С наступлением 1927 г. открывается новая страница в истории Муромского Свято-Благовещенского монастыря, показывающая заботу и попечение Божией Матери о своей обители, наименованной в честь славного Ее Благовещения.
Архимандрит Мелхиседек (Бирев) в окружении Дивеевских монахинь и церковного причта Благовещенского собора. Фото 1920-30 гг. Фонд ГАНО
В 1927 г. были закрыты последние монастыри в стране, в этом же году был закрыт и Дивеевский женский монастырь. В праздник Рождества Божией Матери была отслужена последняя литургия в Дивеевской обители. Всё, что можно было взять с собой, сестры взяли, причем матушка игуменья Александра (Траковская) приказала, чтобы все главные святыни обители были взяты не в одно место, а распределены среди разных сестер — только таким образом они (святыни) все сохранились».
Игуменья Александра. Фото 1930-40 гг. Фонд ГАНО
Игумения Александра (Траковская) благословила монахинь жить в миру в разных городах и селах, распределив среди сестер все главные святыни обители для сохранности. Большинство насельниц обители разбрелись по близлежащим селам и деревням, не желая покидать родную обитель, в надежде дожить туг где-то рядом до исполнения пророчеств и предсказаний батюшки Серафима о Дивееве.
Сама матушка игуменья (Александра) с большей частью приближенных монахинь и со всеми основными святынями монастыря обосновались в Муроме. Приобретя в Муроме деревянный дом, вблизи западной стены Благовещенского монастыря, сестры особо позаботились об иконе Божией Матери «Умиление», перед которой молился преподобный Серафим, и о личных вещах Батюшки. Они были вывезены из монастыря – сначала в Москву, а затем – в Муром. Драгоценная риза с иконы была закопана в землю, а сама икона скромно стояла в комнате. В этом же небольшом домике, где проживала матушка Александра с близкими сестрами, хранились вещи Преподобного, иконы, летописи монастыря, книги и другие святыни.
Монахини, покинувшие Дивеево, нашли себе пристанище в Муроме и почти все являлись усердными прихожанками сначала действующих городских церквей, а затем единственного незакрытого в городе Благовещенского собора. Вот исчерпывающий список этих неутомимых тружениц на духовной ниве:
1. Алексеева Наталья
2. Андросова Мария (монахиня Вера)
3. Арцебушева Наталья (схимонахиня Феофания)
4. Бакушева Валентина
3. Баринова Анна Евфимовна (игуменья Мария)
7. Варфоломеева Елена (монахиня Евсевия)
8. Власова Клавдия Петровна
9. Гуреева Екатерина Петровна
10. Дроник Екатерина Климентьевна (монахиня Евгения)
11. Иванова (схимонахиня Анатолия)
12. Карманова Т.В. (монахиня Михаила)
13. Ковешникова (Кожевникова) Мария Евфимовна (монахиня Маргарита)
14. Коняева Анна Михайловна (монахиня Анатолия)
13. Коренёва Вера Яковлевна (монахиня Викторина)
16. Курбатова Татьяна (монахиня Серафима)
17. Кур дина Татьяна Яковлевна
18. Лакеева Акилина
19. Маркина Матрона Фёдоровна (монахиня Рафаила)
20. Назарова Елена Григорьевна (послушница)
21. Никонова Анна Михайловна (монахиня Антонина)
22. Одинцова Анна Алексеевна
23. Павлова Ольга (монахиня Олимпиада) — село Дуброво
24. Путкова Александра Ивановна (схимонахиня Емилия)
23. Самойлова Мария Васильевна (монахиня Евпраксия)
26. Сергеева Татьяна (монахиня Таисия) — село Дуброво
27. Силаева Мария Петровна
28. Сухова Ирина (схимонахиня Игнатия)
29. Шерстова Мария Ивановна (монахиня Магдалина)
30. Ши- гова Мария Георгиевна (монахиня Салафииль)
31. Щербакова Елизавета (монахиня Магдалина)
32. Щербова Вера Васильевна (монахиня Иоанна)
33. Хныкина Мария Ивановна
34. Фомина (монахиня Рафаила)
33. Якубович Зоя Викторовна (схимонахиня Анатолия)
После закрытия и разрушения муромских церквей вся их духовная жизнь сосредоточилась вокруг храма Благовещенского монастыря. Храм закрытого Благовещенского монастыря, единственный впоследствии действующий храм в городе, превратился в подобие маленького Дивеевского подворья. Службы там правили по-дивеевски. Монахини отдали туда свои богослужебные книги, пекли просфоры, убирали храм, алтарничали, пели на клиросе. Были среди них художницы и златошвеи, продолжившие писать иконы и шить облачения.
Так как Благовещенский собор в 1930-е гг. был самым бедным, то все сестры после церковного, алтарного, регентского, клиросного, иконописного, просфорного и звонарного послушания, для своего существования по совместительству работали на гражданских предприятиях и в частных домах: прачками, уборщицами, медсестрами, швеями, счетоводами.
Большинство дивеевских монахинь находились под духовным руководством и водительством духопросвещенных дивеевских стариц схимонахинь Александры (ум. 9 февраля 1949 г.) и Анатолии (Якубович) (ум. 1 февраля 1949 г.), а также схимонахини Воскресенского Санкт-Петербургского монастыря Серафимы (Кудрицкой), которых представители местного духовенства, в частности протоиерей Иоанн Бакин, называли «молитвенными столпами».
Из числа вышеприведенного списка некоторые особо деятельные монахини, приблизившиеся к духовному преуспеянию, сподобились исповеднического подвига, отбывая разные сроки в исправительно-трудовых лагерях (инокиня Анна Михайловна Коняева — 10 лет) и также получая различные сроки высылки в северные края и Среднюю Азию (инокиня Татиана Яковлевна Кур дина и монахиня Салафииль (Шитова) на три года).
У матушки Александры с сестрами были налажены хорошие связи с епископом Зиновием (Дроздовым), который некоторое время проживал в самом Муроме и с архиепископом Серафимом (Звездинским), проживавшим на то время недалеко от Мурома (в Меленках). От епископа Зиновия матушки приняли на хранение серебряный напрестольный крест с вложенными в него частицами святых мощей. В конечном итоге этот крест с мощами взял на сохранение муромский житель С.М. Аникин. Архиепископ Серафим еще около 1926 г. передал ему на хранение в деревянном ящике частицы мощей святых угодников, пакетиков с мощами было около 23-ти. Позже матушки поднесли Аникину с этой же целью ящик с великой христианской святыней: в шелковом платочке этого ящика находилась часть ступни святого Апостола первомученика и архидиакона Стефана. К великому сожалению, в 1930 г. Аникин был арестован, привлечен к следствию, и конфискованные у него мощи были уничтожены.
9 февраля 1949 г. почила игумения Александра и была похоронена на Напольном кладбище. Ее келейница Мария Баринова была избрана сестрами новой настоятельницей.
О некоторых «дивеевских сиротах» (как их называл преподобный Серафим Саровский) можно сказать поподробнее, так как их жизнь особым образом переплелась невидимыми духовными нитями с монастырским храмом Благовещения.
Протоиерей Вениамин Дашкеев (в облачении). Фото 1920-30 гг.
Келейница и преемница игуменьи Александры — Анна Евфимовна Баринова в мантию с наречением имени Мария была пострижена архиепископом Зиновием по просьбе настоятеля Благовещенского собора протоиерея Вениамина Дашкеева и тайно возведена в сан игуменьи. После войны в 1945-1946 гг. в Благовещенском соборе служил иеромонах Пимен (Извеков), впоследствии Патриарх. Дружба с сестрами нашла отражение в стихах Святейшего, посвященных монахиням Дивеевского монастыря. На протяжении муромского периода своей жизни Мария имела доверительные отношения с иеромонахом, а впоследствии и Патриархом Московским и всея Руси Пименом. Скончалась в 1982 г.
Иеромонах Пимен (Извеков). Фрагмент картины П.Д. Корина «Русь уходящая». Музей П.Д. Корина в Москве.
«Тяжкий подвиг в те страшные годы выпал на долю игуменьи Марии, будучи совсем молодой, она была сослана в лагеря на три года, — вспоминает протоиерей Стефан Ляшевский, — когда мы навещали матушку игуменью Александру в г. Муроме, то видели и ее будущую преемницу, недавно возвратившуюся из лагеря.
Матушка сказала мне: “Что ей бедной пришлось перенести, я узнала только после ее возвращения из лагеря, а если бы узнала, когда она была еще в лагере, то, наверное, умерла бы с горя!"
Я ужаснулся и страданиям Нюши (Марии), не меньшим страданиям за нее матушки игуменьи. Ведь матушка готовила ее в свои преемницы как наместницу в Дивееве Царицы Небесной, которую не выбирают, а благословляет Сама Царица Небесная. “Я умерла бы с горя!" — это слова истинной матери духовной — игуменьи.
За этот муромский период времени многое произошло в “Дивееве в миру”, очень многие инокини перешли в Небесный Дивеев, который видела великая госпожа Дивеевская Елена Васильевна Мантурова, почти все молодые сестры, наши с матушкой сверстницы, поумирали, как и более старшие сестры из тех, кого мы с матушкой знали.
Осталась только любимая духовная дочь матушки игуменьи, которую мы видели в Муроме в 1933 г., когда ей было уже более 24 лет. Вторично я поехал в Муром в 1939 г., возвратившись из концлагеря, но матушку игуменью не видел, а только мне рассказывали о ней инокиня Мария (Прусакова) и инокиня Дария, которые жили в городе Коврове... Матушка игуменья жила, окруженная близкими ей сестрами: ее личным врачом Еленой и другими».
Преемница игуменьи Александры монахиня Мария размещалась всё в том же маленьком домике, напротив западной стены Благовещенского монастыря. В келье матушки висела чудотворная икона Божией Матери “Умиление”, перед которой и скончался преподобный. В Муроме до 1982 г., последнего года в земной жизни игуменьи Марии, в чемодане хранились вещи, принадлежащие преподобному Серафиму Саровскому. Перед кончиной игумении Марии Бариновой в 1982 г. икона «Умиление» и вещи Батюшки Серафима были переданы на хранение протоиерею Виктору Шиповальникову. Позднее, уже после обретения мощей преподобного Серафима, вещи Батюшки вернулись в Дивеевскую обитель.
Следует рассказать и о схимонахине Анатолии — в миру Зое Викторовне Якубович. Родилась она в 1874 г. в небогатой дворянской семье в Саратове. Образование получила в женской гимназии. Очень рано у Зои проявился интерес к духовной жизни. Овдовев в 33 года, Зоя вместе с сестрой Лидией по благословению Саровского старца-затворника Василия поступила в общину, находящуюся в местечке Ундол Владимирской губернии, где старец благословил основать пустынь. В ней они прожили один год. По словам Дивеевской блаженной Прасковьи Ивановны, вдвоем поступили на послушание в Серафимо-Дивеевский монастырь, в котором и приняли скоро постриг в мантию, затем в схиму (вскоре после определения врачами раковой болезни у Зои и последующего исцеляющего паломничества в Оптину пустынь к старцу Варсонофию). В Дивееве подвизались до его закрытия в 1927 г. Затем годы скитаний: деревни Вертьяиово и Череватово, село Дивеево и, наконец, Муром. В 1937 г. на ул. Экземплярского, д. 3 поселилась известная старица, схимонахиня Анатолия. В этом же доме жила и схимонахиня Александра (Щербакова, ум. 09.02.49.), и еще две схимонахини, все вместе духовно окормлявшие сестер. В Муроме произошел арест схимонахини Анатолии с последующим заключением во Владимирскую тюрьму строгого режима (1922-1933). 10 лет провела в ссылке регент храма монахиня Анатолия (Коняева). После выхода из тюрьмы она переезжает в Кулебаки. После долгих скитаний, в 1937 г., духовной дочерью схимонахини Анатолии Елизаветой был куплен небольшой домик в Муроме, монахиня Рафаила с Елизаветой в этом доме заняли комнату, а мать Анатолия поселилась в бывшей кладовке с решеткой на окошке. Комнатка не была приспособлена под жилье, холодная и полутемная, с неутепленным полом, но мать Анатолия дороже всего ценила уединение и ради него всё терпела. Многие замечали за ней проявления прозорливости. Получив воспаление легких с зимы 1948 г., мать Анатолия заметно слабела и старалась уединяться, всё реже принимала сестер. В 1949 г. она скончалась в первом часу ночи, напутствованная за час до смерти Святыми Тайнами на 76-м году своей многоподвижнической жизни.
Памятна жизнь и другой дивеевской схимницы, завершившей свой жизненный путь возле стен Муромского Благовещенского монастыря. Схимонахиня Емилия, в миру Александра Ивановна Путкова, родилась в 1888 г. Ее бабушка монахиня Капитолина Путкова — первая из двенадцати сестер, лично принятых преподобным Серафимом в Дивеевскую общину. С 1896 по 1927 гг. Александра воспитывалась в Серафимо-Дивеевском монастыре, получив приличное по тем временам образование в монастырской школе. В монастыре она проходила иконописное послушание даже до закрытия обители в 1927 г. После переезда в Муром была пострижена в мантию с именем Серафима. Проживала в Муроме по Красноармейскому переулку, в д. 14. Пребывая прихожанкой Благовещенского храма, неоднократно приносила свои труды по иконописи этому храму. Перед смертью была пострижена в великую схиму с именем Емилия, скончалась в 1983 г.
В 1986 г. скончалась последняя дивеевская монахиня.
Игуменья Александра (Траковская), монахиня Мария (Баринова), схимонахиня Емилия (Путкова) завещали: когда откроется Дивеевский монастырь, перевезти их останки в Дивеево. Игуменья Александра (Траковская) умерла в 1941 г. или в 1942 г. и была похоронена на Напольном кладбище в Муроме, в июле 2002 г. совершилось перезахоронение ее останков в Серафимо-Дивеевский монастырь. Ныне могила игуменьи Александры (Траковской) находится за алтарем Троицкого собора в Дивееве.
Монахини Воскресенско-Покровской женской обители в Муроме
Со временем в церковную жизнь Мурома и его духовного центра Благовещенского храма (с 1939 г. до начала 1991 г. Благовещенский собор оставался единственным действующим городским храмом) влились сестры из других женских монастырей, например, монахини Воскресенско-Покровской женской обители, находящейся в Санкт-Петербургской губернии Лужского уезда. Летом 1930 г. были арестованы и высланы в Муром настоятельница Воскресенско-Покровской женской обители игуменья Евгения с дочерью монахиней Евфросинией, за ними переехали в Муром ряд сестер (Марфа — регентша, Ольга, Надежда Епанчина, Наталия Зайончковская, Параскева Феофиловская и др.). Они остановились в доме Клавдии Ивановны Антоновой, проживавшей по ул. Советской (бывшей Вознесенской), в д. 33, а также поселились в д. 18 на ул. Красноармейской и в других домах. Таким образом, вторым домом Муром стал также для перечисленных ниже сестер Воскресенской обители: 1. Бородина Александра Васильевна (инокиня) 2. Барышева Любовь Александровна (послушница) 3. Николаева (Дубровицкая) Александра Александровна (инокиня) 4. Епанчина Надежда Алексеевна (инокиня) 5. Зайончковская Наталия Андреевна (инокиня) 6. Кудрицкая Анна (схимонахиня Серафима) 7. Никандрова Параскева Евфимовна (инокиня) 8. Отто Александра Эдуардовна (монахиня Михаила) 9. Цан Елена Магнусовна (монахиня Елена). Игуменья Евгения, в миру Евгения Ивановна Арсеньева, — жена Константина Константиновича Арсеньева, одного из главных редакторов энциклопедического словаря Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона и друга поэта Н.А. Некрасова. В своем личном имении Покровка Аужского уезда Санкт-Петербургской губернии она открыла женский монастырь. На положении игуменьи в этом монастыре находилась с 1849 г. В 1930 г. матушка Евгения была арестована и выслана в Муром. Пострижена в схиму с именем Василисса в 1930 г., благодаря видению о ней бывшему Муромскому архиерею. Ее праведная кончина последовала в 1931 г. Преемницей схиигуменьи Василиссы стала ее дочь монахиня Евфросиния, в миру Мария Константиновна Арсеньева. Образование Мария получила за границей в католическом монастыре. В мантию с именем Евфросиния была пострижена 4 августа 1917 г. В 1930 г. вместе с матерью была арестована и выслана в Муром. Здесь была повторно арестована 29 июля 1937 г. Из архивно-уголовного дела под № П-3155 УФСБ Владимирской области (уголовно-следственное дело № 11363) стал известен ее последний период жизни. Обвинялась в том, что вместе с архимандритом Феодоритом Кудрявовым и игуменьей Маргаритой Петровой создали в Муроме подпольный монастырь. Последний пункт формулы обвинения явно не отличается здравым смыслом: «Арсеньева вместе с Кудрицкой обучали несовершеннолетнего Коротаева Сергея на архиерея». Игуменья Евфросиния была сопровождена в Горьковскую тюрьму. На допросах виновной себя признала частично. Показаний обвиняемых, проходивших по этому же делу, было предостаточно, чтобы вынести ей смертный приговор. Решением Тройки Управления НКВД Горьковского края от 20 ноября 1937 г. игуменья Евфросиния была приговорена к расстрелу с конфискацией личного имущества. Приговор был приведен в исполнение 28 ноября 1937 г. в 13.00 часов. Игуменья Евфросиния была зарыта вместе с другими убиенными в общей могиле на Бугровском кладбище Нижнего Новгорода (в те времена г. Горького). Реабилитирована была уже посмертно 23 июля 1936 г. Необыкновенно трудно и скорбно складывалась жизнь и других рядовых насельниц Воскресенского монастыря, претерпевавших страдания, гонения и поношения за веру Христову. Елена Магнусовна Цан, в иночестве мать Елена, до обращения в веру и иноческого пострига состояла служащей в органах ЧК в Петрограде. После закрытия Воскресенского монастыря в 1930-х гг. переехала в Муром. 29 июля 1937 г. мать Елена была арестована. Проходила по уголовно-следственному делу № 1363 (3156-П) УФСБ Владимирской области и вскоре приговорена к исправительно-трудовому лагерю сроком на десять лет (начиная с 19 ноября 1937 г.). Структуры ОГПУ не могли простить ее прошлое и постарались сгноить ее в лагерях, с этой целью ей добавили еще восьмилетний срок. После выхода из лагеря на свободу до 1967 г. проживала в Выксе, а затем опять в Муроме, пребывая усердной прихожанкой Благовещенского собора. 23 июля 1956 г. мать Елена по своей судимости была реабилитирована. В мантию была пострижена с именем Ольга в 1953 г. Скончалась мать Ольга 3 декабря 1973 г. Особым образом сложилась жизнь рясофорной монахини Наталии. Наталия Андреевна Зайончковская родилась в 1890 г. в Санкт-Петербурге, в семье генерала Андрея Медардовича Зайончковского. Такое происхождение не помешало ей стать заядлой большевичкой, прошедшей до своего прозрения тюрьмы и ссылку. В 1917 г. Наталья, воочию убедившись в матерости и беспринципности красной верхушки, порывает с ними все связи и под влиянием религиозных чувств вскоре (в 1924 г.) поступает в Воскресенский Покровский монастырь. В монастыре она находилась на послушании медсестры и на других общих работах. В 1929 г. последовал ее иноческий постриг. После закрытия монастыря с 1930 г. мать Наталия жила с сестрами обители при церкви на станции Сиверск Ленинградской области. В 1933 г. была выслана из Ленинградской области и поселилась в Муроме. В Муроме проживала по ул. Красноармейской, в д. 18, совмещая храмовое служение с работой в трикотажной артели. В 1952 г. вышла на пенсию. Вскоре тяжелая болезнь паралича ног и левой руки приковала ее к постели. Четыре года длилась эта вынужденная изоляция матери Наталии от людского общества, дав ей время и возможность подготовить себя к переходу в вечную жизнь. Умерла она в январе 1958 г. Особым уважением и духовным авторитетом в монашеских кругах Мурома пользовалась старица и подвижница Воскресенского Покровского монастыря схимонахиня Серафима, в миру Анна Ивановна Кудрицкая. Ее постриг в мантию состоялся в 1928 г. После закрытия монастыря и ссылки в Муром мать Серафима состояла незаменимой помощницей игуменьи Евфросинии, работала врачом. 29 июля 1937 г. была арестована вместе с игуменьей. Проходила по уголовно-следственному делу № 11363 (3136-П) УФСБ Владимирской области и после вынесения приговора отправлена в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет. После отбывания лагерного срока вернулась в Муром и духовно окормляла не только сестер своей обители, но и монахинь других монастырей.
Монахини Выксунского Иверского женского монастыря в Муроме
В 1920-х гг. после закрытия Выксунского Иверского женского монастыря в Муром переехали выксунские монахини. Самоотверженно проходя возложенные на них церковные послушания, они внесли немалый вклад в сохранение и полноценное развитие духовной жизни Благовещенского собора. И этот неполный перечень их имен займет свое место в истории святой обители Благовещения: 1. Виноградова Александра Иосифовна — инокиня 2. Загуляева Нина Савельевна — монахиня Елизавета 3. Коренёва Ксения 4. Лемешко — монахиня Вера 5. Протасова Антонина Ивановна — монахиня Глафира. Из этого списка хотелось бы особо выделить Нину Савельевну Загуляеву, несколько десятков лет приносившую Богу на алтарь Благовещенского храма свою словесную жертву. Родилась Нина в 1892 г. С восьми до двенадцати лет обучалась в монастырской школе Пятогорско-Богородицкого монастыря Петербургской губернии. После окончания школы приняла иночество и проходила послушания под водительством строгих стариц — клиросное и в канцелярии, помогая письмовыводительнице, вплоть до закрытия обители в 1928 г. С 1928 г. проживала в Муроме по ул. Ленина, в д. 28, исполняя обязанности регента и псаломщика в разных храмах до их закрытия. Сначала в Косьмо-Демьянском храме три года, в Георгиевском до его закрытия в 1934 г., затем семь лет в Набережном храме святителя Николая и в Пятницком храме два года. С 1942 г., около пятнадцати лет, управляла в Благовещенском соборе левым хором и пользовалась весьма доброй репутацией со стороны других сестер и прихожан собора. В апреле 1937 г. состоялся ее постриг в монашество.
Монахиня Елизавета была келейницей казначеи и настоятельницы Пятогорско-Богородицкого монастыря монахини Софии (Варвары Абрамовны Шилиной). Матушка София не случайно выбрала после репрессий Муром своим местопрбыванием: здесь жили ее родные — две племянницы Наталия и Елизавета. В Муроме матушка София пользовалась большим уважением среди верующих, и дом, где жили она и монахиня Елизавета (Загуляева), был всегда милосердным приютом для православных.
«В Муроме в те времена проживало очень много ссыльных, в основном высланных из Москвы, так называемых церковников. В то время шло гонение на всю активно верующую интеллигенцию. В основном она группировалась, создавая свои общины при храмах, которые еще уцелели, где служили высокие духом и крепкие верой батюшки: марасеевские, подкопаевские, даниловские, петровские и многие другие. В 1928 г. на Напольном кладбище еще стоял закрытый храм (ранее принадлежавший Благовещенскому монастырю). На этом кладбище хоронили в красных гробах с духовым оркестром старых большевиков, не доживших до своего расстрела, а потому с почестями. На этом кладбище, спустя годы, были похоронены многие монахини: инокиня Екатерина, монахиня Вера, схимонахиня Феофания и дивеевские сестеры.
Некоторое оживление в Муроме вызвал приезд в ссылку иеромонаха Андрея Эльбсона, который поселился на улице Лакина, в доме 43, принадлежащем Елизавете Дементьевне Варюжкиной (или Васюжкиной). К нему из Москвы ездили его духовные дети, среди них такие незаурядные личности, как Лев Бруни. Чтобы приезжие впервые не спрашивали ни у кого и не искали дома, мелом по бревнам была нарисована метровая “43”, перед домом был пустырь, поэтому цифру 43 было видно издалека. В этом доме он совершал службы, утром и вечером по монастырскому уставу. Кроме отца Андрея в Муроме в ссылке были и другие батюшки, их до поры до времени держали под надзором по ссылкам. С 1931 по 1936 гг. в Муроме проживал близкий друг о. Андрея священник Петр Петриков впоследствии, как и о. Андрей, принявший мученическую кончину за Христа. Физическое их уничтожение началось в 1934-1933 гг., а пока ходили они по городу в рясах и, не особенно таясь, служили дома. Настоящие катакомбы и нелегальное существование началось с 1934-1935 гг. Много «отцов» собиралось на Лакина, 43. Они бурно обсуждали положение Церкви, необходимость Собора для решения всех острых проблем, что-то писали, о чем-то спорили. В этом же доме, в задней его половине, проживали дивеевские сестры, которые целыми днями стегали ватные одеяла, чем и кормились». Судя по официальным данным статистики, церковная жизнь в Муроме в эти годы была налажена довольно хорошо. На 1929 г. «в г. Муроме на 16 церквей приходится 2050 верующих, из которых 427 живут вне пределов города (то есть верующих в г. Муроме было 1623 человек на 26 тыс. человек населения г. Мурома). Среднее число верующих на каждую церковь — 200 человек». Естественно, что такое положение в городской церковной жизни мало кого устраивало в верхних эшелонах власти. 20 декабря 1930 г. Президиум ВЦИК Советов окончательно решил: «Постановление Нижегородского КИКа утвердить в отношении закрытия в г. Муроме церквей: Сретенской, Рождественской, Николо-Зарядской, Косьмо-Демьянской, Николо-Можайской, Воскресенской, Воздвиженской...». И закрытые храмы не давали покоя, кому-то слепили глаза, вызывая всполохи сатанинской ярости и злости. «В Муроме было огромное количество древнейших храмов, ведущих свое летоисчисление от начала Муромского княжества — вспоминает современник тех трагических событий Алексей Арцыбушев. Храмы были красоты необыкновенной, большие и маленькие, шатровые и многоглавые. Муром с Оки красовался ими, как сказочный град Китеж... Задолго радио и газеты “Приокская правда” и “Муромский рабочий” объявили о беспроигрышной лотерее, билеты которой будут выдаваться каждому, кто придет с ломами, лопатами, кирками и мотыгами на центральную площадь, к памятнику Ильича, призывно задравшего свою длань в небо. В ночь под этот день город сотрясали мощные взрывы, дрожали стекла в домах, крестились люди, испуганные грохотом. Наутро храмов не было. Они лежали в грудах битого кирпича и белых камней. С бодрой песней “Интернационала” в сопровождении духовых оркестров, ревущих: ”Весь мир... разрушим до основания... мы свой, мы новый...”, двинулась могучая рать русских баб и мужиков, предварительно получивших лотерейные билеты, специально выпущенные к этому торжеству, к этому пиру — растаскивать, разгребать, грузить на крестьянские телеги былую славу, гордость и величие духа своей страны. Кирпичом мостили улицы, развозя его телегами по городу. По беспроигрышной лотерее, разыгранной после того, когда храмы были сравнены с землей, участники сей варварской вакханалии несли домой: кто — хрюкающего поросенка, кто — петуха, кто — курицу». Детская память очевидца не донесла точной даты или названий разрушенных храмов, но верно подметила мятущийся дух разрушения в народе, наивно полагающем, что можно без затруднений построить будущее на разрушенном прошлом. Последствием проведения властями таких экстремистских методов в жизнь, явилось то, что к 1931 г. в Муромском районе оставалось 18 действующих храмов. Из этого числа 8 храмов находилось в самом г. Муроме. Официально на этих 18-ти приходах властями было зарегистрировано 23 священников, 12 диаконов и 12 псаломщиков.
Далее разворачивалась еще более неутешительная картина. Восставший и вошедший в душу русского народа «проклятием заклейменный» продолжал крушить и сметать на своем ходу православные святыни. По решению властных структур в 1930-х гг. были разрушены следующие Муромские храмы: 1) Рождества Христова (1930 г.); 2) Крестовоздвиженский (1931 г.); 3) Николо-Зарядский (1930-1933 гг.); 4) Напольный (кладбищенский) (1934 г.); 3) Предтеченский (1934-1935 гг.); 6) Георгиевский (1935 г.); 7) Николо-Можайский (конец 1930-х гг.); 8) Пятницкий (1939 г.); 9) Рождества Богородицы (1939-1940 гг.); 10) Спаса Нерукотворного образа (1939- 1940 гг.). Храм Иоакима и Анны (в слободе) был разрушен уже накануне войны в 1941 г. Также были безвозвратно утрачены три домовые церкви: священномучеников Херсонесских в келейном корпусе Спасского монастыря, Богородицкая церковь «Утоли моя печали» при тюрьме и Кирилло-Мефодиевская церковь в духовном училище. С этого времени власти начинают бдительно следить за поставлением духовенства во все религиозные общины. Священнослужители могли поставляться на приходы: а) по найму (за определенный денежный оклад, так, например: о. Иоанн Челышёв в 1931 г. по договоренности с общиной верующих села Чудь имел оклад в размере 50 руб.); б) по выбору (то есть выбирался членами общины); в) по назначению, от вышестоящей церковной инстанции.
Всё больше и больше набирала обороты могущественная карательная машина, направляемая И.В. Сталиным. Во исполнение решений июньского Пленума ЦК ВКП(б) 3 июля 1937 г. за подписью секретаря ЦК И. Сталина наркому внутренних дел Н.И. Ежову и секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий была направлена под грифом «строго секретно» выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК от 2 июля «Об антисоветских элементах». В этом документе была директива взять на учет всех «зачинщиков всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений» с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, переписаны и высланы по указанию НКВД. Директива за подписью И. Сталина заканчивалась указанием: «ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке». 30 июля нарком Н.И. Ежов разослал на места оперативный приказ № 00447, которым местные управления НКВД обязывались начать 5 августа операцию по репрессированию антисоветских элементов. К приказу был приложен список, сколько в каждой республике, области и крае надо расстрелять («репрессировать по первой категории») и сколько направить в лагеря («репрессировать по второй категории»). На Горьковскую область (в которую входил тогда и Муромский район) было санкционировано: к расстрелу — 1000, а в лагеря — 3500 человек. Механизм силовой машины под названием НКВД был запущен на полный оборот. И это постановление четко и старательно было осуществлено на местах. Одним из таких мест приложения Сталинского террора был г. Муром и Муромский район. Семнадцать человек из муромского священства, одну игуменью и одного церковного служителя расстреляли в 1937 г. Общее же число убиенных за Христа в Муромском районе по предварительным подсчетам составило 48 человек.
Часовня Серафима Саровского установлена на месте некрополя монастыря. Металлическая "входная" часовня в формах эклектики, установленная ок. 2010 на месте деревянного "голбца" в юго-восточной части монастырского двора.
