым стали готовиться к Олимпиаде 1976 года в Монреале. Изменяли программу. На всех снарядах вводили новые элементы. Спортивные обозреватели из разных стран провозгласили Николая Андрианова лучшим спортсменом мира 1976 года. В тот же год вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении заслуженного тренера Советского Союза Николая Григорьевича Толкачёва орденом Ленина. Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР за подготовку чемпиона мира, Европы и Олимпийских игр в 1975—1976 годах наградил директора Владимирской детско-юношеской гимнастической школы, заслуженного тренера СССР Николая Григорьевича Толкачёва, воспитавшего героя XXI Олимпиады Николая Андрианова, золотой медалью и премией. Зимой 1979 года случились сильные морозы, и трубы в школе полопались. Николая Толкачёва во Владимире не было. А если бы и был, то ничем бы не помог. Но его обвинили в халатности и выгнали из школы. С 1979 г. по 1990 г. школу возглавлял Николай Серафимович Славин. Николай Толкачёв был тренером сборной СССР на Олимпийских Играх 1980 года.
Андрианов Николай Ефимовичасо своим первым тренером Толкачёвым Николаем Григорьевичем. 1980-е гг. Чернов В.И.
В 1981 году после ХХII-ой олимпиады Николай Григорьевич перешёл работать в областной спорткомитет. Потом возвращался и снова уходил. В 1983 году он ушёл на пенсию.
Проект нового спортивного комплекса Толкачёв буквально пробил в годы невиданного дефицита денежных средств, строительных материалов и рабочей силы сразу по приезде из Монреаля (1976 г.). С уходом Толкачёва из спортивной школы (1979 г.) строительство продвигалось черепашьими темпами, с постоянным урезанием из проекта то одного, то другого помещения. Так в спортивном комплексе не оказалось медицинского центра с современным оборудованием, гостиницы для проведения учебно-тренировочных сборов и размещения иногородних спортсменов, приезжающих на соревнования. Исчез из проекта и универсальный актовый зал, в котором можно было бы и тренироваться, и проводить культурные мероприятия. В 1984 г. для школы был построен спортивный комплекс (Спортивный переулок, д. 1). Комплекс был построен без гостиницы, кафе и центра проведения досуга, о которых он мечтал.
Спортивный переулок, д. 1. «Специализированная детско-юношеская спортивная школа Олимпийского резерва по спортивной гимнастике им. Н.Г. Толкачёва»
За два часа до наступления Нового 1984 года Толкачёв поставил на стол шампанское и торт. Он всё ещё надеялся, что кто-нибудь заскочит к нему на огонёк. В новой «холостяцкой» квартире ему снова предстояло встретить Новый год в одиночестве. ...Колокольный звон приглашал на сходку всех жителей древнего Ишима. Звон прекратился, послышались глухие удары молотка по дереву. Толкачёв приоткрыл глаза и понял, что звонят и стучат в его входную дверь. Помотав головой, чтобы отогнать сон, Толкачёв обул тапочки и пошёл к двери. Открыв замок и увидев гостя, он не поверил своим глазам. - Альфред, штурман мой дорогой, ты? - чувствуя, что ноги подкашиваются и он сейчас упадёт, Толкачёв вцепился в модный полушубок нежданного гостя… - Я, Микола, я, - Альфред легко подтолкнул хозяина в прихожую и прикрыл за собой дверь. - Как ты меня нашёл? - Толкачёв никак не мог успокоиться. - Может быть, сначала поздравим друг друга с Новым годом, а потом начнём утро вопросов и ответов? - А разве Новый год уже наступил? - Наступил, Микола. Сейчас 1 января 1984 года, семь часов пятнадцать минут. - Альфред отнял у Толкачёва бутылку шампанского, которую тот хотел открыть, и поставил её на подоконник. - А у тебя уютно, командир. Чувствуется женская рука. - Это не то, что ты думаешь, Альфред. Я один. - Что, из дома выгнали? - Никто меня не выгонял. Сам ушёл. Стыдно мне перед дочерьми. Старшей уже двадцать два, а младшей в феврале восемнадцать будет. Зовут домой, но не могу я решиться. За порядком здесь время от времени присматривает моя бывшая сотрудница. Она нам помогает с тех пор, как Светланка родилась. Может, коньячку «для сугрева»? И за встречу. - Давай-ка лучше кофейку с тортиком. - Кофейку так кофейку, - недовольно пробурчал Толкачёв и прошёл на кухню, надеясь там принять граммулечку, но штурман отнял у него бутылку коньяка. Передав бразды правления гостю, Николай Григорьевич присел за кухонный столик, всё ещё сомневаясь, не сон ли это. - Не сон, Микола, не сон, - Альфред словно прочитал мысли Толкачёва. Включив газ, он поставил чайник и присел рядом с другом. - Получается, что проспал я Новый год. Зато тебя увидел, и не во сне. Это для меня лучший подарок. Ты исчез в сорок шестом, а к Мессингу я попал в пятьдесят четвёртом. Сейчас восемьдесят четвёртый. Времечко-то как летит! Ты сейчас где? - Сейчас у тебя на кухне, - засмеялся гость. - Давай перейдём в комнату. Обещаю кое-что интересное тебе рассказать. - Если новогоднюю сказку, то не надо. Наслушался я за свою жизнь сказок. Расскажи лучше о себе. - Как же мне хотелось этот Новый год встретить с тобой! Но не мог я оставить жену и сына. - У тебя жена и сын? - Да, у меня жена и сын. Живут в Москве, а я - в Америке. - В Америке? Бывал я там. - Знаю. Видел тебя. Правда, только в бинокль. - В бинокль? Но почему? Или это секрет? - Когда я узнал, что ты с Колькой приехал в Америку, я себе места не находил. Но мне категорически запретили к тебе приближаться. Вот и пришлось наблюдать за вами в бинокль. И вдруг две недели назад вызвал меня к себе шеф и говорит, что мне необходимо срочно выехать во Владимир. И знаешь зачем? - Откуда мне знать, что у вас в Штатах делается. - Передо мной поставили задачу уговорить тебя переехать жить и работать в США. Шеф сказал, что хочет одним выстрелом убить сразу трёх зайцев. - И что это за зайцы? - Первый - это утереть нос тупым и недальновидным русским медведям, которые с необычайной лёгкостью выбросили в мусоропровод одного из лучших тренеров планеты. - А второй? - спросил Николай Григорьевич после затянувшейся паузы. - Второй - это с помощью Толкачёва создать в США лучшую в мире гимнастическую школу. И третий – воспитать в этой школе олимпийского чемпиона. Толкачёв вскочил со стула и стал ходить из угла в угол. - Не мельтеши, Микола. Присядь. Толкачёв послушно присел. - Заманчиво, Альфред, заманчиво. С каким удовольствием я бы утёр нос чванливым партаппаратчикам. Но есть одно «но». - Слава Богу, что есть «но», а то я подумал, что ты прямо сейчас в домашних тапочках сиганёшь в Америку. - И сиганул бы, Альфред. Однако я сказал, что есть «но». - Что-то я тебя плохо понимаю. - Сейчас объясню. Если твой шеф считает, что для создания гимнастической школы достаточно построить современный спортивный зал и оснастить его первоклассным оборудованием, то это глупость. Спортивный комплекс - не школа, а недвижимость. Создать лучшую в мире школу - это создать сплочённый коллектив, работающий как единый механизм. Сегодня я уверен, что все недоброкачественные детали этого механизма следует незамедлительно выбрасывать на помойку. Я очень сомневаюсь, что мне, русскому мужику, удастся создать такой коллектив в США. А вот насчёт подготовки чемпиона, и не одного, вопроса нет. При условии, что американские тренеры отдадут мне сильнейших гимнастов страны, начиная с юношей. Сколько потребуется для работы тренеров, я не знаю, но кроме них нужны будут медики, психологи и другие специалисты. Вряд ли Колька переедет в Америку. Сейчас он занимается с молодёжной сборной. Уверен, что результат у него будет. Вот только воспользуются этими результатами, как у нас принято, другие. Ну и задачку ты мне задал, дорогой мой штурман. Тут есть над чем подумать. Пока ещё есть чем, - Толкачёв почесал макушку седых волос. - Как говорят у нас в России, «талант не пропьёшь». - Так ты согласен?! - Я сказал, что есть над чем подумать и есть чем. Давай-ка выпьем по граммулечке. - Пить мы с тобой не будем. - Не будем, так не будем. Но почему ты не живёшь с семьёй? Альфред был готов к этому вопросу. И когда ехал из Москвы во Владимир, мысленно отвечал на него. Но оказалось, что ему, разведчику с огромным стажем, не так просто дать честный ответ другу и при этом не нарушить инструкции. - Меня вызвали в особый отдел, посадили на самолёт и я оказался в Москве, на Лубянке. Там предложили работу, от которой я не мог отказаться. Сам понимаешь, почему. Когда меня спросили, есть ли мне где остановиться временно в Москве, то я назвал Мессинга. Когда я сказал, что не помню его телефона, один из офицеров достал какую-то папку и выписал из неё нужные сведения. Они подключили телефон к динамику и слушали наш разговор с Вольфом Григорьевичем. Не успел я поздороваться, как Мессинг поздравил меня с возвращением домой и произнёс приблизительно следующее: «Надеюсь, что тебя на Лубянке долго держать не будут. Передай офицерам, которые слушают нас с тобой, мои наилучшие пожелания. Сегодня поздно вечером меня пригласил к себе в Кремль Иосиф Виссарионович. Мне будет о чём с ним поговорить. Надеюсь, что у офицеров хватит ума отправить тебя ко мне домой не на общественном транспорте, а на служебной машине. Но только не на той, что возят арестованных. Жду тебя, Альфред. Фамилии и звания офицеров я знаю. И чтобы они не сомневались, скажу, что ты находишься на третьем этаже в кабинете № 123». Если бы ты видел лица чекистов, Микола! Младший офицер предложил меня проводить и по дороге вручил огромный пакет. Там оказались дефицитные продукты. Когда я уже дома у Мессинга спросил про Сталина, он рассмеялся. На самом деле никто никуда его не приглашал. Это он так пошутил. Но номер кабинета назвал точно. После учёбы я побывал в ГДР, а затем - в ФРГ. Меня «завербовали» американцы. Это всё, что я могу тебе рассказать. А сейчас расскажи лучше, друг мой ситный, что заставило тебя подружиться с «зелёным змием»? - Зачем тебе мои болячки? Тебе своих мало? - Я пока здоровый, а тебя нужно лечить. - Ты Мессинга когда в последний раз видел? - Толкачёв попытался уйти от больной для него темы. - В семидесятом. Удивительно, но и тогда мне дали странное задание. Я должен был уговорить Мессинга переехать жить в США. Я знал, что это глупая затея, но ради встречи с Вольфом Григорьевичем согласился. Тогда и женился. - Тоже по заданию? - Ты как в воду смотришь. Мои московские начальники в целях конспирации предложили заключить фиктивный брак. Ну, мы и расписались. Отметить решили скромно, дома у Мессинга. Вольф Григорьевич остался верен себе. Его первый тост был за мир во всём мире. Пили мы домашнее вино, так что напиться не боялись. Второй тост был за родителей невесты. Третий - за моих. Перед четвёртым тостом Мессинг сказал, что этот брак фиктивный только для начальников. Для нас с Наташей он настоящий. И нечего бояться, что жена моложе мужа на двадцать один год. Мессинг посоветовал нам не стесняться своих чувств. Сына, который родится в мае 1971 года, он предложил назвать Николаем. Когда Наташа спросила «Почему?», Мессинг сказал, что благодаря человеку по имени Николай Альфред остался жив. Он ещё сказал, что в день рождения нашего сына два Николая - командир Альфреда и его воспитанник, утрут нос всей Европе. Я спросил: «Почему только Европе?». Мессинг засмеялся и добавил, что миру они утрут нос в следующем году. 15 мая 1971 года у нас родился сын Николай. Вот такие дела, командир. Но вернёмся к тебе. Рассказывай, как ты дошёл до такой жизни. Как заболел? - Болезнь моя народная, Альфредушка. Ты хочешь узнать, откуда она взялась? После Монреаля (1976 г.) словно открылся ящик Пандоры. - Ну-ка напомни, что это за ящик. - Разве в разведшколе тебе об этом ничего не говорили? - Не умничай, командир. - Когда-то люди на Земле жили, не зная несчастий, старости и болезней. Но потом античный герой Прометей похитил у богов огонь и научил людей пользоваться им. Разгневанный Зевс послал на землю красивую женщину Пандору, дав ей ларец, в котором были заперты все великие бедствия человечества. Из любопытства Пандора открыла ящик, и по Земле распространились несчастья. На дне ларца осталась лишь надежда. Отсюда и высказывание, что надежда покидает человека последней. А мораль сей басни такова - жажда познания и любопытство сыграли с человечеством злую шутку! - Но какое отношение к тебе имеет этот древнегреческий миф? - У меня такое ощущение, что кто-то открыл проклятый ящик с моими несчастьями. После успеха Андрианова на Олимпиаде в Монреале посыпались приглашения на различные встречи. Большинство из них заканчивалось банкетом. В перерывах между банкетами меня не тянуло к бутылке. Тем не менее, в начале 1978 года меня вызвали в обком партии. Оказывается, группа тренеров написала жалобу. Секретарь обкома партии Шагов долго меня воспитывал. Пригрозил даже отнять все награды. Без суда и следствия этот коммуняка вынес мне обвинительный приговор. Когда я почувствовал, что лечу в пропасть, то вспомнил Мессинга. Он ведь предсказал, что меня ждёт предательство. - Ты знаешь, кто написал письмо? - Только одного. Стукачок, чёрт его возьми! Вернувшись из обкома партии домой, я напился до положения риз. Когда протрезвел, решил остановиться, пока не поздно. Спустя три дня встретил на лестничной площадке донельзя злющего Кольку. Он как раз вернулся от Шагова... Колька рассказал мне, что Шагов поставил условие: либо он отказывается от своего тренера Толкачёва, либо обком будет ходатайствовать об отчислении его из сборной команды страны. Я не мог согласиться, чтобы Андрианов не участвовал в Олимпиаде. Два года мы в спортзале вместе не были. Но поскольку по-прежнему жили на одной лестничной площадке, обсуждать планы дома нам никто помешать не мог. Но это совсем не то. Тренер должен быть рядом на тренировках. В большом спорте нет мелочей. Я предвидел, что случится беда. Годы берут своё, и лишний раз заниматься физической подготовкой никому не хочется. Колька - не исключение. Начались травмы. Сначала мелкие, а за два месяца до Олимпиады случилась очень серьёзная. Выступая со сломанными рёбрами, он совершил настоящий подвиг. И не в первый раз. В Лондоне на первом Кубке мира он работал, не чувствуя под собою ног. В прямом смысле! В последнее время я часто вспоминаю один из законов Вселенной: «Мы ничего не получаем бесплатно. За улыбку платим слезами. За радость - грустью. За сладость - горечью. За веру - отчаянием. За любовь - одиночеством». - Мудрые слова, Микола, - прервал Альфред монолог друга. - Помнишь, я тебе рассказывал, что попал в штрафбат, потому что отказался следить за Мессингом. Через два дня после ареста он пришёл ко мне в тюрьму на свидание. Мессинг сказал, что скоро начнётся война с Германией и что я буду летать штурманом у лётчика Толкачёва. На прощанье он заверил, что мы оба доживём до Победы. И мы с тобой дожили. Я уже рассказывал тебе, что с Лубянки меня привезли к Мессингу домой. Вольф Григорьевич продолжил моё обучение гипнозу, которое мы начали ещё до войны. Я дал ему слово, что никто, кроме тебя, не узнает о моих способностях. Он сказал тогда, что тебе понадобится моя помощь. Так что дай мне возможность тебе помочь. Расслабься. Закрой глаза и начинай считать про себя до десяти и обратно. Итак, один, два... Считай медленно, спокойно. Засыпай. Запомни, что для тебя алкоголь в любом виде яд. Ради твоих детей ты никогда больше не будешь пить и снова станешь таким, каким был до Монреаля. Мир и покой придут к тебе. Надежда всегда приходит к сильным. А ты - сильный человек и сумеешь победить проклятый недуг. Сейчас просыпайся и будем пить кофе. Толкачёв открыл глаза и, не понимая, откуда появился перед ним Альфред, произнёс: Сила б горы своротила... Только как? Не знает сила... Ум бы горы своротил. Только не хватает сил... Им бы вместе лучше было, подтверждает жизнь сама! Хуже нет безумной силы и бессильного ума!
Николай Григорьевич Толкачёв ушёл из жизни трагично. Умер потому, что медицинская помощь не была оказана вовремя. Очевидцы тех событий вспоминают, как ночью в районе Доброе пытались найти исправный телефон-автомат. «Скорая» приехала слишком поздно! Несчастье произошло 11 июня 1984 года. Несмотря на невыносимую жару, желающих проститься с Толкачёвым оказалось много. На автобусах из пионерского лагеря приехали гимнасты, которые там отдыхали и тренировались. Прибыли и представители Федерации спортивной гимнастики СССР. Правда, в основном люди, занимающие невысокие должности. По негласному указанию обкома партии, городские и областные чиновники и партаппаратчики не явились на проводы в последний путь единственного тренера Владимирской области, награждённого орденом Ленина. Гроб с телом основателя школы олимпийского резерва установили в новеньком спортивном зале. В почётном карауле у гроба гениального тренера стоял его ученик - семикратный олимпийский чемпион, впоследствии признанный лучшим гимнастом XX века, Николай Андрианов. Ему неоднократно предлагали отдохнуть, по он не хотел и на секунду оставить, как он говорил, своего учителя, тренера и отца. Так и простоял в глубокой скорби прославленный гимнаст, пока гроб не вынесли из спортивного зала. Похоронен на Аллее Славы городского кладбища Улыбышево.
Мать - Евдокия Васильевна Горбачева, умерла в возрасте 97 лет, пережив смерть сына. Жена — Любовь Николаевна Толкачёва (10 августа 1936, Сибирь) — заслуженный тренер СССР по художественной гимнастике, старший тренер отделения художественной гимнастики Владимирской школы Олимпийского резерва. Председатель Федерации художественной гимнастики Владимирской области.
Память: - С 1991 года Владимирская специализированная детско-юношеская школа олимпийского резерва по спортивной гимнастике стала носить имя Николая Григорьевича Толкачёва. - На здании СДЮШОР установлена мемориальная доска (скульптор В. А. Шанин).
- Николай Толкачёв посмертно удостоен звания «Почетный гражданин Владимирской области». - В 1990 году во Владимире прошли в первый раз Всероссийские соревнования по спортивной гимнастике на "Кубок памяти заслуженного тренера Н.Г. Толкачёва".
Мемориальная доска Николаю Толкачеву 25 октября 2021 г. на доме №32 по улице Большой Нижегородской в городе Владимире состоялось открытие мемориальной доски в честь Николая Толкачева. Именно в этом доме жили легендарный тренер и его воспитанник – будущий многократный олимпийский чемпион и лучший гимнаст ХХ века, Николай Андрианов. Церемонию приурочили к 100-летию со дня рождения прославленного тренера и одного из основателей владимирской школы спортивной гимнастики. В открытии мемориала приняли участие вдова Николая Толкачева, Заслуженный тренер России по художественной гимнастике Любовь Толкачева, а также депутаты и чиновники администраций города Владимира и Владимирской области. Памятный знак создал скульптор Игорь Черноглазов. «Было очень интересно работать над его лицом, чтобы суметь передать его волевой характер, – отметил Игорь Черноглазов. – На изготовление доски ушло три-четыре месяца, сначала я лепил в пластилине, а потом уже она переводилась в бронзу». По задумке скульптора Николай Григорьевич – один в пустом зале – размышляет о судьбе владимирской школы гимнастики.
Мемориальная доска Николаю Толкачеву 
