Возмущение крестьян в Переславской, Покровской и Юрьевской округе, Владимирской губернии, в 1797 г.
О приведении крестьян князя Прозоровского и других помещиков Переславской, Покровской и Юрьевской округ, Владимирской губернии, в повиновение своим господам. 1797 г.
В апреле 1797 г. генерал от инфантерии кн. Александр Александрович Прозоровский обратился с прошением к Юрьевскому земскому исправнику по поводу возмутившихся крестьян в селе Железове, Юрьевской округи. Он просил «изыскав истинну, кто сему злу был руководитель, равно и из крестьян его кто поступил началом к сему возмущению и других к тому поощрил», со всеми в том заговоре виновными поступить на основании высочайших узаконений, а именно: «Начальных общенародной тишины и спокойствия возмутителей и ослушников Его Сиятельства, яко господина своего», «наказать нещадно в страх других Публично здесь в городе на площаде с барабанным боем плетьми, да и других таковых же, забрав, тож с ними учинить, протчих же последующих их советам и законопротивным намерением на месте преступления в показанной Его Сиятельства вотчины при всенародном той волости и окрестных жителей собрании, по разсмотрению, плетьми ж, а других батоги, и обязав потом всех их с указным подтверждением о бытии им в должном у Его Сиятельства повиновении и послушании подписками». Юрьевский Уездный Суд 4-го мая 1797 г. постановил: «представленных в сей суд бунтовщиков и нарушителей общаго блага, тишины и спокойствия крестьян, по воле господина своего Его Сиятельства князь Александр Александровича Прозоровского», наказать здесь в городе на площади нещадно плетьми и обязать о бытии в должном у господина их послушании и повиновении с указным подтверждением подпискою». Был ли приговор Уездн. Суда приведен в исполнение — неизвестно, между тем несколько ранее в конце апреля по Высочайшему Его Императорского Величества повелению генерал-майор кн. Ал. Ив. Горчаков отрядил из Ярославля Ряжского Мушкетерского полка полковника Графа Остермана с двумя ротами и одною пушкою во Владимирскую губернию в деревни князей Прозоровского и Волконского для приведения бунтующих крестьян в должное повиновение помещикам. Гр. Остерман с двуротною командою прибыл в г. Владимир 3-го мая в ночь, а 4-го мая ему предписано было губернатором Руничем, только что перед тем назначенным для управления губернией на место П.Г. Лазарева, отправиться в имение кн. Прозоровского, село Железово. По прибытии на место того же числа возмутившиеся крестьяне выразили полную покорность, в чем от них и была отобрана подписка. Что же касается до крестьян кн. Волконского, то Высочайший заказ о их усмирении вызвал недоразумение. Губернатор не имел никаких сведений о том, чтобы у кого либо из князей Волконских крестьяне находились в неповиновении. В губернии Владимирской оказалось несколько имений, принадлежащих князьям Волконским; во всех имениях числилось 1130 душ и ни откуда не поступало о неповиновении крестьян ни просьб, ни донесений. Между тем в доставленном к Руничу письме от князя Куракина к Павлу Михайл. Волконскому, шурину князя Ал. Ал. Прозоровского, было сказано, что «по письму Волконского о неустройстве крестьян» его и кн. Прозоровского, Куракин «имел счастие всеподданнейше докладывать Его Императорскому Величеству и по части воинского начальства приняты уже для сего нужные меры». Губернатор совершенно недоумевал, о каком мнении здесь идет речь. Судя по этому письму, впали в непослушание крестьяне П.М. Волконского, но за ним в пределах Владимирской губернии, как оказалось по справке в Казенной Палате, никакого имения не значилось, а; потому Рунич, сообщая о своем недоумении ген.-майору кн. Горчакову, просил его, в случае, если «почему-нибудь ему известно, где состоят онаго князя Волконского деревни и нужда есть усмирить его непокорных крестьян», то чтобы он отрядил туда от его полка другую команду. На это письмо кн. Горчаков ответил Руничу, что по его мнению деревни кн. Волконского «неминуемо быть в соседстве с бунтующими князя Прозоровского и в смежности с границею Володимирской губернии вне оной, в Рязанской или Нижегородской», вероятнее в первой, как в ближайшей к деревням кн. Прозоровского, а потому кн. Горчаков предписал полковнику гр. Остерману «стараться наивернейше узнать, не те ли деревень бунтующих князя Волхонского в смежности с границею Владимирской губ., и ежели оные отыщутся, то по числу их отправить туда воинскую команду». Тем не менее кн. Горчаков просит в свою очередь Рунича «не оставить его (гр. Остермана) вспомоществованием по земской части через капитанов исправников» относительно разыскания деревень кн. Волконского. Из дела не видно, чем окончился этот розыск.
Получив от гр. Остермана уведомление об усмирении им крестьян с. Железова, Рунич выразил ему свою благодарность, но вместе с тем предписал ему с воинскою командою остаться на некоторое время как в деревнях кн. Прозоровского, так и в других селениях, примыкающих к ним, так как стали получаться: уведомления из разных мест о неповиновении крестьян своим помещикам. В короткое время возникли беспорядки и волнения в имениях следующих помещиков Юрьевского, Переславского и Покровского уездов: Н.А. Богданова, в с-це Щедрине. Ник. Петр. Макарова, в с. Богословском. Прас. Петр. Извольской, в с. Федоровском и с-це Звендове. Мих. Ив. Мусина-Пушкина, в с-це Елец. Гр. Петр. Борис. Толстова. Петра Ив. Демидова, в с. Турабьеве, Юркове, Беляницыне, Скомове, Владычне, Пинагоре, Мирославле и дер. Ратькове, Быстрей, Мышкине, Студенцы и Черноводки. Мих. Ив. Прокудина, в с-це Горе Фуниковой и д. Хмелевой. Кн. Елиз. Алексеев. Одоевской, в с. Николаевске и дер. Хорошевке. Кн. Мар. Андр. Шаховской, в с. Архангельском, Калитеево тож. Андр. Ив. Винова, в с. Касагове и с-це Озерцы. Над. Никит. Аврамовой, в с, Фетисове, Никитское тож, дер. Игнатове, Коленове, Конатове и Воскресенской. Ник. Соленикова, в с. Зиновьеве, д. Податневой и с-це Берестянки. Фед. Г риг. Карина, в с. Богородское Селище и Ильинском с деревнями. Вас. Отяева, в с. Давыдовском, дер. Лычеве и Марьиной. Ал — ея Ал — ев. Бехтеева, в с. Дубках и дер. Троицы, Лавреновой, Мелинок и Сукманове. Андрея Кузьмина-Караваева, в с. Спасском, дер. Новой, Дашки, Курицыне, Васильки, Климентьине, Лапушки, Тюрякине, Кривцовой, Нефедовке. Мих. Вас. Миткова, в с. Забелине. Пел. Ив. Бехтеегой, в с. Дубках с дер. Варв. Алекс. Кузьминой-Караваевой, в д. Очепе, Марковой, Новинки, Мышлине и Калининой. Елиз. Алексеев. Ладыженской, в с-це Калинине. Вл. Алексеев. Акинфова, в с. Завалине с дер. Анны Чернцовой. Гавр. Беречинского. Павла Крупехина. Извольского, в с. Вошне и д. Дворяткине. Ив. и Алексея Мухановых, в с. Успенском и с-це Ивашкове. Михневой, в с-це Медведкове. Ел. Ив. Герасимовой, в с. Толмачеве. Ив. Ильича Муханова, в д. Круглышеве. Селивановой, в с-це Весках. Дар. Ив. Барыковой с детьми в с-це Горках. Макарова, в с. Петровском. Кн. Ал — дра Серг. Волконского, в с-це Макарове с деревнями. Мих. Никол. Сверчкова, в д. Калинкине. Вас. Вас. Головина, в с. Масякове с деревнями. Дмит. Ил. Муханова, в д. Березине. Григ. Сем. Товарова, в с-це Конюкове. Нат. Ал — ндр. Уваровой, в с-це Пахиреве. Елиз. Алексеев. Цвиленевой, в с. Авдотьине. Кн. Мих. Фрол. Енгалычева, в с-це Михальцове. Все взбунтовавшиеся крестьяне были усмирены. В большинстве случаев достаточно было появиться гр. Остерману с военной командой, чтобы заставить крестьян изъявить покорность и дать подписку в повиновении. Только в одном имении, в с. Давыдовском у помещ. Отяева, пришлось прибегнуть к силе оружия. Гр. Остерман в рапорте губернатору Руничу 22 мая 1797 г. сообщает, что по прибытии в с. Давыдовское отряженного гр. Остерманом капитана с ротой крестьяне «не токмо чтоб дать внимание завещанию, но буйственно все единогласно закричав «дубьем их», бросились на роту и приняли должное воздаяние за их дерзость. Один убит, несколько раненых, а прочие захвачены были». Далее гр. Остерман пишет, что по рапорту капитана, он сам с земским исправником отправился в с. Давыдовское и допрашивал оставшихся крестьян. Они сознались в том, что причиной происшедшего инцидента послужило поощрение крестьян близлежащих селений г. Нелединского-Мелецкого и кн. Куракина, у которых как оказалось и скрываются бежавшие крестьяне. Убитого бунтовщика гр. Остерман приказал зарыть на большой дороге «с надписью в пример другим». Независимо от официального рапорта, гр. Остерман послал письмо Руничу, в котором пишет следующее: «С прискорбием подписывал донесение, долженствующее потревожить чувствительность души вашей и тем огорчительнее, что оное неожидаемое. Во оправдание ж себе не могу иначе поставить, как исправность отряженнаго мною и три раненые гренадера доказательство необходимости поступка его, в предупреждение же подобнаго случая неугодно ли будет вашему Превосходительству сие несчастное наказание дать знать по всем звездам губернии вашего начальства с предписанием повестить оное по всем церквам, ибо уже по черному народу поощряющие возмущения рассеивают, что я будто подкуплен от господ, а не по воле Государя моего хожу, что и побудило Отяевых крестьян покуситься перевязать роту и представить в город». На донесение гр. Остермана губернатор отправил к нему следующий ордер: «Сего мая 24 дня получил я с нарочно присланным от вас унтер-офицером от 22 числа пущенной ко мне рапорт, из которого усматриваю расторопное и довольно сходственное благоразумие ваше в усмирении бунтующих помещичьих крестьян Покровской окрути, почему признательно и воздаю достойную вам похвалу. Относительно ж уведомления вашего, что отряженный от вас с ротою команды вашей капитан помещика Отяева в село Давыдовское для приведения в законное повиновение его крестьян, которые будучи заражены злейшею непокорностью, не внимая кротости увещания, законопреступно дерзнули учинить нападение с дубьем на роту отряженную, и за таковую дерзновенную буйность приняли достойное воздаяние, что один человек из оных убит, несколько раненых, часть разбежалось, а прочие захвачены были, то не могу не сказать, что за наглую продерзость свою заслужили сие наказание. Но желательно б мне было, чтоб в дальнейшем вашего высокоблагородия распоряжении в отражении от команды вашей части, каковой к усмирению бунтующих крестьян не могло воспоследовать подобнаго принужденнаго оружием наказания (и где собственно присутствие ваше будет, то по упованию моему на благоразумие и человеколюбие ваше думаю, что и случится онаго не может), а потому и рекомендую вашему высокоблагородию, чтоб впредь к усмирению бунтующих крестьян старались более действовать совокупно со всею вам вверенною командою, отделять же части или целую роту благоволили удерживаться, разве самая необходимая крайность к тому вас принудит, да и в таком случае имеете посылать роту с самонадежнейшим капитаном, ибо малейшая недосмотрительность отряженнаго от вас с частью или с ротою командира, может как поселян, так и самую отряженную команду подвергнуть гибельному и не возвратному несчастью, которое потом безвинным образом может сделать ущерб в похвально деятельном вашем подвиге. Что ж по получении рапорта от капитана отряженнаго вами в с. Давыдовское не оставили с земским исправником отправиться в оное село для изследования причины и нахальных поступков крестьян Отяевских, то почитаю, что сделали вы основательно; ибо уже приезд ваш один с исправником в выше реченное селение оставших крестьян привело в законное повиновение помещику, в чем они и подпискою обязались. Касательно ж до распоряжения вашего чтоб убитаго бунтовщика зарыть на большой дороге в землю с надписью его преступления, то учинить изволили предусмотрительно». По произведенному Покровским земским исправником дознанию по этому делу, оказалось, что в беспорядках, бывших в с. Давыдовском, участвовали также крестьяне с. Нового кн. Куракина и с Ильинского г. Нелединского-Мелецкого. У трех крестьян с. Нового оказались поранения, впрочем неопасные. По поводу распространившихся между крестьянами слухов, что гр. Остерман подкуплен помещиками и самовольно вошел во Владимирскую губернию для усмирения крестьян, не имея на то Высочайшего повеления, губернатор Рунич признал необходимым предложить Суздальскому епископу Виктору, приказать священникам по всем приходским церквам, в епархии состоящим, чтобы они в первый воскресный день в собрании народа прочитали ему внятно губернаторское объявление, которым по начальническому званию он удостоверяет каждого, что господин полковник граф Остерман с воинскою командою прислан по Высочайшему Его Императорского Величества повелению для усмирения дерзновенных помещичьих крестьян и до толе из губернии Владимирской с командою не выбудет, доколе заблудших не приведет на истинный путь. Епископ Виктор письмом от 28 мая уведомил губернатора, что им предписано Суздальской консистории и от оной духовным правлениям и благочинным указами, чтобы оные всех приходских церквей священно-церковно-служителям в самой скорости объявили о сем с подписками и с крепчайшим о выполнении требования губернатора подтверждением, и оные указы отправлены с нарочными.
При усмирении крестьян г.г. Мухановых, Уваровой, кн. Волконского и друг, в Переславском уезде произошло следующее: 24-го мая, когда земский исправник Коробов с военной командой, вверенной отряженному гр. Остерманом капитану Зологиницкому вступил в селение вотчины Ив. и Дмитрия Ильиных Мухановых, у которых крестьяне в числе трех сот семнадцати душ выказали неповиновение, то он нашел во всех деревнях пустые дома. Все крестьяне, как оказалось, разбежались в леса. Тоже было найдено и в других селениях соседних владельцев. Опасаясь, чтобы между разбежавшимися крестьянами не последовало опасного соглашения между собою и в виду скученности в этом районе селений, исправник Коробов решил принять крутые меры. По прибытии с командою в 60 чел. в дер. Калинину помещика Сверчкова и собрав наличных крестьян, он истребовал от них подписки в повиновении; вследствие оказанного ими упорства, некоторые из крестьян были наказаны и «приведены в послушность». После того исправник отправился один без команды в с. Макарово князя Волконского. Собрав по небольшому числу «лучших и престарелых» из крестьян и растолковав им силу высочайшего манифеста «наиподробнейшими изъяснениями и толкованием о таковом их заблуждении, он имел удовольствие видеть до того раскаявшихся, что со слезами просили в том прощение, изъявляя при том, чтобы он на другой день прибыл к ним опять без команды, что по их желанию и выполнил». Прибыв в с. Макарово, исправник нашел их собравшимися в числе 150 человек. Все они просили прощения, каковое «в сходственность высочайшей монаршей воли тогда ж, не прикасаясь к малейшему их наказанию и получили и в точном требуемаго повиновения выполнении в храме Божием утвердились присягою и подпискою». По примеру крестьян, с. Макарова и крестьяне других селений гг. Головина, Герасимова и Муханова также обратились с просьбою к исправнику, чтобы он к ним прибыл один без команды, что он и сделал. Прибыв между прочим в дер. Масякову, он нашел всех крестьян на улице стоящих на коленах и просящих прощения, почему именем Его Императорского Величества они были прощены и «наказания никакого им неучинено, и утвердя присягою и подпискою оставлены в спокойном пребывании». Там, сообщает исправник, «к крайнему прискорбию он услышал от них впечатленной в слабом смысле их страх», что после, как они придут в прежнее господ их повиновение, то их станут от девяти десятого сечь кнутом за то, что они покорились. Этим, по мнению исправника, и объясняется упорство крестьян, выказанное ими при требовании от них подписки в повиновении. Он старался расследовать, кто мог распространять подобный слух, но так и не узнал. В дер. Медведковой г. Михнева, а также в с-це Пахиреве гр. Уваровой, крестьяне, не смотря на все внушения исправника и обещания, его, что если они принесут требуемую покорность, то будут оставлены без всякого наказания и прощены — вернуться по своим домам не решались, не смотря на то, что давно наступила время посева ярового хлеба и поля остались не обработанными. Они возвратились только в начале июня, принеся «раскаяние в содеянном ими и прося прощение», которое и получили, как об этом сообщил исправник в рапорте от 9 июня. 7-го мая в Переславский Нижний Земский Суд, находившийся временно в с-це Веригине, явился секунд-майор Барыков и сообщил, что отправленный крестьянин с-ца Веригина с просьбою к Государю Императору сотский Кондратий Тимофеев из Москвы возвратился и находится, в деревне Дубне, куда собирал на сход крестьян сельца Горок, а потому просил суд сотского Тимофеева, как бунтовщика, взять и отослать к суждению по законам. Нижний Земский Суд, согласно означенному заявлению, отправился в дер. Дубню, где и нашел сотского Тимофеева в питейном доме с другим сотским Герасимом Петровым. Оба они, взятые под стражу, были отвезены в Переславль . Но при проезде через с. Корелу, где они остановились для истребования провожатых, на улице собралось много людей, в числе коих находился и священник Панкратий Федоров. Увидя последнего, сотский Тимофеев подозвал его к себе и, вынув из-за пазухи бумагу, просил его прочесть, что тот и сделал. Оказалось, что это был печатный манифест от 29 января, а также фальшивый билет, выданный будто бы из дворцовой конторы сотскому Тимофееву следующего содержания: «Его Императорского Величества самодержца Всероссийского Государя Императора Павла Петровича всесветлейшего из дворцовой канцелярии дан Билет Генералом Килин Александрычам Милютинским впредь до время прошателю Кондратью Тимофееву о господ для притеснения. 1797 г. Майя 4-го дня. № 127. К подлинному билету канцелярист Иван Иванов руку приложил». Сотский Тимофеев 19-го мая в допросе в Переславском Нижнем Земском Суде показал:
29 апреля 1797 г., будучи на сходе в с-це Горках г.г. Барыковых, все того сельца крестьяне согласились послать к Его Императорскому Величеству на господ своих в причиняемых им обидах прошение и просили сотского Тимофеева отправиться в Москву для подачи его. Он согласился лишь по просьбе крестьян, но не сам вызвался. Ему положили «на трату» с тягла по 50 коп., а всего 25 р. С того схода пошли в дом к сотскому, где все присягали и прикладывались к образу Божию «в том, чтобы быть всем в одном согласии». Получив собранные с крестьян деньги, сотский отправился вместе с старостой Алексеем Афанасьевым к Троице для написания там просьбы с тем, чтобы сотский из Троицы шел в Москву, а староста обратно вернулся в сельцо Горки. Крестьяне сельца Дубны порядились доставить на двух лошадях их обоих до Троицы, а за тем сотского до Москвы за 4 руб.
По приезде к Троице, он отправился в дом к отставному сержанту Илье Герасимову, который и написал для их просьбу для подачи Его Императорскому Величеству. Руку за них приложил хромой сын сержанта. За написание просьбы ими уплачено 1 р. 25 к. Затем староста уехал в с-цо Горки, а Тимофеев в Москву, где он остановился у креста у дворника Матвея (чей сын — не знает). Расплатись с извощиком и отпустив его домой, сотский Тимофеев поместился на постоялом дворе; где оказалось до 10 человек крестьян разных помещиков, прибывших в Москву с целью подачи прошений на своих господ. Один из них, дворовый человек помещика Бутурлина, вызвался быть поверенным при подаче Тимофеевым просьбы, которая и была опущена в ящик. За хлопоты Тимофеев обещал поверенному 50 коп. Через четыре дня этот дворовый человек принес, как Тимофееву, так и другим крестьянам, у которых также состоял поверенным, каждому по билету и по одному печатному манифесту, сказав им, что билеты даны из дворцовой Его Величества канцелярии; при чем советовал им, чтобы билеты и манифесты предъявили на сходе приходским своим священникам. По получении документов Тимофеев отправился пешком домой и как только вышел из Москвы, то догнал крестьянина с-ца Дубны помещика Товарова. Этот крестьянин также ходил в Москву для подачи просьбы на своего господина. По приходе их в с-цо Дубну, они созвали сход, на который был приглашен священник с. Корелы. Последний, прочитав билет и манифест, сказал, «что хорошо что он постарается помещиков просить и поговорить чтоб они их, крестьян, не трогали, но чтобы они в работах были послушны».
Вмешательство священника с. Корелы в крестьянские беспорядки не прошло для него бесследно. Полковник граф Остерман рапортом от 3 июня уведомил губернатора, что «по словесному донесению исправника г. Коробова и по признанию крестьян господина Товарова, у коих найден фальшивый билет, за чтение онаго при собрании народа и за сделанную тревогу, когда везли упомянутаго помещика зачинщика возмущения через экономическое село Карелы, за все сии непозволительные деяния, дающия поползновение помещичьим крестьянам волноваться, и подкрепляющия их вольнодумство», гр. Остерман взял священника под стражу, «яко ослушника высочайшей воли Его Императорского Величества и недостойнаго служителя храма Божия». Распоряжение это было губернатором одобрено.
Письмом от 26 мая исправник Обухов сообщил губернатору о сделанном ему со стороны священника села Косагова Ивана Васильева «пасаше» (пассаже). «В бытность мою в означенном селе Косагове, пишет Обухов, увидел я реченнаго попа Васильева, стоящаго на улице, к коему подошел спрашивал, поддерживает ли он чтением в церкви врученный ему от Земского Суда высочайший Его Имп. Велич, манифест, изданный сего генваря в 29 день, но он с великим невежеством отвечал мне, что о сем испрашивать его не есть мое дело, и он того манифеста читать не одолжается и меня никогда в том не послушает. Я видя таковой неосновательной его отзыв и замечая через то волнение крестьян г. Винова от неисполнения тем попом высокомонаршей власти, порученной непосредственному попечению священников неупустительным чтением в церквах вышеизъясненнаго всевысочайшего манифеста истолкованием онаго своим прихожанам, решился о том отнестись главному начальству». Тому же священнику от Юрьевского Уездного Суда было дано два предписания о явке в суд по производимому в этом суде делу; «но оный поп как по сим, так и еще неоднократным к нему от суда посылкам не явился. А посему и объявлял ему лично, чтоб непременно явился в суд. Но он, услыша сие, отвечал мне с великим азартом, говоря так: да что ты за разбойник такой! И неоднократно повторяя сии слова, кричал, что приехали разбойники, драл на себе лицо и приказывал своей жене бить в набат, на которой крик вышел сын его, держа в руках топор с намерением видно меня оным уязвить, что я видя принужден был от того удалиться». Губернатор отослал жалобу исправника на священника епископу Виктору на его рассмотрение. Преосвященный, сообщая губернатору о сделанном им по этому делу распоряжении, в свою очередь препроводил ему на его рассмотрение две просьбы того же священника на исправника Обухова от 26 и 30 мая, прося губернатора оказать удовлетворение священнику, крайне обиженному исправником, «поелику священник явился к епископу Виктору окровавленный, а жена его от побой при депутатах была исповедана». В упомянутых прошениях священника Ивана Васильева значится следующее: 1. 23 мая исправник Обухов, по приезде в с. Косагово к помещику Бологовскому в дом, прислал к священнику Ив. Васильеву солдата с требованием, чтобы он явился к исправнику, но священник сказал солдату, что он «в дом Бологовского без депутата с духовной стороны и за имеющеюся у него с Бологовским по Консистории и Владимирскому Духовному Правлению приказною ссорою, дабы он по злобе не причинил ему, священнику, какой либо обиды, идти не смеет, с чем тот солдат от него и ушел». После того сам исправник с двумя солдатами, пришедши к священнику в дом, стал его «ругать всячески, для чего он к нему не шел; когда же он, священник, отозвавшись ему, исправнику, что он в дом Бологовского не шел по вышеписанной приказной ссоре, а он, исправник, почему его изволит требовать, тогда сей исправник без всякой причины имеющеюся у него в руках палкой начал его священника бить по плечам и по голове и расшиб левую бровь и переносье до крови, от чего на оных местах имеются знаки». Священник едва мог вырваться и схватя лошадь уехал верхом с объявлением к депутату села Чекова священнику Василию Андрееву и к крестьянам, которые те знаки на священнике видели, «в чем ими и свидетельствуется» После того священник из страха перед исправником, оставя дом и семейство, явился к преосвященному с просьбою.
2. Во время отлучки священника для подачи просьбы в Суздаль, 27 мая он был извещен крестьянином села Косагова Григорием Никитиным, что исправник Обухов жену священника «прибил смертельно», почему вернулся
в свой дом и нашел свою жену «лежащею при смерти, едва говорить могущую, исповеданную и причащенную святых тайн» еще до приезда священника ее духовным отцом священником села Лыкова Иваном Григорьевым. Жена священника заявила ему, что она прибита без него исправником Обуховым. Вследствие этих побоев ее вести «ни для просьбы, ни для свидетельства» оказалось невозможным, и будет ли она жива — неизвестно. По приказанию же исправника Обухова две лошади, принадлежащие священнику, были взяты и отправлены в г. Юрьев. Сын священника, пономарь, узнав об этом, отправился в город для подачи в Уездный Суд просьбы о возврате лошадей, но был сам взят под стражу; лошади же были приведены в дом священника и ему возвращены. Губернатор Рунич обратился к епископу Виктору с следующим письмом: «Ваше Преосвященство, Милостивый Государь мой. От 13 числа сего месяца при отношении Ваше Преосвященство, провождая записку, сочиненную из вступивших Юрьевской округи села Косагова от священника Ивана Васильева мая 26 и 30 чисел просьб, требует оному священнику в причиненных земским исправником в доме онаго священника обидах и побоях жене его оказать удовлетворение. Разсматривая сию присланную Вашу записку и соображая оную с просьбою от исправника Обухова от 23 числа минувшего мая мною полученною, нахожу в них: в первой, что двое депутатов свидетельствуют только в том, что им от священника Васильева о побоях объявлено, а жена де его исповедывана и приобщена святых тайн; но были ль при том происшествии — ничего не упоминают; а в просьбе Обухова показано, что оный священник дерзновенные отзывы исправнику чинил на улице, куда де и сын его выбегал с попом. По сим одна другой противоречащим бумагам, оказать ныне священнику удовлетворения, так же и повеления никому дать не могу: ибо просьба прислана не в подлиннике и не в копии засвидетельствованной, а только приложена одна записка, ни кем не подписанная, следовательно без удостоверения сего и судебное место за твердый документ принять и по ней производство чинить усумнится и не может. А потому, обращая при сем помянутую записку, за нужное нахожу Вашему Преосвященству изъяснить, что хотя означенный священник Васильев и представил свидетелей двух депутатов, но они подтверждают только одно объявление священниково, а не самое происшествие, то и неугодно ли будет вашему преосвященству приказать оному священнику из бывших при том людей представить свидетелей; ибо нельзя статься, чтоб не было тут довольнаго числа или жителей, или и сторонних. Не могу однакож умолчать и о том, что исправник сей был мною в село Косагово командирован по важнейшей Комиссии для усмирения помещичьих бунтующих крестьян, почему и полагаю, ежели бы священник ни малейшего исправнику ослушания не сделал, то не могло б и последствиев неприятных произойти, каковые ныне открылись. Не оправдываю однакож и исправника в том, что он, будучи необходимо обязан при сем случае требовать от священника по званию его пособия в рассуждении истолкования всевысочайшего манифеста не смысленным крестьянам, нарушившим спокойствие и тишину; но вместо того онаго священника Васильева только спросил, читал ли он манифест, а он обязан был, заставить сего дерзостнаго, священника при себе читать оный; ибо и сам он, священник, подкрепляет в прошении своем, прописанным в записке, что де по позыву его, исправника, не пошел в дом г-на Болговского, с которым имеет ccopу; но где идет польза общая, тут священник по важности звания собственную ссору должен пренебречь, а потому, ежелиб и справедливо было показание священниково, что исправник звал его в дом того Болговского, то и в таком случае не должен он был ослушаться исправника; ибо он не может наперед предугадать, что исправник затем его туда звал, дабы обще с господином Болговским его обидеть, что явно и доказывает онаго священника клевету, ибо не будучи еще ни тем, ни другим обижен, заключил, что его и тот и другой будут обижать, почему уже утвердительно почти можно согласиться и видеть, что священник, выдумав все сие, клевещет несправедливо на исправника, дабы тем утаить ту дерзость, которую на улице исправнику учинил, а по сему и должен был исправник в тоже время неупустительно его, Васильева, яко не исполнителя высокомонаршей воли и подающаго повод крестьянам к бунту, взять и отослать к суду. Отнеся все сие разсмотрению Вашего Преосвященства, прошу на оное благоволительным уведомлением вашим меня не оставить. Впротчем с непременным моим почитанием и совершенною преданностью есмь и пребуду всегда ваше преосвященство, милостивый государь мой, июня 20 дня 1797 г. Владимир». Епископ Виктор письмом от 23 июня ответил губернатору, что «священник Иван Васильев, просящий на Юрьевского земского исправника Обухова в обидах и побоях ему и жене его попадье в доме их тем исправником учиненных был (епископом Виктором) спрашивав, имеет ли свидетелей, и показал, что в доме его был один только исправник с солдатами, а потому и ссылаться ему священнику не на кого. Депутаты ж, по священству и по чистой совести, объяснили, что попадья от побой исправниковых подлинно при них депутатах была исповедывана и приобщена святых тайн, что самое относя его превосходительству на благоразсмотрение, пребыть имеет и пр.»
Чем кончился этот эпизод с Косаговским священником — неизвестно. Надо думать, что, за отсутствием свидетелей, на которых бы мог сослаться священник, исправник Обухов оказался во всем правым.
Уступчивость епископа Виктора в этом деле объясняется тем обстоятельством, что многие из священно- и церковно-служителей Владимирской губернии находились в то время в сильном подозрении относительно их участия в крестьянских беспорядках.
В рапорте от 2 июня Переславский земский исправник сообщает губернатору следующее: «Минувшего мая 27 дня в бытность мою на месте Переславской округи Залесского с воинскою командою для усмирения разных помещиков бунтующих крестьян, а именно вотчины помещика Мих. Никол. с. Сверчкова в дер. Калинкине, коих усмиря нужно было, дабы впредь на разрушение также тишины и спокойствия не могли быть, поползновенны, приведя их к присяге, обязать подпискою для чего и посылано было неоднократно вотчины князя Волконского в село Макарово и через тех посланных не только словесно, но и письменно требован был того села священник Андрей Сергеев, но оный, отзываясь болезнею, по тем требованиям не пошел, другой же священник Сергей Федоров скрылся и отыскан быть не мог; диакон того ж села Василий Иванов, который также для сего был требован, но и тот не только не пошел, но объявя, что он того требования без благочиннаго выполнить не может, немедленно из села скрылся. Видя ж таковое всех из священно-служителей требованиям, моим неповиновение, нашел себя принужденным послать письменное ведение того прихода к закащику села Троицкого, что на Вытьтарске, священнику, коим требован за означенными резонами немедленно его прибытия; но и тот, как из поданнаго от посланнаго солдата репорта, видно, не только не поехал, но и посланнаго от меня ведения не принял, сказав при том, что он не едет, да и делать ему у меня нечего. Узнав же тот солдат, что означеннаго села Макарова священно и церковно-служители находятся в депутатстве погосту Никольского, что на Перевозе, у священника, заехал к нему именем моим требовал и того, дабы немедленно ко мне ехал, но и тот, неповинуясь тому требованию, забыв долг свой и обязанности, яко депутату того прихода принадлежащую, не поехал. Через что те священники не только оказали сему законному требованию моему неповиновение, но и учинили во всех тех, пришедших уже в повиновение крестьянах соблазн и сумнение, ибо видя, что ни один из них, священников, по моим требованиям не поехал, не относя сего к их единому упрямству и неповиновению, относят по своему неведению, что есть каковой либо им, священникам, известный претекст, по которому они требованиям могут мне не повиноваться, а при том, как из многих обстоятельств по сим возмущениям дел ясно видно, что приходские священники, забыв силу изданнаго сего году генваря 29 дня высочайшего Его Императорского Величества манифеста не только прихожан принявших о таковом возмущении намерение от онаго не отвращают, но написанием тех возмутительных просьб и рукоприкладством ко оным наиболее их к тому подвигли, как и самым доказательством служит показание как князя Волконского и помещика Сверчкова крестьян, из коих первые показывают, что просьбу писал села Макарова дьячек Карп Алексеев, а ко оной руку прикладывал тогож села диакон Василий Иванов; а последним таковуюж просьбу писал пономарь Лукьян Алексеев, а руку прикладывал священник тогож села Андрей Сергеев». Препровождая в копии рапорт исправника епископу Виктору с уведомлением, что священник села Корелы Панкрат Федоров и села Макарова дьячок Карп Алексеев отосланы в Переславский Уездный Суд, губернатор Рунич просил Преосвященного сделать распоряжение о назначении по сему делу в Уездный Суд депутата добросовестного и надежного. «Что же касается до выше-писанных закащика и депутата», прибавляет губернатор, «то я несумненно уповаю, что ваше преосвященство не оставите кому следует приказать и с ними поступить по строгости законной, или не разсудите ли предписать отослать в страх и пример другим подобных в означенный Уездный Суд к общему с протчими священно- и церковно-служителями суждению (ибо в противном случае принужденным найдусь всеподданнейше Его Императорскому Величеству представить, что священно-церковно-служители во всех случаях непокорности крестьян к помещикам суть первые». Преосвященный исполнил в точности требование губернатора, предписав Суздальской Консистории всех упомянутых священно- и церковно-служителей отправить в Переславский Уездный Суд к общему суждению, «в случае же надобности для увещания крестьян послать добросовестных и надежных двух священников».
Случаи участия священно- и церковно-служителей в крестьянских беспорядках обнаружились также и в некоторых селениях Юрьевской округи. 14 июня к священнику села Вошни явился из бегов крестьянин господина Извольского Петр Афанасьев и подал ему какие то печатные указы, которые священник после обедни, «вышед со крестом читал при всем собрании бывших тогда в церкви у обедни дьяконе, дьячке, пономаре и крестьянах, объявляя, будто в тех указах написано, чтоб господских лесов не рубить, из одних в другия деревни крестьян не вывозить и с них оброку брать только по три рубли, заводов и никаких заведеньев не заводить и многое таковое», как доносил поверенный служитель г. Извольского Нижнему Земскому Суду, «внушал, которое только к неповиновению господам послужить может, а после чтения тех указов пел общий благодарный от всех крестьян молебен». Г. Извольский, узнав о сем, «приказал явившегося из бегов крестьянина взять и привести к нему во Владимир, но того села крестьяне вести его не дали, а препоручили господина ж его крестьянину представить в Нижний Земский Суд». Так как в Земском Суде было известно, что вопреки предписанию губернатора и распоряжения преосвященного Виктора священник села Вошни не читал в церкви указа по поводу командированного по Высочайшему повелению для усмирения крестьян полковника Остермана с командою, в чем явно его изобличает, что он старается только приводить прихода своего крестьян к возмущению, а не к спокойствию, то Нижний Земский Суд поручил земскому исправнику отправиться в с. Вошню для исследования по доносу поверенного служителя господина Извольского. По прибытии в это село, исправник Обухов никого из крестьян на месте не нашел. Все они, не только мужчины, но и женщины разбежавшись, чинят укрывательство. По произведенному исправником дознанию оказалось следующее. Священник Васильев показал, что 14 июня в воскресенье служил он божественную литургию, по окончании коей, когда он вышел со крестом, к нему подошел крестьянин Петр Афанасьев и, приложась ко кресту, стал подавать какие то два печатные указа, кои, посмотря, священник «за тусклостью в глазах прочитать не мог, а отдал оные ему обратно». Крестьянин, взяв их, стал просить диакона Михаила Петрова, чтобы он их прочитал, а «посему тот диакон, при случившихся тут многих села Вошни крестьянах, те указы читал вслух, чтож именно в тех указах напечатано он не помнит». По прочтении указов, крестьянин дер. Лапушки Леонтий Макаров «нарядил молебен», который он священник и отслужил Спасителю. Состоявшийся генваря в 29 день манифест о бытии помещичьим крестьянам у господ своих в послушании, а равно и указ Суздальской Консистории по поводу командирования графа Остермана он, священник, «читает», благодарного ж молебна 14-го числа он не служил и печатных указов сам не читал. Диакон Петров показал, что 14 числа был он во время обедни в церкви, но не служил, потому что болела у него нога. По окончании обедни «на отпуске», когда священник вышел с крестом, он был в алтаре, откуда священник Васильев, кликнув его, стал ему отдавать печатные два экземпляра; где они взяты, он не знает. По приказанию священника, чтобы он их прочел, диакон, взяв, стал читать про себя, и дочитав первой до половины усмотрел в нем, что с жалованных от Его Императорского Величества чиновникам крестьян сбирать оброку по три рубли, а второй прочитав один титул, далее читать не стал и отдал оные обратно священнику, сказав при том, что те указы до нас не принадлежат; «сам же пошел паки в алтарь». Куда те указы священник девал, он не знает. После чего начали молебен по наряду села Вошни крестьянской женки Ульяны Осиповой, пророку Предтечи и Крестителю Господню Иоанну, а другой служили Спасителю. А кто наряжал — того не знает. Благодарного ж молебна не служили. Дьячок Петров показал согласно с диаконом с тою разницею, что по его словам после обедни служили три молебна: Рождеству Богородицы, Тихвинской Божией Матери, и Евдокии мученице. Пономарь Михайлов показал также согласно с диаконом, добавив к тому, что во время чтения указов дворовый человек вотчины Богданова Матвей Федоров стал диакону говорить, «дабы он тех указов не читал, ибо де они до нас не следуют, но диакон тех слов в резон не принял». Дворовый человек Федоров показал, что когда он по приводе в церковь стал подавать для поминовения за упокой своих родителей деньги пономарю Михайлову, тот ему сказал, «что де пришел села Вошни проситель с указом, а с каким именно Михайлов не знает»; почему он Федоров тот же час пошел в сельцо Щедрино к госпоже своей А. И. Богдановой и сообщил ей. Госпожа его послала в с. Вошню сказать священнику, «дабы он в церкви указов не читал, а связав того просителя отослал бы к суду, при чем приказывала, что не будут ли также и господина его сельца Щедрина крестьяне, кои неизвестно куда отлучились, то и с ними учинил бы тоже». Возвратясь в с. Вошню «в достойное пение и взошед в алтарь, приказание госпожи его объявил диакону Михаилу Петрову, который на сие ответствовал, что де указы печатные и нельзя им оных не читать, они де к тому определены». По отслужении литургии священник Федор Васильев вышел со крестом. К нему наперед всех подошел крестьянин Петр Афанасьев, который, приложись, подал священнику два указа. Священник стал их читать и прочитал один Его Императорского Величества титул, потом сказал, что он не видит, кликнул диакона Петрова и заставил его читать, при чем он Федоров стал говорить, «чтобы оных указов не читали, но священник, диакон и дьячек единогласно сказали, что де не твое дело, указы печатные, никак нельзя им не читать. Потом диакон читал оные: первый о пожалованных от Его Императорского Величества кавалерам крестьянех, второй, чтоб явились отлучившиеся от службы солдаты и прочие люди. Причем священник, диакон и дьячек говорили, будто б господам лесов не рубить, из одних в другия деревни крестьян не вывозить, с крестьян оброку брать только по три рубли, никаких заводов не заводить, которые слова подтверждая, вотчины г. Извольского дер. Дворяткина крестьянин Иван Киреев чинил с ним, Федоровым, спор и противоречие, говоря при том, что де надо его, Федорова, за сие: связать. После чего он вышед из церкви убоясь, дабы и в самом деле его не связали, пошел в сельцо Щедрино и обо всем происшествии объявил своей госпоже. Прежде чтения указов, пели Спасителю молебен, а благодарный, или от кого нарядный — того не знает». Нижний. Земский Суд, усматривая немалое между священником, диаконом и дьячком разноречие и принимая во внимание, что дворовый человек Федоров их во многом изобличает, определил священно и церковнослужителей с. Вошни отослать с подлинными допросами в Юрьевский Уездный Суд «к поступлению по законам».
Подобное описанному происшествие имело место в селе Калман, Юрьевской же округи. 21-го июня во время обедни к священнику Александру Иванову подошел крестьянин кн. Енгалычева Андрей Данилов и подал ему два печатных указа, прося их прочитать. Священник взяв от него указы сначала прочел их про себя и сказал, что прочтет их по выходе из церкви, на погосте, что он и сделал при всем собрании. Священник сознался в чтении одного только указа о прощении беглых, если они явятся к своим командам, другого же указа, по его словам, он не читал и о чем он был — не знает. Неоднократно повторявшиеся случаи чтения в церквах и распространения в крестьянском населении печатных указов и манифестов, не имеющих прямого отношения к помещичьим крестьянам и вызывавших разного рода превратные толкования, обратили на себя внимание губернатора, почему он признал необходимым дать следующее циркулярное предложение всем Нижним Земским Судам Владимирской губернии. «Вступив в управление вверенной мне губернии из многих бумаг видел, что по некоторым округам помещичьи крестьяне, забыв страх Божий и не внемля даже Высочайшему Его Императорского Величества в 29 день генваря сего года состоявшемуся манифесту, повсенародно публикованному, отложась от должнаго помещикам повиновения и собирая начальники сего бунта в некоторых вотчинах не малые с крестьян суммы дошли до такой распутности, что из числа сих возмутителей отправлены были с теми собранными деньгами утруждать недельно Его Императорского Величества просьбами. А как таковые дерзкия их предприятия никакого действия не возимели, сии же отправленные начинщики возмущения, издержав собранные с крестьян деньги и не имея ничем себя оправдать в своих преступлениях против своих собратий, возвращаясь ныне в отчизну выдумали у разных людей доставать печатные указы, один о беглых, а другой о командирствах ордена святые Анны, приносят оные в свои селения, толкуют глупым образом, что якобы оные указы относятся до помещиков и крестьян их, чем самым и посеевают новое в несмысленных крестьянах зло. А потому за необходимость поставляю Суду сему предложить, дабы таковое зло не распространилось и далее, тотчас раздела пополам округу, отправиться в одну сторону самому земскому исправнику, а в другую отрядить дворянского заседателя и следовать начально во все те селения, из которых начинщики возмущая самовольно от вотчин отлучились для подачи Его Императорскому Величеству недельных просьб, и собрав всех крестьян, объявить сие мое предписание, чтоб они сколь скоро таковые отправленные от них крестьяне возвратятся в домы и, принеся с собою означенные два печатные или другие какие либо указы, будут разглашать подобное вышеписанному зло, тот час бралиб их и, сковав, представляли за крепкою стражею в Земский Суд или к земскому исправнику для отсылки куда следует к поступлению с ними, яко нарушителями общаго спокойствия и тишины по всей законной строгости, не продолжая о таковых решение учинить в 7 дней. Но дабы никто не мог из крестьян господских таковым зловредным людям верить, что вышеозначенные о беглых и о командирствах указы касаются до крестьян господских, то не только голов соцких, десяцких и пятидесятских, но и вотчинных начальников обязать всех при себе крепчайшими подписками (которые и хранить), чтобы оне, как скоро кто из крестьян с какими бы то ни было печатными или письменными заказами явится в селении, брали их под караул и отсылали б за крепким присмотром в Земский Суд или к исправнику. А если кто таковаго разглашателя примет в селение и никуда не представит, то не только вышеписанные люди, но самых тех селениев и крестьяне за неисполнение сего предписания вообще по всей строгости будут на месте наказаны, яко сообщники тех зловредных разглашателей. Между же тем еженедельно мне репортовать не объявится ли таковых разглашателей и кто они именно и когда отосланы будут к суду, или спокойствие и тишина находиться в округе будет; затем нужным поставляю Земскому Суду сказать, что есть ли в сем случае, хотя малейшее онаго Суда, а паче земского исправника примечено будет послабление и упущение, то не только подвергнут себя под взыскание, но непременно без всякой пощады отданы будут под суд. А потому и рекомендую как наивозможно употребить всю деятельность к истреблению открывающихся новых в помещичьих крестьянах замыслов, которые наконец могут обратиться к собственному их большему вреду. Июля 14 дня 1797 г. Владимир».
Образец подписок, отобранных от крестьян, которые приведены в повиновение графом Остерманом: «1797 года Июня 2 дня мы нижеподписавшиеся Переславской округи Залесского вотчины статского советника Ивана Ильи Муханова разных деревень крестьяне, а именно (следуют имена и отчества) подписуемся в том, что впредь возмущением и заговорами равно как прошениями на означенных господ наших и никаковою ослушностью противиться никогда не будем, и во всем, что принадлежит до воли их, а нашего крестьянского повиновения повиноваться будем, и во уверение всего того целуем крест и евангелие Спасителя нашего, и естли нами засим что либо противу нарушения тишины и спокойствия и неповиновение означенным нашим господам предпринято будет, в таковом случае подвергаем себя всей строгости законов и за нарушение той данной нами клятвы да накажет нас Бог как в сей, так и в будущей жизни».
Владимирская губерния.
