Нашу беседу с секретарем партбюро колхоза имени Куйбышева Муромского района А.И. Лобаненковым прервал шум в бухгалтерии. Через тонкую перегородку было слышно, как агроном сердито спорила с механизатором о том, как лучше сеять свеклу. Лобаненков крикнул, чтобы разговаривали потише.
— А это, Анатолий Иванович, ваш ставленник, — появилась молодая женщина на пороге. — И вам следовало бы призвать его к порядку. Слишком большую волю ему дали. Подумаешь, передовик...
Она была взвинченной и не особо выбирала слова.
Часа через полтора мы подъехали с председателем В.М. Буренко и агрономом к полю, на котором звеньевой Сельцов сеял свеклу. Время было уже обеденное, но механизатор все еще paботал.
— И так много дней из-за дождя потеряли, — остановив машину, но не покидая ее, буркнул он в ответ на шутку Буренко о «баталии» Сельцова с агрономшей. — Не первый год сею, а весна ныне ранняя...
— Так ты же солдат, Григорич, — не унимался председатель, а она командир.
— Так-то оно так, Максимыч... — хитровато улыбнулся вдруг звеньевой. — Но всякий солдат должен понимать свой маневр. Вот я его и понимаю. А осень покажет, кто прав...
Агрономша молча кивнула головой.
В сентябре мы опять втроем приехали на это поле. Сельцов, спрыгнув с трактора, ухватил пару огромных клубней и высоко поднял их над головой. Он имел право гордиться. Каждый из шести гектаров участка, засеянного первым, дал по 700 центнеров свеклы. А в среднем ее собрали по 620 центнеров. Это был лучший тогда результат в Муромском районе, а может, во всей области. Но не легким и не прямым был путь Сельцова к этому успеху.
Пройдя младшим сержантом гвардейского отдельного мотобатальона по дорогам войны от Курской дуги до Берлина, демобилизовался Георгий только в мае 1947-го. Сошел с поезда, не доезжая Мурома. Отсюда было ближе к родной деревне. Дорога шла то через только что засеянные поля, над которыми клубилась легкая дымка, то через изумрудные всходы озими. Он шел, расслабленный и умиленный всем этим, предвкушая встречу с родными. А память по какому-то странному капризу высвечивала то одну, то другую страницу из недавнего прошлого. Август 1942-го. Вместе с группой таких же, как он, молодых парней его отправили не на запад, а на восток, в маленький тихий Сергач. Там размещались курсы младших командиров-мотоциклистов. В это время тяжелые бои шли на подступах к Сталинграду. И курсанты все ждали, что их поднимут по тревоге и пошлют на подмогу. Но занятия продолжались. Потом младших сержантов направили на Белгородщину. Там около знаменитой теперь станции Прохоровка есть ничем неприметная деревня Красная. На всю жизнь запомнил ее Георгий. Именно здесь, в жестокой битве на Курской дуге, принял он боевое крещение. Это был какой-то огненный ад. День становился темен от дыма и поднятой вверх земли. И было страшно, повинуясь приказу, выскакивать из-под спасительной защиты окопа и мчаться на мотоцикле с донесением через сплошные всплески разрывов, лавируя между воронками.
Множество раз приходилось Георгию выполнять боевые задания. Каждый раз смерть шла где-то рядом. И дело чистого случая, что их дороги не пересеклись. Даже ранен Сельцов не был ни разу.
— Вот везучий, — завидовали друзья. — Заговоренный, что ли?
Всякий ли знает, что такое моторазведка? Больше пишут и показывают, как разведчики под покровом темноты, крадучись, пересекают линию фронта. Берут «языка» или добывают необходимые данные и незаметно возвращаются к своим. Моторазведка нечто иное. Группа отчаянных мотоциклистов во главе с легким танком на ревущих машинах со снятыми глушителями врывается в расположение противника. Задача одна — заставить врага открыть себя, подхватить на лету того, кто не успел спрятаться. И, пока гитлеровцы не пришли в себя от неожиданности, скрыться, подметив замаскированные огневые точки.
В этом бешеном ритме, в реве разъяренных моторов часто даже не слышно команд. Счет идет на секунды, от них зависит и успех выполнения приказа, и сама жизнь. Вот тогда-то всем своим существом усвоил Сельцов понятие о маневре. И он знал, когда выполнить его, чтобы обхитрить противника и уцелеть самому.
Так было в памятном бою во время очередного рейда во вражеский тыл. Их вынудили залечь на опушке небольшой рощи и старались отсечь огнем от оставленных в поле мотоциклов. Короткими перебежками Сельцов занял позицию, с которой можно было достать засевших за бугром вражеских минометчиков. И вот он уже видит их каски и спины в размалеванных маскировочных халатах. Выстрел, еще один — и двое фашистов вытягиваются на земле. А его трассирующие пули указали направление сопровождающему разведчиков танку.
Награда — солдатский орден Славы III степени — нашла Сельцова уже в польском городе Бреслау, куда их батальон перебросили после взятия Кенигсберга.
И вот оно, родное Борисово. Война и здесь оставила свой след. Он был заметен и в давно перемонтированных домах, часть которых стояла заколоченными. И в запущенности полей. И в убожестве животноводческих построек.
Многие не вернулись в село с войны. И если вечерами еще можно было увидеть у домов мужчин, то утром почти все уходили на работу в город, благо был он всего в десяти километрах.
Мог уйти и Сельцов. Тем более что ничто особенно не удерживало его здесь. Мать умерла, сестра жила у тетки.
Но какое-то сложное чувство не позволило ему уйти. Тут была память о детстве, и об умершей матери, и о тех счастливых днях, что были прожиты здесь до войны. Какая-то жалость охватила его при виде заколоченных изб и обветшалых скотных дворов.
И пошло все своим порядком. Чугунок с картошкой на завтрак. Квас с луком на обед, или, на выбор, щи из крапивы, и была сила, были молодые руки и неодолимая тяга к любой сельской работе. Радовало после фронта и пробуждение «с петухами», и наливающийся колос нивы. А по вечерам, несмотря на усталость, задорный перепляс под будоражущие душу переливы гармоники.
В сентябре, едва управились с уборкой картофеля, сыграли у Сельцовых свадьбу. А через год родился первый сын, Виктор. Потом, как по заказу, через каждые три года, Николай и Василий.
Росла семья, прибавлялась забота. Пересел Георгий с лошади на автомашину, пригодилась армейская специальность. Потом перешел в животноводство. Потому что заработок был повыше и потому еще, что больно было видеть, как медленно вставало оно на ноги после войны. Пять сезонов пас колхозное стадо. Непонятное это было время: изгоняли из севооборота травы. Где надо и не надо внедряли кукурузу. Трудно было и с лугами. Они в колхозе — заливные, на Окской пойме. Да затопляло их не всегда. Про удобрения тогда еще и речи не заходило. И как ни старался пастух, а больше шести-семи литров в день коровы не давали.
Когда на ферме не стало заведующего, председатель сказал Сельцову:
— Давай, Григорьевич, берись. Больше некому...
Тяжело вспоминать то время. И ночами чудилось ему мычание голодных коров. Так они встречали его каждое утро на ферме. Как ни латали старые помещения, их и продувало зимой, и проливало во время дождей. Изо всех сил старался Георгий Григорьевич. И сумел кое-чего добиться. В коровник провели водопровод, начали осваивать механическое доение. А над селом уже веяли новые ветры. Появился и новый ударный фронт — звеньевое выращивание пропашных культур.
И стал бывший мотоциклист трактористом. На курсах, правда, он не обучался, времени не было: звало к себе поле. А экзамены сдал экстерном за неделю...
Георгий Григорьевич вернулся к земле ее полноправным хозяином — звеньевым механизированного звена. И вскоре не было никого в колхозе, кто мог бы сравняться с ним в умении найти ключ к высоким урожаям пропашных культур. Когда его просили рассказать об опыте, все выходило просто. То предшественники были хорошие, то погода помогла, то все работы провели вовремя. О том, какое значение имело его умение принять вовремя верное решение, он умалчивал, как если б это не играло никакой роли.
...Орден Ленина за высокие урожаи пропашных Сельцову вручал первый секретарь Муромского райкома партии П.К. Панов, сам фронтовик, с разноцветьем наград на груди. Я не слышал, что он сказал Георгию Григорьевичу. И что ответил тот, широко улыбаясь.
Возможно, Георгий Григорьевич сказал о праве на свой маневр.
Владимирский край в годы Великой Отечественной войны Село Борисово.
