В конце 1723 года в Суздальском архиерейском доме была учреждена Суздальская духовная семинария, существовавшая по 1726 год. В 1726 году в Суздале был неурожай, и за несобранием с церквей и монастырей положенного на пропитание семинаристов хлеба, пришлось отпустить учеников по домам. Отпуск состоялся в октябре. 30 октября послано было доношение об отпуске в Святейший Синод.
В 1736 году по распоряжению Афанасия – епископа Суздальского – семинария снова была открыта в составе 40 учеников. В 1736 году и следующем шло обучение букварям, а в конце 1737 года пришлось вторично нарушить занятия и отпустить учеников в дома их родителей. Причина отпуска была та же, что и в 1726 году. Синодальным указом от 24 марта 1740 года велено было Симону – епископу Суздальскому – позаботиться об открытии вновь в своей епархии семинарии. В том же 1740 году для заведения ее прислан был из Святейшего Синода иеромонах Киево-Печерского монастыря Иустин Илляшевич, который 16 апреля 1740 года и начал свои занятия. Семинария помещалась в Спасо-Евфимиевом монастыре.
Никольская церковь
В 1730 году к больничному дому монастыря пристроен с западной стороны одноэтажный низменный корпус длиной в 45 сажен, а шириной в 13 аршин. Строителем его был архимандрит Питирим Фоминцев. И храм и первый пристрой к нему именовались больничным, потому что вероятно и устроены были с целью особого помещения болящих из многочисленной братии. Устроенный для братства, Питиримов корпус в скором времени занят был Суздальской Семинарией.
Набор новых учеников шел туго, а набранные оставляли семинарию, не достигнув высших классов. В течение трех лет выбыло из семинарии 18 человек, из коих 10 уволены в дома родителей «за непонятностью», шесть сбежали самовольно и не были сысканы, один «за скорбью» отпущен в дом отца и один «отпущен по делу за некоторым подозрением». В начале 1744 года Суздальская семинария заключала в себе только 28 человек. Из них 7 обучалось в пиитическом классе. Эти семь человек, вероятно, были питомцы прежней Суздальской школы, закрытой в 1737 году. В синтаксиме обучалось тогда 4 человека, в грамматике – 6, инфиме – 3, фаре – 4, а четверо лишь готовились приняться за букварь. В начале 1744 года иеромонах Иустин, согласно его просьбе, уволен был на обещание, и 7 февраля этого года оставил Суздальскую школу. За неимением в Суздале учителя, семинария еще раз упразднилась.
В 1750 г. во Владимире была учpеждена Владимиpская духовная семинаpия. В феврале 1750 г. 100 учеников, дети священнослужителей Владимирской епархии приступили к занятиям. В 1753 г. была учреждена Переславская Духовная Семинария (г. Переславль-Залесский).
В 1755 году епископом Суздальским Порфирием Крайским произведен был новый набор учеников, «дабы возстановить оное упавшее совсем училище». Набор не оправдал ожиданий, и число учеников восстановленной семинарии на первых порах было очень незначительно. Принимая во внимание ограниченность состава учащихся и желая иметь непосредственный надзор над учениками епископ Порфирий отвел место училищу не в Спасо-Евфимиевом монастыре, где оно было раньше, а в своем архиерейском доме. Начальником Суздальской семинарии был иеромонах Дмитрий Грозинский. 15 июля 1759 года иеромонах Дмитрий произведен был в игумены Спасо-Кукоцкого монастыря. С уходом Дмитрия семинарии грозило новое закрытие, то его удержали до февраля 1760 года, в надежде, что к этому времени объявится в Суздале учитель, способный обучать учеников риторике. В феврале Дмитрий был отпущен в Москву, но вскоре возвратился и принялся за старое оставленное, в силу высшего распоряжения, дело. 23 апреля 1762 года преосвященный Геннадий, возводя игумена Дмитрия в архимандриты Николо-Шартомского монастыря, отзывался о нем в самых лестных словах: «А как довольно нами усмотрено, что находящийся при доме нашем пречестный игумен Дмитрий по призыве его еще антецессором нашим преосвященным Порфирием – епископом Суздальским – сначала самого в семинарии учения с 1755 года в преподавании оного даже по сие время полагал беспрерывные с превеликим учащихся во учениях успехах труды, ибо от самого низшего класса грамматического начал обучать семинаристов, довел их даже до высокой науки философической; того ради за благо судили мы произвести его в реченный Николаевский Шартомский монастырь в архимандрита… А дабы начатое им архимандритом учение в желаемом порядке и с пользою церкви святой продолжалось, для того, по примеру прочих семинарий, определяем его архимандрита быть в оной семинарии ректором и ему по должности своей, в силу Духовного Регламента, как над учителями в преподавании ими учения, так и над учащимися иметь неослабленное смотрение и что только касается до семинарии и принадлежать может, оное все имеет в своей дирекции и наблюдательстве. А притом ему же впредь до рассмотрения в реченной семинарии преподавать учение тоже, что и поныне преподавал, с получением жалованья по 125 рублев в год». Сверх того, епископ Геннадий определил архимандрита Димитрия присутствующим духовной консистории, так как наличный состав членов был неудовлетворительный и, по словам преосвященного Геннадия, «в подаваемых ему консисторских докладах он многократно усматривал, что в выписку вносятся правила, вовсе к тому не относящиеся, что ни от чего другого происходит, как только от простоты присутствующих». В декабре 1762 года архимандрит Димитрий был назначен настоятелем Юрьевского Архангельского монастыря, а в сентябре следующего года по прошению освобожден от обязанностей ректора семинарии. «Понеже Архангельского, что в Юрьеве, монастыря архимандрит и домовой нашей семинарии ректор, писал епископ Геннадий, в учительстве, обучении и присмотре разных школ не мало потрудился, почему и оные его многолетние труды в свое возмездие совершенно того достойны, чтобы предписанному труднику дать заслуженное отдохновение и успокоение от тех школьных трудов; чего ради оного архимандрита как от учительства, так и от правления семинарии уволить, а вместо его определить префекта Николая Субботинского как к преподаянию философии, так и к правлению все семинариею нашей, коему между прочим продолжать и преподавание риторики впредь до рассмотрения, а наипаче до прибытия из Московской академии учителя иеродьякона Гедеона». В жалованье новому ректору положено было по 120 рублей, да сверх того по 10 рублей в каждую треть на мясо и рыбу и достаточный съестной трактамент.
При заведении в Россия духовных школ в начале и половине ХѴIII столетия высшему духовному начальству приходилось считаться с сильным противодействием, как со стороны родителей, так и детей, рассматривавших семинарское образование «в надежду священства», как нечто совершенно ненужное, как нечто такое, без чего совсем свободно и без ущерба могли обходиться их деды и прадеды. Противодействие и вражда возрастали по мире того, как ученики, поступавшие в семинарию, знакомились с дореформенным семинарским режимом средины ХѴIII века. См. Бегуны в Суздальской духовной Семинарии в ХѴIII веке.
К 1762 году некоторые из учеников этой архиерейской школы достигли наук филосовских. Общее количество учащихся значительно возросло; потребовалось разделить их на классы и вместе с тем увеличить комплект учащих. В 1762 году Геннадий Драницын (епископ Суздальский с 13 декабря 1761 года) – епископ Суздальский – по вступлении на Суздальскую кафедру задумал перевести семинарию на ее прежнее место. Геннадий потребовал осмотреть прежде бывшие семинарские покои, описать их и возобновить ветхости, если таковые окажутся. При осмотре помещений прежде бывшей семинарии в Спасо-Евфимиевом монастыре, члены консистории нашли за соборной церковью 11 покоев. Покои эти, по расчету членов консистории, могли вместить, кроме ректора и учителей, около полутораста семинаристов. Все покои оказались ветхими. Вот что, например, доносили члены консистории о двух покоях, расположенных с левой стороны по входу в сени: «в них по четыре чулана брусчатых, на обе стороны по пяти окон, а оконниц, печей и лавок не имеется; потолок деревянный ветхий, пол кирпичный в худости. В оный покой и на огород из сеней дверь, а вверху лестницы нет, да из монастыря в те сени дверь неспособна». В своем докладе епископу Геннадию консистория проектирует несколько строений возвести вновь (погреб, кухню, трапезу), другие – переделать и худости все исправить. Ремонт помещений предположено было сдать с торгов охочим людям, для чего постановлено в ближайшие торговые дни на Суздальской площади сделать публикацию с барабанным боем. В течение трех торговых дней Суздальская площадь оглашалась барабанным боем, но принять подряд на ремонт семинарских зданий охотников не нашлось, вследствие чего в 1762 году переход семинарии их архиерейского дома в Спасо-Евфимиев монастырь не состоялся. В 1763 году 1 сентября явилась возможность открыть занятия на более просторном и удобном месте. С этого именно года и числа в Суздальской духовной семинарии начались учебные занятия, организованные применительно к порядкам, существовавшим в других местах.
Николай Андреевич Субботинский – второй начальник Суздальской семинарии был уроженец Владимирской епархии и обучался во Владимирской духовной семинарии. Пребывание во Владимире Н. Субботинского было недолговременным и оставило в нем неприятные воспоминания. С первых же шагов своей деятельности молодому учителю пришлось вступить в борьбу с влиятельным протопопом Андреем Стефановым, тратившим в соучастии с консисторскими приказными семинарскую казну и державшим учеников впроголодь. Столкновение вышло для Н. Субботинского неудачным. Архиепископ Антоний (грузин по происхождению) держал сторону Стефанова и перевел Субботинского за противодействие протопопу в учителя низших классов. Н. Субботинский вследствие этого столкновения оставил Владимирскую духовную семинарию и с одобрительным отпускным аттестатом, который дал ему на прощание архиепископ Антоний, обратился к преосвященному Геннадию с просьбою об определении его учителем Суздальской школы. Епископ Геннадий принял Н. Субботинского очень радушно. Резолюцией от 2 декабря 1762 года он дал в его заведывание школу риторики и назначил в год по 100 рублей, то есть на 50 рублей больше того, что он получал во Владимире. Трактамент епископ Геннадий велел производить Н. Субботинскому от собственной кельи. 14 марта следующего года Субботинский был определен префектом семинарии, а с уходом архимандрита Димитрия, ему вверено было правление всей семинарией. Но Н. Субботинский не оправдал возлагавшихся на него надежд. В его учительство и управление семинарией Суздальская школа сделалась ареною всякого рода бесчинств, дебошей и неустройств, по своему характеру близко напоминающих то, что творилось на первых порах во Владимирской семинарии. Пройдя школу при порядках и условиях, которые являются маловероятными в школьном деле, он и здесь в Суздале, сделавшись сначала учителем, а потом и начальником, постарался воспроизвести тот режим и те самоуправства, свидетелем которых был сам на школьной скамье. В июне 1766 года ученики богословия и философии подали преосвященному Геннадию коллективную жалобу на своего начальника, наполненную тяжкими обвинениями. «Состоящая под особенною Вашего Высокопреосвященства дирекциею епархиальная семинария с нынешнего 1766 года мая 28 дня пришла в крайнее беспорядочество: понеже префект наш Николай Субботинский от самого показанного числа, оставя все принадлежащие до классов дела, ни в чем другом обращается, как только в одних побоях, которые он безо всяких правильных причин из своих рук налагает на своих учеников бесчеловечным образом». Жестоко издеваясь над вверенными ему учениками, он, по их словам, повторяет одно: «кто-де вас изымет из руку моею?»
Переходя к обоснованию высказанных жалоб, ученики ссылаются на следующие факты. «Забыв христианство, пишут семинаристы, он всех учеников мучил таки образом. 29 мая Дмитрия Богдановского бил кулаками в голову и, поваля, за волосы волочил, а потом его же жестоко лозами наказывал и это безо всякой правильной причины». Когда присутствовавшие при этом товарищи Богдановского стали указывать префекту на неправильный образ его действий, он и их стал сечь лозами и бил в голову кулаками. В числе пострадавших были: Иван Померанцев, Кирилл Рябинин, Петр Щукин. Все это происходило в келье Н. Субботинского. Учинив экзекуцию в келье, префект немедленно после этого пришел в семинарию и бил жестоко палкою: Федора Величковского, Петра Назарецкого, Алексея Полозова, Александра Зернова и вообще всякого, кто попадался ему по дороге. Побои и издевательства продолжались до полуночи. На следующий день 30 мая, после обедни, Субботинский приказал ученикам просить у него рекреации. Предложение оказалось уловкой. Лишь только пришли к нему семинаристы, как он стал бить их, начиная с малых ребят, и продолжал побои до трех часов ночи. Из больших учеников в этот день были истязаемы им следующие. Ивана Беляевского он бил рукой по щекам и сек лозами. Ивана Быкова бил в церкви за обедней по щекам и таскал за волосы, из опасения, чтобы не пошла кровь, он выслал его вон из церкви, а несколько позже колотил палкой. Во время обеда бил по лицу рукою Ивана Карпинского только за то, что тот состоит регентом. Повалив Карпинского на землю, Субботинский бил его сапожным каблуком, притом так сильно, что тот и теперь, по словам учеников, чувствует болезнь. Иван Орфановский был бит за то, что состоит информатором в архиерейском доме. Его Н. Субботинский публично высек лозами. Иван Померанцев был без милости два раза высечен лозами. Во время экзекуции Померанцев просил лишь об одном – не бить его против сердца. Феодор Величковский и Афанасий Скабовский были биты палками. Не оставил своего тиранства, по словам учеников, Н. Субботинский и в последующие дни. В праздник Вознесенья Господня за всенощной он перебил многих учеников. В самый праздник Вознесенья всех почти семинаристов чрез весь день мучил смертельно, свидетелями чего могут быть настоятели Спасо-Евфимиева монастыря Ефрем и прочая монашествующая братия, которые, «увидевши семинарские беспорядки, пришли в страх и, услышавши, что оный префект приготовил на нынешний день, то есть на 2 июня, множество лоз и палок, придя в ужас, от оныя семинарии отлучились». В заключение своей жалобы студенты богословии просили преосвященного Геннадия сделать их свободными от оной его семинарии, понеже от преподавания богословии префект Субботинский отказался и резон тому положил такой: «я де за такой класс особенного награждения не получаю». Студенты философии просили «отменить Субботинского и на место его поставить другого». Субботинский страдал пороком нетрезвенности, который к 1766 году возрос до размеров болезни со всеми ее печальными последствиями. В дни тяжких проявлений этой болезни он становился невменяем, и тогда плохо приходилось всем тем лицам, над которыми он имел возможность проявить свою власть. Вероятно, и в более раннее время до подачи жалобы ученики терпели от него немало. Но в конце мая издевательства над ними переполнили чашу их терпения, и они обратились с просьбою о защите к епископу Геннадию. Совет в этом смысле мог дать им соборный дьякон Семен Доброгорский, которого по учительству сменил Субботинский и который вследствие этого не мог не чувствовать к Субботинскому некоторой неприязни. В этом же направлении могли действовать и информаторы, выступившие впоследствии против Субботинского открыто. В тот же день была наложена резолюция: «По сему доношению консистории нашей немедленно исследовать и что по следствию окажется для рассмотрения и резолюции нам доложить. А в пресечение нынешнего причинившегося замешательства и дабы по школам в учении не последовало крайней остановки, надзирателем или суперинтендентом над семинариею определить соборного дьякона Симеона, у коего в полной команде и во всяком повиновении как префекту Николая Субботинскому, так и прочим информаторам со всеми семинаристами. И дабы от помянутого префекта сим доносителям не причинено было за из донос какого отмщения, как студентов богословии и философии, так и прочих классов учеников отныне оному префекту самому не наказывать, но по приключившимся винам на них докладывать главному командиру, тоже суперинтенденту, а суперинтендент, смотря по винам, имеет наказать или простить винного». 3 июня Н. Субботинский был вызван в консисторию для допроса и расследования. Выслушав донос и резолюцию епископа Геннадия, он просил дать ему некоторое время для письменного ответа и сослался при этом на семинарские беспорядки, которые не дают ему возможности сосредоточиться и в точности припомнить все происшедшее. Но последовавшие события сделали излишним со стороны префекта Субботинского письменный ответ на донос от 2 июня. 9 июня информаторы семинарии Василий Магницкий, Матвей Миловский, Семен Быстрицкий и ученики философии вступили к суперинтенденту с новой жалобой на Субботинского. Воспользовавшись отсутствием в семинарии, по случаю воскресного дня, Семена Доброгорского, Н. Субботинский произвел 8 июня целый ряд дебошей. Информаторы в донесении заявили, что и прежде префект чинил им всякого рода обиды и поносил всякими ругательствами, называя их при учениках начальниками всякого зла, отдавшимися под чужую команду; вчерашний же день – 8 июня – перед вечерней, гуляя по крыльцу, вслух присутствующих учеников ругал их развратниками. Ночью в два часа, придя с фонарем в их келью, с великим гневом кричал, называя их плутами, канальями, развратными и другими скверными именами. Суперинтендента поносил именем шпиона и канальи. Ученики писали, что 8 июня префект Субботинский послал к информаторам письмо с требованием прислать к нему певчих. Информаторы объявили, что певчие находятся в доме Его Преосвященства. Тогда Субботинский призвал философов Петра Назарецкого, Ивана Флерова, Петра Постникова, Антона Цветкова и велел следовать за ним. Философы отговаривались тем, что идти без суперинтендента они не могут. Но Субботинский осердился на них и грубо закричал: «Я вам командир! А если будете ослушны, то у меня есть палка!» Философам после этого оставалось только повиноваться. В кельи Субботинского они пели очень долго, а Субботинский в это время всячески поносил высшее начальство, в особенности суперинтендента… Обо всем этом инциденте философы подробно доложили суперинтенденту, а тот Владыке. Наряжено было вторичное следствие над Субботинским. 18 июня в его келью послан был из консистории пристава с тем, чтобы забрать его к допросу. Но Н. Субботинский сослался на болезнь, из-за которой он не может явиться в консисторию. Вследствие этого заявления ему дали отсрочку до 15 июня, дабы он мог «исправиться от объявленной им слабости». Но Субботинский не явился и 15 июня. Вместе с тем он совершенно игнорировал свои учебные обязанности. 23 июня Семен Доброгорский заявил владыке о систематическом непосещении Субботинским вверенных ему классов. Наконец, все это разрешилось, так называемым, «чрезвычайным поступком». С 4 на 5 июля Субботинский, по словам ученика школы философии Петра Постникова, целую ночь не спал, а в самую полночь зажег перед образом фунт восковых свеч. Свечи, неискусно поставленные пред иконою, стали падать на лавку и подожгли ее. Субботинский в это время пел на весь монастырь и на огне жег свою грудь, рубашку и портки… Келья и соседние с нею помещения наполнились дымом. Первым из учеников пробудился Постников. Когда он вошел в келью Субботинского, тот стал благословлять его и просил позвать остальных учеников, «чтобы они пришли ради исцеления, так как будто бы ему Бог купину явил, от которой происходят исцеления». Постников позвал других учеников, и они общими силами залили пожар. Н. Субботинский не дозволял им тушить огня, все время кощунствовал и богохульствовал. На другой день Субботинский пришел в себя и понял, какая опасность ему угрожает. Надеяться на оправдание по суду он, конечно, после всего происшедшего не мог, вследствие чего решил во всех своих преступлениях повиниться пред преосвященным Геннадием и испросить его архипастырского прощения, обещая постричься в монахи. Епископ Геннадий принял раскаяние префекта за чистосердечное и смягчился: «О непристойных префектовских поступках начатое следствие оставить и более не производить и в учиненных оным префектом погрешениях архипастырское прощение наше префекту объявить с запискою, и дабы впредь таковых непристойных поступков не чинил, обязать в силу указов подпискою. А о пострижении его в монашество выписать из правил Св. Отец, Духовного Регламента, с Высочайших указов, с приложением своего мнения доложить нам к рассмотрению и учинению надлежащей резолюции. Студентов же семинарии нашей оному префекту в команду не отдавать впредь до рассмотрения, а состоять ему со всеми семинаристами в команде у определенного суперинтендента дьякона Симеона Доброгорского». Но осуществить свои добрые намерения и обещания Н. Субботинский оказался не в силах. В начале следующего учебного года епископ Геннадий совершенно устранил его от семинарии и, чтобы не остаться ему безо всяких средств к существованию, определил его епархиальным экзаменатором. 3 сентября 1767 года Н. Субботинский, согласно прошению, был рукоположен в протопопы соборной Кинешемской церкви. 17 мая следующего года попал под следствие, в результате которого был перевод его 3 июня 1769 года в г. Юрьев к соборной церкви.
До 1765 года Суздальская семинария, как и другие, содержалась в счет денежных и хлебных сборов со священно-церковно-служителей, в размере 1/20 доли с монастырей и 1/30 – с церквей. Сборы эти, несомненно, носили такой же принудительный характер и вызывали столько же решительных протестов, как и во Владимирской семинарии. Суздальский архив не сохранил на этот счет каких-нибудь обстоятельных сведений; но сам факт двухкратного закрытия школы из-за несобрания указанных долей хлеба со священно-церковно-служителей говорит достаточно за то, что такой источник обеспечения училища был в высшей степени неустойчив и ненадежен. Хлебные и денежные взносы стали взиматься с большей настойчивостью и поступать более правильно со времени епископа Порфирия и его преемников. В 1763 году, при переходе семинарии из архиерейского дома в Спасо-Евфимиев монастырь, епископом Геннадием подвергнут был пересмотру весь продовольственный строй расширившейся школы и намечен целый ряд мероприятий, имевших целью поставить жизнь учащих и учащихся в лучшие условия. Для заведывания экономической частью назначено было епископом Геннадием особое лицо с именем комиссара. Функции и права комиссара совпадают с правами эконома. С ведома начальника школы, он расходовал семинарские суммы, распоряжался служителями, смотрел за сохранностью и целостностью семинарского имущества и прочее. Более частным образом обязанности комиссара сводились к следующему: 1. Он заведывал выдачею жалованья и трактамента учащим. На основании распоряжения епископа Геннадия от 3 сентября 1763 года то и другое должно было производиться в таких размерах. Префекту и учителю философии, который во время правил и ректорскую должность, положено было выдавать в год по 120 рублей. Сверх этого жалованья, на покупку мяса, рыбы и прочего велено производить ему каждую треть года по 10 рублей. Кроме того из съестных семинарских припасов ему выдавалось: капусты, бураков, огурцов, хрена, печеного хлеба, луку, крупы, снятков, постного и коровьего масла, уксуса и кваса, сколько ему потребно было. Все это должно было производиться ему, как сказано в указе, «без оскудения и без излишества». Пива и полпива ставилось ему в год по полвары. Наконец, с конюшни Спасо-Евфимиева монастыря префекту определен был постоялый «поезд». Кроме префекта в начале 1763 года числилось в Суздальской семинарии два информатора. Первому епископ Геннадий велел выдавать по 17 рублей в год, а второму – по 15 рублей. Кормовые полагались те же, что и префекту. Кроме квартиры и съестных припасов, учащий персонал в 1763 году получил таким образом 242 рубля. Если принять во внимание стоимость денег в половине XVIII столетия и дешевизну жизни, то должно признать, что обеспечение учащих, особенно префекта, было сравнительно достаточно. 2. Комиссар ведал содержанием казеннокоштных учеников. До 1763 года на пропитание всех казеннокоштных воспитанников, кроме хлеба и кваса, отпускалось ежедневно в постные дни по 2 копейки и в скоромные – на мясо по 5 копеек. По словам епископа Геннадия, сумма эта была не вполне достаточна, и скудость пропитания вызывала неудовольствие. Преосвященный Геннадий велел новоназначенному комиссару содержать на казенном коште не более 50 учеников и на пищу им производить в постные дни по 10 копеек, в скоромные – по 20 копеек, в двунадесятые праздники и прочие высокоторжественные дни – по 25 копеек. Свечи, по распоряжению епископа Геннадия, комиссар должен был выдавать не только казеннокоштным, но и всем учащимся. То же распоряжение дано и в отношении писчей бумаги. Во избежание злоупотреблений в пользовании этими предметами даровой выдачи, префекту семинарии предписывалось точно установить время, с какого и по какой час ночью семинаристы могут сидеть со свечами в занятных комнатах. Бумага выдавалась ученикам также согласно засвидетельствованию и показанию префекта. Комиссар при этом должен был требовать, чтобы вся исписанная бумага хранилась в целости. Только таким путем ему возможно было произвести проверку и удостовериться, что выданная бумага «изошла и употреблена для дела». 3. Комиссару принадлежал и надзор над истопниками, «дабы они в те печи клали дрова со всякою осмотрительностью и бережливостью и от их небрежения не могло последовать печам повреждения»; за поварами, чтобы они готовили все чисто и исправно, и за семинаристами во время стола, чтобы те соблюдали благоприличный порядок. Остатки от стола комиссар обязан был хранить до вечера, а от вечерней трапезы – до другого дня. 4. Комиссару поручался, наконец, надзор за казенными столами, скамьями, окнами, дверями и прочим казенным имуществом. О виновных в повреждении всех этих вещей комиссар должен был доносить немедленно префекту; самому же ему запрещалось иметь над учениками управу. За все это комиссару выдавалось в год: по 5 рублей деньгами, по 5 четвертей хлеба ржи и по стольку же овса. Все произведенные расходы комиссар заносил в особую шнурозапечатанную приходорасходную книгу. В 1764 году получен был Высочайший указ, в котором говорилось об определении на духовные училища «знатной повсяготной суммы». Разорительные сборы денег с духовенства на училища отменялись. Но уже в следующем году пришлось значительно разочароваться. В июне 1765 года были затребованы из архиерейского казенного приказа сведения об остатках семинарской суммы с тем, чтобы остатки могли быть зачислены в счет предполагаемой будущей ассигновки штатных сумм. Из того же указа в Суздале узнали, что на их семинарию ассигновано немногим больше того, что собиралось с епархии и что было слишком недостаточно. А еще через месяц Суздальское епархиальное начальство было уведомлено, что и на получение этой суммы надеяться можно не скоро. В августе 1765 года получен был указ, в котором предписывалось оставить семинарию на прежнем положении впредь до ассигновки соответствующих сумм из государственной коллегии экономии. Сборы с епархии между тем были уже прекращены в силу Высочайшего указа, и если Суздальская семинария не прекратила вместе с ними в 1765 году и своего существования, то только благодаря имеющемуся с прошлого года денежному остатку, скопленному ценой тяжелых ограничений.
С началом 1766 – 67 учебного года епископ Геннадий решил призвать к исполнению ректорской должности прежнего ректора семинарии Димитрия, архимандрита Архангельского Юрьевского монастыря. Резолюцией от 1 сентября 1766 года архимандрит Димитрий назначался по-прежнему ректором семинарии и учителем философских наук. За исполнение этих должностей ему положено было по 150 рублей в год. Архимандрит Димитрий оставался ректором недолго. 11 декабря того же года последовало назначение его в Троицкую Петергофскую пустынь. В 1770 году состоялся перевод Димитрия в Новгород-Северский монастырь.
В первый раз штатный оклад Суздальская семинария получила на январскую треть 1767 года. Но прошла январская треть, окончилась майская, а денег на вторую треть 1767 года из коллегии экономии не получалось. 23 августа 1767 года консистория вошла с доношением в коллегию экономии о высылке семинарских денег, следуемых за майскую и сентябрьскую треть 1767 года. Но ответа на это доношение не последовало. Семинария осталась без всяких средств к содержанию, и семинаристы, по словам консистории, «оставив учение, принуждены были скитаться по миру». 17 сентября консистория вынуждена была обратиться к владыке с просьбою приказать домовому казенному приказу выдать из своих средств сумму в размере третного содержания семинарии с тем, чтобы впоследствии, когда семинарские деньги будут присланы из коллегии экономии, сумма эта, данная взаимообразно, возвращена была в архиерейский казенный приказ. Архиерей дал требуемое распоряжение, и учебная жизнь приняла снова обычное течение. Лишь в половине октября семинария получила уведомление об ассигновке следуемых по штату на майскую и сентябрьскую трети 1767 года денег. Одновременно с этим была указана и причина, благодаря которой вышло замедление в ассигновке штатной суммы. Именно коллегии экономии не был представлен надлежащий отчет в расходовании сумм и без уведомления об остатке денежных средств они не знали, сколько семинарии надо дослать денег, чтобы получилась штатная третная цифра. В ответе на этот упрек консистория от имени семинарии вполне основательно ответила, что при 136 учащихся, трудно даже предполагать возможность каких-либо остатков из небольшой штатной суммы. С 1768 года штатная сумма стала высылаться исправно. Со времени назначения штатного оклада деньги, ассигнуемые на содержание семинарии, стали распределяться приблизительно с таким расчетом. Резолюцией преосвященного Геннадия от 13 июня 1767 года ректору за управление семинарией и за преподавание философии и догматического богословия велено было выдавать по 150 рублей в год, учителю риторики и поэзии – 90 рублей, информатору грамматики и синтаксимы – по 75 рублей, информатору школы инфимы, аналогии и французского языка – 60 рублей. Со времени появления в семинарской администрации кроме ректора еще и префекта с особыми самостоятельными полномочиями, преосвященный Геннадий повелел производить жалованье по несколько иному исчислению. Ректору и префекту назначено было по 100 рублей в год, учителям – по 80 рублей. Из учеников на жалованье положено было содержать до 50 человек из самых бедных сирот и тех, «кои не могут получить себе пропитание». Казеннокоштные жили, по-видимому, в зданиях семинарии, но содержались за счет денежных средств, выдаваемых им на руки. На основании распоряжения епископа Геннадия, каждый из учеников получал в год по 9 рублей. В 1767 году жалованье получили 46 человек.
С 1 мая 1767 года место архимандрита Димитрия занял префект Тверской семинарии игумен Иосиф Быков. Состоя ректором, он преподавал философию и богословие. Деятельность Иосифа во Владимирской семинарии была непродолжительна и заметных следов не оставила. 16 апреля 1769 года он был переведен в Переславский Данилов монастырь в сане архимандрита.
После Иосифа некоторое время семинария оставалась без ректора и получила его лишь в конце 1770 года. Ректором Суздальской семинарии на этот раз сделан был ее префект Семен Васильевич Доброгорский, в монашестве Соломон. Когда в 1766 году учениками была принесена жалоба на Субботинского в истязании их побоями, епископ Геннадий главным надзирателем семинарии назначил соборного дьякона Семена Доброгорского. Ему вручена была высшая команда над семинарией, хотя на этот раз и ненадолго. В 1769 году он числился префектом. 25 декабря 1770 года Соломон определен был на праздное игуменское место в Николо-Шартомский монастырь с назначением ректором Суздальской семинарии. За исправление должности ректора и преподавание философии епископ Геннадий положил по 100 рублей в год. 12 августа 1771 года преосвященный Геннадий распорядился уволить Соломона от преподавания философии в семинарии «для заслуженного от трудов семинарских отдохновения». Ему поручено было лишь правление семинарией и ставленническое экзаминаторство. Жить он остался по-прежнему при семинарии. Для этой цели отведены были старые архимандричьи покои в Спасо-Евфимиевом монастыре.
История управления им семинарией во многом напоминает времена Н. Субботинского. В 1772 году игумен Соломон Доброгорский переведен был из Шартомского в Московский Угрешский монастырь и службу при семинарии оставил. Но он скоро возвратился снова в Суздаль. Указом Святейшего Синода от 20 июля 1774 года Соломон произведен в архимандриты Спасо-Евфимиева монастыря, а преосвященным Геннадием определен ректором Суздальской семинарии. 12 марта 1776 года епископ Тихон нашел нужным устранить его от консистории, хотя и сделал это в мягкой форме. В тот же самый день архимандрит Соломон вошел к преосвященному Тихону с прошением об отпуске в Москву для лечения болезни. Как и у Субботинского, у архимандрита Соломона неисправности и беспорядки по службе начались, по-видимому, с нетрезвости. Первая по времени жалоба занесена была 25 апреля служителями Спасо-Евфимиева монастыря в количестве 14 человек. Они прямо заявили, что дальше при таких условиях существовать в монастыре невозможно. Архимандрит Соломон наряжает их, по их словам, на монастырские и свои собственные работы не только в будние дни, но в воскресные, праздничные и высокоторжественные дни. Они должны по его приказанию содержать ночной караул при монастыре и сельце Липицах. В ночное время многократно собирал их для езды по реке Нерли и Каменке. Все эти работы довели их до крайнего изнеможения. И при всем том он бьет их из своих рук тростью смертным боем, от каковых побоев и болезни приключались, а он похваляется и впредь бить их смертно. Монастырские служители, изложив терпимые ими притеснения, просили о защите их от обид и о препоручении команды над ними кому-нибудь другому. 30 апреля поступила новая жалоба на Соломона, наполненная еще более тяжкими обвинениями, от монашествующих Спасо-Евфимиева монастыря. Монашествующие заявили, что они еще с марта терпят от настоятеля Соломона «пренесносные притеснения». Именно, Соломон «в необыкновенное полуночное время производил почасту пушечную и ружейную пальбу», вследствие которой монашествующие боялись ходить в церковь к утреннему пению. Затем, в монастыре архимандрит Соломон завел большую собаку с тем, как видно, писали монахи, по его нападкам и угрозам, чтобы оная собака язвила нас, когда ходим по монастырю. Наконец, архимандрит не стеснялся и бить монахов, как бил он штатных служителей. Именно, казначея Иринея, призвав в келью, приказал бить палками, отчего тот с трудом ушел из кельи. Палкою был бить и ризничий Филарет. Дьякон Димитрий и иеродьякон Павел были биты поленом. Павла кроме того Соломон хотел заколоть тесаком. Пономаря Ивана Васильева архимандрит сек прутьями немилостиво и так далее.
3 мая братия монастыря донесла в консисторию, что архимандрит Соломон два дня тому назад на семи лошадях съехал из монастыря, а куда, неизвестно. После того монастырь поручен был ведению вицепрефекта семинарии иеромонаха Антония, а о месте пребывания Спасского архимандрита приказано было забрать точные справки. 18 мая 1776 г. в семинарии устроена была рекреация. Местом для гулянья избрано сельцо Липицы, отстоящее от Суздаля в 4-х верстах. Здесь в загородном доме, принадлежащем Спасо-Евфимиеву монастырю, происходили некоторые «увеселительные забавы для утешности как учителей, так и учеников». В самый разгар веселья иеромонах Антоний взял лучших певчих и ввел их в кельи Спасского архимандрита; от этих келий у него имелись ключи. В кельях ученикам приказано было петь как псалмы, так и плясовые песни. Вскоре началась и сама пляска. Иеродьякон Иоасаф при этом присутствовал, хотя веселья не разделял. По окончании пляски, учителя и ученики вышли для прогулки на луг. Антоний велел ученикам стащить в реку Нерль казенную лодку и пригласил как учащих, так и учащихся с ним покататься по реке. Антоний был, кажется, несколько в возбужденном состоянии, вследствие чего Иоасаф благоразумно от увеселительной прогулки по реке отказался, «потому что знал, что дорога на суше безопаснее». Вицепрефект Антоний, учитель Семен Быстрицкий с отборными учениками из певчих между тем выехали на реку, «по которой ездивши и непристойные действия производя, в реку попадали». Все участники речной экскурсии выплыли на берег совершенно мокрыми. Антоний подошел к Иоасафу и стал упрекать его, зачем де тот не принял участия в их прогулке. Несколько обсушившись, Антоний, Семен Быстрицкий с певчими вошли снова в кельи архимандрита. Приглашен был сюда и Иоасаф. Певчим приказано было снова петь и плясать. Поигравши в волю, Антоний и Семен Быстрицкий сказали ученикам закрыть стеклянные двери, схватили Иоасафа, и Антоний стал бить его смертным боем. Иоасаф спасся из Липиц на нанятой лодке и, возвратившись в семинарию, замертво слег в своей келье. В 3 часа ночи прибыл в семинарию префект и учитель Семен Быстрицкий. Не заходя в свои комнаты, они прямо направились к Иоасафу. Семен Быстрицкий стал в передней, а вицепрефект Антоний вошел в саму келью и стал бить палкою Иоасафа, приговаривая «чтобы он против него, аки командира стоял». «Почему, пишет Иоасаф Карпинский, оную палку всю изломал, свитку и порты мои все изодрал, власов из головы моей немалое число выдрал и, хотя я во время моих побоев и призывал на всепомоществование как монашествующих, так и в бурсе живущих учеников, однако они, хотя и слышали, но за страхом для избавления моего не пошли, почему остался я совсем беспомощным». 18 мая архимандрит Соломон возвратился в Суздаль. Как оказалось, он был в Москве. Но, по словам вицепрефекта Антония, в Москве он не только не поправил своего прежнего состояния, но впал «в худшие беспорядочества». По приезде из Москвы он постарался расправиться, прежде всего, с теми лицами, которые ходили на него с жалобами к преосвященному Тихону. Больше всего досталось казначею монастыря Иринею. 24 мая он призвал его в свою келью, всячески ругал и затем принялся бить. Ириней, защищаясь, оказал противодействие. Тогда архимандрит Соломон выбежал на крыльцо и закричал «караул». Когда арестантские солдаты, услышав крик архимандрита, вошли к келью, то он приказал Иринея ловить, заковать в кандалы и посадить вместе с арестантами, чего солдаты, видя его, Соломона, «беспорядочное поведение», однако не исполнили. Штатных служителей монастыря Соломон и по приезде продолжал бить и истязать, заставляя выполнять «всякие непристойные работы». Так, например, кузнецу Алексею Корепову он приказывал распиливать привезенный им из Москвы камень, который он оценивал в громадную сумму. Другому служителю велел рассаживать доставленный из сельца Липовиц былинник и прочее. Болезненное состояние архимандрита Соломона со всеми пагубными последствиями тянулось в течение всего лета 1776 года, лишь к осени он пришел в себя, и тогда же указом консистории от 12 октября 1776 года ему возвращено было управление монастырем. 17 октября того же года ему возвращена была и ректура в семинарии. Период всяких неустройств и жалоб закончился, и семинария зажила спокойно. Указом Святейшего Синода от 14 июля 1777 года архимандрит Соломон был переведен в Лужецкий монастырь Московской епархии.
Как учителя, так и ученики получали сполна жалованье лишь под тем условием, если они безотлучно пребывали в семинарии. В случае отлучки, бегов, они подвергались соответствующему вычету. Такой вычет, являясь средством к поддержанию семинарского баланса, в тоже время служил некоторою дисциплинарною, карательною мерою за игнорирование учебными обязанностями. 7 марта 1771 года префект семинарии Семен Быстрицкий отослан был в Суздальскую провинциальную канцелярию для следствия по корчемному делу и оставался там до конца мая. За первую треть жалованье им получено лишь по 7 марта. Вычету подверглись в эту треть и все ученики, не явившиеся в срок из каникулярного отпуска и учинившие побег. За каждый прогульный день с них было вычтено по 5 денег. Удержанные деньги, из которых составлялась в некоторые годы порядочная сумма, шли на семинарские расходы, а иногда раздавались в вознаграждение сверх штатного жалованья обучающимся прилежно и безотлучно. Кроме жалованья, как учителя, так и ученики со времени перехода семинарии на штатные суммы пользовались некоторыми вспомогательными источниками доходов. Учителя, состоявшие в монашеском звании, числились обычно в штате Спасо-Евфимиева монастыря и пользовались от обители квартирой и монашеской порцией. До 1766 года информаторы семинарии производили экзамен ставленникам в дьячки и пономари и пользовались за это соответствующим ставленническим доходом. С 1766 года экзамены эти и доходы переданы были в ведение старших учеников семинарии, изучающих богословие. Наконец, как и учителям, так и ученикам утверждались священно-церковно-служительские места. В 1769 году, например, в Суздальской семинарии числилось 164 ученика; из них 15 человек пользовались дьячковским доходом, а 22 – пономарским. Во Владимирской семинарии при епископе Iерониме точно была нормирована плата, которую обязывались вносить на содержание ученика лица, замещающие утвержденное за ним место. В Суздале этого не видим. Плата, вносимая ученику с места, определялась каждый раз по взаимосоглашению между ним и его заместителем. Такой порядок давал повод ко всяким злоупотреблениям, и архив Суздальской консистории 1760 – 80 годов наполнен делами по жалобам учеников на священно-церковно-служителей, утаивавших или удерживавших церковные доходы. Жалованье как учителям, так и ученикам выдавалось по окончании трети. В исключительных случаях положенный денежный оклад производился и авансом. Так, например, в 1780 году, с разрешения преосвященного Тихона, за январскую треть учителям жалованье было выдано в начале февраля, ввиду того, что «в этих именно числах, по словам учащих, обыкновенно по удобности цены заготовлялись в год всякие касающиеся до домашней экономии запасы». В 1781 году в мае выдано было жалованье за майскую треть учителю священнику Никифору Пигмееву, «который, по немалому своему семейству, в домашней экономии чувствовал немалую нужду». Нет надобности говорить, что штатное содержание учителей и учеников было в высшей степени недостаточно. На 3 копейки в день трудно было прокормиться и одеться даже в половине XVIII века. Помимо того, содержание учащихся путем выдачи им на руки известного количества денег предполагало вполне разумное пользование этими деньгами со стороны несовершеннолетних питомцев, чего в действительности, конечно, не могло быть. Благодаря такому порядку, незначительная сама по себе сумма казенного денежного содержания становилась все более малоценной. С этой точки зрения бурса, существовавшая в Суздале до введения штатного оклада, организована была в началах более совершенных. К сожалению, только скудость штатного оклада и все более и более увеличивавшееся количество учащихся не позволяли начальству удержать старый порядок, и оно стало пользовать казеннокоштных учеников только жалованьем. Кроме учителей и учеников на жалование состоял семинарский сторож; ему полагалось в год по 6 рублей. Положение учеников было настолько бедственным, что временами исправление этой должности они брали на себя. «С прошлого 1774 года, писал в консисторию в 1775 году студент философии Семен Талицкий, отправлял я именованный в семинарии сторожевскую должность. А ныне я нахожусь при окончании школьного обучения и оной сторожевской должности отправлять не желаю; вместо же меня, с дозволения ректора семинарии архимандрита Соломона, вступает в отправление оныя философии же студент Лев Морозов». За вычетом жалованья учителям, ученикам и сторожам, остальные деньги штатного оклада шли частью на отопление, частью на ремонт и приобретение новых нужных в семинарском обиходе вещей. Но все это делалось и закупалось в очень ограниченных размерах, так как на этот предмет, за вычетом других неизбежных расходов, оставалось обычно в год не свыше 25 рублей. Ввиду этого дрова покупались лишь для отопления семинарских школ. Для отопления квартир ректора и учителей епископом Геннадием велено было дров казенных не давать. По той же причине ремонт и покупка новых вещей были явлением в общем очень редким и допускались только после длинной переписки и продолжительных изысканий, касающихся источника, откуда могли быть почерпнуты нужные средства. В 1768 году, например, из штатной суммы, кроме выдачи жалованья, употреблено в расход 17 рублей 10 копеек; а именно, за ремонт печей – 15 рублей, за вставку стекол – 80 копеек и за 14 возов дров – 1 рубль 80 копеек. В 1769 году в счет остающихся, за выдачей жалованья, денег приобретено было 10 грамматик французского языка на сумму 10 рублей 80 копеек, заплачено за починку семинарского крыльца 8 рублей 11,5 копеек и за дрова – 12 рублей 76 копеек. В 1780 году издержки по этим статьям оказались более значительными и превысили норму. Так, за писчую бумагу заплачено было 5 рублей 15 копеек, за дрова – 59 рублей 16 копеек, переплетчику за книги – 10 рублей, за чистку печных труб и за починку печей – 6 рублей, за тес для семинарской кровли, совершенно обветшавшей, - 34 рубля 87 копеек и кроме того, певчему за обучение семинаристов нотному пению – 5 рублей 33 с четвертью копейки. Перерасход по статьям покрыт был уменьшением расходов по выдаче жалованья. Условия материального обеспечения Суздальской семинарии несколько изменились с 1784 года. С 1 января штатная сумма была увеличена более чем в 2 раза. Но это не отразилось особенно резка на денежных окладах, которые получали начальствующие и учащие семинарии. Цифра их жалованья повысилась незначительно. Так в 1786 году, например, ректор семинарии Гервасий получил жалованья 100 рублей, префект и учитель философии – 140 рублей, учитель риторики и французского языка – 130 рублей, поэзии и синтаксимы – 70 рублей, грамматики и греческого языка – 70 рублей и учитель пения – 30 рублей. Но, с другой стороны, мало улучшилось материальное положение отдельных лиц и из числа учащихся. В 1784 году преосвященный Тихон издал указ, который начинался следующими словами: «Рассуждая о семинарии нашей семинаристов пользе и в учении успехе по причине, что при нынешнем разборе и экзамене из них многие оказались неисправными, думаю, не потому сие произошло, чтобы они были неспособными, но потому, что они способных мест к учению не имели и время напрасно теряли безо всякого призрения». Переходя к более частному обсуждению причин неуспешности учеников, преосвященный Тихон в числе их указывает на то обстоятельство, что «ученики стояли на постоялых дворах в одной с хозяином и его домашними избе, куда и проезжающие и торговые люди квартировать въезжают, где им место и способности к обучению урокам вовсе не оставалось». В силу сего преосвященный Тихон определил, чтобы «впредь все семинаристы, на своем и государственном коште обучающиеся, жительство имели при семинарии в монастыре в бурсе, а пищу и питие получали бы от трактирщиков, которые могут и сами приносить нужнопотребное, если того всего, то есть пищи и квасу, в бурсе приготовлять невозможно». Выход учеников из бурсы епископ Тихон обставил большими стеснениями. «Не отпущать их из монастыря, говорилось в указе, без учителя или надежного пристава никуда, а к Троице на берег, на Ивановское и на другие соблазнительные места и ни под каким видом, ибо примечены от многих там бывающие и пьянствующие». Таким образом, ко времени повышения штатного оклада все семинаристы должны были оставить частные квартиры и переселиться в помещение Спасо-Евфимиева монастыря. С переполнением монастырских зданий семинарскими жильцами естественно потребовалось увеличить сумму, отпускающуюся до сих пор на ремонт помещений. А затем сам собою возник вопрос об увеличении числа тех лиц, которые пользовались семинарским жалованьем. После того, как все семинаристы были собраны и поселились в семинарском дворе, их нужды бросались в глаза семинарскому начальству с большей силою и понуждали его расширить круг лиц, им помогающим. И действительно, в 1786 году цифра казеннокоштных с 50 человек возрастает до 100. В следующем – поднимается еще выше. В 1786 году жалованье ученикам колебалось между 10 и 3 рублями в год. Более заметным образом сказалось повышение штатного оклада на положение семинарской библиотеки. До 1784 года книг в семинарскую библиотеку приобреталось очень мало, в основном – учебники. Наконец, с 1784 года в приходорасходных книгах встречается упоминание о таких предметах, которые, хотя и нельзя назвать предметами роскоши, но которые, тем не менее, совершенно не приобретались после 1767 года – сальные свечи.
Место Соломона в Спасском монастыре и семинарии занял архимандрит Лужецкого Московского монастыря Гервасий Линцевский. И по нравственным качествам, и по образованию новый настоятель Спасо-Евфимиева монастыря был несравненно выше своего предшественника Соломона, вследствие чего Суздальская семинария должна была достигнуть при нем значительного роста, особенно в учебном отношении. К сожалению, он состоял в близких отношениях к семинарии сравнительно короткое время.
После перевода в 1777 году в Суздальский монастырь архимандрит Гервасий не сразу определен был ректором. Должность начальника заведения в течение трех лет по-прежнему исправлялась вицепрефектом Антонием. Только в 1780 году епископ Тихон поручил Гервасию заведывание семинарией. 22 января этого года пресвященный Тихон повелел отпускать ежегодно за труды по семинарии по 100 рублей, «дабы он за учащимися охотнее смотрение имел».
С 1784 года, в силу указа Святейшего Синода, при Владимирской семинарии был открыт богословский класс. Преподавание на первых порах поручено было иеромонаху Антонию, который, как и во время Соломона, по-видимому, оставался ближайшим и непосредственным начальником семинарии. Гервасию принадлежал лишь общий надзор за течением семинарской жизни. Вследствие перемен в личном составе семинарской корпорации преподавание богословия шло с большими перерывами и со смертью Тихона – епископа Суздальского, совершенно приостановилось. Префектом семинарии был уже в то время Петр Лебедев, занятый, кроме преподавания философии, еще и греческим языком. Архимандрит Гервасий по собственному почину взял на себя труд чтения лекций по богословию впредь до назначения нового архиерея и уведомил об этом консисторию, чтобы она не заботилась ввиду этого о новом распределении учителей по школам.
Гервасий прочитал полтора курса по богословию и, с вступлением на Суздальскую кафедру епископа Виктора Онисимова, подал прошение об увольнении его от чтения лекций и от ректорства. Для чтения ученикам богословия определен был игумен Переславского Никитского монастыря Никандр. Освобождение архимандрита Гервасия от обязанностей ректора и учителя богословия последовало 12 октября 1788 года.
Архимандрит Гервасий был последним ректором Суздальской семинарии до соединения ее с Владимирской и Переславскоюй в 1788 году.
Суздальская семинария во весь период своего существования находилась в зависимости и направлялась в течение своей учебно-воспитательной жизни главным образом двумя архиереями: епископами Геннадием Дряницыным (1761 – 1775 год) и Тихоном Якубовским (1775 – 1786 год). Оба они с одинаковой участливостью относились к интересам своей школы. Такая внимательность к семинарской жизни отчасти вызывалась и поддерживалась недостаточно корректным поведением начальников семинарии, с которыми Суздальским владыкам пришлось иметь много хлопот и от которых они перенесли немало огорчений.
Префекты в дореформенной семинарии исполняли обязанности и пользовались правами, близко напоминающие права и обязанности инспектора. В Суздальской семинарии, где ректором назначался Спасо-Евфимиевский архимандрит, обремененный многочисленными обязанностями по управлению монастырем и не имевший вследствие этого возможности принимать активного участия в ведении семинарских дел, перфекты приобретали громадное значение и на практике являлись главными начальниками семинарии. Префекты Семинарии: 1) Николай Субботинский с 14 марта 1763 г.; 2) Семен Доброгорский с сентября 1766 г. по 1770 г.; 3) Семен Иванович Быстрицкий с 25 декабря 1770 г. по август 1771 г.; 4) Андрей Никитич Изографов с 12 августа 1771 г. по 20 июля 1774 г.; 5) Афанасий Семенович Великосельский (Антоний) с апреля 1776 г. до 1 января 1785 г.; 6) Петр Ефимович Лебедев с 1785 г. Петр Лебедев оставался в Суздальской семинарии и после соединения с ней Владимирской и Переславской. Своею небрежностью и беспечностью он подал повод к возникновению многочисленных дел, доставивших много хлопот Владимиро-Суздальской консистории.
6 мая 1788 г. императорским указом Святейшему Синоду предписывалось по возможности привести границы епархий в соответствие с губернскими. Владимирская и Переславль-Залесская епархии были присоединены к Суздальской, правящим архиереем которой стал бывший Владимирский епископ Виктор (Онисимов) с титулом Суздальский и Владимирский. Ему было повелено «иметь пребывание в городе Суздале в уважение к древности города и знатности Суздальской епархии». Границы Суздальско-Владимирской епархии совпали с границей Владимирской губернии.
Вместе с архиерейским домом в 1788 г. в Суздаль переехали Владимирская и Переславль-Залесские семинарии, соединившиеся в одно учебное заведение.
Указ императора Павла I Петровича 3 мая 1798 г. предписывал епископу Виктору вернуться во Владимир. По докладу Синода 27 сентября 1799 г., утвержденному 16 октября, Суздальская епархия была переименована во Владимирскую и Суздальскую, кафедральным городом вновь стал Владимир, туда же перевели и Духовную семинарию.
В Суздале осталось Суздальское Духовное Училище.
Здравствуйте! Известно из Ведомости,что мой прапрапрапрадед - Безсонов Иван Ильич,ок.1774 г.р. ( в 1795 г. - 21 год) , учился в Суздальской духовной семинарии. Можно увидеть список выпускников за 1795-1797 гг.? С уважением, Г.Л.
