Андарово – бывшая деревня в Собинском районе Владимирской области.
Карта Черкутинского края на конец XIV столетия по М. Сперанскому
Иван Андреевич Морозкин жил в небольшом имении у станции Ундол. Никудышная для пахоты, болотистая с кустарниками луговина поместья между нынешней Собинкой и Ундолом частично принадлежала семейству Морозкиных. На незатопляемом в паводки бугорке на луговине располагалась кирпичная конюшня с десятком стареньких лошадей. В свое время его отец мечтал заняться коневодством, но его мечте не суждено было сбыться. Иван Андреевич рано лишился родителей. Отец, израненный в Бородинском сражении, болел и вскоре умер, а за ним почила при родах младшего сына Степана и мать. Их похоронили в ундольском имении. Сын Иван по завещанию отца стал владельцем дома в Москве и ундольского имения. Сирот опекала вдовствующая тетка - генеральша Елизавета Петровна Эльбинг. Младшему Степану она завещала свой дом в Финляндии. Брат Иван отписал ему торговую лавку с кабаком на станции Ундол. Уйдя в отставку после русско-турецкой войны, Иван Андреевич начал свое дело с восьми выбракованных породистых строевых кобыл и жеребца. В этих порубленных саблями и простреленных конях он увидел смысл своей дальнейшей жизни. Крепостных людей отставной гвардейский офицер иметь не пожелал. Всем дал вольную. Молодой хозяин приглашал на работу отслуживших свой срок конников. Персонал конефермы проживал в обширной пристройке к конюшне. Иван Андреевич Морозкин принимал людей на работу, выбирая из большого числа претендентов по рекомендательным письмам. Часто щи да кашу ел со своими конюхами из одного котла. Зуботычины и ругань были не в его характере. Он умел прощать слабости подчиненных, но после третьего предупреждения давал расчет. Уволенные им люди иногда неделями искали встречи с ним, умоляя вернуть их на конеферму. Иных брал с последними предупреждениями. У семейных конюхов обеспечивал работой жен и работоспособных детей. На сенокосах и огородах дел было предостаточно. С осени запасались квашеной капустой и корнеплодами. Маленькая свиноферма потребляла отходы. Зимами рабочих лошадей использовали на извозе. Пожалованные хозяином на праздники сверх установленной заработной платы деньги конюхи делили сами по совести. Дело пошло хорошо. Строевых лошадей растили, воспитывали и обучали. Конюхи в разыгрываемых баталиях сражались верхами, тупыми саблями, палили из ружей, пистолетов и казачьей пушки с оседланной лошади. Учили держать строй. Самое сложное занятие - приучить лошадей мчаться на пехотные штыки, пики и стреляющие ружья, да и конницу атаковать непросто. Это были боевые кони, особой силы, смелости и выносливости. Столетиями их качества выковывались в учениях и сражениях. Через несколько лет купить у него строевую лошадь на осенней распродаже записывались загодя. За гордых скакунов платили золотом. Скоро в хозяйстве появились рысаки и тяжеловозы. Обслуживающих, рабочих лошадей стал сдавать на строительство шоссейной дороги Москва - Нижний Новгород. Иван Андреевич по протекции друзей получил подряд на снабжение дорожных работ гужевым транспортом. Все работающие на дороге возчики подчинялись его приказчикам и получали поденную или сдельную зарплату.
Расширять хлопотное коневодство не позволяли стесненные условия. Жена Ивана Андреевича Ольга Петровна никогда не оставалась в тени мужа. Даже с возрастом она сохраняла былую красоту. Имея домашнее образование, знала французский и латынь. Профессионально вела бухгалтерию подрядов мужа и зимами обучала окрестных детей грамоте. От матери - капитанской вдовы — переняла секреты древнего врачевания и рукоделия. Одевалась просто, но со вкусом, чаще в повседневные изящные платья, жилеты, жакеты, шали, накидки, мантильи, которые с удовольствием шила сама или с прислугой Розой. Вечерние и бальные платья, пошитые по выкройкам, присылаемым ей подругами, вызывали зависть даже у московских модниц. Лучшим подарком от мужа считала отрез муара, репса, тафты, кашемира, шелка или шерсти. Принесенные из длительных прогулок по пойме Клязьмы лекарственные растения сушила и перерабатывала. Занималась она врачеванием безвозмездно. Лечила по всей округе и скотину. Муж, отстоявший две смертельные дуэли, добиваясь ее руки, боготворил свою жену. В те времена за красавиц гвардейские офицеры бились, как в гусарском романсе поется: «кто живой останется, тому она и достанется». После каждого загула в молодости просил у нее прощения. Его умная супруга никогда не верила злым языкам, что ее Ванюша может изменить, и парировала: «Пусть говорят. Завидуют». Наряжала своего усача в шелковые рубашки и бархатные поддевки. Иван Андреевич Морозкин в Андарове купил усадьбу. Тридцать десятин пахотной земли да три луга. Ундольское имение с усадьбой на слом продал за двадцать тысяч рублей ассигнациями. Все нужные постройки, разобрав, перевез в Андарово. Рядом, на бугорке, располагалось скромное кладбище с могилами прежних хозяев усадьбы.
Фрагмент карты Менде Владимирской губернии 1850 года
Место расположения старинной государевой деревни Андарово от крепостного сельца Орехово резко отличалось. Она находилась на древнем тракте. В ней в древности была великокняжеская гамазея - сарай для сбора подати. Как обереги, стражи вечности охраняли ее на околицах черные дубовые кресты. По записям знаменитого черкутянина М.М. Сперанского, именно через нее, не меняя своего положения на сильно пересеченной местности, на Владимирку проходил тысячелетний тракт. В разные времена он назывался Новгородским, Александровским, «большак с Владимирского тракта на Александров», и «военной дорогой». Конечным или исходным пунктом оставалась станция Ундол. В торговых, писцовых книгах и церковных записях встречаются ссылки на верстовые столбы с меняющимися значениями у населенных пунктов, в зависимости от удаления от места отсчета. В пяти верстах от андаровской кузницы, у горбатого моста, находится торговое село Черкутино. Своими богатыми базарами и ярмарками 29 июня и 1 ноября оно славилось на всю Россию. По улице деревни и за деревней временами в обе стороны двигался бесконечный транспортный поток. Два кабака с лавками принимали гостей круглосуточно. Расположенная на южном склоне пригорка деревня в семнадцать жилых домов огородами упиралась в чистейшую лесную речку Тунгирь. Выше по течению пойменные луга зелеными урочищами на версту заходили в строевой лес, уходящий от поймы на подъем. В трехстах метрах восточнее деревни речка Тунгирь впадала в Воршу. Заросли ивняка, осин, ольхи, черемухи, вяза, ветлы и дуба в пойме чередовались с заболоченными лугами и подступающим лесом. Малинники, кусты смородины и ягодники притягивали птицу. Ею у реки не прочь были полакомиться норки, выдры, лисицы и барсуки. Обработанные поля, сады, огороды, солидные табуны личного скота, сбор ягод, грибов, орехов, смолы, хмеля, лекарственных трав, рыбная ловля, охота и другие промыслы приносили немалые доходы. В деревне на тракте торговали все и всем. Посильные налоги не разоряли людей. Добротные дома под двойным тесом разительно отличались от изб с земляными полами под соломенными крышами ореховских крепостных - лапотников. На придорожных территориях происходило нечто новое, важное. По примеру Черкутинского землевладельца, вельможного светлейшего князя Николая Ивановича Салтыкова крепостные трудолюбивые, достойные крестьяне наделялись землей. Платили помещику налоги и могли выкупаться на волю и выкупать землю. Этому способствовал государев указ «От 1803 года о вольных землепашцах». Слава о инициаторах реформ, черкутянах законнике Михаиле Михайловиче Сперанском и святейшем князе Салтыкове гремела на всю Россию. Там, где помещики землевладельцы игнорировали эти начинания, случались бунты. На въезде в деревню Андарово со стороны Ундола возвышался над ближайшими домами установленный на прочном фундаменте из валунов двухэтажный деревянный особняк Морозкиных. Невысокая крыша с чердачным балкончиком подчеркивала легкость металлической голубой кровли. Со стороны казалось, что над домом завис воздушный змей. Удерживает его от подъема высокое боковое крыльцо с массивными деревянными резными стойками-колоннами. В задней части дома размещались омшаник, а над ним - сельник. Дощатый проход в двух уровнях от крыльца и вдоль всего дома, с большими оконными рамами, охватывал оба этажа. На втором ярусе рамы на лето снимались. Сезонная открытая веранда снаружи заросла вьющейся лозой девичьего винограда. За домом раскинулся доставшийся от прежних хозяев сад. Перед домом, через дорогу, располагаются за забором молотильный сарай и амбар, а за ними - скотный двор и конюшня, граничившие с речкой Тунгирь. Крытые в два теса новые крыши хозяйственных построек лоснились от масляных пропиток. На берегу речки стоят баня и зерносушильный сарайчик. По своей новой работе и делам собственного имения Жуковский нуждался в надежных связях с нужными людьми. Работать с плутоватыми, хитроватыми стряпчими и приказчиками ему было не по душе. Постепенно Егор Иванович прикипел к соседу из Андарова - Ивану Андреевичу Морозкину. Безденежье заставило его искать выход из создавшегося положения. Чтобы иметь приличный доход от имения, необходимо было вложить в дело немалые средства. А свободных денег у Жуковских не было. К этому времени Морозкин переехал жить в деревню Андарово, в отстроенный большой дом. На хозяйственной части усадьбы стояли молотильный сарай, зерновой амбар, конюшня, скотный двор, баня и подсобные избушки в окружении лип. У него крутились в обороте приличные деньги, заработанные на гужевых подрядах и продаже лошадей со своей конефермы. Немаловажно было и то, что он имел обширные деловые связи и влиятельных друзей. У Ивана Андреевича Морозкина было две дочери - Варвара и Антонина - и младший сын Ивлей. Он родился уже в Андарове 10 февраля 1846 года. Дочери, рано покинувшие родительский кров, жили своими семьями. Старшая Варя с мужем и детьми жила в московском доме в Серебряническом переулке. Младшая Антонина, тоже с мужем - в Финляндии. При родителях остался сын Ивлей. Егор Иванович Жуковский и Иван Андреевич Морозкин решили открыть общее дело. От подряда с гужевым транспортом Морозкин отказался. Строительные дорожные работы требуют постоянных разъездов. Он решил заняться заготовкой и распиловкой леса. Напротив своего дома, за речкой, купил часть поля, примыкавшего к лесу. На этом участке с хорошими подъездными путями запланировал построить лесопилку. В компаньоны на равных паях, пригласил Жуковского. Договорились, что на первых порах их лошади и крепостные мужики Жуковского будут иметь постоянную работу в свободное от сельхозработ время. Определили, какую поденную зарплату им положить на подготовительный период. Далее, по их экономическим прикидкам, оплата труда должна быть сдельной. Расчет по субботам. В знак договоренности компаньоны традиционно ударили по рукам. Ореховский барин был доволен. Продуманное мероприятие сулило ему неплохой доход. Он дважды оставался с прибылью. Оплату от реализации готовой продукции и с крепостных он мог получать не натурой, а «живыми» деньгами. Лесопилку Морозкин предлагал разместить на ровном участке, складским отделом спустив с бугра, и под ним сделать сквозной проезд. Строевого леса в андаровском лесу предостаточно. Вскоре на совместных равных паях были устроены андаровская лесопилка и столярная мастерская. Так господа компаньоны стали заниматься лесоразработками, рубками срубов, лесообработкой, лесоторговлей. Хозяином андаровского леса был Осип Аврамович Загулин, который лежал без движения со сломанным позвоночником. Мужики его за жадность в лесу кольями пытались насмерть забить, но тот выжил. Жена с приезжим красавцем в Питер уехала. Малолетняя дочь Марфа со служанкой за ним ухаживали. И от богомолок в доме было не протолкнуться. Молились за него, скорое выздоровление обещали. Загулин приглашал Морозкина Ивана Андреевича стать управляющим леса, и тот согласился перед открытием нового дела. Заречный луг, купленный Морозкиным, использовался под пастбище и на сенокосах после заказа. Большая часть заболоченной территории, прилегающая к лесу, дохода не приносила. Заросший кустарником жирный чернозем скрывал толстый слой прекрасного торфа. Река Ворша, огибая подковой этот кладезь удобрений, прижимала его к лесистой Каменной горе.
Фрагмент карты Менде Владимирской губернии 1850 года
В полуверсте за лесом находилось семеновское имение (сельцо Семеновское) молодого скотопромышленника Кузанкова Василия Семеновича. Покупая луг с хитрым расчетом, Андреевич надеялся организовать добычу и продажу ему просушенного торфа на подстилку скоту в стойловый период. Другого товарного торфа рядом в округе не было. Перспективное взаимовыгодное сотрудничество заключалось в том, что Кузанковы попутно будут вывозить в кучи на свободную часть луга навоз с ферм. Там рабочие, перемешивая его с торфом, приготовят торфонавозную смесь. Она пользовалась большим спросом для удобрения пахотных земель. К тому же Андреевич планировал стать единственным поставщиком стройматериалов для скотных дворов соседа. Доски с обзолом, гнилью и прочим браком можно сбывать организованно и выгодно для строительства и ремонта ферм. Заработанные немалые деньги позволили Морозкиным нанять бригаду землекопов. Низкорослые жилистые мужики с окских болот и лесов испокон веков копали российскую землицу, строя города и дороги. Скоро основной осушительный канал, глубиной в два человеческих роста, пролег вдоль торфяного массива, спустившись с бугра на уровень воды к реке. На незатопляемом берегу вместо шлюза предусмотрели грунтовую перемычку, засыпаемую на период весеннего разлива. В дополнение прорыли от края леса к основному водоспускному каналу пять поперечных канав. Организованный сток болотных вод позволил быстро осушить верхние торфяные пласты. На деньги, вложенные в торфяное дело, можно было прикупить пахотной землицы, но Андреевич мечтал заняться производством удобрений. Помнил он щедрые урожаи с удобренной торфонавозной смесью огородной земли под Ундолом. Он понимал, что его перспективная работа со временем окупит затраты и поднимет урожайность крестьянских бедных полей. В будущие планы входило организовать изготовление торфобрикетов для топки печей. А пока надо было удачно начать работать. Втянуть в круг взаимовыгодной деятельности хозяев семеновского имения. В 1861 году открылось движение на железной дороге Москва - Владимир. Доходы семьи от торговли лесом, дровами, пиломатериалами увеличились. У Ивана Андреевича с десяток бригад рубили срубы по заказам в прилегающем к Гаврильцеву лесу. Мирно, тихо, своим чередом проходила жизнь в Андарове под шум тысячелетнего тракта. По отцветающим садам жужжали трудолюбивые пчелы. Жирный пласт подсыхающей земли, скручиваясь, бежал за конским плугом на картофельных участках. Деревенское стадо на лугу смачно щипало весеннюю жиденькую травку. В вечерней прохладе на огородах, примыкавших к Тунгирю, женщины отливали рассаженную раннюю капустную рассаду. Вдруг спящую округу нервным, частым звоном потряс пожарный набат - редко звучавший, пугающий своим звоном старинный колокол. Когда-то он был найден, закопанный в грунт недалеко от тракта в андаровском лесу. Как древняя икона, сплавленная на воде, он нес свою пугающую, магическую энергетическую службу людям. Этот колокол, при перевозке колоколов из Великого Новгорода в Александровскую слободу при Иоанне Грозном, был похищен и спрятан монахами, поплатившимися за это своими жизнями. Проснувшиеся люди увидели: скрытая дубами с раскрывающимися листочками, горит лесопилка. Столб огня, разрастаясь в ширину и высоту, в считанные минуты занял всю территорию. Гул и треск заглушал несмолкающий набат. Промасленный тес, срываемый с высоких крыш горячими поднимающимися воздушными потоками, огненными стрелами возвращался на землю. С ведрами, лопатами и баграми прибежавшие на пожар люди из-за сильного жара и обрушивающихся крыш навесов на территорию лесопилки войти не могли. В ближайшем лесочке горели на корню несколько огромных елей, подожженных летающими горящими тесинами кровли. Прилегающее поле, луговина и дорога заполнились подъезжающими людьми из окрестных деревень и с тракта. В скоротечном пожаре лесопилка выгорела начисто. Причиной пожара явился поджог. По свидетельству сторожа, вечером и ночью во время пожара он видел ореховскую нищенку-умалишенную Масюсю. Она или не она совершила поджог - неведомо, но после того пожара ее в округе никто не видел. Намеченные планы по устройству усовершенствованной молотилки сорвались. Егор Иванович Жуковский тяжело переживал беду. Лесопилка давала основной доход для содержания семьи. В огне пожара сгорела лесопилка с техническими строениями, склады, забитые пиломатериалами, строгальный станок с только что установленной циркулярной пилой и дорогие продольные пилы. Чтобы начать все с начала, надо было вложить в дело немалые деньги. Их в семье Жуковского не было. Дети с Анной Николаевной жили и учились в Москве на полном содержании Егора Ивановича. По сравнению с многодетным компаньоном, семья Ивана Андреевича Морозкина находилась в лучшем положении. Устойчивый доход давало торфяное дело. Немногочисленный табунок племенных лошадей тоже был далеко не в убыток. Пахотные земли и дополнительно приобретенные три луга он сдавал в аренду Кузанковым. Его работа управляющим андаровским лесом у Осипа Аврамовича Загулина приносила стабильный доход. Зять Петр по заключенным тестем договорам успешно работал с бригадой в Москве на ремонтно-отделочных работах в богатых домах и в Кремле. Посовещались, было решено производство восстановить. Лесопилка заработала в прежнем режиме. У хозяина андаровского леса Осипа Аврамовича Загулина была дочь Марфа. Многие годы при парализованном отце хищная, жадная, враждующая между собой богомольная орава ранее молилась за здоровье отца и возвращение блудницы-матери. Перед смертью хозяин андаровского леса Загулин завещал своему управляющему Морозкину Ивану Андреевичу пожизненно выборочно, без ограничений пользоваться дальним лесом, продавая деловую древесину и дрова от Глушенского гона и до створа Омофорово — Крутец - Нераж с последующей передачей своих прав и полномочий сыну. Этим завещанием он надеялся сохранить лесные угодья от разграбления. Их точные границы с учетом спорных территорий и вклинивавшихся чужих лесов управляющий знал, и за годы работы собрал документальное подтверждение. С его мнением безоговорочно считались. За счет доходов от продажи леса с подконтрольных ему по завещанию территорий он имел свой заработок и проплачивал работу сторожей, смотрителей, заготовщиков и учетчиков. Неграмотная взбалмошная и жадная Марфа в лесные дела никогда не вникала. Была полностью зависима от своего делового управляющего. Стабильный доход от продажи строевого леса и дров позволил накопить отцу и ей приличное состояние. В свои двадцать лет, находясь в окружении бродячих монашек, богомолок и постоянно пьяненьких распутных мошенниц, она разговаривала и одевалась, как старушка. Окружавшие ее «святоши» подбивали Марфу то построить в деревне церковь, то сделать в лесу скит. И Марфа купила срубленную в карельских лесах из лиственницы небольшую деревянную церковь, но разрешения на ее постройку в Андарове духовенство не дало. Кладбищенская Успенская церковь в селе Черкутино сгорела во время пожара прикладбищенских монашеских келий в 1834 году. Восстановлена была два десятилетия позднее. Черкутинский приход, выкупил деревянную церковь у хозяйки андаровских лесов Марфы Осиповны Загулиной и установил на кладбище, вместо сгоревшей церкви Успения. Управляющий андаровских лесов Иван Андреевич Морозкин подарил для строительства недостающее количество бревен и две саморучно писанные иконы. Деревенские женщины были недовольны этим «святым» сообществом пьющих горькую бездельниц, заглядывавшихся на их мужей. В отместку богомолки подстрекали Марфу беречь для Божьей церкви каждый сучок в лесу. Марфа нагло отнимала вязанки хвороста у старушек. Управляющий, вникнув в ситуацию, объявил: - Все, что делается в лесу - с его ведома, а за уборку хвороста и валежника вообще надо платить людям деньги, чтобы предохранить лес от пожаров. Он напомнил, что согласно завещанию может заниматься охраной леса и продажей древесины с дальней части территорий, и коли она желает подменить его в ближайшем лесу, он готов удовлетворить ее желание. Попросил ее не срамить себя и не обижать людей. Появились претенденты на дружбу с Марфой. Среди них было несколько купцов, лесозаготовителей и даже сам Василий Семенович Кузанков. Однажды утром Иван Андреевич Морозкин по настоятельной просьбе хозяйки представил нового смотрителя леса. Молодой рослый парень с нежной темной бородкой и усами, с выразительными черными глазами на смуглом лице смутил ее. Встряхнув головой с длинными волосами, он посмотрел ей в глаза удивленным изучающим взглядом. Она не слышала, как его зовут и кто он. Слова управляющего не доходили до ее сознания. Словно завороженная, Марфа не в силах была произнести ни слова. Лишенная с детства родительских ласк и уроков реального восприятия жизни, ее душа металась в непонятном неосознанном волнении. Дикарка, видевшая себя по настоянию святых отцов церкви и окружающих «божьих сестер» монашкой, дрожала от охватившего ее непонятного чувства. Женское начало и желание быть любимой еще оставалось в ней…
Марфа решила прибегнуть к помощи Василия Семёновича Кузанкова. Рассчитывая на содействие, пообещала продать ему участок леса. Удовлетворять её просьбу в его планы не входило. Он и Мила не желали, чтобы учёные-зазнайки Жуковские разбогатели. Бурное хмельное застолье со слезами и поцелуями закончилось с рассветом. Свита хозяйки с улицы через окна наблюдала ночные жаркие переговоры хозяйки с соседским барином. Через неделю спящую деревню разбудил набат. Долетавшие до соседних и дальних деревень, чуть слышные звуки андаровского колокола тревожно отзывались в головах людей. Объятый пламенем, полыхал снаружи Марфин дом. Огонь, гудя, с выгоревшего карниза врывался языками под промасленную тесовую кровлю. Живой цепочкой люди, передавая вёдра, плескали воду на стены. Провалившаяся крыша добавила огня и жара, вынудив людей отступить от дома. На этот раз деревне повезло. Дом стоял на повороте дороги, на отшибе. Боковой усилившийся ветер гнал горящие щепки с крыши по задам домов через всю деревню. Не сгоревшими остались баня и маленькая изба когда-то жившего в усадьбе конюха. О причине пожара догадывались многие. При свете догорающего дома на стоявшую поодаль группу «божьих сестёр» деревенские женщины набросились с вёдрами и палками. Избивая, обзывая мошенницами, выгнали их из деревни на тёмную дорогу. Иван Андреевич предложил погорелице пожить у него. Заплаканная Марфа, не желая никого видеть и ни с кем говорить, вскоре призналась, что пропали вынутые во время пожара из тайника десять тысяч рублей ассигнациями и кубышка с золотом. Хоть и хранила она деньги в банке, но не все. Эта сумма ассигнациями была припасена для пожертвования глуховской церкви. Приехавший с рассветом батюшка невосполнимую потерю для церкви переживал сильнее Марфы. Он искоса, недоверчиво поглядывал на односельчан и предрекал им кару Божью. На расследование похищения ассигнаций и золота управляющий пригласил своего кузнеца Ивана Чурилова. Мужик, с чёрными руками и лицом от въевшейся копоти, окалины и металлических стружек, ходил вокруг пожарища и собравшихся людей. Долго всматривался в смутившегося попа и возвратившихся хозяйских богомолок. Вдруг резко развернувшись, остановился подле одной, в молитвенном азарте шепчущей и качающей головой женщины и произнёс: - Нечиста у тебя душа, дочь Божия. Гореть тебе в геенне огненной. Это была Акуля, беглая монашка из далёкого монастыря. Пав на колени перед мужиком, она запричитала: - Не виноватая я. Бес попутал. Батюшка этот наказал нам следить, чтобы девка деньги, припасённые для святой церкви, женихам-безбожникам не спустила. - Ну и кто уследил ассигнации да в придачу кубышку с золотом? - грозно допытывался кузнец. - Лукерья с ночи пропала и не вернулась. Действительно, отсутствовала беззубая красноносая нищенка-старушка Лукерья, по кличке Соска-Красноноска. В деревне знали, что в далёкой молодости была она гулящей девкой на тракте. Своё мастерство и желания не утратила до старости. Стаканчик водочки возвращал её к незабываемой жизни. Деревенские бабы вспомнили: дня три назад заходил в деревню молодой придурковатый сбирун Егор. Шутили, что Бог не обидел его мужскими достоинствами. Иногда он неделями ночевал в стогах и банях. Марфины святоши кормили и поили его за душевные и плотские заслуги, ценя редкий «божий дар». В числе прибывавшей толпы из проезжавших по тракту людей, наблюдали за происходящим Ивлей и Николай. Вчера у далёкого прошлогоднего стожка в пойме Тунгиря они видели сбиру на Егора и угощали его бутербродами. Нищенка Лукерья могла быть у него. Ивлей тихонько подсказал Чурке предполагаемое место нахождения пропавшей блудницы. - Пойдёмте, - произнёс кузнец и тронулся на пойменную луговину к речке. Толпу замыкал батюшка. Он молился за спасение несостоявшегося пожертвования, не ожидая никакого подвоха. Выйдя на лесную поляну, шествующая толпа увидела трогательную картину. За голой маленькой старушкой с обвислыми грудями бегает вприпрыжку здоровенный раздетый бородатый мужчина с жеребячьим ржанием. Увидев толпу и прервав любовные игры, любовники заметались у стожка среди объедков и пустых бутылок. Женщина метнулась к священнику: - Прости, батюшка, грех взяла на душу. Утаить хотела и прожить с Егором твои деньги, - причитала красномордая пьяная Лукерья. Боязливо, но не стыдясь своей наготы, протянула сумку с крадеными ценностями опешившему попу. Марфа отблагодарила Ивана Чурилова, вручив ему за работу тысячу рублей ассигнациями. Пять тысяч рублей пожертвовала глуховской церкви за чудесное спасение от пожара и возвращение ценностей. После пожара осталась жить с прислугой в своей усадьбе, в маленькой избе конюха. Возвратившиеся после изгнания «божьи сёстры» разместились в бане. Иван Андреевич по просьбе Марфы приступил к строительству нового дома на краю деревни, на месте давно сгоревшей гамазеи - сарая для приёма податей. Опасаясь недоброжелателей, она пожелала окружить усадьбу трёхметровым забором с воротами… В Семёновском ночной порой сгорели одновременно два пустых скотных двора, по обе стороны от хозяйского дома. Кто-то пытался устроить грандиозный пожар, но в безветренную погоду они полыхали свечками. Молва утверждала, что это им отместка за Марфин сгоревший дом. [4] Перед своей кончиной Иван Андреевич Морозкин продал компаньону за один рубль свою долю в совместном производстве с личным земельным наделом. Зимой 1870 года после простудного заболевания состояние здоровья Ивана Андреевича ухудшалось. Болезнь дала осложнение на сердце. Частые деловые поездки не позволяли окончательно долечиться. Однажды лошадь привезла его в возке в беспамятстве. Ольга Петровна, своими лечебными травами подняв его на ноги, отъезжать из дома одному не разрешала. 2-го мая Иван Андреевич Морозкин тихо ушёл из жизни. Похоронили его на кладбище за Ундолом, рядом с родителями. Василий Семёнович Кузанков просил Егора Ивановича Жуковского продать ему лесопилку с землёй. Но не продавал им ореховский барин выгодное производство. Не привыкла Мила Тихоновна отступать от своих планов. Неожиданно для себя Егор Иванович оказался втянутым в интригу. Подкупленный закупщик покупать у Марфы лес вообще отказался. Ночной порой в Семёновском сгорели скотный двор и запарник. Все ждали развязки в действиях скрытно враждующих сторон. И она наступила. Ночью перед сильной грозой сгорела андаровская лесопилка. Восстановить её в одиночку Жуковским было не под силу. После смерти Ивана Андреевича Марфа, оставшись без дохода, наняла нового управляющего. Через полгода он, проворовавшись, угодил на каторгу в Сибирь. Мошеннически торгуя дальними участками леса, по ошибке или по незнанию свёл обширную делянку чужого леса и по-воровски продал. Своего распутного, жуликоватого управляющего Марфа Осиповна выкупать наотрез отказалась. Позднее её богомольные мошенницы, изгнанные из дома за пьянство, рассказывали: имела она дитя от этого проходимца. Ещё новорождённого приказала тайно живого похоронить. Любопытным показывали в лесу холмик и деревянный крестик на могилке. Зимой 1877 года перед ожидаемым повышением в чине и должности в успешной карьере Ивлея Ивановича произошёл срыв. За пьяную сабельную дуэль с родовитым австрияком был с понижением в чине сослан из Германии на Кавказ в далёкий гарнизон. Несчастью помогла вскоре, в апреле, начавшаяся война с Турцией. Не успев подать прошение на перевод в действующую армию, он был своим ведомством отозван на Дунай к генералу И.В. Гурко. В кровопролитных боях на Балканском перевале Шипка и разведывательных рейдах с сербскими конниками и казаками был дважды ранен и сильно контужен. За доблестную службу его восстановили в гвардейском чине капитана. К возвращённым наградам добавились новые. На эфесе гвардейской сабли со следами от зазубрин появилась почётная награда - крест со окрещёнными мечами. Им награждались офицеры за храбрость в бою. После подписания мирного договора с Турцией, зимой 1878 года с почётными льготами и содержанием по ведомственному разряду ушёл в отставку. Ранней весной Ивлей Иванович с женой и дочерьми переехал жить в Андарово, в родительский дом, к матери. Деревня Андарово исстари входила в глуховский приход. Несмотря на ревностное отношение к прихожанам глуховских священников, большинство андаровских жителей ходили в церковь в торговое село Черкутино. Там служили популярные, знаменитые династии священников. Чтобы поддержать вновь назначенного батюшку, Ивлей Иванович любовно написал в подарок в глуховский храм икону Георгия Победоносца - защитника воинства. Летний праздник Казанская в Андарове отмечался всегда с размахом 21 июля. Деревня с утра оживала. Столы накрывались по-летнему в садах, беседках, под навесами и на верандах. В Андарове имелись кабак и лавка Савелия. Славило кабак и Андарово фирменное нововведение. Заказавшим щи и кашу с водкой предприимчивый хозяин за счет заведения наливал стопку водки. Знал он мужицкие слабости: после второй как губу разъест - и третья пролетает. Далеко гремела поговорка: «В Андарове перед кашей подносят». На увеличивавшиеся доходы Савелий расширил ассортимент, завел грибоварню и коптильню. Товары в лавке всем знакомым отпускал под запись с последующей доплатой. К долгу - 10 процентов в месяц. Указом Св. Синода от 31 октября 1899 г. преподано благословения Св. Синода без грамоты крестьянской девице дер. Андарова Марфе Дмитриевой Пантелеевой за пожертвование в церковь пог. Санниц, Владимирского уезда, 330 руб. на перелитие разбитого колокола. В кон. XIX в. в андаровском лесу уже круглогодично трудятся артели курловских и гусевских лапотников. С железнодорожной станции строевой лес и пиломатериалы направляются в сторону Москвы и Владимира. Банковские счета у хозяйки андаровских лесов Марфы Осиповны Загулиной пухнут как на дрожжах. Кое-что перепадает от благодетельницы в виде пожертвований церквям, и не только глуховской.
Маленький участок земли оставался в собственности семьи Морозкиных до революции 1917 года. Затем конюшня с жилой пристройкой была экспроприирована и разобрана на кирпичи для фабричного строительства в Собинке. Кладбище нарушено и разорено. Отобрана и земля с огородами и садом. Летом 1919 года произошло восстание против большевиков в с. Черкутино. Черкутинский батюшка Николай Александрович Постников выступил инициатором волостного схода по дореволюционному образцу, но без волостных старшин и их помощников. Сельские и деревенские старосты дали обещание, что бандиты в населенных пунктах поддержки не получат. Под этим соглашением поставила свою подпись и известная лекарша - староста деревни Андарово Анна Ивановна Морозкина. Анна Большая сообщила, что четвертый большевик по фамилии Ильин, сбежавший от бунтовщиков, скрывается в деревне Андарово среди находящихся у нее на лечении раненых красноармейцев. Выпросила она у знакомого комиссара особого отдела ВЧК при Губчека списки местных жителей, намеченных по доносу к аресту в обмен на возврат оружия, похищенного в волвоенкоме. Этот комиссар - Николай Петровский, лечился у нее в 1916 году после фронтового ранения. [3] В деревне Андарово квартировалось множество больных и раненых, которым не в силах была оказать помощь официальная медицина. К бесплатным врачевателям за медицинской помощью была протоптана дорожка и теми ранеными, которые по разным причинам не могли обратиться в больницу. Принимали лекарши в дар за свою работу только то, что им было разрешено свыше. То есть еду - продовольствие. Которое и использовалось на пропитание раненых и жителей деревни. Популярность Анны Ивановны, Анны Большой, и Анны Васильевны, тоже Анной Большой, младшей, бесила чекистов. Но к чести жителей округи, никаких противоправных действии за ними замечено не было. Только с 1933 года их дармовая деятельность окажется под запретом, несмотря на то, что Анна Ивановна, будучи патриотичной гимназисткой, заканчивала в свое время курсы медсестер. Анну Большую - старшую, власти в покое не оставят. В декабре того насыщенного событиями 1919 года из Франции вернется ее сын Андрей Ивлеевич Морозкин. И во время их поездки в Москву на похороны тетки сгорит андаровский дом-дача. По известным фактам поджог совершит следователь Ч.К. В Москве только с помощью Николая Егоровича Жуковского удастся вернуть в пользование первый этаж экспроприированного родового дома Морозкиных. В царившие в стране голод и разруху семья не решится покинуть обжитую деревенскую усадьбу. Андрей Ивлеевич уедет в Москву с двумя бригадами на заработки, а женщины и дети по старой привычке останутся в деревне. Жители округи, оказав семье поддержку, упросили Анну Ивановну остаться. У протоиерея Николая Александровича Постникова, настоятеля черкутинской церкви Рождества Пресвятой Богородицы, была доверенная наместница в крае - Анна Ивановна Морозкина. Золото поступало к ней из церквей, с народных сборов, с воровского общака и от лесных братьев по вере. Времена были крайне жестокие. Достойных людей ссылали и осуждали за помощь находившимся в ссылках и тюрьмах и просто за ведение антисоветских разговоров о голоде. Наказывали ссылками за помощь голодающим, когда за покупку хлеба расплачивались собранным в качестве пожертвований золотом. Люди, делавшие благое дело, обвинялись в антисоветской деятельности. Золотом владеть должно было только Советское государство, а за советские обесценившиеся купюры - фантики, в голод продовольствия не накупишь. Приходилось к закупкам и только за золото, за немалые вознаграждения, привлекать дельцов, из работающих в стране иностранных концессий, фондов, международных организаций, типа «Красного Креста». Им разрешалось закупать хлеб официально за валюту и золото. Десятая часть средств через посыльных, проходивших лечение в Андарове у Анны Ивановны, конспиративно передавалась монашке владимирского Успенского Княгинина монастыря, уроженке села Черкутино Пелагее Васильевне Зотовой. Эти деньги использовались для мучеников за церковь Христову. Купленное на них продовольствие предназначалось для посылок в ссылки духовенству. Оставшиеся средства через монаха Павла Исаевича Новикова направлялись в Москву. Использовались они для покупки зерна - хлеба для ссыльных и заключенных в лагеря торговцев, интеллигенции, офицеров и крестьян-кулаков. В 1932—1933 годах продовольствие направлялось и в голодающее Поволжье. Расплата за доброе дело настигла многих. Пелагея Зотова арестована 3 ноября 1931 года в группе из 18 священнослужителей, монахинь и мирян. Приговорена к трем годам ссылки в Казахстан через ПП ОГПУ. Павел Исаевич Новиков был арестован в группе из 28 человек в декабре 1933 года и приговорен к 10 годам лагерей. 67-летний Николай Александрович Постников с 32-летним сыном Георгием Николаевичем арестованы 7 января 1934 года и сосланы в ссылку в Киржачский район на три года, по обвинению за организацию помощи ссыльным и заключенным. На Анну Ивановну Морозкину никто не показал и не донес. Она избежала даже обыска. Помогло нахождение в деревне Андарове на излечении нескольких чекистов и красноармейцев. На что и рассчитывал Николай Александрович Постников, привлекая в помощницы авторитетную знахарку. [3] Священнослужители черкутинского прихода вели приходскую летопись на протяжении почти пяти веков. С 1919 года хранилась она в сундуке в доме священника Николая Александровича Постникова. На период ссылки он передавал летопись и важные документы на хранение Анне Ивановне Морозкиной в деревню Андарово. [3] В д. Андарово был колхоз «Первое мая». Из-за алчности и неумения районных властей работать, село Черкутино оставалось без электричества с 1936 по 1957 год. Новый электрогенератор установили на существующий фундамент в церковной сторожке. Через три года он будет перенесен в деревню Волково и от него, без должных разрешений, подключат электролинии в неожиданно оказавшиеся «неперспективными» деревни Андарово и Пасынково.
Дер. Андарово, Черкутинского сельсовета, решением № 319 от 16.05.1986 г., признана, как фактически не существующей.
Тайна Ивана Чурилова
Где-то недалеко от Мигалова болота было известное языческое капище. С него священная тропа в другой мир была выложена камнями. Посвященные люди знали, когда и как туда попасть. Мигалово болото находится в пойме реки Ворши. Почти перпендикулярно к реке и касательно к болоту в обхват сходятся два лесных оврага с двух сторон - Андаровский и Дырочный (ныне Семеновский). На болоте, возможно, возникает аномальная зона энергетического завихрения. На ручье Черная грязь, вытекающем из Андаровского оврага, у лошадей при переезде через мост временами шерсть начинает искриться, это место примыкания оврага к болоту. Может, по причине энергетического воздействия они и сигают в воду помимо моста. По преданиям, там ранее видели часто появляющиеся таинственные световые шары. Название Дырочного оврага происходит не от звериных нор в его отрогах, а оттого, что там когда-то в подземных, обложенных изнутри камнями кельях жили люди. Возможно, название Каменная гора тоже с тех времен. Доподлинно известно, еще первый митрополит Иларион при Ярославе Мудром присылал сюда монахов изводить языческие обители. Они огромные камни на капище грели кострами и охлаждали водой. Растрескавшиеся обломки вывозили с этих мест. Разрушили и завалили кельи. Митрополиту тогда доложили: люди вошли в опустившееся облако и исчезли в земле. При Федоре Иоанновиче, Патриарх Иов здесь тоже языческую нечисть изводил. Каленым железом выводили и каменные знаки рушили, и деревянные идолы жгли. Жила лет сто назад в этих местах старушка-побирушка. По кругу по окрестным деревням ходила. Куски хлеба собирала. Заночует там, где пригласят да накормят. До денег не дотрагивалась никогда. Откуда она появилась, кто она - никто не ведал. Говорила, что она местная и ранее у деревни в лесу проживала. На родину из далеких земель ее ноги за солнцем сами принесли. Приютившим ее всякие небылицы рассказывала: что была она в Африке, в джунглях и песках раскаленных, на океанских островах различных, в горных храмах тибетских. На безымянном пальце левой руки у нее перстенек был синего металла с черным камешком. Один проезжающий по тракту богатый повеса в деревне ей три золотых, шутя или серьезно, давал за этот перстенек. Она ему говорит: - Не могу я тебе его ни продать, ни отдать, не снимаемый он. Только после моей смерти новый хозяин найдется. Если насильно снимешь, по мою кончину рабом безмозглым мне будешь. Убьешь меня - сам в одночасье помрешь. Ходила, ходила старушка и пропала. Не иначе как померла, - решили люди. Иногда она заночевывала где-то на Каменной горе. Нашлись желающие найти ее останки. Помнили, что за ее перстенек три золотых давали, не отдала. Однажды весной ребята по деревьям по беличьим гнездам лазили. Маленьких бельчат на продажу проезжающим собирали. Разбрелись по Каменной горе, по верхам посматривают. Четырнадцатилетний Ваня Чурилов видит: на бугре, под корнями огромной ели, два камня оголились, а между ними - проход. Пролез он в проход, а там пещерка из камней выложена, и скелет в ней на дощатом настиле ровнехонько лежит, нетронутый зверьем. На косточке фаланги пальчика перстень надет. Вот и три золотых в кармане - подумал паренек. Хотел находку в карман положить, а там - дыра. Чтобы не потерять, надел его на безымянный палец левой руки. Именно только на него он оказался впору. Полюбовался находкой. Красиво. То-то ребята завидовать будут. Скажут, Ванятка Чурилов обручился с кем-то. От этой пещерки до луга на берегу Ворши расстояние менее двухсот метров. Происходило то в начале мая, листвы на деревьях еще не было. Сколько времени Чурилов около скелета в пещерке пробыл, неизвестно. Выходит, вроде как бы и вход расширился и выше стал, камни под горой валежником завалены. Лес незнакомый кругом с листьями березы, липы, да ольха в низине стоят. Не узнает место. Ему бы оглянуться назад, из той ли пещеры вышел, в которую, нагнувшись, пролез. Была ли вообще пещера? А он заторопился, скорее домой попасть захотелось. Когда в пещеру входил, солнце сзади на западе было. Выйдя, так и пошел на заходящее солнце на зады деревни. Вышел он из леса на луг, перешел вброд Воршу. За лугом деревня родная раскинулась. Сараи на задах незнакомые за дорогой стоят. Войдя в деревню, людей не узнает. Вот и дом родительский покосившийся стоит. Две женщины красивые лет по сорок возрастом на крыльце сидят. Заговорил с ними, а они не говорят, знаками что-то показывают. Догадался, глухонемые они. Одежду на нем щупают, дивятся. Старушку с валежиной на спине спрашивает — где отец его с матерью и кто эти женщины. Не понимаю, повторяет крестьянка. А он и сам не понял, на каком языке к ней обратился. Стоит, повторяет сказанные ею слова, родной язык вспоминая. С неделю говорить на русском языке учился. Узнал умопомрачительные новости: родители умерли 26 лет назад, две женщины глухонемые, проживающие в его доме, - сестры-двойняшки возрастом по 38 лет, отсутствовал Иван Чурилов в деревне 41 год. В свои 55 лет от роду выглядел он моложе. Безымянный палец на левой руке отсутствовал, да под кистью на запястье - знак непонятный наколот. Одежда на нем тибетская оказалась, так заезжие китайские купцы по покрою и ткани определили. Что с ним произошло, вспомнить не может. Местные жители признали в нем Ивана Чурилова, до мельчайших подробностей помнившего события сорокалетней давности. Односельчане сразу стали замечать за ним многочисленные странности. Опухоли в теле людей и животных стал ощущать бесконтактно. И лечение мудреными настоями и отварами прописывал, только травы называл неизвестные в здешних местах. Однажды пришел он в кабак к Савелию за сахаром. Брошенный гостем на прилавок золотой подкатился к руке Чурки. Подхватив его, задумался мужик, бородой и нестриженой головой трясет, что-то вспоминает. Что говорят ему - не слышит. Сунув монету в руку кабатчику, поспешил на улицу. У кабака люди стоящие наблюдают, не спятил ли Чурилов. Он кругами ходит, руками, нагнувшись, землю щупает. За коновязью в крапиве ногами погреб, золотой поднимает. Чурка в кабаках и лавках берет все без денег, расплачивается, когда хочет. По всей округе торгаши его зауважали, если терпят убытки - молчат. За счастье считают, когда он у них что берет. Долго он не знал, что с ним произошло. По церквям да соборам службы на коленях отстаивал. И однажды ночью увидел всю свою прежнюю, забытую жизнь как наяву. Начнем с начала: выполз он из каменной пещерки с лежащим там скелетом нищей старушки. На безымянном пальце левой руки перстенек надет. Слышит, в лесу дети кричат, зовут кого-то. Кто он, где находится, где живет - ему невдомек. Солнце на закате сквозь голый лес блестит. Неведомая сила потянула его за заходящим солнцем. Проживая среди людей, мальчишкой побирался на пропитание. Задерживаясь на случайные заработки, не подолгу работал на полях, в лесах и помощником в кузницах. Оказавшись на Балтийском море, на торговом судне, плотником продолжил путь за солнцем до британских берегов. Неодолимая тяга двигаться вперёд, на запад, вынудила его поступить в матросы на английский военный корабль. С языками проблемы у него никогда не возникало. Было ощущение, что все иностранные языки он знал ранее, и требовалось только маленькое повторение, чтобы вжиться в окружающий мир. Его корабль направлялся в Южную Америку, в Сантьяго. Ужасные штормы и ураганы лишили корабль мачт и парусов. Занесённые ветрами, моряки оказались на краю Атлантики, на Фолклендских островах. Выбрав лесистый островок, они после кратковременного отдыха восстановили плавучесть корабля. В их спасательные планы входило выйти на океанский путь, огибающий Южную Америку. С вечера были видны берега острова Огненная Земля. Повеселевшие матросы ожидали спасительной встречи с каким-либо кораблём на морском пути. Но что-то было не так в этом не управляемом людьми плавании. Неведомая сила послала им новое испытание. Страшный ночной ураган вынес их потрёпанный, плохо оснащённый, и без того старенький корабль в Тихий океан. Потеряв половину экипажа от голода и болезней, их неуправляемый, полузатопленный корабль разбился о скалы острова Тубуаи. На долгие годы затянулось путешествие Чурилова от острова к острову на случайных торговых кораблях. Его путь шёл к Китаю. Богатый торговый корабль, на который ему удалось устроиться матросом, был обстрелян из пушек и захвачен пиратами. Лёжа под упавшей мачтой, он увидел, как рослый пират с татуировками на руках и шрамами на лице вонзил ему конец сабли в кисть левой руки. Подняв с палубы окровавленный палец, надел перстенёк на свой мизинец. Не в пору он пришёлся новому владельцу. Пират затрясся и упал на палубу, забившись в судорогах с пеной у рта, пытаясь сорвать с пальца убивающий его перстенёк. Окружающие его подельники не могли понять, что с ним происходит. Вскоре, озверев, он рубил саблей одного за другим пиратов, заставляя их поднять мачту и освободить Ивана. Правду говорила старушка-нищенка: кто перстенёк этот с живого человека снимет, рабом его до смерти станет. Хайт, так звали этого пирата, стал рабом Чурки. Оказавшись в Китае, Иван убедился: с кольцом он или без кольца, его миссия, назначенная кем-то, продолжается. Не видел и не чувствовал он, когда и как ему заклеймили левую руку у кисти на запястье. Непостижимым образом он научился определять среди обычных людей подобных себе. Многие из них от храма к храму шли на Тибет. С одним бродячим монахом состоялся у него откровенный разговор. Иван Чурилов понял суть своего назначения - контактёр он между мирами. Кто-то неведомый видит его глазами, слышит его ушами. Цепко держит на односторонней дистанционной связи, посылает всё дальше и дальше за новыми познаниями. Кольцо на его руке ранее, возможно, было энергетическим маяком для контакта с ним на больших расстояниях, а теперь он и сам как маяк стал. Повелитель его, может, где-то рядом находится. Долог и тяжёл путь через тибетские перевалы к священным храмам. Ивана угнетало нахождение рядом услужливого одиозного слуги-убийцы. Стал просить в каждом храме господа Бога избавить от него - против воли моей вершит он злодеяния. Не слуга он мне и защитник, а злодей, истязающий мою душу своими убийствами. Бог или ещё кто услышал молитву несчастной безгрешной души, 41 год отслужившей кому-то. После изнурительной молитвы в горном тибетском храме направился он к выходу. Как он вышел и куда - неведомо, и шёл ли вообще. Очнулся - с бугра спускается к реке Ворше. Два камня крупные под лесным завалом лежат, берёзки, липы, осины и ольха по низине с листочками стоят. Видит, солнце заходит. Домой пора. Деревня рядом за рекой, коровки мычат. Про это знает и помнит, а где 41 год провёл - начисто забыл. [4]
