В среду на четвертой неделе Великого поста, 15-го марта 1889 года, скончался священник Махринской Подмонастырной слободы, Александровского уезда, о. Иоанн Егорович Соловьев, прослуживший в иерейском сане слишком сорок шесть лет.
Родился Иоанн Егорович Соловьев в 1819 году; окончил курс со степенью студента во Владимирской семинарии в 1842 году; по окончании курса некоторое время жил при своем родителе, диаконе Троицкой города Владимира церкви в сан священника был рукоположен Архиепископом Парфением к церкви села Скомова, Юрьевского уезда, где прослужил 9 лет, а потом перемещен на лучший приход Махринской слободы, в котором и служил до смерти.
Из статей Н.И. Соловьева (сын Иоанна Егоровича Соловьева) под заглавием „Церковно-приходская жизнь в половине прошлого века". Очерки представляют личные воспоминания автора о приходской жизни Махринской Подмонастырной слободы, Александровского уезда, где отец автора состоял священником. Автор передает здесь некоторые из своих воспоминаний, связанных с совершением важнейших приходских треб, при чем сообщает об обычаях и порядках, отошедших в область прошлого, но в свое время живучих, несмотря на свой странный, а в некоторых случаях и кощунственный характер. Таков был, напр., обычай „давать молитву“ новорожденному в шапку. „Совершалась эта треба следующим образом. Отец новорожденного младенца, по приезде за священником для обмолитвования и наименования новорожденного, оставался на крыльце священника, выжидал здесь его выхода. Выходит пастырь стада словесного на крыльцо, мужик держит в обеих руках свою шапку, имея верх ее обращенным вниз. Над этой шапкой батюшкой и читается молитва, положенная по чину Требника над родившимися младенцами, причем дается и имя новорожденному. Получивший молитву отдает следуемый пастырю „ручной доход" и, не надевая на голову шапки, спешит с ней домой и здесь шапку свою надевает на голову новорожденного дитяти, называя его данным ему именем, нередко забывая или перевирая оное. Этот некрасивый обычай „давать молитву в шапку" родитель мой отменил; но отмена эта вызвала неудовольствие со стороны прихожан, которым приходилось ездить за батюшкой, чтобы привезти его для дачи молитвы и отвезти обратно, что составляло четыре конца в два раза, а некоторые деревни находятся в шестиверстном расстоянии от села, что, естественно, было для крестьян очень обременительно. Чтобы не обострять отношений с прихожанами, батюшка выбрал удачный выход из этого положения. Чтобы оградить прихожан от излишних поездок за ним, он ввел в обычай совершать крещение младенцев вслед за молитвой здесь же в доме новорожденного. Это избавляло крестьян от лишних поездок за священником, к их немалому удовольствию"... Подробные воспоминания автор передает о, так называемой, постной молитве. „Выезжая из дома, мой батюшка брал с собою несколько кругов льна (лен намотанный на большие обручи), а также эпитрахиль, требник и исповедные росписи. Приехав в деревню, мы останавливались в одном из более зажиточных и просторных домов, хозяева которых всегда знали, что именно у них остановится батюшка, приехав с постной молитвой, и весть о приезде батюшки с молитвою распространяется по деревне с быстротой молнии; но несмотря на это призывается „нарядчик" и обязывается нарядить по человеку с дому на постную молитву. Домохозяева не заставляют себя ждать и быстро собираются в доме, где их ожидал батюшка. Отправляясь на постную молитву, домохозяева несут с собою по небольшой деревянной чашке семя — кто льняного, а кто конопляного. Когда все соберутся и каждый в отдельности примет батюшкино благословение, родитель мой обращается к своим чадам духовным с предложением выслушать постную молитву. Собравшиеся безмолвно слушали чтение молитвы, по окончании которой батюшка желал собравшимся „благопотребно" провести дело св. четыредесятницы и в благополучии дождаться Светлого Христова Воскресения, на что чада духовные ответствовали тоже благожеланием: „много лет священствовать твоей милости". После этих взаимных благожеланий, батюшка по исповедным росписям проверял семейный состав хозяев, при чем домохозяева уплачивали батюшке по копеечке с души за мужской пол с каждого члена семьи за постную молитву и кроме сего снабжали его чашкой льняного или конопляного семя, которое и ссыпалось в тот или другой мешок по принадлежности. Покончив с этою частью своего труда, батюшка приступал к раздаче привезенного им льна с тем, чтобы девицы и „молодухи" опряли его и доставили пряжу матушке, когда придут говеть. Покончив с этим, батюшка еще раз убеждал прихожан блюсти св. четыредесятницу и непременно каждому очистить душу покаянием во дни св. четыредесятницы. Все крестьяне батюшке низко кланялись и, снова каждый приняв благословение, уходил домой, а мы с батюшкой отправлялись в следующую деревню с тою же постной молитвой". С некоторой грустью автор вспоминает о царившей в 50-х годах среди приходского духовенства склонности к распрям, сутяжничеству, но при всем том отзывается с чувством особой признательности и благодарного воспоминания о духовенстве этого доброго старого времени. „Средний уровень умственного развития былого приходского духовенства, пишет он, бесспорно был ниже современного. Но между старым духовенством бесспорно не было ни „либеральных попиков", ни отрицателей постов, ни тяготившихся поповской шапкой — с лентой и ушами, ни рясой с широчайшими рукавами, ни растительностью головы и бороды. Картежников среди духовенства совершенно не было, даже курящие табак священники были редки. Приходское духовенство прошлого века жило по Домострою и образом жития своего подходило ближе к крестьянству, поэтому и имело на него больше влияния, нежели современное. Старое духовенство само искренне боялось вечной геенны огненной, заставляло и умело и свою паству бояться гнева Божия. В этом и была сила непоколебимая русского православного приходского духовенства прежнего времени, не смотря на тяжесть жизненного бытия его“....
Отец Иоанн отличался особым усердием к службе Божией; в положенные дни, не смотря не на какие препятствия, совершал всегда богослужение; при этом он отличался самым основательным знанием церковного устава. В молодые годы часто составлял и отлично произносил назидательные проповеди; в свободное время любил читать книги как религиозно-нравственного, так и исторического содержания; до конца дней служил благозвучно, особенно хорошо читал св. Евангелие в дни Страстей Христовых.
В обращении о. Иоанн был прост, для всех доступен; в приход спешил по первому призыву; это был кроткий пастырь, благожелательный и услужливый, за что и удостоился христианской и мирной кончины.
Возвратясь, по совершении Божественной литургии 5-го марта, домой из приходской церкви, о. Иоанн слег в постель; в последние дни своей жизни он шесть раз исповедывался и приобщался Св. Таин, сохранив до самой смерти ясное сознание. (Когда в день тезоименитства Высокопреосвященнейшего Феогноста, после литургии, зашел в дом о. Иоанна церковный староста, то о. Иоанн несмотря на крайнюю слабость свою, не преминул спросить: служили ли молебен по случаю тезоименитства Владыки,- и когда получил утвердительный ответ, то совершил крестное знамение. Это была последняя служебная забота о. Иоанна.) Перед кончиною он с сознательным благоговением выслушал отходную; собравшихся своих детей и приходивших прихожан благословил; умер с блаженною улыбкой, лобызая св. икону Боголюбивой Царицы Небесной. Ни жалобных вздохов, ни желания более жить — ничего подобного не выражал о. Иоанн; устремив свой взор к Богоматери, он только тихо произносил мольбу к Царице Небесной — отойти в вечную жизнь с миром, чего и удостоился!
Погребение о. Иоанна было торжественное. 20-го числа, в день погребения, к выносу и для совершения Божественной литургии прибыл в Махру маститый и заслужиннейший о. протоиерей Александровского Христорождественского собора В.П. Уводский, а также благочинный П.И. Радугин и строитель Махринского монастыря о. Амфилохий; кроме того было несколько священников и четыре диакона; народу было множество — и в церкви и около храма,— стояли и на церковной ограде и на других возвышенных местах; пели певчие из местного монастыря. В заботах о погребении о. Иоанна принял большое участие о. строитель Амфилохий.
