Борьба вел. князя с Новгородом по поводу переписи населения и обложения данью в течение 1256-1259 гг. Начало » » » Александр Невский – великий князь Владимирский (1252-1263)
Война с литовцами и ливонскими немцами
В 1257 году монгольская перепись прошла во Владимирской, Муромской и Рязанской землях, но была сорвана в Новгороде, который не был разорён в ходе нашествия.
Летом 1255 г. в Новгороде Великом вновь стало беспокойно. Славные победы над шведами и немцами еще более подняли дух новгородцев. Все это породило в них надежды на восстановление старых порядков, когда в Новгороде не признавали иной высшей власти, кроме веча, когда Новгород в числе русских земель считался почти самостоятельным государством. Но пока Невский находился среди новгородцев, таким стремлениям трудно было обнаружиться. Князь, пользовавшийся громадным авторитетом и любовью народа, был слишком тяжел для новгородцев; ему нельзя было указать пути из Новгорода. Александр правил там вполне самостоятельно, вовсе не думая подчиняться воле своенравного веча. Сделавшись великим князем владимирским, Александр продолжал держать Новгород в строгой зависимости, назначая князьями туда своих сыновей, которых скорее можно было назвать его наместниками. Вначале новгородским князем, как мы видели, был Василий Александрович, успевший в короткое время отличиться своими подвигами в борьбе с литовцами и ливонскими немцами. Но уже само отсутствие Александра дало простор для возобновления, прежде всего, борьбы партий. В 1243 г. в Новгороде скончался посадник Степан Твердиславич, представлявший собой единственный в истории Новгорода пример посадника, остававшегося на своем посту 13 лет и умершего при своей должности. При Василии посадником стал Анания, слывший ревностным защитником старых новгородских прав и вольностей. Но сын Степана Твердиславича Михаил задумал перехватить у Анании звание первого сановника в городе и приступил к вербовке приверженцев. В Новгороде начались смуты. Все чаще слышалась речь о том, что пора прекратить унизительную для чести города зависимость от Суздаля и позаботиться о восстановлении всех старых вольностей, Василий Александрович вполне самостоятельно храбрый князь, но он - не избранник Великого Новгорода, а ставленник и наместник великого князя, и послушный исполнитель его воли. Такой князь не может княжить в Новгороде! Всем известна преданность новгородцев Александру, но Святая София и Великий Новгород для них еще дороже. Время промыслить себе такого князя, который зависел бы только от народной воли и ни от кого более! Такие речи были любы большинству народа, мало понимавшего, что воля, о которой они так заботятся, - не воля, а своеволие.
Задумав освободиться от власти великого князя, новгородцы заблаговременно позаботились и о том, чтобы в случае разрыва с Александром не остаться совсем без князя. В 1253 г. Ярослав Ярославич, младший брат Александра, княживший в Твери, оставил свой удел и явился в землях новгородских.
Событие, датированное «зимой 6761 года», произошло в следующем, 1254 г. Лаврентьевская летопись иначе рассказывает о судьбе князя Ярослава Ярославича, брата Александра Невского и еще одного участника несчастной для русских битвы у Переславля во время «Неврюевой рати», сообщая под следующим 6762 (1254) годом: «На зиму, по Крещении (после 6 января 1254 г.) Ярослав, князь Тверской, сын великого князя Ярослава, со своими боярами поехал в Ладогу, оставив своею отчину. Ладожане почтили его достойною честью».
Именно из Ладоги, «на зиму», Ярослав переехал в Псков, где был принят псковичами на княжение. Александр не мог не воспринять это как открытый вызов себе.
Новгородцы приняли Ярослава с честью и посадили княжить в Ладоге. На то время псковичи оказались без князя и поспешили пригласить Ярослава к себе. Новгородцы не сомневались в том, что Ярослав с радостью явится в Новгород, как только удастся освободиться от власти великого князя.
При таких обстоятельствах в 1255 г. состоялось решение войти с Александром в переговоры о подтверждении всех старинных вольностей, значившихся в грамотах. Но прежде чем пришел ответ Александра, в Новгороде вспыхнул мятеж. По обыкновению граждане разделились на две партии. Подстрекаемая честолюбцами чернь заставила удалиться Василия Александровича и отправила посольство за Ярославом. Во главе поборников старины стоял посадник Анания, в простоте души воображавший себя защитником дорогих интересов своей родины. Наиболее благоразумная часть населения, некоторые бояре и лучшие люди, хорошо понимая всю несвоевременность затеянной смуты, однако не могли обуздать расходившихся мятежников. Вновь прорвалась не раз проявлявшаяся в истории Новгорода вражда лучших, или вящих людей и меньших, - иначе бояр и черни. Анания - представитель и любимец меньших людей, прямодушный ревнитель новгородской старины и вольности. Ожидая приближения великого князя, новгородцы вооружились и выставили полки за церковью Рождества и от Святого Ильи против Городища, ограждая Торговую (на правом берегу Волхова) сторону, которая была главным местопребыванием меньших людей.
Между тем Василий Александрович, удалившись из Новгорода, поселился в Торжке, а оттуда известил обо всем отца. Глубоко оскорбленный, Александр решился по своему обыкновению неожиданно быстрыми действиями расстроить планы мятежников. С детства в его душу запало чувство отвращения к мятежам и своевольным поступкам новгородцев. Его государственная мудрость давно осудила их. Ему не нужно было подробных донесений: слишком хорошо знал он «самочинный обычай и непокорливый нрав» новгородцев, как из враждующих партий неразумный народ - и решился показать новгородцам, что труды его предков не пропали даром, что теперь новгородцам еще менее чем прежде можно мечтать о вольностях. Собрав полки и захватив с собой двоюродного брата Димитрия Святославича, Александр двинулся к Торжку. Торжокцы стали под стяги великого князя. В Новгород одно за другим приходили известия о приближении грозного Александра. При одном только слухе о походе старшего брата Ярослав в ужасе бежал из Новгорода. Бегство князя еще более усилило беспорядки в городе. Александр не успел еще подойти к Новгороду, как в его лагере начали появляться беглецы из города, извещая подробно обо всем. Прежде всех прибежал какой-то «Ратишка с переветом»: «Ступай, княже, скорей, твой брат Ярослав убежал!»
В испуге мятежники воображали уже, что разгневанный старый князь немедленно ударит на город и предаст их жилища пламени. У Святого Николы собралось вече. В сердцах всех царил страх.
- Братья, - говорили на вече, - а что, если князь скажет: выдайте моих врагов!? Что тогда делать?
- Что делать? Умирать, так умирать всем! На людях и смерть красна. Не выдавать никого!
- Правда! Всем целовать Пресвятую Богородицу на том, что всем стоять заодно, друг за друга, «любо живот, любо смерть» за свою отчину, за свою правду новогородскую!
Общее смятение усилилось еще более, когда сын прежнего посадника Михаил Степанович, посоветовавшись с «лучшими» людьми, собрав полки своих приверженцев, вышел из города и стал у Юрьева монастыря, ожидая своей очереди ударить по мятежникам. Между тем как прямодушный ревнитель старины Анания решился разделить с народом грозившую ему участь, сообразительный Михаил своим поступком, очевидно, хотел угодить сильнейшей стороне и при помощи князя сделаться посадником, свергнув Ананию. Но его поступок вызвал страшную ярость народа. Забыв о своем критическом положении, народ готов был броситься на Михаила и жестоко отомстить за измену общему делу. Только того еще недоставало, чтобы ввиду грозного войска Александра новгородцы принялись избивать друг друга. Анания поспешил предупредить Михаила о грозившей ему опасности и бросился к бушевавшей толпе со словами: «Братья! Если хотите убить Михаила, убейте прежде меня!» Не подозревал, видно, Анания замыслов Михаила.
В то время как обезумевшие от мятежа новгородцы готовы были броситься друг на друга, Александр, спокойно расположив свое войско вокруг городища, своей старой резиденции, вовсе не думал нападать на город и сам сделал первый шаг к примирению. Он отправил к ним в качестве посредника своего племянника Бориса Васильковича. Собрав вече, тот предъявил требования великого князя:
- Выдайте посадника Ананию! Если же не выдадите, я вам не князь: иду на город войной!
Требование князя знаменательно: Анания был самым видным представителем ревнителей независимости Новгорода, его старой обособленности от остальной Руси в политическом отношении, вечевых порядков. В лице Анании Александр явно для всех осуждал бесповоротно эти стремления. Граждане должны были понять, что мир может быть дарован им только при условии полной покорности Новгорода. После долгих рассуждений новгородцы послали Александру следующий уклончивый ответ:
- Иди, князь, на свой стол и злодеев не слушай. Оставь свой гнев на Ананию и на мужей новгородских.
Александр, разумеется, отверг предложение граждан. Принять его значило бы признать законность тех стремлений, которые послужили поводом к мятежу. Ввиду крайности новгородцы соглашались снова признать Александра своим князем, но обстоятельства могли измениться, и новгородцы могли снова вздумать указывать от себя путь князю, поставленному Александром, ссылаясь на старые права. Нет, они должны были убедиться, что они - народ, подвластный главе государства, что над их судьбой есть сила повыше их веча и партий. Поэтому тщетны были ходатайства архиепископа Далмата и тысяцкого Клима. «И не послуша великий князь мольбы Владычни, ни Климова челобития, ни новгородского», - печально замечает летописец. Новгородцы говорили: «Не виним Александра, но будем тверды». Они три дня стояли вооруженные.
Узнав о полной безуспешности своего посольства, новгородцы снова собрались на вече. Много было волнений и шумных речей, но замечательно, что среди разгара страстей никто не осмелился бросить упрек Александру. Глубокое уважение к его имени и любовь, укоренившаяся в сердцах всех, сдерживали и самых буйных. Новгородцы колебались между противоположными чувствами. Уступить требованию князя значило явно отречься от своего права выбирать князей и изгонять их по своему усмотрению, но в то же время все чувствовали невозможность поднять руку против доблестного защитника Новгорода и всей земли Русской.
- Князя мы ни в чем не виним, - раздавалось на вече. - Во всем виноваты наши клятвопреступники: Бог им судья и святая София!
- Князь без греха! Да хранит его Господь! Но мы должны стоять за святую Софию, за Великий Новгород. Сам Господь рассудит нас!
- Стоять все за правду новгородскую!
С таким решением разошлось вече, - «и стояше весь полк за свою правду по три дени».
По-видимому, кровопролитие было неизбежно, но мудрость Александра указала еще раз новгородцам на возможность избежать беды. Он не из чувства личной мести требовал выдачи Анании. Анания был неудобен как посадник, как представитель мятежных новгородцев. На четвертый день князь еще раз отправил к новгородцам посольство.
- Я оставлю свой гнев на вас, только Анания пусть лишится посадничества!
Посадник был первым сановником в городе, избиравшимся на вече, главным и полным представителем Новгорода в делах войны и мира, народной воли. Все договоры с соседями новгородцы писали от имени посадника, владыки и тысяцкого. Вече избирало посадника, оно же только могло и смещать его. В 1218 г. княживший в Новгороде Святослав прислал сказать на вече, что не может княжить с посадником Твердиславом, дедом Михаила, что он отнимает у него посадничество. На вопрос народа, в чем провинился Твердислав, князь отвечал:
- Без вины!
- Княже, - решительно заявили новгородцы, - если на нем нет вины, а ты целовал нам крест не лишать мужа волости без вины, - мы тебе кланяемся, а Твердислав - наш посадник, и мы не уступим!
Случай с Твердиславом, без сомнения, все хорошо помнили. Уступить воле Александра и лишить посадничества Ананию значило признать власть князя самовластно распоряжаться делами в Новгороде, не обращая внимания на волю народную. Между тем ясно было, что, требуя выдачи Анании, Александр делает последнюю уступку. Благоразумие взяло перевес: вече сменило посадника «и взяша мир». Отворились ворота, и весь новгородский народ с покорностью вышел навстречу Александру и поклонился ему «с честью многою». Великий князь торжественно вступил в город, причем «срете его архиепископ новгородский Далмат с чином церковным со кресты у Прикуповича двора, и весь мир радости исполнился, а злодеи омрачахуся; зане же християном радость, а диаволу пагуба, зане же не быть кровопролития христианом». Новгородцы поняли, чьей мудрости они обязаны избавлением от беды, и прославляли великодушие князя, вид которого так много говорил их сердцу.
Александр потребовал, чтобы вместо Анании назначен был посадником Михаил Степанович, хорошо понимавший обстоятельства времени. Его род, начиная с 1180 по 1388 г., дал Новгороду 12 посадников. Народ исполнил волю князя. Александр оставил в Новгороде князем по-прежнему своего сына Василия. «Не было еще примера, - по словам историка, - чтобы великий князь силою заставил принять только что изгнанного князя!» Благодаря могучей воле Александра уже явно обозначались дальнейшие судьбы Новгорода. А между тем христианское благодушие, благородство и высокая мудрость князя приводили всех в восторг: никто не подвергся наказанию, никого не разыскивали, никому не мстили. «Великий князь наш без греха!»
Едва кончились волнения по поводу княжения Василия, как началось новое восстание в связи с намерением обложить Новгород поголовной данью. Александру Ярославичу предстояло новое испытание. В 1256 г. умер хан Батый. В том же году из-за принятия христианства был отравлен братом Батыя Берке-ханом сын Батыя Сартак. Сам Берке принял ислам, отравил свою родственницу Боракчин и установил свою диктатуру. Перед этим Сартак вверил свои дела по Руси сыну своему Улагчи (Улавчию). И.П. Ермолаев по этому поводу пишет, что хан Улагчи (Улавчий) был еще подростком, когда умер его отец Сартак, сын Батыя. Сартак, управлявший Золотой Ордой с 1248 г. от имени Батыя, умер в 1256 г., на пути из Монголии в свою Орду. Монгольский хан Мункэ назначил Улагчи преемником Сартака. В связи с его молодостью было назначено регентство, возложенное на старшую жену Батыя Боракчин. Улагчи умер через несколько месяцев (в конце 1256 или в начале 1257 г.), и золотоордынским ханом стал брат Батыя Берке (Беркай). В правление великого хана Мункэ (1251-1259) произошло упорядочение сбора дани в масштабах всей Монгольской империи. Еще в 1252 г. была организована перепись населения Китая, на следующий год - Ирана. Тогда же, по сообщению официального китайского историка Юань-ши, император Мункэ отправил некоего Бицик-Берке (он известен и русским летописям под именем Беркай) «сделать исчисление народу в России». Эти примеры великого хана были поддержаны правителями отдельных улусов, в том числе и Батыем. В это время из Орды пришла весть о том, что Улавчий приехал в Россию и объявил распоряжение хана Берке о налогах, почте и переписи населения. Александр Ярославович сам прехал к Улавчию в Нижний Новгород и затем отправил к нему дары с князем Борисом Васильевичем Ростовским. Цель приезда Александра - договориться о переписи народа и испросить прощения брату Андрею. У себя дома они примирились по приезде Андрея из Швеции, и Александр принял брата с любовью. В летописи говорится: «Поехал князь Андрей на Городец и в Новгород Нижний княжить. Князь же Борис Василькович Ростовский пошел в Татары, был у Улавчия со многими дарами от Александра за брата Андрея и возвратился с честью. Затем князь Александр Ярославич в конце 1256 или начале 1257 г. поехал в Татары со многими дарами просить за Андрея и Андрею прошение испросил, и возвратился со многою честью в свою отчину». Это была четвертая поездка великого князя в Орду, в частности к Улавчию.
Цель, поставленная великим князем, была достигнута не полностью. Договорились об исчислении только Владимирской земли и распределении дани между жителями. Долгое пребывание татар в земле Русской наводило всеобщий страх. В землю Рязанскую, Муромскую и Суздальскую явились татарские «численники», ставили своих десятников, сотников, тысячников, темников, переписывали жителей для обложения их поголовною данью, не включали в перепись только духовных лиц.
После определения числа жителей сборщики и надзиратели за исправностью платежа отправились в Орду, чтобы донести хану об успешном исполнении возложенного на них поручения.
За брата Андрея Александр упросил и хотел отдать ему Суздаль, но боялся ханского гнева. Андрей Ярославич получил в управление Городец и Нижний Новгород. Вскоре Андрей получил и Суздаль. Умер он в Городце. Андрей Ярославич является родоначальником нижегородско-суздальских князей.
Что касается переписи населения Новгорода, то это осталось нерешенным. Александр Ярославич решил подготовить новгородцев к этому трудному делу. Через несколько месяцев, в 1257 г., великий князь вторично ездил в Орду, к Улавчию, который требовал, чтобы и Новгород платил поголовную дань. Он взял с собой князей Бориса Ростовского, своего брата Андрея и младшего брата Ярослава. С последним Александр примирился. Тот признал свою вину и снова пользовался искренней дружбой Александра. При Александре находились и послы Великого Новгорода Елевферий и Михаил Пинешинич, так как, хотя татары и не были в Новгороде, но ни за что не соглашались оставить богатый город без обложения данью.
Александру необходимо было еще раз отблагодарить Улавчия и других сборщиков дани, с которыми он имел дело. Хан принял русских князей весьма милостиво, но, отпуская их от себя, еще раз решительно выразил свою волю, что в числе подвластных ему земель должен находиться и Великий Новгород. Это была пятая поездка Александра в Орду.
Таким образом, труднейшая задача наполовину была исполнена, но то, что предстояло еще впереди, едва ли не было труднее. Не говоря уже о Новгороде, можно было опасаться, что жители и других русских княжеств едва ли спокойно понесут возложенное на них бремя. Правда, страх перед татарами был еще велик, опасения новых погромов могли сдерживать население в пределах покорности. Но хватит ли народного терпения для того, чтобы изо дня в день, непрестанно чувствовать над собою гнет, жить вечно под страхом возмездия за малейшее неповиновение, испытывать неизбежные насилия и притеснения при сборе дани? Все эти соображения, конечно, приходили в голову Александру, и он с тяжелой думой возвращался на родину.
Вскоре, как мы уже знаем, Александру понадобилось все его влияние для того, чтобы исполнить волю хана относительно Новгорода. Никто так не дорожил интересами славного города земли Русской, никто не чувствовал так глубоко всей горечи того, что приходилось ему испытывать, как доблестный князь, который вырос среди новгородцев и не раз мужественно вместе с ними подвизался против врагов. Но никто в то же время не видел так ясно необходимости покориться воле завоевателей. К тому же бедствие, вызванное отказом новгородцев подчиниться ханской воле, могло бы отразиться на всей земле Русской. С обычной предусмотрительностью, как бы желая подготовить гордый народ к предстоящей ему участи и отчасти познакомить с общим положением дел, Александр, отправляясь в Орду для окончания переговоров с татарами, взял с собой и новгородских послов. Действительно, новгородцы в том же 1257 г. узнали о предстоящей им участи подвергнуться исчислению и затем платежу дани наравне с другими русскими землями, «Приде весть из Руси зла, яко хотят татарове на Новгороде, десятины и тамгы, и смятошася людие». Начались, по обычаю, бурные веча, на которых много и горячо говорилось в защиту независимости Новгорода. Ужели Новгороду придется расстаться со своей свободой, которую они так ревниво оберегали не только от иноземцев, но и от своих князей?! Пусть остальные города несут иго и платят дань: они покорены татарами. Но ни один татарин еще не осмеливался показаться на свободной земле Новгородской, а между тем теперь грозят возложить и на Новгород позорное иго. И кто же первый требует унизительной покорности? Тот, кто больше всех должен был бы, до последней крайности, отстаивать свободу и честь Великого Новгорода, чей, наконец, сын княжит в нем! Поставленный Александром посадник Михаил Степанович пытался было успокоить необузданные порывы народа, но его назвали изменником и убили. Увлеченный общим настроением, Василий Александрович разделял общее чувство негодования и выражал недовольство действиями отца, но, ужаснувшись при мысли, что вскоре придется ему предстать перед разгневанным отцом и дать ему отчет в своих речах и поступках, бежал из Новгорода во Псков. Удаление князя повело, по обычаю, еще к большим беспорядкам. Противники Александра торжествовали. Какой-то честолюбивый воевода по имени Александр, набрав свой полк, захватил власть в Новгороде и творил насилие над всеми, кто не разделял его мятежных взглядов. При таких обстоятельствах великий князь вместе с татарскими численниками прибыл в Новгород объявить гражданам волю хана, а татары немедленно начали требовать дани. Новгородцы, увидев, что князь явился без военной силы, настроились еще более на сопротивление и наотрез отказались подчиниться требованиям татар. Александр, хорошо знавший новгородцев, понял, что усмирением мятежа и суровой карой неисправимым подстрекателям трудно настоять на исполнении воли ханской, и потому не препятствовал новгородцам, которые, отказав в покорности, собирались отпустить ханских послов с большою честью и дарами хану и таким образом показать, что они, уважая повелителя Кипчака, тем не менее, считают себя народом независимым.
После отъезда татар Александр Невский остался в Новгороде. Его действия, направленные к усмирению мятежа, отличались на этот раз суровой энергией. Он приказал схватить в Пскове своего сына, осмелившегося противодействовать ему, и, лишив его княжения, отослал на «низ», т. е. в Суздальскую землю. Глава мятежников Александр и злые советники, сбившие с пути его благородного, но пылкого и неопытного сына, были наказаны. В Новгородской летописи старшего извода говорится:
«В лето 6765 (1257). Пришла весть из Руси злая, что хотят татары тамги и десятины с Новгорода, и возмущались люди в течение всего лета... И к Госпожину дню умер Онания посадник, а на зиму убили новгородцы посадника Михалка. Если бы кто добро другому делал, то [и ему] добро бы было, [а] копая под другим яму, сам в нее свалится. Той же зимой приехали послы татарские с Александром, а Василий бежал в Псков. И начали послы просить десятины, тамги, и не дались новгородцы на то; дали дары для царя и отпустили их с миром. Князь же Александр выгнал сына своего из Пскова и послал на Низ, а Александра и дружину его казнил: тому нос урезал, а иному очи вынул - тем, кто подбивал Василия на зле. Всяк ведь злый зло да погибнет».
В летописи есть явное преувеличение. Александр как человек не мог приказать, чтобы кому-нибудь отрезали носы. Если это в Новгороде и было, то это скорее делали между собой враждующие стороны. Мы знаем, что Александр даже к врагам своим был «милостив паче меры». В.П. Макарихин пишет, что «есть здесь доля преувеличения». «Мы помним, - говорит он, - как Всеволод III Большое Гнездо казнил рязанцев, а потом они все “чудесным образом” оказались здоровыми и зрячими».
Но, несмотря на крутые меры, борьба со своевластием народа была упорна, продолжительна и требовала напряжения всех сил со стороны Александра. В городе продолжались буйства, во время которых был убит новый посадник «Миша», может быть, старый сподвижник Александра и славный участник Невской победы. Но Александр бесстрашно и неутомимо продолжал дело усмирения. Его энергия тем более изумительна, что он стоял один лицом к лицу с взволнованным народом, не имея под рукой своей суздальской дружины. Наконец народ, осознав свою неправду, покорился князю и избрал по его указанию посадником Михаила Федоровича из города Ладоги, вероятно, как человека, не замешанного в спорах враждовавших партий, и тысяцкого Жироху. Успокоившиеся новгородцы не роптали на суровые наказания, постигшие злых советников Василия, побудивших его действовать вопреки отцовской воле, «всяк бо зол зле погыбает». Поэт А.Н. Майков следующим образом рисует нам бурные сцены, происходившие в то время в Новгороде:
В шумной толпе и мятеж, и раздор...
Все собралися концы и шумят...
«Все постоим за святую Софию! - вопят, -
Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы...
Немцам и шведам страшней нет грозы...
Сам ты водил нас, и Биргер твое
Помнит досель на лице, чай, копье!..
Рыцари, - памятен им пооттаявший лед!..
Конница словно как в море летит кровяном!..
Бейте, колите, берите живьем
Лживый, коварный, пришельческий род!..
Нам ли баскаков пустить
Грабить казну, на правеж нас водить?
Злата и серебра горы у нас в погребах,
Нам ли валяться у хана в ногах!
Бей их, руби их, баскаков поганых татар!..»
И разлилася река, взволновался пожар...
Среди бушующей толпы появляется князь.
Очи сверкнули огнем,
Грозно сверкнули всем гневом высокой души
Крикнул: «Эй вы, торгаши!
Бог на всю землю послал злую мзду.
Вы ли одни не хотите Его покориться суду?
Ломятся тьмами ордынцы на Русь, - я себя не щажу,
Я лишь один на плечах их держу!..
Бремя нести - так всем миром нести!
Дружно, что бор вековой, подыматься, расти,
Веруя в чаянье лучших времен,
Все лишь вконец претерпевый - спасен!..»
Оставаться долго в Новгороде Александр, однако, не мог. Дела, касавшиеся всей Руси, требовали его присутствия во Владимире. Между тем новгородцы, хотя успокоились и покорились старому князю, но не отказались от надежды, что беда со стороны татар миновала. События, казалось, оправдывали эти надежды, потому что в течение нескольких месяцев не было слышно требований из Орды. Но Александру обстоятельства известны были лучше, чем новгородцам. Он знал, что татары не успокоятся до тех пор, пока не будет исполнено все, что они требовали. Вероятно, получив новое напоминание из Орды, Александр решился довести дело до конца и заставить новгородцев разделить общую тяготу. Изведав по опыту, что речами и убеждениями нельзя подействовать на изменчивую, поддающуюся разным внушениям толпу, Александр зимой 1258/59 г. послал к ним известного уже нам Михаила Пинешинича, который, еще раз объяснив своим согражданам необходимость принять «число» и платить дань, должен был объявить им следующую угрозу: «Аше не иметеся по число, то уже полки в Низовской земли». Эта хорошо рассчитанная угроза, равно как и свежая память о недавней крутой расправе князя с мятежниками, возымели надлежащее действие. Бурное вече стихло, голоса не возвышались для ободрения упавшего духом народа. Под влиянием страха новгородцы отправили обратно к великому князю того же Михаила Пинешинича заявить Александру о своей покорности его воле и в то же время послали посольство в Орду с челобитьем и богатыми дарами хану, «да отдаст им свой гнев и да исчислят землю их, якоже хощет». Действительно, зимой 1259 г. явились в Новгороде «окааннии сыроядцы внуци Агарины, рабы Авраамли, Беркай и Касачик и с женами своими, и иных много множество». Великий князь также поспешил в Новгород: он справедливо опасался, что малейший повод может изменить настроение своенравной толпы и навлечь тяжкие бедствия на город, судьбы которого близки были его сердцу. Его опасения вполне оправдались. В то время как в остальной Руси хорошо знакомы были с татарами и с их варварским обращением, в Новгороде знали обо всем лишь по слухам. Лишь только татары рассеялись по Новгородской земле и начали сбор дани с обычными тиранствами, настроение новгородцев быстро изменилось. Загудел призывный звон колокола, собралось бурное вече, на котором все благоразумные советы заглушались неистовыми криками: «Смерть окаянным сыроядцам! Они осквернили своим присутствием Великий Новгород, порешить их!», «Дайте нам их! Мы на куски разорвем их, костей не оставим!», «К оружию!». Озадаченные всем виденным, татары пришли в ужас и обратились с требованием к Александру: «Дай нам сторожу ать не избьют нас!» Князь немедленно распорядился, чтобы сын посадника собрал всех боярских детей и поставил стражу вокруг домов, занятых татарами. Страшные волнения в городе не прекращались. Разгорелась вражда богатых и бедных. Поводом к этой вражде послужило то обстоятельство, что татары при раскладке и сборе дани не принимали во внимание достатка плательщиков, а считали только число душ в каждом семействе. Понятно, что для богатых граждан гораздо удобнее было согласиться платить сравнительно легкую для них дань, чем подвергаться риску при нашествии потерять все. Они старались склонить народ к покорности.
- Своим сопротивлением вы наведете гнев ханский на город. Припомните, как вся Русская земля, кроме нас, ополчалась на татар. Что ж, разве устояла она? Что сталось с Киевом, Владимиром и другими городами? Вы хотите, чтобы и с Новгородом было то же самое?! Разве хватит наших сил? Ведь вместе со своими полчищами хан пошлет против нас и все русские полки.
- Вы боитесь нашествия, потому что у вас много всякого добра, а нам терять нечего! Разве это - правда, что окаянные берут одинаковую дань с богача и бедняка? Что легко богатому, то смерть бедняку! Вы сохраните свои богатства, а мы должны для этого продать свободу новгородскую и принять тяготу на себя и на детей наших! Да не будет этого! Лучше смерть, чем позор! Умрем честно за святую Софию и за домы ангельские! Кто добр, тот по святой Софии и по правой вере!
Между тем татарам наскучило вынужденное бездействие, и они объявили новгородцам: «Дайте нам число, или мы убежим!» Бояре старались отговорить их от бегства и решились было ударить по толпе, но в конце концов и у них не хватило единодушия. Многие ужаснулись при мысли пролить кровь граждан в защиту «сыроядцев». Общее горе превозмогло все разногласия, и к концу дня все пришли к единодушной решимости сложить свои головы у Святой Софии. Несчастный город сам обрекал себя на погибель. Мятеж не унимался, а рос. Князь не хотел проливать крови христианской и решил опять припугнуть новгородцев. Для этого он на другое утро, вместе с приближенными хана и своей дружиной, выехал из дворца и объявил, что оставляет Новгород на его собственную волю и едет во Владимир.
Отъезд Александра подействовал на толпу, как неожиданный громовой удар: новгородцы поняли, что доблестный князь, которому интересы Новгорода не менее дороги, в гневе предоставлял их собственной участи и всем последствиям ханского гнева. Они вдруг почувствовали себя осиротелыми. Ужас охватил всех. То обстоятельство, что князь на этот раз даже не счел нужным обратиться к гражданам с увещанием, а молча и грозно удалился, ясно говорило новгородцам, что пора для всякого рода переговоров миновала. Став на краю бездны, новгородцы опомнились и поспешили заявить князю, что согласны допустить исчисление. Александр немедленно возвратился с татарами. Мертвая тишина водворилась в недавно еще столь шумном городе, точно траур надел на себя Великий Новгород. Молча, но со злобой в душе смотрели граждане, как «начата окааннии ездит по улицам, пишуще домы христианскыя». Спокойно окончив перепись, татары удалились.
Александр и на этот раз остался на некоторое время в городе. Народ смирился, но затаил непримиримую злобу в душе. Лютое горе грызло сердца всех, точно каждый схоронил дорогого, близкого человека. Не страшна была дань богатым новгородцам, - их самолюбие сильно страдало при мысли, что они сделались рабами татар. От горя не могли есть хлеб в сладость. Меньшие люди продолжали злобиться на бояр. «Злых советом яшася по число», - говорили в народе. «Творяху бо себе бояре легко, а меньшим зло». Только Александр мог успокоить город. Он разъяснил гражданам, что благодаря его искусным действиям с ханскими послами ему удалось добиться для новгородцев от татар таких выгод, какими не пользовался ни один город на Руси. В Новгороде не было оставлено ни баскака, ни какого-либо другого сборщика дани. Новгородцам было предоставлено право самим собирать дань и отсылать в Орду через великого князя или со своими послами. Только дань напоминала им о подчиненности татарам. Напротив, разгром Новгорода татарскими полчищами окончательно подорвал бы благосостояние города и лишил бы его граждан и тени независимости. Народ постепенно убедился, что их старый князь своей мудростью еще раз спас их от пропасти, в которую по неразумию они стремились. Все спешили выказать неизменную преданность своему великодушному заступнику. С чувством благодарности граждане усердно просили князя утешить их, продолжив на несколько времени свое пребывание среди них. Устроив порядок в городе и поставив на место Василия князем другого своего сына - Дмитрия, Александр прогостил у новгородцев до начала следующего года. При отъезде он честно и мирно распрощался с гражданами, которые еще раз выразили ему свои чувства многими дарами и почестями.
Так, несмотря на то, что Александр сильно теснил вольнолюбивые стремления и сурово поражал новгородцев за их непокорность, распоряжался делами в Новгороде с такой властью, как ни один князь до него, «деял насильне в Новегороде», по словам новгородцев, всякий раз обаяние его личности производило неотразимое впечатление на народ: любовь и доверие к нему не только не уменьшались, но возрастали. Редкий дар покорять сердца! Между тем благодаря его политике Новгород тесно примкнул к остальной Руси, став неразрывной частью одного общего Отечества: вместе нести тяжесть ига и вместе дружными, соединенными силами стремиться к независимости сделалось как бы завещанием Александра. Если бы удалось новгородцам каким-нибудь способом уклониться от общего плена и, таким образом, разъединить свою судьбу с судьбами Русской земли, для поддержания своей независимости они должны были бы примкнуть или к Литве, или вступить в союз со своими старинными врагами - шведами или немцами, которые, без сомнения, мало-помалу овладели бы их землями. Правда, впоследствии, долгое время спустя, новгородцы, спохватившись, вздумали было войти в союз с Литвой для поддержания своих порядков, но было уже поздно: Великий Новгород должен был подчиняться уже русскому самодержцу, распоряжавшемуся всеми силами объединенного государства. Поставив Новгород под общую зависимость с остальной Русью и уничтожив один из предлогов к разъединению, Александр подготовил дело Иоанна III.
«Завоевательный пыл, - пишет М.И. Хитров, - одушевлявший монголов в течение нескольких десятилетий со времен Чингисхана, со второй половины ХIII столетия уже значительно ослабел: за все это время монголы со страстью предавались расширению своего владычества, сопровождая свои походы страшным грабительством и беспощадным истреблением населения. Наконец, верховный хан Менгу пришел к мысли о том, чтобы крепче связать отдельные земли своей громадной империи, раскинувшейся на необъятном пространстве от берегов Великого океана до Карпатских гор. Но было уже поздно. Монгольской державе уже грозила участь, подобная той, которой подвергались все завоевательные восточные царства, какие только знает история с отдаленных времен библейской древности: изнеженность повелителей, внутренние междоусобия и кровавые распри за престол всегда быстро вели их к распадению. Невозможность сосредоточить в одном центре все нити управления громадными подвластными землями становилась все очевиднее, интересы верховного хана и ханов-подручников все более расходились. Стремления последних к большей самостоятельности совпали со стремлениями отдельных народов, покоренных монголами, к возвращению себе свободы от иноземного владычества. Страна за страной, едва оправившись от последствий страшных погромов, как и следовало ожидать, поднимались против завоевателей. Правда, эти попытки вначале были подавляемы со страшной свирепостью. Так, например, Гулагу, брат Менгу, получил в свое распоряжение пятую часть монгольских сил и вновь разгромил Персию и Сирию, причем множество городов еще раз были обращены в развалины. Но, усмирив эти страны, Гулагу объявил себя независимым властителем Персии, приняв титул Ильхана. В пределах Кипчакской Орды также показывались признаки разложения. Ногай, один из подручников кипчакского хана, властвовавший над ордами, кочевавшими к северу от Черного моря, провозгласил себя самостоятельным ханом и вступил в союз с Михаилом Палеологом, который, изгнав латинцев из Константинополя, восстановил Византийскую империю. Союз был скреплен родственными узами: Михаил выдал свою дочь Евфросинию за Ногая. От проницательного взора Александра, без сомнения, не укрылись признаки беспорядков, грозивших гибелью империи монголов».
Первые попытки воспользоваться правом завоевателей со стороны монголов мы видим еще в первые годы княжения Ярослава. «Побежденные, - говорит Плано Карпини, - обязаны давать монголам десятую часть всего имения, рабов, войско и служить орудием для истребления других народов. В наше время Гаюк и Батый прислали в Россию вельможу своего с тем, чтобы он брал везде от двух сыновей третьего; но сей человек нахватал множество людей без всякого разбора и переписал всех жителей, как данников, обложив каждого из них шкурою белого медведя, бобра, куницы, хорька и черною лисьею; а неплатящие должны быть рабами монголов».
Но это первое появление ханского посла для сбора дани скорее можно назвать просто грабительским набегом с целью нахватать как можно больше добычи и пленных, чем серьезной попыткой установления каких-нибудь условий зависимости. Не могло быть речи даже относительно определения известного количества дани, вносимой русскими. Монголы все еще продолжали довольствоваться покорностью завоеванных стран, неопределенным количеством дани и подарками, доставляемыми из Руси князьями. Но Менгу, желая ввести большую определенность в отношения между победителями и побежденными, издал несколько направленных на эту цель указов, например относительно почты, налогов и т. п. Вместе с тем во всех завоеванных землях должна была быть произведена поголовная перепись жителей. Ни Батыя, ни сына его Сартака в живых уже не было. Беркай должен был позаботиться об исполнении распоряжения верховного хана на Руси, для чего и назначил Улавчия, с которым непосредственно, равно как и с послами верховного хана, должны были иметь дело русские князья. Наши летописи не говорят о том, какие требования к русским должны были предъявить татары в силу распоряжений верховного хана. Вероятно, эти требования были обширны и направлены ни более ни менее как на уничтожение всякого следа независимости Русской земли и к окончательному включению ее в разряд вполне подвластных земель. Кто знает, может быть, нашему Отечеству грозила участь Камской Болгарии или земли Половецкой, бесследно затерявшихся среди народностей, нахлынувших из Азии.
По трудности хлопот, по многочисленности поездок в Орлу можно полагать, что монголы долго не сдавались, настаивая на строгом применении ханских указов. Предварительные переговоры, по словам наших летописей, тянулись в течение двух лет, а по монгольским известиям - четыре года, с 1253 по 1257 г., что гораздо вероятнее. Каждый шаг вперед в разрешении поднятых вопросов стоил дорого. Уступки делались постепенно. Не зная содержания самих переговоров, мы можем строить только более или менее вероятные догадки. Рассчитывая на корыстолюбие монголов, Александр мог внушать им, что естественные богатства Руси велики, трудолюбивое население может воспользоваться ими, чтобы угодить своим повелителям и богатыми данями заслужить их милостивое покровительство. Но для этого не следует доводить народ до отчаяния, не следует нарушать привычного течения его жизни какими бы то ни было нововведениями, оскорблять его веру, необходимо оставить управление в руках князей, которые сжились с народом и которым он привык повиноваться. Гораздо удобнее для татар иметь дело с князьями, чем непосредственно с народом, возложив на князей ответственность за покорность народа и исправное исполнение повинностей. Большие перемены могут вызвать восстания, которые поведут к новым погромам, к истреблению народонаселения и окончательному опустошению страны. Без сомнения, все подобные доводы оказали бы мало действия на татарских численников, если бы не были подкрепляемы щедро рассыпаемыми дарами и всем обаянием личных достоинств Александра, который умело пользовался всеми сторонами характера монголов, своей прямотой усыпляя их подозрительность, смирением и покорностью действуя на их надменность, располагая ласковым обращением к благодушному настроению. Недаром Александр представляет собою характерный тип истинно русского человека, а давно уже замечено, что русские обладают особенным умением ладить с азиатами.
Переговоры первоначально происходили на Руси, но затем Александр, захватив, как мы знаем, с собой племянника Бориса Васильковича Ростовского и брата Андрея, которому успел вымолить прошение, отправился в Орду. При нем же находились и послы Великого Новгорода Елевферий и Михаил Пинешинич, так как монголы, хотя и не были в Новгороде, ни за что не соглашались оставить богатый город без обложения данью наравне с другими городами Руси. В Орде указы верховного хана разрешены были в форме более или менее благоприятной для Руси. Приближенные хана, убежденные и подкупленные Александром, успели представить хану дела в таком виде, что он согласился ограничить определение отношений Руси с монголами почти единственно исчислением народа и раскладкой условий дани, и некоторыми повинностями под надзором особых крупных надзирателей. Они должны были заведовать собственно сбором податей и исправным отправлением повинностей с тем, чтобы всеми прочими делами по управлению заведовали утверждаемые ханом русские князья, которым даже предоставлено было право вести войну и заключать мир с кем угодно, без всяких отношений к хану, как государям самостоятельным и независимым.
По окончании переговоров Александр, хотя нравственно и физически измученный, спешил возвратиться в Отечество: он живо сознавал необходимость подготовить народ к приезду татарских численников. Какое-либо проявление народного неудовольствия, малейшая неосторожность могли погубить все плоды долгих усилий. Действительно, зимой 1257 г. прибыли численники и изочли «всю землю Суздальскую, и Рязанскую, и Муромскую, и ставиша десятники, и сотники, и тысящники. и темники и идоша в орду, толико не чтоша игуменов, черньцев, попов, крилошан, кто зрит на Святую Богородицу и на Владыку». Тяжело было нашим предкам подвергаться поголовному исчислению: чувство народной чести и независимости еще живо было в сердцах русских, но скрепя сердце приходилось покоряться горькой необходимости. Вполне сочувствуя скорби народной, мы, однако, не должны забывать, что не одному русскому народу суждено проходить ту или другую, более тяжелую или более легкую, школу исторического воспитания. Западные европейцы проходили ее в то время в тяжкой форме феодального гнета, лишавшего население не только имущества, но и свободы. Нас постигло данничество, форма зависимости более легкая. Известный писатель, выясняя значение зависимости в ходе исторического воспитания народов, говорит, что «зависимость играет в народной жизни ту же роль, какую играет в жизни индивидуальная школьная дисциплина или нравственная аскеза, которые приучают человека обладать своей волей, подчинять ее высшим целям». Великие подвижники, подвергаясь посту, исполнению обетов, послушничеству и всем лишениям пустыннической жизни, воспитывают свою плоть в послушное орудие духа и, торжествуя над стремлениями греховной природы, становятся способными на всякий подвиг для исполнения воли Божьей. «Такой же характер имеет и та историческая или политическая аскеза, заключающаяся в различных формах зависимости, которую выдерживает народ, предназначенный для истинно исторической деятельности. Эта зависимость, приучающая подчинять свою личную волю какой-либо другой (хотя бы и несправедливой), для того чтобы личная воля всегда могла и умела подчиняться той воле, которая стремится к общему благу, - имеет своим назначением возведение народа от племенной воли к состоянию гражданской свободы». Так, премудрость миродержавного Промысла обращает самое зло к достижению благих и полезных целей. Тяжкие уроки истории и жизни сокрушают человеческую гордыню и заставляют подчиняться высшему нравственному закону. Не с большим ли смыслом и чувством преданности произносит человек, горьким опытом изведавший тщету одних человеческих усилий, святые слова: «Да будет воля Твоя!» Наши смиренные летописцы выражают тот же закон истории и жизни, когда, поведав об исчислении и обложении народа данями, прибавляют:
«Се же все бысть на Русьской земли грех ради наших».
Рассмотрение различных летописных известий о баскаках на Руси приводит к тому заключению, что и они также не были правителями. Возглавляя татарские отряды, размешенные в главных городах, они стояли на страже ханской власти с обязанностью подавлять всякое сопротивление русских, особенно при сборе дани, равно как и следить за поведением князей, почему-либо возбуждавших подозрительность татар. К тому же в конце XIII столетия мы не встречаем более в летописях известий о баскаках - ясный знак, что их уже не было на Руси. А через удаление баскаков и других сборщиков дани наши князья и совершенно освобождались от всякого влияния татар на свои распоряжения, «но и во время присутствия баскаков, - по замечанию историка, - мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление, ибо не видим ни малейших следов такого влияния».
Подводя итог всему, скажем словами историка:
«Россия, при определении своих отношений к монгольским ханам, во-первых, сохранила власть своих князей, которые сделались, таким образом, посредниками между государством и ханами; во-вторых, ей оставлены были ее родные законы и собственный суд во всех делах, что в особенности способствовало сохранению русской жизни и русского характера; в-третьих, ей предоставлена была неприкосновенность не только религиозных верований, но даже и церковного устройства, что преимущественно питало чувство народной самостоятельности и привязанности к своему родному; и, в-четвертых, наконец, Россия, по определению своих отношений к ханам, удерживала за собой, как государство самостоятельное, право войны и мира без посредства ханов и сановников.
Таким образом, Александр только одним умением вести переговоры, благоразумной настойчивостью и выжиданием времени достиг того, что Россия, совершенно покоренная монголами и решительно не имевшая сил им противиться, получила от своих могущественных повелителей, не поднимая оружия, права державы почти самостоятельной, т. е. достигла того, чего не всегда добиваются другие народы, даже после упорной борьбы, и притом от повелителей не столь могущественных, какими были монголы в XIII столетии. Очевидно, подати, поборы и разные повинности, наложенные на русских монголами, были очень тяжелы, и народ много должен был терпеть от посланцев хана, особенно вначале; но эта тягость была временна, и, что важнее, за Россией осталась ее народность, эта душа и жизнь государства. Четырехлетние труды Александра в переговорах с ханами и их сановниками не остались без успеха. Конечно, современники, может быть, не замечали этого; но мудрый ратоборец за Русскую землю знал, чего добивался, и посему вполне заслуживает благоговение и благодарность потомства, которое, уже зная последствия Александровых забот, может с большей правдивостью оценить его труды».
В числе земель, подвергшихся исчислению, в летописях не упомянуты северные области: Новгород и Псков. Но перепись и там, как увидим ниже, была уже решена и только отложена до поры до времени. Приднепровье оставлено без исчисления, вероятно, по его запустелости вследствие татарских погромов и непрестанных литовских набегов. «Жителей везде мало, - писал папский посол, проезжая близ Киева, - они истреблены монголами или отведены в плен».
Относительно самой дани мы не находим в летописях подробных известий. Известно, что подати в татарских землях были многочисленны и разнообразны. С покоренных народов взимались: десятина (десятая часть хлебного сбора), тамга и мытъ (пошлины с торгующих купцов и провозимых товаров), поплужное, ям, подводы и корм (обязанность доставлять подводы и съестные припасы татарским послам, сборщикам дани и гонцам), мостовщина, рекрутство, сбор рати, ловитва ханская, запрос, дары, доходы, поминки. Со всеми этими видами повинностей, за исключением разве воинской, предстояло ознакомиться и русскому народу.
Возвращение вел. кн. из Новгорода во Владимир Весною 1259 г. Александр спешил из Новгорода во Владимир через Ростов. Он казался чрезвычайно утомленным, да это и понятно: только что окончены были тяжкие хлопоты в Орде, требовавшие страшного напряжения сил, как начались волнения в Новгороде. Много пережил и перечувствовал за это время Александр Ярославич. Нелегко ему было заставить согнуться под ярмо свободный народ, тяжело отдавались в его сердце укоры новгородцев: князь-де стоит заодно с сыроядцами. Отдых, хотя бы только временный, был необходим для него, и он надеялся его найти среди семьи и близких его сердцу родственников. В Ростове жила почтенная княгиня Мария Михайловна, старшая в роде и всеми глубоко почитаемая дочь замученного в Орде святого князя Михаила Черниговского и вдова доблестного князя-страстотерпца Василька Константиновича. Ее сыновья Борис и Глеб Васильковичи более всех понимали Александра и были его всегдашними и лучшими помощниками. В Ростове же он должен был встретиться с епископом Кириллом, пользовавшимся глубоким уважением князей и народа.
Как оказалось, для того, чтобы сломить сопротивление новгородцев и подчинить их татарам, потребовались силы не одного князя Александра Ярославича, но и его родного брата Андрея Суздальского, и двоюродного племянника Бориса Васильковича Ростовского.
Как ни спешил великий князь прибыть в Ростов к Вербному воскресенью, но, вероятно, весенняя распутица задержала его в дороге: он мог приехать только в среду Страстной недели. Семья, дорогие родственники и народ готовились с радостью встретить великого князя.
31 марта 1259 г. (в среду Страстной недели) епископ Кирилл встречает в Ростове великого князя Владимирского Александра Ярославича Невского. «Отче и господине! - воскликнул Александр, здороваясь с маститым пастырем. - Благодарю тебя: твоею молитвою я благополучно и в добром здоровье съездил в Новгород и твоею же молитвою благополучно возвратился».
Только небесной помощи и святым молитвам приписывал благочестивый князь все, что ему удавалось совершить во благо своего народа. Вера в небесное покровительство давала ему силы для великих подвигов, для тяжких трудов, поддерживала его изумительную, не знавшую устали энергию.
Поздоровавшись со всеми, Александр, прежде всего, отправился в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы и горячо помолился, благодаря Бога и испрашивая благословение свыше на дальнейшие труды. Поклонившись мощам «сопричастника апостолов» святого Леонтия, князь просил священномученика научить и его до конца понести свой крест и «пострадать Богови крепко».
«Бысть тишина велика християном!» - свидетельствуют наши летописи о 1260-1261 гг. Может быть, в этот краткий промежуток и неутомимый труженик земли Русской и в то же время «благ домочадец своим» имел некоторое время для отдыха и для устройства своих семейных дел. О личном своем благоденствии он уже не думал: мог ли он наслаждаться благополучием при тогдашних обстоятельствах? Неутомимая деятельность на благо Родины едва оставляла время для недолгих свиданий с близкими. Тем задушевнее были эти свидания, тем теплее родственные беседы. Любящее сердце Александра открыто было для всех: даже те, которые причиняли ему обиды, осознав свою вину, немедленно получали прошение. Так, брат его Ярослав, прогневавший было Александра своим появлением в Новгороде после изгнания новгородцами Василия Александровича, как мы знаем, теперь пользовался любовью старшего брата. В Ростове Александр находился среди любящей и благоговевшей перед ним семьи: княгиня Мария и ее сыновья не упустили, без сомнения, ничего, чтобы сделать пребывание у них великого князя как можно более сладостным. В дружеских беседах с близкими и дорогими людьми Александр отводил свою душу и, может быть, высказывал свои задушевные думы и упования на лучшую будущность для Руси. О, если бы возможно было, перенесясь через столетия, хотя однажды послушать его «словеса, услажающа паче меда и сота!». Всякий, имевший счастье внимать Александру, исполнялся желанием после его беседы «реченная и делом исполнит». «Сродницы же его видяще в таковых добродетелях, преспевающа и зело пользовахуся и тщахуся всячески угодити Богу, яко же и той всеми нравы угожаще...»
Из многочисленного потомства Ярослава Всеволодовича далеко уже не все были в живых: в 1255 г. Александр похоронил брата своего Константина, княжившего в Галиче, «и бысть плач велик». В следующем году скончался брат Даниил Ярославич. Михаил Хоробрит умер еще во время путешествия Александра в Монголию. В живых оставались Андрей, бывший владимирский князь, теперь княживший в Суздале, а затем в Городце, Ярослав, князь тверской, и Василий, князь костромской. Зато на глазах великого князя поднималось молодое поколение сыновей и племянников: мы уже знаем его сыновей - Дмитрия и Василия. Дмитрий княжил в Новгороде вместо провинившегося Василия. Третьему сыну - Андрею - отец предназначал Городец с Нижним Новгородом. Дочь Евдокия была замужем за Константином, сыном смоленского князя Ростислава, одним из участников похода 1262 г. против ливонских немцев.
Воспользовавшись тишиной, без сомнения, князья-родственники собрались вокруг великого князя, чтобы выразить ему свое уважение и любовь. Присутствие Александра, устраняя соперничество, давало лишь временный мир между князьями.
Отдохнув в Ростове, Александр отправился во Владимир.
В 1261 г. родился четвертый сын - Даниил, будущий князь московский и родоначальник князей - собирателей Русской земли. Радостное событие, без сомнения, было светло отпраздновано в присутствии собравшихся во Владимире князей - ближайших родственников. Благочестивые родители в чувстве благодарности посвящали свое дитя Богу.
Однако не одни семейные дела занимали в это время Александра. Бесконечная доброта его сердца непрестанно побуждала его заботиться о тех несчастных, «иже бяху племени от безбожных татар». «Милостилюбец, а не златолюбеи» не жалел сокровищ для выкупа пленных, но, конечно, всех его средств не хватило бы для возвращения всех на родину. Много русских постоянно проживали в Орде по торговым делам, но несравненно больше было пленных. Если нельзя было выкупить всех, то, по крайней мере, можно было позаботиться об их духовных нуждах: вера в Бога доставляет лучшее утешение в несчастии. Прискорбна была благочестивому князю мысль, что множество православных христиан живут без освящения таинствами, умирают без христианского напутствия.
И вот вместе с митрополитом Кириллом Александр начинает ходатайствовать перед ханом о дозволении устроить епархию в ханской столице - Сарае. Ходатайство великого князя и митрополита было уважено. В 1261 г. поставлен был первым Саранским епископом Митрофан, которому также подчинена была и древняя Переяславская епархия. Впоследствии пределы новой епархии обнимали земли по Нижней Волге и притокам Дона, откуда ее название - «Сарская и Подонская». С учреждением епархии в Орде стали воздвигаться храмы. Скорее всего, богослужение совершалось в Сарай-Берке по «походному варианту» - в шатрах или юртах, так как до сих пор ни одна постройка, подходящая для православного богослужения не были зафиксированы археологами. В таких «храмах» совершалось богослужение: сколько дорогих, отрадных впечатлений ложилось на душу русского человека, принужденного жить вдали от родины! Были примеры обращения в христианство и самих татар.
В 1262 г. в Ростове скончался Епископ Кирилл II Ростовский.
Около этого же времени, по всей вероятности, Бог помог Александру Ярославичу привести к окончательному совершению давнишнее его желание - достроить женскую обитель в Переславле, в которой в 1271 г. опочила добродетельная княгиня Мария Михайловна, принявшая перед кончиной иночество с именем Марфы (По другим данным, Мария Михайловна похоронена в женском монастыре Ростова Великого.). Богородицко-Сретенский Новодевичий монастырь в 1764 г. был упразднен. Церковные здания в честь святого Александра Невского и Владимирской иконы Божьей Матери приписаны к Спасо-Преображенскому собору.
Источник:
Святой витязь земли русской. Святость жизни благоверного великого князя Александра Ярославича Невского / А. Соколов. – Н. Новгород, 2008. – 360 с.: ил.
Продолжение » » » Народные волнения в 1262 году по поводу сбора откупщиками с населения дани с процентами
|
