Время возникновения кожевенных промыслов в Муроме в товарных масштабах неясно. Но в «Повести о водворении христианства в Муроме» - произведения из круга немногих письменных источников по истории муромского средневековья – единственным из развитых ремесел, которые считаются одним из основных признаков города, упоминается только выделка кож для богатых одеяний, т. е. оговаривается высокое качество производимой продукции. Однако непонятно, к какому времени относится это отрадное известие: «Повесть» была написана в середине XVI в., а описываемые в ней события происходили, по крайней мере, на триста (а, возможно, и на пятьсот) лет раньше. Равным образом автор «Повести» мог описывать и современное ему состояние ремесла, и использовать дошедшие до него в устных преданиях исторические сведения. Без археологических данных, которые, к сожалению, на сегодняшний день отсутствуют, сказать что-либо более определенное сложно. Единственной находкой являются «три обрезка толстой кожи со следами швейных проколов» размерами 105 Х 57, 72 Х 42 и 67 Х 28 мм и фрагмент кожаного изделия размерами 86 Х 46 мм, обнаруженные во время спасательных раскопок в Окском парке в 1998 году в горизонте XI-XIII вв. Известно, что кожи (и меха) русской выделки в это время весьма популярны в Западной Европе. Во всяком случае, во французском эпосе они пользуются «большим вниманием». А. А. Титов, местный краевед, купец, владелец кожевенных заводов, за свои изделия награжденный на выставках в Москве золотыми медалями на Аннинской и Владимирской лентах, возводил выделку кож в городе едва ли не ко времени племени мурома: «Юфть красная, быв покупаема от русских заводчиков, передавалась ими (булгарами) в места Азии: Бухарцам, Хивинцам и обитателям Орды Киргиз-Кайсацкой; изделие это – юфть и поныне называют Болгара, по причине получения этого товара из рук Болгарских». В свою очередь знаток муромской старины Н.П. Травчетов отмечал, что в X и середине XI вв. «жители Мурома… в большом количестве снабжали их (булгар) своими произведениями, преимущественно шкурами пушных зверей, в изобилии населявших здешние леса, - куниц, белок, красных и чернобурых лисиц». Какими источниками пользовались авторы и насколько эти источники достоверны – остается вопросом.
Так или иначе, «Географическо-статистический словарь Российской империи» начинает отсчет кожевенного производства в Муроме с XVI в., называя Муром одним из развитых центров кожевенной промышленности. Именно к этому времени относятся первые упоминания о промысле в письменных источниках. Однако, судя по тому, что уже тогда на посаде в городе существует слобода Кожевники, и происходит некая мифологизация кожевенного производства, оно существует в городе уже достаточно долго. Дон Хуан Персидский, проезжавший через город в самом конце XVI в., приводит следующую легенду, услышанную в Муроме: «Наконец прибыли в город, называемый Морло (Муром)… нам рассказали об одной вещи, которую как очень замечательную, хотя и основанную на суеверии, не хочу пройти молчанием. В этом городе главный промысел – дубление бычьих кож; он так распространен, что им занимаются в тысяче одном доме. В каждом доме есть колодец, куда мастер кладет тысячу одну кожу, и когда их вынимают по окончании дубления, то тысяча одна кожа, принадлежащие кому-либо одному, оказываются сопревшими. Тогда остальные мастера собирают между собой тысячу одну кожу, и, наложив на них свои знаки и метки, отдают тому, у кого оказались сопревшими тысяча одна кожа. Но эта дьявольская выдумка и неслыханное баснословие (иное дело, если бы мы видели это), ибо ясно, что, так как вода одна и та же и материалы, употребляемые для дубления кож, одни и те же, то не может сопреть у одного больше, чем у другого, а если бы стали утверждать, что тут имеет значение лучшая вода и лучшее устройство колодца у одних, чем у других, и у первых кожи подвергаются дублению, а у последних преют, то не может случаться так точно, чтобы сопревали всегда тысяча одна кожа; в таком случае, пожалуй, может показаться, что это вещь не естественная, а дело сатаны». Конечно же, тысяча кожевников выделывающих миллион кож в то время в Муроме – это гипербола. По письменным данным в 1566 году в Муроме при мужском населении в 795 человек кожевенным производством занималось 57 мастеров или 23,7 %, от общего числа ремесленников - собственно кожевники, сыромятники, яловники, скорняки, овчинники, подошвенники, гладильщики, при том, что на посаде насчитывается 587 дворов. Хотя Дон Хуан и указывает, что муромские кожевники выделывают только бычьи кожи, перечисленные в писцовых книгах специализации значительно расширяют ассортимент. Сыромятники занимались выделкой толстых и крупных кож без дубления. Выделка таких кож занимает не более трех недель; технология обработки проще, чем для других сортов – их вымачивают и мнут в мялках. Такие кожи прочнее и эластичнее дубленых, они используются в хозяйстве: для изготовлении обуви, ремней, шорных изделий, а могут и подвергаться дальнейшей обработке, например, для выделки юфти. Яловники работали с кожами лучшего качества, обработка яловых кож была более сложной, но и в результате получались кожи тонкой выделки. Подошвенники обрабатывали кожи прочные, плотные, твердые и непромокаемые. Замечание Дона Хуана о клеймении мастерами кож «своими знаками и метками» свидетельствует о товарном производстве и существовании какой-то цеховой организации. У Дона Хуана, к своему и нашему сожалению из-за спешки не успевшему «ознакомиться с достопримечательностями этого места», но назвавшего Муром «большим и многолюдным», ни «тысяча один дом кожевников», ни «тысяча одна кожа» в закладке не вызвали внутреннего протеста и недоумения. Видимо, закладка в тысячу кож была вполне возможна. Для сравнения отмечу, что в XIX в. в Муроме на заводе Мяздриковых, где сохранялось ручное производство, выделывалось 15-20 тысяч кож, т. е. для выработки миллиона кож потребовалось бы не менее пятидесяти подобных заводов; самое большое количество кож - 80 000 штук, зафиксированное в документах, было выработано в 1840 году на шести заводах, где работало около пятисот человек, и была одна паровая машина. А миллион штук «юфти кроеной» был свезен в 1775 г. со всей Российской империи в порт Санкт-Петербурга. Однако преувеличение Хуана Персидского, надо думать, все же не лишено основания. Видимо, кожевенное дело было основным в ремесле города, и производимая в значительных количествах продукция играла важную роль в экономике Мурома. Неожиданные свидетельства о кожевенном промысле оставил Павел Юстен, возглавлявший в 1569-1572 году шведское посольство в Московию. Великий князь сослал это посольство в Муром. «24 сентября (1570) мы прибыли в Муром, - пишет Юстен, - где нас отвели в пустой дом. Поскольку в нем была лишь одна комната, пристроили еще три, и скоро территорию вокруг дома окружили высоким забором, в котором было 745 бревен. Великий князь прислал письмо, чтобы нам давали необходимую пищу. Но из напитков за все время нашего заключения мы не получали ничего, кроме русского кваса. Хлеба было так много, что почти все мы покупали на его излишки кожу, чтобы сшить себе сапоги и гамаши, а также русское полотно. Если бы не такое обилие хлеба, многим из нас пришлось бы ходить разутыми и раздетыми. Но и здесь русские не пренебрегали выгодой для себя, присваивая часть хлеба». После моровой язвы и пожара 1570 г. город приходит в запустение. На посаде осталось всего 111 дворов, в которых живут 149 человек, из них восемь кожевников, четыре скорняка, один подошевник. Сведений о том, занимались ли они в это время производством, не имеется. Выделку кож и мехов в Муроме, а также торговлю ими, отмечают и другие иностранные путешественники. Дж. Флетчер пишет, что лучшие куньи меха шли из Мурома. С. Герберштейн, посетивший Москву в 1517 и 1526 гг., говорит об обширных лесах, расположенных к востоку от Владимира, где некогда «было княжество, народ которого назывался муроманами (Muromani) и которое изобиловало звериными мехами». Русские историки указывали, что около Мурома медведей водилось больше, чем в других местах, и на них охотились. Упомянутый Дж. Флетчер особо говорит о выделке лосиных и коровьих кож как о «важной отрасли промышленности», утверждая при этом, что под Муромом водятся лоси «самой крупной породы». Информацию о выделке соленых лошадиных и буйволовых кож приводит Н. И. Костомаров. На родины царевича Алексея Михайловича (12 марта 1629 года) муромцы 20 мая кроме двух кубков весом «4 гривенки» за 20 руб. поднесли ему и сорок соболей за 15 руб. Сырье для производства, таким образом, давали охота, импорт и местное животноводство. О технологии выделки говорить пока сложно - Дон Хуан Персидский больше внимания уделил мистической стороне дела. Однако из его описаний следует, что существовали некие «колодцы» для дубления, что они могли быть разной величины, и что определенную роль в процессе выделки играло качество воды; т. е. он, по сути, приводит самые общие сведения о процессе выделки, характерные для разных времен и регионов. В целом его замечания скорее рефлексия по поводу собственных знаний о кожевенном производстве, нежели фиксация производственных приемов муромских ремесленников. В 1623 году обработкой кожи в Муроме занимаются 16 ремесленников, в 1636 году при населении 1700 человек обоего пола - 4327. Можно утверждать, что в это время расширяется рынок сырья. Одними из самых богатых торговых людей России первой половины XVII в. были Наум и Демид Пахомовы Глотовы и их племянники Богдан и Иван Никифоровы Глотовы, «Муромского сельца Карачарова крестьяне», из вотчины боярина князя Ю. Я. Сулешова, крещеного татарина. Они ходили до Мангазеи, имели в Сибири приказчиков, которые скупали для них пушнину.
Академик императорской Академии наук И. Лепехин, начавший путешествия по России в 1768 г. и в числе прочих городов посетивший Муром, в своих записках мимоходом отметил, что зажиточных купцов в городе мало, что торгуют они хлебом, рыбой и всякими мелочными товарами. Зато академик не преминул указать, что «многие содержат кожевенные и мыльные заводы», сделав при этом подробное описание технологии выделки кож. «Сырые кожи сначала вымачивают или в нарочно сделанных колодцах, или в реках (Вымачивание кож в реках неотменно запретить надобно; ибо из сего немаловажные выходят следствия, о чем я пространнее ниже говорить намерен) чрез целую неделю. Сухие кожи ежедневно из воды вынимают и мнут на мяле, которое не что иное есть, как скамейка имеющая острой верх. Вымочив кожи в реке или колодце, приуготовляют другой род мочения, который состоит в следующем. В корыте, врытом в землю, разводят на кипятке печную золу, смешанную с третьей частию негашеной извести, что все перемешав выкладывают в дщан, и наливают потребное количество воды, смотря по множеству кожи. Кожи кладут не на дно дщана, но на сделанную решетку, которую подымать и опускать можно за прикрепленные к ней веревки, дабы исподняя кожа, которой иначе должно бы лежать на золе, не портилася. В дщану кожи держатся целую неделю, по прошествии которой вынимают одну кожу, и смотрят довольно ли выщелочилася, и удобно ли выпускает шерсть. Если волосы свободно можно выщипать рукою, то значит, что уже поспела к дальнейшему выработыванию. В противном случае прибавляют золы в ту же воду, и щелочат еще неделю. Надлежащим образом выщелоченную кожу вынимают из дщана, и обивают шерсть на колодках, к чему употребляется орудие, называемое тупик. Одернув шерсть, связывают кожи попарно, и вешают на шестах приделанных к колодцам так, чтобы кожа вся была в воде, что они промывкою называют: ибо чрез сию промывку кожи от прильнувшей золы вымачиваются. Но чтобы зола тем удобнее выходила, чрез трои сутки переполаскивают кожи, и дают им мечениться (обтекать). Вымывши кожи, начинают бухтарму мяздрить (то есть мяздру сдирать). Мелкие кожи мяздрят тупиком, а большие подходкою (прямая узкая скобель, которая разной величины и остроты бывает, смотря по разности кож и места, чего довольно описать не можно, но должно иметь к тому привычку). Вымяздривши перетаптывают кожи, и мелкие, как то выростки, кладут в какшу (какшею называется раствор горячей воды с собачьим пометом, и на 100 мелких кож требуется около 4 ведр помета), где строго наблюдают раствор какши, чтобы кож не извертело. В какше кожи лежат двои сутки, по прошествии которых выняв, оскоблив и ополоскав, кладут в кисель, сделанный из овсяной муки и квасной гущи (на три осьмины овсяной муки потребно 3 или 4 ведра квасной гущи). В киселе мелкие кожи держатся двои сутки, а яловиный товар трои. Из киселя мочат в соку (сок называется дубовый отвар) двои или трои сутки; а потом начинают дубить. Дубят следующим образом: налив в дщан одну половину простой воды, а другую сока, опускают решетку. На решетку кладут кожи, и каждую кожу пересыпают дубовою или ивовою толченою корою, где мелкая кожа лежит неделю, а крупная долее. Из первого дубенья выняв кожи, переполаскивают и выминают ногами (в летний день два работника до трех сот кож выполоскать и вымять могут), и вымяздривают: потом кладут в другое дубенье, пересыпая новым дубом, и сие повторяют до четырех раз. Вся разность дубенья состоит во времени. В четвертое дубенье кожи дубятся до трех недель и более. Выдубленные кожи расстилают попарно, и как провянут, то отдают другим мастерам, которые раздельщиками называются. Они красят кожи и наводят лоск.
На красную кожу по большей части употребляют козлов и телят разного возраста до двух лет.
Красные кожи красят красным, а черные черным сандалом. На каждую малую кожу требуется по полу, а на большую по фунту сандала. На крашение ста кож с черным сандалом разводится три фунта сапожного купороса, а на 100 красных четыре фунта квасцов. Когда хотят красить кожи, то сшивают их со всех сторон тонкими ремнями, наподобие мешка, оставив малое отверстие, в которое наливают горячий красильный состав, и завязав катают кожи, чтобы краска везде равномерно впилася. Напоив краскою, просушивают и красят вторично, а иногда и три раза крашение повторяют, с тем только различием, что повторяемое крашение в одной состоит намазке и сворачивании кож в трубку. Выкрашенные кожи без мездры намазывают дегтем или ворванным салом; и как провянут, то выминают досками, сделанными наподобие конских скребков, где вместо зазубрин вырезаны весьма тонкие дорожки. Сими досками гладят кожи вдоль и поперек, от чего делаются нежные морщинки. Выгладив выпушивают (бухтарму срезывают острым ножом), и выпушив отдувают (спрыскивают конопляным маслом). Отдувши выглаживают на кобыле, сделанной наподобие коромысла; и так кожа выходит из дела.
Из сего описания выделки кож, чему мы в разных кожевнях очевидными были свидетелями, всяк удобно заключать может, что тут нет никакой тайны и особливаго мази приуготовления, как например дегтя спущенного с маслом, травы, называемой клоповником».
Таким образом, если допустить, что на второе и третье дубление уходило по неделе, только «мокрый» процесс выделки теоретически занимал не менее 65 дней, а в реальности, видимо, несколько дольше, особенно, если учесть, что в зимнее время некоторые операции требуют большего времени. И. Лепехин явно описывает летний процесс выделки сушеных/соленых, т. е. привозных кож, т. к. свежие кожи требуют гораздо меньшего времени для замачивания, хотя отмечает при этом, что свежие («сырые» - в его терминологии - тоже выделываются). Оборудование мастерской и инструменты были довольно простыми: колодец для вымачивания, упоминаемый уже Доном Хуаном Персидским, вместо колодца иногда пользовались рекой; дщан с решетками (обычно сторона такого чана составляет около двух метров, глубина – около полутора; в мастерской их бывает от двух до шести штук, поскольку кожи поочередно опускают в растворы разной концентрации), мяло, колодки, тупик, подходка, доски для выминания, нож для выпушки и кобыла для выглаживания. Колодка (колода) делается из куска дерева, округленного с лицевой стороны и наклонно поставленного на двух ножках. Мездрой кверху на нее кладут шкуру и удаляют остатки жира, кусочки мяса тупиком - специальным изогнутым тупым ножом (скобелем), кривизна которого должна соответствовать кривизне колоды.
Академик Лепехин ничего не говорит о внешнем виде кожевенных заводов и последней стадии технологического процесса – сушке выделанных кож. Летом кожи лучше сушить в дощатых со щелями – чтобы был ветерок - помещениях на втором этаже. Зимой их обязательно следует сушить только в теплом помещении. Лучшая температура для сушки – 25-35˚ С. Кроме того, ряд технологических процессов требует, чтобы температура растворов не опускалась ниже определенной отметки, т. е. в холодное время года выделку следует производить в отапливаемых помещениях.
В выделке кож И. Лепехин явно более сведущ, чем Хуан Персидский. Академика интересуют тонкости и секреты производства. Но зафиксировать каких-либо технологических нюансов ему не удалось, точнее, он отметил, что «секретов» нет. Это и немудрено – «know how» и в древности держали в тайне, так что особые приемы могли существовать.
В качестве «реактивов» для обработки - по Лепехину - использовались печная зола, негашеная известь, овсяная мука, собачий помет, квасная гуща, дубовая и ивовая кора, конопляное масло, деготь, квасцы, сапожный купорос, ворвань, красный и черный сандал. Часть из них была явно местного происхождения – зола, известь, мука, квасная гуща, кора (в XIX в., например, корьем – до 3 000 возов в год – торговали прямо у кожевенных заводов; там же, в реке, по весне скапливался старый дуб, остававшийся после дубильных операций). Конопляное масло и деготь могли быть и местными, и привозными (опять же, в XIX в. купцы Усовы скупали деготь в Новгородской и Вологодской губерниях и снабжали им все кожевенные заводы Муромского уезда). Сандалы и ворвань импортировались – первые – с юга, вторая – с севера.
Неясным остается происхождение в промышленных количествах самого пикантного ингридиента – собачьего помета. Он использовался на третьей стадии бучения кож (шакшировании), после которого повышается их упругость, появляется бархатистость, и они становятся восприимчивы к дубильному раствору. Это достаточно сложный технологический процесс со многими операциями, производимый обычно в специальном чане овальной формы с двумя, как в школьных задачках, трубами. В одну, соответственно, вливается вода, из другой выливается отработанный раствор (Лепехин же пишет, что бучение производилось в тех же «дщанах»). На один пуд кожи, т. е. на 16 кг, расходуется два фунта помета, т. е. 800 г. На 100 мелких кож, по И. Лепехину, уходит около 4 ведер. На одну коровью шкуру, которая в замоченном виде весит около 50 кг, требуется, таким образом, около 2,5 кг «ингридиента» (причем, расчет последнего производится в сухом виде), а на 1000 кож – 2,5 тонны. При условии, что крупная собака на хорошем кормлении производит в сутки около 400 г сырого ингридиента, количество псов в Муроме должно было приближаться к числу жителей, т. е. к трем тысячам. Кроме того, «ингридиент» следовало аккумулировать, или, говоря попросту, собрать. Этим кто-то должен был заниматься. Сведениями об этом я не располагаю, равно как и данными о разведении собак в Муроме. (Единственное упоминание о собаководстве в губернии встретилось во «Владимирском историко-статистическом сборнике» за 1869 год, где говорилось, что в Покровском уезде, где к тому времени сохранилось больше лесов, «у некоторых помещиков содержатся особенного рода собаки для травли зверей и маленькие шавки для выманки оных из берлоги»). Кстати сказать, в среднеазиатском фольклоре мне встречалось выражение, имевшее в обиходе презрительный оттенок: «Продавец собачьего дерьма», - или совсем уж уничижительное: «Он даже собачье дерьмо продать не может».
Справедливости ради следует отметить, что шакша могла изготовляться и из птичьего помета. Как правило, она использовалась для выработки особых сортов кожи. В обычном технологическом процессе ее применение, пусть и не возбранялась, но было нежелательным, поскольку кожи получались худшего качества.
Ничего не говорит академик о выделке лосиных кож, хотя, ссылаясь на слова местных жителей, указывает, что лоси по дороге от Владимира к Мурому встречаются. Скорее всего, выделка лосиных кож в это время уже не имела промышленного значения, поскольку в справочниках среди зверей, водившихся в этой местности, лоси не значатся. Вероятно, из-за катастрофически быстрой вырубки лесов произошло резкое сокращение поголовья лосиного стада. Деловую древесину – а в Муромской земле рос и строительный, и корабельный, и мачтовый лес – из края начали вывозить еще в середине XVII в. Из него, например, был построен дворец Алексея Михайловича в Коломенском. Но главным образом лес уходил на дрова. Достаточно сказать, что с 1782 по 1869 гг., т. е. менее чем за сто лет, леса во Владимирской губернии уменьшились вдвое с лишком.
Показательно, что, говоря о выделке кож разной величины, рецептуру растворов Лепехин приводит все же в расчете на мелкие кожи. Мелкие кожи – телят в возрасте до двух лет, козлов, баранов – используют для получения так называемого мягкого товара – выростка, опоек, сафьяна, т. е. кож высшего качества.
О значении кожевенного производства для Мурома говорит тот факт, что, если в 1769 г. в городе было шестнадцать кожевенных заводов, то в 1784 из пятидесяти девяти заводов всей Владимирской губернии двадцать один находился в Муроме. Кроме того, в уезде работали еще два завода, принадлежавшие крестьянам. На них выделывались сыромятные кожи, которые хозяева продавали в Муроме и Павлове на сумму «от 200 до 1000 рублев» (Для сравнения: к 1812 г. в Петербурге количество кожевенных заводоввозросло до шестнадцати). Больше всего заводов – одиннадцать – было на Заручной улице, два стояло на Дмитровской, по одному на Бесецкой, Выползовой, Калашной, Сосульникова и Спасской. Следует отметить, что в русских городах «производства, связанные с загрязнением воды (кожевенное)… выносились на окраины города вместе со своими слободами». В этом смысле Муром не был исключением. Район проживания кожевников находился на окраине, рядом с Окой, ниже по течению от города.
Интересно, что, когда в 1798 году город посетил император Павел I со своими детьми, он, «призвав под окно градского голову (почти по анекдотическому совпадению в 1797-1800 годах им был человек с «кожевенной» фамилией – Иван Семенович Мяздриков) - и купцов, милостиво спрашивал: „Чем торгуете?” – на это последовал ответ: „Юфтью”».
Муромские кожевники сбывали свою продукцию на еженедельных и ежегодных торгах и ярмарках. Еженедельные торги проходили в уездных селах: в понедельник – в Арефине, в Клину – во вторник, в Новоселках – в среду, в Болотникове – в четверг, в Яковцеве – в субботу. Годовые ярмарки проводились в Глебове и Новоселках. На торги съезжалось от 300 до 3000 человек. Здесь же закупалось сырье.
Торговали муромской юфтью в Оренбурге и по Оке и Волге – вплоть до Астрахани. «В торговле с Астраханью и тою стороною, - писал А. А. Титов, - издревле участвовали некоторые из жителей Мурома; они, готовя туда… кожи, юфть, подошвы, выделываемые из разных частей кож коневых, по Персидски называемых саври, которые, по большей части, шли на делание хоза или хаза, род туфлей… и плавали в Астрахань каждое лето». Иностранным купцам на вывоз Муромской юфти следовало получить разрешение государя, поскольку она считалась «заповедным» товаром. Известны четыре челобитные, поданные в 1589 г. в Посольский приказ «изъюрским» и бухарским послами: «Царю государю великому князю Федору Ивановичю всеа Руси бьет [че]лом изюрского царевичя посол Кадыш. Милостивый царь государь, пожалуй поволи своим царским жалованьем вели купити полону 10 душ в Касимове про государя своего царевича обиход, да в Муроме 200 юфтей… Изюрского царевича посол Кадыш государю бьет челом, чтоб государь пожаловал про государя его обиход ослободил купити… в Муроме 200 юфтей телятин… Бухарского Абдулима царевича посол Досум бьет челом государю, чтоб государь пожаловал ослободил ему по городом купить… 200 юфтей кож мостовых… Да бухарсково ж Абдулы царя посол Магмед-Алей государю бьет челом… Да государе же бы ослободил ему Магмед-Алею купити дорогою едучи 500 юфтей кож мостовых». Особо примечательны пометы на челобитных, сделанные в Посольском приказе: если на вывоз «полона», воска, вина разрешения в том или ином объеме были получены, то резолюция «ослободить и память к Дружине послать» была наложена только на последнем прошении.
На европейский внешний рынок с XVIII в. выходили через Петербург. В год наторговывали до 2000 руб. Много это или мало – видно из таблицы, где приводятся санктпетербургские цены первой трети XVIII и первой трети XIX вв. (в рублях за пуд товара).
XVIII в. был благоприятен для развития кожевенного производства в России. Законодательными актами от 6 июля 1721 г., 22 февраля 1737 г. был наложен запрет на вывоз заграницу сырых невыделанных кож, что, естественно, активизировало кожевенное производство.
В 1792 и 1805 гг. в Муроме произошло два сильных пожара. Во время первого сгорело 180 домов и 220 лавок. Во втором, среди прочего, огнем было уничтожено одиннадцать кожевенных заводов. Пожары помельче бывали на кожевенных заводах и ранее. Например, в 1804 г. от забытой в сарае свечи сгорела дуботолка купца И. И. Стулова. После пожара кожевенные заводы были построены в Кожевниках и Успенском овраге.
С начала XIX в. Муром твердо можно назвать городом кожевенных и полотняных мануфактур, хотя некоторые исследователи считают, что о крупном по тому времени мануфактурном производстве в городе можно говорить уже с XVIII в. В 1837 году на Владимирской губернской выставке в разделе «по царству прозябаемых» было выставлено:
«№ 41. Завода Муромского 1 гильдии купца и Почётного Гражданина Петра Ивановича Мяздрикова, в Муроме: Красная юфть. Белая кожа.
№ 42. Завода Муромского купца А. А. Титова в Муроме: Кожа. Юфть красная. Опойки белые. Подошвы. № 43. Завода Муромского купца и Почётного Гражданина А. И. Мяздрикова в Муроме: Юфть красная. Юфть белая. № 47. Муромского уезда вотчины Графа Гудовича крестьянина Петра Степанова: Кожи для рукавиц».
Однако на протяжении века число заводов сокращалось: в 1817 г. их было десять, в 1827 – шесть, в другие годы доходило до двух, в 1874 – три, а с 1875 оставалось неизменным – три (Интересно, что в 1869 г. среди ремесленников Мурома кожевники уже не значатся). На заводах было от 10 до 72 чанов. При двенадцатичасовом рабочем дне рабочие получали от 5 до 10 руб. в месяц. Два завода были каменной постройки. Количество рабочих тоже не было постоянным: максимума оно достигло в 1840 г., когда на шести заводах работало до пятисот человек, а минимума – в 1888 (сорок семь человек на трех заводах). Меньше всего кож выделали на трех заводах в 1894 г. – 9500. Из технического оснащения на заводах долгое время оставались конные приводы, в 1840 г. появилась паровая машина, а в 1897 двигатель в три лошадиных силы. Население города в то время составляло примерно 10 000 жителей.
Сырье по-прежнему закупали на местных ярмарках, скупали по округе «близ селения» и привозили из других мест – Астраханской, Орловской, Тамбовской губерний, из Самары, с Нижегородской ярмарки везли тюленьи шкуры. Компоненты для обработки кож – соду, известь, шадрик, ивовое корье, деготь, ворвань, квасцы, ржаную муку – приобретали в Муроме (корье иногда брали в Кадоме), квасцы, красный и черный сандал – в Москве, Санкт-Петербурге и на Нижегородской ярмарке (собачий помет в фабричных ведомостях не уже не фигурирует). В каких объемах запасались эти компоненты, можно представить по их расходам, например, на заводе П. И. Лычагина в 1888 году, где было 13 чанов, работало 8 человек и было выделано 400 яловочных (на 1880 руб.) и 1000 бараньих (на 1200 руб.) кож. На их обработку пошло 20 саж.³ дров, 400 пудов извести, 50 – поташа, 700 – корья, 10 – тюленьего жира (ворвани), 30 – дегтя, 50 – ржаной муки.
А вот рынок сбыта менялся. В течение века в Европу стали завозить аргентинские кожи, развивающаяся в Германии химическая промышленность предложила новые технологии обработки кож, в результате чего муромская юфть оказалась неконкурентоспособной из-за дороговизны и была вытеснена с европейского рынка. «Дубление органическими веществами оставалось ведущим способом обработки кож… по России в целом. К обработке хромовыми солями до 1917 г. не перешло ни один кожевенный завод страны. Причина состояла в относительной дешевизне традиционных для России дубильных веществ (корья) и рабочей силы по сравнению с Западной Европой и более высоких ценах на сложные химические препараты и заграничные дубильные составы. Кроме того, выделка органическими веществами давала более высокое качество продукта: отмечалось, например, что кожи, обработанные по методу Кнаппа, имеют „ломкость лица”. Сообщалось также, что „английский подошвенный товар дурного качества, т. к. золят в крепких зольниках и дубят в крепких отварах, затем апретируют (подвергают чистовой обработке) плохими сортами камеди, декстрина и др. для придания видимой прочности”. Несмотря на это, импорт выделанной кожи из заграницы увеличивался с каждым годом, что вероятно, связано со спросом на дешевую продукцию невысокого качества».
К тому же был разрешен вывоз необработанной кожи, о чем с горечью пишет А. А. Титов: «Иностранцы, обратясь к нам за покупкою выделанных кож, так необходимых в жизни, столь сильно подвинули к улучшению эту мануфактуру, что какого ж бы требования можно было ожидать ныне, по причине умножившегося народонаселения и потребления кожевенных вещей по разным предметам, если бы не отпускать сырья-кожи?» О заграничном экспорте кож речь даже не идет; в перечне вывозимых товаров они не обозначены. Внутренний же рынок был ограничен. В России не сложилась традиция широкого распространения кожаной одежды, - за исключением ношения зимних тулупов - поэтому кожа использовалась, прежде всего, при изготовлении обуви, ремней, шорных изделий и кузнечного оборудования. Кожей иногда обивали мебель и конные экипажи, изредка заказывали кожаные обои для стен. Значительная часть кожи шла на нужды армии. Кожевенный товар по-прежнему отправляли по Оке (например, в период навигации 1859-62 гг. его было отправлено на 46 578 руб.), сбывали на местных торгах. В городе им торговали несколько специализированных лавок, принадлежавших местным купцам. Продавали кожи в Санкт-Петербург и Москву, на Нижегородской, Ростовской и Урюпинской ярмарках, в Муромском уезде.
Несмотря на мануфактуризацию производства, кожи выделывали по-старинке, поскольку технология производства отличалась крайней консервативностью. Научная система выделки кож, в силу сложного химического состава исходного материала не была разработана вплоть до XX в. Документы начала ХХ века дают представление об агонии кожевенного производства. Уже в 1905 г., когда в городе проживало 15 719 жителей, в Муроме значился один скорняжный завод А.И. Вощинина и один кожевенный Торгового Дома Адриана Мяздрикова сыновей (судя по фамилии – потомственных кожевенников). На кожевенном работало 35 человек. После революции, в 1918 г., завод был национализирован и работал уже как государственный, фигурируя в некоторых статистических сводках как завод «Красный Октябрь». «Краткий очерк истории профсоюза кожевенников Муромс. района. Начало организации профсоюза кожевенников в г. Муроме было положено 1918 году. Его первое название «Муромский профсоюз служащих и рабочих кож. производства». В союз были объединены все кожпредприятия Муромского уезда и Досчатинский кожзавод. С момента организации союз вступает полноправным членом в семью профорганизаций России. Созывает съезды, принимает участие в общей борьбе рабочих Россия и т. п. К 1919 году в ведение союза поступает и производство: организуются трудовые артели. Муромской кожзавод берется в ведение государства. Союз законно именуется «производственным». Он устанавливает тарифные расценки, проводит в жизнь производственные задания. В выпуске немалых партий обуви и полуфабриката для нужд Красной армии Муромскими кожевниками в большой степени повинен их организатор, профсоюз. Интенсивно ведется им и политпросветработа. Существовавшая в Муроме до 1921 г. профтехническая школа, распространение литературы, доклады, лекции, - вот объекты работы. Количество членов достигает к январю 1921 г. до 950 чел. Но НЭП, с его новыми условиями работы профсоюзов, дал резкий скачок вниз. К 1-му февраля 1923 г. по перерегистрации проведено было всего 43 человека. В настоящем замечается постепенный, но верный рост числа членов союза и к 1-му августа их имеется уже 81 человек. Опасный перелом в пути — изжит. Гордо смотрит союз на путь, пройденный в революции и смело и бодро на свое будущее. Муромский профсоюз кожевенников (5-летний юбилей союза кожевенников). 9-го сентября кожевенники Владимирской губернии чествуют пятилетие своего профсоюза. Муромские кожевенники с гордостью отмечают этот юбилей своей родной организации, так как первое организационное ядро союза в губернии было положено Муромскими кожевенниками, объединившимися уже к 1918 году в отдельный «Муром. профсоюз служ. и рабочих кожпроизводства». Не мало было шатких исканий на пути строительства молодой организации. Достаточно взглянуть на архив работы первого времени, чтоб заметить и отсутствие опыта в работе и отсутствие руководства. Вот несколько штрихов из общей картины недочетов. Дела пришивки циркуляров заполнены вырезками циркуляров из газет, сборников бюллетеней и цельными экземплярами последних (органов центральных комитетов). Факт и малозначительный, но характерно указывающий на отсутствие непосредственной связи с центральными органами профсоюза, на настойчивое ее искание. А вот еще нетвердое понимание профсоюзной линии. Комитет запрашивает Ц.К. союза кожевников дать указание, «где и как можно получить кожевенного товару для производства артели Муромских кожевенников». Ц.К. союза, понятно, дает разъяснение, что вопросами производства «Ц.К. не ведает, но снисходительно советует обратиться по назначению в Губкож или Райкож. Надо заметить, что до 1921 г. Муромская организация союза кожевенников существовала на правах губотдела, как официально утверждено в мае 1920 года, и потому непосредственно сносилась с ЦК союза. Членами союза вначале не в единичном числе были включены бывшие владельцы магазинов обуви и мастерских; в настоящее же время – члены союза исключительно наемные служащие и рабочие. Пройдены ошибки прошлого. Тот, кто внедрял бодрость и энергию Муромским кожевенникам в трудные дни гражданской войны,— их профорганизатор, твердо стоит на защите прав и интересов наемных кожевенников Муром. уез. Да послужит же в проведении всех заданий на дальнейшем пути — опыт прежней работы союза. ГЕРОИ ТРУДА - кожевенники. 1. Гладышев Михаил Васильевич — рабочий зольного отделении, 58 лет. Гладышев сын Питерского рабочего. По приезде в г. Муром с родителями, искавшими заработка, он был определен 13-ти лет от рождения, рабочим на кожзавод Дворянкина, где и работает до сего времени, без перерыва, в одном из самых вредных в кожевенном производстве — зольном отделении. Сырость, вонь, грязь,- вот что окружает зольщика в его тяжелой работе. Здесь подросток работает 13 и 14 ч. в день. При такой изнурительной работе не оставалось времени на получение знаний и М.В. остался неграмотным до сего времени. С 13-ти же лет он оторван и от семейной жизни. Тяжело и горько было его существование. Скудное пропитание (называемое готовыми харчами) было единственным вознаграждением за непосильный труд подростка. Так вспоминает пору своего ученичества Мих. Вас. Гладышев. 2 Нагорнов Василий Игнатьевич - рабочий дубильного отделения 53 лет. Происходит из крестьян села Чаадаева, где он еще и теперь имеет свое хозяйство. Недостаток в земле и бедность родителей заставляют его уже с 9-ти лет еще не научившегося грамоте, работать на Муромском кожзаводе (в настоящем Уместпрома) сначала в качестве кожевара. Но уже 12-ти лет он работает на вредной, тяжелой работе у чанов, перерабатывающих сырьевую кожу. Сорок лет непрерывной работы — вот что высоко ценит и чем гордится Василий Игнатьевич. Он считается одним из искуснейших мастеров по выделке яловой кожи» («Луч», 11 сентября 1923).
«Кожевенное производство. В декабре 1920 г. рабочих по кожевенному производству состояло 213 чел. Занятых пошивкой обуви 185. Их производительность стоит на 75%. Недоработанность 25% объясняется недостатком колодок и материалов. К устранению первого тормоза приняты меры: организовано производство колодок, которым занято 5 человек. По выделке кож работает 26 человек. Закончена организация посадочной мастерской. Посадчиков работает 8 человек» («Луч», 29 января 1921).
«За январь месяц в кино-театре Рабоче-Красноармейского клуба среди «картин» обычного никудышного содержания о «нем» и о «ней» случайно как-то удалось поставить «Орлеанскую деву». Побольше бы хотя таких картин отпускало кино Наркомпроса. А то проектов, разговором целая гора, но дела не взыщите» («Луч», 9 февраля 1921).
«Муромским кожевенным заводом при наличии 21 рабочего за январь месяц выработано 850 кож мостовья. Посадочная мастерская имея 10 человек рабочих, за тот же месяц изготовила 500 пар армейских галянищ, 500 пар полубортов, 300 пар берцев и 800 пар союзок. Мастерская по пошивке обуви, с наличием рабочих в 162 человека, за декабрь месяц изготовила 792 пары армейской обуви, 64 пары гражданской и 322 пары починки» («Луч», 19 февраля 1921).
«У Муромского Отдела Губсовнархоза работает три кожевенных завода. Первый – Муромский кожевенный завод за сентябрь выработал 250 разных кож. Рабочих работало 14 человек. Сырья имеется на 2 ½ месяца. Топлива на 3 ½ месяца. Из Чулковского района (Мур. у.) получено 700 пуд. корья…» («Луч», 20 октября 1921).
На 1 октября 1921 г. на заводе заняты восемнадцать рабочих, на 1 января 1922 года – двадцать два, получая при этом половинную норму пайка. О характере и объеме производства в это время можно судить по следующим цифрам: на 1 октября 1922 г. на заводе оставалось 647 крупных яловых кож и 1837 штук опоек. С 1 октября 1922 г. по 1 октября 1923 г. завод работал 294 дня; т. е. практически без простоев за вычетом выходных и праздничных дней. (Постановлениями ВЦИК были определены дни, в которые «воспрещается производство работ»: Новый год, День 9-го января 1905 года, Низвержение самодержавия в 1917 году, День Парижской Коммуны, День Интернационала и День Пролетарской Революции; кроме этого, Владимирский совет профсоюзов установил еще десять праздничных дней – два дня Рождества, два - Пасхи, Духов день, Благовещение, Преображение, Вознесение, Успение и Крещение). «Работа, - как говорится в отчете XV уездному съезду советов, - велась в 1 смену со средним количеством производственных рабочих 8,5. Выработано полувалу 124 шт., хромовых кож 200 шт., мостовья ялового 1232 шт., конины 184 шт., выростка 182 шт. Всего выработано 1922 шт. кож, что составляет 69 % задания по предложенной программе». В отчете фигурируют остатки топлива – дрова, нефть, керосин; судя по этому, на заводе имелось некоторое механическое оборудование. «Кожевенный завод работает все время. Рабочих в настоящее время 6 человек. Перерывов в работе из-за отсутствия сырья не было. В настоящее время заканчивается выработка 600 пудов сырья по заказу Владторга. Продукция еще не реализована в ожидании более высоких цен. Благодаря этому можно считать обеспеченной работу завода в будущем сезоне, так как реализация имеющейся продукции дает сумму, вдвое превышающую ту, которая необходима для закупки сырья. На закупку же предполагается затратить до 10 миллиардов рублей. Корьем и известью завод обеспечен на год, чего никогда не бывало. Вообще, перспективы хорошие» («Луч», 2 сент. 1922).
Фигурирует завод и в сводках 1923 г., выпуская тринадцать наименований изделий, в том числе сапоги, что оказалось немаловажным в продлении работы завода. В годы гражданской войны многие промышленные предприятия в городе остановили работу или работали от случая к случаю. Кожевенный же завод усилиями созданного в марте 1918 г. профсоюза кожевников получил заказы на выпуск «громадных партий обуви и полуфабриката для нужд Красной армии». Для этого были организованы трудовые сапожные артели в Муроме, Чаадаева, Балове, Новоселках. Профсоюз, в который кроме Муромского кожзавода вошли и предприятия округи - Досчатинский и Меленковский кожзаводы, сапожные мастерские – в январе 1921 г. насчитывал девятьсот пятьдесят членов, однако к 1 февраля 1923 г. в нем осталось всего сорок три человека. Завод, видимо, полностью работал уже на привозном сырье, поскольку в весьма обстоятельном практическом руководстве для крестьян уезда – «Сельско-хозяйственном календаре-справочнике на 1923 год» под редакцией муромского уездного агронома М. К. Птицына - среди адресов заводов по переработке сельхозпродуктов местоположение кожевенного не указано.
В 1926-27 гг. на заводе числится двадцать человек, шестнадцать из которых – рабочие. Через год производство вроде бы расширяется, в штате сорок три человека, причем все значатся как рабочие – начальства нет, однако выработка валовой продукции на одного работающего сокращается более чем в два раза – с 17 до 7,79 червонца в день.
Завод обслуживает нужды уезда, сбывая продукцию на ярмарках в городе и окружающих селах. Однако недостаток кожевенно-шорных товаров ощущался уже в двадцатых годах, поэтому в этой сфере частный капитал играл большую роль и задерживался дольше. Дефицит покрывался за счет ввоза в Муром кожевенного товара; его ввозилось до 8 тыс. пудов.
Показательно, что в 1927-28 годах в кустарной промышленности в Муромском округе было занято (не считая лесорубов) - 36 000 рабочих, в государственной – 24 333, кустарей кожевенно-мехового производства по округу было всего 42, из них 18 – в Муроме.
Еще в 1923 г., в проекте организации Муромского промышленного округа, где всесторонне анализировалось состояние региона, прозвучал сакраментальный вывод: «Обработка кожи и шерсти… большим развитием не пользуются». «Кожзавод. Кожевенное дело Уместпрома развивается слабо и имеет обороты далеко несоответствующие оборотам мирного времени. Сам завод полуразрушенного вида, так как стоит он уже более 100 лет. Несомненно, что на улучшение технического оборудования необходимо затратить крупные суммы; в частности нефтяной двигатель на 7 сил нужно менять срочно, что Уместпромом и намечено, так как изношенность двигателя равна 80%, частью от неудовлетворительного технического состояния завода, что отражается на себестоимости выпускаемой продукции, частью от пожара на спичечной ф-ке, принесшего значительный убыток — загруженность завода стоит не на высоком уровне. Так, за прошлый год завод сработал в общем 69 проц. своего программного задания, выпустив 124 шт. полувалу, 184 шт. мостовья, 1232 шт. яловки, 182 шт. выростки и 200 шт. хрому. За прошедшую половину текущего года завод выполнил производственное задание на 97 проц. Качество выпускаемой продукции стоит в удовлетворительном положении, сбыт не задерживается. На выработку хрома завод перешел летом 1923 года. В общем завод загружен на незначительную часть своей мощности. Это и есть причина, почему весь местный рынок по кожсырью, а он довольно богат, находится в руках частных лиц. Для последних, по-видимому, и конкуренция со стороны уполномоченных кожсиндиката не является опасной и частные лица до сего времени являются королями местного рынка. В последнее время Уместпром наметил широко практиковать переработку на своем заводе частного кожсырья на комиссионных началах и в частости сырья от крестьян. Несомненно, что такая слабость Местпрома во влиянии на местный рынок объясняется его неповоротливостью и малой инициативой; методы, коими действует скупщик кож в деревнях и на сельских базарах, Местпромом усваиваются слабо, да, по-видимому, и на привлечение сырья в пepeработку, хотя бы от крестьян, не всегда обращается должное внимание. В общем работу заводу необходимо усилить, загрузив его в большей степени. Рабочих и служащих завод теперь насчитывает до 18 человек» («Луч», 8 мая 1924).
«Уместпром и директор Кожзавода раскачайтесь. В марте и апреле м-цах на Муромском Кожев. заводе не было сырья. В пору останавливать завод и распускать рабочих. Управляющий Местпромом т. Роллер сам организовал закупку сырья и нанял крестьянские подводы для его перевозки. Причем хозяевам подвод обещали, что расчет с ним будет произведен тотчас по окончании работ. Но на самом деле не так вышло. Час то долгонек оказался. И после время крестьяне не получили расчета и напрасно обивают пороги конторы завода и Уместпрома. Администрация же отделывается только обещаниями. Крестьяне тратят золотое время работы для того чтобы получить заработанные трудовые деньги. Пора положить этому конец» («Красный луч», 15 августа 1924).
«Муромский кожзавод с 1-го июля был переведен на хозрасчет. До этого времени завод еле-еле перебивался: то нет сырья, то нет вспомогательных материалов. Готовая продукция выходила через три-четыре месяца. Надворные постройки развалились, в зольно-дубильном и машинном отделениях в выбоинах пола стояли лужи воды, грязи и отбросов. Зарплата рабочим выдавалась с большим опозданием, авансами — по копейкам. Оборотный капитал на 1-е июля составлял всего 13.491 руб., а задолженность 26.712 рублей. Завод был в отчаянном положении, но необычайная изворотливость директора Обжорина вывела завод из этого трудного положения. Теперь завод ожил: произведен ремонт надворных построек, вместо прогнившего пола в машинном и дубильном отделениях вымощен кирпичный, ремонтируется сушильное отделение, зарплата выдается своевременно. Имеются большие достижения и в выпуске готовой продукции: стали выпускать мостовье не через 4, а через полтора месяца, качество товара самое наилучшее, о чем имеется отзыв от госучреждений. За три месяца погашена задолженность в сумме 25.974 р. Рабочие кожевники к работе относятся аккуратно, радуясь на постановку дела. В октябре месяце завод переходит на сдельщину и будет перезаключен коллективный договор» («Призыв», 17 октября 1925).
«На муромском заводе «Окарь». Без охраны труда. Не так давно муромским исполкомом пущен в ход кожевенный завод. Завод называется «Окарь» потому, что он расположен на берегу реки Оки. Но не думайте, что этот «Окарь» хоть в чем-нибудь похож на прочие заводы. Нет… Постройки — допотопного времени, поросли мхом, частью развалились, а на некоторых кирпичных стенах растет чахлый березняк. Внутренность заводских построек еще непривлекательней. Зольное помещение, где чистят и квасят сырые кожи, представляет подвал с маленькими окошечками. Вентиляции нет. По стенам льют ручьи. Вонь от гниения, квашения и отбросов сырья — невыносимая. Подобного-же рода картина и в других отделениях. В корьерубке рабочие покрыты слоем мелкой древесной пыли. На кожзаводе никто не имеет даже представления о существовании вентиляции. Машинное отделение нашло приют в земле, как крот. Двигатель врос в землю. Пол здесь земляной. В таких условиях работают 28 рабочих. Живут рабочие в конуре, именуемой общежитием. На полу расставлены козелки, поверх их две доски и ворох грязной одежды. Стены и потолок не чище пола. Пищу готовят сами рабочие, добрая половина довольствуется в сухомятку. В одном углу отгорожена досками комнатка аршина в три длиной и шириной. Это — красный уголок. В этом уголке стоят три ведра тухлой вонючей капусты, несколько порожних молочных горшков и больше ничего. У рабочих ни одной газеты. Но стоило с ними только поговорить, как добрая половина изъявила желание читать свою рабочую газету «Призыв». Ни союз, ни охрана труда, ни администрация не принимают никаких мер по улучшению условий труда и быта рабочих. Завод получает до 3000 рублей чистой прибыли ежемесячно. Обеспечен завод сырьем и имеет в производстве 2300 кож» («Призыв», 20 февраля 1926).
«Кожевенный завод, недавно переданный в коммунальный трест, сейчас остался без сырья. Для того, чтобы завод полностью загрузить с выработкой 1000 пудов в месяц потребуется капитал в размере 60000 руб. Коммун-трест вложил в него около 20000 руб. Сентябрь-ноябрь завод работал почти при полной нагрузке. Декабрь вынудил коммун-трест пойти к отступлению, т. к. он часть своих средств перебросил на заготовки сырья для других предприятий. Отказ в кредите со стороны госторга и кожсиндиката также резко отразился на загрузке завода. 300 пудов в месяц — такая, пока программа завода. Коммун-трест за все свое недавнее владение заводом отремонтировал уже зольное помещение. Летом предположено заменить 8 сильный локомобиль 24 силами. Но... останется ли до лета кожзавод в ведении коммунтреста? Есть течение завод передать (в который раз?) промкомбинату. Рабочие сейчас сильно обеспокоены за судьбу своего завода. — Нам не привыкать через каждые три месяца менять своих «хозяев», но лишь было-б на заводе сырье, а это главное,— говорят они. В самом деле. Нужны крупные средства для покупки сырья. Поэтому, завод самое лучшее передать в предприятия с хорошими материальными обеспечениями. Необходимость же иметь в городе кожзавод признается всем населением уезда» («Призыв», 7 января 1927).
Выделка кож, известная в Муроме со времен средневековья, прекратила свое существование в первой трети XX в. В напоминание о себе промысел оставил на берегу Оки улицу с названием Кожевники, овраг Бучиха и филиал московской обувной фабрики «Скороход», благополучно закончивший свои дни в период перестройки.
