Аполлинарий (Алексей Фёдорович Васильев-Вигилянский) (17.03.1794 – 10(22).01.1858) - сын священника Суздал. уезда Михайловой стороны, Епископ Чигиринский, викарий Киевский.
Алексей Фёдорович Васильев родился 17 марта 1794 году в селе Михайлова Сторона, что близ Суздаля (сейчас часть Суздаля), и при крещении получил имя Алексия, в честь празднуемого церковью 17-го марта Алексия человека Божия.
Родитель Алексия, священник села Михайлова Сторона, о. Феодор Васильев, после элементарного воспитания сына на дому под непосредственным своим надзором и руководством, отдал мальчика в Суздальское Духовное Училище. Здесь за свое ревностное усердие к наукам Алексей Васильев переименован в Вигилянского (бодрствующего). Из училища успешный ученик переведен во Владимирскую духовную семинарию. Имея отлично приятный голос, Вигилянский был взят в хор архиерейских певчих, как и старший брат его, Андрей Федорович Лебедев, многим Владимирцам памятный священник— певчий архиерейского Владимирского хора. Занятия пением не препятствовали Алексею Федоровичу отлично успевать в науках и приобрести к себе особенное внимание со стороны Епархиального Архиерея — Высокопреосв. Ксенофонта и семинарского начальства. В 1818 году Вигилянский окончил курс наук в семинарии и думал избрать себе скромную долю священника. Открылось во Владимире священническое место, на которое он и хотел поступить. Открывшееся место было указано самим Владыкой одному из друзей Алексея Федоровича. Вигилянского же архипастырь назначил к поступлению в Московскую духовную академию, в которой инспекторствовал тогда архимандрит Филарет, впоследствии Митрополит Киевский. Здесь положено было начало тех добрых отношений, какие были до конца жизни между Киевского первосвятителя и его викария.
В академии Алексей Федорович мечтал постричься в монашество, но из-за недоверия самому себе в этом благочестивом желании, он никому не высказывал о намерении своем и благоразумно решил испытать себя не в школе, а в жизни, поэтому не поступил в академии в монахи, несмотря на то, что монашество давало студентам, постригавшимся в те времена, большие перед товарищами внешние преимущества.
В 1822 году Вигилянский окончил курс с степенью кандидата богословия, был послан в Оренбургскую семинарию на кафедру истории и французского языка и здесь же определен был на должность библиотекаря семинарии.
Прослужив в Оренбурге два года, Алексей Федорович укрепился в желании своем иноческой жизни и 23 октября 1824 года принял монашеский постриг с именем Аполлинария, в честь св. священномученика Аполлинария епископа Иеропольского, празднуемого церковью 23-го июля. 26-го октября монах Аполлинарий Вигилянский посвящен во иеродиакона; 2-го декабря определен экономом семинарии; 7-го декабря был рукоположен во иеромонаха.
Ревностно проходя должность учительскую, о. Аполлинарий умел хорошо соблюдать и семинарскую экономию. Он так хорошо — при тогдашних скудных средствах — устроил содержание воспитанникам семинарии, что заслужил их искреннюю благодарность. В 1826-м году за похвальное прохождение должностей наставника и эконома был награжден набедренником.
16 ноября 1827 года Святейший Синод определил его настоятелем Уфимского Успенского монастыря. 6 декабря 1827 года отец Аполлинарий был возведен в сан архимандрита и тогда же, по распоряжению епархиального Владыки, вступил в исправление должности ректора и преподавателя богословия в Оренбургской семинарии, с правом присутствования в консистории. Комиссия духовных училищ утвердила его в означенных должностях, которые отец архимандрит Аполлинарий проходил с обычной ему ревностию и соответствующим ей успехом.
В 1828 году назначен ректором Оренбургской духовной семинарии, преподавателем богословия и настоятелем Спасского монастыря в Рязань; а в 1829-м году послан, как муж опытнейший и благоразумнейший, в должности ректора и наставника богословских наук, во вновь открытую семинарию Петрозаводскую, для наилучшего ее устройства. С 1830-го года настоятель в Перемышльском Троицком Калужской епархии монастыре.
Пять лет трудился архимандрит Аполлинарий на новом служебном поприще своем с полной славой для себя и пользой для вверенной смотрению его Петрозаводской семинарии.
В 1834-м году наставник богословия Астраханской семинарии и настоятель Спасо-Преображенского монастыря в Астрахани. Отец Аполлинарий трудился здесь в продолжение двенадцати лет с обычной своей ревностию. Кроме уроков по богословии, он по субботам изъяснял ученикам священное писание в катихизических беседах. Высшее начальство, зная отца ректора, как мужа проницательного и благородного, доверило ему главную деятельность по разрешению вопроса об имуществе бывшего Астраханского отделения библейского общества, вопроса, разрешение которого требовало непоколебимой честности и проницательности опытного контролера. Дело шло об огромных — по тогдашнему времени — суммах, приведенных потом в ясность через составление годичных отчетов за несколько лет.
Когда скончался Астраханский архиепископ Стефан, положение Астраханской епархии было в отношении церковных дел и порядков довольно расстроено. Это можно видеть из писем Высокопреосвященного Московского Митрополита Филарета к преемнику преосвященного Степана архиепископу Смарагду. 1-го января 1842 года, отвечая на приветствие этого Владыки с праздником Рождества Христова, Митрополит писал к нему о перемещении его из Харькова в Астрахань следующее: «только благословили было вы Харьков и сказали, что в нем вожделенно умереть, как Вам указуется вместо Харькова Астрахань. Не знаю во всех ли отношениях найдете себя удовлетворенными. Но мне видится тут благое устроение Божией воли и царской власти, что управление Астраханской епархии переходит в твердую руку, которой она требует». 25-го апреля того же года отвечая на привет с светлым Воскресеньем взаимным приветствием, относительно Астрахани преосв. Филарет писал: «что делать, владыко святый, что судьба Божия водит Вас с трудного на трудное поприще? Конечно Господь видит, что крепость духа Вашего понести может сорок церквей! Да естьли это те, которых святыня особенно мало была охраняема, и естьли Вы их очистите от недостойных: то воздаяние Ваше может быть более, нежели за тысячу других. Святый апостол Павел любил не на чужом основании созидать: а Вы, естьли так угодно Богу, возлюбите, из чужаго разрушения возсозидать». При столь затруднительном состоянии епархии Астраханской, как Святейший Синод, так и новый архиерей почтили о. ректора семинарии особенным доверием. Синод указом своим от 27-го декабря 1841 года повелел архимандриту Аполлинарию, до замещения архиерейской кафедры, быть председательствующим Астраханской духовной консистории и старшим благочинным над всеми благочинными, для наблюдения за духовенством и предотвращения беспорядков, с правом делать распоряжения к правильному и неукоснительному производству дел, назначать следствия по доносам и жалобам, и сотрудничать с гражданским начальством.
Новоприбывший архипастырь, преосвященный Смарагд, усмотрел ректора вполне достойным сделанной ему доверенности от Свят. Синода, сам с своей стороны назначил его благочинным всех монастырей епархии. Как и везде бывает между людьми, явились завистники старавшиеся лишить ректора доверия архиерейского. Но архиерей, не любивший смотреть на кто-бы то ни было из подчиненных своих чужими глазами, часто навещал ректора внезапно, входил быстро к нему в его кабинет без всякого предварения, и — после многократных таких испытаний честности благочестного архимандрита - рекомендовал о нем Свят. Синоду самым одобрительным образом. Соответственно рекомендации святителя о ректоре. Святейший Синод высказал к последнему вновь свое особенное доверие в том, что поручил ему в 1844 году обозреть семинарию Тифлисскую со всеми подведомственными ей училищами, при чем поставлено было отцу Аполлинарию в обязанность обратить особенное внимание на нравственность как самых воспитателей, так и воспитанников и сверх того — обревизовать находящиеся в Кавказской области Моздокские училища. (О беспорядках тогдашних в Тифлисской семинарии преосвященный митрополит Филарет в письме к преосвященному Смарагду Астраханскому архиепископу от 3-го января 1844 года писал: «Очень жаль того, что происходит с Грузинскою семинариею. Чего ждать для края, естли она так заражена? А если и напрасно подозрение: все оно вредно, дая пищу ищущим вины. Не однократно писал я к преосвященному экзарху, чтобы возбудить его внимание между прочим, и к состоянию семинарии. Или он слишком был уверен в своем действовании, или неудачно доверял некоторым». От апреля 2-го того же года писал: «болезненно слышать о том, что усмотрено в ведомстве преосвященного Экзарха и в тамошней семинарии. И зло жестоко, и тем еще хуже, что ныне частное зло легко обращают в общее нарекание. Мне случалось рано говорить ему то, что возбуждало бы его бдительность; но он не имел веры».)
По совершении этого поручения, 2-го мая 1844 года ректор Астраханской семинарии вызван был в Петербург на чреду священнослужения и проповедания слова Божия. 25-го мая по представлению Святейшего Синода об отлично-усердной службе его — сопричислен к ордену св. Анны 2-й степени. 4-го августа, согласно представлению преосвящ. Митрополита Петербургского Антония назначен членом С.-Петербургской духовной консистории. 5-го октября 1844 года отец Аполлинарий был удостоен чести вступить в число членов комитета, учрежденного в С.-Петербурге для рассмотрения конспектов по предметам преподаваемым в семинариях. В 1845-м году он был послан в Псков на следствие по училищным и церковным делам, и по возвращении отсюда, за отлично-усердную службу, засвидетельствованную Святейшим Синодом, Всемилостивейше пожалован знаками ордена св. Анны 2-й степени, украшенными Императорской короной.
7 июля 1845-го года архимандриту Аполлинарию, ректору Астраханской семинарии, именным Высочайшим указом, данным Святейшему Синоду, велено быть викарием Киевской Митрополии с наречением Епископом Чигиринским. 15-го августа он был рукоположен в архиерея в С.-Петербургском Казанском соборе, и 24-го октября, в день празднования пресв. Богородице, как радости всех скорбящих, долго и не без скорбей потрудившийся до Епископства святитель сей имел радость узреть св. горы Матери градов русских.
Но и во святительстве ему предлежали многие труды, труды до кончины его... Двенадцать лет, столько же, сколько служил он в Астрахани, привел Господь доброго труженика своего потрудиться ко благу церкви в Киеве, чтоб здесь и успокоиться от всех земных трудов и скорбей, до дня вечного мздовоздаяния Христова за доблестные подвиги земного пришествия своего. Блаженной памяти высокопреосвященный митрополит Киевский Филарет тем более рад был встретить в новом викарии своем бывшего своего ученика, что видел себе в нем самого ревностного сотрудника по всем отраслям епархиального управления. Владыка, тотчас по приезде викарного своего епископа, назначил его членом учрежденного в Киеве губернского комитета для приведения в действо положения об обеспечении православного духовенства землями, домами и единовременными пособиями в западных губерниях; и определил председателем комитета о возобновлении Киево-Софийского собора. Обремененный сам недугами старости, первосвятитель поручал викарному же владыке и рассматривание и решение всех епархиальных дел и документально свидетельствовал ему не один раз свою признательность и благодарность. Усердие преосвященного Аполлинария к трудам своего епископского служения, кроме помощи небесной от благодати Божией, находило для себя подкрепление и в той любви и преданности глубочайшей, какую постоянно имел он в своей душе к первосвятителю Филарету, сему великому светильнику церкви православной. Но и любовь к викарию старейшего иерарха была соответственна его любви к митрополиту. На людей, бывавших при взаимных свиданиях сих двух иерархов Киевских, чрезвычайно приятно действовала искренность и дружелюбность обращения их между собою. Кроме дней своего священно-служения в Михайловском монастыре (место пребывания Киевских викариев), владыка митрополит много раз навещал преосвященного Аполлинария и без служения; приезжал нередко прямо после обеда и узнавая, что викарий (никогда не отдыхавший после обеда) находится в саду своего дома, Митрополит, не дожидаясь его встречи, сам отправлялся к нему в сад и первым словом старца к сотруднику своему было исполненное сердечной любви слово: здорово, старик. (Свидетелями этих свиданий святителей бывали мы — тогда студенты академии — Владимирцы, которых нередко добрый преосвященный Аполлинарий приглашал на обед, ради землячества, также студенты других семинарий, в которых владыка служил ректором. В то время (вначале викариатства его) было ему не свыше 50-ти лет; но по лицу его очень моложавому, казалось ему не было свыше 35-ти лет. Почему и было нам особенно приятию слышать из уст старца митрополита обращенное к викарию слово: старик! Но владыка называл так помощника своего — думается — ради памяти старинных давних их между собою отношений по Московской академии. Сочинит.) И до позднего вечера шли беседы двух архипастырей; и, кому случалось видеть на следующий день преосвященного викария, те не могли не заметить, что в душе святителя была глубокая радость; и стоило только намекнуть как-либо на лицо митрополита, чтоб выслушать из уст викария его о старце перво-святителе самый длинный, самый одушевленный монолог, касавшийся жизни и добродетелей высокопреосвященного Филарета, но ни мало не изменявший тем тайнам, какие доверял он в беседе викарию своему.
В пламенном желании и неудержимом стремлении облегчать своей помощью и содействием бремя управления обширной Киевской митрополией для старца — митрополита, преосвященный Аполлинарий забывал собственные немощи. Здоровье его начало расстраиваться еще в Астрахани, не только от усильных трудов, но и от тяжелого тамошнего климата. Но святитель не любил обращаться к докторам за помощью и советами в недугах своих. Молитва к Богу перед мощами св. великомученицы Варвары, почивающей в монастыре Михайловском, и строго-правильный образ жизни были единственными лекарствами для бодрого духом и крепкой верой святителя сего. Каждогодно по поручению первосвятителя - объезжал викарий епархию и умел, при желании видеть доброе, искусно и смело отыскивать и зло, укрывающееся во мраке. Так, в один из объездов своих, он отыскал и обозрел такой раскольнический женский скит, о существовании которого не знало само светское начальство, кроме ближайшего исправника. Скит находился в глубоком лесу; проехать нельзя было к нему иначе, как в малой тележке. Владыка, несмотря на опасности уединенного свидания с изуверами, которым мирволил и покровительствовал исправник, решился вместе с последним, несмотря на все отговорки сего, явиться в скит на простой тележке, в качестве простого священно-служителя церкви. Словоохотливые скитницы, стали охотно рассказывать неведомому гостю, вошедшему в их моленный дом с исправником, о своем быте, и только знаки, поданные рассказчицам исправником, удержали их от полного рассказа о всем житье своем. Меж тем стражи скита — несколько дюжин мужиков некоторыми грозными гримасами своих, и без того зверских, физиономий дали знать смелому посетителю об опасности дальнейших расспросов. Удивился незабвенный Киеву Дмитрий Гаврилович Бибиков — тогдашний генерал-губернатор края, смелости преосвященного викария. А благодарности митрополита за такое внимательное обозрение митрополии не было конца. При обозрении епархии, викарий обращал особенное внимание на причетников и старался внушить им понятие о важности служения клириков. «Певцы и чтецы — говаривал владыка сей — это профессоры народные; если они с разумом и чувством поют и читают, тогда простые люди, посещая храмы Божии почаще, изнесут отсюда все должные о вере и благочестии познания». Некоторые, из молодых причетников одевались щеголевато светским образом. Таким архипастырь строго приказывал сшить себе простые, но более приятные для взора на служителях церкви, подрясники, и поручал отцам благочинным наблюдать за точным исполнением этого приказания. Строго преследовал он порок нетрезвости, нетерпимый в пастырях церкви, а кандидатам священства внушал, как можно внимательнее смотреть за собой, чтоб не подвергнуться бедственной страсти к вину. «За чем вино молодому человеку,— говорил преосвященный: — когда юношеская кровь и без вина горяча»? Подавая сам в себе пример воздержания, викарий и за самым обедом употреблял вина не более одной рюмки. Иные, мало употребляя вина, довольно много подчуют себя чаем. Преосвященный Аполлинарий, точно так же, как и митрополит Филарет, и чаю кушал не более одной чашки. После немногосложной — даже в праздничные дни — трапезы своей, он никогда не ложился спать, а дозволял себе лишь отдохнуть с полчаса за чтением какой-либо книги или газеты, сидя в кресле, и за тень шел в сад своего архиерейского дома, исполняя древнее, благоразумное правило врачей: роst соеnаm аut stаbis, аut milliа реdum dabis. В саду было чем полакомиться прихотливому вкусу; но неприхотливый владыка довольствовался, вместо десерта, несколькими ягодами малины, или вишни; остальное — существовало и в саду у владыки более для гостей его, чем для удовольствия гостеприимного хозяина. Любимым наслаждением преосвященного Аполлинария, среди отдыха от трудов, были книги. Составив для себя богатую библиотеку, бывши еще ректором, на своем викариатстве он восполнил ее множеством замечательных книг, особенно богословского содержания. Так, владыка приобрел дорогое и по содержанию и по цене своей издание на французском и латинском языках: сursus completus Sacvae Scripturae. Но высшей радостью жизни было для святителя совершение Богослужения, которое священнодействовал он вполне по чину св. церкви и с истинным благолепием, при самой простоте. Священнодействовал он неспешно, но и не очень медленно. Будучи среднего роста и чрезвычайно строен, в архиерейском облачении владыка представлялся величественным. Чистое, прекрасное лицо его, украшенное окладистой сребристой бородой, становилось тогда еще приятнее; в голубых глазах, всегда выражавших прямодушие и искреннюю доброту, светилась радость духа о Боге-Спасе; мелодический голос необыкновенно впечатлительно передавал молящимся чувства, молитвами церкви внушаемые. То, что замечали благочестивые современники блаженного митрополита Суздальского, преосвященного Илариона о священнослужении сего великого в святителях русских, можно было по справедливости применить и к священнодействию его земляка — преосвященного Аполлинария, — именно: и сей владыка, как блаж. памяти Иларион митрополит, делал возгласы и произносил молитвы священнодействий в сердце молящихся, т.е. растрогивал их души до глубины и возбуждал в них самые теплые молитвенные чувствования. «Припоминая себе Преосвященного Апполинария в священнодействии», — пишет почтенный автор некролога о нем (В.И. Аскоческий): — «так и чувствуешь и видишь, что он именно был один из тех, которые всей душой возлюбили благолепие Дому Божия и место селения славы Господней. Не помним, чтобы он хоть однажды не священнодействовал в какой-нибудь воскресный, или праздничный, или табельный день. Даже тогда, когда продолжительная болезнь лишила его прежних сил, когда уже он от крайней слабости едва мог держаться на ногах и с трудом переводил голос, отдыхая чрез два—три слова, — и тогда не захотел он не отпраздновать, по долгу, дня Св. Великомученицы Варвары: но это уже было последним священнослужением на земле. Любя благолепие Дому Божия, он сам некоторым образом служил благолепием ему. Необыкновенная простота в священнодействии, строгое соблюдение всего положенного церковным уставом, благоговейная скромность, во всем чин и удивительный порядок — вот главные черты его священнослужения! Вне всякого сомнения, что совершаемая таким образом преосвященным Аполлинарием. Литургия была назидательнее всякого слова, поучительнее всякого поучения. Довольствуясь небольшим и немногоискусственным хором певчих, он требовал от них только разумного пения, приличествующего храму Божию. (Исполнению певчими требования владыки много способствовал досточтимейший отец игумен Григорий, в мире: Егор Васильевич Троепольский, товарищ преосвященному Аполлинарию по Владимирской семинарии и академии Московской. Переселившись под кров Михайловской обители из Каменец-Подольска, где был смотрителем духовных училищ, отец Григорий проводил здесь истинно—монашескую, уединенную жизнь, в которой задал себе два послушания: переписывание св. псалмов, для лучшего изучения и уразумения псалтири и занятие устройством церковного пения. По особенной любви к Владимиру, как месту своего первоначального воспитания, и св. Лавре Сергиевой — месту окончательного образования своего, Отец Григорий из Киева переселился в близлежащий к Лавре Переславль-Залесский, где, поместившись в Никитском монастыре, продолжал заниматься церковным пением.)
Надолго останется в памяти Киевлян богородичная стихира. «Высшую небес...», которую обыкновенно исполнял хор Михайловский вместо причастна и мудреных концертов. Года за два пред сим (перед 1858), выслушав в братском монастыре великое славословие, отлично исполняемое академической капеллой, преосвященный Аполлинарий приказал и своим певчим выучить оное и во время литургии заменить им иногда пение причастна и упомянутой богородичной стихиры. Таким образом и в те минуты, когда завеса церковная отделяет предстоящих во храме от служителей алтаря, вниманию молящихся не позволялось развлекаться звуками, только слуха, ласкающими; все коленопреклонялись, или полагали земные поклоны, в соответствие тому, что совершалось в эту великую пору во святая святых. Этого желал преосвященный Аполлинарий, и святое желание его всем и каждому было понятно». «Питая особенную любовь к чудотворным мощам св. великомученицы Варвары, преосвященный Аполлинарий только в крайних случаях не читал сам по вторникам положенного акафиста (великомученице). Прозрачным и светлым потоком текли из уст его вдохновенные слова иерарха земли Киевской, и жадно внимал им коленопреклоненный народ, затвердивший наизусть это акафистное моление от преосвященного Аполлинария. Никто бывало не спрашивал: служит ли владыка — и все спрашивали и беспокоились, если по каким-либо особенно важным обстоятельствам не видели его в уроченный вторник перед гробницей св. великомученицы».
Такой строгой жизни и вполне благоговейного настроения архипастырь не имел ли полного права быть взыскательным за нарушение церковного благочиния? Не быв самостоятельным администратором и отдавая подробный отчет в действиях своих Первосвятителю, преосвященный Аполлинарий, в пределах вверенной ему власти, относился к провинившимся в чем-либо лицам из духовенства с свойственной архипастырской власти строгостью. Но никогда строгость законного гнева за беспорядки не возмущала глубины его кроткой души. Владыка представлялся лишь гневным; но, по учинении надлежащего выговора виноватому, с ним же начинал говорить спокойно и совершенно дружелюбно, стараясь ободрить его к исправлению себя на будущее время. Притом, наказуя закоснелых в пороке, либо преступников умышленных, епископ умел отечески снисходить к свойственным каждому человеку слабостям. Потому все лучшие в духовенстве и истинно благонамеренные люди исполнены были глубокого уважения к сему иерарху; а лица, стоявшие в главе духовенства — архимандриты, протоиереи — члены Консистории были душевно преданы святителю, который с неутомимой ревностию, в их глазах, трудился ко благу церкви. Деятельность его истинно не знала утомления. Каждодневно, по отслушании ранней литургии в домовой церкви, выходил владыка к просителям и до самого обеда сам занимался рассмотрением просьб и претензий каждого, тут же давая этим просьбам и решение, либо надлежащее направление. При викарии был письмоводитель, но письмоводитель его не имел и тени той важности, какую имеют в иных местах подобные домашние чиновники. Искренно радея о возвышении нравственных достоинств духовенства, добрый архипастырь душевно желал возвышения внешнего значения пастырей в среде народа. Один раз, в беседе к студентам — землякам своим, сказал он: «нам — архиереям нет особенной нужды в орденах. И без этих внешних отличий, архиерея каждый уважает, по самому его сану и положению в обществе. Но как было бы желательно, чтобы орденские украшения поболее распространены были на духовенство, особенно сельское! Увидев ленту на сельском священнике, и самый грубый крестьянин относился бы к батюшке своему приходскому с большим уважением». Хотя однако преосвященный Аполлинарий не искал себе внешних отличий, эти отличия его не миновали, как мужа вполне оные заслужившего.
В 1851 году 3-го апреля он Всемилостивейше сопричислен был к ордену св. Анны 1-й степени, в воздаяние усердного служения и ревностного исполнения возлагаемых на него обязанностей. В 1857 году мая 25, преосвященный викарий, вследствие представления конференции Киевской духовной академии, определен действительным членом оной.
Высшее светское общество Киева относилось к преосвященному Аполлинарию не только с уважением, но и с особенной любовью. Восхитительно было видеть, как везде, только где являлся владыка сей в церковных собраниях, его сейчас окружали отцы и матери с детьми своими, и на перерыв старались принять его благословение, целовать его руки, услышать из уст его слово мира о Господе. Малые мальчики и девочки хватались за рясу владыки и удерживали его, чтобы видеть его подольше. После богослужения бож. литургии в воскресные и праздничные дни, большое общество собиралось в келлии владыки принять его архипастырское благословение. Но любимейшее общество владыки составляли некоторые из братий Михайловской обители, отцы архимандриты — настоятели Киевских монастырей, отцы протоиереи — члены консистории, профессора академии и семинарии и студенты академии - воспитанники тех семинарий, где служил преосвященный Аполлинарий. Зная нуждаемость последних, добрейший архипастырь не только приглашал их каждонедельно два раза на чай и часто на обед к себе, но и посылал своего келейного наведываться о здоровье студентов, которые долго к нему не являлись. Узнавая об их болезни, присылал в академическую больницу чай и сахар. Во время праздников Рождества Христова и св. Пасхи выдавал довольно денег на братию сию, чтобы имели у себя чай в академии. Преосвященный Аполлинарий на студентов семинарий и академий смотрел с особенно одушевительным для их надежд и трудов уважением, о котором сам свидетельствовал: «признаюсь, — говорил он один раз отцу инспектору академии Киевской, о Феофану Авсеневу — признаюсь, отец архимандрит, всякого студента уважаю во-первых по предлежащей ему карьере, — быть может — это какой-либо важный деятель жизни общественной в будущем, во вторых ради самых знаний студентов: много подвинулась на Руси Святой наука с тех пор, как мы учились». (О современном Преосвященному Аполлинарию состоянии Киевской академии Высокопреосвященный Митрополит Московский Филарет писал к Архиепископу Орловскому Смарагду от 8-го Апреля 1852 года: «Мне приятно было узнать, что Вам поручено было разсмотрение Киевских сочинений. Желаю, чтобы больше пользовались Вами... — «учение в Киевской академии приведено было в довольную силу».) К родным своим епископ сей был добр без пристрастия. Он любил часто посылать благотворительные субсидии двум родным сестрам своим, и семействам их в Суздале, не отличая и не предпочитая в благотворениях своих ни которую. Умилительно было видеть, с какой нежно-сыновней любовью успокаивал он свою престарелую матушку, гостившую у него несколько времени в Киеве. Припоминался тогда другой святитель, послуживший родительнице своей сыновне до конца дней ее. Из высших духовных особ иерархии, кроме высокопреосвященнейшего митрополита Киевского Филарета, находился преосвященный Аполлинарий в близких отношениях к преосвященному Смагарду, при котором служил ректором в Астрахани, к преосвященному Павлу, архиепископу Черниговскому, к преосвященному Иосифу, архиепископу Смоленскому, проживавшему последние годы жизни своей в св. Киево-Печерской Лавре на покое, к преосвященному Поликарпу, Орловскому епископу, который проживал довольное перед хиротонией время в келлиях владыки и пользовался всей гостеприимной любовью архипастыря, к преосвященному Аркадию, архиепископу Олонецкому и к преосвященному Антонию архиепископу Казанскому, тогда бывшему ректором Киевской академии, равно как и к предместнику его по академии преосвященному Димитрию, архиепископу Херсонскому. Последний был учеником Рязанской семинарии, когда в ней служил преосвященный Аполлинарий ректором. Преосвященные: Аркадий, Иосиф и Павел преемственно были ректорами Владимирской семинарии в то время, когда там учился Алексей Вигилянский. Вечный памятник своей заботливости архипастырской преосвященный Аполлинарий оставил в устроении Михайловского монастыря, в котором почивают св. мощи великомученицы Варвары и где издавна имеют настоятельство и помещение Киевские преосвященные викарные. В двенадцать лет своего незабвенного викариатства архипастырь сей постепенно привел состояние обители в самое цветущее положение: он воздвиг прекрасный двух-этажный корпус для братских келлий, устроил огромный странноприимый дом, перестроил настоятельские келлий и при оных домовую церковь; но не более полугода привелось ему пожить в новоустроенных келлиях.
В июле месяце 1857 года почувствовал он простуду, на которую мало обращал внимания, так что в сентябре решился, по поручению высокопреосвященного митрополита Филарета, путешествовать для обозрения епархии. Но неблагоприятная погода усилила в дороге болезнь епископа и он должен был скоро воротиться. Врачи и знакомые убеждали преосвященного дать себе отдых от дел на некоторое время доколе не ослабеют симптомы болезни его, начинавшей развиваться в угрожающих жизни размерах. Но эти убеждения невнятны были для неутомимого труженика, привыкшего неленостно подвизаться на общее благо в течение тридцатипятилетней службы своей. Преосвященный Аполлинарий продолжал священнодействовать во все воскресные и праздничные дни, а по вторникам еженедельно, сверх литургии, читал акафист св. великомуч. Варваре. Продолжал работать по делам епархиальным и хлопотать по устроению обители. Проведши в трудах сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь месяцы 1857 года, он видимо начал увядать. «Дайте себе, Владыка, отдых»! — умоляли знающие его: «успокойтесь хотя немного»! На это больной труженик — архипастырь отвечал однажды: «Эх, Боже мой! если вы не явитесь на гражданскую службу за болезнию в течении четырех месяцев; то вас уволят: а у меня служба Божия, и я не могу оставить ее сам по себе». Наконец митрополит, хворавший смертно сам, прислал к больному викарию своему медиков, дружески повелев доброму сотруднику своему заняться своим здоровьем. Но было поздно. Крепкого и бодрого когда-то святителя нельзя было и узнать теперь. Он исхудал, страшно побледнел и не мог держаться на ногах. Болезнь и наконец кончина первосвятителя Филарета, последовавшая 21 декабря 1857 года, сильно поразили душу болевшего преосвященного викария. Приближавшийся к гробу епископ Аполлинарий горьким рыданием плакал о почившем великом иерархе Киевском. Невзирая ни на какие убеждения, он явился на вынос тела усопшего митрополита и поддерживаемый иподдиаконами, отправил последнюю панихиду за того, с кем столько времени добре потрудился в благоустроении паствы Киевской и за кем имел в скором времени сам последовать в жизнь загробную. На погребении первосвятителя его добрый помощник уже не мог присутствовать, по причине собственных жестоких, болезненных страданий. Можно чувствовать, как скорбело сердце архипастыря, что не в состоянии он был послужить погребению драгоценного и достоблаженного митрополита Филарета.
Наступили Рождественские праздники. Преосвященный Аполлинарий едва мог подниматься на смертном своем одре, чтоб преподать архипастырское благословение приходившим к нему духовным и светским лицам осиротелой паствы Киевской. «Видите, какой я барин, — горестно заметил больной некоторым посетителям своим в новый год: мне все кланяются, а я и подняться не хочу». Наконец святитель увидел, что «время отшествия его наста». С чувством глубочайшей покорности воле Божией, за два дня до кончины своей принял он елеосвящение и причастился пречистых тайн тела и крови Христовых.
Наступило утро 10 января 1858 года. Больной архипастырь попросил окружавших его поднять себя с постели и посадить в кресло. Едва успели это сделать, наступили минуты предсмертной агонии для страдальца, и в 20 минут 6 часа утра преосвященный Аполлинарий предал душу свою в руки Господа, Которого возлюбил всем сердцем и помышлением своим. Заунывный звон колоколов Михайловского и св. Софии возвестил Киеву, что не стало в живых и другого его архипастыря. С рассветом толпы народа текли к св. обители Архистратига сил Господних, чтобы искренними слезами над почившим засвидетельствовать свою любовь к нему о Господе и в последний раз облобызать его благословлявшие благословением мира небесного руце...
В 12-ть часов утра 11 января, при печальном звоне колоколов, последовал вынос тела усопшего архипастыря из покоев в великую церковь св. Архистратига Михаила. Перед выносом тела отец ректор академии, священно архимандрит Братского монастыря Антоний (ныне преосвященный архиепископ Казанский) произнес трогательную речь, в которой, обращаясь к почившему, сказал: «оставляешь нас и ты, святитель Божий, ближайший и добрый сотрудник почившего в Бозе возлюбленного и незабвенного архипастыря нашего! Более двенадцати лет помогал ты ему нести бремя пастырских трудов его, и мы видели и всегда живо и с глубокой благодарностью будем помнить прекрасный пример твоего сыновнего благоговения к маститому архипастырю, твоего всеусердного и благопослушливого служения ему в немощах старости и твоей всегдашней готовности, с коей ты творил все, что возможно было к благу паствы Киевской. Благодарная память о тебе неразрывна будет с памятью усопшего архипастыря, которому ты как здесь был верным и неусыпным служителем перед престолом Господним — до того, что отдавая ему последний долг, сам собрал и положил свои силы, уже истощенные продолжительною болезнью, так не разлучился надолго с ним и по смерти. Но особенно навсегда, благодарно сохранит тебя в своей памяти сия святая обитель — ибо все живо и долго будет напоминать тебя здесь: и храм, тобою и со вне и внутри обновленный, украшенный, обогащенный, и дом сей с благолепною в нем церковью, тобою сооруженный, и обитель для странников и немощных, тобою здесь устроенная! Веруем и уповаем, что и небесные покровители обители сей — Архистратиг горних сил и св. великомученица Варвара, коим послужил ты столь долго всею верою и правдою, прияли от тебя, как жертву самую благоугодную, твои неусыпные и благоплодные труды здесь. Не успел ты насладиться плодами их и пожить в сем, с толикими заботами воздвигнутом селении: но — они уготовали и прияли тебя в селения небесные и самым костям твоим дают место упокоения в обители и в самом храме своем».
Три дня потом оставались отверстыми двери храма Михайловского, и в продолжение этих трех дней народ Киевский не преставал тесниться в церковь поклониться телу усопшего святителя и облобызать охладевшие руки его, двенадцать слишком лет «вздеваемая во святая» с молитвой о спасении сего народа. 14-го января, во вторник — день еженедельно посвящаемый в обители Михайловской памяти св. великомученицы Варвары — совершено было погребение тела почившего в Боге архипастыря. Божественную литургию совершал преосвященный Стефан, Болгарский епископ, в сослужении обычного собора священно-служащих. Во время причастна, отец ключарь Софийского собора Григорий Никифорович Крамарев («12-го Июня (1868-го) скончался после долгой и мучительной болезни кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора, председатель совета Свято-Владимирского братства, магистр богословия Григорий Никифорович Крамарев») в красноречивом слове изобразил перед опечаленными слушателями многотрудное и многообразное поприще, которое прошел с честью и славой преосвященный Аполлинарий. В 11 часов совершено было отпевание усопшего по трогательному чину священнического погребения, совершаемому над святителями с 1767 года. При отпевании, кроме преосвященного Стефана, присутствовали: ректор академии архимандрит Антоний, ректор семинарии архимандрит Петр (Троицкий, который ныне в Афинах), наместник лавры архимандрит Иоанн (ныне преосвященный Полтавский), кафедральный протоиерей Иоанн Михайлович Скворцов и множество других архимандритов Киева, отцы протоиереи и все белое духовенство города; из монашествующего духовенства, кроме свято-михайловских братий, многие иеромонахи и иеродиаконы из других Киевских монастырей. Обнесши тело святителя вокруг храма св. Архистратига Михаила и возгласив почившему: «вечная память», положили многотрудное тело сие в этом самом храме, в приделе св. великомученицы Екатерины, вблизи другого, почивающего здесь незабвенного святителя, преосвященного Иринея (Фальковского). И входящие в храм Михайловский, после молитв перед иконой св. Архистратига Михаила, перед мощами святой великомученицы Варвары, некоторых других святых, благоговейно покланяются над гробами почивающих святителей, Иринея и Аполлинария, также как и над могилой почивающего близь Варваринского придела преосвященного епископа Севского, Кирилла (Флоринского), и над гробами благоверных создателей храма: В.К. Михаила Всеволодовича и супруги его В. Княгини Варвары, моля Господа о вечном упокоении скончавшихся. Свящ. Николай Флоринский. (Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 1-й. 1869 г.).Святители, священство, служители Владимирской Епархии Владимирская энциклопедия
