Суворотское – село в Суздальском районе Владимирской области. Входит в состав Боголюбовского сельского поселения. Село расположено близ автодороги М7 «Волга» Владимир — Иваново в 5 км на северо-запад от центра поселения поселка Боголюбово, в 4 км на север от Владимира.
В старинных актах «село Сувороцкое» упоминается в первый раз в 1598 году в так называемой «разъезжей записи», как целиком принадлежащее Боголюбовскому монастырю. В патриарших окладных книгах за 1628 год оно по неизвестным причинам именуется «Суворовским».
В 1627—33 гг. левая сторона Суворотского, разделенного на две половицы протекающей вдоль села речкой Солоухой (Воротихой), принадлежала некоему Ивану Сурвоцкому. В половине XVII века владельцем левой половины становится окольничий Трахопиатов; в 1687 году владеет стольник Головин, в 1706 г. — подпоручица лейб-гвардии конного полка Челищева. Затем эта половина села переходит к помещику Русинову и в 1842 году продается подполковнику Петрову, имевшему в Воронеже конный завод. Петров был типичным помещиком-самодуром. Обладая громадным состоянием, он проводил дни своей жизни в пирах, охоте и картежной игре. Для охотничьих собак, которых насчитывалось более двадцати, была выстроена просторная псарня, с печкой и котлом для варки пищи, с отдельными комнатками для щенят. Для обслуживания собак было приставлено несколько крепостных крестьян. Барин любил делать «внезапные ревизии» на псарню и горе было псарям, когда господские глаза замечали там беспорядки. Каждый вечер заливались серебристой раскатистой трелью колокольчики помещичьих троек, лихо подкатывающих к парадному крыльцу господского дома. Закипала бешеная работа на господской кухне, суетилась загнанная прислуга. Из раскрытых окон зала доносился веселый смех, пение, звуки рояля... А через несколько метров от этой ничем не омраченной жизни, в покачнувшихся набок избенках, на грязном полу, на податях, на почке, покрытые лохмотьями, в тревожном сне, прерываемом тяжелыми вздохами, спали измученные за день крепостные помещика Петрова. На одном из званых вечеров, в порыве картежного азарта, Петров, сделав ставку, проиграл дальнему помещику Бурову три семейства своих крепостных — Герасимова, Голова и Феофанова, с тремя десятинами земли. Уезжая после «счастливого» вечера, Буров оставил свой выигрыш на месте, обложив новых своих крепостных оброками. Отмежеванные после господского проигрыша, буровцы столкнулись с еще более ужасными жизненными условиями: возрастающее семейство трех домов вынуждено было на отведенных трех десятинах плохой земли кормиться самим и платить барину оброк. Между суворотцами монастырскими и суворотцами господскими была непримиримая вражда, часто выливавшаяся в кулачные бои. Вражду между суворотцами поддерживали сами помещики, спаивая обыкновенно крестьян перед кулачным боем. Даже в церкви суворотцы не стояли вместе: одни занимали левую, другие правую сторону. После смерти помещика имение перешло к его жене — женщине нервной, желчной и деспотичной. Распространяющиеся слухи о предполагаемом освобождения крестьян приводили ее в исступление и на вопрос крестьянок относительно предполагаемой «воли» она показывала ладонь своей пухлой руки и говорила: — Когда вот здесь вырастут волосы, тогда вам будет свобода... 78-летняя старушка Пелагея Петровна Феофанова, из семейства Феофанова, проигранного Петровым Бурову, довольно ярко сохранившая в памяти облик и характер барыни, поделилась некоторыми эпизодами из виденного и пережитого ею в дни ее мрачной, безотрадной молодости. Она рассказала, как будучи еще девочкой, гонимая нуждой, ходила жать на барское поле за ситцевый платок, как отбирали у них набранные украдкой в барском лесу грибы и ягоды, как ходили молотить за 20 копеек на своих хлебах, как запрещалось буровцам ходить по барской земле (Петровых), как виновных травили собаками и как в конце концов барыню одна из служанок задушила подушками... В сохранившемся в суворотской церкви духовном завещании, написанном в 1880 году, значилось, что денежный капитал помещицы, хранившийся во Владимирском банке, достигал 300150 рублей. По завещанию, законным владельцем «потомственного» богатства был введен незаконнорожденный сын помещицы от петербургского артиста Максимова-Лоскутова. Лоскутов был последним барином суворотцев. В конце XIX — начале XX века село входило в состав Борисовской волости Владимирского уезда. Грянул гром Октября 1917 года. Огонь революции похоронил безвозвратно былые ужасы царско-помещичьего деспотизма и произвола. Суворотцы вступила в новую жизнь. Как бы в подтверждение конца вражды, существовавшей между суворотцами монастырскими и господскими, здесь организовался колхоз «Объединение». Закипела коллективная работа. Изменился облик села, изменились и суворотцы. С 1929 года село входило в состав Новосельского сельсовета Владимирского района. «В половине села Суровоцкого нет ни капли воды. Имеющийся колодец обрушился — его надо расчищать. Посредине улицы стоят амбары, в которые ссыпают колхозный хлеб. Противопожарных мероприятий не проведено, даже не поставлены у дворов бочки с водой. Председатель колхоза и председатель сельсовета Афанасьев в этом не видят никакой опасности» («Призыв», 22 августа 1934).
«Суворотский колхоз имеет 97 хозяйств с просторными, крытыми железом, домами. Достраивается обширный клуб, оборудованы теплые и светлые скотные дворы. В каждом доме имеется радио, хорошая обстановка, много велосипедов, патефонов и т. д.» («Призыв», 17 апреля 1941). «Длительное время бездействовал клуб в селе Сувороцкое. Помещение требовало капитального ремонта. Заходили сюда колхозники, смотрели на провалившийся пол, осыпающуюся штукатурку, выбитые стёкла и приходили к заключению, что без больших затрат здесь ничего не сделаешь. Но молодёжь решила иначе. Во главе с трактористом Владимирской МТС, комсомольцем Анатолием Сидоровым, она проявила ценную инициативу. В короткий срок была заново сделана сцена, отремонтированы потолок и стены, застеклены рамы, переложена печь. Для удобства дверь прорубили в другом месте. В зрительном зале ровными рядами расставили скамейки. Почти все необходимые строительные материалы нашлись в колхозе, что значительно сократило денежные затраты. Сейчас в клубе демонстрируются кинофильмы. Силами участников художественной самодеятельности дано два концерта. В уютное тёплое помещение стали охотно ходить труженики села. В. ПЕТРОВ, киномеханик» («ВК», 6 марта 1954). «Недалеко, кажется, от Боголюбова расположено наше село Сувороцкое, а вот работники районного отдела культуры никак не могут попасть к нам, хотя в этом есть большая необходимость. Длительное время, например, клуб здесь был превращён в зерносклад, а когда его освободили, то опять никакой культурно-массовой работы не проводится. Странным кажется и тот факт, что нас объезжает киномеханик» («ВК», 24 ноября 1955).
С 1965 года — в составе Садового сельсовета Суздальского района.
Численность населения: в 1859 г. – 428 чел., в 1897 г. – 362 чел., в 1905 г. – 701 чел., в 1926 г. – 362 чел., в 2002 г. – 162 чел., в 2010 г. – 178 чел. (76 муж. и 102 жен.).
ПО "Вишенка" зарегистрирована 11 февраля 2004 г. Председатель правления Фирсин Владимир Яковлевич. Юридический адрес: село Суворотское, Новая улица, 22. Основным видом деятельности является «Деятельность по предоставлению потребительского кредита». Организация ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЕ ОБЩЕСТВО "ВИШЕНКА" находится в процессе ликвидации (2019 г.).
Село Суворотское
- Курганный могильник (XI-XIII вв.) располагался ок. 1.8 км. к юго-востоку от церкви села Суворотское, ок. 1.2 км. к западу от западной окраины с. Новое, правый берег ручья, правого притока р. Нерль. Сохранилась 31 насыпь высотой 0.35-1.20 м., диаметром 4.8-11.2 м., с кольцевыми ровиками у основания, имеющими перемычки. По словам местных жителей, ими был раскопан один курган, содержавший трупоположение без вещей с западной ориентировкой. - Курганы "Могилки" (XI-XII вв.) располагались в 2.5 км. севернее с. Суворотское, левый берег р. Барминка. - Селище «Суворотское 5» (XIII-XV вв.). - Селище «Суворотское 6» (XIII-XV вв.). - Селище «Суворотское 7» (XIII-XV вв.). - Селище «Суворотское 8» (вторая и третья четверти I тыс. н. э., X – XIII в.) расположено на берегу речки Вячеславки, одного из правых притоков р. Нерль Клязьминская в нижнем течении.
Владимирский уезд: третий благочиннический округ. В старинных актах «село Сувороцкое» упоминается в первый раз в 1598 г. в так наз. «разъезжей записи», написанной при первом русском патриархе Иове по челобитью старцев Боголюбова и Царе-Константиновского монастырей. Село Сувороцкое принадлежало тогда Боголюбову монастырю. В 1627-1633 гг. треть села принадлежала некоему Ивану Сурвоцкому. В пол. XVII в. в селе Суворотском было два владельца: две трети села оставались за Боголюбовым монастырем, а одна треть передана окольничему Петру Тихоновичу Трахопиатову, а после его брату Ивану Тихоновичу. Крестьян в селе с детьми и родственниками было 66 человек, да бобылей 26 человек, «пашни паханые добрые земли 346 четвертей безъ третника въ поле, а въ дву потому жь, сена промежъ поля и по врагомъ 120 копенъ, лесу рощи дубовой 3 десятины да лесу жъ бабей островъ две десятины». В 1687 г. треть села принадлежала «стольнику Петру Алексееву сыну Головину». В 1706 г. село Суворотское находилось во владении поручицы лейб-гвардии конного полка Челищевой, потом перешло во владение помещиков Русиновых, которые в 1842 г. продали его подполковнику Петрову.
Сувороцкое училище основано 17-го октября 1882 г. помещицей Марией Андреевной Петровой, пожертвовавшей на основание 12000 р. Училище в память ее мужа называлось Николо-Мариинским. Ближайшие училища: Новосельское в 2 вер., Боголюбовское — 4 вер., Ославское и Красносельское — 5 вер. В 1884 г. «Помещение землевладельца Лоскутова, бесплатное, деревянное, отдельное; по свету и теплоте удобное; квартира учителю есть; классных комнат одна — длиной 8, шириной 6 ½ , вышиной 3 ¼ арш. Учебных пособий недостаточно — на 70 р. 15 к. Библиотеки и земли нет. Законоучитель священник Иоанн Цветков, окончивший курс во Владимирской духовной семинарии, преподает с 1882 г. (перемещен к церкви села 8 апреля 1882 г.); учитель Димитрий Георгиевский, окончивший курс в той же семинарии, преподает с 1884 г. Попечителя нет. Учащихся к 1-му января 1883 г. 27 м. и 11 дев. Выбыло до окончания курса по желанию родителей 11 м. и 5 дев. Окончивших курс со свидетельствами не было. Вновь поступило 8 м. и 5 дев. К 1-му января 1884 г. состояло 24 м. и 11 дев. Учатся все вместе. Возраст: 7—8 л. - 6, 8-9 л. - 8, 9—10 л. - 2, 10—11 л. - 4, 11—12 л. - 10, 12—13 л. - 5. Все из села Сувороцкого. Ночлежного приюта нет. Вероисповедания православного. По сословиям: дух. - 1 дев., крест. - 24 м. и 10 дев. Средства: процентов с капитала 600 р.; платы за учение нет. Расходы: отопление, освещение, прислуга и ремонт 73 р.; жалованье — законоучителю 60 р., учителю 240 р.; на книги и учебные пособия 3 р. 97 к. Посещали классы все исправно. Прием в сентябре; поступили все неграмотными. За теснотой помещения отказа не было. Учебный год с 27-го сентября по 7-е мая. Пению обучаются простому, хора нет. Учатся в день 6 час. и даются уроки на дома. Отделений 2. Число уроков в неделю: по Закону Божию - 4, по Русскому языку - 13, по Славянскому языку - 1, по арифметике - 6. Не окончившие курса учились до 6-ти месяцев. Обозревал училище 1 раз инспектор народных училищ. Обучения ремеслам и рукоделию нет. Воскресных бесед и чтений нет» («Владимирский земский сборник, 1884 год, № 12, декабрь.). В гор. Шуе в 1901 г. прошла Губернская выставка кустарной промышленности. Владимирская Уездная Управа экспонировала произведения Суворотского начального народного училища. Выставлена была прекрасная плетеная мебель: диван в 5 руб. 50 коп., кресло 3 руб. 75 коп., стул 2 руб. 25 коп., стол 3 руб. 25 коп.; затем бочонок для белья в 2 руб. и, кроме того, чемоданы, корзины, ручники разных цен и размеров и проч. «В школе с. Сувороцевское, Новосельского сельсовета, несмотря на большой запас дров, очень холодно. Учащиеся занимаются не раздеваясь. Почему это так получается? Школа не имеет уборщицы и поэтому, если сам зав. школой Сперанский не истопит печь, то не будет тепло» («Призыв», 29 декабря 1933).
«УСПЕВАЕМОСТЬ ПОВЫСИЛАСЬ В третьей четверти учебного года учителя Сувороцкой школы упорно работали над повышением успеваемости учащихся и укреплением дисциплины. Проводились беседы с родителями, последние часто приглашались в школу. И родители, и учителя много внимания обращали на выполнение учащимися домашних заданий. Была организована товарищеская помощь отстающим, введены дополнительные занятия для них. Широко было развернуто социалистическое соревнование. В результате очень многие учащиеся значительно повысили свою успеваемость. В целом по школе успеваемость за четверть составила 92 проц., против 87,5 проц. во второй четверти. В школе много учащихся, которые все время учатся на отлично — Гена Барсуков, Володя Барсуков, Люда Морозова, Нюра Хромова, Костя Голов, Женя Моисеева, Шура Голов, Боря Моисеев и т. д. В наступившей четвертой четверти учителя с еще большей энергией возьмутся за работу. Зав. Сувороцкой школой С. Протопопов» («Призыв», 1 апреля 1941).
«В школе порядок и примерная дисциплина. Организован в школе кружок юных краеведов. Кружок весной и летом наметил провести ряд экскурсий по изучению прошлого своего села и окружающей местности, обследовать группу курганов, связанных с временами татарского нашествия, реку Солоуху и другие исторические места. Научный сотрудник музея Н. Семеновский» («Призыв», 17 апреля 1941).
«Большой интерес к истории Кружок юных историков при Сувороцкой школе с большой любовью изучает прошлое нашей родины. В кружке много хорошей исторической литературы, которая прочитывается с громадным интересом: «Суворов», «На Куликовском поле», «Ледовое побоище», «Минин и Пожарский» и др. книги. Сделано много вырезок на исторические темы из газет. При школе намечено открыть уголок историка и краеведа. Для уголка учащиеся собирают материалы. Найдена и доставлена старинная сабля с надписью на славянском языке. Разысканы четыре светца. Много лет тому назад крепостные крестьяне села Сувороцкого в закопченных, бедных избушках сидели при свете этого светца. Один из найденных светцов еще хранит в своих рожках воск, служивший для крепления лучины. Отыскан интересный документ: «План угодий села Сувороцкого и расположение села». На обратной стороне документа приказ владимирского губернатора, запрещающий какие бы то ни было постройки на территории, где стоит деревенская церковь. Учащиеся нашли 16 монет, как серебряных, так и модных, относящихся к эпохам Екатерины II, Павла I, Александра I, Николая I. Летом юные историки и краеведы намечают обследовать реку Солоуху, курганы в роще Кореницы. Они осмотрят исторические памятники и музеи Владимира и Боголюбова. Зав. Сувороцкой школой С. Протопопов» («Призыв», 5 мая 1941).
«Ученики Суворотской школы собрали для детей Донбасса 1306 рублей деньгами, 75 листов бумаги, много учебников, книг художественной литературы, карандашей, ручек, перьев. Они призывают последовать их примеру всех школьников района. Зав. школой Е. Литошина» («Призыв», 1 февраля 1944).
В сотне метрах от храма заброшенное здание церковно-приходской школы. В советское время в здании располагалось ремесленное училище, библиотека, аптечный пункт и клуб.
Василий Николаевич Пятницкий родился в 1883 году в с. Суворотском (Сувороцком) ныне Суздальского района в семье представителей духовного сословия: и дед, и отец были дьячками местной церкви… Владимир Васильевич Пятницкий – сын Василия Николаевича, летчик, который в годы Великой Отечественной войны был командиром экипажа самолета «Владимирский школьник», построенного на средства, собранные детьми и подростками Владимира. В.В. Пятницкий участвовал в боевых действиях на территории Украины, Крыма, Кавказа, Белоруссии, Прибалтики, Финляндии, Польши, Германии, Маньчжурии. После окончания войны он окончил Военно-воздушную академию, преподавал в военных учебных заведениях, с 1977 г. - после демобилизации - работал военруком в школе № 36 города Владимира. В 1945 г., после смерти горячо любимой жены, Василием Николаевичем Пятницким были написаны воспоминания. Тогда он часто обращался мыслями к прошлому. Большой теплотой и любовью проникнуты описания родных мест, где прошли его детские и отроческие годы. Заслуживает внимания и уважения страстное желание стать врачом, описанные автором жизненные трудности, которые ему пришлось преодолеть на этом пути. Рукопись воспоминаний для публикации предоставлена заведующей музеем школы № 1 г. Владимира Н.И. Власовой. Они получены ею от родственников врача и представляют собой несколько сшитых вместе тетрадей. Воспоминания состоят из нескольких частей, озаглавленных самим автором.
МОЯ РОДИНА В.Н. Пятницкий
Село Суворотское в 10 км от г. Владимира и от большой дороги Владимир - Суздаль расположено по склону оврага. По дну оврага протекает река Воротиха. В некоторых местах ее курица перейдет, но в самом селе реку перегородили несколькими плотинами, и образовались пруды для противопожарных и других целей. Самый большой пруд носил название Киселева: во-первых, потому что он находился напротив дома Киселевых, а во-вторых, в некоторые дни его вода становилась похожей на кисель из воды и грязи с массой барахтавшихся в нем ребятишек. В детстве этот пруд казался мне очень глубоким и страшным, казалось, в нем можно утонуть. По плотине этого пруда проложена мостовина с одной улицы села на другую. Для пешеходов, кроме того, были устроены «лавы», служившие ближайшим путем для жителей южной улицы села. В низине около речки было восемь неглубоких колодцев с довольно мягкой водой, с общественными бадьями, которые никто не помышлял красть. Там же было разбросано несколько десятков курных бань с предбанниками для раздевания и одевания в любое время года, даже зимой. В летнее время около бань располагался скот, который пригоняли для водопоя, и овцы целыми толпами ложились к самым стенкам, блея и тяжело дыша от зноя и от своих теплых шуб. На горке, чтобы можно было видеть стадо, располагался пастух с пастушатами - не в пример овцам пастух на своей работе привык к солнечному зною. Около пастуха всегда куча босоногих, вихрастых мальчишек: все они обычно неравнодушны к пастуху - королю крестьянского стада. Разлюбезным делом было подуть в рог или хлопнуть пастушьим длинным кнутом. По обеим сторонам оврага располагались амбары-житницы - хранилища зерна, муки, а также сундуков с одежонкой. В теплое время года эти амбары были местом сна для молодежи. С красной поздней осени лужайки около амбаров служили излюбленным местом гуляния. Девушки обычно собирались небольшими кучками, каждая в свою часть села, но перейти могли к той группе, где милее сердцу. Гуляли в праздничные дни до поздней ночи, гуляли и в будни по вечерам, не уставая от дневных трудов. Шутки, смех, звуки гармоник неслись по всему селу и даже за селом; у пожилых и старых сельчан они будили приятные воспоминания их прошедшей молодости. Расходились по большей части парочками - парень с девушкой, а расставшись с девушками, парни обычно еще раз собирались вместе, чтобы большой толпой с гармошкой и шумной песней быстрым шагом пройти по всему селу на сон грядущий; и уже после этого в селе наступала ночная тишина. Иногда она нарушалась стуком колотушки ночного сторожа, выбиванием им часов в церковный колокол, хрипучим пением петухов да лаем чутко спящих собак. А утром вся молодежь спешила на работу, как ни в чем не бывало: ей лучше не доспать, чем не догулять, сон молодежь считала потерянным временем: доспим, говорят, когда постареем. И у меня в молодые годы был такой же настрой. Дальше от оврага, за рядами амбаров, отделяемые от них широким пространством, с проезжей дорогой посредине, стояли в два ряда дома, большинству которых больше соответствует название изб. Всего их около 150. Большинство изб деревянные одноэтажные в три окна, с железными крышами; при некоторых имелись отдельные кухни, соединенные с передней избой. При каждом доме, вплотную к нему, - двор для скота, в каждом дворе корова, теленочек, несколько овец (от 2 до 10), хрюкает поросенок, 5-10 кур, и из 10 дворов в одном - лошадь. В лошадином дворе всегда находится нужный для нее инвентарь. Теперь же (в 1944 г.), в силу изменившихся экономических условий, число обитателей этих дворов резко сократилось: лошади перешли в колхозные сараи, а часто стоят под открытым небом. В селе было две улицы: одна на северной стороне оврага - монастырская, - потому что в старину, при Екатерине II, крестьяне этой улицы были приписаны к Боголюбовскому монастырю. Дома здесь окнами на юг, на светлую сторону. Другая улица к югу от оврага - барская: крестьяне принадлежали местному помещику; дома выходили окнами на северную - темную сторону. Монастырская сторона была раза в полтора больше. До колхозной эры каждая сторона имела отдельные поля, стада, старост, они даже принадлежали к разным волостям: монастырские к Борисовской, а барские к Красносельской, а потом к Боголюбовской; только церковь, находящаяся на монастырской стороне, посредине ее, на самом высоком месте, и кладбище при ней объединяли обе стороны. Школа тоже была около церкви. При коллективизации сначала были образованы два колхоза, а потом слиты в один под названием «Объединение» (название очень подходящее). Церковь небольшая, но довольно красивой архитектуры, каменная с невысокой колокольней, - в честь Николая Чудотворца, построена в 90-е годы XIX столетия. Строили медленно, чуть ли не 10 лет, силами всего сельского общества. Помещик нашего села, Лоскутов Леонид Николаевич (он же бессменный церковный староста), каждое лето на своем кирпичном заводе изготовлял некоторое количество кирпича бесплатно, а крестьяне на своих лошадях бесплатно же зимой вывозили кирпич к новостроящейся церкви. На пасхальную неделю работали каменщики-отходники, которых было много в селе. Перед отходом в Москву на сезонные работы, они укладывали кирпич в стены новостройки, причем прочие жители села дружно старались помогать им: подвозили воду, песок, подносили кирпич, известь - вообще все село было на стройке. Кто мог, работал, немощные «глазели», дети шныряли тут же, мешая взрослым и получая за это окрики и подзатыльники во имя Божие. Такими общими усилиями были уложены фундамент и стены, а дальше лет на пять стройка остановилась. Своды и колокольню доложил уже (в виде доброхотного даяния) разбогатевший подрядчик каменных работ, родом из села Добрынского, женатый на Киселевой из нашего села. До строительства этой церкви функционировала другая, находившаяся рядом, деревянная, в честь святых каменщиков Фрола и Лавра (праздник 18 августа по ст. стилю). Эта церковь была куплена помещиком в селе Баглачеве за р. Клязьмой и привезена в Суворотское. Она была холодная, без печей. Зимой молящиеся стояли с поднятыми воротниками шуб, в варежках, ноги обогревали постукиванием одна о другую. Батюшка согревал руки над чугунком с горячими углями, от хора певчих тянулось облако пара. К середине церковной службы со стен и потолка начинала капать вода в виде редкого дождя. И все это переносилось во имя Божие. В селе было много любителей церковного пения; составлялись зимой даже два хора, на два клироса: на правом - побольше и получше, на левом - поменьше и строем похуже, но в общем, было стройное и громкое пение. Во время моего детства священником был высокий, стройный, седой, но с изрядной лысиной старик, отец Иван Павлович Цветков, имевший хороший голос (баритон) и умевший владеть им, читавший слова молитв выразительно, музыкально до артистичности. Он пользовался большим авторитетом на селе. В своей личной жизни священник был очень скромным, простым, доступным. Своей осанкой и приятным голосом он заметно скрашивал убогий холодный храм; за ним подтягивались и певчие-любители. Цветков умер и похоронен в Суворотском: под конец он ослеп от катаракты и не мог служить. Звонили на колокольне 5 колоколов: первый 84-пудовый, другой 8-пудовый, остальные три были небольшого веса. При «трезвоне», т.е. звоне сразу во все колокола, обычно один звонарь приводил в движение языки всех колоколов. Большой звонил при помощи его ноги: от языка шли веревки к доске, которая свободным непривязанным концом лежала на полу, а другой конец при помощи веревки висел в воздухе; при надавливании ногой на доску, язык колокола ударял в один край колокола - получался звон в один край. Большой колокол висел посредине колокольни, прочие попарно в наружных проемах ее. К языкам каждой пары мелких колоколов были привязаны концы одной веревки, как вожжи от лошади. Звонарь имел в каждой руке по веревке, звонил сразу в 4 колокола, 5-й большой звонил при помощи ноги. Хороший звон должен быть музыкальным: удар-звон каждого колокола не должен по времени совпадать с ударом других колоколов, каждый колокол должен говорить как бы отдельно от других, не одновременно, колокола должны переговариваться между собой, не перебивая друг друга. Кстати, такая же музыка бывает при молотьбе цепами: музыкальная (в такт) молотьба облегчает работу. В селе было много хороших звонарей, но, пожалуй, лучшим в мое время считался пожилой крестьянин Теряков Иван Иванович-старый (у него был сын тоже Иван Иванович, назывался для отличия от отца - молодым). Странно, что он был порядочно глуховат, но имел музыкальный слух, что доказывалось его искусством звонаря и, кроме того, умением петь песни. В праздники он обычно собирал женщин и с ними пел, запевая высоким, «заливным тенором», но в церковном хоре не участвовал. Колокольным звоном пользовались при богослужении, главным образом для сбора молящихся в церковь; пользовались им также для сбора людей на общественные работы (наподобие фабрично- заводского гудка). Частый звон в один колокол, так называемый набатный звон, служил сигналом какого-нибудь несчастного происшествия, требующего общей помощи: пожара, обнаружения воров, попадания скота в вязкую глубокую грязь, откуда он сам не мог выбраться, что случалось главным образом ранней весной. При пожаре в своем селе обычно бил набат в большой колокол, при пожаре в чужом селении пользовались внешним (так называемым, пожарным) колоколом. Зимой во время сильной вьюги ночью был обычно редкий звон большого колокола, чтобы заблудившийся в поле путник мог по звону выбраться к селению. Наконец, ночной сторож отбивал в колокол часы, чтобы население, слыша звон, знало, что его добро блюдет неусыпный страж, и поэтому можно спокойно отдыхать после дневных трудов. На моей памяти суворотские колокола проделали путешествие. Сначала они находились на деревянной колокольне деревянной церкви. Эта колокольня пришла в ветхость и, как старушка, тряслась при звоне, так что крест на ней совершал при этом заметные движения. Однажды приехал в село архиерей Тихон, встреченный звоном «во все колокола», так что колокольня особенно дрожала, как в припадке черной немочи. Вход в церковь проходил, как обычно, под колокольней. Архиерей, боясь за свою жизнь, в случае могущего произойти крушения колокольни, приказал прекратить звон и только тогда уже с опаской вошел в церковь по скрипучей деревянной лестнице. В силу этого чрезвычайного происшествия, колокола в скором времени переселились на вновь построенную деревянную звонницу, низкую и расположенную рядом с церковью. С окончанием же постройки новой церкви их подняли на новую каменную колокольню, чтобы звон был яснее. Но с образованием колхозов, когда государственные интересы стали в селах выше местных, сельских интересов, колокола низвергли с колокольни, как и в других селах и городах, большой колокол разбили на кусочки и весь металл колоколов увезли в государственный фонд металлов. В Суворотском оставили один 8-пудовый колокол, он стал исполнять роль общественного сигнала; и это было счастьем, потому что в некоторых селах не было оставлено ни одного колокола. Это ставило население в затруднительное положение при различных бедствиях, когда нужно было быстрое оповещение всего населения о наступающей беде для принятия массовых защитных мер. И сама церковь при новых порядках обратилась в колхозное зерно-овоще-хранилище. Рядом с церковью находилась школа - двухэтажное каменно-деревянное здание. До революции 1917 г. она носила название Николо-Мариинского училища, в честь местных помещиков Николая и Марии Петровых (Николай Петров был полковником). Они основали школу в Суворотском и внесли денежный вклад в государственный банк на ее содержание. На проценты с этого вклада школа бесплатно отапливалась, а ученики получали бесплатно учебные и письменные принадлежности. Поэтому население Суворотского было грамотным по сравнению с жителями некоторых соседних селений, не имевших школ. Я помню, в 1891 г. в большом соседнем селе Борисовском (центр волости) закрылась школа в силу каких-то материальных неполадок. И учитель этой школы Харизоменов Николай Семенович (однорукий, без левой руки, но, тем не менее, он ловко колол дрова) был переведен из Борисовского в Суворотское, а с ним переехали учиться в Суворотское и некоторые мальчишки из Борисовского. Я учился у Николая Семеновича во 2-й и 3-й группе школы (школа была 3-годичная). Окончил я школу с похвальным листом и был увезен учиться во владимирское духовное училище. О Н. С. Харизоменове у меня остались впечатления как о хорошем учителе и воспитателе. Осенью и весной он совершал с нами прогулки в лес-рощу в километре от села, зимой по вечерам собирал желающих в школу, где готовили уроки к следующему дню, играли, а потом вместе с учителем шли гулять, кататься с гор. Николай Семенович умер и похоронен в Суворотском. Помещик открыл школу в большом, купленном у крестьянина Хромова, 2-этажном доме, находящемся в восточной части села. К сожалению, несколько лет нижний этаж этого дома занимал священник Цветков со своей большой семьей, так как дом для него около церкви, будучи начат постройкой, долго не отстраивался. Поэтому школа помещалась только в верхнем этаже, треть которого занимала квартира учителя, остальная часть была отведена под классные комнаты, в которых один учитель занимался с тремя группами. Учеников было около 40, больше мальчиков. Когда священник ушел в свой дом у церкви, тогда учитель стал жить в нижнем этаже, а класс стал размещаться по всему верхнему этажу. Учитель, воспользовавшийся этим правом расширения, был Столетов Василий Александрович. При школе был хороший фруктовый сад с яблоневыми и вишневыми деревьями. Прежде им владел священник, видимо по праву, данному ему помещиком, а с его уходом из школьного дома, сад перешел к учителю. Ввиду возрастающего спроса на школьное образование со стороны населения, помещичья школа оказалась тесна. Тогда земство, которому была передана школа, сломало здание школы, купило на торгах в соседнем селе Новом здание старообрядческого женского скита, находившегося под негласным попечением крестьянина этого села, богача-старообрядца Жигалова Ивана Григорьевича и закрытого по настоянию Владимирской духовной администрации. Оба здания были перевезены крестьянами села Суворотское на площадь около церкви, и здесь земством было построено двухэтажное большое здание, которое стоит и доселе. В этом здании два класса, квартира учителя, а одно время в нижнем этаже помещалась земская кустарная учебная мастерская по плетению корзин из ивовых прутьев, и тут же была квартира мастера; учились этому ремеслу подростки, окончившие школу, и многие сделались хорошими работниками-кустарями. Первым учителем-мастером, заложившим основы этого ремесла в Суворотском, был Хренов Сергей Иванович. Около церкви находился домик для церковного сторожа; в этом домике одно время жил последний священник Богородский Константин, когда его удалили из общественного дома, назначавшегося ранее для священников. Сторожка помещалась внутри ограды, опоясывающей примыкающее к церкви кладбище - место «последнего упокоения» тружеников села и их чад. С запустением храма, с обращением его в зерно-овоще-хранилище изменилось и состояние кладбища в худшую сторону. Ограда разрушилась, решетки ее когда-то исчезли, кладбище сделалось проходным местом, доступным для скота - могилки перестали быть тем святым, дорогим для живых местом, к которому приближаешься с трепетом в душе и которое стараешься содержать в приличном и красивом виде из уважения к ушедшим, ради вечной памяти о них. Школьное здание располагалось на краю горы, отсюда начинался крутой спуск к реке в овраг. На одной площади со школой, перпендикулярно к линии крестьянских домов помещались три дома духовенства и служителей церкви. Рядом со школой стоял дом, построенный священником Цветковым для себя и своей семьи «на старость», когда он будет уже не в силах служить, что и случилось с ним из-за слепоты. Дальше был общественный дом священника, с упразднением церкви обращенный в детские ясли, а дальше, около проезжей дороги, стоял дом псаломщика-дьячка, где я родился и провел свое детство и юность с их златыми мечтами. Рядом с этим домом, сзади него, окнами на север, на крестьянские избы, мой отец построил домик «на старость», привезя для этого из села Нового домик умершего старика-тестя, бывшего священника Нового села - Александровского Петра Андреевича. После смерти моего отца мы с матерью продали этот домик Николаю Александровичу Моисееву, так как мать в последние годы своей жизни перешла в мою семью. Общественный дом дьячка общество передало крестьянину Агафонову; дом священника Цветкова купил у его дочери Евдокии Ивановны Благонадеждиной крестьянин Янтарев. Таким образом прекратила свое существование «духовная сторонка». Все меняется на свете - и природа, и люди, и устройство людского общества - ничто не вечно под луной. Суворотское приятно отличалось своими большими садами, особенно Вольная сторона: видимо, вольность - свобода, хотя и относительная, давала больше предпосылок для экономического развития, чем барщина-крепостничество. Село было окружено кольцом тенистых садов, что особенно бросалось в глаза на фоне окружающего село безлесного ополья; село поэтому выглядело как оазис среди пустыни. Сзади дворов тянулись яблоневые сады, среди которых помещались вишневые группы. Красивы эти сады весной, когда они цветут, а еще краше урожайным летом, когда осыпаны они краснобокими и белобокими яблоками и бархатистыми вишнями. От тяжести яблок ветки гнутся книзу и просят подставок, помощи от хозяина сада. Ели яблок без счета, без меры, но и хотелось оставить их на продажу, для покрытия нужд крестьянских. Сады, принадлежащие разным хозяевам, друг от друга не были отгорожены, разве только на границе-меже стояли, как пограничные знаки, редкие лиственные лесные деревья - береза, клен, вяз, дуб. Охрана садов почти отсутствовала, почти не было случаев злостных хищений, разве только иногда мальчишки, ради геройского озорства, утащат десяток яблок. А вот сейчас в условиях города, где мне приходится проживать, мальчишки готовы все фрукты стащить с деревьев и кустов, даже зеленые, почти несъедобные. Сады яблоневые простирались до гуменных сараев. Почти в каждом хозяйстве, у каждого крестьянина был такой сарай для хранения и обмолота зернового урожая и для хранения сена. За сараями пролегала дорога. Во многих хозяйствах сады шли дальше этой дороги и состояли уже из плодовых кустарников - крыжовника, смородины - красной, черной и белой. С введением колхозного строя единоличные гуменные сараи стали пустовать и постепенно уничтожаться; вместо них стали появляться за селом большие колхозные амбары и сараи. Яблоневые сады, краса и гордость села, погибли от лютых зимних морозов 1938-1939 гг., пришлось их вырубить и теперь идет разведение их заново. Наверное, жители восстановят былую славу яблоневого села. Особую прелесть придавал Суворотскому барский (помещичий) сад, расположенный на восточной окраине Барской стороны. Он имел площадь в несколько гектаров и занимал полуостров, образованный оврагом с речкой Воротихой и другим оврагом с безымянным ручейком, идущим от рощи. Этот сад издали был похож на лес и в летнее время пленял глаза своей темной зеленью. Состоял он главным образом из вишен - настоящих владимирских родительских, вперемежку со сливами, терновником и яблонями. Сад был расположен скатом к реке. В низине около воды росли ивы, как бы охраняя сад; их нижние ветви склонялись к самой воде, а верхние бросали днем большую тень на расположенный по другую сторону реки лужок. Сочетание тени, зелени травы и журчания воды создавало прекрасные условия для отдыха утомившемуся путнику и для гуляющей молодежи в летний праздничный день. В этом саду весной пели соловьи и кричали совы. Через вершины деревьев виднелась крыша старой барской усадьбы, находящейся в юго-западной части сада - двухэтажный деревянный дом с двумя балконами на восточной и западной стороне дома. К балконам примыкали цветники, главным образом, из многолетних цветов. К дому со стороны села вела широкая липовая аллея и всем своим видом как бы говорила, что она многое видела и много знала из жизни этой усадьбы, но упорно держит это в себе и никому не выдаст своих тайн. Дорога, проложенная по аллее, приводила к парадному крыльцу дома, с правой стороны дороги, а слева находился одноэтажный деревянный довольно большой флигель, в котором жил управляющий имением. Этот флигель одно время дал приют школе, когда старая школа была сломана, а новая у церкви только еще строилась. Рядом с флигелем находилась двухэтажная каменная, очень большая кладовая, хранилище старинного помещичьего добра, включая экипажи и сбруи. К восточному цветнику примыкал яблоневый сад. Дорога из аллеи вела вокруг этого сада в виде буквы «П», мимо сарая для инвентаря и скотного двора, колодца и приводила к заднему крыльцу главного дома с одной стороны и людской избы (для работников и работниц) с другой стороны. В юго-восточной части участка находились два амбара и молотильный сарай с особой пристройкой для молотильной машины с веялкой. Я уже не помню помещиков-дворян Петровых. Им наследовал упомянутый выше Лоскутов Л.Н., незаконный сын барыни Петровой Марии Николаевны и, по слухам, артиста Лоскутова. Петрова пережила своего мужа - полковника Петрова. Еще при его жизни она женила своего сына на Надежде Федоровне Колзиковой из г. Владимира и поселила его в Суворотском. Своей внучке Варваре Леонидовне бабушка по духовному завещанию передала Суворотское имение с пахотной землей и двумя ригами (одна в километре от Суздаля и другая в трех километрах от Суздаля), а также дом в г. Владимире рядом с Троицкой церковью. Отец же этой малолетней наследницы имения был оставлен по завещанию в роли опекуна и прижизненно мог пользоваться благами, не имея возможности продать имение и промотать вырученные деньги. Из-за незаконнорожденности он провел свое детство и юность вдали от матери, которая, видимо, скрывала от мужа факт нажитого ею сына. Живя одиноко, без материнского влияния, но на материнские средства, он предавался излишествам, отличался мотовством, а потому мать и сделала ограничения для него в завещании. В Суворотском он жил скромно, больших балов не задавал, водил небогатую компанию с некоторыми священниками. Своим человеком, завсегдатаем, был у него местный священник Цветков. Л.Н. Лоскутов любил игру в карты и иногда, правда редко, пил запоем и тогда не вставал с постели. Выезжал иногда в город, но хорошего выезда - лошадей и экипажа, не имел, при выездах чаще сам и правил лошадью. С женой у него иногда, по пьяной лавочке, были размолвки, во время которых жена с дочерью иногда уезжала к сестре в город. Во время одной такой отлучки жены Л.Н. Лоскутов был найден мертвым на полу своей спальни - умер от угара. Он был похоронен в Суворотском. Дочь его Варя (миниатюрная барышня - в мать) окончила 7 классов Владимирской женской гимназии, больше не училась, жила дома и, скуки ради, помогала местной учительнице в ее школьных занятиях. Она вышла замуж за Терехова Ивана Андреевича, жившего в Москве, по происхождению крестьянина села Хотенского Владимирского уезда. Он оказался хорошим хозяином: произвел ремонт дома и занялся земледелием, но вскоре произошли семейные нелады между мужем и женой и они разошлись друг с другом. Варвара Леонидовна имение продала: лес - владимирскому купцу Вострухину, который построил в этом лесу себе дачу, при ней завел яблоневый сад и пчельник, а прочее имение с домом, садом и рощей - крестьянину из села Борисовское, подрядчику каменных работ Пантелееву Александру Алексеевичу, сама же уехала на жительство в Москву. Вот тут-то и началась история в духе чеховского «Вишневого сада», в котором Пантелеев выступил в роли Лопахина (видимо, все кулаки на одну меру деланы). Вскоре рощу с ее огромными развесистыми дубами - красу нашего Ополья - Пантелеев вырубил, дубы обратил в паркет и отправил в Москву на изготовление полов. С коммерческой точки зрения это предприятие оправдалось, а кулак, прежде всего - коммерсант. После рощи топоры и пилы он направил на вишневый и яблоневый сад, в результате на месте красивого сада остались одни пеньки. Постройки усадьбы стали торчать оголенные, некрасивые на фоне этого варварского разрушения. У Чехова Лопахин вырубил вишневый сад, чтобы построить дачи, которые ему казались более выгодным предприятием, чем вишни, а Пантелеев вырубил без всяких дач, получив одни дрова. Если он хотел омолодить сад, можно было иссечь старые деревья, оставив молодые, зрелые, а не рубить все под корень, без разбору. У Чехова была показана коммерция с вишневым садом, а здесь пантелеевское сумасбродство. Не стало красивого уголка села Суворотского! Вандал Пантелеев не долго удерживался в роли суворотского помещика: по каким-то материальным соображениям (деньги были нужны) он продал это имение крестьянину-кулаку из соседнего села Табалину; а у этого, уже последнего помещика, забрала имение без купли революция 1917 г. Роща, вернее новая поросль, после пантелеевской порубки отошла сначала к крестьянам села, и они поуничтожили ее жалкие остатки, а потом перешла в лесхоз. Земля пахотная перешла к крестьянам на увеличение их земельных наделов. А потом с домом и прочими постройками усадьбы произошла прискорбная история, в которой повинны наши некультурные крестьяне. Вместо того, чтобы сохранить и поддержать постройку как общественную собственность, растащили все по бревнышку, по кирпичику, по железке - до грунта. Одни ямы остались на месте да куча щебня, как признак бывшего жилья. Тащили не организованно, а в одиночку, кто понахальнее, вороватее, тот больше ухватил. Сначала тащили по ночам, как воры, а потом, обнаглев, потащили и днем. Когда почти все было растащено, заговорили об организованном грабеже: оставалась одна двухэтажная кладовая, как укор за совершенное злодеяние; ее разобрали всем миром и кирпич поделили. А после спохватились, что не уберегли барскую стройку, да уже было поздно: снявши голову по волосам не плачут! Наступила колхозная пора: потребовались общественные амбары, сараи, правление колхоза, клуб, детские ясли. Как бы пригодился барский дом и кладовая! Пришлось строить новое. Мяли глину, добавляли к ней солому, прутья и из этого делали кирпичи для клуба. Клуб построили непрочный, ненарядный, не чета барскому дому, посредине Барской улицы. На месте же помещичьей усадьбы поставили колхозную конюшню. Итак, с помещичьим гнездом покончено, но не хочу покончить с Суворотским. Есть своеобразная красота в рельефе местности этого села. Глубокий овраг посредине села с речкой Воротихой. Начинался он у Суздальской большой дороги в виде безводного оврага под названием Стремихи, потому что начало этой Стремихи - два сходящихся коротких оврага, наподобие двух перышков стрелы для древнего оружия - лука. Перед самым селом в этот центральный овраг приходит слева другой овраг - Каменный, названный так потому, вероятно, что здесь в старину был кирпичный завод крестьянина Лукина, памятью о котором остались ямы после выемки глины и кирпичный двухэтажный дом и двор крестьян Лукиных. Дальше в село, в центральный овраг, входит еще два небольших оврага и слева, и справа. Центральный овраг идет выше села с запада на восток, а ниже села, за бывшим барским сараем, поворачивает на северо-восток по направлению к селу Ославскому, около которого и выходит на широкую пойму реки Нерли, в которую впадает и река Воротиха. Так ее назвали, вероятно, потому, что она поворачивается вместе с оврагом, протекая по дну его, как змея. Вероятно, по этой речке получило название и село: есть общее в корне слов: «Воротиха» и «Суворотское». Мне пришлось видеть летописную книгу села, хранящуюся в церкви (раньше при каждой церкви полагалась такая книга, и священник ежегодно обязан был записывать в нее знаменательные события по селу за год). В этой книге река называлась Соловухой, но в народе это название не известно, а принято другое - Воротиха, как в Суворотском, так и в Новом селе, по полям которого она тоже проходит. Итак, в селе и около села овраги и овраги. Весной в них долго сохраняется снег на тех склонах, которые мало доступны теплым лучам солнца, зато горки, которые освещены солнцем, рано просыхают от весенней влаги и скоро покрываются зеленым ковром травы. В былые пасхальные праздники северная сторона Воротихи с ее оврагами ниже села была излюбленным местом гуляния молодежи, а в июне все овраги представляли из себя сплошной цветной ковер всех цветов и оттенков неописуемой красоты. Дети бродят по оврагу в поисках щавеля, дикого лука, а позднее ищут коробочки зрелого дикого мака. Однажды был у меня в Суворотском гостем один мой товарищ по учебе на переломе весны к лету. Он был в таком восторге от нашей местности, что назвал ее Владимирской Швейцарией. Но зато суворотские овраги с их подъемами и склонами были мучительны и для лошадей, тянувших возы, и для их хозяев. Почти у каждого селения есть ругательная кличка, а суворотских жителей называли горшечниками, хотя ими они никогда не были. В объяснение этого приводится рассказ о горшечнике, который ездил по селениям на лошадях и продавал горшки; и вот при спуске к Воротихе на так называемой Никульской горе по пути от Нового села, сани (дело происходило зимой) раскатились, горшки упали из воза и разбились, что и навлекло на Суворотское гнев и проклятие со стороны горшечника. На этом я заканчиваю свой историко-географический очерк Суворотского. В качестве заключения мне хочется пояснить, что побудило меня написать этот очерк.
Любовь к селу, в котором я родился и провел детство и юность, любовь к родине в узком смысле этого слова. Здесь началось мое физическое бытие, здесь зародилось мое самосознание, мой внутренний облик, с которым я вступил в общественную жизнь и который пронес через всю свою жизнь. Жил я здесь и рос в тесном общении с крестьянами: товарищами моими были крестьянские ребята, с ними вместе играл и гулял, а когда подрос, то и работал на сельскохозяйственных работах. Любил я деревню, а не город; деревня была моей родной средой. И вот, когда при окончании среднего образования мне пришлось выбирать жизненный путь, я решил, что должен жить в деревне и работать на пользу крестьян, а потому избрал врачебный путь - стал готовиться в университет на медицинский факультет, поступил, выучился, сделался врачом и стал сельским врачом, далее 6 лет работал в селе Борисовском, в 6 км от села Суворотского, обслуживая своих земляков. Эти годы очень меня удовлетворяли (достиг того, к чему стремился) и были лучшим временем моей врачебной службы; но потом ради семьи-детей, из-за материальных соображений пришлось поступиться своим идеалом и перейти сначала на фабрику Оргтруд, где материальное положение врача было лучше, потом в город Владимир, где можно было провести детей через среднюю школу, не отрывая их от родной семьи, и с меньшей затратой материальных средств. Вообще совершил вынужденное дезертирство с сельского культурного фронта, но любовь к селу, и в первую очередь к Суворотскому, осталась во мне. Мне было очень приятно встречаться, поговорить с земляками, еще приятнее оказать им врачебный совет, а иногда ко мне приезжали со своими болезнями, и любил я посещать Суворотское, хотя и редко, старался и детей расположить к нему, как к родному месту. В 1944 г. я похоронил свою любимую жену, когда мне было 60 лет. Это событие произвело резкий перелом в моей психике: я почувствовал себя на грани старости. Старики, говорят, много живут мыслями в прошлом - это я испытал на себе: много думал о пережитых моментах жизни, живо представляя их в своем воображении; часто вспоминал суворотскую жизнь и, наконец, решил даже написать о Суворотском - решил и выполнил. Может быть, когда-нибудь кто-нибудь прочтет этот очерк. Может быть, прочтут дети и узнают лучше внутреннее «я» своего отца. Но прежде всего я писал для себя: мне хотелось записать свои мысли, настроения о родном селе. 1945 г. 23 февраля. Обработка и подготовка к печати выполнена В.И. Титовой. Краеведческий альманах «Старая Столица» выпуск 11.
