Фотография на службе владимирской полиции и жандармерии
Г.Г. Мозгова. ФОТОГРАФИЯ НА СЛУЖБЕ ВЛАДИМИРСКОЙ ПОЛИЦИИ И ЖАНДАРМЕРИИ. Краеведческий альманах «Старая Столица». Выпуск 16.
На фотографию полиция обратила внимание уже вскоре после её изобретения в 1839 г. Первые опыты её использования в криминальных расследованиях исследователи относят уже к 1840-м гг. Их связывают с деятельностью английских полицейских. Уже в 1854 г. редактор французских журналов о фотографии «La lumiere» и «Le Moniteur de la Photographic» Э. Лакан в одном из эссе рассмотрел возможность организации полицейской фотографической службы. Первые фотографические студии при полицейских учреждениях появились в крупных городах Европы в 1860-х гг. К этому же периоду относится появление специализированных фотографических заведений и в российской полиции: при Бобринецком (Елисаветградском) и Тираспольском уездных управлениях, а также при Тюремном замке Санкт-Петербургской городской полиции (1864). В Москве полицейская фотография появилась в 1867 г. Полиция каждого государства в зависимости от местных особенностей возлагала на фотографию свои надежды. Так, полиции западных стран полагали, что «преимущественно важно применение фотографии для ловких плутов, шулеров и подобных им обманщиков, под чужим именем посещающих воды». На бескрайних просторах России у полиции были другие проблемы. В 1865 г. редактор журнала «Фотограф» А. Фрибес справедливо заметил: «У нас, более чем где-либо, фотография окажет большие услуги при констатировании личности, улике не помнящих родства, при пересылке партий арестантов». Необходимость открытия в Москве полицейской фотографии московский обер-полицмейстер генерал-лейтенант Н.У Арапов обосновывал следующим образом: «Полицейские розыски людей, требующихся по разным случаям, остаются нередко безуспешными по неполноте и неопределенности описания примет, в особенности если черты лица разыскиваемого человека не представляют каких-либо уклонений от обыкновенной наружности. Причины эти ведут иногда к весьма серьёзным последствиям, так как, пользуясь ими, легко скрываются от преследований важные преступники».
В большинстве губернских и уездных городов Российской империи полицмейстеры и жандармы пользовались услугами местных фотографов. Арестованных под конвоем доставляли в частные фотоателье из городских полицейских управлений, губернских жандармских учреждений (далее - ГЖУ), тюремных и пересыльных замков, сыскных отделений. При этом съёмка оформлялась как частный заказ. Фотограф мог быть также приглашён в соответствующее учреждение. Ему оплачивали выезд для фиксации мест преступлений или проезд для съёмки заключённых в ближайший город, в котором не было частного фотоателье.
В марте 1880 г. владимирский губернатор Судиенко Осип Михайлович получил от начальника Владимирского ГЖУ письмо следующего содержания: «Во Владимирском тюремном замке и во многих других замках находится много арестантов, не помнящих родства и бродяг. Принимая во внимание, что по распоряжению III Отделения Собственной Его Величества канцелярии, разыскивается много лиц, привлечённых к ответственности по государственным преступлениям и скрывшихся, я имею честь просить Ваше Превосходительство, не признаете ли Вы возможным сделать распоряжение о снятии с подобного рода лиц фотографических карточек, с каждого лица по шести снимков и о доставлении таковых смотрителями тюремных замков ко мне, для предоставления таковых куда следует. Что же касается вознаграждения за карточки, то причитающиеся за них деньги мною будут уплочены». На соответствующее предписание губернатора многие уездные полицейские исправники ответили, что указанных лиц в местных тюремных замках в данный момент не имеется. В вязниковском тюремном замке таких арестантов оказалось трое: Федор Захаров Яковлев, Иван Малышев и Анна Клюева. В апреле их фотографии («снято по 6-ти штук с каждого») вместе со счетами на сумму в 6 руб. были отправлены во Владимирское ГЖУ Вязниковский исправник не сообщил во Владимир фамилию сделавшего фотографии фотографа, но им мог быть только Кирилл Михайлович Козин. Возможно, его услугами тогда же воспользовались и в Гороховце, в котором не было своего фотографа. В гороховецком тюремном замке «арестантов, называющих себя непомнящими родства» было двое - Аверкий Непутин и Иван Тягунов, и гороховецкий исправник сообщил во Владимир, что «карточки» с них сняты и направлены в ГЖУ «с требованием возврата израсходованных денег».
Если в большинстве уездных городов Владимирской губернии на тот момент действительно не было фотографических заведений, то Владимирскому полицмейстеру, очевидно, пришлось выбирать, к кому из фотографов обратиться: в это время число фотомастерских во Владимире доходило до четырёх. Выбор пал на Якова Яковлевича Мелехова, работавшего во Владимире с 1877 г. 28 марта 1881 г. владимирский полицмейстер Крылов сообщал губернатору: «<...> сняты фотографические карточки с содержащегося во владимирском тюремном замке арестанта-бродяги “Разбегись и Упади”, за которые следует выдать фотографу Мелехову 1 руб. серебра». Пока шла переписка, в июне Главное тюремное управление (далее - ГТУ) разослало по губерниям новый циркуляр, в котором просило губернаторов «сделать распоряжение о том, чтобы Смотрители всех мест заключения <...> допускали начальников Губернских Жандармских Управлений и их Помощников к снятию с содержимых бродяг фотографических карточек за счёт средств 3-го Отделения». ГТУ указывало, что «в губернских и уездных местах заключения содержится постоянно большое число арестантов, задерживаемых за бродяжничество, которые тщательно скрывают своё происхождение». Принимая во внимание, «что по распоряжению 3-го Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии производится розыск лиц, подлежащих привлечению к делам о государственных преступлениях», товарищ министра внутренних дел сенатор Мартынов счёл необходимым снимать с «бродяг» «фотографические карточки для проверки, не окажутся ли в их числе лица, преследуемые за принадлежность к политической партии». Отвечая на запрос губернатора, большинство исправников ответило, что ответственность «о неопустительном снятии с бродяг фотографических карточек» возложена на смотрителя тюремного замка, однако фотографическая мастерская в городе отсутствует.
7 февраля 1885 г. всем губернаторам был разослан новый циркуляр ГТУ: «При отправлении арестантских партий к местам назначения весьма нередко происходит между преступниками, в особенности в пределах Сибири, обмен именами, вследствие чего осуждённые в каторжные работы распределяются экспедициями о ссыльных под именем бродяг, на водворение, а ссылаемые за бродяжничество на водворение принимают на себя звание ссыльного каторжного и совершают затем, при первой возможности, побег с пути или же с места назначения». Причина этого крылась в том, что «проверка самоличности ссыльного» производилась лишь по приметам, описание которых «делается в таких общих выражениях, при которых действительная проверка является вне всякой возможности». Наиболее действенной мерой ГТУ считало «обязательное снимание фотокарточек со всех преступников, осуждаемых в каторжные работы и на водворение (бродяг)». Фотографии надлежало «пришнуровать за казённою печатью к статейным спискам при отправлении этих арестантов по назначению». «Во избежание излишних расходов казны на изготовление всех фотографий в каком либо одном пункте сосредоточения преступников» ГТУ считало целесообразным «производить снятие карточек в губернских городах при изготовлении путевых документов и отправлении преступника с места осуждения по назначению». В циркуляре предлагалось «привлечь к исполнению этого какого-либо фотографа безвозмездно или же, по крайней мере, за плату соответствующую лишь издержкам по расходованию материалов для снимания фотографий». В последнем случае «расходы по снятию означенных карточек» предлагалось относить «на суммы, ассигнуемые на мелочные расходы по смете М.В.Д., по тюремной части».
Владимирский полицмейстер заручился «подпиской» фотографа губернского центра Николая Павловича Грачёва, которую и представил «на распоряжение Губернского Правления». Грачёв обязался «принять на себя безвозмездное снятие фотографических карточек». 1 апреля 1885 г. Владимирское губернское правление предписало смотрителю владимирского тюремного замка «придти к соглашению заблаговременно, с фотографом Н.П. Грачёвым о наиболее удобном времени и месте для снятия фотографических карточек со всех содержащихся в здешнем замке преступников, <...> чтобы с каждого преступника были сняты фотографические карточки в двух экземплярах, на которых сходство каждого из преступников должно быть удостоверено подписью смотрителя замка или его помощником, затем изготовленные карточки представлять в Правление в самое непродолжительное время».
Однако циркуляр ГТУ от 17 октября 1886 г. дал понять, что фотографии с арестантов придётся снимать по возможности и в уездных городах губернии. Завязалась новая переписка. Фотографы уездных центров реагировали на предложения местных исправников по-разному. Так, вязниковский уездный исправник сообщил во Владимир о том, «что содержатель находящейся в городе Вязниках фотографии крестьянин села Кожина Кирилл Михайлович Козин изъявил согласие снимать фотографические карточки в двух экземплярах <...> за издержки по расходованию материалов по 25 коп. за экземпляр». Его шуйский коллега отчитался, что фотограф Соколов (очевидно, Евгений Сергеевич, муж официального содержателя фотоателье Екатерины Викторовны Соколовой) отказался делать фотографии бесплатно, а вот Юзефа Эдуардовна Вейнерт «только для меня согласилась снимать безвозмездно карточки, но срока не определила». Из Мурома сообщили, что содержатель единственной местной фотографии «дворянин Карп Иосифович Глинский изъявил согласие снимать фотографические карточки в двух экземплярах <...> безвозмездно, если число таких лиц не превысит 20 человек в год». Юрьевский исправник 1 февраля 1887 г. переслал во Владимир расписку фотографа-любителя Владимира Петровича Авдулина (официально ателье было открыто на имя его жены): «На предъявленное мне отношение Владимирского Губернского Правления <...> заявляю, что безвозмездно принять этот труд на себя - немыслимо, но согласен во всякое время года и в самом здании тюремного замка снимать карточки в формате визитных в 2 экземплярах с каждого по одному рублю и только с тем, чтобы сдать фотографии в недельный срок осенью и зимою и в трёхдневный срок весною и летом, а также ночные - по особому соглашению».
Надпись на обороте фотографии: «Муромский мещанин Василий Фёдоров Дегтярёв. По обвинению в преступлении, предусмотрен. 2 ч. 252 ст. Улож. о Наказ.»
Взятые на себя обязательства Н.П. Грачёв неукоснительно выполнял. В фонде ГЖУ содержится дело 1885 г. по поводу снятия фотографической карточки с содержавшегося во владимирском тюремном замке крестьянина Смоленской губернии П.А. Моисеенко, «одного из главных руководителей толпы» во время беспорядков на фабрике С. Морозова в местечке Никольское Покровского уезда. Для этого арестованного водили в ателье: в деле содержится «квитанция» смотрителя владимирского тюремного замка, выданная 28 января 1885 г. унтер-офицеру ГЖУ В. Величкину в том, что «доставлен обратно в замок арестованный Пётр Моисеенко по снятии с него фотографических карточек».
С.В. Матрёнский-Матреновский. Гороховец, 1887 г. Фот. Н.П. Грачёв
В июне 1887 г. на Курском вокзале в Москве был задержан и препровождён в Гороховецкий тюремный замок дворянин С.В. Матрёнский-Матреновский, возвращавшийся из Флорищевой пустыни Гороховецкого уезда. Это был авантюрист, имевший множество подложных документов на фамилии, созвучные его настоящей, и на самые разные виды деятельности: регента церковного хора, унтер-офицера пехотного полка, иконописца, полицейского урядника. Во Флорищевой пустыни он предстал в роли чиновника по особым поручениям Святейшего Синода, благодаря чему получил деньги от перепуганного приездом «инспектора» отца настоятеля. Департамент полиции при МВД просил владимирского губернатора о снятии с арестованного фотографической карточки. В Гороховце в то время не было фотографа, и ГЖУ обратилось к ближайшему, которым оказался вязниковский фотограф Кирилл Михайлович Козин. Предельно вежливое письмо из ГЖУ пришло в самый разгар вязниковской Казанской ярмарки, и Козин 20 июля вынужден был «уведомить», что «по случаю нашей Вязниковской ярмарки, называемой “Казанской”» у него много срочных заказов, в связи с чем просил отложить поездку до первых чисел августа. Привёл он в письме и «расход» на такую поездку: «проезд на пароходе взад и вперёд с препаратами около 3 рублей, время должно потратить на эту поездку три дня, полагая за каждый день по 2 рубля. Работа карточек 6 штук стоит 2 руб. Всего составляет 11 рублей». ГЖУ ждать не могло, и 27 июля 1887 г. его начальник предписал адъютанту управления поручику Зворыкину «отправиться вместе с фотографом г. Владимира г. Грачёвым в г. Гороховец для присутствия при снятии фотографии с лица, содержащегося при Гороховецком тюремном замке» авантюриста С.В. Матрёнского-Матреновского, а также сообщал, «что фотограф г. Грачёв выедет из Владимира в среду 20 сего июля». 8 августа один экземпляр фотокарточки арестанта был отправлен в Департамент полиции. Ещё один экземпляр фотографии был направлен начальником Владимирского ГЖУ губернатору. Фотография, помещённая на именной бланк Грачёва, сохранилась в архивном деле.
Известно, что в начале XX в. подобную съёмку осуществлял во Владимире В.И. Коренев. Так, 29 июня 1905 г. владимирский полицмейстер предписал приставу 1-й части г. Владимира «распорядиться снятием с содержащегося под стражей» во Владимирской губернской тюрьме перед высылкой этапным порядком в Вологду отставного унтер-офицера из крестьян Юрьевского уезда Н.К. Суркова «5 экз. фотографических карточек и таковые вместе со счётом на них представить ко мне». Пристав представил фотографии и «счёт фотографа Коренева и извозчика за № 131 всего на сумму 5 руб. 90 коп.».
Относительно правил съёмки преступников Департамент полиции долгое время давал лишь общие указания. Так, в 1885-1887 гг. по поводу снятия фотографических карточек с «насельников» тюремных замков циркуляр ГТУ от 17 октября 1886 г. предписывал «не оставить распоряжением, чтобы ни под каким предлогом не дозволялось ссыльно-каторжным арестантам иметь надетыми на голову шапки или другие головные уборы во время снятия с них фотографических карточек, т.к. головные уборы изменяют или скрывают характерные черты физиономии преступников». При отсутствии чётких требований «полицейский» портрет мало отличался от обычного коммерческого. В обоих ценились чёткость, освещение, узнаваемость, естественность, не допускалась никакая «умышленная небрежность» ни в причёске, ни в одежде.
Владельцы фотоателье обязаны были вести шнуровые книги, «в которые вставляются по одному экземпляру всех исполняемых ими работ». Эта мера признавалась полезной, в том числе для полиции, например «при разыскании лиц некогда проживавших в Москве». Фотоателье были также обязаны в течение года хранить оригинальные образцы сделанных ими фотографий, которым присваивались те же номера, что и в шнуровых книгах.
В жандармерии имелись альбомы с портретами наиболее известных революционных деятелей, политических преступников. Циркуляром 1882 г. предписывалось с политических преступников выполнять шесть карточек анфас и шесть в профиль. Один экземпляр хранился в ГЖУ а остальные пять необходимо было выслать в Департамент полиции не позднее двух недель со дня привлечения к дознанию. Момент снятия фотографических карточек с политических преступников нашёл отражение в делах, заведённых Владимирским ГЖУ. Тот же Н.П. Грачёв в 1888 г. выполнил фотографические карточки с обвинённого «в принадлежности к преступному сообществу» сына владельца владимирского фотоателье Н.В. Буяковича и брата фотографа Г.Н. Буяковича - Владимира Никандровича Буяковича. Когда Владимир Буякович 13 января 1888 г. был выслан из Владимира этапным порядком в Вологду под гласный надзор, туда же были направлены его так называемый «список» и фотографическая карточка. В апреле 1910 г. начальнику владимирской тюрьмы было предписано снять фотографические карточки с осуждённого в каторжные работы за политическое преступление Ивана Тимофеевича Мяздрикова, кстати, сына содержавшего в 1876 г. фотоателье в Муроме Т.И. Мяздрикова. Фотографии были выполнены 27 апреля 1910 г.
Интересно, что владельцы фотоателье и их служащие, безусловно, знавшие в лицо многих жителей того города, в котором располагалась фотография, тоже оказывали помощь полиции. Так, в феврале 1912 г. начальник Владимирского ГЖУ обратился на имя губернатора с представлением об «исходатайствовании Высочайшей награды» фотографу московскому мещанину Павлу Алексееву Григорьеву за то, что он в течение 10 лет «производил фотографические снимки» государственных преступников, проходивших по делам канцелярии помощника начальника ГЖУ в Шуйском уезде. При этом «уплачиваемая ему, как профессионалу, цена крайне не велика, три рубля за три снимка в четырёх видах (экземплярах)». В представлении указывалось также, что «в 1905-1907 гг. несмотря на то, что ему под давлением преступных лиц был объявлен бойкот, он не переставал аккуратно выполнять заказы - снимки преступников. Кроме того, будучи глубоко убеждённым правым, Григорьев всегда, когда мог быть полезным, оказывал содействие при разработке агентурных сведений: как человек, хорошо знающий город, давал очень ценные сведения по выяснению лиц при наблюдении за группой соц.- революционеров». Владимирский губернатор Сазонов 19 марта 1912 г. ходатайствовал перед МВД о представлении Григорьева «к серебряной нагрудной медали на Станиславской ленте с надписью “За усердие”». Автор книги «Происшествия царской России ХІХ-ХХ вв.» ивановский краевед Д. Зимин называл среди секретных агентов иваново-вознесенского полицейского управления горничную фотографа М.А. Мищенко, которая «докладывала обо всех, кто приходил и на какой документ фотографировался».
В 1881 г. в журнале «Фотограф» была помещена статья, знакомившая фотографов - профессионалов и любителей - с достижениями в области регистрации преступников. С 1872 г. в парижской полиции действовало центральное бюро по удостоверению личности, занимавшееся опознанием рецидивистов по фотографии. Если в российской практике, как мы уже видели, заключённые вывозились для съёмок в фотоателье из тюрем или перед отправлением на этап, то «со всякого лица, доставленного в Парижскую полицейскую префектуру <...>, немедленно снимается фотография визитного формата, хотя бы впоследствии преступность лица не подтвердилась». То есть человека фотографировали «в том виде и платье, какое было во время арестования, отчего подобные фотографии несомненно более удовлетворяют цели, чем снятые когда уже преступник посажен в заключение и облечён в арестантскую одежду». Интересно, что для фотографирования вне префектуры «имелась специальная фотографическая карета, стоящая 7000 франков, со всеми приспособлениями для работы на мокром слое». В то время фотографическое заведение при парижской полицейской префектуре «не имело себе равного в других государствах».
К концу 1890-х гг. в России стала очевидной необходимость введения должности судебного и полицейского фотографа. В пособии «Судебнополицейская фотография» для слушателей курсов, учреждённых при Департаменте полиции при МВД для начальников сыскных отделений, говорилось: «Практические знания, как профессиональных фотографов, так и фотографов-любителей ограничиваются обыкновенно одностороннею областью применения фотографии к воспроизведению артистически-исполненных портретов отдельных лиц (большей частью enface и 3/4), или же эффектных групп, а иногда - изображения отдельных предметов и видов местности. Всё внимание каждого такого фотографа направлено к достижению наиболее красивых, эффектных снимков и таким образом главное свойство фотографического аппарата - точное воспроизведение действительности является для фотографа профессионала не столько достоинством, сколько недостатком аппарата, который он стремится всевозможными способами парализовать, прибегая к разнообразным и часто весьма тонким приёмам ретуши, освещения и т.п., дабы смягчать резкость изображения или сделать незаметными некрасивые черты <...> Вот почему постигший все тонкости артистической фотографии, владеющий всеми её секретами профессиональный фотограф очень редко будет хорошим судебно-полицейским фотографом. В силу тех же причин и применяемые в лучших фотографиях усовершенствованные и вообще очень дорогие аппараты непригодны для целей судебно-полицейской фотографии». Ещё в 1890 г. начальникам ГЖУ был разослан циркуляр от 15 октября, в котором указывалось, как должно снимать обвиняемых: без шляп и пальто, размер головы на фотографии - не менее ½ вершка в высоту. Вместе с тем Департамент полиции отмечал, что в него продолжали поступать такие фотографии, что даже «родственники обвиняемых с трудом узнают изображённых на карточке лиц».
В конце XIX в. во многих странах происходила стандартизация съёмки преступников. Появление «криминалистической» фотографии было связано с антропометрической системой, которая с 1880-х гг. внедрялась под руководством шефа бюро префектуры парижской полиции Альфонса Бертильона. Система основывалась на том, что величина определенных частей тела и лица взрослого человека остаётся неизменной в течение всей жизни. Бертильон выделял 11 таких частей и утверждал, что их измерение можно проводить при помощи правильно снятой фотографии. В течение нескольких лет этот стандарт стал универсальным для полицейских служб разных государств. Съёмка в фас и в профиль в 1/7 натуральной величины и в полный рост в 1/20 натуральной величины выполнялась специальной «камерой Бертильона». Был установлен единый стандарт освещения, позы, положения камеры, расстояния до объекта. Для того чтобы выдерживалось требуемое положение головы и тела, фотографируемого усаживали на специальный стул, который вынуждал его сохранять во время съёмки определённую позу. Полученные фотокарточки наклеивались на специальный учётный бланк, в который заносились сведения о параметрах головы и тела, а также данные «словесного портрета». Даже когда антропометрический способ идентификации преступников вытеснила дактилоскопия, съёмка преступников в фас и в профиль осталась основой работы всех полицейских фотографов.
Создателем системы политического сыска в дореволюционной России исследователи называют начальника Особого отдела Департамента полиции С.В. Зубатова. Начальник московской охранки П.П. Заварзин свидетельствовал: «Зубатов первый поставил розыск в Империи по образцу западноевропейскому, введя систематическую регистрацию, фотографирование, конспирирование внутренней агентуры и т.д.».
6 июля 1908 г. Государственная дума Российской империи приняла закон «Об организации сыскных частей», по которому оперативно-розыскная деятельность стала самостоятельной функцией правоохранительных органов государства.
Фотографический, антропометрический и дактилоскопический кабинеты должны были стать необходимыми элементами сыскных отделений. Предполагалось, что Центр снабдит их всем необходимым, в том числе дактилоскопическими и метрическими инструментами, фотоаппаратами. При Департаменте полиции организовывались курсы для начальников сыскных отделений, в том числе практические занятия по фотографии. 5 июля 1913 г. «Владимирские губернские ведомости» рассказали о съезде начальников сыскных отделений, проходившем 30 июня 1913 г., и, в частности, сообщили: «По указанию С.П. Белецкого впервые издан в России “Розыскной Альбом” с фотографиями наиболее опасных профессиональных преступников, расположенных по категориям преступлений. Экземпляры 1-го выпуска этого альбома имеют быть розданы всем участникам совещания; этого рода альбомами будут снабжены и все сыскные отделения». Подобные альбомы выдавались на руки филёрам и жандармским офицерам для немедленного изучения. П.П. Заварзин вспоминал: «У филёров с течением времени вырабатывалась специальная особенность - запечатлевать и представлять себе в памяти лицо лишь по фотографическому снимку, или по точно указанным приметам как действительно ими виденного в натуре человека. Внешность наблюдаемого сохранялась в памяти у способного агента в течение многих лет, несмотря на массу лиц, которые проходили перед его глазами».
Однако губернские сыскные бюро были снабжены всем необходимым, в том числе специально обученными фотографами, далеко не сразу. Так, в апреле 1909 г. во Владимир поступило письмо исправляющего должность директора Департамента полиции МВД, направленное лично владимирскому губернатору И.Н. Сазонову. В нём говорилось о том, что с мая по октябрь 1909 г. в Дрездене под покровительством короля Саксонского должна была состояться международная фотографическая выставка, одним из отделов которой должен был быть судебно-полицейский. К участию в нём приглашались все иностранные полицейские учреждения, при этом «экспонатам русской сыскной полиции, в особенности же вновь учреждённых сыскных отделений» придавалось особое значение. Последние могли выставить образцы регистрационных карточек преступников, фотографии «мест, орудий, жертв и следов преступлений», «фотографическое исследование документов по обнаружению подлогов» и прочее.
Всем полицмейстерам и уездным исправникам губернии канцелярией губернатора «спешно циркулярно» было разослано предписание прислать «те предметы и фотографии», о которых говорилось в письме Департамента полиции. Практически все уездные исправники в конце апреля - начале мая дали во Владимир ответ о том, что нужных предметов и не имеется. Иваново-вознесенский полицмейстер помимо этого 30 апреля 1909 г. сообщил, что «фотографический аппарат в Иваново-Вознесенском сыскном отделении до настоящего времени не получен». Владимирский полицмейстер 7 мая «донёс» губернатору о том, что при вверенной ему полиции «до сих пор фотографический аппарат системы Бертильона из Департамента Полиции не прислан, тем не менее в потребных случаях при сыскном отделении собственным маленьким аппаратом работает надзиратель Братолюбов и экземпляры фотографических снимков его работы в количестве 16 штук при сём имею честь представить Вашему Превосходительству». Эти фотографии с одновременным напоминанием о том, какая техника и инструменты отсутствуют в сыскных отделениях Владимирской губернии, и были отправлены 12 мая в Департамент полиции.
Памятные книжки Владимирской губернии на 1910-1913 гг. указывают в составе сыскного отделения Владимирского городского полицейского управления Евгения Ксенофонтовича Братолюбова.
Интересно, что в семейном архиве известного советского диктора Ю.Б. Левитана есть фотография пожилого мужчины в гробу, на обороте которой проставлен штамп: «Фотограф любитель Е.К. Братолюбов г. Покров». В г. Покрове примерно с 1896 г. проживала семья матери Ю.Б. Левитана, отцом которой был мещанин г. Климовичи Могилёвской губернии сапожных дел мастер Иуда Абрам-Файвелевич Зарахович. Вполне возможно, что Братолюбов запечатлел похороны дедушки Ю.Б. Левитана.
О бедственном на первых порах положении по обеспечению сыскных отделений специальной техникой и помещениями говорит и заметка в «Старом владимирце» от 20 ноября 1909 г.: «Нельзя не обратить внимание на крайне неблагополучные материальные условия, в которые поставлено местное сыскное отделение <...>. Снимать фотографии с преступников или заподозренных в преступлении приходится на открытом воздухе, несмотря иногда на совсем неподходящую погоду». Обращалось внимание на то, что сыскное отделение помещалось в двух очень маленьких комнатах, при которых не было даже прихожей.
Если в 1910-е гг. фотография Департамента полиции, работу которой курировал В.И. Лебедев, изготавливала десятки тысяч фотографий преступников, то масштабы работы фотографов сыскного отделения при владимирском полицейском управлении были значительно скромнее.
Единственным из «усовершенствованных приёмов», которыми владело владимирское сыскное отделение, было опознание преступника по фотографии. Так, в феврале 1911 г. по фотографии был задержан дважды привлекавшийся к ответственности «по делу собирания пожертвований по подложным документам» крестьянин деревни Яковлевская Запонорской волости Богородского уезда Московской губернии Егор Петров Сухов. В июне того же года приставом 2-го стана Судогодского уезда в селе Мошок «по фотографической карточке из сыскного отделения на Градова» был опознан крестьянин деревни Корниловка Стопинской волости Владимирского уезда Иван Васильев Градов «за дела 1910 г.».
Утром 21 октября 1903 г. в кафедральном Успенском соборе во Владимире «по подозрению в краже драгоценных камней с икон собора» был задержан 27-летний мужчина, назвавший себя мещанином г. Дмитрова Московской губернии, Александром Васильевичем Барсовым. Снятая с Барсова фотография с целью установления личности изображённого была отправлена владимирским полицмейстером исправнику г. Дмитрова. Полиция Дмитрова предъявила фотографию жене соборного псаломщика М.И. Виноградовой, у которой четыре года назад квартировали Барсовы, а также мужчинам, снимавшим квартиры одновременно с ними. К сожалению, уверенно опознать Барсова они не смогли, между тем из Серпухова, в котором в последние годы жили Барсовы, сообщили, что ещё в октябре 1901 г. А.В. Барсов был приговорён к трём месяцам тюрьмы «за кражу товара с погрузного двора станции “Серпухов”».
9 марта 1916 г. газета «Старый владимирец» в заметке «Самоварница» сообщала читателям: «У крестьянина с. Лунёва, Влад. у., И. Никишина неизвестно кем был похищен самовар. Самовар этот оказался заложенным в ссудной кассе на имя А. Назаровой, проживающей в Щемиловке. Кассир ссудной кассы, из представленных ему из сыскного отделения фотографий “примадонн” воровского искусства опознал одну, которая по его уверениям и приносила самовар в заклад. “Примадонну” быстро разыскали. Она оказалась мещанкой г. Суздаля Евдокией Калининой, привлекавшейся за кражу 2 раза ранее и отбывавшей наказание. Самоварница снова привлекается к ответственности». 12 марта газета сообщила, что Калинина приговорена к четырём месяцам заключения в тюрьме.
Опознание по фотографии применяло и ГЖУ. При обысках у лиц, подозреваемых в политических преступлениях, и при их арестах служащие управления обращали внимание не только на прокламации, литературу нелегального содержания, переписку, но и на фотопортреты, что обязательно отмечалось в заводимых делах. Так, в 1906 г. при обыске у старшего техника владимирского земства Д.А. Дмитриева в номерах Седова по Большой улице было обнаружено 15 фотографических карточек «с разных лиц». В ночь на 25 января 1907 г. в селении Котельницы близ Иваново-Вознесенска была «обнаружена прекрасно оборудованная тайная типография» и задержаны три человека, в том числе костромская мещанка М.А. Городовская и крестьянин Костромской губернии О.С. Куренёв. Помимо всего прочего при обыске были изъяты фотографические карточки. 5 февраля начальник Владимирского ГЖУ обратился к своему костромскому коллеге и, в частности, писал: «Препровождая при сём отобранные от Городовской, Куренёва и Соколова фотографические карточки в количестве 10 экземпляров, прошу распоряжения о выяснении личностей, означенных на карточках путём предъявления их знакомым вышепоименнованных лиц и о последующем меня уведомить с возвращением приложения». 27 марта начальник Костромского ГЖУ перечислил лиц, которые были опознаны на присланных фотографиях и сообщил, что по политическим делам в Костроме они «не привлекались и неблагоприятных сведений о них не имеется».
Ну и, разумеется, услуги фотографа нужны были полиции и жандармерии для организационных нужд, например, для оформления удостоверений личности их служащих. Московский промышленник Н.А. Варенцов вспоминал, как в одно из воскресений ему доложили, что его «спрашивает какой-то господин, с виду подозрительный», которого прислуга впустила в дом и оставила в передней. Выйдя в переднюю, хозяин дома «увидал человека лет около тридцати, в сильно поношенном пальто, с синими очками, брюнета», который вытащил «из кармана книжечку со своим портретом, с подписью о состоянии его в сыскном отделении инспектором». Весной 1913 г. «Старый владимирец» опубликовал заметку «Городовых снимают»: «Днём 8 апреля в Ильинской ул. у сыскного отделения производилось фотографирование городовых владимирской городской полиции». Так что при необходимости достать из кармана «книжечку со своим портретом» имели возможность и чины владимирской полиции. Другое дело, что, по всей видимости, и в 1913 г. у сыскного отделения владимирского полицейского управления по-прежнему не было специального помещения, в котором можно было бы осуществлять фотографическую съёмку.
Городское Полицейское Управление в губернском городе Владимире
Губернское Жандармское Управление
|
