Корни жестокости
Павел РАЧКОВ. КОРНИ ЖЕСТОКОСТИ
Подводя итоги разгрома офицерского корпуса своей родной Красной армии наркомвоенмор Клим Ворошилов, гордясь блестящим исполнением директивы вождя, говорил: «Не оказалось ни одной воинской части, где бы мы не разоблачили врагов. Очистившись от вражеских элементов, Красная армия стала еще крепче». Историки потом посчитали: уничтожено было 40000 офицеров и генералов. Такое «укрепление» проводилось за три года до начала войны с фашизмом.
Секретари райкомов ВКП(б) «укрепляли» теми же способами тыл. Они гордились тем, что с помощью «компетентных органов» сумели выявить вражеские гнезда не только в городах и поселках, но даже в каждой маленькой деревне.
Не был исключением и город Владимир. При советской власти он многие годы находился в опале. Древний город, бывший когда-то центром русской государственности низвели до статуса заштатного районного городишки, подчиненного Иванову - родине Советов. Своеобразным унижением, выражением недоверия было то, что Владимир не имел своего «расстрельного пункта», - места, где приводили в исполнение приговоры трибуналов и «троек». Только 28 «врагов» расстреляны в стенах Рождественского монастыря. Остальных убивали в Иванове.
В 1944 году Владимир стал областным центром. Крупных шпионско- диверсионных элементов здесь вроде не вскрывали, однако антисоветских элементов нашли предостаточно. Необоснованно репрессированы более тысячи владимирцев. Из них каждый пятый расстрелян.
Кого расстреливали, кого держали во Владимирском централе, в монастырях, превращенных в тюремные застенки, кого отправляли в Сибирь и в Среднюю Азию в лагеря и на ссылку? На первом месте идет «гнилая интеллигенция», то есть люди, имевшие свое суждение о происходящих событиях, - 380 человек. Затем идут рабочие - 361 человек. На третьем месте - священнослужители - 51 человек. Этих больше расстреливали. Потом идут военнослужащие - 44 человека, дети рабочих и крестьян.
Передо мной сводная таблица политических репрессий по Владимирской области. Тут бросается в глаза, как много репрессировано простых крестьян в сельских районах: в Селивановском - 42%, в Суздальском - 40%, в Юрьев-Польском - 32%, в Судогодском - 31%, в Меленковском - 31% от общего числа репрессированных.
Невольно напрашивается вопрос: почему среди рабочих и крестьян развелось так много врагов рабоче-крестьянской власти? Тут одно из двух: либо рабочие и крестьяне не такие, какие требовались советской власти, либо сама советская власть была вовсе не рабочей и не крестьянской.
Приведу перечень наиболее часто встречающихся профессий среди тех, кому лепили ярлыки «враг народа». Вот они: слесарь, токарь, печник, плотник, учитель, крестьянин, колхозник, сторож, пастух, портниха, инженер, уборщица, маляр, мастер цеха, бухгалтер, кочегар, стрелочник, кухарка, машинист, кузнец, священник (иногда вершители судеб человеческих писали короче: «поп»). Это выписано только с одной
страницы списка. Да ведь это и есть сам народ! Как же народ может быть врагом народа?
От простых советских людей тщательно скрывали масштабы репрессий. Но члены Политбюро знали, что счет «врагов» идет уже не на тысячи, а на миллионы. Кажется, сам собой должен возникнуть вопрос: откуда берутся враги, какое чрево их рождает? В первые годы можно было объяснить сопротивлением разгромленных, но не добитых буржуазных классов. Но двадцать, тридцать лет спустя после революции такое объяснение не годится. А врагов все больше и больше. Уже пошли колонны в серых бушлатах, составленные из тех, кто был в пионерах и в комсомоле. Тут бы задуматься: почему так много антисоветчиков, вредителей, шпионов? Нет, не хватило мозгов. Всем по душе была пословица «Лес рубят - щепки летят!» Политические лесорубы нарубили горы щепок. Но люди не щепки. Они живые.
Нынешнее поколение россиян полагает, что им выпала доля жить в самое жестокое время. Да, конец века для россиян оказался трудным, жестокость по России разлилась густо. Но и начало века и три его четверти были кровавыми. Империалистическая война, революция, гражданская война, коллективизация с уничтожением цвета крестьянства, ежовщина, Отечественная война - кровь! Кровь! Кровь! Большинство народов планеты не пережили этого. Не будет преувеличением сказать: все народы мира, в том числе и воевавшие, вместе взятые, не пролили столько крови, сколько пролили граждане страны Советов. Почему? Повторим слова Леонида Андреева: «Большевизм съел среди рабочих и демократии все наилучшее, сильнейшее, более других одаренное». И еще: «Они плодятся, множатся и заселяют землю». Такой вывод писатель сделал, наблюдая за большевизмом всего два года. Вот где корни жестокости! В ту пору террор против своего народа только начинался, набирал силу и катился по стране непрерывно.
А вот что говорит о корнях жестокости не писатель, не бывший заключенный, испытавший на себе исправительно-трудовые методы большевизма, а коренной житель «мест не столь отдаленных» Александр Беляев (деревня Ларики, Косьявомский сельсовет, Интинский район, Коми республика), человек совестливый, умеющий наблюдать.
- Мы охотники. Жили открыто. Все наше богатство - в рыболовных сетях и в оленьем стаде. Кем хотел стать коми подросток? Раньше - охотником, оленеводом. А теперь спроси. Ответит: «Хочу стать надзирателем. Надзиратель скажет «Ложись!» - и все ложатся - в грязь, в воду. А кто не ляжет - он его чик! - и земля!» Вот к чему стремятся наши дети. За поимку беглеца их отцам дают муку, сахар. (Л. Андреев называет это подкупом и подкармливанием).
Далее Беляев с горечью сказал: «Нас натравливают на вас, а мы видим: никакие вы не враги».
Его могли запросто взять за антисоветскую агитацию и увезти в южные лагеря (таков порядок), не посмотрели бы, что он ранен в битве под Сталинградом.
Друзья народа плодились, а враги, будучи в детородном возрасте, не имели возможности иметь детей. Это уже истребление генофонда. От жестоких родителей рождались не самые лучшие дети. Воспитание их в семейном кругу было «бдительным», в духе ненависти к «врагам народа». Ну, что может ответить своему ребенку следователь, исполнитель приговоров, надзиратель, если малыш спросит: «Папа, ты что сегодня делал на работе?» «О, сегодня у меня был трудный день. Сегодня я выбил три зуба, сломал два ребра и «расколол» упорного врага. Потом помог ему написать чистосердечное признание». А исполнитель приговоров, точнее, палач, мог ответить ребенку так: «Нынче пришлось поработать... Из Владимира привезли большую партию врагов. Там у них нет такой службы, везут к нам в Иваново... Ну, мы их, как положено». Конвоир-надзиратель мог бы рассказать братишке о том, как положил на грязную дорогу группу заключенных, встретив знакомую девушку, показал ей, какая у него власть над людьми, минут пять поболтал с ней. Врагам ничего не сделается. Это же мусор.
Конечно, так никто не говорил. Это была бы правда, а они жили во лжи. Но дети догадывались, что их отцы делают «важное дело», что их боятся, что они совсем не такие, как другие. Некоторые из тех детей жили с родителями в особых лагерных поселках, видели колонны в серых бушлата. Детям никто не говорил о сострадании к этим людям, наоборот, им говорили, что это очень плохие люди. К ним домой конвоиры приводили рабов напилить и поколоть дрова, почистить собачью будку. Приходили рабыни помыть полы, постирать белье. Дети видели, что даже собаки злились на этих людей в грязных бушлатах. Воспитанные с пеленок на таких примерах, дети карателей шли в «свои» учебные заведения и потом на «свою» службу. Невест и женихов выбирали только из «своего» круга. Трудно найти сына кэгэбэшника, женившегося на дочери реабилитированного, а если такое случается, то такой брак распадался. Новая родня портила анкету, мешала карьере. Любовь отступала, классовое сознание брало верх.
Сейчас эти женихи и их родители, получающие огромные пенсии, скучают по тем временам, когда их власть была беспредельна. Они о лагерной жизни рассказывают такие байки, что диву даешься. Одна гражданка, наслушавшись этих баек о «райской жизни» в лагерях, прислала на радио письмо, в котором были просто умопомрачительные слова: «Сожалею, что я не прошла через ГУЛАГ. Сейчас я получала бы миллионы». Господи, прости ее, неразумную, не знающую, что такое допрос с применением методов физического воздействия; не знающую, что такое вывод на работу «без последнего» (замешкавшихся жестоко бьют) и вывод с собакой, обученной брать лежачих больных с прихватом живого места и тянуть к порогу; не знающую, что такое этап. Прости ее, Господи. До миллионов надо было еще дожить. Да и не получают бывшие узники ГУЛАГа никаких миллионов. Им иногда выдают компенсацию за конфискованное имущество. А если конфискации дома, например, не было, то и миллионов нет. Так что не завидуйте.
А вот послушайте, что пишет о ГУЛАГе не примитивная завистница, а коммунистический деятель М. Комлев в книге «Правда истории» (часть II, стр. 10): «Характерно, что многие политзаключенные оказались долгожителями (тот же Солженицын). Если это так, то в лагере существовал строгий, но нравственно-психологический и организационно- физиологический порядок и правовая защищенность. Об этом я не раз читал воспоминания руководящих лагерных работников».
Ну как тут не вспомнить горькую лагерную шутку. Встречаются два тощих до прозрачности зека. «Как живешь?» - спрашивает один. «Строго по медицинским правилам». - «Это как?» - «Держи голову в холоде, ноги в тепле, а желудок в голоде». В лагере эти правила очень легко соблюдать. Голову в холоде держать нетрудно, тем более на Севере. И ноги утеплить можно в шмотки, спина и плечи пусть мерзнут. Ну, а желудок держать в голоде - проще простого. И рад бы пожевать, да нечего.
«...И если это действительно так, - продолжает М. Комлев, - то это огромная заслуга всей правовой системы того времени». Да, это так. Солженицын, слава Богу, еще жив, и академик Лихачев жив, и Валерий Янковский жив. Долго жили Олег Волков, написавший «Погружение во тьму», и Сергей Голицын оставивший нам «Записки уцелевшего». В этих произведениях очень хорошо рассказано и о «правовой системе того времени», и о «правовой защищенности узников ГУЛАГа». Но коммунист М. Комлев им не верит. Он верит руководящим работникам лагерей, то есть их палачам. Жертвы политических репрессий он называет «невинно пострадавшими». Кавычки в данном контексте означают: «Знаем мы этих «невинных». Какой цинизм говорить так о ГУЛАГе, будто туда отправляли людей для поправки здоровья, говорить о правовой защищенности людей, судимых без вызова в суд, заочно, по спискам. Говорить такое в наши дни, когда многие документы стали достоянием гласности, - это уже не цинизм, а глумление над жертвами и умиление деятельностью палачей.
Тем, кому сейчас за пятьдесят, ох, как непросто было узнать правду. Лично я еще в лагере понял, что Сталин - страшный человек. А Ленину верил долго. Казалось, поживи он еще хотя бы лет десять, и мы избежали бы многих бед. Но вот прочитал его записку членам Политбюро: «Чем больше мы по этому поводу расстреляем реакционного духовенства, тем лучше». Меня это потрясло. Прочитал другие документы, и понял, что Сталин - достойный продолжатель дела Ленина, что не зря говорили: «Сталин - это Ленин наших дней».
Жестокость не только не пресекалась, но даже поощрялась на самом высоком уровне. Мы считали, что методы физического воздействия на подследственных, а попросту говоря, зверские избиения, - это самодеятельность наиболее рьяных кэгэбистов. Оказывается, это делалось в соответствии с директивой Сталина, направленной 10 января 1939 года всем секретарям обкомов, крайкомов, секретарям ЦК нацкомпартий, управлениям НКВД. Вот фрагменты из этой директивы.
«...ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении западных агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь в виде исключения в отношении явных и не разоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод» (Журнал «Известия ЦК КПСС». 1989. № 3)
Но ведь «заклятость» еще не установлена, перед следователем пока еще сам представитель рабочего класса или колхозник, а он уже ему ломает ребра, выбивает зубы, применяя «совершенно правильный и целесообразный метод», доказывая эту самую «заклятость». В чем же заключалась целесообразность метода? Она заключалась в том, что под пытками человек брал на себя «верблюда», то есть признавал все, что угодно следователю. И тогда в архив уходила папка с личными признаниями во вредительстве и всяких заговорах. Доверчивый человек спустя годы прочитает такие протоколы и может сказать: «Но ведь он сам признался, что состоял в антисоветской группе».
Мне известно, как один владимирец, ознакомившись с делом расстрелянного отца, сказал слово в слово: «Он ведь сам признал свою вину».
Приведенный выше документ о применении пыток (назовем вещи своими именами) вошел в историю КПСС. Вошел не черной страницей, а вполне красной. Партийные историки оправдывали разгул террора происками буржуазных спецслужб. Это, мол, был вынужденный ответ. Так должны были отвечать студенты семидесятых годов на экзаменах по истории КПСС. «Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь в виде исключения». Оговорка «в виде исключения» фальшива насквозь. За долгие годы общения с «врагами
народа» я не встретил «исключений». Это было правилом, а не исключением. О каких исключениях можно говорить, когда сверху спускались разнарядки на отлов врагов, словно речь шла об истреблении чрезмерно расплодившихся мышей или сусликов.
Сейчас у нас в стране много партий и движений, называющих себя патриотическими. Они не только не приносят покаяния за злодеяния своих вождей, но и митингуют под их портретами. Среди них есть и обманутые большевистской пропагандой, которые не хотят верить в подлинность публикуемых документов. Даже людям, прошедшим через сталинские лагеря, бывает трудно поверить в существование таких документов. Но они были. Политбюро спускало такие разнарядки и дополнительные лимиты на истребление людей. Давались очень жесткие сроки. Живые человеческие головы считали не штуками, а тысячами. В этих дьявольских лимитах указывалось, сколько арестовать по первой категории, сколько - по второй. Первая категория - это расстрел, вторая - тюрьма и лагерь на долгие годы. В Москве на заседании Политбюро решали, где и сколько «антисоветского элемента» подлежит расстрелу. Вот почему следователи и говорили: «У нас ошибок не бывает».
В решении Политбюро от 15.09.38 г. в п. 6 записано: «Решения особых троек по первой категории приводить в исполнение НЕМЕДЛЕННО. И. Сталин». Попробуй не исполнить - сам загремишь по первой категории.
Исполнители директивы, секретари крайкомов, обкомов и ЦК нацкомпартий отличались особой ретивостью. Они не только выполняли и перевыполняли задания по арестам, но и просили товарищей Сталина и Ежова разрешить им еще расстрелять сверх плана несколько тысяч. Назывались цифры. Украина, например, просила увеличить лимит на 30 тысяч. Там тогда свирепствовал Лазарь Каганович. Раззудилось плечо палачей в Иркутске. Секретарь обкома Филиппов, получив дополнительный лимит на три тысячи по первой категории и пятьсот по второй (сколько он снес голов по основному лимиту, не известно), запросил дать ему еще пять тысяч, и всех - по первой категории.
Из Горького, 4.11.1938 г. секретарь обкома Ю. Каганович отрапортовал Сталину: «Работа тройки закончена в пределах лимитов, по области репрессировано 9600... Обком просит установления дополнительного лимита: первой категории 3 тысячи, второй категории две тысячи. Продлить срок операции до 20 марта». Обратите внимание на даты. Четвертого февраля он посылает шифровку, просит увеличить лимит, а к 20 марта хочет управиться, то есть арестовать, провести хоть какую-то видимость следствия и срубить три тысячи голов, а еще две тысячи определить на долгие годы в лагеря. Вот темпы! Не зря Сталин говорил: «И тогда у нас пойдут такие темпы, о которых мы не смели и мечтать!»
Но товарищ Сталин не оценил усердия местных палачей. Все они на своей шкуре испытали, что значит пройти по первой категории, к которой они с легкостью неимоверной приговаривали невинных людей. Такова участь тех, кто роет яму другим.
Потом их посмертно реабилитировали на том основании, что расстреляны без суда. А ведь если разобраться, эти люди - настоящие враги народа. Лазаря Кагановича следовало бы судить международным трибуналом хотя бы только за одну телеграмму на имя Сталина, в которой он просил отдать ему по первой категории 30 тысяч «кулацкого и прочего антисоветского элемента».
Владимирский офицерский подпольный батальон
Владимирская губернская Чрезвычайная Комиссия (ГубЧК)
|
