Обрабатывающая промышленность Муромского уезда (1913 г.)
Обрабатывающая промышленность Муромского уезда (1913)
Кустарные промыслы. Промыслы по обработке дерева
Сундучники. Самым крупным промыслом уезда по обработке дерева является работа сундуков и укладок, оковка их, обивка жестью и покраска как самих сундуков, так и жести, идущей на обивку. При подворной переписи 1897 года зарегистрировано: 498 чел. вязал, которые из досок делают белые, некрашеные сундуки, 155 чел. обойщиков жестью, 15 чел. окрашивают жесть и 17 чел. кузнецов работают разные железные части: петли, накладки, замки и проч. По производству сундуков Муромский район является самым крупным в России. Почти весь сундучный товар, продающийся и покупающийся на Нижегородской ярмарке, как наличный, так и при заключении сделок на сроки, работается в Муромском уезде. Работают сундуки исключительно мужчины. Промысел захватывает довольно тесный район, в который входят 3 селения Арефинской вол., 10 селений Варежской вол., 9 селений Загаринской и 1 — Яковцевской, а всего 23 селения. Центром является Загаринская вол., где работает 387 чел. и в одном с. Чулкове 177 промышленников. Время возникновения этого оригинального промысла в данной местности и те обстоятельства, которые способствовали его возникновению — неизвестны. Более или менее достоверные свидетельства о нем, относящиеся к 50 гг. XIX столетия, застают его уже совершенно окрепшим и завоевавшим обширный рынок. В статье Соловьева «Обзор хозяйства и промышленности Владимирской губ.», помещенной в 28 № «Владимирских губ. ведомостей» за 1854 г., указывается на существование в Муромском уезде сундучного промысла, изделия которого через Астрахань идут в значительном количестве в Персию, а через Таганрог — на Кавказ, где их охотно раскупают горцы. Раз еще во времена крепостного права (в начале 50 гг. XIX столетия) двумя разными, достаточно удаленными друг от друга путями, Муромские сундуки проникали далеко на юг, то очевидно промысел был уже в то время старинным, прочно укоренившимся и пользовавшимся широкою известностью. Кроме отрывочных данных подворной переписи, мы имеем обстоятельное описание этого промысла, составленное на основании произведенного в 1903 году гг. Г.А. Смирновым и А.В. Смирновым подробного обследования в 6 селениях (Пурки, Поляны, Соловьеве, Чулково, Бангино и Бобынино), Варежской и Загаринской вол., где имелось значительное количество сундучников. В число этих 6 селений, как мы видим, вошло и Чулково, самый крупный центр сундучников. Обследование это было произведено со специальною целью, выеснить возможность учреждения при помощи земства артели сундучников, и послужило материалом для доклада губернскому земскому собранию 1903 года. По указанию исследователя кустарной промышленности Муромского уезда Н.Г. Добрынкина еще в 1873 г. сундучный промысел представлял уже типичную форму капитализированной домашнюю промышленность с далеко прошедшим разделением труда. Исследование 1903 года дает такую картину: одни лица из готовых досок вяжут сундуки, другие их окрашивают, оковывают и обивают, третьи приготовляют жесть для обивки, четвертые куют прибор к сундукам. Материал для работы в громадном большинстве доставляется хозяевами, а кустари лишь получают сдельную плату за работу. Хозяин заводчик закупает весной лес на Оке, пилит его на доски и затем раздает рабочим, так называемым «вязалам», которые строгают доски и делают сундук «бель», т.е. только белый, необделанный сундук. (Чтобы тес был сухой, его сушат целый год в сарае, так что приходится запасать материала на 2 года). У каждого хозяина по 20 — 50 «вязал». Необделанные сундуки, обыкновенно партией в 3 сундука, так называемой «тройкой» (длиной в 7 четвертей, 6 четвертей и 5 четвертей, так что один вкладывается в другой) сдаются хозяину за определенную плату (в 1903 году 70 — 80 коп. за тройку). У хозяина имеется своя мастерская, где особые мастера красят сундуки, обивают жестью и снабжают петлями, скобами, замками. Эти рабочие называются «обойщиками». На каждых 3 — 5 вязал может работать один обойщик. Обойщики получают также сдельную плату, по высоте мало отличающуюся от платы первых рабочих. Хозяин сбывает сундуки большею частью на Нижегородской ярмарке. Там он частью привозит с собой товар, частью получает заказ на предстоящую зиму, так что по мере выработки рассылает потом сундуки в разные города. Очень важным вопросом является размер предприятия. Преобладающий тип, как было указано, это 25 — 60 человек рабочих у одного хозяина. Но есть мелкие предприниматели, на которых работает от 2 до 5 «вязал», а обивают сундуки они уже сами, силами своей семьи. Такие хозяева сбывают товар где-нибудь по ближним городам, разъезжая лично, а иногда и на Нижегородской ярмарке. Сбыт вообще не представляет каких-либо затруднений. Во время исследования приходилось беседовать с несколькими такими мелкими хозяевами. Они все говорили, что на Нижегородской ярмарке «хоть совсем незнающий дело сбудет сколько угодно товара, если только сбавит несколько копеек». На сундуки спрос не ослабевает, а наоборот даже усиливается несколько. «Бывало на ярмарке коробья покупали, в них клали товар, а нынче из лубков не работают — все спрашивают сундук». Единственное затруднение представляется для мелкого хозяина — это водворившееся на рынке обыкновение покупать сундуки в кредит на целый год. При дороговизне материала, который притом приходится покупать на 2 года, годовой кредит при продаже товара — особенно тягостен для небольшого капиталиста. Поэтому теперь мелких хозяев осталось не много, человек 5 — 10 в районе. Раньше их, говорят, было больше. Многие разорились на том, что, продавши товар, не могли получить за него потом денег. Только с крупными капиталами можно вести успешно сундучное дело. Даже те хозяева, которые теперь заправляют всем делом, далеко не могут считаться хорошими, вполне самостоятельными хозяевами: «вертятся», по выражению крестьян, «как береста на огне». В кредите вообще все сильно нуждаются, и за наличные деньги можно покупать материалы на 30 и более процентов дешевле. Последние 2—3 года наблюдается поэтому любопытное явление — соединение нескольких хозяев в одно предприятие. Необходимость обладать большим капиталом является главным затруднением для составления артелей в этом промысле. Небольшая артель — человек в 10 — невозможна потому, что «хозяева-заводчики», задушат ее, а для такой артели, которая бы не только могла противостать этим хозяевам, но и превзойти их силы (человек в 70) — необходимо не менее 40 — 50 тыс. рублей. Что касается прочности существования сундучного промысла, то кроме указания на все время существующий хороший сбыт, надо еще заметить, что машинное производство сундуков, хотя и сделало некоторые попытки, но не совсем удачные. Так при дер. Бангиной около 1900 года некто В. Я. Я. построил завод, где машиной разрезывались доски, строгались и даже нарезались в них «шипы». Работа «вязал» сократилась сильно — раза в 4. Но уже в 1905 г. В. Я. Я. производство прекратил, потому что «сундук из под машины выходит плох, расклеивается». Обратимся теперь к рассмотрению подробностей сундучного промысла и хозяйственного положения сундучников по тем данным, которые получены были из личного опроса 359 рабочих. В исследованных 6 деревнях сундучным промыслом занято ровно ½ всех дворов (50,9%) И 42,1% лиц мужского пола с 14-летнего возраста. Женщины совершенно не принимают участия в этом промысле. Нашлись всего только 3 женщины-чеканщицы, т.е. обделывающие жесть для обивки сундуков. Промысел этот принадлежит к одной из тяжелых кустарных работ. Строганье досок требует большого напряжения, мускулов, и только взрослые люди выносят эту работу. Крестьяне не замедлили бы заставить работать и мальчиков с 10 лет, если бы они только справились с делом, но условия работы таковы, что раньше 14 лет, иногда только 13-ти, нельзя и думать начинать. Благодаря последнему обстоятельству, освобождающему детские руки и, вероятно, большей обеспеченности сундучников, среди них хорошо развита грамотность; безграмотных в 1897 году было всего 32%. Жизнь сундучников проходит сравнительно при благоприятной обстановке. Более половины «вязал» (51,7%) работают в особом помещении внизу жилой избы. «Обойщики» почти все работают в хозяйской мастерской (94,5%). Тут обстановка, насколько пришлось заметить при исследовании промысла, также довольно удовлетворительная. Одно только плохо — им большею частью приходится спать в той же мастерской: на «грядках», «против окошка постелят жерди и спят». Пол грязный, не моется никогда, «что сам наблюдешь, то и есть: почистишь веником: — вот и все». Обстановка работы со стороны продолжительности рабочего дня представляет из себя нечто ужасное. Встают кустари часов с 4-х, иногда даже с 1 часа ночи и работают до 8 — 9 часов вечера с трехразовым перерывом всего в 3 — 4 часа для завтрака, обеда и вечернего чая. 20% сундучников работает 14 часов в сутки, 34% — 13 часов, 26% — 12 часов. По 15 часов в сутки работают 5,2%. Курс обучения у „вязал" проходится в среде своей семьи (с неродовым промыслом — только 18% вязал), а обойщики обучаются или под руководством своих же родных или отдаются под начало кого-нибудь чужого — года на 2, с обязательством кормить его хлебом. Хозяйственное положение сундучников таково, что они живут более чем на половину лишь своим промыслом. Почти % заработка сундучника уходит на покупку хлеба. Никаких других заработков в здешнем районе не имеется, женщины не занимаются ничем кроме своего хозяйства, а мужчины — только сундуками (из 339 сундучников занимаются еще каким-нибудь промыслом только 16 лиц, остальные целый год только делают сундуки). Незначительные размеры надела, привычка к промыслу, который прежде давал приличный заработок, делают то, что мужчины почти не прикасаются к полевым работам — все свалено на руки женщин. Целых 60% сундучников работают 11 и более месяцев в году. Около 10% совершенно не отрываются от промысла. Остальные отрываются немного только для сенокоса. Получается какая-то аномалия. Постоянно слышишь ответы от кустаря: «я не касаюсь крестьянству — жена это все знает»; «к крестьянству не приучен совсем и косить не умею — отец не допускал до этого, а большим приучаться уж поздно»; «не умею, как косу и соху в руки взять». Весь бюджет сундучника слагается главным образом от этого промысла: лишь менее 1/10 дают кое-какие хозяйственные доходы — продажа скота, хлеба, сена, поденные работы, и около 1/17 части дают другие промыслы. Остальное все покрывается заработком от: сундуков. Таково значение сундучного промысла для данного района: он составляет единственное средство существования, единственную надежду крестьянского двора. Среди сундучников наблюдается высокий процент безлошадных дворов — 55,7%; напротив без коров, в сравнении со средними поуездными выводами, немного — 14% дворов, и 10% не имеют никакого скота. Это и неудивительно, так как почти у половины дворов (46,9%) имеется всего надела лишь 2 — 5 десятин и только у 40% — имеется более 5 десятин, у остальных даже менее 2 десятин. К найму чужой пашни обращаются очень немногие — всего 16% дворов, а 5,3% сдают и свою-то пашню в аренду. Земледелие, как видно, находится в достаточном пренебрежении у сундучников. Промысел, и только один промысел, питает здешнего крестьянина. Заработок сундучника не стоит на одном уровне. Лет 20 тому назад он был высок: за „тройку" сундуков платили 1 р. 30 к. — 1 р. 45 к. и годовой заработок сундучника достигал 200 — 300 р. Н.Г. Добрынкин для 1873 г. дает даже цены от 1 р. 45 к. до 1 р. 75 к. за тройку. При дешевизне в то время жизненных продуктов, сундучники не только жили и питались очень порядочно, но могли даже откладывать кое-что про запас. Уменьшение числа мелких хозяев и сосредоточение дела в немногих руках повело к тому, что хозяева сговорившись начали быстро и настойчиво понижать заработную плату, в 1897 г. за «тройку», смотря по работе, платили не дешевле 80 к. и не дороже 1 р. 5 к., а чаще всего 95 к., т.е. уже заработок был понижен на 1/3 и более. Таким образом кустарь в хорошую неделю вырабатывал в среднем рубля 4, редко 5, а часто и 3 р. Годовой заработок, смотря по силам и умению, достигал 90 — 120 р. Такое понижение заработка повело к тому, что часть сундучников стала уходить в Оренбург, Армавир, станицу Лабинскую (на северном Кавказе), где существовала небольшая выработка сундуков для местных потребностей. В следующие годы начавшееся понижение цен продолжалось, уменьшался и заработок кустарей. Вот, например, итог из расчетной книжки «вязалы», В. И. Ф. кр. дер. Бакчиной. В 1900 г. вся семья заработала 622 р., в следующем 1901 г. уже 600 р. В 1903 г., когда было произведено упомянутое выше специальное обследование, расценки упали до 70 — 80 к. за «тройку», и годовой заработок понизился для одного работника до 80 — 100 р. в среднем. Привыкнув жить относительно хорошо, сундучники в большинстве не были в состоянии сводить концы с концами и стали или пополнять нехватки из запасного фонда, который образовался в лучшие времена, или начали сильно должать своим хозяевам. Последнему обстоятельству особенно помогало то, что расчет почти всегда дается не деньгами, которых у хозяев не оказывается, а товаром, причем последний ставится на 10 — 20% выше рыночной стоимости. Понижение расценок повело не только к дальнейшему уходу сундучников в отход, но также к тому, что часть сундучников стала возвращаться к земледелию, работая в прежнем промысле лишь в более или менее свободное от земледелия время; другие стали вовсе бросать свое дело, уходили в матросы и пр. Даже те сундучники, которые остались в промысле, стали вырабатывать материала меньше, чем раньше: «за дорогую цену — лестней, а за дешевую — кто возьмет после обеда да и бросит» говорит один из сундучников. Напр. у того же вязалы д. Бакчина В. И. Ф., о котором упомянуто выше, общая годовая выработка с 600 р. в 1901 г. и в 1902 г. понизилась сразу до 313 р. Пока спрос на товар возрастал медленно, до тех пор уменьшение работников не тревожило хозяев, а когда в 1904 г. и в начале 1905 г. спрос на товар сильно сократился, то это оказалось даже на руку. Насколько дела в это время шли плохо, могут дать понятия следующие отрывки из большой корреспонденции крестьянина Муромского у. Сундучное производство идет так же вяло, как и прошлым годом. Заработная плата рабочим не понижена и не повышена, но у производителей дело обостряется: спрос на сундук сокращен, а количество товара не изменяется. В прошлом году сундук наполовину был запродан до ярмарки в Нижнем по запросам, а ныне запросов нет. Даже крупные производители, в роде Тулупова, принуждены навязывать свой товар. Тулупов послал 300 мест (место — 3 сундука, вкладывающиеся один в другой 3 и составляют 1 место), кажется в Астрахань и еще в том же количестве двум прежним своим покупателям; денег не спрашивает (хоть на 2 — 3 года в кредит); но оказалось, что прежние его покупатели уже три года прекратили торговлю сундуком и не знают куда девать присланное. Другие производители тоже пытаются навязать свой товар, но неудачно. Товар весь остается дома — если выручит ярмарка, то хорошо, а иначе хоть останавливай все дело. Принимая во внимание все изложенное, я лично полагаю, что 1905 год будет для сундучников годом их промышленного кризиса. Нижегородская ярмарка 1905 г. рассеяла все пессимистические предсказания. Спрос превзошел ожидания. Тогда сразу сказалось уменьшение в производстве рабочих рук. По рассказу одного корреспондента произошло следующее: «Сундучники», рассказывает корреспондент: «с сентября 1905 г. порядились на следующий год работать дороже прошлого года на 25 с тройки. Следовательно хороший работник в неделю выработает на 3 р. больше и 12—10 р. в месяц, сравнительно с прошлым годом. Но нужно заметить, что плата рабочим, хотя и повышена, однако не пропорционально прибыли хозяев. Хозяева получили прибыли лишнего в сравнении с прошлым годом 1 р. 25 к. Многие хозяева, несмотря на это, долго держались на прибавке всего 10 к. и только разногласие в среде хозяев (один прибавил 25 к., другой — 15 к., третий — 30 к.) заставили податься в пользу рабочего». По-видимому, именно недостаток рабочих рук вызвал эти разногласия и побудил хозяев пойти на уступки. С 1905 г. расценки с небольшими колебаниями постепенно повышаются. С зимы и весны 1901 — 2 гг. до лета 1905 г. мы находим показание, что промысел остался без перемены, 5 — указывают на ухудшение и нет ни одного показания об улучшении промысла. Соответственно с этим, начиная с зимы 1907 — 8 г. по весну 1912 г., 6 показаний говорят, что число лиц, занятых сундучным промыслом, увеличивается, 17 показаний осталось без перемены и ни одного замечания об уменьшении этого числа. Увеличение числа лиц, занятых сундучным промыслом, особенно наглядно подтверждается тем, что согласно показаниям сельских старост и корреспондентов 1912 г. с одной стороны сундучники в таких селениях, где при подворной переписи они не были зарегистрированы, а с другой — в некоторых деревнях число их значительно возросло; например, в с. М. Загарине в 1897 г. записано сундучника, а теперь, по словам старосты и корреспондента-крестьянина, количество это возросло до 1/3 всего рабочего мужского населения. При чем сундучное производство развивается за счет бондарного. В настоящее время (первая половина 1912), по показанию корреспондентов текущей статистики, сундучники зарабатывают в день от 90 к. до 1 р. 10 к., в неделю от 5 до 7 р. и в год от 150 р. до 300 р., а в среднем 225 р. Таким образом, теперешнее положение сундучников следует признать удовлетворительным. Беда только в том, что благодаря полной капитализации промысла, они слишком зависят от своих хозяев раздатчиков, а поэтому, как учит прошлое, и теперешний удовлетворительный заработок очень ненадежен. Выходом из создавшегося положения могло бы служить создание артелей. Но и здесь мы встречаемся с очень серьезными и трудно преодолимыми препятствиями. Материал для сундуков (преимущественно ольха и ель) необходимо закупать 1 раз в год, во время весеннего сплава леса. Если хозяева, ведущие дело много лет, могут иногда закупать в кредит, то для артели, особенно в первые, самые трудные годы, это невозможно. Закупленный материал должен высушиваться 1 год в сараях и лишь тогда может идти в дело. Таким образом, прежде чем начать дело, надо 2 года под ряд закупать материал. Сработанные сундуки приходится частенько продавать в кредит на разные сроки. Благодаря всему этому, для открытия дела требуется очень значительный оборотный капитал, ссудить который вновь возникающей артели вряд ли может правительство и земство. Это же обстоятельство помешало возникновению артели и в 1903 году, когда губернским земством было произведено специальное обследование. Дать 40 — 50 тыс. возникающей артели было слишком рискованно, а без этих денег достаточно сильная, способная конкурировать с хозяевами, артель возникнуть, не могла. Все же сундучный промысел, хотя уже не есть чисто кустарный, а представляет из себя отрасль капитализированной домашней промышленности, как жизнеспособный, заслуживает внимания правительства и земства и их помощи и поддержки. В заключение позволяем себе поместить бюджет семьи кустаря- сундучника, как он определился при исследовании 1903 г. В методологическом отношении этот бюджет нельзя признать составленным удовлетворительно; лишь это попытка, но все же и она освещает некоторые интересные черты и особенности быта сундучников. Бюджет кустаря-сундучника от 1 октября 1902 года до 1 октября 1903 года. Крестьянин 50 лет, жена — 49 лет, дети: сын — 28 лет, жена его — 26 лет, сын его — 4 лет, дочери его 3 г. и 1 мес. Отец домохозяин — 80 лет, дочери — 17 и 15 лет. Работает сундуки — сам и сын (вязалы). Изба двухэтажная в 8 арш. — крыта тесом, двор, сарай, баня. Все крыто тесом. Строен 15 лет назад, дом обошелся 325 р., двор с сараем, баней, овином и амбаром — 95 руб. Скота имеет: лошадь (40 р.), корова (25 р.), теленок (7 р.), 3 овцы (10 р.). Надела имеет 4 души: около 13 дес. пашни, луга — около 2 дес., усадьба ½ дес., остальное лес и выгон — всего 15 дес. Приход. От вязанья сундуков двое заработали – 190 р. Долга осталось хозяину - 15 руб. Возил товар - 3 руб. Катал бревна (вдвоем) – 25 руб. За косьбу (всей семьей) – 10 руб. Сын певчий получает - 24 руб. 3 меры льняного семени – 3 руб. 55 коп. Из государственного банка ссуду - 50 руб. Продал 5 мешков огурцов - 4 руб. 50 коп. Всего - 325 р. 05 коп. Расход. Долг хозяину за 1902 год – 15 руб. Купил ржаной муки 80 пуд – 69 руб. Купил пшеничной муки 30 пуд – 45 руб. Купил пшена 10 пуд - 14 руб. Масла постного 20 фун. – 3 руб., Соли 5 пудов – 1 руб. 50 коп., Мяса 1 пуд 20 фун. – 4 руб. 20 коп., Рыбы – 1 руб., Водки 6 четвертей – 11 руб. 40 коп., Чаю 12 фун. – 20 руб. Сахару 10 фун. – 1 руб. 70 к., Пряников, конфет – 2 руб., Календарь – 15 коп. Одежда: девкам на пальто – 15 руб., пиджак сыну и визитку – 8 руб., по 2 рубахи отцу, сыну и внуку и порты – 5 руб. 60 к., картузы — 3 шт. – 2 руб., сапоги — 1 пара – 5 руб., 3 женских полусапожек – 7 руб. 50 к., чулки — 4 пары - 1 руб. 80 к., платки, фартуки – 3 руб., валенки из своей шерсти – 3 руб., починка обуви - 3 руб. 35 к. Пастуху – 4 руб., За аренду – 1 руб. 50 к. Деревянного масла в лампадки 5 фун. – 1 руб. 50 к., Свечей 5 фун., спичек 15 тыс. – 2 руб. 25 к., Мыла 30 фун. – 3 руб., Горшков, посуды – 2 руб. 26 к., Ковка лошади – 1 руб. 15 к., Борона – 1 руб., За помол ржи, пшеницы - 1 руб. 80 к., Дегтю 30 фун. – 1 руб. 20 к., Причту, за молебны, панихиды – 2 руб. 45 к., причту за крещение – 80 к., причту за свечи, в колокольчик – 1 руб. На покупку лошади - 40 руб., Податей – 39 руб. 32 к. Страховых – 5 руб. 88 к. Всего – 351 руб. 31 к.
Гребенщики. Следующим, более заметным промыслом по обработке дерева является выпилка гребней для прядения ниток. Промысел этот очень старинный и в прежнее время был распространен гораздо шире, но теперь, с постепенным сокращением домашнего прядива, спрос на гребни тоже сокращается, падают цены, и работники стараются пристроиться к другому делу. Как показало обследование 1897 г., теперь уже в очень немногих семьях гребни работают все; чаще на гребнях остаются 1 — 2 старших члена семьи, а остальные перешли на другие промыслы: личат ножи, делают черенки, уходят на Волгу. В 1897 году всех гребенщиков было 248 чел. Наибольшее количество гребенщиков (105 чел.) жило в селе Новинках, Яковцевской вол.; затем 80 чел. в Загаринской вол. (Ивашево — 36 чел., Соболево — 30 чел.), 43 чел. в Мещерах и 17 лиц в д. Евсеевке, Арефинской вол. В 1873 г., по словам Н. Г. Добрынкина (Влад. Губ. В. 1882 г. №6), уже промысел этот, прежде чисто кустарный, принял форму капиталистической домашней промышленности и почти все дело было сосредоточено в руках 5 — 6 местных хозяев-раздатчиков, на которых и из их материала работает сдельно громадное большинство гребенщиков. Самостоятельных кустарей уцелело очень немного. Заработок гребенщиков, по данным 1897 года, таков: за работу сотни гребней хозяин платит от 3 р. 50 к. до 4 р., а сработать в неделю хороший работник может не более 50 гребней, так что недельный заработок редко превышает 2 руб., а чаще ограничивается суммой в 1 руб. 50 к. — 1 руб. 75 к. В описании Н.Г. Добрынкина (Владим. Губ. В. 1882 г. № 6) даются почти те же цифры, что при постепенном удорожании жизни ясно указывает на ухудшение жизненных условий кустарей-гребенщиков. При самостоятельной выработке цены за гребни колеблются от 15 к. (плохой) до 40 к. за хороший гребень. Материал для такого гребня стоит 30 к., за работу остается 10 к. В неделю хороших гребней можно сработать не более 24 штук, и следовательно заработок не превысит 2 руб. 40 к., считая в том числе расходы по доставке материала на дом и изделий на рынок. На гребни и гребенки для расчесывания льна употребляется кленовое дерево; оно приобретается в северо-западном крае — Белоруссии (губерниях: Могилевской, Витебской и др.), где распиливается на доски, а последние разрезаются на части и грубо обделываются в виде лопаток, так они и известны в продаже; их покупают на месте муромские производители гребенного мастерства. Мастера-гребенщики распоряжаются с лопатками так: широкую часть ее; сверху поперек разрезают пополам; на одной и другой нарезают зубья и к отрезанной дощечке приделывают черенок из березового дерева, от чего получаются два прядильных гребня; или отрезанную дощечку снова делят на две, но неравные части, на каждой из них нарезают зубья и присаживают небольшие березовые рукоятки, и так из одной лопатки может получиться или два гребня на длинных черенках или один гребень и две различной величины ручные гребенки; иногда отрезанные от кленовых лопаток дощечки распиливаются штук на пять и из них приготовляют небольшие гребенки и гребешки. По своему имущественному обеспечению и отношению к земледелию гребенщики принадлежат к средним крестьянским семьям и большею частью не отрываются от земледелия, хотя в некоторых семьях, по словам крестьян, мужчины мало интересуются землей и «пашут бабы». Небольшое количество гребенщиков (32 чел.) уходят в другие губернии: Самару, Астрахань и пр., некоторые даже ушли с семьями. Как сказано выше, промысел падает и в настоящее время даже в с. Новинках, где прежде более 2/3 наличных мужчин работали гребни, теперь, по словам старосты и корреспондентов, 2/3 мужчин уходят на Волгу, остальные занимаются выделкой ножей, и лишь несколько человек пилят гребни. В добавок к естественному упадку промысла прибавилась конкуренция фабрики. Напр., еще лет 10 тому назад в д. Ползикове, Яковцевской вол., возникла фабрика с машинною выпилкой гребней и совершенно убила ручную работу, которой, по словам корреспондента крестьянина П.В. Калинина, до того времени занималась почти вся деревня. Таким образом можно считать, что промысел доживает свои последние дни.
Корзиночный промысел. Этот промысел, особенно благоприятно поставленный в Муромском уезде, благодаря громадному количеству тальника, растущего на берегах Оки и ее притоках, во время подворного обследования занимал собою только 38 лиц (в Карачаровской вод. 27 лиц, Яковцевской — 7 лиц). Относительно точности записей обследования 1897 г. возможно некоторое сомнение, так как Я.Г. Добрынкин в 49 номере Влад. Губ. Вед. за 1882 г. для средины 70 годов дает другие цифры. По его словам в дер. Вишенках работало корзинки 27 дворов, в Карачарове домов 20, в Панфилове — 10, в Б. Окулове и окрестностях около 20, а всего более 75 дворов. В промысле принимает участие все мужское население двора, начиная с 10 — 12 лет и таким образом число промышленников переваливало за 100 чел. с ежегодною выработкой корзин разного рода (зобки — для переноски корма домашних животных, средние обыкновенные корзинки, творожницы — для отжима творога, плетухи — для саней, телег и тарантасов) свыше 25000 шт. Один взрослый корзинщик может сделать в день плетуху — 1, корзин больших — 5, малых — 10 и поденный заработок исчисляется в 30 — 50 коп. Работались почти исключительно грубые корзинки из неочищенного прута. В настоящее время, судя по сообщениям старост и корреспондентов, промысел растет и захватил новые места, которые не упоминаются ни г. Добрынкиным, ни обследованием 1897 г. Напр. священник с. Борисова, Чаадаевской вол., пишет: «в д. Босисове и д. Битюкове более стали заниматься плетением корзин. Плетение корзин начинается с появления снега и замерзания рек. Работают с 6 часов утра до 9 — 10 час. вечера большею частью семьями на домах. Если кто не в состоянии снять (в аренду) на резку прут, тот плетет на хозяина, уступая ему дешевле базарной цены или подряда на 3 — 5 коп. за штуку. Корзины работают на заказ (на пивные и искусств, вод. заводы и льнопрядильные фабрики) и на рынок. Прутья (для резки) снимают по берегам рек Оки и Ушны на наличные деньги. Изделия из прутьев идут ходко, прежде, лет 6 — 10 тому назад корзина стоила 10 коп., а теперь 25 — 35 коп. Поэтому плетение корзин увеличивается, и благосостояние тех семейств, которые занимаются указанным промыслом «лучше, так как расходов на ремесло особенных не требуется, сидят в тепле, обувь и одежда так не носится». В селе Благовещенском, Чаадаевской вол., по указанию тоже Н.Г. Добрынкина (Влад. Губ. Вед. 1897 г. № 6) в 1892 г. местные жители случайно натолкнулись на требование большой партии чищенных тальниковых прутьев из Москвы (по требованию Московского губернского земства для богородских корзинщиков-кустарей). Жители Благовещенского сделали удачный опыт сбора и отправки прута, а в 1893 г. было собрано, очищено и отправлено в Москву до 1 миллиона штук при цене 60 коп. за тысячу на месте. Этот промысел в широком размере держится в с. Благовещенском и до сих пор. В феврале месяце 1912 г. по ходатайству общества с. Благовещенского здесь открыта земская учебная корзиночная мастерская, принято пока 10 чел. учеников; можно думать, сделает эта мастерская существующий промысел более доходным и даст местному населению заработок на зимние свободные месяцы. Таким образом все складывается так, что корзиночному ремеслу в Муромском уезде можно предсказать хорошую будущность.
Рогожный промысел. Район распространения рогожного промысла в Муромском уезде ограничивается 25 селениями Казаковской волости. В других местах рогожники почти не встречаются. По числу занятых рук Казаковский район представляется самым крупным в губернии: всего в 1897 г. зарегистрировано 632 чел. мужчин и 1731 женщина, а всего 2363 лица. Работают или всей семьей от мала до велика или при участии лишь 1 — 2 мужчин и всех женщин. При этом в широком размере применяется разделение труда. Вот, напр., распределение рабочих рук в семье крестьянина д. Звягино, Е. С. Г. которое можно признать типичным: Отец — 50 лет точет (шьет) рогожи. Сын — 25 лет кует вилки.Сын — 20 лет кует серпы. Сын — 16 лет кует серпы. (В Ваче на фабрике.). Жена хозяина 50 лет берда надевает и концы вяжет. Дочь хозяина 11 лет иглу подает. Дочь хозяина 9 лет иглу подает. Жена сына 25 лет билом точет (шьет). Жена сына 20 лет билом точет. Громадное большинство рогожников работают на хозяина и из хозяйского материала, а некоторые, покупая сами материал, все же изделия сдают крупным скупщикам. Работают сдельно, от сотни, но, вследствие разделения труда и семейной формы производства, учесть заработок отдельного лица очень трудно. Согласно довольно многочисленным записям при местном обследовании можно думать, что один ткач, при помощи 1 — 2 подростков или стариков, выткет в неделю от 70 до 100 рогож. Цена за работу 100 штук в то время стояла от 2 р. 50 к. до 4 руб., а в среднем 3 руб., что и составляло средний недельный заработок ткача с помощниками; 2 ткача с 2 помощниками вырабатывали 5 руб. в неделю. Семья из двух взрослых человека за зиму вырабатывала 60 — 70 руб.; если имелись 2 — 3 помощника — до 100 руб. Хозяйчики вырабатывают больше, смотря по числу работников, от 200 до 400 р. за зиму. Очевидно, что заработок рогожников, хотя является лишь побочным при земледелии, далеко не может быть признан достаточным. Это сказывается и на том, что рогожники в громадном большинстве принадлежат к семьям, слабо обеспеченным скотом и лошадьми, и, несмотря на малую отрываемость от земледелия, редко снимают землю. Вот цифры: Безлошадных среди них - 66% Безкоровных - 17% Снимают землю 10%. Работа всей семьей и широкая Эксплуатация при такой системе детского труда повела к тому, что рогожники даже среди других кустарей поражают своею неграмотностью, доходящей до 74%. В настоящее время все корреспонденты из Казаковской вол. говорят, что рогожи на рынке идут бойко и за последний год заработки поднялись: мужчина вырабатывает в день коп. 50, женщина — 30 к. За выработку сотни рогож, весом в 5 пуд. сотня, платят 5 руб., 7 пуд. сотня — 7 руб. При таких ценах семья из 1 мужчины, 1 женщины и 2 детей заработает 5 руб. в неделю при рабочем дне часов 12 — 14. Улучшение в состоянии промысла отмечается между прочим тем, что хозяева охотно дают под работу деньги вперед. Рогожи начали отправлять не только в Москву, но и в Одессу. Некоторую роль в увеличении заработка крестьяне приписывают тому обстоятельству, что, кроме крупных предпринимателей, каковы напр. наследники Жесткова в с. Казакове, на которых работает до 300 — 400 станов, т.е. около 1000 чел., появилось много мелких хозяйчиков. «Заработок выше потому, что хозяйствовать стало больше богатых мужиков и рабочих друг у друга переманивают», пишет корреспондент-крестьянин из д. Терпишки. Материал (мочало) покупается или на Нижегородской ярмарке или в Ардатове, Нижегородской губернии. Зимой 1911 — 12 г. цена
материала стояла 90 — 1 р. 20 к. за пуд, а в лавках и на базаре в с. Казакове — 1 р. 30 к. за пуд. Кроме непосредственного заработка, рогожный промысел дает и побочное занятие: многие крестьяне возят мочала и рогожи от ближайших станций ж. д. и пристаней, что дает многим семьям заметное подспорье.
Прочие промыслы по обработке дерева. Исследователь кустарных промыслов Муромского уезда Н.Г. Добрынкин, которого мы не раз цитировали при описаниях сундучного, гребенного и корзиночного производств, описывает несколько мелких промыслов по обработке дерева совершенно не зарегистрированных при местном обследовании 1897 г. Могло произойти это как потому, что в глазах крестьян эти промыслы не играют существенной роли в хозяйственном обиходе, так и потому, что Муромский уезд первым подвергся местному обследованию. Благодаря неопытности лиц, производивших впервые подворную перепись, легко могли быть допущены некоторые пропуски и недопустимы по регистрации маловажных промыслов. Таким образом могло быть пропущено производство ботников, коробья, осиновых кадушек и ступ, которые описывает Н.Г. Добрынкин. Позаимствуем у Добрынкина краткие сведения об этих промыслах. Ботники (лодки). Выработка ботников носит чисто кустарный характер, ею занято в селах: Большом Окулове 17 семей, что составляет от общего числа домов почти 17% и Липне — 3 — 4 дома, около 3 ¼ %. Первоначальные или подготовительные работы начинаются крестьянами, убравшись с полей, а именно: с Ивана Постного (29 августа). Они состоят в том, что выбранные и купленные в лесу осиновые деревья, из которых можно было бы получить бревна от 15 до 20 арш., 6 — 7 вершк. в отрубе, срубаются с корня, разрезаются на кряжи приблизительно такого размера: первый от комля, называемый корневой, имеет длину 9, 10 и 10 ½ арш., в отрубе 12 вер.; второй — средний, той же длины, но тоньше — в 8 вер.; третий — третьяк, от 6 — 7 вер. толщиною, различной длины — 8, 7 и даже 6 арш., смотря по дереву. Кряжи обостряются топором с обоих концов, выбирают вдоль кряжа, посредине, неглубокий паз и тем заканчивает пока работы, оставляя их в лесу обветриваться. С наступлением санного пути кряжи перевозят из лесу в село к своим домам, где аккуратно сложив их в кучи, сохраняют нетронутыми всю зиму до весны, когда уже могут быть начаты дальнейшие работы с ботинками. Чаще всего приступают к ним с Пасхи, или с того весеннего, теплого времени, когда возможно мастеру производить свои работы «на воле» (открытом воздухе) в одной рубашке. Работы над ботинками длятся до Муромской ярмарки (25 июня), где все распродаются местным и иногородним судо-промышленникам, рыбакам и другим лицам. Дальнейший сбыт их делается в гор. Моршанске и иных пристанях, там ботники обшивают (обколачивают) досками и превращают их в различного вида лодки. Местное мастерство ботников требует немного инструментов: топор, тесло и коловерт (кловорот) исполняют все работы мастера; от его сноровки и уменья зависит надлежащий вид изделий. Сам процесс мастерства состоит в следующем: привезенный по зиме из лесу кряж осинового дерева тщательно округляется снаружи топором, в особенности там, где предполагается быть дну и бортам в ботинке, после чего коловоротом навертываются вокруг всего кряжа отверстия, не глубже полувершка, на расстоянии вершков шести одно от другого; в них заколачиваются «сторожки» (тупые гвозди), выструганные из «коржулы» (коры), «оскоря» (лиственное дерево ветловой породы, растущее толстыми штампами на пойме р. Оки); они намечают толщину «заболони» (древесина дерева извне), до какой должна быть вытесена сердцевина кряжа в ранее сделанный паз. «Сторожки» оставляются в своих местах навсегда, так как они настолько разбухают от воды, что никогда не пропускает течи в ботник. Кряж с вытесанной сердцевиной выставляют на солнце для распаривания (размягчения его) и в то же время натуго вкладывают в него распорки, которые, по мере ослабления, подклинивают или вовсе заменяют другими длиннейшими, и так продолжают постепенно расширять пустоту кряжа до тех пор, пока он «разведется» (разогнется) до условной ширины ботника. Затем внутри его прилаживают «тагуны» (дуги) из искривленного дерева, или его корня; для этой надобности чаще употребляют еловое, а иногда сосновое дерево. Всех «тагунов» помещается в ботинке четыре; прикрепляются они к «заболони» его, или обочине плотно, деревянными гвоздями. Все работы производятся взрослыми мужчинами, «парнишки» (мальчики) заготовляют для «тятьки» (отца) или «брательника» сторожки из коры оскоря. В обоих селах занято изготовлением ботников человек сорок. Ежегодно приготовляется ими разного размера ботников до 550 штук, в том числе одними Окуловцами до 450. Для определения прибыли каждого мастера-кустаря и в то же время промышленника, следует обратиться к рассмотрению коммерческого расчета ремесла. Осиновое дерево в два кряжа стоит в лесу — 2 руб. 50 коп., первоначальная обделка — 50 к., доставка в село — 1 р., выделка 2 ботников в течение шести дней, по 50 к. — 3 р., перевозка их в Муром — 1 р.; общая стоимость двух ботников обойдется мастеру-кустарю 8 р. или 4 р. каждый; припоминая среднюю продажную цену в 6 руб., получится чистой прибыли 2 р. на ботник. Но так как все работы по выделке их производятся крестьянами с помощью своей только семьи, то весь труд кустаря-промышленника оценивается в среднем выводе за каждый ботник на 4 р. 25 к. Эта сумма складывается так: обработка в лесу дерева, считая за один кряж — 25 к., доставка в село — 50 к., выделка ботинка — 1 р. 50 к., перевозка в Муром, в виду спешной надобности, совершается на наемных лошадях, прибыль от продажи ботника 2 р.; в итоге составится 4 р. 25 к. Хотя в числе изделий встречаются короткие и узкие ботники, ценою 2 — 3 р., но мастер успевает в неделю сделать их вдвое более, чем длинных; заработок же в общем счете, как и барыш в среднем выводе будут одинаковые. На одного рабочего-кустаря приходится заработка около 50 руб. Считая не более 65 рабочих дней, проведенных за изготовлением ботников, поденная плата одного рабочего выразится почти 90 коп.
Жоробье. Не имея большого экономического значения и обреченное на совершенное и быстрое уничтожение, изготовление коробья является своеобразным пережитком далекой старины, и с этой точки зрения описание его, данное Н.Г. Добрынкиным, представляет несомненный интерес. «В крестьянском домашнем быту, преимущественно между женщинами, весьма распространены особого рода сундуки из распластанной осины, называемые «коробье»; в них хранятся все семейные пожитки: белье, наряды и т. п.; где есть в доме девка, там коробье ранее покупается заботливою матерью и в них постепенно копится приданое дочери. Мастерство этого рода изделий ведется крестьянами небольшой деревушки Корниловки, Монаковской волости. Мастерят осиновые коробья семей шесть, начиная от Рождества до Пасхи, в продолжение трех зимних месяцев. Кустари не запомнят начала промысла, он перешел им по наследию от дедов их. Дерево для коробья требуется прямое, гладкое, с возможно меньшим количеством сучков; для этой цели кустари сами отыскивали в лесу подходящие деревья. Теперь лесопромышленники сами стали приготовлять «издельные» осиновые кряжи, значительно меньшего размера, и тем достигли возможности продавать на коробья осины худшего достоинства, чем те, какие и требовались ранее разборчивыми кустарями. Из осиновых кряжей выделываются бока коробья. Инструментами при делании коробья служат железные «скобеля» — круглый и полукруглый, «тесло», которым вытесывают сердцевину из осинового кряжа, топор, рубанок, шорное шило и молоток. Вначале осиновый кряж распиливается на две дольные половины, из каждой «теслом» выбирается сердцевина дерева до толщины четверти вершка, внешнего покрова древесины, так что полукряж представляет вид желоба. Для дальнейшей обработки его кладут на ночь в теплую печь «парить», утром вынимают его из печи, обмывают снаружи горячею водою, отчего совершенно отделяется кора, после чего желоб без труда разгибается и совершенно выпрямляется в плоский лист; в таком состоянии он засушивается и навсегда уже сохраняет ровную плоскость. Для коробья выравненная осина сгибается поперек в форме продолговатого четырехугольного ящика, с округленными углами, и в месте соединения сшивается лыком, дно вставляется из одной или нескольких еловых дощечек, опирающихся на крестообразные распорки; крышка делается также из еловой дощечки, преимущественно цельной, навешивается на лыковых петлях; для замка висячего прикрепляется к крышке железная накладка или железные кольца. К краям крышки подбивают обруч из тонкой осины, для того, чтобы крышка на туго входила внутрь короба; снаружи вершка на 2 ½, на 3 от низу делается обшивка обручем, для большей прочности дна; так что общий вид короба представляется сундуком. Коробье изготовляется трех размеров: 1) самый меньший длиною 6 верш., шириною 4 верш. употребляется для хранения денег, мелких вещиц и т. п., 2) средний — имеет 12 верш. в длину и 8 верш. в ширину, 3) большой — в 1 ¼ арш. длины и 12 верш. ширины. Оба последние короба предназначаются для поклажи женских пожитков. Занималось приготовлением коробья шесть домов; в них каждый мастер делает в неделю шесть коробов больших и девять — меньшего размера, в продолжение же трех месяцев, около 150 штук. Если считать средним выводом в каждом доме двух работников, то количество изготовляемых изделий выразится в 1000 коробов. Продажа их происходит, частью, на месте, что случается тогда, когда в окрестных селениях кто-нибудь готовится к свадьбе и запасают короб для приданого невесте; в большинстве случаев их продают на муромских базарах; главный же торг ими совершается на ярмарке, которая бывает в Муроме 29 июня, на ней все коробье раскупается нарасхват преимущественно крестьянскими и мелкими промышленниками из барыша. В 1873 г. большой короб продавался по 1 р., средний — 70 к., меньший — 30 к. Было изготовлено больших до 350, средних до 500, малых до 1800 коробов. Общая сумма выручки, за 1800 коробов, простирается на 1000 р., исключив из нее стоимость материалов около 500 р., останется прибыли до 500 р.; из них на каждого домохозяина причтется более 80 р.; принимая в трех месяцах 83 рабочих дня, поденный заработок одного рабочего выразится в 50 к.
Осиновые изделия. Изготовление разного рода изделий из осинового дерева, в виде кадушек и т. п., встречается только в заречной стороне уезда, преимущественно в местности, прилегающей к лесам Горбатовского уезда (Нижегородской губ.), верстах в 50 от г. Мурома, деревнях: Медяны и Ганино. В Медянах означенными работами занято все мужское население деревни, которого считается 97 душ, из них 35 домохозяев; в Ганине из 30 домов, только в двух делают осиновые кадушки. Кроме своих семейных мастеров, некоторые домохозяева нанимают в подмогу себе работников, чаще однодеревенцев, на срок от Покрова (1 октября) до Пасхи. Работы по изготовлению осиновых изделий, хотя более производятся в зимнее время, но отчасти ведутся и летом, а именно тогда, когда дерево еще в соку и его срубают с корня, что происходит между 8 и 15 июля. Из такого дерева легче выделываются изделия, чем из осины, срубленной в лесу по осени. Срубленное в лесу дерево разрезается на «чураки», длиною от 7 до 10 вершков. Два восьмивершковых чурака принимаются за пару, а длиннее — один чурак считается за пару. Из одного дерева получается чураков от 25 до 30 штук. Здесь же, в лесу, выдалбливают в чураке сердцевину, оставляя одну тонкую «облань» (верхний покров дерева) в один вершок толщиною; обделанные в таком виде чураки называются «дуплами». Для дальнейшей обработки, дупла перевозят в селение, где или тотчас приступают к отделке кадушек или оставляют их до более досужего времени, т.е. осени или зимы. Остальные работы с дуплами состоят в том, что пазником выбивают «уторы» (паз) вокруг внутренних стенок дупла, возле одного края; в уторы загоняют круглые дны, если дупла приготовлены из осины, срубленной летом, когда она была в соку. При выделке же кадушек из осины осенней рубки, работы несколько усложняются: прежде всего дупла кладут на ночь на теплую печь в избе или подвешивают их в топленой бане для того, чтобы дерево распарилось и легче можно было бы загнать в уторы дно; по достижении этой дели, кадушки исподволь засушиваются в той же бане или, если летом, на солнце, в продолжение двух — трех дней и более, до тех пор, пока плотнее ущемится уторами дно кадушки, после чего ее обтесывают на чистоту. При этих работах употребляются следующие инструменты: топор, поперечная пила, тесло, пазник, скобель и нож. Кадушки выделываются разного размера и предназначаются для различного употребления. Между ними встречаются меры разного вида, для зернового хлеба; «квашенки», в них растворяют ржаную муку для печева (хлеба); медянки для меда, масленки для масла, «лагуны» — дегтя; дойницы с крышками для доения молока; «вьюшки» для наматывания пряжи. Сбыт изделий отчасти производится мелочным торговцам здешнего и соседних уездов — Горбатовского и Гороховецкого; главными же покупателями являются торгово-промышленники степных мест, откуда они приезжают по зимам, раза два — три, и зараз отправляют возов по 50 с кадушками местного производства. Кадушки для продажи возят также в города: Козлов, Ранебург (Рязанской губ.), Липецк (Тамбовской губ.) и другие. При большом оптовом сбыте изделий, кустари стараются сдать и бракованный товар, отборные же изделия приберегают для местных торговцев и своей базарной продажи, которую ведут на соседних сельских ярмарках и еженедельных базарах: в Новоселках, Казакове, Яковцеве, Зяблицком погосте и других. Торгуют и в Гороховецком уезде, селе Фоминках, и нередко заезжают с тою же целью в гор. Муром. Вообще, главный сбыт изделий совершается по зимам, летом же берут их только мелочные торговцы для местных потребителей. В отношении успешности работ, можно сказать, что один мастер в течение недели сделает крупного вида 30 мер или 5 штук в день; мелкого же вида — вдвое-трое более, судя по величине заготовленного дупла. Всех родов и размеров изделий из осины приготовляется ежегодно: крупных 20000 мер, считая поштучно 20 коп., на 4000 руб., мелких до 40000, по 15 коп., на 6000 руб., вьюшек до 10000, по 5 коп,, на 500 руб., всего до 70000 штук, на сумму 10500 р. Расходуется на них осиновых деревьев разного размера до 2500, считая по 60 к., на 1500 р.; кустарям-мастерам остается за работу и хлопоты по сбыту изделий до 9000 руб., из них приходится на дом почти 240 руб., а на мастера руб. 120. По этому расчету рабочий день дает мастеру заработка 1р. 20 к.; помимо того, домохозяин обеспечивается на целый год даровым отоплением, для которого остаются от изделий сердцевина, стружки, обрезки и т. п. Производство ступ слишком незначительно (3 семьи в д. Березовке), а поэтому описание этого промысла мы опускаем.
Промыслы по обработке волокна
Шапочники и картузники. Шапочники и картузники, встречающиеся в других местах губернии в небольшом числе, в Муромском у. образуют довольно многочисленную группу в 183 человека, живущую преимущественно в Арефинской вол. В Озябликове 62 лица, в Арефине — 24, в других деревнях от 3 до 8 лиц, а всего в волости 121 лицо. Работают шапки и фуражки почти исключительно мужчины (женщин всего 7 человек). Из них половина работает в собственных домах, а другие у хозяев; в другие губернии уходят 24 лица. Шапочники не только сами лично мало занимаются земледелием (77% отрываются совершенно от земледелия), но принадлежат и вообще к семьям со слабо развитыми земледельческими хозяйствами. 66% из них не имеют лошади, 43% из них не имеют даже коров, 34% из них сдают пашню в аренду, 10% из них только снимают землю в аренду. Промысел уже в значительной степени капитализирован, хотя еще сохранилось некоторое число и чистых кустарей, работающих из своего материала и на рынок. Заработок шапочника не велик: около 50 — 60 к. в день или 13 — 14 р. в месяц на своих харчах. На хозяина работают сдельно. Шапки Муромских кустарей сбываются не только во Владимирской и соседней Нижегородской губ., но идут в Пензу, Кострому и др. места. Особых перемен в положении промысла за последние годы не наблюдается.
Из отхожих промыслов мы вкратце остановимся лишь на трех: калачниках, колодезниках и речных промыслах. Калачники. Известные хорошим вкусом во всей Владимирской и даже соседних губерниях «Муромские» калачи обязаны своей славой отхожим калачникам Муромского уезда. Всего калачников по обследованию 1897 года сосчитано 450 чел. и из них 428 чел. отхожих. Живут они в разных волостях, но главная масса сосредоточена в Карачаровской вол. — 195 чел. (с-цо Орлово — 160 лиц), Булатниковской — 150 чел. (д. Сельцо — 127 чел.) и в Ново-Котлицкой — 67 чел. (в Ново-Котлицах — 27 чел. и в Бабурине — 21 лицо). Калачники являются одними из самых грамотных промышленников Муром, у.; неграмотных среди них 28%. Работают они в отходе почти все круглый год, совершенно не принимая участия в ведении своего хозяйства. 2/3 работают в своей губернии, а 1/3 (153 лица) уходят в другие губернии. Почти полное лишение хозяйства калачников мужской рабочей силы (уходят не только взрослые, но часто и подростки и даже старики) отзывается самым печальным образом на положении у них земледелия: Безлошадных дворов среди них- 68%; Безкоровных - 35%; сдают пашню – 27%; снимают землю только – 15%. Эти цифры не требуют комментарий. Заработки калачников в настоящее время (1912) корреспонденты определяют в 15 — 25 — 30 р. в месяц, причем отмечают, что пренебрежительное отношение к земледелию, какое было нами уже замечено, в настоящее время еще усилилось: вся молодежь совершенно не занимается земледелием, считает даже это занятие как бы позорным. Многие сдают свои земли в аренду, некоторые закрепляют их, чтобы продать. Безлошадность выросла до того, что напр. в с. Бабурине ее определяют в 75%, а в д. Сельце, где все мужчины пекаря, булочники и калачники, даже в 90%.
Колодезники. Количество колодезников Муромского у. в 1897 г. определилось в 53 человека. Почти все они живут в д. Климове, Булатниковской вол. Безграмотность среди них довольно высока — 49%, что можно объяснить возрастным составом промышленников: среди них совершенно нет детей и подростков моложе 18 лет, которые составляли и составляют самую грамотную часть населения. Колодезники работают наполовину в своем уезде или губернии, а половина уходит в другие губернии. От земледелия из них отрываются 90%. Земледелие находится в забросе и количество безлошадных дворов определяется в 80% (32 из 40). Н.Г. Добрынкин дает о Муромских колодезниках такие сведения: «На отхожий промысел отправляются не в одиночку, а артелями, человек по пяти в каждой. Это происходит потому, что рытье и внутреннее устройство колодца требуют одновременно участия в работе такого числа рабочих рук, а именно: 1 мастер — роет яму для колодца, 2 — вытаскивают бадьями, при помощи веревки и коловорота, вырытую землю и 2 заготовляют деревянные срубы для укрепления стенок колодца, чтобы земля не обваливалась со сторон. Изготовленные срубы, венцами в замок, заставляются в колодце, по мере углубления его ямы. Ведутся работы, пока мастер дороется до материковой воды, или по выражению Муромских колодезников: «как вода начнет слюить», т.е. просачиваться с боков и снизу; после чего яму еще углубляют на аршин — на два, смотря по изобилию источника, и в «исподе», где вода сильно пробивает, ставят по сторонам половые доски ящиком, которые лучше удерживают жидкую и слабую землю от обвалов и тем предохраняют колодезь от засаривания. Для колодезного дела крестьяне расходятся на сторону: с Фоминой недели (в апреле) до Петрова дня (29 июня); от Рождества Пресвятой Богородицы (8 сентября) до Михайлова дня (8 ноября); с Введения во Храм Пресвятой Богородицы (21 ноября) до Рождества (25 декабря); после Крещенья — до масляной (в феврале); затем со вторника первой недели Великого поста — до Вербного Воскресения, или до четверга Страстной недели. Все намеченные промежутки времени заключают в себе около двухсот рабочих дней, которые и употребляются крестьянами на отхожий промысел. Плата артели за работу различная, смотря по грунту земли и глубине колодца. В среднем платят за колодезь глубиною от 1 до 5 саж. от 3 р. (песок) до 7 р. (каменистый грунт) за сажень; глубиною от 5 до 10 саж. — от 7 до 10 р.; от 10 до 15 саж. — 10 — 15 рублей и т. д. В общем по указанию корреспондента 1912 г. колодезник вырабатывает 1 р. в день.
Матросы, водоемы, лоцманы, капитаны, грузчики и др. промышленники по речному транспорту. Последний промысел, на котором мы остановим внимание своих читателей, это речной транспорт. Общее количество промышленников по рекам и пристаням достигает 2064 чел. По отдельным профессиям они распределяются таким образом: Капитанов и командиров – 21; Кассиров на пароходах – 3; Лоцманов – 75; Штурвальщиков – 50; Водоливов – 747; Матросов – 651; Разных рабочих по водяному транспорту – 285; Грузчиков и крючников – 87; Бурлаков – 26; Перевозчиков – 36; Сплавщиков – 83. Отличительные черты всей группы промышленников, работающих по рекам и пристаням, уже отмечены выше в главе о транспорте. Внутри группы различия между отдельными профессиями очень значительны: капитаны, командиры, кассиры, конечно, все грамотны; высок процент грамотных (84%) среди матросов, водоливов, штурвальщиков и разных рабочих, но бурлаки, крючники, сплавщики выделяются своею безграмотностью (свыше 60% неграмотных). Промышленники этой группы встречаются решительно во всех волостях уезда, но преимущественно ими населены северные приокские волости: Яковцевская, Загаринская, Клинская. Из многих селений этих волостей на Волгу уходит все взрослое мужское население и подростки, начиная с 14 — 16 лет. Заработки рабочих различны, смотря по профессии каждого. В 1912 г. командир зарабатывал в месяц рублей 80 — 100. Лоцман от 40 до 60 р., в лучшем случае — 70 р. Водолив — 20 — 25 р. и далее 30 р. Матрос — 14 — 15 р. Штурвальный — 20 р. Грузчик до 25 р. По указанию большинства корреспондентов 1912 г. заработки в течение последних лет не подвергались значительным колебаниям, хотя и замечается некоторое общее понижение.
