Анна Васильевна Якимова-Диковская
Родилась 12 [24] июня 1856 года в марийском селе Тумьюмучаща в семье сельского православного священника. В семье было девять детей, шестеро — умерло во младенчестве. Анна Васильевна-Баска рассказывала о себе: отец был сельским священником в Уржумском уезде, в селе, и не выговоришь вотяцкого имени, Тумьюмучатском. Девушки там рожали детей до свадьбы. И чем больше у девушки детей, тем она лучше, завидней: значит, хорошо способна к деторождению. Верили в домовых, водяных, леших. В иных лесных деревеньках — отец рассказывал — гостю непременно предоставляли жену. Да и вообще: тьма, муть, серая призрачная жизнь. Тумьюмучать! Надо же придумать: родиться в селе с таким названием.
В 1867 — 1872 годах училась в Вятском Епархиальном училище.
С августа 1873 года до ареста 12 мая 1875 года работала сельской учительницей в селе Камешницком Камешницкой волости Орловского уезда Вятской губернии. Арестована за распространение запрещённой литературы среди крестьян. Содержалась в Вятской тюрьме и Доме предварительного заключения в Санкт-Петербурге. Судебные заседания проходили с октября 1877 по 1878 год по «процессу 193-х». 5 января выпущена из заключения под поручительство адвоката, помощника присяжного поверенного Николая Ивановича Грацианского. В конце января судом оправдана, выслана административно в Вятскую губернию, откуда в феврале 1879 года бежала. С целью изучения быта и настроения крестьян проехала по Тверской, Ярославской, Костромской и Нижегородской губерниям. Работала на Сормовском заводе (Нижний Новгород).
Переехала в Санкт-Петербург. Перешла на нелегальное положение. После раскола «Земли и Воли» вступила в партию «Народная воля». В мае 1879 года организовалась террористическая группа «Свобода или Смерть». Анна Якимова, по кличке Баска — входила в ширяевскую группу «Свобода и смерть». Весной 1880 года принимала участие в подготовке покушения на императора Александра II в Одессе (ул. Итальянская, 47). В Санкт-Петербурге вместе с Степаном Ширяевым хозяйничала динамитной мастерской на Обводном канале (угол Измайловского проспекта).
Со 2 декабря 1880 года участвовала под именем Кобозевой в подкопе на Малой Садовой, где была заложена мина для взрыва при проезде Александра II. После этих работ террористы-народовольцы возвращались в земле и грязи, во всем мокром. «Мать моя! Страхи!» Она мыла, стирала, колола дрова. Во время отдыха читали Гоголя или же газету: перечитывали передовую с эпиграфом на-латинском «Карфаген должен быть разрушен!» Еще их занимала мысль, что рядом Хортица, старинный запорожский лагерь, — было б время, съездили бы туда поклониться развалинам казацкой вольницы. Никто, ни Баска ничего толком не знает о сечевиках, об их великой праведной жизни, их славе и разорении, а слышали рассказы Антоновича и Костомарова. Вольность всегда была высшей и благодатнейшей целью на этой земле. Никаких целей не желало казачество под руководством Е. Пугачева: ни государственных, ни божеских, ни атаманских, ни семейных. «Ты, Баска, напрасно мечтаешь. В Сечь тебе бы не попасть, туда женщин не допускали. А если какая пробиралась: смерть ей!» И как же вышло, что на самой вольнолюбивой земле утвердилось самое гнусное самодержавие, которому по жестокости нету равного в мире, и из казаков — первых бунтарей и рыцарей свободы — образовались самые верные защитники этого деспотизма.
Баска была очень находчива, никто бы не сказал, что эта простоватая купчиха, белобрысая и скуластая жительница какой-то северной глухомани, знает французский, читала Спенсера и Миля. Однажды хозяин конспиративной квартиры Бовенко, уже сильно окосевший, норовил незаметно — ему казалось! — ущипнуть Баску, но получил хорошую плюху, отчего едва не слетел с лавки. Пришлось его выталкивать из горницы, он не сопротивлялся, только бормотал: «Ну, баба, ну здоровуща!» Аня Якимова гениально могла уйти от слежки шпиков.
3 марта после покушения на императора скрылась в Москву. Прожила там около полутора месяцев и поехала в Киев, отдохнуть на юге и устроить свои личные дела, но в тот же день по приезде, 21 апреля 1881 года, была арестована вместе с М.Р. Лангансом в меблированных комнатах у Ф.А. Морейнис. Изобличена другим участником покушения на Александра II, согласившимся сотрудничать со следствием, рабочим В.А. Меркуловым. Этапирована в Санкт-Петербург, помещена в Петропавловскую крепость.
Члены исполкома партии «Народная воля» Андрей Желябов и Софья Перовская были повешены в Петербурге 3 апреля 1881 года. В.И. Ленин ставил Желябова в один ряд с Робеспьером и Гарибальди.
Ю. Трифонов в своей книге «Нетерпение» так описывает казнь «народовольцев». Вера (Геся) Фигнер не была повешена из-за ее беременности. «Позорные колесницы оказались обыкновенными телегами, только гораздо выше. Скамейка, на которой сиденье было сажени на две от мостовой. Выглядело нелепо, впрочем, как остальное: серые штаны колом, черный арестантский армяк, черная шапка без козырька. Был седьмой час, разбудили в шесть, дали чаю, а сейчас был ледяной рассветный двор, лошади постукивали подковами, и у Рысакова, которому велели первому садиться на телегу, ноги не слушались, гнулись, весь он был какой-то гнутый, помогал себе руками. Андрей Желябов все время, когда можно было, смотрел на Соню, а она на него. Вот и он влез на высокую телегу и сел рядом с Рысаковым на скамью, спиною к лошадям. Подошел человек громадного роста, с разлапистой бородой, с лицом серым, как из серого, измытого дождями камня, и в этом сером сверкали маленькие, как у медведя, голубые глаза. На человеке была синяя поддевка, черные широкие брюки. Он сразу сильно рванул Андреевы руки назад, было мгновенное желание сопротивляться, но тут же: зачем? Догадался, что человек — палач. Знаменитый Фролов, душегуб из московской тюрьмы, которого возили по разным городам для казней. Помогали ему два мужика. Сначала ремнями прикрутили к скамейке руки, потом туловище, потом ноги, так что двинуться ни в какую сторону было нельзя. Все трое перешли ко второй колеснице и стали прикручивать к скамейке Кибальчича, Михайлова и Соню. Он все видел хорошо, потому что сидел к ним лицом. Слышал, как у Сони, когда ей прикручивали руки ремнями, вырвалось: «Больно!», и кто-то сказал, то ли палач, то ли стоявший рядом жандармский офицер: «Ничего, еще больней будет». Надели на грудь доску с надписью «цареубийца». Сердце колотилось. Скоре, скорей! Он увидит, поймет. Никакой награды, никакого прощания с этой землей: только глаза людей толпы. Выкатили за железные ворота, колеса скрипели, вокруг двигались войска, а день прояснялся. В воздухе была сырость, запах весны.
Народ, толпившийся все гуще, стоял молча. Было много сонных, каких-то утренних лиц, некоторые зевали, некоторые глядели с угрюмым любопытством. Там что-то кричали. Грозили кулаками.
На второй колеснице Михайлов силился встать, как бы выпрыгнуть из ремней — Андрей видел его могучую спину, напряженно выгибавшуюся — и непрерывна что- то кричал толпе. Расслышать из-за барабанного боя было нельзя. Вдруг Андрей увидел, как молодая женщина, стоявшая на цоколе фонаря и державшаяся за фонарь рукой, другой рукой сделала робкий, приветственный взмах: в тот же миг ее стащили вниз, мелькнуло в толпе лицо, пропало. Было похоже, что бьют. Когда выехали на плац, небо совсем очистилось, сверкало голубизной, и от земли восходил одурманивающий, как в детстве, запах талого снега и луж».
Участвовала в процессе 20-ти, с 9 по 15 февраля 1882 года. Приговорена к смертной казни, замененной бессрочной каторгой.
До 25 июля 1883 года сидела в Екатерининской куртине Петропавловской крепости, с короткими промежутками сидения в Трубецком бастионе. Была изолирована от других заключённых и помещена в Екатерининскую куртину, потому что при ней был маленький ребёнок — мальчик, родившийся 13 октября 1881 года в Доме предварительного заключения, крик которого не должны были слышать другие заключенные.
В августе 1883 года была этапированана из Санкт-Петербурга в Сибирь. Каторжные работы отбывала сначала на Каре, а затем переведена в Акатуй.
На Кару была перевезена в конце мая 1885 года, в связи с тем, что в Красноярске она заболела тифом и требовалось лечение. По дороге на каторгу болел ребёнок. В связи с этим сына передала в семью административного ссыльного члена Исполнительного комитета партии «Народная воля», врача Сергея Васильевича Мартынова. С конца мая 1885 года по сентябрь 1890 года находилась в общей женской политической тюрьме Карийской каторги. Позже при ликвидации отдельных политических каторжных тюрем была переведена в уголовную женскую тюрьму в Усть-Каре. В уголовной женской тюрьме пробыла два года.
10 сентября 1892 года была переведена в вольную команду на Нижней Каре. Вышла замуж за политического каторжанина Моисея Андреевича Диковского.
По коронационному манифесту 1894 года бессрочная каторга была заменена 20 годами.
В 1899 года была отправлена на поселение в Читу, где Диковский устроился счетоводом на постройке Забайкальской железной дороги, а Якимова работала конторщицей.
В декабре 1904 года, бросив мужа, выехала в Европейскую Россию, вступила в партию социалистов-революционеров. В период первой русской революции А.В. Якимова-Диковская жила со своей семьей на поселении в Чите. Отзвуки событий в центре побудили эту беззаветно преданную революции женщину бежать с поселения, чтобы принять участие в борьбе с самодержавием. Среди людей, оказавших ей содействие, нашелся провокатор, который выдал ее властям.
23 августа 1905 года в вагоне поезда Нижний Новгород — Москва Якимова-Диковская благополучно добралась до станции Петушки. Здесь, благодаря провокатору Татарову, она была арестована и отправлена 23 августа 1905 года во Владимирский тюремный замок.
Анна Васильевна Якимова-Диковская
Следы ее пребывания в тюремном замке сохранились в воспоминаниях члена Владимирской окружной организации РСДРП Н.С. Перфильевой-Смирновой и в статье ее мужа социал-демократа и журналиста А.В. Смирнова.
Слухи об ее аресте быстро просочились из-за тюремных стен. Владимирские социал-демократы пытались установить с ней связь, организовать помощь через нелегальный Красный Крест.
Однако это им не удавалось до тех пор, пока в тюрьму не попала Н.С. Перфильева, арестованная за хранение нелегальной литературы.
Надежда Сергеевна Перфильева в своих воспоминаниях писала, что еще будучи на свободе, «слышала, что в тюрьме содержится важная политическая преступница — участница процесса 1881 г. Якимова-Диковская, что она окружена большой таинственностью и строгостью, она сидела в строгой изоляции, в башне за тремя запертыми дверями. Внутри тюрьмы с ней были установлены сношения. Через меня ей с воли стали передавать деньги, письма, газеты. Мы переписывались, оставляя записки в условном месте в уборной. Один раз меня ошибочно вывели на прогулку, когда ее еще не увели, и мы успели с ней поцеловаться; разговаривать нам не дали.
Другой раз я возвращалась со свидания через двор, а она была на прогулке (прогулочные дворики были огорожены в центре территории замка и существовали до 1974 года, когда был построен новый корпус, а наверху его прогулочные дворы для заключенных). У меня был букет цветов, я успела передать его Анне Васильевне. Последний раз я видела ее на суде, когда судили Якимову-Диковскую за побег с поселения. Во время встреч цареубийцы с революционеркой строгая изоляция была нарушена. Тюремщики недоумевали — откуда у Анны Васильевны цветы, начали часто производить обыски, нашли, наконец, газеты и не разрешили передавать ей обеды, которые хотели посылать через нелегальный «красный крест».
Время суда над Якимовой-Диковской тоже держалось в секрете. Извещение о нем было опубликовано только в день суда, но тем не менее к 9 часам утра 7 октября 1906 г. зал окружного суда был полон. Всех, видевших Анну Васильевну па суде, поразил ее бодрый, жизнерадостный вид. Она была полна энергии, ее моложавое, хотя и сильно исхудавшее лицо освещалось улыбкой.
Защитник, московский присяжный поверенный Коссовский, построил защиту на анализе формальной стороны обвинения. Он ссылался на принятый в 1905 году манифест, согласно которому Якимова-Диковская могла бы проживать на территории Европейской части России. Защитник утверждал, что в данном случае закон имеет обратную силу. Он обратил внимание суда на то, что к подсудимой и так приняты жесточайшие «меры пресечения» — она провела в предварительном заключении 1 год и 4 месяца.
Несмотря на отличную защиту, Якимова-Диковская была осуждена на 8 месяцев тюрьмы без зачета предварительного заключения. При выходе из здания «присутственных мест», где заседал окружной суд, Анну Васильевну встретила группа молодежи. Ее сопровождал усиленный конвой: кроме солдат, в него входили еще 7 городовых и 2 пристава. Через этот заслон она, спокойно и весело улыбаясь, отвечала на приветствия. Молодежь проводила ее до Золотых ворот, где пристав, расставив руки, заявил провожавшим: «Не пущу!»
Среди публики был человек, который, обнажив голову, отвесил подсудимой молчаливый, глубокий поклон. Им был владимирский социал-демократ Аркадий Васильевич Смирнов, оставивший описание подробностей суда во Владимире над А.В. Якимовой-Диковской.
С 1907 по 1917 год жила в Чите, давала частные уроки на дому и участвовала в революционном движении. С 1907 до 1917 год несколько раз подвергалась обыскам и даже была арестована на короткое время в связи с делами партии эсеров и Красного Креста.
10 июня 1917 года окончательно выехала из Сибири, из Читы, короткое время пробыла в Москве и выехала в Одессу. С сентября 1917 года — земский инструктор по выборам в Учредительное Собрание в Одесском уезде, с целью агитации программы партии эсеров выступала перед жителями деревень этого уезда.
С 30 ноября 1917 года проживала в Москве. В начале 1918 года занималась с малограмотными женщинами при Комитете Общественных Организаций, работала в разных кооперативных учреждениях: в Обществе «Кооперация», в Наркомпроде РСФСР. В Центросоюзе с 26 января 1920 года по 15 июня 1923 года работала по выборам в комитете служащих Центросоюза в качестве секретаря комитета. С 1921 года после организации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев была избрана членом президиума центрального совета.
В 1926 году В. Куйбышев подписал специальное постановление Совета Народных Комиссаров, в котором Якимовой-Диковской в числе восьми оставшихся в живых участников цареубийства 1 марта 1881 года была назначена пожизненная пенсия.
Участвовала в издании журнала «Каторга и ссылка».
В советские годы оставила значительное литературное наследие в виде 37 опубликованных работ.
Во время Великой Отечественной войны, в начале ноября 1941 года, была эвакуирована из Москвы в Новосибирск. Жила в «Доме политкаторжан» (улица Фрунзе, д. 8)
12 июня 1942 года скончалась в Новосибирске. Похоронена на Заельцовском кладбище.
Источник:
Владимирский централ / Т.Г. Галантина, И.В. Закурдаев, С.Н. Логинов. — М.: Эксмо, 2007. — 416 с.: ил. — (История тюрем России).
Владимирский Комитет РСДРП (б)
Николай Петрович Растопчин (22 ноября 1884, Боровичи Новгородской губернии — 1 октября 1969, Москва) — участник революционного движения в России, советский партийный деятель.
Мария Александровна Симановская-Растопчина (1885 - 1969) - революционерка, секретарь Костромского горкома РСДРП (б), заместитель заведующего губернским отделом народного образования, заведующая массовым отделом Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина.
Покушения на жизнь Императора Александра II
Владимирский тюремный замок
|
