Архиерейский певчий Владимир Иванович Архангельский
Владимир Иванович Архангельский, как записано в метриках Вязниковской городской Троицкой церкви, родился 2-го, а крещен и св. миром помазан 4-го июля 1847-го года. В 1851 г. родился его брат Алексей Иванович Архангельский - будущий протодиакон Владимирского кафедрального Успенского собора.
Отец их был диакон Троицкой церкви Иоанн Васильевич Архангельский, из окончивших курс во Владимирской духовной Семинарии, человек вообще положительный и в семейном отношении довольно строгий, а особенно серьезно следивший, чтобы дети его воспитывались в истинном духе православной церкви. Отсюда понятно, что дети диакона Архангельского, как только начинали подрастать и знакомиться с грамотой, обязательно каждый воскресный и праздничный день должны были ходить в храм Божий, становиться на клирос и петь. Понятно теперь также, что Владимир Иванович Архангельский, с самых малых лет начал знакомиться вообще с церковностью и преимущественно с церковным пением. Еще до поступления в духовное Училище, когда только домашним образом обучался грамоте Архангельский, местными знатоками пения, признанный способным к этому, был взят в Ярополческий (Троицкой ц.) в то время славившийся в городе Вязниках, хор в качестве «первого дисканта». Отданный для дальнейшего образования в Владимирское духовное Училище, В.И. Архангельский тотчас же был взят в Архиерейский хор и под руководством регента о. Благонравова, из этого «первого дисканта» выработался такой дивный голос, что любители пения того времени, нарочито ходили послушать только: «Володю Архангельского» и с тех пор имя «Володя» за Влад. И—чем осталось, между некоторыми, до самой его смерти. Петь дискантом Архангельский перестал 17-ти лет от роду, — в то время когда он учился уже в Семинарии. К этому времени отец его помер, и за выходом из Архиерейского хора, продолжать Семинарское образование, он должен был на собственные средства с малой субсидией от Начальства. Хотя от природы даровитый, но за скудостью средств и почти исключительно по этой причине, Архангельский кончил свое образование в Среднем отделении Семинарии, после чего вскоре поступил снова в Архиерейский дом в качестве послушника, а потом снова Архиерейского певчего — баса, и впоследствии помощника регента...
Можно с уверенностью сказать, что прочитавши бюллетень о смерти Владимира Ивановича, многие, очень многие помянут его добрым словом. В продолжение последних пятнадцати годов у меня была с ним постоянная дружеская переписка, — случалось что в продолжение месяца мы обменивались пятью — шестью письмами. Быть во Владимире и не повидать Владимира Ивановича, я считал чуть не грехом и вот такие-то близкие связи, дали мне возможность воочию убедиться, насколько был полезен этот человек для епархиального Владимирского духовенства. Подать ли «во время» прошеньице Владыке, навести какую-нибудь справочку в Консистории, — даже несколько подвинуть или направить дело, — на все это всегда он был готов и никогда никому ни в чем не отказывал. Переписка у него по Епархии была громадная. За достоверное знаю, что бывали месяцы, в продолжение которых он писал и отправлял от 30 до 40 писем. Приют и ласковый привет у него всегда встречали все: и родные, и знакомые, нередко совсем ему чужие. «Приезжай поскорее, покуда еще жив я, мне нужно серьезно поговорить с тобою», писал он мне в письме от 6 числа прошедшего марта, уже из больницы. 20-го числа я у него был, и тут порешено: «умирать ехать на родину». К смерти он себя давно подготовил, — ему не страшна она была. Одно было предсмертное желание — «дожить до Пасхи, и умереть», но не судил Бог этого. Во вторник 27-го марта, в сопровождении брата своего — о. протодиакона Алексея Ивановича Архангельского, Владимир Иванович прибыл в Вязники — в родной дом
свой; но до того больной, что из вагона в повозку и из повозки в дом, мы переносили его на руках. Тем не менее духом был он очень бодр и в Среду еще подавал надежды на лучшее, вероятно под влиянием приятных впечатлений по случаю прибытия на родину, но в Четверг 29 числа он совершенно упал силами и по его желанию был напутствуем мною Святыми Тайнами. «Да, вот когда вполне закрепилась наша дружба, высказал он мне после святого Причащения, — вы мой предсмертный духовный отец... Я рад, очень рад этому!». В Субботу Лазареву 31-го числа, после ранней Литургии, он снова был напутствован обеденными Дарами, — в полдень совершено над ним таинство Елеосвящения, — в исходе 5-го часа пополудни прочитан «канон на исход души», а в 20 минут 6-го часа стало на земле одним хорошим человеком меньше. 2-го апреля в 45 минут первого часа по полудни, прах Владимира Ивановича, согласно его давнишнему заветному желанию, был спущен в могилу между отцом и матерью.
Мир праху твоему искренний мой друг, поистине добрый человек!.. Мы уверены, что многие, очень многие во Владимирской Епархии, усердно помолятся Богу о упокоении души твоей в обителях рая!.
Свящ. Константин ВеселовскийРечь при отпевании В.И. Архангельского
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!.. Менее, чем за полчаса до переселения твоего в страну вечности, своими глазами я видел, как ты, любезный о Христе брат наш Владимир, с распростертыми руками, обращал молитвенный взор свой к небу... Продолжительна была твоя болезнь, — тяжка — невыносимо тяжка она была и казалось бы для другого; но ты безропотно нес от Бога посланное тебе испытание и вот, когда уже приближался час смерти, мы видели твою безмолвную, но для всех понятную молитву. Ты сознавал, — ты, можно сказать, предвидел, что дни твоего земного странствования сочтены, — что храмина тела твоего, хотя едва только преполовившего обычный период человеческой жизни, в последние семь лет почти постоянно поддерживаемая средствами изобретения науки, должна была разрушиться прежде чем у сверстников твоих, обладающих более прочным здоровьем, — ты видел, знал и понимал все это, а от того, и посланную тебе от Бога болезнь, переносил с терпением. Такой наш — человеческий взгляд на твои предсмертные страдания...
Но, изменится у многих из предстоящих около гроба твоего, изменится этот взгляд, если посмотреть на тебя в дни земной твоей жизни, не как на человека тела, но как на человека души — и притом настолько «редкой» души, какую нужно искать из сотен если не из тысяч людей... Ведь не даром же многие, очень многие чуждые и дальние тебе по плоти и крови звали тебя: дядя Владимир или еще проще: дядя Володя. То, что не было человека, который бы знал тебя и не пользовался твоими услугами, — не было человека, который зайдя случайно то, или по надобности, в твое скромное, но всегда уютное и опрятное жилище, — не было говорю человека, который бы побывав у тебя, не воспользовался предложением и угощением от твоей скромной, всегда равномерной и сообразной с твоими средствами трапезы... Твои заботы о спокойствии, счастии и благополучии твоих родных — кровных тебе, можно сказать, были существенною целью твоего земного странствования. Не бывши никогда ни мужем, ни отцом, по отношению к близким твоему сердцу родным, — ты уже не был для них и дядей; но истинным и искренним отцом-покровителем. Эта страница истории твоей жизненной деятельности составляет твое и общее твоих родных достояние, и хотя она мне известна до мельчайших подробностей, но об ней я умалчиваю, чтобы пред прахом твоим не оскорбить твое образцовое смирение...
А перехожу к твоему скромному, но многозначущему и многознаменательному поприщу твоей служебной деятельности... От самой ранней юности и вплоть до смертного одра, за непродолжительным промежутком, ты был певчим Архиерейского хора... Почти в продолжение целой жизни, быть постоянным свидетелем святительских молитвенных воздеяний к Богу за прощение и отпущение грехов многолюднейшей паствы Христовой, — мало того, почти во всю жизнь служить некоторым орудием возбуждения, возвеличения и возвышенности молитвенного духа нескольких Божиих Святителей — какое высокое и завидное призвание!.. И обыкновенное постоянное памятование о Боге — вернейший путь к наследию царствия Божия, но молитвенные песнопения, нередко с таким излиянием сердечных чувств, какое переживается редкими в жизни человека минутами и при том исполнение этих песнопений в тех духовно-художественных мотивах и напевах, которые на самих художников приходили не иначе, как под влиянием веяния богоблагодатного состояния души... какое черствое сердце не откроется для восприятия тех же веяний благодати Божией, - какая душа не воскрилится к Богу, — не восплачет о своей греховности, — не воззовет к Нему о помиловании?!.
И вот, под влиянием таких впечатлений, под влиянием этого благодатного веяния, сам по себе, от природы весьма восприимчивый и с тем вместе всегда сосредоточенный, — ты, в Бозе почивший брат наш, воспитал себя так, что для чужих был дядей, а для родных отцом, — сердце твое всегда было открыто к восприятию доброго, душа твоя всегда глубоко сочувствовала горю, сорадовалась радости, скромные твои жизненные средства, иногда до последней копейки, уходили на помощь нужде; ноги и руки, доколе не отягчены они были болезнью, всегда были направлены на угождение и помощь всем, кто когда-либо и зачем обращался к тебе.
Не естественно ли после того предположить, что с юных лет привыкший к постоянному воспеванию и прославлению Имени Божия, разумно воспользовавшись своим призванием, ты сумел воспитать себя в духе боговедения и богоугождения, а потому и обычные физические предсмертные боли, ты переносил с терпением — в полной и несомненной уверенности, что путем этих болей, — при их содействии ты переселяешься в ту страну, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание»... Пример, достойный всякого подражания!.. Пример, что и каждый из нас, постоянным хождением в храм Господень и упражнением в песнях и пениях духовных — божественных, может воспитать себя до блаженной, мирной, безбоязненной кончины!.. Вплоть до смерти любовью дитяти любил ты родину, — заветною мыслью целой жизни твоей было желание покончить земное странствование на родине и, по переселении души в небесные обители, земной прах свой сложить на вечный покой рядом с прахом родителей Твоих. Услышал Бог и эту твою постоянную молитву, — исполнилось и это твое заветное желание, — в пятый день после переселения сюда, в самый день кончины напутствованный всеми христианскими обрядами, таинствами и священнодействиями, отвергнув всякое измышление человеческой науки, как уже бесполезное, устремивши молитвенный взор свой к небу, как бы так взывал ты к Врачу душ и телес: Господи!.. Теперь я готов, приими с миром дух мой под кров Твой!.. Через полчаса после этой благоговейно-торжественной минуты, сказав несколько слов окружающим тебя, ты скончался. Совершилась великая тайна переселения в вечность души к Богу, — к престолу Его пред Лице Божественного Первоархиерея, а тела в землю, от нее же ты взят был…
Оплакивать ли тебя, возлюбленный брат и общий наш заботник и радельник, как великую утрату?.. Да, в лице тебя, я первый лишился искреннего и верного друга, — другом был ты и для многих, но если Господу Богу угодно было пределом твоей земной жизни положить настоящие дни — буди Его воля святая!.. Не без особенной к тебе милости Господь призвал тебя к Себе именно в настоящие дни... Ты умер в день воспоминания воскрешения Лазаря, которого Спаситель наш воскресил во уверение воскресения всех нас и тебя... И еще: несколько дней и мы будем праздновать Пасху. Велик этот праздник, но едва ли без грехов людских пройдет он на земле, а тебя Господь призвал быть участником небесной Пасхи в среде святых Ангелов и всех от века угодивших Богу.
Итак, предстоящие гробу сему братия и сестры, не будем плакать по умершем, но от искреннего сердца принесем Господу Богу наши усердные молитвы, да очистит Он брата нашего Владимира от всех грехов, которые, как человек соделал он на земле словом, делом или помышлением. Почти четыре десятилетия прожил и он, а кто чист от скверны хотя бы и один только день было жития его на земли?.. Помолимся и вси к Богу возопиим: «со святыми упокой, Христе, душу раба твоего» Владимира. Аминь.
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. №12. 1884 года).
Владимирская епархия
Училище церковного пения в губернском Владимире
Открытие училища пения во Владимирском Архиерейском доме
|
