Варлаам (Леницкий), Епископ Суздальский и Юрьевский Согласно семейному преданию, происходит из польского дворянского рода Леницких-Рогалей. Отец его, носивший фамилию Рогали, герба де Биберштейн, вместе с сыновьями: Василием (Варлаам), Петром и Иустином (упоминается в путешествии ко святым местам Василия Барского) вышел из Польши, где он имел именье и во время Шведской войны поселился для воспитания детей в Киеве. Василий «прошедши словесные на Латинском языке науки в Киевской академии в самых высших классах философии и богословия», поступил в монашество и назван Варлаамом.
Скоро он назначен был игуменом Густынского (Полтавской епархии) монастыря, а отсюда определен был обер-капелланом в Царьград к русским послам: барону Шафирову и графу Шереметьеву.
В 1711 году выполнял функции домового священника Б.П. Шереметева в Прутском походе. В 1711—1712 годах — священник при посольстве М.Б. Шереметева и П.П. Шафирова в Адрианополе и Стамбуле.
В 1712 и 1713 в качестве паломника жил в Иерусалиме. В связи с объявлением войны Турцией России пытался бежать в Венецию, но схвачен турками на Кипре и заключен в тюрьму. Целый год он содержался на острове Кипре в самом тесном заключении, так что на нем сгнила вся его одежда. Освобожденный 1 марта 1714 года, вернулся в Константинополь и в апреле-мае работал над «хождением», важным источником по истории русско-турецких отношений начала XVIII века. Осенью 1714 вернулся в Россию вместе с П.А. Толстым, Шереметевым и Шафировым.
С 1715 (по другим источникам с 1716) года назначен игуменом Киевского Михайловского Златоверхого монастыря, при митрополите Киевском Иоасафе Крюковском.
Варлаам - Епископ Суздальский и Юрьевский 31 мая 1719—1722
31 мая 1719 года хиротонисан во епископа Суздальского и Юрьевского.
Несмотря на крайнюю приверженность к обряду, внешнее проявление религиозности у русских в ХѴI-ХѴII вв. страдало крупными недостатками. Постановления Стоглавого собора не могли уничтожить их, и собору 1666—67 года пришлось повторить снова прежние предписания и обличения. Особенно к большим непорядкам в богослужении вел странный обычай наших предков приносить в церковь свои иконы. Как бы не довольствуясь теми иконами, которые находились в приходском храме, каждый из молящихся приносил свои домашние, ставил их или вешал на церковной стене, часто не только боковой в отношении к алтарю, но и противоположной, и перед ними одними молился, полагал поклоны, возжигал свечи. От этого происходило, что присутствующие в церкви во время богослужения часто молились, оборотившись к алтарю боком, а иногда и задом, заводили распри в тех случаях, когда кто-нибудь обращался с молитвою к иконе не своей, а чужой, считая, что такими «воровскими» молитвами похищается благодать, принадлежащая по праву владельцу иконы.
Патриарх Никон строго запретил подобное чествование икон и велел вынести из церквей все иконы, принадлежащие частным лицам и развешанные по стенам. Большой Московский собор также осудил этот неблаговидный обычай и распорядился не держать в церкви частных икон для моления.
Но все эти постановления и предписания оказались мало действительными перед устойчивостью обычая, издавна вошедшего в богослужебную практику русских. Характерен в этом отношении один из указов епископа Суздальского Варлаама, свидетельствующий о том, что зло, с которым боролся Большой Московский собор, не исчезло еще и в XVIII веке.
«1719 г. августа в 27 день Великий Господин Преосвященный Варлаам, Епископ Суздальский и Юрьевский, указал по всей своей архиерейской епархии в городах и селах приходских священником сказать, чтобы они в приходских своих церквах приходских людей святой иконы, которые поставлены на полках низко, и те святой иконы велеть поставить для украшения церкви выше, чтобы до них не можно было достать и полок бы не было и свеч бы перед те иконы не ставили, понеже бо местным образам бывает от мирских человек ругание для того, что свечи ставят перед своими образы, а местные оставляют; а ставили б перед местные образы. А ежели кто приходские люди похотят из той церкви свои образы взять в домы свои и те иконы из церкви священники отдавали бы невозбранно».
В 1716 году 20 февраля именным указом Петра Великого приказано было всем православным повсегодно исповедываться у своих духовных отцов и священникам каждый год подавать своей епархиальной власти ведомости о неисповедавшихся для взыскания с таковых штрафа. Параллельно этому указу, изданному главным образом для усиления контроля над уплатой штрафных денег раскольниками, издавались указы „о неопускном выполнении православными священного долга исповеди и приобщения св. Таин" и отдельными епархиальными преосвященными, желавшими поднять религиознонравственное состояние своей паствы. А случаи таких уклонений, судя по старинным делам, были довольно часты и иногда принимали характер массовых уклонений, особенно в тех местностях, где жили раскольники и где прихожане, хотя принадлежали и числились в православной церкви, но находились под сильным влиянием старообрядцев и их воззрений. Один из таких случаев, характерный для обрисовки как общего положения дела, так и царивших в ту эпоху порядков, произошел 1720 года в с. Мстере, Вязниковского уезда.
Служение Варлаама в Суздале начиналось при неблагоприятных обстоятельствах. Уже несколько лет в Суздальском Покровском женском монастыре находилась в заточении бывшая царица Евдокия Феодоровна Лопухина, первая супруга Петра 1-го, постриженная им здесь под именем инокини Елены. Это обстоятельство послужило причиною возникновения двух важных политических процессов, ответчиками в которых явились некоторые лица из высшего Суздальского духовенства. Таково, напр. следственное дело об Игнатие, митрополите Крутицком (прежде Суздальском) и Кириаке, архимандрите Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря, обвиняемых в оказывании чести и разных услуг инокине Елене, во время ее заточения в Суздале. Дело это началось 23 февраля 1721 года доносом тайных розыскных дел канцелярии, которая заявила Св. Синоду, что по произведенному в 1720 г. следствию о поступках бывшей царицы Евдокии во время пребывания ее в Суздальском Покровском девичьем монастыре, между прочими делами явилось, что митр, Игнатий, бывший тогда в Суздале, 1) «прихаживал к ней, бывшей царице, в день рождения царского Величества и Царевича Алексея Петровича и великого князя Петра Алексеевича, и в господские праздники и в день ее имянин, и видал ее, бывшую царицу, в мирском платье и руку ее целовал, а не доносил»; 2) «в прошлом 1717 г. церкви Казанския Богородицы, что в Суздале, попу Якову приказал ее, бывшую царицу, пустить петь всенощную, что тот поп и учинил»; 3) «в том же 1717 г. прислал к ней пару возников серых немецких, на которых она езживала ... а в 1718 г. как приехал в Покровский монастырь гвардии майор Скорняков-Писарев, и в то число он, Игнатий митрополит, за тою причиною тех возников взял к себе по прежнему». Почти те же вины оказались по следствию за Кириаком, бывшим архимандритом Спасо-Евфимиева монастыря. По заявлению канцелярии, «он также в помянутыя тезоименитства и господские праздники при суздальских архиереях, также и один, с иконами и почестью к бывшей царице хаживал и руку ее целовал, с 1710 г. едва не повсягодно, и пивал у нея водку и ренское и видал ее в мирском платье, а однажды, при бывшем суздальском архиерее Ефреме, в келье ее, бывшей царицы, обедал и подачи от нее к нему присылываны, также и в Спасский монастырь она, бывшая царица, приезжала и он, Кириак, служил при ней молебны и почитал за царицу». Донося все это Св. Синоду, канцелярия пробила уведомить, что будет сделано по этому доношению.
Получив доношение, Св. Синод послал в Москву к Златоустовскому архимандриту Антонию предписание, чтобы он «с прилежно старательным радением» взял у Игнатия сказку, а Кириака допросил. Для допросов назначен был Антонию трехдневный срок, а посланному с предписанием подпоручику Ротмистрову о исполнении его велено было «напоминательно подтверждать Антонию повседневно». В сказке, поданной Антонию 7-го марта, Игнатий сознался в том, что бывал в келье у бывшей царицы, хотя и не во все дни, указанные в доношении Тайной Канцелярии, целовал у ней руку в то время, как она подходила к нему под благословение, видал ее в мирском платье и не доносил, и поступал так, потому что ему неизвестно было о ее пострижении; «служить для нее всенощную он, митрополит, не имел нужды приказывать священнику, потому что она жила в Суздале самовластно и никакого караулу при ней не было, и как его предшественникам, так и ему, митрополиту, чтобы за нею смотреть, приказу не было». Что касается до подаренной царице пары лошадей, то митрополит Игнатий показал, что эти лошади были отправлены им в 1718 г. в Покровский монастырь, не к царице, а на монастырскую конюшню, по случаю разобрания старой конюшни и постройки новой при архиерейском доме и что «ездила-ли-де она, царица бывшая, на тех возниках куда, или нет, того он не знает».
Св. Синод предписал, 24 марта 1721 г. преосвященному Варлааму допросить о паре лошадей и о постройке конюшни служивших в Суздале, при митрополите Игнатие, домовых его людей, — «в 1717 году он, митрополит, к бывшей царице, монахине Елене, из дому своего пару возников серых немецких для ее выезду прислал ли, и с кем, и тому посланному кому велел отдать и при отдаче того, что говорить, и она, бывшая царица, на тех возниках езшивала-ль, и где те возники и коликое время там были, и в том же 1717 г. в Суздале в архиерейском доме конюшенной двор, разобрав старую конюшню, вновь строили-ль, а как та конюшня строена, другия, кроме помянутой пары, дому архиерейского лошади где стояли или оная пара возников отосланы были Покровского девичьяго монастыря на конюшенный двор для того, чтобы опричь той Покровского монастыря конюшни тех лошадей поставить было негде?» Преосвященный Варлаам допрашивал пять конюхов и четверо других домовых людей, служивших при Игнатие. Из них конюх Евдоким Гаврилов, отводивший лошадей в Покровский монастырь, в своем показании объяснил, «как он был послан с поддиаконом архиерейского дома Иваном Пустынным, (который ныне на каторге), да с ним Евдокимом и конюхом Павловым, как они води и лошадей ко дворцу бывшей царицы пред крыльцо, и здесь осматривал их кто-то, а кто не знаем, из хором, после чего они были отведены дворецким бывшей царицы к ней на конюшню, и как, выйдя от царицы, Пустынный показывал им три подаренные ему царицей червонца, и дал им от ее именно по рублю, и сверх того их напоили еще в погребе вином и пивом».
По показанию Евдокима, хотя действительно при архиерейском доме была строена новая конюшня, но в тоже время и старая оставалась неразобранной и другие архиерейские лошади стояли в ней, «равно как и отосланным в Покровский монастырь лошадям стоять было где». Остальные свидетели подтвердили это важное показание Евдокима…
Одновременно с Игнатием подвергнут был допросу и архимандрит Кириак. Кириак сознался во всем, что было написано об нем в объявлении из Тайной Канцелярии, даже в том, что слыхал о пострижении бывшей царицы Евдокии, «хотя подлинно о том был несведом». До 1-го сентября 1721 г. Кириак содержался в Москве под караулом. 8-го ноября составился приговор Св. Синода, по которому, «так как он за престарелыми леты телесного наказания понести не может», велено его послать в Саввин Сторожевский монастырь, «в котором быть ему, Кириаку, в братстве до кончины живота его неисходно».
Следственное дело о митрополите Игнатие и архимандрите Кириаке кончилось; но взамен того затеялось в том же году новое политическое дело, ответственным лицом в котором явился игумен Кузьмина монастыря, во Владимирском уезде, а потом ь Пищуговской пустыни, в Суздальском уезде, Симон. Симон обвинялся опять-таки в оказывании чести инокине Елене, бывшей царице Евдокии, во время ее приездов в Кузьмин монастырь, и в держании у себя разных гадательных тетрадок и «странных» писем.
Симон, уроженец Гавриловой слободы, Суздальской епархии, был посвящен в диакона Суздальским епископом Маркеллом, а когда овдовел, пострижен был в монашество той же епархии митрополитом Илларионом, при котором служил, более двадцати лет, ризничим в его архиерейском доме. Отсюда он был взят в патриаршую епархию и послан на игуменство нв Кузьмин монастырь. Чрез несколько времени Симон оставил этот монастырь «сам собою» и жил два года в Троицком Сергиеве монастыре при архимандритах Георгие Дашкове и Тихоне Писареве, и служил «по приказу их» у гроба чудотворца Никона «простым монахом вместо пономаря», потом находился около года в Данилове монастыре, Переславского уезда, и, наконец, перешел снова в Суздаль, к епископу Варлааму, который и «благословил его Симона в прежний игуменский чин» и послал его игуменом в Николаевскую Пищуговскую пустынь. Отсюда уже он был взят для розыска в Преображенскую канцелярию, обвиненный в названных преступлениях. По первому обвинению в оказывании чести инокине Елене, бывшей царице Евдокии, Симон показал, что бывшая царица приезжала в Кузьмин монастырь, во время его игуменства, два раза, в 1-й раз, спустя год после определения его в игумены этого монастыря, а во 2-й раз, лет пять спустя после первого приезда. В своем показании Симон передает интересные подробности путешествий низверженной царицы. «Наперед тех ее, бывшей царицы, приездов, говорил Симон, приезжали в тот монастырь Покровского монастыря слуги, по человеку и по два, верхом и очищали кельи, где ей, бывшей царице, стоять и церковные ключи брали у пономаря те слуги и отпирали церковь они ж, а того монастыря монахам из келей вон выходить не велели. И та, бывшая царица, въезжала в тот монастырь в карете за стеклами, после полуден и приезжала в той карете к самой соборной церкви и входила в тое церковь ограждена красными сукнами, скрытно. И он, Симон, и другие того монастыря монахи ее, бывшей царицы, никогда не видали. И в той церкви отправляла вечерни, а после вечерен подъезжала к кельям, у которых стаивала в карете ж, закрыта, и в кельи вступала ограждена ж сукнами. И в первый приезд стояла в его, игуменских, кельях, а он выслан был в то время в братския кельи, а в другой приезд стояла она, бывшая царица, в братских кельях и в ночное время входила в церковь и отправляла в той церкви всенощное пение и литургию, а молебное пение бывало-ль, того он не ведает, потому что он, Симон, и другие того монастыря монахи, никто в то время при ней, бывшей царице, в церкви не были и никого близ той церкви не пускали. А отправлял тое службу приезжий при ней, бывшей царице, города Суздаля, церкви Петра и Павла, поп Гавриил Феодоров, бывшего Суздальского ключаря Федора Пустынного сын. А крылосную службу отправляли монахини, которые с нею ж, бывшей царицею, приезжали; сколько их числом и по имянам их он, Симон, не знает. А он, игумен, в те ее бытности, вечерню и утреню и литургию отправлял в другой, трапезной церкви. И после литургии, не выпуская его, Симона, кармливали его с братиею в той трапезе ее, бывшей царицы, нищею; а нища была рыба и питье, мед — привозное с нею, бывшею царицею, а другия питья, какия были, не упомнит; а при тех столах подчивали его и братью бывшие при ней, бывшей царице, служители... а другие питья, какие были, не знает. И выходя из трапезы те служители велели ему и монахам, оборотись к тем кельям, в которых была она, бывшая царица, кланяться потрижды в землю. И он, игумен и брат так и кланялись, и поклонясь, отходили по кельям. В той же трапезе делили их деньгами: ему, игумену, давали по гривне, а братиям по шести денег. Он же, Симон, в те оба приезды, подходил к ней, бывшей царице, в навечерии с хлебом, а другого чего не нашивал. И стоял у крыльца тех келий, и по докладу дневальных, которые стояли у того крыльца, а от кого не упомнит, пускали его в сени. И в тех сенях, по приказу ее, бывшей царицы, принимали у него тот хлеб монахини. И в первый приезд, из тех сеней его отпущали теж монахини, а в другой приезд пущен был пред нее, бывшую царицу, и она спрашивала его, Симона: какою казною построен в том монастыре иконостас? И он, Симон, донес ей, что тот иконостас строил он мирским подаянием и своими келейными деньгами. И она, бывшая царица, за то его поблагодарила и отпустила немедленно, а у руки ее он, Симон, не был, а видел ее, бывшую царицу, он в то время в черном камчатном платье мирском, а в шубе или в кунтыше, того не усмотрел, — да в польской шапке. Из того монастыря она, бывшая царица, отъезжала в путь свой. И по выезде ее, бывшей царицы, из того монастыря, он, игумен Симон, и другие монахи выходили за каретою ее за монастырь и в след ее кланялись ей, бывшей царице, по трижды в землю, и то-де они чинили по приказу ее служителей спроста. Да слышал-де он от сторонних, что она, бывшая царица, была пострижена, и в монахинях ей было имя Елена, а от кого слышал, не упомнит. А того монастыря монахи — о том, что она была пострижена, ведали-ль, того он, Симон, не ведает. А как-де помянутые слуги давали им милостыню, и в то время приказывали им молить Бога о здравии Великого Государя и Царевича Алексея Петровича; а чтобы молить Бога о ней, бывшей царице, ничего не приказывали. И он, игумен, ее, бывшую царицу, на ектениях и на молитвах, царицею не поминал и другие того монастыря иеромонахи и иеродиаконы не поминывали и приказу о том от служителей ее ему, Симону, не было».
За тем, в своих показаниях относительно бывшей царицы игумен Симон основывался на одних слухах: так слышал он, по его словам, что она и до его игуменства была в Кузьмине монастыре один или два раза, но что она тогда в монастыре «действовала», о том ему не говорили; слышал, что в последний приезд свой в Кузьмин монастырь, царица была и в Боголюбове монастыре и у Николы на Волосове; слышал, что золотой червонец у образа Косьмы Чудотворца, «что над его чудотворными мощами», — это дар ее, царицын. «Сам же он, Симон, в Суздаль, в Покровский монастырь, к ней, бывшей царице, никогда, низачем не прохаживал; равно как и при бытности его Илларион митрополит (ум. в 1707 г.) к ней бывшей царице никогда, низачем не приезживал, а после его ездил ли, или нет, того он, Симон, не ведает и ни от кого не слыхал. И больше того об ней, бывшей царице, он, Симон; ничего не знает».
Гадательные тетрадки, найденные у Симона, были следующие: 1) «Врата Аристотель премудрый Александра, царя Македонского, прообразует, многия изостренные премудрости разумети и смотрети и знати мудрости, единому из двух крепким, а многим не поведать». В этой тетрадке находился указ. «как по той книге ходить и разводить костьми и разные загадки и знаки точками и к загадкам «отповеди». 2) «Книга, глаголемая Глас пророка Валаама Волхва; еще последствуем и проразумеем и прообразуем изощрении премудрости и философствы»; к «Гласу» приложены были многие гадания. 3) «Стихи, якобы из псалтыри, а на те стихи сказание такое же гадательное». 4) «Гадание пророка Валаама премудрого». 5) Молитва св. священномученика Киприана на прогнание духов нечистых. 6) «Молитва на диавола» и 7) Письмо самого игумена Симона к какому-то диакону Никите и к Домне Романовой о явлении ему, Симону, чудотворца Козьмы, которому игумен жаловался при этом на своих оскорбителей. Некоторые из этих тетрадок, как-то: Врата, Глас, Гадание и две молитвы написаны были полууставом, чернилами и киноварью, а остальные — скорописью.
Кроме хранения гадательных и странных тетрадок, игумен Симон, по розыску, оказался виновным в том, что, вместе с дьячком села Замостья, Никитою, разводил «костьми» и ворожил «жеребейками», нарезывая их из хлеба и раскидывая на три части, и в других проступках, которые делали его частную жизнь несоответствующею великому идеалу иночества.
Обсуждая открытия, сделанные розыском, Тайная Канцелярия нашла, что «к тайным делам по оному всему», что было открыто, «важности не касается» и потому препроводила Симона, вместе с следственным делом в Св. Синод, суду которого подлежали, по своему характеру, поступки Симона, его расположение к ворожбе и гадательным книжкам и самый образ его жизни. Св. Синод, судя о поведении виновного игумена «по св. правилам» 25 сентября 1721 г. приговорил: от священнодействия игумена отлучить и послать под начало в братство, в Соловецкий монастырь, «что в отоце окиана моря, и быть ему в том монастыре неисходно и священнодействия не касаться до кончины жизни своей».
Насколько серьезно относилась в данное время высшая светская власть к делу бывшей царицы Евдокии, видно между прочим и из того, что 6-го июня того же года преосвященному Варлааму был прислан укав «о безвкладном» пострижении в Суздальском Покровском монастыре Анны Герасимовой, постельницы бывшей царицы. «В прошлых годех, сказано в доношении Св. Синоду Тайной Канцелярии, по Его Великого Государи указам, каковы посланы из монастырского приказу в Суздаль к Варлааму епископу, да в Покровский девичий монастырь к игуменье Маремьнне с сестрами, велено бывшия царицы, монахини Елены, постельницу Анну, Герасимову дочь, постричь в том Покровском монастыре. А ныне по сыску дьяка, Тимофее Палехина, оная постельница Анна явилась еще не постриженною. И Великий Государь указал постельницу Анну, по прежним приговорам и по посланным из монастырского приказу указам, постричь в Суздале, в Покровском монастыре безвкладно».
Между тем, пока производились эти следственные дела о бывшей царице Евдокие, в Суздале затевалась целая серия судебных процессов, в которых Варлаам является уже главным действующим лицом, занимает положение то истца, то ответчика. Таково, напр. дело, затеявшееся по доносу на Варлаама со стороны Суздальского воеводы Постельникова и по челобитьям на самого Постельникова монахов Суздальских монастырей и дьяков, Постельников обвинял Варлаама пред Сенатом в том, что 1) он не исполнял царских указов о разных сборах, напр. о сборе рекрут, по другим указным сборам не доставлял ему ведомостей, напр. о канцелярских и запросных сборах и вообще производил сборы с убавкою против положенного количества и с убытком, а не с прибылью для казны; 2) уклонялся от исполнения и других указов, напр. уклонился от присылки ему для осмотра и определения в учение «цифири и геометрии» церковничьих детей и детей своих домовых служителей; 3) препятствовал ему взыскивать казенные недоимки, напр. с откупщика Васильева и архиерейского дьяка Граневского и с архиерейских крестьян; 4) городским жителям воспрещал будто вход в церковь.
В то время, как Постельников привлекал к суду епископа, братства Евфимиева монастыря, Покровского девичьего монастыря, архиерейского дома дьяк Дудин и Покровского монастыря дьяк Грачевский самого Постельникова обвиняли перед Сенатом в отягощении монастырей и монастырских служителей незаконными налогами, поборами и «отправами», в нанесении побоев и увечья. Получив обоюдные челобитные, Сенат 26 сентября 1720 г. поручил исследовать их в «правду» судье города Юрьевца Повольского, князю Львову, а Постельникова, как подсудимого, отрешить от управления Суздальскою провинцией, которое передать тому же Львову. Постельников отказался передать Львову управление провинцией, отзываясь тем, что не имеет на то «особливого» указа, без которого воеводам оставлять провинции не велено, и кроме того Тайной Канцелярией он обязан держать под крепким караулом немалое число колодников, которых оставить тоже не смеет. Постельников отводил даже Львова от самого следствия по своему делу с епископом, выставляй на вид Сенату старинное знакомство Львова с архиереем и будто бы уже обнаруженное им желание «норовить» в розыске архиерею. Сенат 16 августа 1721 г. передал для решения следственное дело по доносам Постельникова на епископа Св. Синоду. Неизвестно, какие последствии имело это дело для Варлаама; что оно не прошло и для него даром, доказывается отрешением его от Суздальской кафедры, состоявшимся три года спустя. Постельников же окончательно лишился Суздальского воеводства.
Этим не кончились пререкания между преосвященным Варлаамом и светскими властями г. Суздаля. Вскоре же началось новое тяжебное дело между Варлаамом и Суздальским судьей Толмачевым, который вздумал вступиться за одного Суздальского протопопа и крепостных дел надсмотрщика, которые были наказаны плетьми в архиерейской канцелярии и послал в архиерейский дом указ о неумеренных поступках архиерея с подчиненными. Варлаам провозгласил за это церковное отлучение на Толмачева и его сообщников, подьячих: Курбатова и Михайловского. Толмачев, с своей стороны, подал на Варлаама несколько доношений, но не в Синод, как бы следовало по закону, а в юстиц-коллегию. Доношения Толмачева были переданы юстиц-коллегией в Синод. Неправильная постановка дела и резкие отзывы Толмачева о преосвященном в его доношениях дали Синоду случаи требовать от юстиц-коллегии сатисфакции на Толмачева, который осмелился писать указы Суздальскому архиерею и жаловаться на него не в Синод, а в юстиц- коллегию; вместе с тем Св. Синод настаивал на «невчинении» дел по жалобам на духовные лица, поданным светским управлениям и лицам. 21 января 1721 г. состоялось по этому поводу следующее решение Синода: «Судья Толмачев, до которого одни только светские дела надлежать, касается, как по оным копиям из доношений его видно, и до духовных персон и привлекает духовных на подчиненных его бить у него челом, как о тамошнем Покровском протопопе и крепостных дел надсмотрщике в доношении его упомянуто, чему быть отнюдь невозможно, понеже духовные светским, паче же таким партикулярным командам ничем не подчинены; он же, судья, посылает, как сам доношениями своими означил, к архиерейской персоне указы, которые обычайно отправляются от начальствующей команды к подчиненным, и тем показует он себя, хотя не в большом находится ранге и не в высоком застает градусе, аки бы большее пред архиерейскою персоною имел начальство и аки бы архиерею и повелевать мог, чего не токмо подобные ему таких подчиненных, но и начальствующим ими светских команд превосходительные персоны не употребляют, и ко архиереям, яко командам их не подчиненным, повелительных указов не посылают; но о чем к духовной команде письменно послать и случится, такую употребляют корреспонденцию, как неподчиненные между собою по приказной обыкности списываются. А помянутых партикулярных по городам обретающихся команд не точию подобные оному судьи, но и воеводы имеют корреспонденцию с архиерейскими судьями и дьяками, а не с самими архиереями, как оной судья Толмачев не токмо корреспонденцию употреблять, но и указы в повелительной силе к архиерейской персоне посылать и ответствования на нем взыскивать дерзает, и тем весьма архиерейское уничтожает достоинство, что и к высокоучрежденной власти Св. Правительствующего Синода относится, чего без требования сатисфакции и оставить невозможно. Оной же судья в помянутых своих доноошениях употребляет об архиерейской персоне зело неучтивые и предерзостные термины, в которых порицает его мучительным именем, чего ему, судье, так дерзостно употреблять было и не надлежало, понеже не точно другим кому, но и фискалам, для обличения всяких преступлений учрежденным, такое употребление имянным Царского Величества указом, марта 17 ч. 1714 г. состоявшимся и печатными листы опубликованным, весьма запрещено и ясно в 4-м того указа пункте показано, что как в письмах, так и на словах в позыве всякого чина людем бесчестных и укорительных слов отнюдь не чинить; притом же и сие фискалом возбранено, что в дела, глас о себе имеющия, отнюдь ни тайно, ни явно не касаться, под жесточайшим штрафом или разорением и ссылкою. Но оной судья Толмачев знатно, не взирая на тать Его Императорского Величества указ, которой в оном не точию кому другим, но и учрежденным ко обличению фискалом запрещает, вступил вышеозначенными доношениями в чужия, глас о себе имеющия дела, дерзостно, и учиненной в архиерейском правлении помянутому надсмотрщику плетьми бой, обычайно смирением называемой, возьименовал мучительством, как случайное в командах телесное наказание или штрафование отнюдь не именуется и к мучительству не причитается; и не точию оные толь многия дерзости он, судья Толмачев, показал, но и Св. Правительствующий Синод презрел и ничтожил тем, что о правильных винах, духовного правительства надлежащих, о которых не токмо на духовных, но и ни на кого ему, светскому судье, никаких доношений принимать не надлежит, принял у подьячего Петра Михайловского доношение и на архиерея, и то доношение, которое доносителем требовано отослать куда надлежит (что хотя и безлично написано, относится наипаче к лицу Синода, где оный архиерей ведом), отослал он, судья, мимо Синода в юстиц-коллегию и собственные свои на оного архиерея, аки-бы о неумеренных поступках и о своем церковного входа запрещении и о подобном тому доношения прислал не в Синод, куда было надлежало, но в оную юстиц-коллегию, не объяснив причины, чего ради от Св. Правительствующего Синода суда и сатисфакции не требует. И не взирая на предложенное в Его Императорского Величество правах рассуждение, что ежели кто кого в такой суд позовет, которой ему никакого не может учинить принуждения, тогда позыв его без жадного есть действо (?), но хотя он, Толмачев, как по всему оному видно, тот Его Царского Величества указ дерзостью своею о пренебрег, однакож юстиц-коллегия по оным его доношениям в надлежащее для ней действо не вступила, но по содержанию оного и прочих Его Императорского Величества указов, объявила о вышеозначенном доношением своим и помянутыми копиями Св. Правительствующему Синоду, которым за благо рассуждено требовать на оных того Св. Правительствующего Синода проза рателей надлежащей от юстиц-коллегии сатисфакции, дабы не точию в тех не умножилась впредь такового презрения смелость, но и другим бы не подался ко употреблению такой дерзости образ. А о показанных оными копиями на помянутого архиерея делах следование учинить, когда обычайные о них доношения, к лицу Св. Правит. Синода написанные, обычайно будут поданы; а по выше объявленным не точию копиям, но и подлинным доношениям, которые присланы не к Синоду, но к лицу обретающихся в юстиц-коллегии персон, следования в Синоде чинить но надлежит, понеже из такого по присланным на имена светских персон доношениям действа признаваться будет уничтожительное на Св. Правительствующий Синод нарекание».
Таким образом и это (новое тяжебное дело между Варлаамом и Суздальским судьей Толмачевым) дело, благодаря неправильной постановке его, приняло благоприятное для Варлаама направление. Но этого не было достаточно преосвященному; он понимал, что жалобы Толмачева все-таки могли влиять на его репутацию в Синоде, — нужно, значит, их опровергнуть, и вот он пишет сентября 11-го дня 1721 г. доношение в Синод, в котором так объясняет причину своей ссоры с Толмачевым, Курбатовым и Михайловским: «многократно-де он, епископ Варлаам, словесно судью Лукьяна Толмачева просил и дому своего приказного Стефана Грачевского и подьячего Ивана Киселева к нему посылал, дабы он, Толмачев, нападков и обид духовным персонам и вотчинным его крестьянам и домовым служителем не чинил, и он, Толмачев, то его прошение ни во что вменил, и поставил в большую злобу, и присланный указ из Синода ни во что поставил; того ради, видя его злобу и упрямство, вход в церковь Божию оному Толмачеву запретил. Якову Курбатову запретил же того ради: не токмо-де его епископа ругал, но и Св. Правительствующий Синод, о чем-де есть и извет за рукою Васильевского архимандрита Антония; а в копии с извету оного архимандрита написано: в прошлом де 1720 г. июля в 4-й день приехал к нему, Курбатову, я, архимандрит, в дом просить его, Курбатова, чтобы выехал на их монастырскую землю межевать, а при том-де случае пришли Спасские попы и дьякон со святой водою, и он-де, Курбатов, говорил им про Св. Синод: «вот-де ныне у нас Духовный Синод, да и здесь-де Духовный Синод славен, все-до архиерей им похваляется, а нам-де он не больно очень нужен и не боимся, только боюся-де Бога и государя, да у кого под командою подвластен, и больши-де никого не боюсь, ни архиерея, никого». Подьячему Петру Михайлову запретил же того ради: бранил его епископа мерзко и скаредно, нарицая бездельником, архиереишком и прочими безумными глаголы, сердяся за брата своего родного, дьячка Феодора, которой пойман в церкви Знамения Пресвятоц Богородицы и послан был с поличным жемчугом и серебром в Юстиц-Коллегию, которого-де, по его, Михайловскому, прошению, без допросу и без розыску из канцелярии освободили: точию-де они и сие запрещение ни во что ставят».
В ответ на это доношение Варлаама подсудимые представили три противодоношения, в которых они главным образом настаивали на снятии с них церковного отлучения, продолжавшего тяготеть над ними. В первом доношении, подписанном всеми и поданном 16 января 1722 г. в Св. Синод они писали: «в прошлом 1721 г. в июле да в августе месяцех Варлаам, епископ Суздальский, запретил нам, нижеписанным, вход церковный безвинно и без правильных вин, и в домы наши попам ни с какою требою входить не повелел, о чем он, епископ, в Св. Правительствующий Синод и доношением своим то неправое свое нас безвинное запрещение показал, против котораго его доношения в Канцелярии Московского Надворного Суда мы ответствовали. А в доношении его епископове о запрещении нашем объявлено, а имянно: запрещение его, епископово, учинено мне, Лукияну Толмачеву, будто за преслушание присланным из Правительствующего Духовного Синода указом, которых и в присылке ко мне не бывало; мне, Якову Курбатову, будто за ругательство Вашего Св. Правительствующего Синода и свое против извету Васильевского монастыря архимандрита Антония, в котором никаких ругательных моих слов и не написано, да не токмо мне тот вход запрещен, но и приходской церкви попу, не знамо ради чего, в той церкви чрез целую неделю никакого священнослужения отправлять не велел; Петру Михайловскому будто за безчестие свое заочное. И против того епископова доношения во оном Московском Надворном Суде в ответах своих, что ничему мы неповинны, показали имянно и за таким его напрасным и безвинным запрещением нам и вседомне вход церковной не разрешен и поныне, и в том входе церковном, также и во всякой потребности по должности христианской есть нам велия нужда, понеже из людей наших есть многие во всеконечной болезни. Того ради Вашего Святейшего Правительствующего Синода всепокорне просим, дабы Его Императорского Величества указом, а Вашим Правительствующего Синода благорассудительным рассмотрением, против правил оной вход церковной повелено было нам и вседомне разрешить». Во втором доношении от 13 февраля 1722 г., подписанном Толмачевым и Михайловским, изъяснено: «в прошлом 1721 г. в разных месяцех и числех Варлаам, епископ Суздальский и Юрьевский, запретил нам и вседомне вход церковной и без правильной вины, и о том напрасном и безвинном нашем запрещении в нынешнем 1722 г. генваря 16 дня в Св. Правительствующий Синод подано от нас доношение, по которому велено нам, нижеписанным, в Св. Правительствующий Синод для объявления своеручно подписываться повсядневно. И по подании того доношения в Св. Правительствующий Синод, повсядневно мы явимся и своеручно подписываемся, а о разрешении нашем и вседомне по тому доношению по правилам указу не объявлено поныне. Того ради Св. Правительствующий Синод покорне просим вторично, дабы по прежде-поданному и по сему доношениям нам и вседомне вход церковной по правилам был разрешен, понеже в том входе церковном чрез многое время есть нам, такожде и вседомне по должности христианской велия нужда». В третьем доношении, подписанном Михайловским и поданном 19 февраля 1722 г. было написано: «в прошлом 1721 г. в августе епископ Варлаам запретил мне и вседомне вход церковной без правильной вины и без всякой причины и о том напрасном и безвинном запрещении подали мы в Св. Правительствующий Синод два доношения, по которым мы еще того разрешения не получили; а сего февраля, 11-го дня, в Суздале, в доме моем моего дворового человека Герасима Семенова жена его Фекла, Михайлова дочь, родила младенца, а родильный молитвы, за запрещением его епископа, Суздаля города попы не дают, и с помянутого числа оная женка и поныне без молитвы, а новорожденной младенец без крещения едва ныне жив пребывает. Того ради Св. Правительствующий Синод прошу, дабы о разрешении моем и вседомне, и о даж помянутой женке родильной молитвы и о крещении новорожденного младенца учинить по правилам разрешение в Св. Правительствующем Синоде». По поводу этих доношений Св. Синод распорядился: «вышепомянутых: судью Толмачева, подьячих Курбатова и Михайловского, домы и обретающихся в их домех обывателей и в запрещения архиерейского разрешить, и достойно к церкви к слушанию Божественного пения допускать и церковными требами по надлежащему по христианской должности сподоблять, понеже в доношениях оного епископа показано, что ему наносили досаждения и протчия непотребства оные Толмачев, Курбатов и Михайловский сами, а не домовные их, того ради их самих, доколе со оным епископом происходящия дела от Св. Синода решением окончатся, от того запрещения их не разрешать, потому что в означенных делах Объявлены их судейския и подьяческия Св. Синоду противности и немалыя нарекапия, которых без достодолжного следования оставить не можно». В частности, Св. Синод разрешил окрестить новорожденную дочь Герасима Семенова, дворового человека подьячего Михайлова.
Неизвестно, чем кончились эти препирательства преосвященного Варлаама с светскими властями Суздаля; несомненно только, что, благодаря поддержке, какую встретил преосвященный в Св. Синоде, он и тут восторжествовал над своими врагами. При всем том и для него эти тяжбы не проходили бесследно, неблагоприятно отзываясь на его репутации. Вероятно, под влиянием этих обстоятельств, Варлаам решился просить Св. Синод о перемещении его из Суздаля на Черниговскую или Белгородскую кафедру. Объясняя пред Синодом причины, побуждавшие его оставить епархию, Варлаам писал, что пожар, бывший в Суздале, еще до прибытия его сюда, привел в разорение весь город, что как соборная церковь с колокольней и другие городские церкви, так и архиерейский дом, были истреблены огнем, так что он, преосвященный, принужден жить в двух верстах от Суздаля, в домовом своем селе Красном, что, хотя ему и удалось по силе своей возобновить собор, но остальных построек, на ассигнуемые ему ежегодно 1 500 р. ему произвести не на что. Преосвященный писал, что, к довершению его крайне затруднительного положения, ему велено, указом Государя, строить дом на Васильевском острове, и сверх того, призидент юстиц-коллегии, граф Андрей Артамонович, ищет на нем за передержку своего крестьянина «пожилых» 1 200 р. тогда как ему, преосвященному, с своих десяти крестьянских „дворишек“ не собрать и ста рублей.
А несколько ранее этого Варлаам обращался в Сенат с прошением о том, чтобы ему позволено было на возобновление погоревших в Суздале церквей и архиерейского дома употребить накопившуюся у него с отдачи венечных памятей сумму. Пожар был в июле 1719 г. значительная часть города, а также соборная церковь во имя Рождества Богородицы, Благовещенская, что под колоколами, Введенская и архиерейский дом сгорели во время пожара. Донося об этом Государю и прилагая подробную опись всего сгоревшего имущества, а также и смету на возобновление церквей и архиерейского дома, преосвященный просил употребить на этот предмет накопившиеся у него с венечных памятей деньги 1936 р. 22 алт. 14 ден. Сенат передал это дело в камер-коллегию, которая не сделала никакого распоряжения (на 25 листе пометка: «отослать в Синод»).
Просьба Варлаама о перемещении не была уважена; мало того: Св. Синод сделал даже ему строгий выговор за несвоевременно выраженное желание, назвал его доношение продерзостным и вменил в обязанность, под страхом лишения сана, впредь не дерзать просить о перемещении.
Между тем по Суздальской епархии поднималось не мало новых дел, требовавших от архиерея благоразумной осмотрительности Таково, напр., возбужденное самим преосвященным Варлаамом дело о вмешательстве, в его епархии, светских управителей в сборы с лиц епархиального ведомства и о неимении в архиерейском доме ведения о сборе оброчных денег с некоторых хозяйственных статей. Жалобы на светские команды доходили в Св. Синод почти от всех архиереев и возбуждали много сложных дел, в которых виновною стороной являлись большею частью светские власти, трудно мирившиеся с новым порядком, по которому распоряжение церковною собственностью перешло в ведение Св. Синода и его органов. Жалоба Варлаама состояла в следующем. По указу 1712 г. так называемый «Козловский сбор» с священников, диаконов, причетников и их детей собирался в архиерейском доме. Так было до 1720 г. В этом году сбор этот был предоставлен воеводским канцеляриям, куда вытребованы были из архиерейского дома и окладные книги. Но в 1721 г. Высочайшим Повелением, последовавшим 12-го мая на докладные Синодальные пункты, всякие сборы, как и управление по духовному ведомству, отданы в ведение Синода. Несмотря на это, в Суздальской, как и в других епархиях, воеводские управители продолжали требовать с духовенства Козловский оброк и оброчные деньги с бань, на что и жаловались своему архиерею священники и причетники Юрьевской провинции. Варлаам представил эту жалобу в Св. Синод. Кроме того он говорит в своем доношении, что сборы оброчных денег с бань, пчельников и мельниц «на предь его в его архиерейском доме не сбирались и ведения тем сборам в доме его нет». Донося о том и другом затруднении, Варлаам пишет, что «без послушного указа из Св. Правительствующего Синода» священники, диаконы и причетники требуемого светскими управителями Козловского оклада и оброчных денег «в провинции платить не смеют» и что он, преосвященный, ожидает распоряжений Св. Синода о тех оброчных деньгах, о сборе которых нет ведения в его архиерейском доме. Синод распорядился сделать справку: «помянутыя деньги в табельном окладе написаны ль?» Этим дело и закончилось.
В следующем 1722 г. апреля 9-го Варлаам представил в Св. Синод новую жалобу в подобном роде. На этот раз преосвященный жаловался на незаконное пользование его архиерейским подворьем в Москве, куда поставлены были отставные и «негодные» солдаты из гарнизона и сохранялась солдатская «аммуниция». Донося об этом Св. Синоду, Варлаам выставлял на вид, что он уже и прежде доносил об этом в светские команды, но без всяких результатов. «И по той моей отписке, писал архиерей, о своде тех колодников из монастырского приказу в московскую губернскую канцелярию послана премория, а из московской губернской канцелярии о своде из дому моего вышеупомянутых же колодников послан Его Императорского Величества указ полковнику и московскому обер-коменданту Ивану Петровичу Измайлову, и потому Его Императорского Величества указу вышепомянутые колодники из дому моего и ныне не сведены, незнамо для чего, а содержатся в доме-ж моем, и от того постою и пущае в доме моем чинятся поруха и немалое разорение, а ныне я в Москве, и на том моем дворе учинили превеликой смрад, отчего мне и домовым моим людям и жить невозможно». Свое доношение преосвященный заканчивает просьбой о сведении из его дому солдат и колодников. Св. Синод обратился в канцелярию с преморией, в которой требовал сведения солдат и колодников из архиерейского дома, чего по опущению канцелярии не было сделано раньше. Канцелярия поспешила исполнить волю Синода.
Менее счастливо для Суздальского архиерея кончилось тянувшееся несколько лет дело о владении вотчиною Суздальского архиерейского дома, селом Рождественским — Кохмой; дело это, начавшееся в 1721 г. кончилось только в 1724 г. неожиданным вмешательством Высочайшей власти. Дело в том, что некто Иван Тамес, иноземец, которому «с компанейщиками» велено было устроить полотняную фабрику и выделывать на ней всякие полотна, чтобы промысел этот «размножить в России против других Европейских государств», в 1719 г. «бил челом» государю об отдаче ему с товарищами «к полотняным заводам впредь до указу» Суздальского уезда села Кохмы с деревнями, принадлежавшего к вотчинам Суздальского архиерея, выставляя на вид то, что, чрез пожалование компании во временное владение означенного села, «в компании и в протчем того дела способ будет не малый». По просьбе Тамеса, вотчина Суздальского архиерея была отдана ему, но с тем, чтобы он с компанией бездаточно платил «всякия его, государевы, подати и доходы, какия до того времени собираемы были с вотчины в монастырский и протчие приказы и на архиерее и какие положены будут в последствии». Кохма поступила в ведение Тамеса с 15 февраля 1719 г. Чрез полтора года после этого, Тамес просил уже берг—коллегию «оное село от них снять прочь», жалуясь, что компания терпит от него одни убытки, потому что, по указу государя, на вотчину «не велено им ничего накладывать, и по тому указу оной вотчины крестьяне на них работать ничего не хотят» так напр. компания наложила было на каждый крестьянский двор для пряжи «малое число» по 6 ф. льну, но и от того-де они крестьяне им отказали». В свою очередь и Тамес оказался неисправным плательщиком тех податей, которые он обязался вносить, принимая в свое распоряжение Кохму: по 1721 г. он платил, хотя и с недоимками, которых не хотел восполнить, несмотря на многократные требования об этом со стороны монастырского приказа; но в 1721 г. по самый май он уже ничего не платил; мало того, собранные в ноябре 1720 г. с крестьян села Кохмы, как это стало достоверно известно монастырскому приказу, для уплаты разных податей 209 р. переданные крестьянами компанейщику Щученкову, «в монастырский приказ не явились». Когда приказом сделано было распоряжение о взыскании этих денег с компанейщиков, Тамес обратился в берг-коллегию с просьбой, чтобы полотняный завод на будущее время «ведала берг-коллегия, чрез своего ланд-рихтера», а не дьяки монастырского приказа. Вследствие его просьб берг-коллегия 14 февраля 1721 г. уведомила монастырский приказ, что по ее приговору «директора (Тамеса) с товарищи судом и расправою велено ведать в Москве ланд-рихтеру Тонильскому» и Кохминским крестьянам на будущее время предписано обращаться с доношениями в берг-коллегию. После этого монастырский приказ вынужден был донести Св. Синоду о неисправности Тамеса в платеже податей и о распоряжении берг-коллегии. 12 мая, немедленно по получении доношения, Св. Синод предписал монастырскому приказу все сборы и недоимки с Тамеса и его товарищей «доправить», несмотря ни на какие отговорки и на будущее время, если сами компанейщики не будут платить положенных сборов в указные сроки, «править с них неотложно»; ланд-рихтеру Топильскому Кохменских крестьян «не ведать» и приговор берг-коллегии «отставить», потому что Кохма, составляя архиерейскую вотчину, «по указу Его Императорского Величества должна находиться под ведением Св. Правительствующего Синода». Сверх того, Св. Синодом, предписано было послать в Кохму надежного человека для переписи крестьянских дворов «и, буде окажется в них пустота, освидетельствовать: отчего та пустота учинилась и не делают ли компанейщики крестьянам обид и притеснений». Берг-коллегия уступила.
В марте 1722 г. Варлаам обратился «к высокому милосердию» Св. Синода с просьбою о возвращении ему вотчины Рождественского — Кохмы. В 1724 г. просил мануфактур — коллегию и Тамес принять от него село Кохму обратно, «понеже оно было в великую тягость и мануфактуре разорение»; но податей и недоимок Тамес продолжал не платить, так что к 1724 г. последние возросли уже до 10 000 р. Пока тянулось дело о возвращении Кохмы от Тамеса по прежнему в полное распоряжение духовного ведомства, 24 февраля 1724 г, неожиданно было получено в Синоде сенатское ведение, которым сенат уведомлял, что Кохма Высочайше пожалована президенту мануфактур — коллегии, сенатору Василию Новосильцову и камергеру Даниилу Чевкину, с тем, чтобы они разделили ее между собою пополам, причем крестьяне, уже взятые Тамесом на фабрику и обученные им фабричному производству, должны быть оставлены ими при фабрике навсегда. После чего Св. Синод послал ведение в сенат о взыскании с Тамеса, по крайней мере, накопившихся на нем недоимок, но посланный с ведением солдат, возвратившись из сената, сказал «что то ведение чрез тамошнего секретаря не принято, а сказал ему он, секретарь, дабы он донес Св. Синоду, чтобы писано было о той доимке во учрежденную при Верховном Тайном Совете доимочную Канцелярию». Дело это окончилось указом Св. Синода в доимочную канцелярию о взыскании с Тамеса недоимок за время владения им селом Кохмою; окончательный же результат неизвестен. Сохранилась только любопытная ведомость о количестве и видах денежных сборов, которые производились с кохменских крестьян за время с 1709 г. по 1721 г. В 1709 г. положено было разных сборов и оброчных денег (берем одни рубли и общие итоги): 268 р. в 1710 г. — 798 р. в 1711 г. — 97 р. в 1712 г. — 1059 р. в 1713 г. — 1025 р. в 1714 г. — 908 р. (в этой цифре, так как и в цифре 1711 г. оброчных денег нет); в 1715 г. — 1192 р. в 1716 г. — 1755 р. в 1717 г. — 1418 р. в 1718 г. — 1654 р. в 1719 г. — 2271 р. в 1720 г. — 2387 р. в 1721 г. — 1894 р. в 1722 г. — 1692 р. Сверх оброчных денег, с Кохменских крестьян производились сборы: «корабельные», «рекрутские», «драгунам на жалованье», «на корм драгунским лошадям», «ямские», «за Санкт — Питербургский фураж», «на известковое золение», «на дело кирпича», «за пустые дворы», «для Турецкой войны вместо наемных даточных», «за Смоленский провиант», «в Киев на приуготовление столовых припасов», «военного полу подлинных», и т. п. хотя и не всякий год встречаются в ведомостях все указанные виды сборов.
Дело о селе Кохме было последнею тяжбою, в которой встречается личность преосвященного Варлаама; при всем том сношения его с Св. Синодом по делам епархии не прекратились, хотя сношения эти вызывались уже причинами иного характера. Таково, например, представление его в Св. Синод о записавшихся в раскол купцах города Шуи. При этом доношении Варлаам представил на усмотрение Синода: 1) копию с просьбы некоего Кузьмы Истопленникова, поданную Юрьевской провинции воеводе Анисину Ивановичу Березникову и каммергеру, князю Михаилу Степановичу Вадбольскому, о том, что он, Истопленников, со всем семейством своим желает веру «иметь по старопечатным Московским книгам», и по указам Царского Величества двойной оклад платить будет; но что он, при этом, желал бы иметь указ, «чтобы от приходского священника и протчих причетников нуждения ко исповеди и другим по новопечатным книгам неволи не было»; 2) именную роспись города Шуи из купечества посадским людям, записавшимся в раскольники в двойной оклад, в которой показано 9 семейств: Иван Коньков, Телин, Зубков, Федор Коньков, означенный выше Истопленников, Фомин, Носов, вдова Степанова, Гневышев (?) и 3) ведомость о таких же раскольниках села Дунилова (Пятницын, Курзин, Бармышев, Михайлов, Кочановский, Субирев, Щуруповь, Зангрянин и вдовы: Сомовская, Дмитриева и Дериглазова). В Синоде был заготовлен по доношению Варлаама подробный доклад о тех мерах, какие церковь, по соборным и отеческим правилам и царским указам, имеет право принимать против еретиков и раскольников; главным образом, все доказательства сводились к той мысли, что совершенно законно предавать противников гражданскому суду. По докладу этому не последовало никакой резолюции. Дело оставалось без всякого движения до 1741 г., а в этом году, 14 октября, положено сдать его в архив на том основании, «что о всех раскольниках к генеральному определению имеет быть с правительствующим сенатом конференция».
Следующие доношения преосвященного Варлаама были особенно важны по затронутому ими вопросу. Епископ спрашивал в одном из этих доношений от 31 июля 1722 г. «как поступать с разного звания вдовами и девицами, которыя убивают незаконно прижитых ими детей, также, каким взысканиям подвергать священников, которые таким вдовам и девицам молитвы говорят и о совершенном убивстве, зная оное, не доносят». Вопрос этот преосвященный поднял по поводу того, что в его епархии «девки и вдовы, прижив беззаконно младенцев, родя убивают и давят оных младенцев до смерти, — и таковым смертоубийцам что чинить», спрашивает преосвященный. «Понеже, продолжает он, в правилах святых о таковых ничего не положено, кроме тех, которые на исповеди открывают втайне духовникам своим смертное убийство; а таковыя девки и вдовы, которыя чрез доношения приводятся в Духовный приказ, уже их дело не есть тайное, но явственное, понеже соделывается чрез их допросы и чрез очныя ставки, — гражданскому их суду отсылать или какую вновь изволите эпитимию им определить? Такожде и тем священникам, которые беззаконно прижившим родильницам и смертоубийцам тайно родильныя молитвы говорят и о смертном убийстве их ведают, а мне и в Духовном моем Приказе не извещают, таковым священникам, егда случится таковое дело, какое им решение чинить?»
Постановление Синода по этому поводу последовало только 24 сентября 1733 г. и заключается в следующем: «в Суздальском архиерейском доме учинить справку о вышеозначенных в доношении преосвященного речах, кроме — де тех, которые на исповеди открывают втайне духовникам своим смертное убийство, написаны с какого показания, с допросов ли тех самых лиц, которые в таковых смертных убийствах явились и показали, что они о тех убийствах и духовникам своим объявили и приватно ль или на исповеди, или с показания самых духовников, и с словесного ли или с допросов же, и от кого и на кого, и с чего именно от тех духовников такое показание было, — и учиня тое справку, прислать в Св. Синод, — о чем преосвященному Гавриилу (1731 — 1735 гг.) послать указ, в котором и сие написать, дабы о вышеписанных делах впредь Св. Синод никакого утруждения отнюдь не чинить, понеже оное дело но указам принадлежит к светскому суду».
Между тем преосвященный Варлаам не замедлил донести в Синод и о частном случае убийства незаконно-прижитых детей. Преосвященный писал в Синод, что некто Агриппина Молчанова, дочь помещика села Миловского, Суздальского уезда, умертвила незаконно прижитого ею ребенка. По этому доношению в Суздальском духовном Приказе начался допрос, на котором Молчанова показала, что она приехала в октябре 1719 г. в Суздальский Покровский девичий монастырь к сестре своей старице Митродоре погостить, в декабре того же года, ночью, родила она младенца, и тут же его задавила, наступя ему на горло ногою; бывшая при этом женка Антонина Федорова помогала ей скрывать младенца до ее отъезда к отцу. Выехавши из монастыря Агриппина и Антонина велели подводчикам ехать вперед, а сами отстали от них и зарыли младенца в снегу. Донося об этом Св. Синоду, Варлаам спрашивал: отослать ли Молчанову в юстиц-коллегию для наказания, или держать ее в монастыре под началом? Св. Синод предписал Варлааму предать убийцу гражданскому суду.
В 1722 г. Варлаам лишен Святейшим синодом епископского сана «за непорядки в епархии» и пьянство. Коме того, Варлаам был уличен в том, что собрал взяток на общую сумму в 2801 рубль. Две тысячи из них он отправил в Киево-Печерский монастырь, где намеревался обеспечить себе безбедную старость, а на 700 рублей заказал золотую архиерейскую шапку. Позже жалован Петром I.
Епископская кафедра в Суздале оставалась праздной после епископа Варлаама Леницкого, переведенного 18 июня 1723 года в Коломну. Преемник его, епископ Иоаким, из Новгородских викариев, явился в Суздаль 11 октября 1725 года.
19 апреля 1724 года Варлаам хиротонисан во епископа Коломенского и Каширского. В Коломне при епископе Варлааме была создана архиерейская школа для детей священнослужителей, которая размещалась в архиерейском корпусе Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря. Содержалась школа на доходы архиерейского дома и сборы с церковных и монастырских земель. В 1725 году в коломенской духовной школе обучалось 30 человек.
Варлаам, Епископ Суздальский и Юрьевский
Епископ Варлаам участвовал в коронации Екатерины I и погребении Петра I.
В 1726 году опубликовал «Слово в день великомученицы Екатерины». В отместку за преследование Лопухиной, предположительно с ведома Петра II.
7 сентября переведен 1727 года епископом в Астрахань, охваченную чумой, в которую прибыл 15 сентября. В 1727 и 1728 годах, в Астрахани в результате морового поветрия умерло до 18 тысяч человек, в том числе много духовенства.
При Варлааме была заведена в Астрахани славяно-латинская школа и Авраам старался поместить в ней как можно больше священнических и причетнических детей, стремясь сделать эту школу рассадником просвещения в юго-восточной России. В первое время в школе обучались дети посадских и дворовых людей, а духовные всячески уклонялись от школы. Уклонявшимся от посылки своих детей в школу посылались указы с угрозою штрафов и отрешения от должности.
По своему обыкновению скоро враждебно столкнулся с Астраханским губернатором Фон-Менгденом. Это столкновение и разлад с подчиненными, находившими поддержку у гражданской власти, скоро расстроили все планы Варлаама относительно школы, отвлекли от нее внимание и вызвали отъезд из Астрахани.
По Высочайшему указу от 7 июня 1730 года он был переведен из Астрахани и назначен епископом Переяславским и Бориспольским, викарием Киевской епархии.
По отъезде же его из Астрахани, духовенство под разными предлогами стало разбирать из школы своих детей, а потом «Астраханское купечество от вышних и до нижних», распоряжением от 18 ноября 1731 года, решило закрыть школу, «понеже латинскаго диалекта обучение к купечеству не приличествует». Таким образом славяно-латинская школа в Иоанно-Златоустовском приходе, единственное учебное заведение в Астрахани, прекратила свое существование, а учитель школы Горошковский поступил на службу в Консисторию.
В 1730 году назначен епископом Псковским, а 10 августа 1732 г. года возведен в сан архиепископа.
9-го января 1739 г. из Пскова он уволен на покой в Киево-Печерский монастырь, где и скончался 8 января 1741 года. Погребен в Киево-Печерской Лавре.
Суздальская Епархия
Епископы Суздальские и Юрьевские
41. Игнатий (Смола) 3 сентября 1712-1719 гг.
42. Варлаам II (Леницкий) 31 мая 1719-1722 гг.
В конце 1723 года в Суздальском архиерейском доме была учреждена Суздальская Духовная Семинария, существовавшая по 1726 год.
43. Иоаким 11 октября 1725 - 13 апреля 1731 гг.
Владимирская епархия
|
