Металлургические заводы юга Владимирской губернии в нач. ХХ века
Металлургические заводы юга Владимирской губернии в нач. ХХ века
Общие цифры мы имеем в следующей табл., составленной, гл. обр., по «Обзорам», приложенным к губернаторским отчетам. Следует только помнить, что в таблицу входят данные и о Досчатинском заводе, являющемся в эти годы наиболее крупным: так, в 1908 г. на Досчатинском заводе было 250 ч., на Лубянском — 75 ч. и на Белоключевском — 90 ч. В скобках дано число заводов без Досчатинского.
Сумма производства указана в ассигнациях; к 1839 г. рубль ассигнациями стоил 27 ¼ к. на серебро, следовательно для сравнения с последующими годами надо брать сумму пр-ва в 182007 р. сер. В графе «1859-1860 г.» выработка чугуна и литья взята по Колпинке в среднем за 1852-61 гг., а в графе „1866 г.“ цифры по Колпинке прибавлены за 1865 г. В 1879 г. Колпинка стояла, но действовал Санчурский завод. За 1894-98 гг. цифры взяты из «материалов к оценке земель Влад. губ.». Из таблицы видно, что непоправимый удар металлургии Муромо-Меленковского у. был нанесен общим русским кризисом начала девятисотых годов (в металлургии начался с осени 1899). В сущности к 1906 г. из старых заводов не было уже ни одного. Попытки восстановить металлургическое производство на Белоключевском и Лубянском заводах, тоже кончились крахом перед войной и революцией. Время основания и работы наших заводов для наглядности можно представить в виде такой таблички.
Почему погибли заводы?
Почему же погибли чугунно-плавильные заводы Муромско-Меленковского района? Обычно объясняют это технической их отсталостью и конкуренцией Уральской и Южно-русской металлургии, в борьбе с которыми бессильным оказался наш район. Что технически район был отсталым этого отрицать нельзя. Даже горячее дутье в его домнах стало применяться лишь только с 1845 года. Между тем, «из сравнительных сведений по доменному цеху (Гусевского завода) в выплавке чугуна на холодном и горячем механическом дутье за 12 недель 1846-47 годов видно, что при горячем дутье противу холодного употреблено угля и дров на 1643 р. 20 ¼ к. меньше, плата же рабочим увеличилась только на 77 р. 82 ¾ к., а чугуна выплавлено на 8119 п. 5 ф. (133,1 тонн) больше и стоимость его заводу, исключая общезаводских расходов, обошлась по 69 к., а при холодном дутье 81 ¼ к. за пуд (16 килограмм)». О выгодности горячего дутья свидетельствует также и таблица, показывающая, что вследствие крепостного труда производительность домн быстро падала, но уже с 1850-х годов (после введения горячего дутья) количество выплавленного чугуна на 1 домну значительно увеличилось:
13) При расчете принято во внимание, что на Колпинке в 1850-60 годах фактически работали не 2, а 1 домна. Техническая отсталость района явствует также и из того, что пудлингование, изобретенное в 1784 г., применено было в районе лишь только в 1860-х г. Да и после этого его распространение по заводам нашего района отставало даже от остальных районов Приокского горного округа. В 1879-м, например, году по заводам Муромско-Меленковского района (в том числе и на Санчурском) было 5 кричных и 5 пудлинговых печей, по заводам же Выксунского района — 18 кричных и 34 пудлинговых печей и на Сынтульском заводе — 1 пудлинговая печь. Между тем, пудлингование еще более выгодно, чем применение горячего дутья. К сожалению, нельзя привести цифр о производительности кричных и пудлинговых печей за все годы, но довольно показательно и то, что имеется:
Скачек производительности печи после введения пудлингования виден из таблицы очень ясно. Нельзя также отрицать и влияния конкуренции Южно-русской металлургии на упадок заводов нашего района. Это влияние наглядно показывает следующая таблица выплавки чугуна по России и по Муромо-Меленковскому району:
Из этих данных явствует, что пока район находился в одинаковых с другими заводами условиях (надо иметь в виду, что до 1895 г. на 1-м месте среди металлургических районов России стоял Урал, развившийся благодаря крепостному труду и потому технически отсталый), рост выплавки чугуна в Муромско-Меленковском районе шел нога в ногу (и даже обгонял) с ростом общерусской выплавки. Но стоило только выдвинуться на первое место технически-усовершенствованной Южно-русской металлургии (в 1886 г. занявшей 3-е место, в 1888 году вытеснившей со 2-го места центральный район, а в 1895 г. отобравшей пальму первенства у Урала) и металлургическая промышленность Муромско-Меленковского района в своем развитии начала сильно отставать, а затем и окончательно погибла. Однако, только конкуренцией и технической отсталостью объяснить гибель заводов нельзя. Невольно возникает ряд других недоуменных вопросов: почему, например, Муромо-Меленковский район оказался самым отсталым даже в Приокском горном округе, почему Выксунские и Сынтульский заводы уцелели и работают доселе? Между тем, как Гусевской завод был очень долгое время крупнейшим заводом округа и вместе с Колпинским заводом в общем находились в более выгодных условиях. В то время, как Выкса расположена вдали от реки Оки, Гусевской завод, как это подмечено было еще в 1836 году сенатской комиссией, находился в центре России на водном сообщении по Оке с Нижегородской ярмаркой. И он «мог бы приносить верные доходы в руках такого заводчика, каким был Андрей Родионович». Характеристика Колпинского завода дана была в 1877 г. специалистом, обследовавшим его по поручению одного из лиц, предполагавших завод взять в аренду: «Завод состоит из двух домн, одной вагранки и железо-делательного завода, на котором производится выделка только полосного железа разных сортов. На заводе ежегодно плавится до 500 тысяч пудов руды и выделывается до 150 тысяч пудов железа. Сила его без постройки новой домны может быть доведена до 200 тысяч пудов железа. Руда находится при самом заводе и дает от 42 до 50 % чугуна. Кроме того большие ее залежи находятся в Карачаровской лесной даче на расстоянии 15-20 верст, так что в этом отношении завод может быть обеспечен на весьма долгое время. Для полного действия завода требуется ежегодно топлива в виде угля и дров до 8 тыс. куб. саж. древесной массы. Более половины этого количества может быть доставлено из дач владельцев, остальное из соседних казенных и частных дач. Наконец, в последнее время, из этой местности вводят на заводах употребление торфа, которого в дачах владельца огромные залежи. Местность чрезвычайно удобная для сбыта изделий. Благодаря высокому качеству руды железо, выделываемое Колпинкой, ценят в торговле наряду с лучшими сортами Сибирского железа. В сравнении же с железом местных заводов (Шепелевых и Баташевых) оно покупается всегда дороже 20-ю и более копейками за пуд… В отношении рабочих людей и мастеровых и чернорабочих завод можно сказать вполне обеспечен, так как население с давних пор приучено к заводским работам. При том он находится подле большого села Панфилова, которого население, состоящее из 800 слишком ревизких душ, главным образом, кормится от этого завода». Поэтому-то причины гибели наших заводов надо искать не только в технической отсталости, но, главным образом, в бесхозяйственности их владельцев и управителей. В самом деле, посмотрим сначала как «хозяйствовал» на своем заводе Уваров. На Колпинку древесный уголь, на котором производилась выплавка чугуна, доставлялся близлежащей около завода Карачаровской вотчиной Уварова. Последняя доставляла на завод угля в 1852-57 г. по 51950 чтв. в год, а в 1858-61 гг. (несмотря на то, что была пущена 2-я домна) — по 79791 чтв. тоже ежегодно. Вследствие этого с 1858 по 1860 год первая домна стояла 18 месяцев 29 дней, вторая домна — 15 мес. 13 дней, а обе вместе 34 месяца 12 дней, то есть постройка второй домны оказалась пустой тратой капитала. Но вотчина не только не сумела поставлять уголь в достаточном количестве, она к тому же с каждым годом доставляла его все худшего
Однако это не мешало правлению вотчины вздувать цены на уголь с каждым годом: так, в 1851 г. кубический аршин угля подвозился к заводу по 19 ¼ к., в 1852-57 гг. по 30 к., в 1858 г. — по 27 к., в октябре 1858 г. по 30 к., с ноября 1858 г. — по 37 к., а с октября 1859 г. — по 45 к. Из переписки, сохранившейся в делах вотчины, прекрасно видно, почему это повышение происходило. 27 февраля 1860 года некто Черноголовкин сообщал главноуправлению имениями Уварова результаты своего обследования заготовок угля: «Заготовка и отправка угля происходила хаотично... Выходы угля достигали до 6 ящиков с сажени. В 1857 г. из отправленных водой 12426 ящиков на завод было сдано 9433 ящ., а почти на 3000 ящиков не сохранилось даже книжек об отпуске и приеме угля на пристани... Обжиг углей производился подрядчиками без должного за ними присмотра, а потому каждый из них торопился только обжигом, вовсе не заботясь о хороших выходах угля. Записывались ящики на приход без проверки, по одному только показанию подрядчиков, сначала по 12, потом по 11 и по 10 ящиков из куб. сажени дров, отчего составился огромный (в 30000 ящ.) недостаток угля». Естественно, что при таком хаотическом ведении хозяйства, уголь все дорожал, а вместе с ним поднимался в цене и чугун, выплавляемый заводом. Уже в 1857 г. управляющий заводом Сабатье писал главноуправлению: «Домны, постройки и машины наши одобряют против заводов, которые окружают нас — Шепелевских, Карамзина и Баташевых. Цена руды у нас пониже на 2 коп. И все-таки, не говоря о сибирских заводах, стоимость чугуна у Мальцова 28 коп. пуд, у Карамзина 27 к., у Баташевых — 32 к., у Шепелевых — 41 ½ к., а у нас 45 к. (без процентов, начисляющихся на основной капитал)». Кроме того, задержка в доставке угля срывала всю коммерческую деятельность завода: брался заказ, но из-за отсутствия угля договор в срок не выполнялся и завод навсегда лишался своих заказчиков. Сабатье в одном из своих докладов приводит целый ряд подобных случаев. «В 1856 и 1857 годах,- пишет он, дом Борковых заподрядил у нас большую часть чугуна и принял от завода до 195 тысяч пудов. В это время явился другой покупатель — Пастухов и возможно было бы возвысить порядочную цену на чугун. Но этому случаю завод законтрактовал 25 ноября 1858 гола с Пастуховым на 30 тыс. по 49 к., 29 ноября 1858 г. еще на 20 тыс. — по 50 к. и 18 сентября 1859 г. еще на 107 тыс. пудов по 56 к. за пуд. С хорошим углем обе домны выплавили бы весь заказ в 8 месяцев. По первый отпуск в 30 тыс. был начат 10 февраля I860 г. и копчен был только 20 февраля 1861 г. Второй отпуск в 20 тыс. пудов начат 20 февраля 1861 г. и копчен 9 июля 1861 г. И Пастухов, чтобы получить 50 тыс. пудов чугуна ждал 2 года и 7 месяцев со дня подписания контрактов. Я думал, что он будет отказываться от подряда в 107 тысяч пудов или попросит снизить цену, но ничего. И только потому, что у нас остановились домны и даже на заводе не было 107 тыс. пудов чугуна, мы с обоюдного согласия нарушили контракт Пастухов принял 45 тыс. чугуна по 50 к. за пуд». Другой, еще более характерный случай это — контракт с Саратовской жел. дорогой, у которой заводом 6 марта 1861 г. был взят заказ на 10 тыс. пудов литья по 1 руб. 25 коп. Но завод не получил дров для сушки форм и заказ оказалось выполнить невозможным. О результатах этого Сабатье пишет: «Я придрался к случаю, что 13 апреля у нас на заводе произошли небольшие волнения рабочих и написал правлению дороги, что заказ не может быть выполнен так как по случаю освобождения крестьян, рабочие забастовали. 23 мая правление изъявило согласие на разрушение контракта, но указало, что подряд, если была бы охота, можно было выполнить и что на будущее время от них не нужно ожидать работы». В конце концов подобное «хозяйствование» привело к тому, что Уварову оказалось более выгодным сдать завод в аренду: за 10 лет самостоятельного хозяйствования он получил с завода чистого барыша 7959 р. 63 ¾ к., тогда как арендная плата давала ему по 9600-10000 руб. ежегодно, не считая сумм выручаемых за руду (по 1 коп. с пуда руды в земле). Арендаторы же, как водится, больше заботятся о большем использовании оборудования, а не об его усовершенствовании. И чуть что им становится невыгодным, они тотчас же бросают эксплуатацию арендуемых заводов. Так случилось и с Колпинкой во время металлургического кризиса: арендовавшее в то время этот завод т-во Московск. металлическ. завода, платившее Уварову ежегодную аренду в 10 тыс. руб., в 1901 г. бросило завод, сочтя для себя невыгодным его эксплуатацию в условиях кризиса.
Еще с более худшими формами «хозяйствования» мы встречаемся на заводах Баташевской группы после смерти Андрея Андреевича большого. Его наследникам досталось 7 горных заводов (Гусевской, Верхоунженский, Сынтульский, Еремшинский, Илевский, Вознесенский и Мердушинский), 2 стекольных завода, и по 7-й ревизии — 8359 мастеровых, 2381 заводских крестьян, 145 дворовых и в разных селениях 9055 крепостных крестьян. Начало разорению этого огромного имения положил Петр Баташев. Опекуны завода в 1839 г. писали в Меленковскую дворянскую опеку: «В 1817 году имел управление заводами один наследник Андрея Андреевича — сын его Петр Баташев, возмечтавший пользоваться всем имением и лишить других наследников оного. Он первый положил основание к расстройству заводов, подорвав капиталы оных забором в том же 1817 году более 500 тыс. руб. в свою пользу». Подрыв капиталов кроме этого был вызван и другими причинами: по указу правительства на поправку заводских строений и машин, а также на постройку добавочных зданий в 1818 г. было истрачено более 500 т. р., да уплачен был штраф правительству в 72 тыс. руб. и большие деньги убиты на поправку прорвавшейся плотины. «Все сии причины, — пишут опекуны, — естественно имели сильное влияние на расстройство и упадок заводского капитала так, что в 1818 г. при самом цветущем состоянии коммерческих оборотов и выгоднейшей продаже изделий заводы не в состоянии уже были изворачиваться собственным капиталом»... Ко времени же назначения над имением опеки значительно изменились и коммерческие возможности: заводских изделий лежало на складах на очень кругленькую сумму в 573 тыс. руб. С 6 ноября 1821 года по 1 января 1822 г. опекунскому управлению удалось продать этих изделий только на 59341 руб. Дальше же стало еще хуже. Опекун в начале 1822 года сообщал Меленковской дворянской опеке: «Не было и нет ни единого покупателя, который бы согласился взять товар на значительную сумму, кроме крестьян округи, покупающих изделия временно и то на малозначительные суммы, неудовлетворяющие еженедельных необходимейших заводских расходов (с 13 по 20 марта 1822 г. продано было при заводе на 1610 р. 51 ¼ к., тогда как потребность в деньгах только на зарплату была от 10 до 20 тыс. руб.). Посылался к Тулу уполномоченный, которым предлагал заводчикам купить по заводской таксе изделия на 50-100 тыс. руб. со скидкой к 5-10 %, и уплатой наличными наполовину (остальные же 50 % в кредит), но желающих не явилось... Завезенный в Тверь для продажи заводский товар продавали тоже со скидкой в 8-10 %, но по худому ходу в продаже товаров успеха не имели». К 23 марта 1822 г. на заводских складах лежало уже на 1 мил. руб. изделий. Нужда же в деньгах все обострялась: к 4 декабря 1821 года в кассе было наличных денег 315 р. 85 ½ к., а мастеровым и крестьянам надо было уплатить за неделю с 20 по 27 ноября — 14543 руб. 60 ½ коп.; к 20 марта 1822 г. в кассе осталось только 149 р. 24 ¼ к., а долг мастеровым и крестьянам равнялся 26553 р. 80 ¾ к. Тогда опекунское правление ввело с ноября 1822 г. систему заторжек (оптовых запродаж тех изделий, которые предполагалось выработать в предстоящем году), превратив их в средство собственной наживы и дальнейшего развала заводского имения. Скидка с таксенных цен из года в год делалась все значительнее, покупатели в контрактах вставляли пункт о перемене ассортимента во время действия контрактов и т. д. Вакханалия с заторжками продолжалась до тех пор, пока в конце 1834 г. опекун Пирогов ни заключил заторжки, давшей „убыток против цен, чего произведения самому заводу стоят на 737683 р. 71 к. ассиг.“, хотя это было накануне раздела имения между наследниками и завод вслед за этой заторжкой получил от кредитных установлений более 700 тыс. руб. ассигн., чего бы хватило до раздела, последовавшего через 8 месяцев. Этот же Пирогов в том же году закупил, несмотря на протесты заводов, хлеба у Борковых (главные покупатели товаров заводов) по такой цене, что все мастеровые отказывались его брать из заводских магазинов. Тогда по жалобе Ивана Баташева царь назначил следствие над действиями опекунов, установившее преступления Пирогова и халатность всех остальных опекунов, бывших за все время опеки. Этим же следствием вычислено было, что за 14 лет (с 1822 по 1836) по заторжкам продано было изделий на 12572311 р. 43 ¼ к., убытка же получено против заводских таксенных цен на 4856261 р. 22 ½ к. и даже против заводской себестоимости на 2114708 р. 88 к. ассигн. Общая же убыль капитала за время опекунского управления заводами определена била в 2440026 р. 26 к. ассигн. В эту сумму, кроме убытка от продажи изделий дешевле себестоимости, входит еще стоимость изделий, взятых наследниками, опекунами и чиновниками (351556 р.), и стоимость трех недостач изделий в амбаре и руды на руднике (132565 р.). Словом, тащили, пользуясь случаем, все, кому было не лень. Поэтому то, несмотря на ряд значительных ссуд и займов, положение заводов к 1834 г. было очень неважно. Оптовик Евдокимов внес заводской конторе 175 тыс. руб., что и было наличным капиталом конторы. Денег же к 1834 году требовалось: 1) на заготовку главных припасов и материалов для полного и безостановочного действия завода на годичное время - 402000 р. 2) на заготовку 121008 пуд. хлеба мастеровым - 320671 руб. 3) на уплату казенной недоимки за мастеровых и крестьян рассроченной платежом до 1857 г., но при достатке средств могущей быть внесенной раньше - 65095 руб. 81 коп. 4) на уплату прежних займов в Московском опекунском совете (в феврале 1823 г. занято было 150 т. р. на 12 лет, в марте 1824 г. — 164800 р. на 24 гола под залог 824душ) - 182392 руб. 5) на уплату ссуд, данных Феклой Баташевой в 1822, 1823 и в 1830 годах с % - 464944 руб. 6) горной недоимки с процентами за просрочку – 32007 руб. 7) служащим завода жалованья – 7857 руб. 8) помещикам за руду, добываемую в их землях – 4054 руб. 9) долг Евдокимову – 11500 руб. Из этих цифр явствует не только то, что заводы нуждались в деньгах, но и то, что они довольно усердно финансировались извне: Московским опекунским советом, одной из наследниц - Феклой Баташевой и разными другими кредитными учреждениями (не надо забывать что в конце 1834 года заводы получили сверх указанных еще 700-тысячную субсидию). В 1835 г. после девятилетней волынки имение, наконец, было разделено. Гусевской, Верхоунженский и Сынтульский заводы достались Ивану Андреевичу Баташеву. Кстати, весьма показательно для хозяйствования опекунов то, что стоимость доставшейся Ивану части имения (3 горных завода, 2 мельницы, 3212 мастеровых и 4069 крестьян) равнялась 2716699 р. асс., долгов же на его долю пало 711743 р. 56 к., тогда как к началу опекунского правления (к 1821) на всем имении долгов было 434251 р. при наличии в заводской кассе 11 тыс. руб., в долгах за мастеровыми и крестьянами 75 тыс. руб. и в заводских складах - изделий на 573 тыс., а запасов материалов на 823 тыс. руб. Выиграли ли заводы от перехода их к новому владельцу? Иван Баташев, как пишет В. Гайдуков, был несчастный человек, с ранних лет брошенный на произвол судьбы. Если он не погиб от холода и голода, то только потому, что оказались такие провидцы, которые давали ему приют на кухне, в расчете рано или поздно воспользоваться им для своих выгод, как наследником богатейших имений. Об Иване Баташеве в 1833 г. Петербургский военный губернатор писал во Владимир: «Лейб-гвардии конногвардейского полка капитан Шервуд-Верный и коллежский регистратор Иван Баташев подали мне просьбу, в коей изъяснили, что последний должен получить в наследство знатную часть недвижимого имущества в 14 тыс. душ с 7-ю железными заводами заключающегося, каковую он уже запродал Шервуду-Верному. А как раздел сего имения между прочими наследниками предоставлен от правительствующего сената Владимирской гражданской палате, то вследствие требования сей палаты должны оба они отправиться во Владимир, но в исполнение сего встречается препятствие по случаю предъявления здесь на Баташева денежных исков, просили таковые претензии обратить к рассмотрению и удовлетворению в опеку, учрежденную во Владимире над упомянутым имением, и разрешить ему выезд из столицы. По имеющимся сведениям, Баташев предается пьянству, расточает имение и, запродав оное Шервуду-Верному, не удовлетворяет вступивших на него Баташева исков. Я предписал Санкт-Петербургскому управлению благочиния остановить выезд его отсюда и сделал представление правительствующему сенату на предмет учреждения опеки над самим Баташевым по тому имению, которое долженствует в различных губерниях поступить к нему в наследство». И 23 ноября 1833 года (еще до раздела) над Иваном Баташевым «за невоздержную его жизнь и пристрастие к горячим напиткам» была назначена опека. Таким образом, заводы не только ничего не выиграли от перехода к новому владельцу, но очень многое проиграли. Управление ими осталось опять таки опекунским. Значительная часть имения отошла от заводов другим лицам. К заводским долгам прибавились колоссальные долги самого Баташева, да на содержание последнего приходилось теперь выплачивать по 200-500 р. ежемесячно. Насколько долги Ивана Баташева были велики, показывают следующие цифры: к 6 декабря 1836 года имение Баташева оценивалось в 2716699 р. асс., оборотного капитала было 231130 р. (наличного 44071, недоимок 13212, изделий 17180, материалов 156667 р.). Долгов же на имении считалось: кредитных установлений - 590034 руб. госуд. казначейства - 24182 руб. горного ведомства - 43752 руб. частных лиц - 276247 руб. сделанных Баташевым и им признанных - 852066 руб., им непризнанных - 100000 руб. Итого – 1886281 руб.
Продажа изделий производилась по-прежнему путем заторжек, опять таки по «ценам, коих дороже стоят изделия заводам». В 1836 году главное управление Черноморского флота предлагало значительный заказ, но Гусевская контора назначила цены выше Шепелевских, да при том добавила, что «заказа они принять не могут, гак как все изделия уже запроданы Баркову, по контракту с которым заводы не могут брать заказы со стороны». Нужда в деньгах была по-прежнему же огромная. Например, к 6 декабря 1836 г. наличных денег было 44 тыс., полученных в счет заторжек и на 500 т. руб. и их должно было растянуть на 3-4 месяца, а заводам к это время уже требовалось на неотложные нужды самое меньшее 200 т. р. К 1 апреля 1838 года в кассе не было ни одной копейки, тогда как на самые неотложные нужды требовалось до 60 т. р. Нельзя не отметить и такого характерного штриха «хозяйствования» опекунов - при огромной нужде в деньгах опекунское управление платило жалования приказчикам и конторским служащим 24124 р. в год, на канцелярские расходы тратило 5097 р. 60 к., тогда как при Андрее Андреевиче на это тратилось вдвое меньше (14 т. в год). Разводили оранжереи и поддерживали тому подобную роскошь. В 1837 году сенатская комиссия пришла к выводу, что для сохранения заводов их надо продать. В 1838 году купец Сарычев соглашался взять заводы в аренду на 10 лет. обязуясь платить ежегодно по 50 т. р. Но, к сожалению, ни на то, ни на другое Иван Баташев не согласился. В последующие же годы положение заводов стало еще хуже. «В настоящее время, — пишет в середине 1839 года Владимирский губернатор министру финансов, — заводы Баташева действительно более нежели в течении прошедших лет подвергнуты крайности»...
Как пример тогдашнего положения заводов, можно указать на цифры за 21 — 28 мая 1839 года, взятые нами из многочисленных подобных же отчетов Меленковской дворянской опеки. Только мастеровым в эту неделю надо было заплатить 6616 р. а купец Борков — единственный источник получения средств дал под изделия только 3125 р., отказав в выдаче остальных 3500 р. на том основании, что по контракту изделий ему оставалось получить на 51035 р., из которых конторой было уже забрано 47394 р. 84 к. Чтобы извернуться и прекратить ропот среди рабочих опекуны в августе этого года уговорили Боркова разрешить им часть выработанной продукции продавать на сторону. Это несколько помогло: с 13 по 20 августа изделий было выработано на 10808 р., из которых часть (4416 р.) пошла Боркову в счет контракта, а другая часть (6392 р.) продана была при конторе с торгов, при чем за нее выручено было 7967 р., пошедшие на расплату с рабочими. Кроме того на помощь заводам пришло и правительство: с 21 октября 1839 по 24 июля 1840 года заводам была дана (правда незначительными частями по 3000 — 10000 руб.) ссуда в 147 тысяч рублей, кстати сказать, как выяснила потом сенатская комиссия, израсходованных бесхозяйственно. 16 ноября 1839 года имение Ивана Баташева предположено было продать с аукциона, но по просьбе жены Баташева за месяц до аукциона царь распродажу отменил, а 16 августа 1840 года «к имению и особе коллежского регистратора Ив. Баташева приказал определить опекунов по избранию самого Баташева и его жены (раньше опекуны назначались Меленковской дворянской опекой) с тем, чтобы они в утверждении их в сем звании обратились в Санкт-Петербургскую дворянскую опеку» и дал опекунам право заложить часть имения Баташева... Вследствие этого указа управление заводами 12 января 1841 г. попало в руки опекунов Фиалковского и Ерина, назначенных Петербургской дворянской опекой. Ими прежде всего были прекращены убыточные для завода заторжки. Вообще же эти опекуны сделали перелом в хозяйствовании: вместо постоянного уменьшения капитала при них заводы принесли за 3 ½ года прибыль в 122162 р. 83 к., не считая средств, потраченных на значительное число сделанных на заводах новых пристроек. Это тем более показательно, что перед ними за 1838 — 1840 года от продажи изделий заводы понесли убытку 116870 р. 51 ¼ к. ассигнациями и заводского имения не хватило на 57956 р. 59 к. ассигн. Да к тому же вследствие нераспорядительности бывших опекунов с оброчных крестьян было не дополучено 216006 р. 56 ¾ к. ассигн. и недоимка горная и податная увеличилась на 240108 р. 78 к. ассиг. Надо сказать, что и Ерин не опускал случая поднагреть руки - он получил себе с купца Соболева 13 т. р. и с конторы 13308 р. ассиг., 5 % отчислений опекунам (никому ничего не дав), за завод, счет оплачивал свою прислугу, строил экипажи и т. д. Однако долгов на имении Баташева было 3272579 р. 52 к. (а с подложными 4213959 р. ассигн.), тогда как все имущество, свободное от залога, оценивалось в 2791899 р. 29 к. ассиг. и в июне 1844 г. Петербургская гражданская палата признала Ив. Баташева несостоятельным должником, а имение его назначила в продажу. Заводы вновь перешли в ведение Меленковской дворянской опеки. Первые полтора года при опекуне Тихине дело шло по-прежнему. С 6 августа 1844 по 1846 год заводы дали прибыли 150 тысяч руб. (считая и увеличение основного капитала), плюс к этому покрыта была горная недоимка и часть ссуд. Но вот с 12 января 1846 года опекунами над имением становятся Любовь Баташева (жена Ивана), Пашков и Бекетов. Снова начались злоупотребления и бесхозяйственность. Так, уже к 21 ноября вновь назначенный опекун Дружинин сообщал Меленковской двор. опеке, что «по продажному отделению Гусевской заводской конторы в белой капитальной шнуровой книге, выданной из опеки, приход и расход денежных сумм не записан с 27 марта, по запискам вчерне значится в остатке 30049 р. 89 к. ассиг., да с 6 по 21 ноября поступило 29149 р. ½ к., а в наличии имеется только последняя сумма»... Вторая сенатская комиссия, работавшая по приказу царя в 1847 г., выяснила потом, что остальные 30 тыс. руб. Бекетов с избытком хотел списать со счетов — 24500 р., как отосланные Любови Баташевой при ее смерти, а 16036 р. 27 ¾ к., как принадлежащие ему, Бекетову. Само собою разумеется, что доказательств ни того ни другого представлено Бекетовым не было. Опекуны снова попали под суд.
Прекрасная общая характеристика положения заводов дана Владимирским губернатором в его секретном письме от 23 октября 1851 года к министру внутренних дел: «Я долгом поставляю донести нашему сиятельству о настоящем бедственном положении столь знаменитого имения и горькой его будущности... Четыре раза высочайше поведено было имение Баташевых продать на удовлетворение огромных долгов казенных и частных и четыре раза с высочайшего разрешения останавливалась та продажа... Это продолжается более 20 лет. В течение сего времени почти целый уезд меленковских дворян и 3 комитета дворянской опеки находились постоянно под следствием и доселе под судом. Все присутственные места завалены делами Баташевых, затрудняющих бесполезною перепискою чиновников, не имеющею никаких положительных результатов. Между тем, долги казенные и частные только прибывают процентами с каждым годом. Ныне казенных долгов, в том числе Московскому опекунскому совету, 247 тыс. руб. сер. и на них проценты с 1848 года; податных недоимок по казенной палате до 1 октября 89521 р. 99 к. сер., горной недоимки по 5 октября 10583 р. 18 ¾ к. сер. Частных долгов бесспорных 163400 руб. сер., спорных, но утвержденных уже двумя инстанциями 202 тыс. руб. сер. И всё эти долги подлежат удовлетворению процентами за 20 лет, а подушные и земские подати каждогодно 12 проц. пени. Все они не только не уплачиваются ни единою копейкою, но подушные подати и горные проценты за текущее время не поступают никуда, нисколько... Конечно, эти заводы могут приносить большие доходы, но не иначе как в руках владельца-собственника при значительном запасном капитале, или личном кредите. Посему если бы знаменитое это имение было продано давно, тогда за удовлетворением всех долгов малолетние Баташевы получили бы в остатке значительный капитал в наследие, при продаже теперь может еще быть у них остаток, но при продолжении опекунского управления, при возрастании долгов и беспрестанном упадании самих заводов и хозяйства, уменьшающих их ценность, неминуемо заводы подвергнуты будут в конечное разорение к ущербу государства и малолетних наследников, которые непременно будут приведены к их возрасту в совершенное нищенство, а кредиторы и может быть самая казна понесет значительные убытки». Письмо заканчивается весьма скептическим отношением к указу сената о переводе опеки во Владимир и преобразовании ее состава. По мнению губернатора эти мероприятия „весьма легко могут прибавить и без того значительное число подсудимых лиц“... В последующие годы, судя по более чем тридцатилетней тяжбе Баташевых с земством из-за недоимок, положение заводов было далеко не из завидных и в 1860 — 1890 годы. Насколько шатко было положение заводов и в эти годы, показывает еще заявление опекуна, поданное им в 1871 г. в канцелярию Влад. губернатора. В этом заявлении говорится, что судебный пристав Рязанского округа обязал заводских контрагентов Наставина и Аленчикова вносить ему выручку для уплаты Баташевского долга Кашкареву. «А как у нас, — пишет опекун, — вовсе нет запасного заводского капитала, то после первой остановки означенного платежа, нечем будет рассчитать крестьян и мастеровых и заводы встанут...» В 1867 году губернское правление постановило: «поставить опеке на вид беспорядочность и безотчетность в управлении имением Баташевых» (опекунское управление лет 6 не давало никому отчетов о доходах и расходах) и напомнило о содержании ст. 341 улож. о наказаниях, которая гласила о карах за противозаконное бездействие. В декабре этого же года царь снова приказал описать имение и продать его для уплаты состоящих на нем казенных, земских и частных долгов (по-видимому постановление Петербургской гражданской палаты от 1844 г. не прошло). Правда, 17 февраля 1889 года (пока Владимирские, да Рязанские чиновники „описывали имение”) это распоряжение царем же было отменено, но резолюция об отмене в то же время гласила: «Образовавшуюся к 1 января 1888 г. сумму долга наследников Баташевых 121909 р. 16 ½ к., равно как и недоимку горных податей, числящуюся на горнозаводских имениях сказанных наследников в количестве 124117 р. 97 коп., рассрочить с 1 января для уплаты из 5 % интереса и 2 % погашения, с тем: а) чтобы долг по ссудам из государственного казначейства обеспечивался на вышеупомянутых имениях, расположенных в Рязанской и Владимирской губерниях по-прежнему преимущественно перед всеми долгами наследников Баташевых, б) чтобы за рассроченною недоимкою в горных податях были сохранены все те преимущества по взысканию ее, которые установлены ст. ст. 521 и 531 уст. горн. (св. зак. т. 7) и г) чтобы при первой неисправности в платеже помянутых долгов, или при первой замеченной неправильности и управлении означенные заводы были взяты в опеку и обращены в публичную продажу». К этому следует только добавить, что недоимок по губернским и уездным земским сборам в это время было 35191 р. 40 к., да и то лишь благодаря тому, что огромная сумма недоимки была удержана из выкупной ссуды: в 1883 г. размер земской недоимки достигал 202443 р. 73 к. Казалось, что после всего этого Баташевым следовало бы не запускать уплату земских сборов, но «наследники Баташевы сами никогда не платили ни недоимки, ни годовых окладов с 1883 г. и вносились таковые частью полицией через удержание из доходов с имения и др. источников и один раз арендатором Салазкиным»... Поэтому, к 16 октября 1897 г. размер земской недоимки снова уже достиг 64381 р. 51 к., о величине которых можно судить потому, что эта сумма равнялась целому годовому окладу уездного сбора со всех недвижимых имуществ Меленковского уезда. Правда, после всевозможных уточнений размер недоимки был понижен до 36784 р. 84 к., но земцы изо всех сил настаивали на продаже имения Баташевых. Правительствующий сенат, пять лег тянувший волынку с вопросом о продаже имения, наконец, указом от 9 июня 1899 г. «мудро» признал рапорт губернатора (подан был 17 ноября 1894) о необходимости продажи имения преждевременным и предложил управе сделать точный расчет причитающимся с Баташевых недоимкам. Меленковская земская управа сообщила, что расчет с Баташевыми произведен был ею еще 4 октября 1897 г. и был тогда же признан правильным самим М. И. Баташевым, бывшим лично на земском собрании в числе земских гласных и тогда же выдавшим подписку об обязательстве всю сумму недоимок оплатить. А так как в течение двух лет Баташев не внес ни копейки на покрытие недоимок и к 1 августа 1899 г. размер причитающихся на нем недоимок и окладов возрос до 54482 р. 62 к., то земство снова поставило перед Владимирским губернским правлением вопрос о продаже Баташевского имения. После этого в конце 1899 года Баташев расплатился с земством. Нам кажется, что все это вместе взятое с достаточной яркостью свидетельствует о продолжавшейся до самого закрытия заводов бесхозяйственности и безалаберности в их управлении. Добавим только, что „не имеющий чина Мануил Иванович Баташев, Касимовский предводитель дворянства, 60 лет“ в 1900 году имел 40944 дес. земли, заводы: Гусевской железо-делательный - 136162 р., чугунно-литейный — 33891 р., Верхоунженский — 23418 р., 4 водных мельницы — 13708 р., базарную площадь — 2500 р., рыбные ловли 800 р., калачное заведение - 1012 р. 50 к., 21 торговая лавка — 5625 р., торговую площадь при Верхоунженском заводе — 100 р., всего 219216 р. Огромнейшее когда то имение уже до закрытия заводов стало, как видим, размениваться на калачные заведения и всякую подобную мелочь. Капитала на ведение всего дела не хватало. Удивительно ли после этого то, что промкризис 1900-х годов одним ударом свалил подгнивавшее в течение целых десятков лет Баташевское хозяйство.
О конкуренции с Югом я подробно остановился в тексте статьи «О финансировании заводов», в тексте также приведен подробный материал из которого видно, что правительство и частные даже лица довольно щедро поддерживали заводы своими ссудами, но что можно было сделать когда имение растаскивалось всеми и когда ссуды тратились бесхозяйственно. Колебание валюты также не может служить объяснением происходящих на заводах неурядиц, тем более что годы наибольшего развала заводов совпадают с годами постепенного укрепления валюты: ассигнационный рубль стоил в 1769 г. более 1 рубля, в 1777 г. — 98 к. в 1796 г. – 68 ½ к., в 1813 г. 20 к., в 1839 г. — от 27,25 до 28,5 к., в 1843 г. около 1 р., в 1861 г. — 87 к. Точно также не могли очень плохо отразиться на заводах и пошлины на ввозимые железные и чугунные изделия, ибо они почти все время были велики: в 1724 г. ввозимое железо не в деле обложено пошлиной в 50 - 75 % своей цены, в 1731 г. они были понижены до 10-20 % с цены же, с 1757 г. снова началось повышение тарифа, продолжавшееся до 1857 г., при чем пошлины на чугун даже по самому «либеральному» тарифу фактически были равносильными запрещению ввоза; с 1857 г. тариф снова был понижен, дойдя в 1866 г. до 5 к. с пуда; при чем большинство ввозимого железа от пошлин фактически было освобождено вследствие льгот жел. дорогам; в 1881 г. льготы жел. дорогам были отменены, пошлины повышены; повышение шло и в следующие годы — в 1884 г. пошлина на чугун была назначена в 9 к. золотом с пуда, в 1885-86 г. — в 12 к., 1886 г. — в 15 к. и в 1891 г. — в 30-35 к. (по Туган-Барановскому), и в 45-52 ½ к. (по М. Покровскому) золотом с пуда.
На общем собрании членов Владимирского научного об-ва от 10 октября 1928 г. говорилось, что бесхозяйственность владельцев и опекунов не могла играть такую решающую роль в гибели заводов целого района, а что главными причинами этой гибели, вероятно, была отмена крепостного труда и оторванность района от железных дорог. Реформы 1861 года, без сомнения, свое влияние на положение заводов оказали, но отнюдь не решающее. Правда, мы уже отмечали, что отмена крепостного труда вызвала в ряде селений переход крестьянства от рудокопания к более легким занятиям, и сверх того произошла, как увидим дальше, некоторая заминка в производстве, но в то же время заводы получили солидную сумму в 400—450 т. руб. выкупных денег, производство быстро оправилось от нанесенного ей реформой толчка. Так, выплавка чугуна по Гусевскому и Верхоунженскому заводам (не говоря уже о всех заводах района) уже с 1866 г. пошла на повышение: в 1827-1860 г. ежегодно выплавлялось - 2037,5 тонн в 1862 г. ежегодно выплавлялось – 1987,7 тонн в 1866 г. ежегодно выплавлялось - 2719,3 тонн в 1872 г. ежегодно выплавлялось - 2745,3 тонн в 1879 г. ежегодно выплавлялось – 2821,1 тонн в 1894 г. ежегодно выплавлялось - 4758,3 тонн в 1897 г. ежегодно выплавлялось - 3480,1 тонн в 1898 г. ежегодно выплавлялось - 2711,2 тонн Таким образом, реформы 1861 г. скорее освежающе подействовали на заводское производство, разваленное опекунами еще в крепостное время. К сожалению, нельзя подробно выяснить насколько сказалась на упадке металл, промышл. отдаленность ее от железных дорог. Но и здесь категорически можно утверждать, что решающего значения в гибели заводов эта отдаленность не играла. Тем более, что Колпинка, находясь от ст. Муром всего в 5-7 вер., то же погибла во время русского промкризиса.
Несколько слов о перспективах района
Итак, полуторастолетняя работа заводов и неоднократный анализ железных руд нашего района доказали, что последние в общем вполне пригодны для переработки, а местами дают прекрасное железо. В 1924 году представитель Геологического комитета Пригоровский еще раз подтвердил, что в районе Гуся-Баташева «в равных условиях Выксы и окрестностей Тулы разработка руд экономически вполне оправдывается». В окрестностях Гуся имеется много леса. Огромные лесные массивы находятся также в других местах Приокского округа. При обследовании, произведенной в 1918 г. Гусевской металлургической артелью и Глафторфом, были открыты залежи торфа в Медведевском и Милишинском болотах, могущие дать до 6 миллионов пуд. торфа, да в других болотах, по предположению Толстого, можно добыть около 50 миллионов торфа. На Гусю имеется также хорошо оборудованная плотина, которая может дать до 450-510 лош. сил и на ремонт которой по смете 1924 г. требовалось что-то около 128 тысяч руб. И, наконец, район Гуся обеспечен квалифицированной рабочей силой: правда, переписью 1926 года в Гусь-Баташеве зарегистрировано 282 металлиста, не считая артели в 59 чел., не вошедшей в перепись как цензовое предприятие, но без сомнения, эти цифры далеки от того, что район может дать. Поэтому то мысль об использовании всех богатств нашего района появилась уже в то время, когда в районе не погасли еще все домны. Так, в 1913 г. французская кампания исследовала пруд с целью использования его водяной силы для производства целлюлеза. Затем, в годы наибольшей разрухи промышленности (1921) президиум «владимирского ГСНХ утвердил план (по докладу обследовавшего район Толстого), которым предусматривалось: 1) объединение под одним управлением Лашминского, Сынтульского и Лубянского заводов, 2) постройка на Гусю-Баташеве переделочного завода и установление связи между ним и Павловским районом, 3) постройка образцового углевыжигательного завода, 4) оборудование Медведовского болота, 5) обследование и ремонт пруда, 6) производство опытов по использованию шлаков Лашмы и Сынтула, из которых (шлаков) возможна добыча цемента, ничуть не уступающего портландскому и т. д. Но этому плану не суждено было осуществиться. Перспективным десятилетним планом губернии, утвержденным на губсъезде советов, было также предусмотрено в виде добавочного строительства (то есть за счет бюджетных средств) построить на Гусю-Баташеве древомассный завод и завод высокосортной стали с затратой 5305 тыс. руб. Однако осуществление и этого плана откладывается на неопределенное время. За последнее же время из того факта, что заводы района стоят в бездействии уже более 25 лет и превратились или в развалины, или в груды шлака, обычно, делается вывод о невозможности использования наших рудных богатств. Запасы руд истощились, лесов в районе почти не стало, сплавные реки обмелели, рабочая сила вздорожала, издержки на улучшение условий труда увеличились - следовательно, - говорят противники восстановления района, — наши металлургические заводы надо считать погибшими безвозвратно... Но не поспешен ли этот вывод? Ведь еще в XVIII веке академик Лепехин поставил было крест над Колпинским заводом, остановившимся по его мнению, тоже «за умалением леса и пресекшейся руды». Завод же через 80 лет после этого приговора снова задымил и работал целых 50 лет — нашлась и руда (да еще прекраснейшая), нашелся и лес. Не повторяется ли и сейчас ошибка Лепехина, но уже в отношении всего района? Ведь 25 лет назад заводы, как мы видели, встали, главным образом, из-за отсутствия на них хороших хозяев. Руда района вполне пригодна для обработки. Леса и топлива много. О конкуренции едва ли в ближайшие годы придется говорить: переживаемая в СССР нужда в черных металлах и особенно в той продукции, которую когда то вырабатывали наши заводы (листовое и сортовое железо, чугунная посуда и поделка) слишком известны всем. Юг и Урал не в состоянии сразу удовлетворить и запросы нового индустриального строительства, и запросы широких крестьянских масс, а также строительство городов. Поэтому, пока нет никаких оснований ставить могильную плиту даже над Муромо-Меленковским районом, не говоря уже о всем Приокском горном округе. Это, конечно, не значит, что завтра же надо посылать рабочих строить на Гусю-Баташеве завод и нанимать крестьян — копать для него руду. Но это требует от нас серьезного внимания к вопросу восстановления металлургической промышленности и, не откладывая в долгий ящик, ставить вопрос о всестороннем исследовании вероятных запасов руд и современных экономических условий их разработки. Но надо ставить вопрос не только о восстановлении Гуся-Железного, а вообще о развитии металлургической промышленности всего Приокского округа. До сих пор такой общей постановки вопроса мешали административные границы, разрезающие живой экономический организм на 4 части. Они могут тормозить дело и в будущем, вследствие чего уже сейчас в связи с экономическим районированием необходимо ребром поставить вопрос об организации единого Приокского округа. Что организация округа жизненно назрела уже давно, говорит целый ряд авторитетных заявлений. Пленум Приокского райкома металлистов (ВСРМ) в декабре 1921 г. первым поднял вопрос об объединении металлургической и металлической промышленности округа в один хозорган, «для рационального и наивыгодного использования ресурсов, недр и богатств всего Приокского округа». К этому решению в январе 1922 г. присоединились и все муромские организации. В июле 1922 г. расширенный пленум Выксунского укома совместно с представителями укомов Муромского, Павловского, Меленковского и др. высказался за создание Муромской губернии, мотивируя это тем, что тогда «создается возможность развития округа и использования его богатств при единой организационной воле и влиянии, что развитие жизни объединенных районов будет служить вместе с тем интересам восстановления крупной индустрии, каковым является Приокский горный округ, как базы для построения коммунистического об-ва и укрепления диктатуры пролетариата»... В 1923 г., вероятно по этим же соображениям Нижегородская губ. административная комиссия писала в своем докладе (правда замечательно показательно формулируя свой вывод): «Имеется в виду Выксунский уезд влить в родственный ему Муромский у., в случае его присоединения к Нижегородской губ.». Ничем иным нельзя объяснить и мнение Владимирской губ. административной комиссии, которая в 1923 же году в состав проектируемого ею Муромского округа включала территории, на которых расположены Выксунские, Лашменский и Сынтульский заводы. И, наконец, на расширенном совещании при Обплане ЦПО 15 октября 1924 г. представитель Главметалла заявлял: «современная чересполосица двух губерний — Владимирской и Рязанской, являющаяся источником бесхозяйственности, должна быть устранена». Отрицательные стороны раздробленности Приокского округа подтвердил на совещании представитель Гуся-Баташева.
