Муромский литкружок «Звено Октября» «На одном из собраний местных молодых писателей и поэтов, сгруппировавшихся вокруг «Луча» положено начало организации литературного кружка, в который пока вошло всего только 8 товарищей.
Организованный кружок постановил наименоваться именем «Звено Октября», подойдя таким образом под стяг, под программу Московской группы поэтов и писателей «Октябрь».
Только эта группа – «Октябрь» смело взялась за отражение в своих произведениях подлинного быта рабочих и крестьян, только она правильно подошла к разрешению выдвинутого перед пролетариатом вопроса и имеет уже в своем разрешении кое-какие практические достижения.
Все остальные «пролетарские» группы писателей и поэтов, как например, «Кузница» переродились, не оправдали себя, растворились во «взлетах к небу, в красивых выкриках» и вынуждены были рассыпаться, а их участники избрать два пути: один в «Октябрь», другие к буржуям, в буржуазный союз писателей.
Вслед за «Кузницей» потянулось и правление Всероссийской ассоциации пролетарских писателей и поэтов.
Поведение этих групп привело к тому, что у пролетарских, действительных пролетарских творцов нет теперь Всероссийского объединения,— «Октябрю» надлежит его создать и в скором времени созывается съезд пролет. пис. и поэтов.
И мы верим, что после этого — оно Всероссийское объединение будет жизненно.
Итак,— мы идем под знаменем «Октября», мы идем по дороге учебы на путях к пролетарскому творчеству и приглашаем в наше «Звено Октября» все творческие силы нашего края, готовые разделить наши взгляды.
Наши собрания происходят еженедельно по понедельникам в помещении редакции «Луч» в 7 час. вечера.
Желающие примкнуть к нам — являются на собрания.
Желающие примкнуть к нам из дальних сел и деревень и других городов — шлют заявления по адресу: г. Муром, редакция газеты «Луч», «Звено Октября» (Газета «ЛУЧ» 23 Марта 1924 года).
В газете публиковали свои стихи Никифор Тагунов (Муром), Григорий Алый (Серпухов), Сергей Виноградов (Владимир), Дмитрий Рабочий (Муром).
На страх врагам!
Гудит мотор в безбрежном море,
Ныряя в сизых облаках.
И реет птица на просторе—
Кружась свободно в высотах.
Ей все подвластно в звездном мире,
И все границы нипочем.
Ее полет скользит в эфире,
Кружась неудержным конем.
Могучий лет—пьянит свобода,
Пропеллер режет небосвод,
Пилот сжимает ручку «хода»
И ставит «полный ход вперед».
Катятся степи, речки, горы,
Бегут деревни, села, города.
И ветра свист кружит просторы,
Срывая пыль с лица.
Полет свершен обратным туром,
А крылья вьются пышным бантом.
И гордо сел наш «Красный Муром»
На страх врагам и всей Антанте!
Григорий Алый» («Луч», 18 января 1924).
«Новые поэты
Мы — апостолы нового слова.
Пусть преграды стоят на пути,—
Мы к тому, что разумно и ново,
Вечно будем идти.
Мы несем миру новую правду
И отставших к свободе зовем.
Небывалую радость, отраду
Люду мы принесем.
Н. Власов-Окский» («Луч», 17 января 1924).
В 1924 году было много публикаций стихов следующих авторов: Клинский (И.П. Никольский), Овод (А.Ф. Китаев), С. Танин, Фита-Эс, Фа-Соль (Ф.Я. Селезнёв).
В целом же за 1924 год в газете опубликовано 104 стихотворения.
Наш призыв
Ко всем — писателям, поэтам,
Горит в ком творческий повыв,
Кто жаждет знанья, рвется к свету —
Мы шлем наш пламенный призыв.
Ко всем, кто к НЭП'у не взывает,
Кто у плугов, у верстака,
Трудясь кто песнь свою слагает
Под разговор и шум станка.
Ко всем, кто с песней труд свой спорит,
В кем гордость взлетов горяча,—
Иди в наш круг и дверь отворит
Тебе редакция «Луча».
Не бойся - пол не замарает
След трудовых твоих лаптей,—
Лишь тот поэт, кто не желает
Иметь сапог — души светлей.
/Н. Тагунов. Гор. Муром./
Ткачиха
Мне радостно смотреть на шелест веретен,
Их шум, как песенка вливает бодрость в душу.
И нитки долгие, как золотистый лен
Бегут по валикам; их бег я не нарушу.
О ты, прекрасная ткачиха, у станка!..
Ты ткешь свой новый быт,
Заочарован я тобою у окна,
Весь завороженный, как сказочный погудком.
А песня со станков бежит как водопад
И льется ручейком на белые волокна…
Не знаю сам, кому я больше рад,—
Тебе-ль, иль солнцу с улыбкою чрез окна?!.
/Григорий АЛЫЙ. Гор. Серпухов./
Отчего-отчего
Солнце-солнце, я снова сегодня
Буду пить золотые лучи.
Снова вспомню о брошенной родине,
Снова сердце мое застучит.
Снова сердце забьется птахою,
Вспомнив радость заброшенных дней.
Вспомнит снова, как в потной рубахе я
Средь зеленых шагаю полей.
Звякнет ветер весенними звонами,
Всколыхнутся деревья шурша.
Лейся громче веселым гомоном—
Моей юности—молодая душа.
Отчего-отчего мне так хочется
В этот день под весенним лучом
В даль манящую, знойную броситься,
С развевающимся кумачом.
Эх, уйду и ускорю походку я,
Что-б сплясать по полям трепака,—
Зазвени мое сердце чечеткою
Из под рваненького пиджака.
/Сергей Виноградов. Г. Владимир/
ГОРНЫ
Шипите горны! Дымите трубы,
Взвевайте в тучи фабричный чад.
Пусть ветер дышет, слепой, беззубый,
Но трубы в тучи—
Победно—жгучий
Пошлют каскад.
Пусть красным смехом под крик машины,
Забрыжжют горны ручьями брызг.
Вздымайтесь спины!
Мы исполины,
Мы обновим машинный визг.
И горны глухо, как шум прибора,
Вскричали разом в немую высь.
Мы с новой силой борьбу удвоим
Мы раньше тлели,— теперь зажглись.
/Сергей Виноградов./
ОСЕНЬ
Острый осенний ветер бьет и хлещет потоком измороси, пронизывает насквозь, мечется, рвет, издевается...
С звериной страстью сшибает деревья, сдирает с них уцелевшие листья, разбрасывает по земле и стелет шурша мягкий, пушистый ковер.
По небу несутся вереницей набухшие свинцовые тучи и как-будто-бы нет им конца...
Холодно... неприветливо... Только ветер поет, стонет, тоскует...
Так вот она, вот она — осень в полном расцвете своей красоты...
Маленькая, серенькая деревушка... Серый осенний день... мутное заплаканное небо, желтые пятна полей...
И избушка — дряхлая такая, закачнулась на бок в как-будто-бы застыла в мечтах о прежней молодости своей...
А дождь моросит... моросит... моросит...
Дедка — Пахомыч, еле передвигая ноги, хлюбая лаптем в грязи — тащится в свою такую-же старую как и сам избушку, а в избушке — внучка, радость Пахомыча.
У Пахомыча нет никого нa свете кроме внучки, а у внучки вся родня, что дедка.
Был когда-то у внучки — Мани отец, была и мать, да примерли; не знает их Маня.
И живет внучка у Пахомыча деда своего по родимому батюшке, и радехонек дедка: подле него живая душа растет.
А Мане — 16 лет...
Все чаще Мани оставляет Пахомыча одного в избенке и все реже слушает его страшные сказки, а еще реже читает своему деду святую псалтырь.
И вот идет Пахомыч, хлюбая лаптем в грязи, да в думках и разбирается: не иначе Маня с молодцом успела спознаться.
А резкий ветер тройкой мчится по улице и звенят, четко забубенивают, поют, разговаривают его ветряные бубенцы...
И еще горше у Пахомыча на сердце:
— Какое время-то топерича... разврат, да соблазн кругом, а внучке - Маничке всего только 16 лет...
И боится дед за внучку, и ругает, и жалеет ее, тик, кажась, прижал-бы головенку к груди старческой, прижал и не выпустил, не дал-бы никому... Только хватит-ли стариковской силы?!
Хохочет ветер подскакивая улицей, хохочет, подкидывает изморосью в лицо Пахомычу, наровит шапку сорвать... насмехается...
Идет Пахомыч — костылем упирается, радуясь, что скоро и пути конец: избушка своя вот уж под носом...
А дождик моросит... моросит... моросит...
Всматриваясь через узкое оконце избушки на серые сумерки, серое небо и эти серые, мокрые «суседские» домишки — Маничка, внучка Пахомыча, мечтая купается в солнечных ярких лучах.
В мечтах город железо-каменный миражится, шумный, большой...
Вот и проспект... и рабфак — кузница умов молодых.
Столики — скамьи, столики скамьи и Петька Крючек на переднем ряду...
И чего — это шепчут алые полоски Майиных губ, о чем шелестят?..
— Петька Крючек... И почто я спозналась и пошла за тобой!?.
Вспоминает Маня первый сдвиг к комсомолу, а потом... пламенем в сердце дохнули, жизнью какой-то стальной.
И как они Маничка закружилась в комсомольских рядах... в волость... конференция... соседние ячейки... И недовольство, злобное рычание старого деда...
И снова, еще раз перечитывает внучка — Маня «писульку» Петьки Крючка и слова: «приезжай, будем вместе учиться, будем новыми, светлыми людьми» заставляют биться сильнее ее сердце, томно кружат голову.
— Петька Крючек... В город! Стукнуло по мозгам и застряло...
Только ветер злой шуршал соломой по крыше, выл в трубе, смеялся под окошком, то вдруг с визгом уносился куда-то туда — в поле... Мелкой дробью барабанил по стеклам избушки мелкий осенний дождичек...
До самой полуночи горячился дед лежа на печке, до самой полуночи упрашивала с плачем деда Маничка, не отпускал дед, бить грозился.
— Город, город! Ничего хорошего в городе нет,- разврат, да соблазн один. Парню город — разгул, а девке — каторга...
Пробовала Маничка рассказать деду о рабфаке,- ничего не вышло... А когда внучка пригрозила тайком обежать — Пахомыч запер в сундук всю ее одежонку.
Запер, успокоился и заснул.
До рассвета плакала Маня о том, что не понял ее старый дед, а резкий осенний ветер напевал ей свои грустные осенние песенки.
Дробью бился мелкий осенний дождик в стекла избушки, звал, манил Маничку в далекий путь, звал в путь к борьбе за знанья, звал к светлой жизни, сулил лучшее завтра... А когда в узкое оконце избенки врезались первые лучи распустившегося утра — Маничка крадучись вышла из избенки и, вздрагивая под напором осенней непогоды, двинулась прочь от деревни в большой, шумный город, к Петьке Крючку, что-б с ним вместо рука об руку добывать знания, ковать новую светлую жизнь.
Г. Муром. Дмитрий Рабочий.
Ремонт паровозу № 201
<В Муромских мастерских М.-К. ж. д. паровоз №201 стоял в ремонте 30 дней, тогда-как в месяц должно ремонтироваться их 8 шт. Тормоза к этому паровозу были поставлены после пробной поездки. (Из стен. газеты «Производство»).
Счастливый путь, товарищ.
Стальная голова,—
Лети быстрее птицы
В дальние края.
Ведь в мастерских „Казанки"
Ты—друг наш, паровоз,—
Все горе и невзгоды—
Геройски перенес.
Служил свое ты время—
Лет пятьдесят подряд,
Летал ты через Муром
С Казанки в Ленинград.
Но, видно злая доля,
Себя ты поломал
И в мастерские в Муром—
Лечиться к нам попал.
Наплакавшись здесь вдоволь—
(Ведь тридцать дней стоял)
Пока, уж наконец-то
И к малярам попал.
Тебя мы с мылом мыли,
А красили лишь раз
И ты блистал на солнце
Как дорогой алмаз.
Вот паровоз нагнали
(Иль порча в торопях)
И машинист рукою—
Схватился за рычаг.
Открыли регулятор,—
Гигант наш паровоз
Стоит, не сходя с места,
Как вкопанный прирос.
— «А ну-же, ну—родимый!..
Чего стоишь-то—«плут»?!.
А то и „саботажник"
Тебя, друг, назовут...
Но паровоз уныло
В ответ им прогудел:
— «Чего-же вы смотрели —
Бездельники у дел...
— А если грех случится,
Ведь я-же разлечусь,—
Без тормозов в могилу—
Я живо укачу»...
С. ТАНИН. («Красный луч», 11 июля 1924).
«ПЕРВЫЙ РЕЙС» - сборник стихов - 1929 г. Издание муромской ассоциации пролетарских писателей (г. Муром).
Знает ли муромский рабочий читатель о местной литературной группе «Ока»? Едва ли. Да и вполне попятно, сама группа, в предисловии к сборнику стихов «Первый рейс» откровенно признается: — «Литгруппа «Ока» существует более двух лет и о ее существовании почти никто не знает. Замкнутость и оторванность от масс погубили так хорошо начатое дело».
Комментарии почти излишни, но все таки не мешало-б взять под сомнение, верно ли, что это было такое «хорошее дело»??
Что сказать о стихах?!
Они ничем особым не отличаются от многих сотен и тысяч других стихов; они не блещут формой и особенно содержанием, но в то же время они гладенькие, причесанные, написанные как говорят «от скуки ради». В них, как в хорошем венигрете всего понемногу; кой-какие рифмочки, образы, ассонансы и т. д. Они легко читаются, но не оставляют никакого впечатления.
Перечитывая, вдумываясь в эти ученические стихи, спрашиваешь себя, а что собственно поэты сборника хотели дать, для чего нужно было печатать сборник?
В стихотворении «Родина»,— автор в экстазе — восклицает: «О родина, как девушке хорошей, тебе я слово лучшее дарю! Ни дождичек, ни метель, не запорошит мою веселую красивую зарю!»
Проникая в писательскую кухню и стараясь понять смысл обращения к родине, «похожей на девушку», замечаешь, что такие стихи были бы современны 50 лет назад. Рабочий читатель, не в обеду будь сказано, больше автора знает свою растущую страну и рассматривает ее, не с точки зрения «курящейся благодати» и не выкрикивает провинциальным актерским голосом — напыщенные фразы, а видит и чувствует настоящее строительство.
В стихе «Первый рейс», вместо отражения идейных задач группы дается дешевенькая, «акварельная картинка», какого-то утреннего пробуждения, трафаретной весны.
В стихах «1 мая», «Комсомолец» и «Песня», многое в сущности прилеплено для «революционности», для «созвучия эпохи» и стишки эти, в целом нельзя не расценивать иначе, как пустышку. Звучно, гладко при первом чтении, а вдумаешься,— пустота.
Заслуживают вниманья стихотворения: «Щербатая», «Завод», «О вещах», «Комсомольцам нытикам» и «Гармоника».
В итоге, муромской группе «Ока» можно посоветовать, больше задумываться над внутренним содержанием своих произведений, и не ставить превыше всего звучность рифм.
— «Так пой поэт, не старыми устами!
Создай нам новое, о новом говори
Наш век богат иными голосами,—
Прислушайся и нам перескажи".
Вот основной тезис будущей работы группы» («Приокский рабочий», 8 июня 1929).
Литературная группа при редакции газеты «Муромский край»
При редакции газеты «Муромский край» долгое время существует литературная группа, объединившая муромских любителей литературы и поэзии.
«В литературной группе
Рассказ О. Тагунова «Я вам докладываю», прочитанный им на последнем занятии литературной группы, вызвал живой обмен мнениями. Произведение посвящено славному ратному труду молодых советских воинов. Несложный по сюжету рассказ увлекает знанием армейской службы и жизни. Автор умело и убедительно показывает, как молодой человек, впервые попавший в дружный боевой коллектив, сам становится хорошим специалистом, знатоком своего дела и полноправным членом боевого расчета, помогает своим товарищам победить в одном из ответственных соревнований.
Некоторые излишества в описании героев рассказа и отдельные неряшливости в изложении легко устранимы без какой-либо переработки рассказа. Автор поблагодарил товарищей, принявшим участие в обсуждении рассказа, за полезные советы и замечания.
С новыми произведениями выступили и другие участники занятия. Так, Н. Захарова прочитала стихотворение, посвященное XXIV съезду КПCC, а В. Соломатин — новеллу, навеянную раздумьями о нашем городе, о его людях, о природе. И стихи, и новелла были подробно обсуждены.
Намечено на следующее занятие вынести на обсуждение вопросы о подготовке очередных литературных страниц для газеты. Н. НИКАНДРОВ («Муромский рабочий», 1 декабря 1970).
Литгруппой подготовлены два сборника стихов «Муромские родники». В Муроме живет и работает член Союза писателей РФ Юрий Александрович Фанкин, автор нескольких сборников рассказов, романов и повестей («Городушки», «Очищение огнем», «Сказ о Петре и Февронье»). Наибольшее признание читателей получил его роман «Осуждение Сократа», переиздававшийся несколько раз. Над созданием этого произведения автор трудился десять лет.
Муромские поэты Барсов А.А. - Муромский поэт.
Зворыкин Иван Федорович (1863 – 1893) – Муромский поэт.
Рябинин Анатолий Николаевич (30 мая (11 июня) 1874 — 12 февраля 1942) — поэт, геолог, палеонтолог, директор Геолкома (1921—1923), профессор, доктор геолого-минералогических наук, Председатель Российского палеонтологического общества (1940—1942).
Селезнев Федор Яковлевич (1876 - 1940) – муромский археолог, поэт, заведующий Муромским музеем (1924–1925), директор Владимирского государственного областного музея (1926-1930).
Тагунов Никифор Николаевич (1898-1968) – поэт, первый уездный комиссар просвещения в г. Муроме (февраль-март 1918 г), организатор и председатель местной Чрезвычайной комиссии, один из основателей Муромской комсомольской организации, I секретарь Муромского Укома ВКП (б).
Ю. Додонов, А. Лыщев, Ю. Мятлевский, Н. Пахомова, Ю. Романова, В. Табаков, А. Удалов и др.
Город Муром
История типографии города Мурома
В 1924 году в Муроме прошла Выставка стенных газет.
Культура Владимирской губернии в нач. ХХ века
|
