Календарные обряды Владимирской деревни
РУСАЛИИ
«Русалии в древней Руси были кульминационной точкой народных языческих празднеств. Все виды искусства проявлялись в них полной мерой: музыка, пение, танцы, военные игры, театрализованные действа, проводившиеся иногда в масках». По всей видимости, русальная неделя существовала и перед Семиком, и перед Перуновым днем, но самая известная нам, сохранившаяся в фольклоре, - перед днем Купалы. Христианская церковь с Русалиями всячески боролась, для чего и был учрежден петровский пост, поглотивший эти игрища. А в народе русальной стала называться неделя, следующая за Троицей (последняя перед постом).
Русалии - празднества в честь русалок, одних из самых почитаемых в дохристианской Руси духов. Русалки, по этнографическим сведениям, очень красивые нагие девушки с длинными распущенными волосами, обитающие в реках и озерах, - покровительницы дождя и плодородия нив. Они приходили, когда необходимо было оросить и опылить поля, а потом снова уходили. Отсюда, наверное, и обряд «проводов русалки» - последнего дня Русалий. Слово же «русалка», по всей видимости, происходит от «росы», «орошения». «Очевидно не без воздействия церковных проповедников, говоривших о древних божествах как о бесах, русалки стали превращаться в существа, которых надо остерегаться... Осложнился образ русалки и тем, что они стали представляться (особенно на Украине) утопленницами...»
Ценные сведения о праздновании Русалий под руководством волхвов-русальцев сохранились в болгарской этнографии.
На Владимирщине от древних Русалий осталось очень и очень немногое. Это прежде всего обряды «проводов русалки» и «проводов весны» (русальной неделей заканчивалась весна, с Купалы начиналось лето). Сохранилась, правда, очень хорошая запись «похорон Костромы», где отчетливо прослеживается мотив заклинания дождя (повелительницы которого - русалки) - принесение жертвы воде, чтобы вызвать дождь. О молении дождя поминается и в песнях. Эти обряды в прошлом веке исполнялись в следующее за Троицей воскресенье. По-видимому, Русалиям первоначально принадлежал и обряд «вождения колоска». Это своеобразный хоровод с ярко выраженной аграрной магией. В нем есть и пение, и танцы, и театрализованное действо, и военные игры (наступательное шествие хоровода с исполнением песни «Подойду, подойду...»), то есть те компоненты народного искусства, которые, по мнению Б.А. Рыбакова, объединялись празднествами Русалий.
№ 127.
Вождение колоска
Обычай, совершаемый в селе Шельбове [Юрьев-Польского уезда] в Троицын день, носит на себе название «колоска». Действующие лица в нем - девицы и молодицы (молодые замужние женщины), они одни только наслаждаются удовольствием «водить колосок» («водить колосок» - водить хоровод), как у них говорится. Эта церемония сопровождается толпою любопытных; в числе их молодцы, разумеется, занимают первое место …
Это обыкновение совершается в следующем порядке. Село Шельбово рекою Липнею разделяется на две стороны: они некоторым образом служат определением полевых севооборотов. Озимая рожь к Троицыну дню начинает колоситься; она-то и служит целью похода, который совершается в «колоске». Поход открывается со стороны, противоположной той, где растет озимая рожь.
Праздник народных ремёсел на Троицу в Суздале
Девицы и молодицы схватываются попарно руками; каждая из них одною рукою берет другую свою же ниже кисти; а этой берет точно так же руку той девицы, которая с ней составляет пару так, что все четыре руки их соединяются вместе и образуют собою плотный квадрат. Потом все пары становятся вплоть рядом, составляя таким образом две стороны, обращенные одна к другой лицом и соединенные руками. По этому крепкому оплоту из рук начинает идти девочка (девочка символизирует колосок, идущий, на ниву) лет двенадцати, опираясь на головы девиц. Девочка эта выбирается предварительно, красивее других, одевается в нарядный сарафан и убирается разноцветными лентами. Последняя пара, которую прошла девочка, становится наперед других, как это бывает в «горелках». Таким образом эта процессия медленно подвигается к мосту, за которым ожидают девицы другой стороны. Сии последние после обыкновенных поклонов примыкают к этому походу и продолжают его вместе точно таким же образом. В продолжении всего этого шествия, с самого его начала, неумолкаемо поется самым растянутым голосом песня:
Пошёл колос на ниву,
На белую пшеницу!
Уродися на лето
Рожь с овсом, со дикушей (дикуша - гречиха),
Со пшеницею!
Это одно и то же повторяется несколько раз до тех пор, пока не придут к концу порядка, за которым зеленеет озимая рожь - цель их церемониального похода. Здесь останавливается процессия: отделяется одна пара, на которой остановилась девочка, и подносит ее на руках к оржаному хлебу. Девочка срывает горсть ржи, бежит к церкви и бросает близ оной сорванные колосья. (Прежде клали под церковь, когда она была деревянная). Тем и кончается этот поход. Отсюда девицы начинают идти уже другим порядком. Разделяются тоже на два ряда, но уже не схватываясь руками. Один ряд постоянно отступает задом вдоль посада, другой наступает на него, держась параллельно от первого; и таким образом самым тихим церемониальным шагом подвигаются вперед. При этом поется другая песня менее протяжным голосом, нежели первая. Вот она:
Подойду, подойду,
Я под Царь-город подойду!
То любо, то любо!
Прошибу, прошибу
Я копьём стену каменну.
То любо, то любо!
…
Уведу, уведу
Я у батюшка добра коня.
То любо, то любо!
Уведу, уведу
У родимова стоялова.
То любо, то любо!
По окончании этой песни меняется наступательное шествие. Девицы берутся между собою руками в своем ряду отдельно, только крайние из них соединяются поясами, концы которых держат в своих руках. Первая из крайних пар возвышает свой пояс над головами, и все девицы проходят под ним; последняя пара, ставши таким образом на первом месте, делает то же, и девицы проходят под ее поясом точно так же. Это повторяется опять и опять, доколе девицы, «перевиваясь», как у них говорится, не придут на всегдашнее известное место их гулянья. При этом поется следующая песня:
Перевейся яров хмель
На нашу сторонку.
На нашей сторонке
Удача большая,
Удача большая -
Венцы золотые, (венцы - шишки хмеля)
Венцы, венцы золотые,
- Серебряно тычьё. (тычье - тычины, обвиваясь около которых, растет хмель)
Нащиплю я млада хмелю,
Хмелю яровова,
Наварю я млада пива,
Пива молодова.
Призову я млада гостя,
Гостя дорогова,
Гостя дорогова -
Батюшку роднова.
Не почасту в гости ходишь,
Не подолгу гостишь -
Одну ноченьку ночуешь,
И ту протоскуешь.
Эта песня повторяется, но уже в ней место «гостя-батюшки» занимает «гостья-матушка».
На месте всегдашнего обыкновенного гулянья поселян, куда они с такой церемонией направляют свой путь, уже заранее приготовлена в чане брага. Она еще задолго до Троицына дня составляет предмет девичьих забот и совещаний, - дня за четыре разваживается. Ею угощаются не одни только участвующие в «колоске», но и те, которые сопровождали его и были любопытствующими зрителями, - в особенности же батюшки и матушки, как упоминается в песне.
Отсюда, угостившись и отдохнувши после такого тяжкого труда в церемонии, молодцы и девушки отправляются за село на колодец, находящийся между Шельбовым и соседним близким (в полуверсте) селом Осановец. Сюда же собирается и Осановская молодежь. Здесь, в общем хороводе, вы увидите соперничество молодых людей этих двух сел.
№ 128.
Похороны Костромы (в Муромском уезде)
«А что, девки, ведь пора бы уж и Кострому хоронить?» - вывернется какая-нибудь бойкая бабенка из толпы. «А ну-те к жидам с Костромой-те! - отзывается недовольным тоном другая. - Мне намесь (намедни) хозяин (муж) говорил: грех, потому что в песнях-то гроб поминают; слышь, на том свете за это язык вытянут да сковороду раскаленную лизать заставят!» - «Ну, еще того света долго ждать, пока еще вытянут, а теперь мы в вольную голову погуляем: иди, девки, кто хочет Кострому сряжать (одевать), а кому грех, тот на месте сиди, всего не переслушаешь тутотки!» И с весельем, гиканьем, шумом и смехом бежит целая ватага молодых девушек, женщин и парней хоронить Кострому. Из избы выносят деревянную скамью и ставят ее посреди улицы; на скамью ставят корыто и начинается делание Костромы. Притаскивается большой пук соломы, и все находящиеся тут парни и девки делают куклу наподобие женщины, причем поют следующее:
Кострома моя Костромушка,
Моя белая лебёдушка.
У моей ли Костромы
Много золота-казны.
У костромского купца
Была дочка хороша,
То Костромушка была!
Костромушка-Кострома,
Лебедушка-лебеда!
У Костромы-то родства -
Кострома полна была,
У Костромина отца -
Было в семеро.
Кострома-то разгулялась,
Кострома-то расхвалилась.
Как Костромин-то отец
Стал гостей собирать,
Гостей собирать,
Большой пир затевать.
Кострома пошла плясать,
А чужие пританцовывать:
«Кострома, Кострома,
То Костромушка была!
Я к тее, кума, незваная пришла;
Я ли тея, Костромушка,
За рученьку возьму,
Вином с маком напою,
В хоровод тея введу!»
Стала Кострома поворачиваться,
С вина-маку покачиваться,
Вдоль по улице пошла,
На подворьице зашла,
На подворье костромское,
На купецкое.
Кострома ли Кострома,
То Костромушка была!
Костромушка расплясалась,
Костромушка разыгралась,
Вина с маком нализалась.
Вдруг Костромка повалилась:
Костромушка умерла.
Костромушка-Кострома!
К Костроме стали сходиться,
Костромушку убирать
И во гроб полагать.
Как родные-то стали тужить,
По Костромушке выплакивати,
А чужие-то плясать, притаптывати:
«Была Кострома весела,
Была Кострома хороша!»
Кострома-Костромушка,
Наша белая лебёдушка!
(местность с. Климова)
В продолжении этой же песни женщины и девушки одевают чучело в сарафан и рубашку; голову повязывают косынкою и убирают цветами; на ноги надевают башмаки, и, убрав таким образом Кострому, девушки и женщины кладут ее в корыто [...]. «Понесем Кострому!» - раздается команда. Сейчас же все тут стоящие парни одеваются в рогожи и идут вперед; один из них берет лапоть, изображающий собою кадило, и все шествуют медленно, не спеша. А женщины и девушки, покрыв головы белыми платками, берут корыто с куклою на руки и точно также медленно несут его по направлению к реке, причем одна группа девушек, изображающая собою плакальщиц, поет:
Кострома, Кострома,
Ты нарядная была,
Развесёлая была,
Ты гульливая была!
А теперь, Кострома,
Ты во гроб легла!
И к тее ль, Костроме,
Сошлись незваные сюда, -
Стали Кострому
Собирать-одевать,
Собирать-одевать
И оплакивать:
«Кострома-Кострома,
Костромушка моя!
У тея ль, Костромы,
Блины масленые,
Браги сыченые,
Ложки крашеные,
Чашки липовые».
(местность с. Климова)
Пришедши к реке или озеру, Кострому разоблачают, снимают с нее все уборы и бросают ее в воду, при чем поют следующее:
Во поле было во поле,
Стояла берёза, -
Она ростом высока,
Листом широка.
Как под этой под берёзой
Лежала Кострома, -
Она убита-неубита,
Тафтою покрыта.
Девица-красавица
К ней подходила,
Тафту открывала,
В лице признавала:
«Спишь ли, милая Костромка,
Или чего чуешь?
Твои кони вороные
Во поле кочуют,
Дороженьку чуют!»
Девица-красавица
Водицу носила,
Дожжичка просила:
«Создай, Боже, дожжа,
Дожжичка частова,
Чтобы травыньку смочило,
Костроме косу остру притупило!»
Как за речкой, за рекой
Кострома сено косит, -
Бросила косу
Середи покосу.
(сл. Якиманская)
Этот обычай называется «провожанием весны» или «хоронением Костромы», и совершается он в последнее воскресенье перед петровым постом в пригородных слободах г. Мурома и других селениях, расположенных по сю сторону реки Оки, однако с некоторыми изменениями, как, например, в северо-западной и западной стороне уезда - селе Климове с окружающими селениями - Кострому хоронят так: обряжают молодую женщину или девушку, кладут ее в ящик или корыто, и несут с причетом и воем до леса; корыто ставят под березою и поют песню, помещенную нами выше и заимствованную ими у Якиманской слободы «Во поле было во поле...» и т.д. Под березу помещают Кострому, вероятно, по недостатку воды в селении. Корыто с женщиною, изображающей собою Кострому, оставляют в лесу и уходят назад с веселыми песнями, а женщина или девушка, называемая Костромою, уже после присоединяется к своим товаркам.
В сельце Зименки, в западной стороне уезда, Кострому хоронят так: делают из соломы чучело, точно так же, как и в слободе, с тою только разницею, что там Кострома изображает собою женщину, а здесь - мужчину. Его сряжают в мужское платье и кладут в корыто. Одну из находящихся здесь молодых женщин выбирают в жены умершего Костромы, и когда вся процессия двинется в путь, то жена впереди всех идет за корытом и причитывает: «Батюшка, Костромушка, на кого ты меня покинул: закрылись твои ясны оченьки и т.п.» когда же чучело кинут в воду, то изображавшая собою жену Костромы начинает плясать, говоря: «Поди, душа, прямо-таки в рай, таки в рай!»
В ближайших к городу селениях заречной стороны (за рекой Окой) - деревне Ольховке с прочими, обычай этот справляется так: берут сноп соломы, одевают его в новый сарафан и платок, увешивают сноп лентами, цветами, потом несут до речки или болота. Тут сноп кидают в воду, говоря:
Костромушка - Кострома,
Куда твоя голова? -
К бесу, к лесу,
В омут головой!
№ 129.
Проводы весны
В селениях, окружающих город [Меленки] (д. Венедеевке и других), северной части (с. Крюкове с прочими) [...], между крестьянами существует обычай провожать весну, что совершается в петровские заговины в сумерки. [...] Вереница девок, молодых баб и парней, взявшись за руки, медленно идет по деревне с песнями по направлению на восток [...]. Вышед за околицу, песенницы становятся лицом к солнечному восходу и, спевши хором прощальную песню весне, отвешивают в ту сторону общий поклон. Затем расходятся по домам.
№ 130.
Проводы русалки
В деревне Пошаговой (Меленковского уезда] и окрестных селениях существует обычай такого рода: в день заговенья перед петровым постом девки и парни совершают проводы русалки. В вечерние сумерки появляются из своих домов: девка, ряженая парнем, в белой рубахе и парень, в девичьем сарафане; оба бегут за околицу - в ржаное поле, их преследуют девки, парни и молодые женщины, которые на меже ржаного поля останавливаются, поют особые песни и водят хороводы. Ряженые скрываются во ржи, что и означает «проводы русалки».
КУПАЛА
Купала - праздник летнего солнцестояния, когда солнце достигает своего апогея и буйно расцветает растительность. День 24 июня у славянских, да и вообще у европейских, народов отмечался возжжением огня и купанием.
Есть предположение, что Купала - одно из имен (или воплощений) Дажьбога, одного из древнейших славянских богов, солнечного бога.
Церковь всячески боролась с «бесовскими» купальскими игрищами: был установлен петровский пост, запрещавший увеселения, а именно к 24 июня был приурочен день рождества Иоанна Крестителя, чтобы и названия этого величайшего языческого празднества не сохранилось. В итоге: в нашем регионе этот день стал носить название Ивана Цветника, а от купальских обрядов осталось лишь собирание трав и цветов, гадание по венкам, да в некоторых местах массовое купание.
Однако на Украине в день Ивана Купалы вплоть до ХХ века продолжали существовать многие древние обряды, исходя из которых можно представить этапы этого празднества.
Накануне великого праздника, в Купальницу, вечером начинали собирать колдовские травы, цветы для венков, плели венки. Готовили обрядовое дерево - черноклён (иногда березу или вербу), которое на Украине называли «мораной» (от имени богини зимы и смерти Марены). Дерево устанавливали на месте всегдашнего купальского гулянья около реки или озера. Основное празднество происходило ночью и носило массовый характер без разделения по полам. Путем трения добывали ритуальный огонь и возжигали костер, через который перескакивали, водили вокруг хороводы. «Костры зажигали в честь солнца как его земное подобие». Водили хороводы и вокруг обрядового дерева, которое в конце гулянья бросали в воду (или сжигали) и гадали по венкам. Купание, по-видимому, продолжалось всю ночь, наряду с хороводами, и заканчивалось на заре, когда, по поверью, «купается солнце». Сохранились сведения о массовом характере купанья и о том, что купались без одежды, что, вероятно, и является исконным для этого очистительного обряда. В ночь на Купалу допускались и вольные отношения между полами, о чем сохранились свидетельства из некоторых мест Белоруссии.
Утром, по-видимому, люди поднимались на возвышенное место и встречали солнце. Этот обряд сохранился в некоторых местах центральной России, но приуроченным уже к Петрову дню.
Поверья о нечистой силе, которой нужно остерегаться в купальскую ночь, явно поздние и появились под влиянием церковных гонений на колдунов, ворожей, знахарей.
День Купалы начинал лето, а заканчивал его Перунов (позднее: Ильин) день. Обрядов, связанных с этим празднеством, к сожалению, не сохранилось, а только некоторые поверья, подтверждающие, что Перун повелевал грозами, и что в этот день прекращались купания в реках и озерах.
№ 131.
В Юрьев-Польском районе сохраняется поверье, что только на Ивана Купалу расцветает цветок-борзяк. В Меленковском районе сохраняется обычай собирать в этот день лечебные травы.
№ 132.
В озере Клещинском Переславского уезда [в Иванов день] купаются и водят по его берегам хороводные круги.
№ 133.
Купание в реках начиналось с полдня (в Купальницу - канун дня Купалы) и продолжалось до вечерен. В Переславле-Залесском купались в озере Клещине (Плещеево озеро) с песнями и играми. Там, пока одни купались, другие на берегу пели песни.
№ 134.
Цветы накануне Иванова дня собирали, не помню уж как назывались, - серые такие, а верхушки сами розовые. Цветы нераспустивишеся, они к Иванову дню как раз распускаться должны. Их втыкали в щели стены. На каждый цветок загадывали жениха. Какой к утру распустится - за того парня и замуж идти.
(д. Турыгино Юрьев-Польского района)
№ 135.
На Иван Цветник гадали - венки бросали о воду на Рыковцах у березы (место на реке Колокше). Венки плели из разных цветов, березовые ветки вплетали в них. У кого венок потонет, - тот помрет в этом году, а у кого поплывет - жить будет.
(д. Турыгино Юрьев-Польского района)
№ 136.
В деревнях с неизвестных пор и по настоящее время существует очень странное поверье в «Спорыньёвщиков» (От слова «спорынья», которое означает: стебель с разветвляющимися колосьями - символ роста богатства и изобилия.). По мнению народа, в мире есть люди, так называемые Спорыньёвщики, или - иначе сказать - своего рода колдуны, пользующиеся неограниченно чужими трудами посредством своих чаровных способов. Такие люди в ночь на Ивана Купалу (24 июня) снимают с себя совершенно всю одежду и, оставаясь нагими, пачкают сажею сплошь всё свое тело, так что курице уклюнуть не оставляют чистого места, привязывают ко лбу рога, какие окажутся под руками, - и в таком безобразном виде садятся верхом на свою заветную кочергу или помело, словом, кому что досталось по наследству от своих предшественников (а это «ремесло» сам выдумать ни один не может, если ему никто из колдунов не откажет), - и пускаются во весь опор наискось широкого поля ржи. При этом Спорыньёвщик (или Спорыньёвщица) держит в одной руке раскаленный серп (многие утверждают, что серп совершенно холодный бывает, но имеет в себе силу не отрезать, а отжигать колосья от соломы), по пути обрезает им колосья ржи, которые сами кладутся в решето, находящееся при колдуне. Когда Спорыньёвщик кончит свое такое путешествие и возвратится домой, то сначала принимается за уборку своих приспособлений: например, кочергу убирает на свое место - под печку, серп подтыкает под застреху, а решето вешает на потолке... И этот «инструмент» Спорыньёвщиками не трогается со своего места целый год - до Ивана Купалы, и тогда снова бывает в употреблении. Нарезанные или, вернее, нажженные колосья искусно подвязываются Спорыньёвщиками в хлебном амбаре над сусеками, в которые будто бы из тех колосьев в продолжении целого года безостановочно течет рожь, вроде весенней капели. Колосья же невидимою силою наполняются из той части ржи, которая пожинается крестьянами в первый день жатвы.
(Александровский уезд)
№ 137.
В народе существует поверье, что змея-медяница «в одно время кусается», а именно только в Иванов день, а в прочее время ее смело можно брать в руки. (д. Пестриково, с. Ново Вязниковского уезда)
№ 138.
Верят, что после Петрова дня (29 июля) кукушка обращается в ястреба: «С Петрова-то дни кукушка будет ястребом летать». (Вязниковский уезд)
№ 139.
В настоящее время гора Городина считается излюбленным местом для «игрищ». Здесь, на ее вершине, в летние праздничные дни, начиная с Пасхи до Петрова дня, собираются из окрестных селений толпы молодых людей обоего пола, поют песни, водят хороводы и гуляют до вечера. Эти сборища носят до сего времени название «игрищ» и нужно заметить то, что название существует лишь в Стародубье Муромского уезда.
№ 140.
В Ильин день молятся о избавлении от грозы, считая Илью Пророка своим покровителем. Часто во время грома говорит народ: пророк Илья ездит по облакам на огненной колеснице. (с. Иваново Шуйского уезда)
№ 141.
Говорят, что в Ильин день «олень наб...л в воду или «пёр...л в воду», после чего купаться нельзя - вода холодная делается - «холожает». (Вязниковский уезд)
ЖАТВА И ОСЕННЕ-ЗИМНИЕ ОБРЯДЫ
Жатва сопровождалась многочисленными обрядовыми действиями. Особенно торжественно величали последний сноп: на него надевали венок, приносили домой и ставили на священное место. Сноп, по-видимому, был олицетворением Велеса - бога богатства. Этому же божеству оставляли на поле последние несжатые колосья, которые завивали «бородкой». Последние колосья, обладавшие магической силой, должны были передать ее (силу) земле для плодородия. Жницы на последней сжатой полосе катались по земле и просили ее вернуть утраченные силы. Это известный прием карпогонической магии. Что касается жнивных песен, то их не только на Владимирщине, но и вообще по России зафиксировано очень мало.
Важная дата осени - равноденствие, поворот солнца на зиму, к которому, вероятно, приурочивался праздник урожая. В осенне-зимних праздниках выделяется культ богини Макоши (при христианстве переименованной в Прасковью Пятницу), почитаемой женщинами. Вероятно, отголосками культа этой древней богини являются гадания на дни Прасковьи Пятницы и Введенья. По предположению Б.А. Рыбакова, в древности существовало 12 праздников в году, посвященных Макоши. Что касается празднества «бабьего лета», то возможно, что оно было посвящено богиням-рожаницам Ладе и Леле.
Не исключено, что массовых разгульных праздников во второй половине года не существовало и в языческие времена. Ведь если 12 святочных дней символизируют месяцы года, то «святые» праздники заканчивались Купалой, а шесть месяцев после этого должны были быть торжеством темных сил (в Святках - Страшные (Велесовы) дни).
ЖНИВНЫЕ ОБРЯДЫ
№ 142.
Между крестьянами некоторых селений еще держится стародавнее поверье в Спорыньёвщиков, которые будто бы в ночь на Ивана Купалу объезжают верхом на кочерге всё поле и сбирают по пути колосья. Затем эти колосья подвязывают в амбаре над сусеками и из них целый год непрестанно течет рожь, которая нажинается крестьянами в первый день жатвы. В устранение такого зла многими принято в первый день нажинать только три снопа. (Александровский уезд)
№ 143.
Во время жатвы наблюдаются некоторые приметы. Например, в сноп другого жнеца своих горстей не кладут, а то поясница заболит. На выжатой полосе не завтракают и не обедают во избежание того, чтобы хлеб редкий на следующий год не уродился. На конце последней полосы, около межи, оставляют небольшой кустик ржи, как говорят «Христу на бородку», а по выражению других «Николе на бородку». […]
По окончании ржаной жатвы люди валяются по полосе и бросают серпы кверху - для того, чтобы на следующий год рожь уродилась [...] густа и высока [...]. А когда валяются, то приговаривают:
Жнивка, жиивка -
Отдай мне силку
На яровую жнивку!
(Александровский уезд)
№ 144.
Когда последний сноп составляли, катались по нему спиной и пели так:
Жнивка, жнивка,
Отдай мою силку,
Чтобы не болела спинка!
(д. Верея Меленковского района)
№ 145.
В день, когда сожнется последняя полоска ржи, угощают «яишнецею пожинальною». В некоторых селениях северной части уезда (с. Крюково) существует обычай: по окончании «жнитва», женщины-жнеи возвращаются в селение с песнями, неся на жерди сноп хлеба, одетый в сарафан и прочие принадлежности женского наряда. Пронеся этот трофей жатвы вдоль всего селения, жнеи расходятся по домам, где семейные угощают их вином, брагою и яишнецею (разболтанные яйца с молоком, запеченные в чашке). (Меленковский уезд)
№ 146.
«Спожинками», «пожинками» у нас называют день, в который крестьяне кончают дожинать последний сноп в озимом поле, хотя в Юрьевском уезде «спожинками» зовется день 16 августа - Третий Спас. […]
Теперь «спожинки» у нас не справляются, и лишь кое-где ребятишки обегают сжатое поле, выдергивают несрезанные колосья, вяжут их в сноп и расхаживают по деревне, распевая песни; некоторые же крестьянские семьи сжигают на полосе последний сноп и на нем жарят яишницу, которую тут же съедают.
[Песня, которую поют ребятишки, расхаживая со снопом по деревне]:
Моя галка наперёд
Золоты ключи несёт,
Коробочку отпирает,
Рубашечку вынимает:
Завтра в баню,
В среду на мылку,
В воскресенье на новоселье.
Пора галкам лететь -
Пир пировать,
Оденья клевать!
(д. Кокорекино Юрьевского уезда)
№ 147.
В Шуйском уезде крестьяне по окончании озимых посевов (следовательно и по окончании жатвы) пекут ржаные или пшеничные колосья, которые, испекши, выколашивают, высыпают в яишницу и, созвавши семейство, помолясь Богу, съедают чтобы Бог дал им на будущий год обильную жатву.
ОСЕННЕ-ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ
№ 148.
До Второго Спаса (6 августа) не едят яблок и прочих древесных плодов, [потом] эти плоды носят в церковь, где их освящают. (с. Иваново Шуйского уезда)
№ 149.
В заречной стороне [Меленковского уезда] (д. Мотмас и других) на другой день деревенского праздника «Успленья» (15 августа) между молодыми людьми ведется такой обычай: в полдень собираются девки и отправляются к парням в гости, где угощаются вином, закускою, десертом. Такие посещения девок значат - «подымать» парней. То же делают на следующий день и парни - «подымают» девок.
№ 150.
Промежуток времени от Ивана Постного (29 августа) до Воздвиженья (14 сентября) носит название «бабьего лета», на которое если бывает ненастная погода - обещает хорошую осень, и наоборот. (Меленковский уезд)
№ 151.
28 октября [день] Пятницы Прасковьи. В этот день молодые крестьянские парни и девки молятся: «Пятница Прасковея, подай невесту (или жениха) поскорее!» (Шуйский уезд)
№ 152.
Перед праздником Введенья [...], на 21 ноября, девушка, ложась спать, трижды читает: «Введеньё, введи меня во храм, где повенчаться с милым нам!» Жених должен присниться. (д. Растовицы Вязниковского уезда)
№ 153.
12 декабря [день] Спиридона Поворота. Переворачивается солнышко на лето, а зима на мороз. (Шуйский уезд)
Литература:
- Газета «Владимирские Губернские Ведомости».
- Архив Русского Географического Общества.
- Труды Владимирского Губернского
Статистического Комитета.
- Труды Владимирской Ученой Архивной Комиссии.
- Бережков Д. Село Шельбово Юрьевского уезда (запись 1850 года). РГО, ф. VI, ед. хр. 12.
- Бернштам Т.А., Лапин В.А. Виноградие - песня и обряд. / / Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981.
- Гарелин Я. Местный народный календарь в Шуйском уезде. - РГО, ф. VI, ед. хр. 40.
- Добрынкина Е.П. Деревня Корниловка Муромского уезда. // ТВГСК. Вып. IX, Владимир, 1872.
- Добрынкина Е.П. Домашний быт крестьян заречной стороны Муромского уезда. // ТВГСК. Вып. X. Владимир, 1874.
- Добрынкина Е.П. Васильев вечер и Новый год в Муромском уезде. // Известия Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Труды этнографического отдела. Т. 28, Кн. 4. М., 1877.
- Добрынкина Е.П. Муромская область в ея поверьях, преданиях и легендах. Владимир, 1900.
- Добротворский Н. Коляда во Владимирской губернии.// Живая Старина. Вып. III-ІѴ. Спб., 1898.
- Завойко Г.К. Верования, обряды и обычаи великорусов Владимирской губернии. // Этнографическое обозрение, 1914, № 3-4.
- Завойко Г.К. Гадания крестьян Владимирской губернии. // Этнографическое обозрение, 1915, № 1-2.
- Личный архив В.В. Дмитриева - записи 1993 года от Грызловой Ольги Михайловны, 1923 года рождения.
- Максимов С.В. Крестная сила; нечистая сила; неведомая сила: трилогия. Кемерово, 1991.
- Нарбеков К. Описание села Варежа, состоящего Владимирской губернии в Муромском уезде (запись 1854 года). - РГО, ф. VI, ед. хр. 37.
- Пушкина С., Григоренко В. Приокские народные песни. М., 1970.
- Сахаров И.П. Сказания русского народа. М., 1989.
- Сахаров И.П. Песни русского народа. Спб.. 1838.
- Свирелина К. Народные обычаи и поверья в некоторых селах Владимирской губернии. // Русский Филологический Вестник. № 4, Варшава, 1880.
- Смирнов М.И. Село Большая Брембола. // ТВУАК. Кн. IX. Владимир, 1907.
- Соболев А.Н. Детские игры и песни. // ТВУАК. Кн. XVI. Владимир, 1914.
- Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979.
- Терещенко А.В. Быт русского народа. Спб., 1848.
- Тихонравов К.Н. Владимирский сборник. М., 1857.
- Тихонравов К.Н. Некоторые народные предания и поверья во Владимирской губернии. // Ежегодник Владимирского Губернского Статистического Комитета, т. 2. Владимир, 1878.
- Традиционный фольклор Владимирской деревни. Отв. редактор Э.В. Померанцева. М, 1972.
- Шейн П.В. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, легендах и т.п. Т. I. Вып. 1. Спб., 1898.
- Добрынкин Н.Г. Вязниковский уезд. Этнографический очерк. // ТВГСК. Вып. VII. Владимир, 1867.
Календарные обряды Владимирской деревни:
- Святки
- Масленица
- Русалии
- Детские игры
- Рождение младенца
|
