Город Владимир, улица Княгинин монастырь (Посёлок им. Воровского)
Поселок имени Воровского Г.А. Лебедева «РОДНОЙ УГОЛОК ГОРОДА ВЛАДИМИРА»
Здесь в доме № 27 прошли мои детские годы и юность. В свое время какие-то чиновники не от великого ума назвали монастырь поселком имени Воровского. Можно было подумать, что это какой-то жилой комплекс, находящийся на окраине или вне города. Жители очень долго не могли привыкнуть к этому названию. Где находится поселок Воровского, знали единицы, монастырь же был известен всем. Мне не известно, бывал ли во Владимире революционер, поляк Вацлав Воровский, но в нашем городе его именем была названа еще одна улица, находившаяся на весьма солидном расстоянии от нашего поселка. За многие годы мы привыкли к постоянной путанице с корреспонденцией и знали фамилии адресатов, проживавших на улице Воровского. Одно время по распоряжению городских властей наш адрес именовался так: улица Поселок Воровского.
Фрагмент карты гор. Владимира 1899 г.
Улица Княгинин монастырь (пос. Воровского) расположена около ул. Княгиниская и Ильича, фактически это Княгинин монастырь и дома вокруг него. В советское время - поселок Воровского.
Поселок имени Воровского, бывший женский Успенский (Княгинин) монастырь.
В 1764 г. во владении монастыря было 1096 душ крестьян. Монастырь прибрал к рукам и близлежащую городскую землю, развел на ней сады. В мае 1729 г. капрал Ф. М. Коптев доносил своему начальству: «Близ Владимирского Успенского девича монастыря по валу насажены сады оного ж монастыря, а именно длиною 37 сажень, поперечь на 2 сажены и больше против дворов бобылей...». Окруженный садами монастырь выглядел великолепно.
В 1855 году пожар, вспыхнувший в Успенском Княгинине монастыре, истребил 37 деревянных монашеских келий, 44 деревянных и 6 каменных домов на прилегающих улицах: Никитской, Шишовой, Царицынской, Боровке. Кельи Успенского Княгинина монастыря выстроены были после пожара 1855 года заново по проекту московского архитектора Крылова, который разработал несколько типов этих построек, каждая из которых имела свои особенности и декор. Эти кельи с некоторыми переделками сохранились до настоящего времени.
Кельи в монастыре, ставшие в советское время жилыми домами, в основном деревянные, одноэтажные, нередко пятистенные, на три окошечка по лицу, со ставнями, резными наличниками и слуховыми окнами на чердак.
В феврале 1923 г. выселение монахинь Успенского Княгинина монастыря из келий, ликвидация монастыря.
«Согласно постановления Губернской конференция, так называемой, группы «Живая церковь» от 10 декабря, все монастыри ликвидируются и постройки их передаются в ведение гражданских властей. Недавно ликвидирован в числе других один из женских монастырей гор. Владимира, Успенский монастырь. Все находящиеся там монашки удалены, а в кельи их размещены ответственные работники города.
Как известно, указанный монастырь из себя представляет маленькую крепость, обнесенную кругом стенами (как видно для защиты от нападения врагов), а посредине этой крепости стоит (как и всюду по монастырям) церковь, которая являлась главным источником дохода на содержание армии, находившейся в этой крепости.
Помимо, конечно, дохода от церкви, находчивые командиры крепости придумали еще один доход, - это пустить в стены крепости квартирантов, но не живых, а покойников.
Но, конечно, не «простых смертных», ибо от них ничем не наживешься, а разрешали хоронить высококвалифицированных, особенно, потомственных почетных дворян, солидных купцов, купчих и т. д. Вся эта толстосумистая братия в состоянии была на могилы ставить трехаршинные кресты и такого-же размера памятники, и не простые, а мраморные, чугунные и проч. Словом, все делалось как бы в угоду господу богу.
Теперь весь обман черной братии монастырей разоблачен. Разоблачали обман даже сами попы (в которых, конечно, хоть капля была совести), признавая, что в монастырях чистейший очаг контрреволюции.
В монастырских помещениях размещены советские служащие с семействами, а внутри крепости есть школа 1-й ступени, есть детский дом Поволжья, а всего в этой крепости размещается более 300 человек. Теперь этот монастырь вполне можно назвать уголком коммуны, но вся беда-то в том, что посреди расположенных домов коммуны красуется все-таки церковь и те-же памятники и на каждом из них аршинными буквами надпись: «Здесь покоится дворянин Сидоров»» «Здесь покоится Владимирский 1-й гильдии купец такой-то» и т. д. И эти памятники расположены под самыми окнами, мозолящими глаза. На этих могилах ежедневно служат так называемые панихиды, и так весь день идет кадение ладаном новой монастырской коммуны. Регулярно, два раза в день, идет звон колоколов на колокольне. Есть и происшествия — так, например: 10 февраля в этой самой церкви учинена была форменная драка между двумя святыми отцами. Один именует себя из живой церкви, другой мертвой церкви и между ними произошла «рукопашная». Однако, от этого разнообразия и удовольствия слышать гул колоколов, нюхания ладана и драк иерейских, новым жильцам монастыря хотелось-бы избавиться совершенно. Находящихся 10-15 человек арендаторов можно было бы перевести в соседнюю церковь, там они великолепно поместятся. Нельзя же допускать, чтоб 15 человек насиловали волю 300 человек.
Отошло время привилегии буржуазному классу хоронить где-то отдельно. Следовало-бы хоронить на общих кладбищах, а памятники и ограды вокруг их можно было-бы снять и, как представляющие предмет крестьянского обихода, передать в деревню, на сел.-хоз. инвентарь.
Торопкин» («Призыв», 15 февраля 1923).
Август-сентябрь 1923 г. ликвидация кладбища Успенского Княгинина монастыря.
Игра в волейбол на спортплощадке около Успенского собора Княгинина монастыря. 1935 г.
Посёлок Воровского, д. 1. Бывшая сторожка-просфорня Княгинина монастыря. В 1977 г. - жилой дом с коммуналками.
Посёлок Воровского, д. 2. Бывший настоятельский корпус Княгинина монастыря. 1977 г. - жилой дом.
Игуменский корпус
  
Ул. Княгинин монастырь, д. 9
Ул. Княгинин монастырь, д. 13
Ул. Княгинин монастырь, д. 15
Ул. Княгинин монастырь, д. 17
Слева от входа стоял двухэтажный кирпичный дом № 2, где, по словам старожилов, проживала игуменья. Справа от входа располагалось длинное одноэтажное здание бывшей трапезной, соединенной переходом с двухэтажной кухней красного кирпича. Территория монастыря была засажена разнообразными деревьями. Один из сохранившихся до сих пор тополей, по словам моей подруги Али Чернышевой, был посажен ее тетушкой, бывшей монахиней, доживавшей свой век в нашем поселке.
В левой половине монастыря находился яблоневый сад.
На заросшей травой территории поселка встречались безымянные гранитные плиты. К настоящему времени сохранилась лишь одна, самая большая, на которой мы, дети, когда-то играли в классы.
История этих безымянных надгробий такова. После ликвидации Княгинина монастыря на его территории образовали ЖАКТ - жилищно-арендное кооперативное товарищество им. Воровского. В 1923 г. коммунальный отдел снял и вывез с территории кладбища при монастыре все надгробия и ограды. От могил осталась «одна неровная поверхность выдававшихся из земли склепов», как писал председатель ЖАКТа, ходатайствуя о полной ликвидации кладбища, «чтобы это место можно было бы использовать под детскую спортивную площадку и провести древесные насаждения». «При наличии кладбища не может быть развернута культурная работа кооператива» - настаивал кооператив на возражения юристов о неправомерности ликвидации кладбища, которое по законам того времени не могло быть произведено менее чем через 45 лет после последнего захоронения. Как бы там ни было, кладбище было ликвидировано, при этом исчезли могилы известных людей, как, например. Подшивалова Василия Сергеевича, известного писателя и журналиста, Алякринского Митрофана Ивановича, доктора медицины, писателя и филантропа, Д.К. Советкина, инженера-механика, основоположника русской системы профессионального образования, основателя Мальцевского ремесленного училища (ныне Авиамеханический колледж) и многих других известных владимирцев.
В 1927 г. на месте кладбища появилась детская площадка. «В воскресенье в поселке имени Воровского состоялось торжественное открытие вновь устроенной детской площадки. Она создана на специальные отчисления членов кооперативного товарищества, в ведении которого находится поселок. Неожиданно обычную тишину поселка нарушили звуки духового оркестра. Пестрая толпа домохозяек с детишками заполнили желтые дорожки площадки, расселись на зеленых лавочках, облепили беседку, где разместился президиум.
Краткий доклад, приветствия, пожелания...
— Это первая площадка, построенная на средства жилищной кооперации...
— Площадка значительно освободит матерей от возни с детишками.
— Ежедневные занятия с детьми специальной руководительницы помогут отучить ребят от озорства, пресекут хулиганство…
И сразу же началось веселье. Как голодные накинулись малыши на груду желтого песку лепить всякие штуки. Постарше сгрудились вокруг игрушек, довольные матери улыбаются, жмурясь на солнце.
До революции здесь был монастырь. На месте площадки густой заросший сад. Деревянная дорожка проходила через него от крыльца двух-этажного особняка «матушки» игуменья до входа в церковь. Это для того, чтобы «благочестивая» тунеядка не запылила своих башмаков.
Кусты роз и жасмина услаждали игуменьины взоры, а в тенистой беседке в жаркие летние дни она наливала свои дородные телеса душистым чаем. Сплошь в зелени, монастырь казался оазисом среди пыльных и вонючих улиц, прилегающих к базару. Но ворота в этот зеленый островок были всегда наглухо закрыты. Теперь давно уже выветрился затхлый монастырский запах из поселковых стен и бывших келий. Детвора из поселка и соседних улиц свободно резвится на вновь открытой площадке» («Призыв», 9 августа 1927).
«Детская площадка в поселке Воровского
С 3 июня начнет занятия детская площадка в поселке им. Воровского, открываемая жилтовариществом.
На собрании членов товарищества было решено, что площадка будет с питанием для детей. Для этого за все лето (3-3 с половиной месяца) каждый отдающий ребенка вносит 7 р. (в рассрочку). Дети безработных и особо бедных членов товарищества приниматься будут бесплатно. Плату за них внесет правление.
В нынешнем году, в качеств руководительниц, будут слушательницы педтехникума. Всего предполагается принять на площадку до 40 человек детей» («Призыв», 2 июня 1928).
В домах поселка, которые ранее были кельями монастыря. выросло целое поколение владимирцев, не знавшее о существовавшем здесь кладбище, а если и знавшее, то не задумывавшееся о нем.
Нумерация домов в поселке шла подряд слева направо. 19 из них находились на левой половине и 17 - на правой. Жители каждой из половин хорошо знали друг друга и часто общались между собой.
Наша, правая половина, включала дома от № 20 до № 36. О жителях некоторых из них я хочу рассказать поподробнее.
Поворот на улицу Ильича
Ул. Княгинин монастырь, д. 20. Церковно-приходская школа.
В 1923 г. монастырь был закрыт. В здании разместилась 7-я школа 1-ой ступени.
В газете «Призыв» 22 июля 1941 года было напечатано объявление, «Владимирский государственный учительский институт продолжает прием студентов на 1941-1942 учебный год на следующие факультеты: 1. Русского языка и литературы, 2. Физико-математический. При институте имеется заочное отделение с теми же факультетами. Срок обучения: в стационаре – 2 года, на заочном отделении – 2 с половиной года… Лица, принятые в институт, обеспечиваются общежитием. Заявления подавать и за справками обращаться по адресу: гор. Владимир, поселок Воровского, дом № 20, Государственный учительский институт».
Ул. Княгинин монастырь, д. 21
Ул. Княгинин монастырь, д. 23, 24
Ул. Княгинин монастырь, д. 23
Дом № 23 занимала семья Эглит. Ян Яковлевич, рыжеватый мужчина со скрипучим голосом, латыш, имел родственников за границей (в Латвии). В 1937 году его арестовали, и он исчез навсегда. В семье было пятеро детей. Жена и старшая дочь Инесса, крупная рыжая девочка с огромными косами, устроились на работу. Сын Юра, учившийся со мной в одном классе, по окончании семилетки поступил в техникум. Семья жила трудно. Жители поселка иногда им помогали.
Ул. Княгинин монастырь, д. 24
Ул. Княгинин монастырь, д. 25
В двухэтажном доме № 25 было очень много жильцов. В передней его части на втором этаже жило семейство Зотовых с хулиганистыми ребятами. Их родители частенько употребляли спиртное. Нижний полуподвальный этаж занимала семья Зайцевых с пятью детьми. Их мать получила медаль «Мать-героиня». Отец был сапожником. Практически все члены семьи потихоньку от фининспектора по ночам занимались изготовлением валенок. Кто-то из старших ребят попал в воровскую компанию, был осужден, потом вернулся из заключения. Соседей эта компания никогда не трогала, она «работала» на стороне. В задней части дома почти каждую комнату занимала целая семья.
В передней части дома № 26 проживала семья Кустовых с двумя детьми. Помню вечно недовольные лица членов этого семейства, ругань пьяного Кустова и претензии к нам, что мы ходим их двором. Вечерами его жена сидела на крыльце, осматривала с головы до ног каждого прохожего, собирала сплетни и лузгала семечки. Заднюю часть дома занимала семья Кувшиновых. Автоном Михайлович был сборщиком налогов на рынке. Его жена держала в доме несколько кошек. Упитанные, гладкие кошки любили поваляться во дворе и пожевать траву.
Стоявший в глубине дом № 27 занимала наша семья. Всякий раз по приезде сюда больно ранила сердце каждая перемена, произошедшая за время моего отсутствия. Спилили еще несколько старых деревьев, поставили новый забор. Дома № 26, как и нашего, уже нет. Территория огорожена металлическим забором, за ним - охранник с собакой. В глубине двора выстроено небольшое кирпичное здание, вероятно, склад.
Отрадно, что многие домики стали реставрировать, сохраняя их первоначальный облик. А нашего уже никогда не будет... Я мысленно возвращаюсь в наш старый довоенный поселок, прохожу к нашему дому по кирпичной дорожке узким, заросшим ярко-зеленой травкой двором. Одни сени, вторые сени, и вот я дома. Слева - маленькая папина комната, справа - такая же маленькая кухня. Прямо между двумя печками идет узенький коридорчик. Впереди находятся еще две комнаты: слева столовая на два окна, справа мамина комната с одним окном. Когда я была маленькой, моя кровать стояла в маминой комнате у печки, а рядом на стене висела большая таблица умножения. Когда я стала постарше, кровать удлинили и перенесли в столовую, где я спала в окружении картинок с животными, птицами и насекомыми.
Самой теплой комнатой в доме был папин кабинет. В него выходила изразцовая печь с лежанкой, где зимними вечерами было так приятно погреться. Около печки стоял книжный шкаф. Средние полки занимала художественная литература и 14-томное издание в темно-зеленом переплете, которое включало трехтомник Брема «Жизнь животных», «Жизнь растений», «История земли», «Народоведение» и т.д. Цветные иллюстрации, переложенные папиросной бумагой, до сих пор сохранились в моей памяти. Детские и «взрослые» книги занимали также этажерку и нижнюю часть буфета. Мама нередко покупала книги дореволюционных изданий на рынке. Сочинения классиков привезли из родного Мурома. Это были в основном приложения к «Ниве». Помню, что на папином столе стояли чернильный прибор и чугунный сеттер на мраморной подставке. Его двойника я безошибочно узнала много лет спустя, в 1977 году, на выставке каслинского литья в 1977 году, на выставке каслинского литья в Свердловске. Это была та самая «папина собачка». Часто на столе лежала чертежная доска. Вечерами папа чертил, тогда входить в его комнату не рекомендовалось... Мои родители приехали во Владимир из Мурома. Отец, Тагунов Александр Николаевич, происходил из рода Тагуновых. В его семье было 11 человек своих детей и двое приемных. Мой дед всем детям сумел дать среднее образование, некоторые получили потом и высшее. Мой отец окончил Томский технологический институт, во Владимире работал во Владимирском хлопчатобумажном тресте. Мама тоже родилась в Муроме, в семье Зворыкиных, которая дала стране и миру известных людей: Владимир Козьмич Зворыкин, уехавший в годы революции из России в США, стал изобретателем телевидения; Константин Алексеевич Зворыкин стал автором теории резания металлов и технологии мукомольного производства; двоюродный брат мамы. Петр Андреевич Куприянов, стал хирургом, профессором Военномедицинской академии, вице-президентом АМН СССР. В 1937 году папу арестовали вместе с другими сотрудниками Хлопчатобумажного треста. В 1938 году их судили. Статью 58-ю заменили на статью 111-ю - «халатность», и летом папа вернулся из заключения. Он умер в 1942 году.
Ул. Княгинин монастырь, д. 28
В соседнем доме № 28 проживала маленькая, очень симпатичная и ласковая старушка Мария Федоровна Горюнова. Она с большой симпатией относилась к нашей семье и никогда не отказывалась посидеть со мной вечерком или забирала меня к себе, когда родители уходили из дома. Летом у нее во дворе расцветал огромный куст мелких белых роз. Она всегда приглашала соседей полюбоваться ими, разрешала ребятам нарвать цветов и поискать в них золотисто-зеленых бронзовок. Я ее очень любила.
Заднюю часть дома занимала очень скромная семья Несоленовых. Николай Иванович был железнодорожником и работал во владимирском депо. За многолетний добросовестный труд он был награжден орденом Ленина. Родители воспитывали трех дочерей. Две из них, Любочка и Тамара, были подругами моего детства. Хорошо помню их маму, тетю Марусю, очень приветливую, внимательную и скромную женщину, в семье которой я, будучи уже замужней женщиной, всегда находила тепло и душевную ласку. Двор Несоленовых всегда был полон детворы. Дети выросли. Люба окончила Московский экономический институт и уехала работать в Батуми. Там она вышла замуж за грузина и стала говорить с сильным грузинским акцентом. Вскоре ее взяли на партийную работу, и она стала вторым секретарем обкома в Батуми (или ЦК КПСС Аджарии?). Вторые секретари компартий союзных республик СССР в то время, как правило, были русскими. Она рассказывала о «бунте» в ЦК Абхазии, желавшей выйти из состава Грузии еще в 1960-е годы, и о том, как однажды во время заседания здание ЦК было окружено войсками, и все руководство было заменено. Тамара окончила техникум, вышла замуж за военного и уехала на Украину. Младшая, Надя, окончила Ленинградский мединститут, работала в г. Пушкине.
Дом № 29 занимала семья нашего домоуправа А.Г. Сидоровой. Она была эстонкой. Ее муж жил где-то в Сибири, и она одна вырастила и воспитала троих детей. Алина Гансовна была в поселке каким- то объединяющим началом. Эта невысокая, полная, спокойная женщина знала обо всех бедах и невзгодах каждой семьи. Она собирала деньги для помощи нуждающимся и для посещения больных; во время войны разводила по домам солдат на ночлег, как у нас говорили - «на постой». У нас в поселке была организована детская площадка, и все игры от кубиков до крокета хранились у Алины Гансовны. Ее скрипучая дверь не запиралась никогда, и каждый, кто приходил, должен был попросить разрешение взять ту или иную игрушку. Молодёжь собиралась на скамеечке у дома Алины Гансовны поговорить, поиграть на мандолине или гитаре. В нашем обществе всегда осуждались пьянство, хулиганство, воровство.
В поселке Алину Гансовну все очень уважали. Женщина она была очень третированная, интересная собеседница. Когда я приезжала навестить маму и попадала в поселок засветло, то нередко встречала ее в компании Алины Гансовны и Марии Николаевны Сенаторовой. Они любили поговорить о прочитанном, о радиопередачах, о кинофильмах, не оставляли без внимания и политику.
У многих жителей поселка были свои огороды, располагавшиеся между домами и монастырской стеной. С весны до осени мы все постоянно встречались у колонки, где выстаивали очереди за водой. Эти очереди тоже были своеобразным местом общения. Все знали, например, что самые ранние помидоры поспевают у Катковых, вкусная крупная морковь-каротель произрастает у Несоленовых, а девочки Чичерины сажают много огурцов, которые любит их котенок. Людей воспитывал и объединял труд. Единственным домом, жильцы которого не обрабатывали землю, был дом № 25, самый беспокойный и хулиганистый в нашем поселке-скворечнике.
Сейчас, бросая взгляд на прошлое, на общественную и духовную жизнь нашего поселка, я понимаю, что она в какой-то мере отличалась от жизни остальных горожан. С одной стороны, мы жили в городе с высокой культурой, определенными традициями и нравственными устоями, а с другой стороны, очевидно, в силу особенностей структуры нашей улицы, условий жизни и работы на огородах, весь наш жизненный уклад в какой-то мере напоминал общинную жизнь русской деревни.
Ул. Княгинин монастырь, д. 30
В доме № 30 проживало семейство Катковых с двумя дочерьми. Хозяин дома, бухгалтер по профессии, был великим тружеником. Каждый вечер он множество раз ходил на колонку за водой. У Катковых был идеально ухоженный огород. Девочки были всегда нарядно одеты и учились музыке. Обе получили среднее образование и остались работать во Владимире.
Ул. Княгинин монастырь, д. 31
Посёлок Воровского, д. 32. 1975–1977 гг.
Ул. Княгинин монастырь, д. 32. Владимирское епархиальное женское училище.
Из жителей дома № 32 хорошо помню семью Чичериных. У сестер Риты и Лели были трудными детство и юность. Они рано потеряли маму. Папа работал где-то в Сибири и помогал семье. Какое-то время девочки жили с мачехой, а потом остались одни. Они сами покупали продукты и готовили себе пищу, стирали, убирали дом, копали огород и никогда не унывали. Последние три года до окончания школы мы учились с Ритой в одном классе. Когда я болела, она ежедневно сообщала мне о домашних заданиях. После окончания школы Рита поступила во Владимирский пединститут и после его окончания стала преподавать историю в школе. Она всегда с удовольствием проводила экскурсии по историческим местам Владимира. Леля окончила авиамеханический техникум и тоже осталась работать во Владимире.
Ул. Княгинин монастырь, д. 33
На первом этаже дома № 34 жила семья Сенаторовых с двумя детьми. Отец работал на почте, мать занималась домашним хозяйством. Мария Николаевна, маленькая, худенькая женщина, при очень скромном достатке прилагала все усилия к тому, чтобы дети получили хорошее образование. Она покупала много книг и выписывала журналы. В доме была большая библиотека. Люся (Юлия) была в юности нашим духовным вождем. Она окончила Московский институт геодезии и картографии, осталась в нем работать и со временем получила звание профессора. Толя окончил авиамеханический техникум, затем МВТУ и вернулся работать во Владимир.
Посёлок Воровского, д. 35.
Посёлок Воровского, д. 35. Бывшая келейная и трапезная Княгинина монастыря. 1977 г.
Недалеко от нашего поселка находились Торговые ряды, выходившие на центральную улицу, и базарная площадь позади них. На базарную площадь с центральной улицы можно было пройти через полутемный проход, в котором находилась часовая мастерская, а при входе на площадь стояли фотографы, развесив разноцветные панно с разнообразными пейзажами. Слева от центрального входа располагались молочные ряды. Коровье молоко продавали в больших 3-литровых бутылях, называвшихся четвертями. Помню очень приятные на вид куски сливочного масла, выпуклые, овальные, с выдавленным на «спинке» рисунком. Хозяйки аккуратно раскладывали их на марле или на больших листах конского щавеля. Топленое, или, как у нас его называли, русское масло продавали порциями, имевшими форму глубокой тарелки.
По другую сторону от центрального проезда торговали изделиями прикладного искусства: деревянными ложками и матрешками, копилками из керамики в виде кошек и собачек, разрисованными ковриками с лебедями, надувающимися шариками «уди-уди» и веерами из папиросной бумаги.
За молочными рядами шли мясные и грибные. Далее следовали фруктово-ягодные - предмет особого внимания детворы. Ягоды держали в плетеных берестяных коробах. Здесь же торговали пучками сладкой черемухи. Яблоки были распределены по сортам: боровинка, анис, грушовка, белый налив, коричное, скрижапель и т.д.
Рядом с ягодными находились цветочные ряды, а за ними значительную часть площади занимали возы с дровами. Лучшими считались дрова березовые. Они горели долго и давали хороший уголь. Сосновые прогорали быстрее. Жаркое, но более кратковременное пламя, давали дрова ольховые. Приезжие крестьяне называли ольху «елха». Меньшим спросом пользовались дрова осиновые и еловые. Их, как более дешевые, добавляли к березовым.
В восточной части рынка располагались овощные ряды. Чего там только не было! Репа белая, желтая, фиолетовая и пятнистая желто-фиолетовая. Белая была более сочной, но менее вкусной, как у нас говорили, водянистой. Мы, детвора, предпочитали фиолетовую. Теперь такого разнообразия уже нет, всем предлагают только желтую.
Овощи, особенно картофель и огурцы, привозили возами и продавали мешками или мерами. Мера - 16 кг., три меры - мешок. В пору созревания огурцов их запах господствовал на всем рынке. В этой же части площади торговали зерном, мукой, овсом и разными крупами. Все это продавалось мешками. В северо-восточном углу рынка стояли возы с сеном. Здесь же зимой продавали елки. Самую северную часть площади занимал вещевой рынок - барахолка. Чего там только не было! Одежда и обувь, посуда и старинные веера, бинокли в перламутровой оправе, учебники и книги дореволюционных изданий...
...В этих записках мне хотелось поделиться воспоминаниями о жизни в городе Владимире в 1930-40-е годы, на примере одной небольшой части его - поселка Воровского - передать обстановку, уклад жизни, интересы людей, с которыми пришлось жить и общаться.
Свято-Успенский Княгинин монастырь
Административные районы города Владимира
|
| Категория: Владимир | Добавил: Николай (02.10.2017)
|
| Просмотров: 2586
| Рейтинг: 5.0/1 |
|
