Иринарх Алексеевич Фигуровский (25.06.1915 - 5.11.2000) — старший лейтенант, пулеметчик, советский хозяйственный, государственный и политический деятель, главный инженер Гусевского хрустального завода.
Иринарх Алексеевич Фигуровский
Иринарх Алексеевич Фигуровский родился 25-го июня 1915 года в Гусе-Хрустальном. Его родители, Алексей Андреевич и Анна Степановна (Никольская), бабушка Елена Ивановна и другие ближайшие родственники принадлежали знаменитой гусевской династии учителей. Был единственным ребенком в семье.
У Иринарха с юных лет было желание научиться играть на пианино. Но семейный бюджет тогда не позволял это осуществить.
— Потерпи, сынок, — говорил ему отец, — когда-нибудь мы это сделаем. И это «когда-нибудь» наступило лишь в 50-е годы, когда Иринарх Алексеевич приобрел пианино для своих детей и вместе с ними научился играть на нем.
Лучшим примером для него всегда оставались его родные — учителя начальной школы, отдавшие все силы тому, чтобы привить детям любовь к Родине, дружбу и согласие между собой.
Четыре первых года он учился в классах своей матери. Это налагало на него дополнительные обязанности, так как ему непозволительно было плохо отвечать на уроках и пользоваться какими-то поблажками. Его отец был очень строгий и требовательный человек. Он приучал сына к труду, к выполнению домашней работы. Как и всем его сверстникам, ему хотелось поиграть и погулять. Однако, если отец, бывало, позовет на помощь, то второго приглашения ждать было нельзя.
— Несмотря на строгость родителей, — вспоминает Иринарх Алексеевич, — я не помню, чтобы когда-либо им приходилось повышать голос или наказывать меня. Они всегда старались за столом выделить мне лучший кусочек, ведь в семье-то я был один. Благодаря постоянной заботе родителей, я успешно закончил школу второй ступени, учился в ФЗУ хрустального завода, стекольном техникуме, рабфаке. Работал электриком на хрустальном заводе. В 1937 году он окончил Ивановский химико-технологический институт, стал инженером.
С декабря 1937 года по январь 1939 года служил в рядах Советской Армии.
После службы в армии, с 1939 года — на хозяйственной, общественной и политической работе. Работал инженером-технологом завода в Ворошиловградской области. Иринарх Алексеевич решением Наркомата химической промышленности был направлен на Воскресенский химический комбинат. Там он был назначен начальником смены в один из сернокислотных цехов.
Объявление о войне застало Фигуровского Иринарха Алексеевича в июньское воскресение 1941 года на работе. Смена продолжалась с 8 до 16 часов. Вскоре в цехе появилось руководство завода, и начались работы по светомаскировке корпусов.
Мирное население, кроме маскировки своих квартир, буквально в считанные часы опустошило прилавки магазинов, в которых было всё, за исключением деликатесов, и всё – советского производства.
Элементы паники среди населения появились позже, когда стала слышна канонада артиллерии, начались ночные тревоги из-за появления бомбардировщиков. Вскоре они стали появляться и днём в сопровождении 4-6 истребителей. Наши 2-3 истребителя вступали в бой, но силы были неравные.
К началу Великой Отечественной войны Иринарх Алексеевич Фигуровский был вполне сформировавшимся человеком. Не каждый успевал сделать так много, как он, не каждому, пожалуй, так много было дано, как ему. Успехи его были результатом постоянного, напряженного, творческого труда. Именно такой труд стал нормой для него, правилом, девизом жизни. Для многих Фигуровский служил примером, другим — просто нравился. Не одна его ровесница со вздохами провожала взглядом бравого, стройного и крепкого телосложением инженера, который знал себе цену и вел себя в соответствии с ней. Выбор пал на миловидную и веселую девчонку Вареньку Коломину — работницу хрустального завода. Поженившись, они строили свои планы, вынашивали идеи, стремились принести как можно больше пользы своему народу в благодарность за все прекрасное, данное им.
С приближением фронта к Москве оборудование завода и значительная часть рабочих, инженерно-технических работников готовились к эвакуации. Пали Минск и Смоленск. Иринарх дни и ночи занимался демонтажем цехов, эвакуацией людей и оборудования на Урал, в район города Белово. Только прибыл на новое место сам, как его направили на строительство в Кемерово.
После разгрома немцев под Москвой в декабре 1941 года правительством было принято решение о восстановлении Воскресенского комбината. Иринарх Алексеевич и ещё 7 рабочих паяльщиков вернулись в Воскресенск.
— Люди работали сутками, — вспоминает он. — Сразу поднимали четыре цеха. Первым, не позднее 1 мая 1942, надо было пустить сернокислый.
Однажды в конце смены Фигуровского вызвал главный инженер Г.С. Григорьев. Еще до войны Иринарху пришлось работать под его руководством. Это был опытный, грамотный и чуткий начальник. С ним он прошел школу становления инженера и приобрел навыки анализа производственного процесса. Он был его первым учителем и наставником после института.
Фигуровский был удивлен и даже растерялся, когда Герман Степанович сообщил, что пуск цеха доверен его смене. Зная, что среди рабочих смены имеется всего лишь 2—3 квалифицированных специалиста, а остальные случайные люди, он ответил, что сделать это будет очень трудно.
— Если бы было не трудно, — сказал Г. С. Григорьев, — обошлись бы и без тебя. Пуск сернокислотного цеха был намечен на 0 часов 1 мая 1942 года. С этой задачей смена И.А. Фигуровского справилась успешно. В 8 часов утра, когда начался процесс получения кислоты, Фигуровский и его помощники едва не валились с ног, но они сделали все, чтобы цех был пущен в срок. К концу рабочего дня они выдали первые тонны продукции.
...Летом 42-го фашистские орды устремились на юг. Страна истекала кровью. Фронту нужны были люди, много людей. И как ни нуждался тыл в хороших специалистах, в июне сорок второго младшего лейтенанта Фигуровского призвали в армию. Начался еще более тяжелый и совсем другой образ жизни. Вначале было пехотное училище и освоение пулеметного дела в древнем городе Великий Устюг, на Вологодщине. При всей загруженности учениями, стрельбами и сложности обстановки Иринарх Алексеевич не раз восхищался красотой здешней природы: вековыми могучими лесами, чудесными реками и величественными памятниками старины — творениями русских умельцев. Не раз он думал и о том, что все, подобное этому, за линией фронта растаптывают, сжигают и разрушают фашистские изверги. Хотелось поскорее быть среди сражающихся воинов, вносить свой вклад в разгром врага.
И такая возможность представилась. В начале января сорок третьего лейтенант Фигуровский уже был на Калининском фронте в составе 3-й Ударной армии.
— Когда мы, — рассказывает Иринарх Алексеевич, — входили в Луки, нашему взору открылась мрачная картина недавних боев. Многие здания были разрушены, другие — продолжали гореть. От окружающих селений остались только пепелища, столбы кирпичных труб да дощечки, прибитые к деревьям, с указанием названий бывших деревень.
Батальон, в котором Фигуровский был заместителем командира пулеметной роты, занял оборону западнее города и продолжительное время вел бои местного значения. Однако для солдат и офицеров роты они мало чем отличались от значительных. И в том и другом случае бойцы всегда были впереди, как говорят, лицом к лицу встречались с гитлеровцами: отражали атаки, вели разведку, истребляя фашистов. Однажды батальон, совместно с другими подразделениями и частями, прорвал вражескую оборону и за один день с боями продвинулся на глубину более 20 километров. Сама должность определяла роль и место Иринарха Алексеевича в этих боях: быть впереди.
К лету обстановка на фронте несколько изменилась. Батальон в составе полка и дивизии был переброшен на Смоленское направление. Вслед за этим произошли изменения и в службе И.А. Фигуровского. Он получил очередное воинское звание и стал начальником штаба батальона. Вместе с командиром готовил батальон к наступлению: проводил учения и боевые стрельбы подразделений, отрабатывал вопросы взаимодействия и связи, форсирования рек и преследования врага, пополнял роты людьми, оружием и боеприпасами. И, наконец, в ночь, предстоявшую бою, батальон сменил на плацдарме за рекой Царевич другие подразделения и изготовился к наступлению.
Все шло хорошо. До мельчайших деталей были уточнены объекты атаки и обязанности каждого из руководителей батальона. Но вдруг, за 15 минут до начала артподготовки, около пятидесяти немецких самолетов обрушили бомбовой контрудар на исходное положение полка. Это намного нарушило планы нашего командования и, очевидно, означало потерю элемента внезапности.
Но ровно в 8 часов утра 23 августа, как и намечалось, лавина артиллерийского огня накрыла вражеские позиции. С каким-то особым скрежетом, скрипом и завыванием взлетали хвостатые сигары «катюш», торопливо бухали дальнобойные и минометы, с треском палили пушки, со страшным свистом пролетали чуть ли не над головами снаряды орудий и танков прямой наводки. Все это дополнялось бушующим морем разрывов над траншеями гитлеровцев, сливалось в единую, могучую какофонию звуков и вселяло чувство гордости за Красную Армию и ее «бога войны» — артиллерию.
— Вслед за артогнем, — продолжает рассказ Иринарх Алексеевич,— пошли в атаку наши две роты. В ответ на призыв: «Вперед, за Родину!» они ворвались в первую, затем во вторую траншеи и начали штурм стоявшей на пригорке деревни Малеевки.
Старший лейтенант Фигуровский, наблюдая бой, умело использовал огонь минометной роты для подавления вражеских целей. Бойцы двинулись вперед и овладели деревней. В этом бою Иринарх Алексеевич был тяжело ранен: оказался разбитым голеностопный сустав правой ноги. После оказания ему первой помощи, он еще несколько часов продолжал помогать командиру управлять боем. И, только когда наступила небывалая слабость, с трудом простившись с друзьями, попросил отправить его в тыл. С наступлением темноты его, не приходившего в сознание, положили на повозку и всю ночь где-то возили, разыскивая медсанбат. Начинался длинный и тяжелый своим исходом период лечения. Вначале положение осложнилось гангреной. Врачи делали все, чтобы спасти жизнь. Но гарантировать это могло только хирургическое вмешательство. 28 августа, через пять дней после ранения, в полевом госпитале, на обычном деревянном крестьянском столе, при свете керосиновых ламп ему ампутировали ногу. Затем пути эвакуации привели его в Читу.
Девять месяцев находился Фигуровский в военном госпитале. Времени достаточно, чтобы научиться ходить и привыкнуть к положению инвалида войны, обдумать свою недолгую и, как ему казалось тогда, не напрасно прожитую жизнь. В деталях вспоминались детские годы: увлечения футболом, особенно ролью вратаря, игрой в шахматы, за что был даже награжден комплектом фигур самодельной работы, которые впоследствии сам же передал в Гусевской краеведческий музей как реликвию старины.
На всю жизнь запомнил Иринарх Алексеевич величественные военные парады на Крещатике в Киеве, свой твердый и уверенный шаг на правом фланге колонны дружных курсантов, окрыленных молодостью и надеждой на будущее...
С мыслями о прожитой жизни, о своих родителях он возвращался к действительности, к положению инвалида, к тяжелой плате, которой обошлась для него война.
В родной Гусь-Хрустальный, город детства и юности, Иринарх Фигуровский прибыл в пору оживления природы, в мае 1944-го. При всей сложности того периода дома встреча была радостной, приятной и теплой, согретой любовью матери и жены. Детский лепет дочери дополнял уют домашней обстановки. По-мужски деловито, ровно и спокойно старожилы города вводила земляка в курс местной жизни, рассказывали о заводе, расспрашивали о войне.
Почти две недели он отдыхал от госпитальной суеты, много читал, а больше гулял в окрестностях знаменитого гусевского озера. Но все это скоро надоело. Разум и руки инженера скучали по настоящему делу.
В июне Иринарх Алексеевич начал, как он говорит, временную работу на хрустальном заводе в должности заместителя начальника термосноампульного цеха. Затем стал начальником этого же цеха, начальником механизированного производства и, наконец, главным инженером. Жизнь распорядилась по-своему: временная работа превратилась в постоянную, специальность стекольщика — в призвание. Ему, привыкшему к современным предприятиям, культура производства на новом месте показалась невысокой. Да и уровень мышления руководителей озадачивал. Как-то один из начальников цехов на совещании у директора заявил: «План я выполню, если главный инженер даст хорошую стекломассу». Начальник цеха, видимо, не понимал, что поднимаемый им вопрос — компетенция не главного инженера, а начальника смены... Впрочем, стоило ли удивляться, если во главе цехов стояли практики, не имевшие необходимых знаний? Хотя и хорошие люди.
— На завод я пришел, — вспоминает Иринарх Алексеевич,— восьмым инженером по счету. И ни один из моих предшественников к тому времени не стоял во главе цеха. Отрицательно на положении дела сказывалось и то, что за семь лет на предприятии сменилось три директора и столько же главных инженеров. Но об одном из них, Станиславе Ивановиче Соболевском, я с благодарностью вспоминаю и сейчас. Это грамотный, думающий, чуткий инженер. При нем я работал начальником цеха и не без его участия стал главным инженером. Именно при нем начали осваиваться автоматы выдувных стаканов, быстрее пошла и механизация завода.
30 июня 1952 года директор завода Г.В. Савоничев подписал приказ о назначении Фигуровского главным инженером. А перед этим в беседе сказал: — Вы, как мне кажется, тот самый инженер, который, я думаю, глубоко понимает необходимость коренной реконструкции завода. Я давно присматривался к вам и сердцем почувствовал, что найду в вашем лице единомышленника.
Позднее директор признается:
— Мне повезло с главным инженером.
Перед ним встал вопрос: с чего начинать, чтобы сделать завод современным в широком значении этого слова. Он понимал, что главное — поставить во главе дела компетентных, технически грамотных специалистов. Начался нелегкий процесс по замене не имевших достаточных знаний практиков инженерами и техниками. Для подготовки и переподготовки квалифицированных рабочих и мастеров открыли заводскую трехгодичную школу.
Кроме этого, продолжалась реконструкция механизированного производства, что затрагивало уже все службы. Уже в 1955 году сняли часть старых прессовых автоматов и установили три технологические линии по выработке тонкостенных станков на автоматах ВС-24. Каждая линия выдавала в год почти 10 миллионов изделий. Для того времени это было большое достижение.
Но далось оно не легко. Пока шло переоснащение, неминуемо должен был «затрещать» план. Так и произошло. И сразу — нервные звонки, упреки и даже предупреждения о «несоответствии». Иринарх Алексеевич ко всему этому внутренне был готов. Но тем не менее пережил немало неприятных минут.
Реконструкция дала свои плоды: производство заработало ритмично. В ту пору Фигуровский много думал о выпуске изделий из свинцового хрусталя, декорированного алмазной гранью. Но только в печах непрерывного действия, а не в горшковых, как это практиковалось у нас и за рубежом. Имевшаяся литература того времени и встречи с крупными специалистами в Чехословакии не убедили Фигуровского в невозможности применения такого способа. Он искал подходы к новой технологии и верил в успех. А через несколько лет под его руководством на заводе была построена экспериментальная ванная печь непрерывного действия. Поначалу она принесла много огорчений и неудач, поскольку не все тут ладилось. Однако как только группа ИТР и рабочих — энтузиастов нового получила первые положительные исследовательские результаты, было принято решение построить промышленную стекловаренную печь.
И опять неудачи следовали одна за другой. Оказался сорванным заводской план нескольких месяцев. Директора вызывали для объяснений. Ставился вопрос об освобождении от работы, сыпались упреки и наказания.
— Вот что такое новая технология! — заключает Иринарх Алексеевич. — Когда нет времени на размышления, а план давит и делает свое «черное» дело.
Иногда подспудно закрадывалась мысль, а надо ли что-то менять, надо ли внедрять новое, если за неудачи так здорово бьют? По стремление работать по-новому брало верх. Наконец, продукция пошла.
И вдруг — инспекция по качеству забраковала большую партию хрустальных изделий. Вслед за этим министерство торговли вынесло решение о прекращении приема продукции в торговлю. Это был самый трудный момент в жизни Фигуровского. Но он держался и боролся, пока не пошел качественный хрусталь. Новая печь выдавала более двух миллионов изделий, вместо 600 тысяч на старой, горшковой!
Посмотреть на новшество приезжали специалисты из Чехословакии, других стран, Москвы, Ленинграда. Был даже капиталист из Англии — специалист по стеклу мистер X.Г. Кент. Осмотрев печь, он сказал: «...Это, черт возьми, вещь».
Иринарх Алексеевич вовлек в круг своих идей, расчетов, экспериментов большую группу инженерно-технического персонала завода, ученых филиала института стекла, мастеров и других специалистов производства. Начались эксперименты с варкой цветных стекол на основе применения окислов редкоземельных элементов. И скоро на прилавках магазинов на радость покупателям засверкал хрусталь разнообразных цветов. Таков был конечный результат поиска Фигуровского. По сути, это был переворот в технологии стеклоделия, впервые осуществленной в отечественной практике. Опыт гусевских хрустальщиков внедрен на заводах нашей страны и за рубежом.
Решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР Иринарху Алексеевичу Фигуровскому, руководителю работы, Георгию Васильевичу Савоничеву, директору завода, и еще десяти специалистам, ученым и рабочим была присуждена Государственная премия 1971 года. Кроме того, по результатам исследовательских работ Иринарх Алексеевич защитил диссертацию кандидата технических наук в Московском химико-технологическом институте им. Д.И. Менделеева.
С еще большей энергией продолжал он реконструкцию старых и строительство новых цехов, совершенствование технологических процессов, улучшение декоративно-художественного оформления изделий. Глубже и настойчивее решал вопросы повышения эффективности производства и культуры труда. К тому времени мощность завода увеличилась почти в два, а выпуск хрусталя более чем в три раза. И новая радость. Завод награждается орденом Октябрьской Революции. Одно за другим присуждаются переходящие Красные знамена Министерства промстройматериалов, ЦК КПСС, Совета Министров, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ с занесением на Всесоюзную Доску почета ВДНХ СССР. Это была высокая оценка труда не только главного инженера, но и всего завода, всех тех, кто поддерживал его, помогал воплощать смелые идеи.
Иринарх Алексеевич считает, что внедрению нового, кроме усилий коллектива, во многом способствовали его поездки за границу. Он ездил в Болгарию, дважды — в ГДР, три раза посетил Чехословакию. Дружественные встречи со специалистами братских стран оставили хороший след в его памяти и принесли большую взаимную пользу.
Кроме этого, ему была предоставлена возможность побывать и ознакомиться с производством сортовой посуды в Швеции, Бельгии, Франции, Федеративной Республике Германии, Финляндии и Италии.
Умело обобщая отечественный и зарубежный опыт, И.А. Фигуровский ведет активную рационализаторскую и научную работу. За 40 лет трудовой деятельности на заводе лично им и в соавторстве с другими внесено более восьмидесяти предложений! Наиболее важные из них связаны с совершенствованием производства термосов, которые были так необходимы для наших солдат в годы войны; конструкций подвесных люлечного и пластинчатого транспортеров-конвейеров, высвободивших многие сотни рабочих рук, особенно «хлопцев» — относчиков посуды; огневой полировкой изделий, освоением ванных печей и другими процессами. Общий экономический эффект от проектно-конструкторских и других новинок составил около трех миллионов рублей, на долю главного пришлось более полумиллиона. Пятнадцать авторских свидетельств на изобретения, три золотые и две серебряные медали ВДНХ СССР, занесение в «Книги почета» Министерства промстройматериалов РСФСР и областного совета ВОИР, присвоение званий «Заслуженный рационализатор РСФСР» и лучший изобретатель Владимирской области подтверждают неутомимый труд Иринарха Алексеевича. Его перу принадлежат 17 печатных научных трудов, а всего в соавторстве с другими специалистами — сорок девять. Многие из них опубликованы в журнале «Стекло и керамика», других изданиях.
Некоторые статьи И.А. Фигуровского переведены на иностранные языки и напечатаны в журналах Польши, Чехословакии, Федеративной Республики Германии, Франции и Англии. Так пришли к нему слава и известность крупного специалиста стеклоделия, человека, обладающего аналитическим умом и талантом инженера-руководителя.
Он и сейчас в постоянном поиске. Совместно с рядом институтов работает над освоением варки хрустального стекла в электропечах, получением твердой лепты шихты и созданием безотходной технологии. Что это даст? Дальнейшее повышение качества изделий, экономию энергоресурсов, сырья, особенно кислот и, возможно, производство строительных материалов — в частности облицовочной плитки.
Внедрять новое и совершенствовать старое помогает Иринарху Алексеевичу глубокое знание доверенной ему работы. Сорок лет он начинает свой рабочий день с обхода цехов и строек, личного ознакомления во всех деталях с громадным производством, трудом, предложениями, заботами и нуждами людей. Для него одинаково важны суждения и рядового рабочего, и инженера, если они идут на пользу делу. Жизнь и практика не раз убеждали его в том, что быть руководителем в любом звене, всегда, тем более в наше время, означает быть всесторонне подготовленным и осведомленным человеком. Поэтому он считает своей первейшей обязанностью подготовку кадров, специалистов завода и особенно молодых, новичков в стекольном деле. Его доклады, лекции, беседы, выступления на технических конференциях и совещаниях звучат грамотно, убедительно, как слово серьезного наставника, патриота предприятия, ветерана войны и труда.
Иринарх Алексеевич уважаемый человек не только у себя на заводе, в городе, но и в области. Он умело сочетает служебную и общественно-политическую деятельность. К нему идут люди и надеются на него. Подтверждением людской признательности было выдвижение его в городской и областной Советы народных депутатов.
Родина высоко оценила заслуги И.А. Фигуровского. В 1981 году он был удостоен высшей награды — ордена Ленина. Выражая искреннюю благодарность партии и Советскому правительству, он говорил: «Для меня сообщение о награждении орденом Ленина оказалось приятным вдвойне. Моя мать, Анна Степановна, была награждена орденом Ленина в 66 лет, и вот я тоже в этом возрасте получил такую же награду. Совпадение, но какое?!»
Действительно, если бы была жива его мать и узнала об этом, сколько было бы радости! Радости за своего сына, который за ратные подвиги был награжден орденом Отечественной войны II степени и многими медалями, а за мирный труд — равной с ней наградой и, кроме того, орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени.
Давно закончилась война. Но для Иринарха Алексеевича она продолжается. Продолжается все 40 лет. О ней постоянно напоминает тяжелое ранение и ноющая боль по ночам. Однако он, как и прежде, мужественно и настойчиво продолжает идти вперед к новым свершениям во имя своего народа и родной Отчизны.
