А. М. Введенский был сын смотрителя Владимирского духовного училища, протоиерея М.П. Введенского. Свое образование он получил в Суздальском духовном училище, Владимирской духовной семинарии и Киевской духовной академии, по окончании которой в 1887 году занял место учителя русского языка во Владимирском духовном училище. Первые годы своего служебного поприща А. М. проходил под начальством своего родителя, который видел в особенно любезном его сердцу сыне крепкую и надежную опору своей старости. А. М. был истинный педагог, педагог по призванию. Прямо со школьной скамьи он занял место преподавателя русского языка, самого ответственного, самого трудного предмета училищного курса. Он отдался его изучению с жаром идеалиста и 26 лет служил ему всей душей, сохранившей до самой его смерти отзывчивость и увлечение молодости. Чтобы не быть наемником, а добрым пастырем вверенного ему стада, преподаватель каждой школы должен обладать широким общим образованием, любовью к своему предмету и детям, трудолюбием и аккуратностью. Всеми этими качествами А. М. обладал в высокой степени. Об его широком образовании свидетельствует прекрасная библиотека, оставшаяся после него, по которой можно судить сколь разнообразные вопросы интересовали А. М. Об его любви к своему предмету и детям хорошо знают все его ученики и сослуживцы. Преподавание русского языка отнимает у наставника не только день, но часто и ночь. Чтение ученических тетрадей, за которым проходит большая часть жизни учителя русского языка, труд один из самых тяжелых и до некоторой степени неблагодарный. Тем не менее и в этом отношении А. М. проявлял особенное рвение, особенную аккуратность. «Сколько ни давай упражнений ученикам и как ни старайся над исправлением их,— говаривал один из преподавателей того-же предмета в другом отделении,— все равно за А. М. не угоняешься». В то же время А. М. внимательно следил за всеми новостями обширной литературы своего предмета, тратил на приобретение книг своей специальности большую часть своего, в общем небольшого, жалованья. Все свои силы, все свои недюжинные дарования А. М. посвятил главным образом мужскому духовному училищу. Кроме преподавания родного языка, на него возлагались и другие обязанности: он в разное время был учителем чистописания, надзирателем за учениками, письмоводителем, преподавал немецкий язык, заведовал библиотекой, и при том 10 лет безвозмездно, в последнее время состоял классным наставником и, наконец, весьма продолжительное время исполнял обязанности делопроизводителя Общества вспомоществования нуждающимся ученикам Владимирского духовного училища. Казалось бы и этих обязанностей было вполне достаточно для одного человека, но несокрушимая энергия А. М. не могла удовлетвориться только этим. А. М. состоял еще 9 лет (1904—1913 гг.) учителем женского Епархиального училища, преподавая в последнее время совершенно новый для него предмет — педагогическую психологию. Такие работники являются желанными сотрудниками в любом учебном заведении. Здесь его очень ценили и любили, и он платил училищу тою-же монетою: чрезвычайно дорожил службою в нем и оставил ее всего за полгода до своей смерти с глубокою болью сердца. Всякое дело, какое ему поручалось, он исполнял всегда с тою аккуратностью и добросовестностью, какою отличалась вся его педагогическая деятельность. Вообще — это был человек необычайно энергичный, неутомимо-деятельный, стойкий в убеждениях и твердый в перенесении личных невзгод. Строгий к ученикам, он еще более был строг к самому себе. Приучая детей к труду, он сам подавал им великий и поучительный пример трудолюбия и аккуратности. А. М. первый шел по звонку в класс и тогда, когда был здоров и молод, и тогда, когда ему уже стали изменять силы, когда острыми краями сильнее стал резать нагруженные плечи тяжелый крест и смерть неслышными, но торопливыми шагами, уже шла на встречу ему, усталому путнику. Насколько высоко ценили А. М., как педагога, свидетельствует следующий факт. Когда Начальнику губернии Ив. Н. Сазонову потребовался опытный преподаватель для его сына, выбор пал на А. М. и он вполне оправдал оказанное ему доверие высокопоставленного лица. Выслужив, по истечении 25-летия педагогической деятельности, пенсию, А. М. не хотел успокоиться от трудов своих, не торопился с своей отставкой даже тогда, когда пенсия педагогов духовной школы была увеличена в значительной степени и он имел возможность провести остаток дней своих безбедно. Знающие его хорошо, могут заверить, что тут не было корысти. Для таких лиц, как А. М., «жить — значит работать, а без работы — лучше не жить». Это было его девизом, которому он следовал до смерти. После своего юбилея, бывшего 22 августа 1912 года, А. М. мог вместе с поэтом сказать:
«По жестким глыбам сорной нивы,
С утра до истощенья сил,
Довольно, пахарь терпеливый,
Я плуг тяжелый свой водил. Пора на отдых»…
Но его частью унаследованная от родителя, частью выработанная им самим, привычка к труду продиктовала ему другое решение:
Ты куплен дорогой ценою,
Крестом и кровью куплен ты:
Сгибайся-жь, пахарь, над браздою!
Борись, борец, до поздней тьмы!»
(А. С. Хомяков).
Его богатая внутренним содержанием жизнь была довольно бедна внешними событиями. Уроки, тетради, заботы о сестре и братьях и редкие часы отдыха в кругу близких людей — вот и все, чем он жил. Однообразие внешней жизни побуждало его искать утешения в книгах. Любовь к ним — была его слабостью. Он нисколько не жалел денег на приобретение книг. Был до некоторой степени расточителем в этом отношении Особенно любил изящные, ценные издания. Даже незадолго до смерти, пока еще ноги не совсем отказались ходить, он добрел до книжного магазина и приобрел ценную книгу по своей специальности. А.М. был холост. Но он не был одинок, будучи окружен самой нежной заботливостью со стороны своей старшей сестры П.М. которая всегда жила при нем, создала для него семейную обстановку, берегла его покой, как любящая мать и ухаживала за ним до самой смерти, как самоотверженная сестра милосердия. Только благодаря ее уходу, А.М. и мог так долго бороться с своим недугом. В этом заключалась светлая сторона его жизни. Тяжело умирать в больнице, вдали от родного гнезда! Но и здесь, в последние, страшные часы своей жизни А. М. был окружен близкими людьми, согрет их любовью. Старшая сестра его все время пребывания его в лечебнице почти жила в Москве, а в последние дни его жизни и ночевала у постели умирающего брата. За 2 дня до кончины приехали к угасавшему, как свеча, А. М—чу его замужняя сестра Ю.М. Молитвословова с детьми и его сослуживец Н. М. Соловьев, которые и были свидетелями его тяжких страданий и мучительной смерти. В ночь на 24 февраля 1914 года в одной из Московских лечебниц А.М. скончался от опухоли мозга, сопровождавшейся припадками. Тело А.М. на другой же день было отправлено по железной дороге для погребения в г. Владимир. По прибытии сюда 25-го числа оно с вокзала было перенесено в училищную церковь. В 2 часа пополудни для встречи его прибыл на вокзал Ректор Владимирской духовной семинарии, протоиерей П.П. Борисовский, корпорация Владимирского дух. училища с учениками, родственники и близкие знакомые почившего. После литии, совершенной о. Ректором, открылась печальная процессия. Далеко растянувшаяся лента детей, сопровождающих и окружающих гроб, искренняя и неподдельная скорбь, запечатленная на их лицах, трогательный мотив похоронного «Святый Боже» — вообще вся картина этого шествия производила на всех участников этой процессии глубокое и неизгладимое впечатление. По прибытии гроба в училищную церковь были совершены одна за другой панихиды от корпораций всех духовно учебных заведений, при чем были возложены на гроб венков: от сослуживцев, учеников духовного училища, корпорации Епархиального женского училища, воспитанниц того же училища и детей Молитвослововых. 26 февраля заупокойную литургию совершал о. Ректор духовной семинарии, протоиерей П.П. Борисовский в сослужении протоиерея г. Иванова-Вознесенска о. И.А. Орлова, дяди почившего, и священника церкви Епархиального женского училища о. А.Ф. Соловьева. Вместо причастного стиха глубоконазидательное слово было произнесено помощником смотрителя духовного училища о. Ф.М. Шебалиным. В 12 часу начался чин отпевания, в котором приняли участие кроме вышеупомянутых священнослужителей — законоучитель Владимирской гимназии о. А.А. Васильев, о. Н.А. Остроумов и о. М.И. Авроров. Пред началом отпевания о. Ректор семинарии, хорошо знавший почившего, в весьма прочувствованном слове охарактеризовал широкообразованную и высоко гуманную личность А.М. и светлый образ истинного педагога, а после 6-й песни канона выразил в трогательной речи чувства скорби и сожаления по поводу преждевременной кончины своего сотрудника А.И. Троицкий, начальник того заведения, в котором больше всего потрудился почивший. Но вот кончились и последние минуты пребывания почившего в училищном храме, воздано последнее целование умершему и снова открылось траурное шествие уже к месту упокоения его бренных останков. Последний приют здесь на земле нашел А.М. рядом с могилою своего родителя, вблизи кладбищенской церкви. Великий труженик, не знавший покоя на земле, обрел его в могиле. Тяжелая весть о кончине дорогого А.М. быстро разнеслась и достигла отдаленных мест Владимирской губ. Глубокая скорбь его присных нашла отклик в сердцах его учеников и бывших товарищей по семинарии. «Идут дни печали и воздыханий души в настоящие дни Великого поста, писал свящ. г. Юрьева Д.Ф. Сахаров одному из сослуживцев А.М., но печаль души моей увеличилась еще более сегодня (4 марта), когда я прочитал на страницах Епархиальных Ведомостей о смерти незабвенного моего друга Алексея Михайловича. Не могу выразить на словах моего глубокого сожаления. Но, Боже, справедливость твоя неизъяснима! Будем уповать, что его святая душа по молитвам присных и знаемых вселится в селениях праведных… От искреннего сожаления о приснопамятном друге мы с братом моим А.Ф. решили каждый в своем храме выполнить сорокоусты, «большие» по нашему, т. е. каждый день мы себя обязали служить о покойном Божественные литургии, а после оных по нем же большие панихиды». Такова была любовь к почившему его школьных товарищей. Прощай, дорогой сослуживец! Прости, что не сумел во всей полноте и красе изобразить твой духовный облик. Ты умер, но, будь уверен, что память о тебе и в сердцах твоих сослуживцев, и в сердцах твоих учеников, а тем более твоих присных, не умрет. Мир праху твоему, великий труженик! Н. С.
Слово, произнесенное в училищной церкви за литургией в день погребения Алексия Михайловича Введенского священником Ф. Шебалиным
Вчерашний день, дорогие дети, Вы последний раз встречали своего наставника, Алексия Михайловича. Очень торжественная, но печальная была встреча. Она напомнила мне, по противоположности (контрасту), другую встречу. То было в мае прошлого года... Оправившись после пятимесячной болезни, шел Алексий Михайлович медленно из своей квартиры в школу. Увидев его из окна, Вы выбежали шумной толпой на крыльцо, довольные и веселые, с громкими радостными криками — «здравствуйте, Алексий Михайлович!» — И вчера Вы еще большей толпой и далеко от училища пошли навстречу ему, когда он, окончательно успокоившись от своей тяжелой болезни, возвращался к Вам после новой разлуки. Но не радость, а грусть была на лицах ваших, хотя и весело с неба светило яркое солнце. Не «здравствуйте на многия лета», а «вечную память» тихо пели Вы, сопровождая печальное шествие. И вот ныне Ваш дорогой наставник не в классе, не в обычной обстановке, а здесь в храме дает Вам свой последний урок, к которому должны прислушаться и все мы, здесь присутствующие, его сослуживцы, родные и знакомые. Правда, уста его молчат, но это молчание красноречивее всяких слов. «Друзья мои!», как бы так говорит нам почивший: «мы живем на земле так, как будто нам предстоит здесь жить вечно. О земном — все наши думы, наши заботы. О душе, о Боге, о небе, о вечной жизни мы совершенно забываем и как то не чувствуем их. Убедитесь же ныне у моего гроба, что земная жизнь наша имеет конец. Этот конец рано или поздно наступит и для Вас. И Вы будете также лежать во гробе и сделаетесь добычей тления. Поверьте, что жив Господь Бог, к Которому идет ныне душа моя. Поверьте, что кроме этой кратковременной земной жизни есть еще вечная духовная жизнь. Помните это и готовьтесь к ней. Не забывайте Бога, любите Спасителя Вашего, исполняйте Его заповеди. Это — самое важное. С чистым сердцем, любящим Бога, Вы после смерти сделаетесь участниками вечного блаженства в Его небесном царствии». Таков урок, который дает Вам сегодня почивший наставник из своего гроба, дает на всю Вашу жизнь,... урок, отвечать который придется Вам пред престолом нашего общего учителя и Господа на Страшном суде. После краткого последнего, но очень поучительного для нас свидания, мы должны через несколько минут проводить дорогого Алексия Михайловича в далекий путь и распроститься с ним до свидания в будущей жизни... Чем же мы напутствуем его? Как отблагодарим мы честного и неутомимого труженика, который, несмотря на тяжелую болезнь, до последней минуты не хотел расставаться с Вами, не хотел покидать своей работы?— Говорить ему похвальные речи? Но он не нуждается в них. Готовый предстать пред судом Божиим, не нуждается он в оценке людей и в суде человеческом. Он сам подсказывает нам, чем мы можем отблагодарить его и доказать свою любовь к нему. «Прошу всех и молю», говорит он нам словами надгробного песнопения: «непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехам моим на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный». Итак, братие и дети, вознесем наши горячие молитвы к Господу Богу, умолим Его, чтобы Он простил почившему его согрешения вольные и невольные и упокоил труженика в Своем царствии со святыми. Кроме венков, возложенных от нашей любви на гроб усопшего, сплетем душе его другой венок из наших молитв, в котором она смело и безбоязненно да минует казни лукавых духов и водворится в светлых райских селениях.
Речь, произнесенная при отпевании тела почившего учителя Владимирского духовного училища А.М. Введенского о. Ректором семинарии прот. П.П. Борисовским
Дорогой Алексей Михайлович! Ты опять прибыл сегодня в эту школу, в которой много лет с любовью подвизался; ты снова прибыл в этот храм, в котором любил возносить к Богу свои благоговейные молитвы. Но уже не для служебного делания ты прибыл ныне в эту школу и не живой присутствуешь в этом храме в молитвенном общении с нами, а лишь бренными останками своими, которые мирно покоятся в сем гробе. А давно ли, кажется, в этом храме собирались мы, сослуживцы и знаемые твои, по случаю исполнившегося двадцати-пятилетия твоей служебной деятельности, и молитвенно желали тебе еще много лет трудиться во здравии на пользу родного духовного просвещения. Господь судил иначе. Злой недуг скоро надломил твое здоровье и стал ты жертвою смерти. От чего так рано, судя по-человечески, перестало биться твое сердце? Мы думаем,— от того, что при жизни оно билось слишком сильно и учащенно. Оно билось постоянною заботою о совершенстве и наилучшей успешности возложенного на тебя служебного долга. Требовательный к самому себе, ты исполнял этот дом с любовью, рвением и усердием, пользуясь заслуженным сочувствием и уважением сослуживцев твоих и питомцев, которые, тесно окружая ныне гроб твой, возносят ко Господу теплые молитвы об упокоении души твоей. И даже в последний год твоей жизни, когда тяжелая болезнь заметно сокрушала твои силы, ты оставался дома, уступая нередко не столько самой болезни, сколько настойчивым советам и просьбам присных твоих и знаемых — пощадить себя, поберечь свое здоровье. Но и оставаясь дома, ты тревожился за свое служебное дело и думал, будет ли оно исполнено в твое отсутствие с таким же тщанием и любовью, с какими ты сам бы его исполнил. Сердце твое горело постоянною заботою и о твоем личном духовном усовершенствовании и самообразовании. Ты помнил всегда правило жизни, что, уча и воспитывая других, мы и сами должны постоянно обновлять и приумножать свои познания, обогащать свой духовный опыт. Это правило ты неизменно соблюдал до конца жизни, обильно доставляя душе своей питание жизни из источников человеческого ведения и религиозно христианского просвещения. Книги были твоими неизменными спутниками, друзьями жизни, с которыми так любил ты беседовать в часы отдыха от служебных занятий. Сердце твое усиленно билось доброжелательством и любовью к ближним. Это мы очень хорошо знаем. Помним мы, с какою ласкою, и приветливостью встречал ты нас в своем доме. Здесь раскрывалась вся твоя душа, готовая услужить всем и каждому. Беседуя с тобою, чувствовалось всякий раз, что видишь пред собою человека «в нем же льсти несть», человека кроткой души и с незлобивым сердцем. Сердце твое тревожно и учащенно билось и заботою о присных твоих, особенно после кончины приснопамятного родителя твоего, когда на тебя, как старшего в оставшейся после него семье, легли и все заботы и попечение о ней. Знаем мы, сколько скорбей перенес ты среди этих забот: тебе суждено было хоронить умиравших братьев твоих и устраивать живущих. Но здесь я «положу хранение устом моим», и не буду много говорить об этом предмете, чтобы не тревожить сердечной раны оставшихся в живых твоих присных, эта рана и так глубока при нынешних обстоятельствах, вследствие разлуки с тобою. Удары судьбы, как сильные раскаты грома, волновали и потрясали твое сердце. Но эти удары ты переносил с истинно-христианским мужеством, смирением и покорностью Промышлению Божию. Среди этих потрясений и бед жизни постепенно укреплялась душа твоя в вере и уповании на милость Божию. Ты верил и надеялся, что Господь дарует тебе покой от трудов жизни. И этот покой настал для тебя. Как после сильной грозы наступает в природе сладкая тишина, солнышко приветливо озаряет землю и все оживляет: так и после житейских бурь и ненастья наступает вожделенный отдых и покой иногда при жизни, а для всех — с прекращением ее. Этот покой объемлет тебя ныне: сердце твое перестало биться, безмятежно и непробудно спишь ты на этом ложе смерти, скорби земной жизни не потревожат тебя более. В эти минуты расставания с тобою, за твою любовь и расположение к нам прими и от нас, присных и знаемых твоих, это выражение чувств любви и уважения к тебе. Прощай, дорогой Алексей М—ч! Твоя могила будет напоминать нам о тебе, как добром неутомимом труженике и страдальце, побеждавшем испытания жизни силою христианской веры и кротости. Не забудем мы и впредь исполнять лежащий на нас христианский долг возносить молитву о твоем блаженном упокоении. Душа твоя да услышит оный желанный глас: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии и Аз упокою вы», «блаженни мертвии, умирающий о Господе. Ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих».
Речь, произнесенная при отпевании тела скончавшегося учителя Владимирского духовного училища А.М. Введенского смотрителем училища А.И. Троицким
«Упокой, Господи, душу усопшаго раба Твоего новопреставленного Алексия, в селениях праведных» По утешительному для верующего христианина преданию церкви, душа умершего не порывает сразу своей связи с земным миром; она вместе с находящимися при ней ангелами некоторое время остается подле тела, витает близ прежнего жилища человека и особенно посещает те места, в которых имела обыкновение творить правду. Согласно сему верованию душа отшедшего от нас брата нашего Алексия в настоящие минуты витает в этом святом месте, видит наше печальное предстояние у бренных останков ее земной храмины, слышит наши молитвы о ее упокоении. У гроба почившего, братие, нет места суду человеческому; этот последний не имеет значения для души, готовящейся предстать пред нелицеприятным судилищем Господним. Поэтому для души усопшего неустрашительны и осуждения людские; она лишь только скорбит, если таковые нарушают молитвенное настроение осудителя-брата. Вот поэтому-то у гроба почившего всего уместнее слово о той правде, которую он творил в дни живота своего. Душа почившего, по только что приведенному преданию церковному, особенно посещает места, в коих она имела обыкновение творить правду. Таким местом для души нашего почившего является, несомненно, обиталище этого заведения, которому он посвятил всю свою свыше двадцати-пятилетнюю службу, ради интересов которого он отдал лучшие силы и своего тела и своего духа. Дорогие соработники почившего! Вы, конечно, хорошо помните, как 1 ½ года тому назад, когда мы в этом храме молитвенно приветствовали его с 25-летием педагогического служения, он охарактеризовал свое отношение к училищу, определил свое положение в нем. «Вы не можете представить, так приблизительно говорил почивший, насколько близко и дорого мне училище. Всякий раз, как я начинаю свой утренний путь к обычным занятиям, мои мысли и интересы уже невольно устремляются к ним; по пути меня все таки еще отвлекают те или иные внешние впечатления; но как только я переступаю порог училищного здания, как только закроется за мной входная дверь, меня всецело охватывает атмосфера училищной жизни, я весь погружаюсь в интересы последней и для меня теряет близкое значение все, что оставил я за стенами училищного здания». Эти слова почившего, как, конечно, Вы в то время уразумели, означали, что он понимал свое положение и назначение в училище не просто только в умелом и плодотворном преподавании предмета, учителем коего он именовался; нет, он тесно связывал свою личность со всеми интересами училищной жизни, не было ни одной стороны, которая бы в известной степени не затрагивала его; он считал долгом для себя содействовать своим участием благому направлению школы в разных отношениях. Я нахожу теперь излишним приводить примеры в подтверждение этого. Достаточно указать, что он, кроме своего прямого и весьма нелегкого преподавательского труда, с ревностью и немало поработал для училищного Общества вспомоществования бедным питомцам: из 25-летнего существования Общества он 18 лет с присущей ему аккуратностью и рачительностью исполнял нелегкие обязанности делопроизводителя. В преподавательской среде нашей нет лиц, коим почивший оказывал бы особое внимание и расположение; поэтому он мог казаться человеком холодного сердца, себялюбивой отчужденности. Не так было в действительности. Для него важен и интересен был общий ход и строй училищной жизни, а не те или иные лица с их особенностями в характере и деятельности. Но что сердце его готово было с теплотой (хотя и незримо для других) отозваться к нуждам и затруднительному положению своих сослуживцев, это некоторые из вас в настоящие минуты благодарно подтверждают в душах своих. Таковы же были и его отношения к питомцам. У него не было избранников, к коим бы направлялось его предпочтительное внимание и к коим бы влекло особое чувство расположения. Для него ученик был интересен и дорог потому, как он выполнением своего дела блюл интересы училища, как оправдывал прилагаемые к нему труды и заботы. Строг и требователен он по временам был к вам, дети! Но знайте и запомните, что строгость эта происходила от огорчения сердечного, от рвения к благу вашему и вашей школы. Со временем вы хорошо поймете и оцените это. Как дороги и близки почившему были его дело и жизнь нашей школы, ярко показало последнее время его службы. Оторванный год тому назад тяжким недугом на продолжительное время от училища, он этой отдаленностью от школы мучился не менее, чем самой болезнью. И вот, как только явилась небольшая возможность вновь приняться за дело, он с искренней радостью спешил в училище, к излюбленным занятиям. Надломленные силы уже не позволяли выполнять дело в прежней полноте и широте; но А.М., не смотря на делаемые ему предостережения, желал нести весь прежний труд. За последнее время, благодарение Господу, положение учителя духовной школы даже на пенсии настолько улучшилось, что покойному нечего было и беспокоиться о безбедном существовании; с этой стороны заочное слово осуждения к почившему срывалось и с моих грешных уст (да простит мне это его душа). Но не в этом была причина его влечения к труду. Для него исполнять не все дело, быть в сравнении с другими работником наполовину — значило непрестанно скорбеть душой, а оставить совсем училище — заживо похоронить себя. Принятое им уже непосильное бремя и сократило дни его исполненного немалых скорбей жития. Благочестивые слушатели! Не праведником хочу я выставить пред вами почившего. Несть человек, иже жив будет и не согрешит, слышим мы в надгробной молитве. И у почившего были, конечно, заблуждения, уклонения с пути правды. Я хотел только раскрыть, как именно и в чем он по мере сил служил правде. Я не касаюсь той правды, которая теплою, самоотверженною любовью проявлялась к близким по узам родства лицам; говорить о ней теперь значило бы отягчать только их горе: я сказал о правде, которую он творил для избранного служебного дела, для нашей школы. Будем молитвенно верить, что подвиг, понесенный им для служения этой правде, умилосердит Господа простить ему вся согрешения и вселит его в обителях Отца Небесного.
