Доброхотов Владимир Иванович
Доброхотов Владимир Иванович (13.9.1932, г. Кольчугино - 11.8.2005, г. Владимир) - генеральный директор дорожно-строительного управления г. Владимира.
Доброхотов Владимир Иванович родился 13 сентября 1932 года в г. Кольчугино, в семье педагогов. Мать была учительницей, а отец – учитель литературы - заведующий школой. Отец, Иван Федорович Доброхотов, в 1932-ом году написал книгу: «Учебник по русскому языку» - вместе со своим кольчугинским другом Востоковым. Отец умер в 1966-ом году, в 1981-ом году - мать.
Доброхотов Федор Васильевич и Павла Павловна Покровская (родители отца Владимира Ивановича)
Доброхотов Иван Федорович (отец Владимира Ивановича)
Доброхотова Александра Николаевна (мать Владимира Ивановича)
Родители: Доброхотовы Иван Федорович и Александра Николаевна. 1920 г.
Когда Володя закончил четвертый класс, его отец поступил в Ярославский педагогический институт на отделение словесности. Он ушел из Васильевской школы, стал преподавать в школе № 5 города Кольчугино русский язык и литературу. Мать осталась работать в Васильевской школе вплоть до ухода на пенсию. Доброхотовым дали жилье. Это была трехкомнатная квартира на первом этаже двухэтажного многоквартирного деревянного дома. Квартира была без удобств (туалет на улице), отопление дровяное. Здесь должны были проживать: его родители, сестра, сам Володя, мамина сестра - учительница, вторая мамина сестра с сынишкой Гургеном, их, еще бабушка - старая няня. Вот все они проживали в трехкомнатной квартире. По теперешним меркам, это были условия не из хороших... Но они были довольны и часто вспоминали потом это время с теплотой.
Отец Володи решил, что все-таки жить в квартире с таким количеством людей не очень комфортно. Возникло естественное желание иметь свой дом. Родители взяли ссуду и начали строиться. Экономили на всем. Вот так был построен в 1940 году дом № 6 на Красноармейской улице.
Когда началась война, семья Доброхотовых только переехала в новый дом. Он был еще не достроен: не было крыльца, не было террасы. Родители перед началом войны, практически всё, что у них было, вложили в этот дом. И военный период жизни для них был не из легких. Даже самого необходимого порой не было. Всю одежду им мама шила сама - перешивала старую. Они разработали около дома весь участок, еще им давали землю за городом под картошку. И они все, копали землю под картошку, сажали, окучивали. Ну, а в лес за грибами ходили все.
В войну, в 1941-ом году, Володе было девять лет. Он возил на тачке воду. Возил воду с ключика. Этот ключик был внизу, по направлению к Ленинскому поселку, метров пятьсот от дома. И то, что ребенок возит воду, считалось нормальным.
К урокам и к экзаменам готовились, не уходя с огорода. Володю, который в то время был еще в начальных классах, в обязательном порядке от школы посылали работать на пригородное хозяйство, которое принадлежало Кольчугинскому заводу по обработке цветных металлов.
Володя окончил школу в г. Кольчугино почти хорошо, несколько четверок, и поехал в Москву. Поступил в Московский институт инженеров транспорта ордена Трудового Красного Знамени и ордена Ленина - и имени И.В. Сталина, факультет: «Мосты и тоннели». Самый сложный факультет в институте. Учеба была очень тяжелой. Требования высочайшие. Стипендию с одной тройкой уже не платили. Приходилось стараться, потому что родители много помочь не могли. Очень мощные преподавательские карды; были, во всяком случае, профессора, доктора наук. Глубочайшей науки люди. С одной стороны, профессор Митропольский. А вот товарищ Пратусевич, несмотря на то, что он профессор, доктор наук, - это был первая скрипка Большого театра Союза ССР. Профессор Евграфов - это человек с мировым именем в мостостроении. В 1955 году окончил Московский институт.
После окончания института распределили его в г. Собинку на строительство моста через р. Клязьму. Полтора года он строил мост в Собинке.
В это время у него родилась дочь Людмила. Жена Володи училась в том же институте, что и он, на экономическом факультете. Жила в общежитии.
Затем работал на строительстве моста через р. Клязьму во Владимире. Был мастером, прорабом, потом начальником производственного отдела мостопоезда № 411, который и построил мост.
Арочный железобетонный мост начали строить в 1955 г. Авторы проекта: М.А. Клейман, В.Т. Масленникова, инженер-конструктор А.Н. Степанов. Владимир Доброхотов увлекался фотографией, и запечатлел все основные стадии строительства моста. Мост протяжённостью около 520 м. был открыт в 1960 г.
Строительство закончилось, Доброхотов ушел с мостопоезда, но остался во Владимире по приглашению городского Совета депутатов трудящихся работать в дорожно-строительном управлении (ДСУ) главным инженером.
Руководил исполкомом городского Совета Магазин Роберт Карлович. Неутомимый труженик. Аппарат у него был небольшой. Очень небольшой аппарат был, но промышленность вся работала, предприятия все работали.
В 1963-2005 гг. - генеральный директор ДСУ г. Владимира (ООО ДСУ зарегистрировано 26 ноября 1998 г. Адрес: г. Владимир, Манежный тупик, 2а.). В этот период управление вело большую работу по дорожному строительству и благоустройству г. Владимира. ДСУ строило во Владимире дороги, путепроводы, подземные переходы. Строились также дороги в населённых пунктах Владимирской области, особенно в сельской местности. ДСУ строило дороги и в других регионах, путепроводы в г. Горьком, в Чувашии.
В 2003 г. ООО «ДСУ» стало лауреатом Главной всероссийской премии «Российский национальный Олимп» в номинации «Выдающееся предприятие малого и среднего бизнеса».
В 1963-1988 гг. Доброхотов являлся бессменным депутатом городского Совета народных депутатов.
Награждён орденами «Знак Почёта», Дружбы народов. Удостоен почётного звания «Заслуженный работник коммунального хозяйства Российской Федерации».
«После моста все дороги, что во Владимире; все путепроводы, в том числе и на Манежном тупике, на Октябрьском проспекте; все подземные переходы (их у нас два - у тракторного завода и у «Автоприбора») - тоже все наше. Ну, сейчас, к сожалению, почти стоим. Стоим, не работаем. Колхозам, совхозам не нужны, потому что у них нет денег. Предприятиям не нужны, потому что они сами почти не работают. Строительство в области, в городе идет в очень малых объемах.
И вот так: то работаем, - то стоим, распускаем людей.
Вот в таком плане, в таком ключе сейчас сложном живем.
Ну, надеемся, что будет лучше, не все ж время будет плохо. Сейчас денег не стало - стали векселя. Сначала за векселя хватались, а теперь векселя никто не берет. Постоянные сложности. И, к сожалению, за последнее время и люди, по-моему, несколько распустились и по-ленивому стали относиться к делу. В чем дело, я не знаю. Раньше с энтузиазмом работали, а сейчас - как можно больше получить, как можно меньше делать. Не знаю, почему? Может, глядят на коммерческие структуры, где очень дешево даются деньги. Сложно стало с коллективом работать, не говоря о том, что вместо четырехсот пятидесяти человек осталось сто двадцать. Но и их почти невозможно прокормить. Каждый день с утра начинается с того, как прокормить людей, где найти объемы, где найти деньги на закупку материалов? И кончается день тем же самым. Вот такая сложная обстановка!
Ну, а с другой стороны, вроде, уходить на покой тоже не хочется. Пока еще есть силы, народ пока верит мне, как мне кажется, больше, чем остальным. Как-то хочется это доверие народа оправдать. Хотя иногда зло, иногда хочется сказать: «Мужики, я же так много для вас делаю, ну а вы-то что?» Даже такие случаи есть: те великие помощники, с которыми я работал, в глаза тебе глядят, активно участвуют во всех делах, а как только получают квартиру, через неделю - раз, заявление на стол и на лучшее место. Обидно, конечно. Но приходится терпеть, приходится... это переживать. И забывать! Что делать? Давать следующие квартиры! Я по натуре - человек злой, но отходчивый. Люблю справедливость, люблю честность. Терпеть не могу, когда врут. Врут не в обыденных делах, в каких-то своих домашних, а в производственных. Еще приемлю, кто-то там от семьи скроет, это - понятно. Но когда на производстве вместо одного говорят другое и со специальным умыслом - считаю это великим пороком. Вот правильно говорят: как один раз соврал, - дальше тебя общество уже не приемлет. Общество деловых людей. А у нас, к сожалению, это все проходит. Вот первый помощник придет к тебе - наврет. Что ты с ним сделаешь? Палкой отлупить неудобно... (Улыбается.) Так и терпишь.
Если говорить о времени, то считаю, что реформы необходимы и нужны, безусловно. Зачем, например, при социализме выпускали огромное количество военной техники и ее куда-то там развозили и отдавали за условные деньги, которые мы никогда б не получили. Нынешние реформы на первых порах обернулись большими неприятностями для народа. Мне это непонятно. В принципе, считаю неприемлемым геноцид, что был в 37-ом году и ранее в условиях Сталина. Вместе с тем - определенная разболтанность, и огромные деньги и богатство у людей, которые, в общем- то, не перетрудились. Мне это тоже не совсем понятно...
Но как деформировалось общество, с которым я работал! Хотя бы в городе Владимире... Ну, вот здесь у меня на столе стоял прямой телефон на председателя горисполкома товарища Магазина. Даже если идет исполком горсовета, товарищ Магазин брал трубку и выслушивал меня и, естественно, принимал определенные меры. Потому что я не звонил по пустякам, я звонил по делам, связанным с благоустройством города. Телефон этот давно, давно пропал. И сразу после Магазина пропал. Если говорить откровенно, он, может быть, нынче был бы и не нужен. Но иногда надо решать вопросы, например: как троллейбусам проехать, как сделать так, чтобы это было безболезненно. А нынешнее руководство администрации решение вопросов отдало в свои отделы, чуждается непосредственной общительной работы. И это, конечно, наносит вред. Почему это делается? Может, делается потому, что денег нет? Встречайся - не встречайся, а денег все равно не будет, - и результатов не будет.
Самое плохое, на мой взгляд, заключается в том, что руководство нынешней администрации смирилось с тем, что все пока плохо. Ведь мы очень мало сделали по сравнению с тем, что мы делали в прошлые годы, до реформ. Мы ж делали в десять раз больше. И дороги были в десять раз лучше. Но почему-то это никого не волнует. Ну, вот не волнует никого! Я еще волнуюсь, а потом думаю: «Ну, что же, из своего кармана эти дороги все равно не построю». Так что вот такая сложная обстановка. Ну, я что-то убежден, что все это, в конечном счете, изменится в лучшую сторону. Не знаю, может быть, в будущем году, может, через десять лет, но пока все это неприятно... Я знал всех директоров заводов, сейчас их почти никого нет. Все они были уважаемыми людьми. Сейчас заводы стоят, за редким исключением. Если работают, то в малую силу. Мне это непонятно. Как человеку, мне непонятно. Прерваны связи с нашими бывшими республиками, непонятно почему это? Надо было поактивней поработать, чтобы и сбыт продукции был, и люди жили нормально.
Что-то здесь недосматривают. И вряд ли я могу быть удовлетворен тем, например, что в литературе читаешь, особо в газетах. Огромные особняки строят определенные люди, прямо дворцы. Какой-то перекос, что-то здесь не то. Рано или поздно все это выйдет на чистую воду. И будет истолковано как неправильная позиция. При всех вариантах, наверное, это лучше, чем царизм, что ли, или крепостное право. Наверное, это все-таки лучше. И самое важное, конечно, самое важное, что сейчас можно сказать свободно! Можно критиковать Шамова. Можно критиковать президента нашего. В открытую говорить, что вот они завели реформы не туда, что ведут дела неправильно.
И за это тебя не посадят в тюрьму. Наверное, это хорошо. Наверное, хорошо. Доживем, обязательно доживем до хороших времен! Перемелется, образуется.
И может так произойти, что ни с того, ни с сего огромный объем работ появится сразу. И тогда скажут: «Владимир Иванович, давай работать так, как ты работал в 85-ом году». А людей-то нет. Мы людей не сокращали. У нас очень старый коллектив, и люди естественным образом ушли на пенсию. За счет этого произошло уменьшение коллектива с четырехсот до ста двадцати человек, но мы с ними держим повседневную связь. Мы с этими людьми работаем, и кто нам нужен, мы говорим: «Слушай Жигульский, Гриша, - ты давай выходи, поработаешь на таком-то экскаваторе». Приглашаем их, регулярно с ними разговариваем, помогаем.
Вот даже, открою вам один секрет: у меня очень хорошие отношения с больницей скорой помощи, с нашим «Красным Крестом». У нас там есть своя палата, палата дорожно-строительного управления. Мы ее оборудовали, она двухместная. С удобствами, на ту сторону, где нет шума. И тогда, когда речь идет об оказании помощи: подлечить, прооперировать кого-то, значит, - мы ложим в эту палату по договоренности и лечим нашего человека. Уже несколько человек прооперировали. Мы помогаем и в этих делах, никоим образом не забываем своих пенсионеров.
Наши пенсионеры сейчас - это как бы повседневный резерв. С помощью пенсионеров мы полностью не заполним штат. Ну, какую-то долю мы пригласим. В этом году у нас товарищ Леонтьев работает, товарища Жигальского на днях вызываем, вот думаем товарища Баранова вызвать. Он у нас с вами был очень добросовестный человек. Ну вот, примерно, таким образом. Так пока и будем держать.
Я вот уже говорил как-то вам, когда рассказывал о своих студенческих годах: как сейчас тревожно и как свободно на улице было раньше. Когда шло строительство моста, основной коллектив - да весь коллектив, практически, - жил вот там, за «Коммунаром». Там был городок, бараки. Они, правда, теплые, но очень такие неуютные. Так вот, ничего не стоило, например, с этих барак идти в два часа ночи. Темно, ни одного фонаря нет, спокойно шли. И никогда никто не говорил, что вот кого-то там обидели. Недавно задержался на работе что-то долго. Дай, думаю, пойду пешком. Я сумел дойти только до драмтеатра. Ко мне подошли уже подряд две компании. Причем, я понял, что шутить не надо. Надо немедленно садиться в троллейбус.
Вот как все изменилось. И как это оценивать? Это, конечно, факт достаточно печальный, тревожный факт, отрицательный. Что-то здесь не то.
То ли подорвана сама человеческая психика, то ли борьба с бандитами ведется не теми методами, которыми бы хотелось. Но что-то здесь неблагополучно.
Ну, жить без надежды вообще, в принципе-то, наверное, нельзя.
Я убежден, что будет все хорошо. И, определенно, появятся люди в городской администрации, которые будут болеть за дороги даже.
Товарищ Магазин раньше ездил часто за рулем сам, а своего водителя он сажал рядом. И вот был такой случай. Причем, я живой свидетель этого случая. Магазин за рулем. Вдруг впереди едет автомобиль, и у него из кузова сыпется щебень. Роберт Карлович перегоняет этот автомобиль, останавливает его и вызывает шофера, берет у него права и начинает ругать. Водитель видит, что все это делает шофер, а начальник сидит (а на самом деле начальник - это шофер), и говорит: «Или ты сейчас же отсюда уберешься, или я возьму монтировку и с тобой расправлюсь. Тебе вот, шоферу, обязательно все надо: сыпется щебень или не сыпется. А вон начальнику ничего не надо».
Например, второй секретарь обкома, когда строили улицу Фрунзе в Доброе село, терпеть не мог, кто под знаки ездит. Товарищ Иголкин Сергей Яковлевич (я его очень, очень уважал, и сейчас уважаю), так вот он прямо за водителем бежит, который случайно въехал под знак. Причем, бежит и мне говорит: «Я вот второй раз бегаю, а почему ты- то не бегаешь?» Я ему в шутку ответил: «Сергей Яковлевич, ну, если я еще за каждым шофером, кто под знак, значит, незаконно въехал, буду бегать, кто же за меня работать-то будет?» (Смеется.)
Ну, в общем, были люди, которые были озабочены созданием новых дорог и ремонтом старых. Сейчас почему- то этого нет.
Я все по-своему понимаю. Может, мы чисто субъективно понимаем некоторые вещи, может, мы в чем-то не разбираемся. Может, нас бросили в страшную самостоятельность, дабы мы при социализме никогда не были самостоятельны. Может быть, пытаются этим сделать из нас нормальных, инициативных людей. Ну, греха таить нечего. Моя большая убежденность, что все-таки социализм в какой-то мере нас развратил тем, что все для человека. Хорошо ты работаешь, плохо ты работаешь, пришла твоя очередь - квартира тебе обеспечена. Ты пришел на работу, ничего на работе не сделал абсолютно, ты побыл на работе, но тебе деньги будут. Причем хорошего от плохого отличить достаточно тяжело. Почему тяжело? Потому что нельзя сильно оторвать зарплату того, кто вкалывает, от того, кто ничего не делает. Там были определенные рамки. Нельзя. Вот - это максимум. Вот - это минимум. Вот это нас и развратило. Сейчас, кто может, как-то выходит из положения.
Некоторые предприятия вообще перестали существовать. Особенно, маленькие организации. Перестали, потому что считают, что для них все будет сделано. Мне, например, сейчас работать в условиях реформы, ну, прямо в четыре раза тяжелей, чем при социализме. В четыре. Потому что все надо найти, со всеми надо все зачеты сделать. Сделать надо так, чтоб людям деньги заплатить. Объемов нет. Мне очень тяжело работать. Очень тяжело, - наверно, так же тяжело, как тяжело было учиться. (Смеется.)
Мне, например, после окончания института не страшны никакие технические расчеты: я в состоянии все делать сам. Может быть, и нынешняя жизнь нас, в конечном счете, из пассивных сделает активными. Через недоедание, через желудок. И мы потом будем нормально работать. Ну, вот до сих пор, к сожалению, этого пока нет. Вот у нас товарищество, казалось бы. Всего работающих - сто двадцать человек. Членов товарищества сейчас осталось сорок семь. Как нечлены товарищества не понимают, что столько, сколько потопаешь, столько и полопаешь. И члены товарищества, все равно не понимают. То есть, пришел на работу - и ты мне уже дай. А ты что сделал? - Да ничего.
А ты все равно дай. Я боюсь, что социализм нас в этом плане испортил примерно на полстолетия, как минимум. И полстолетия, вероятно, будем вот как-то поднимать свою активность. Может быть, настанет такое время, когда люди поймут, что подлым жить на белом свете нельзя. Рассуждений, размышлений здесь много.
Я очень много думал в отношении того, проводить ли какое-нибудь торжественное, связанное с нашим юбилеем. Многие мои коллеги, вот в Костроме, в частности, они проводили. Ну, я ведь понимаю так: любые юбилеи хорошо отмечать тогда, когда дела находятся на подъеме. Но если с каждым годом все хуже и хуже, не получится ли это празднование, как пир во время чумы? Что же мы тут празднуем-то? У нас объемы уменьшились в десять раз. А мы тут празднование, значит, затеяли. Вот какие мы хорошие, как
много мы прожили. Ну, вот это, наверно, самое основное. Да еще, видимо, и работа меня остановила от того, чтобы проводить какие-то такие вот массовые мероприятия. Может быть, имело смысл и провести такое торжественное, но внутреннее чувство подсказывает, что сейчас не до торжеств. Не знаю. Многие проводят.
Я был постоянно задействован на любых совещаниях в облисполкоме, в обкоме партии, в горисполкоме. Сейчас меня никуда не вызывают. Мужественно жду, вот сейчас займутся дорогами и вызовут Доброхотова, как раньше, в хорошие времена. Греха таить нечего, все-таки к элитным домам: драмтеатр, филармония, дворец пионеров, кинотеатр «Русь» - все дороги, все наши. Думал, все поменяется! Но, к сожалению, ничего не поменялось. Никто не вызывает, никто не топает ногами: «Почему не ремонтируются дороги?» А топать-то нечем. Денег нет ни в городской администрации, ни в областной администрации. Наверное, поэтому.
Мне кажется, что потерпеть надо, немножко потерпеть, и будет все нормально. Вот еще годик. А терпенья нет. Очень тяжело, очень тяжело! Хороним своих людей. Вот те, с кем работал в мостопоезде, многие умерли. Отличные специалисты. Я и сам-то не заметил, как мне такое большое количество лет исполнилось. Я беседовал как-то с директором тракторного завода Гришиным Анатолием Васильевичем, и он говорит: «Не могу больше, иду на работу, как на пытку». И тут он в ближайшее время подал заявление об отставке и ушел. Я очень удивлялся на него и говорил: «Интересно. Это на работу идти, как на пытку? Ничего подобного! Я, как на праздник, иду на работу». А вот сейчас уже начинаю чувствовать, что, как на пытку, иду.
Тяжко мне, тяжко. Очень тяжко. Может, это годы. Может годы, а может, время само. А может, то и другое. Трудно сказать.
Палочная дисциплина - это никогда не было хорошо, а вот самодисциплина необходима. Когда второй-то Доброхотов тебя анализирует и говорит, что ты сделал так или не так. Нужна внутренняя потребность в этой дисциплине. Есть мои коллеги по коммунальным предприятиям (я не хочу там кого-то обидеть), но бывает, что он к обеду уже такой веселый ходит. Вот это для меня - бич. Я терпеть не мог, если люди позволяют эти вещи. Это для меня является просто вызывающим. Наверное, это с генами передалось. Работать, - значит, работать. Не работать, - значит, дурака валять. Вот это примерно так.
Но, конечно, неприятным остается возраст. Возраст есть возраст. И хочешь - не хочешь, все-таки никогда не надо об этом забывать. Но иногда бывает так обидно на людей, с кем работал, что просто до слез. Причем, мать не терпела обмана. Отец тоже терпеть не мог. Я обязательно, непременно за два года до того момента, как мне уйти и прекратить работу, поставлю коллектив в известность. Вот, мол, товарищи, у меня есть такая мысль, значит: я работаю последние два года. Я ставлю вас в известность. И вы, пожалуйста, - с моей помощью, без моей помощи - непременно и обязательно подбирайте себе руководителя. Это будет честно. А вот так, как делают некоторые люди: улучшив свои жилищные условия, через три дня подают заявление, я не приемлю этого. Я не понимаю этого совершенно. Ну, и, естественно, обидно на таких людей, обидно очень. Причем, если они распинаются тебе в любви, в вечной верности, а через две недели после того, как решают свои жилищные проблемы, подают заявление. А ведь у нас такие законы! Человек подал заявление - может уйти в течение двух недель. Он просто через две недели может не выйти на работу. А что там будет на производстве из-за того, что он не выйдет, закон это не преследует. Сами разбирайтесь, что у вас будет на производстве. Вряд ли это можно считать нормальным.
Я часто привожу такие примеры: мать - Александра Николаевна имела орден Ленина. Большая награда. В последние годы советской власти она была редкая, а тогда была совсем редкой. Беда заключается в другом: мать до конца своей жизни получала пенсию пятьдесят два рубля. Какой-то потолок. Они же, учителя, много не зарабатывали. И рядом дом в Кольчугино, где жил сталевар кольчугинского завода. Он работал на заводе длительное время, также имел орден Ленина. У него жена никогда не работала. А возраст у них был одинаковый, что у моей матери, что у его жены. И вот он умирает. И той женщине, что жила со сталеваром и никогда не работала, имела так же, как и моя мать, двое детей, назначают пенсию девяносто семь рублей. Вот, бывало, приедешь к матери, и она обижается... Почтальон несет ей (все знают, что она учитель, столько проработала) пятьдесят два рубля, а тете Наташе Флягиной - девяносто семь рублей. И такие законы существовали. И люди выносили это все…» Доброхотов. Дороги выбрали меня. Серия: Люди земли Владимирской/сост. В.И. Ишутин. Владимир: «Граф Цеппелин», 2007. – 240 с.).
Умер 11 августа 2005 года во Владимире. Похоронен на городском кладбище Улыбышево.
Памятник на могиле Доброхотова. Кладбище Улыбышево
ООО «ДСУ» присвоено имя Доброхотова (ООО ДСУ имени Доброхотова В.И.). В знак уважения к своему бывшему руководителю В.И. Доброхотову и в память о нем, коллектив дорожно-строительного управления организовал музей. Разместили его в бывшем кабинете Владимира Ивановича. Здесь были собраны самые «говорящие» экспонаты: фотографии, документы. Организация ООО ДСУ имени Доброхотова В.И. ликвидирована 5 июля 2013 г.
 
Улица Манежный тупик, д. 2а
Литература:
Чернов, И.И. Его называли врагом народа. И доверяли наводить мосты / беседу [с бывшим председателем Владимир, горсовета о строительстве моста через Клязьму] записала Л. Чуванова // Молва. - 1995. - 29 апр.;
Дубиневич, И. Мост через Клязьму: сорок лет без капремонта / И. Дубиневич // Молва. - 1997. - 29 июля;
Боева, Б. Самый великий мост в России / Б. Боева / Перископ-Владимир. - 2001. - 17-13 мая (№ 20);
Доброхотов. Дороги выбрали меня / сост. В.И. Ишутин. - Владимир : Граф Цеппелин, 2007.
Источник:
В.Г. Толкунова. Владимирская энциклопедия
Владимирская энциклопедия
|
