Мещера (также и мещера) — древнее финно-угорское племя, вошедшее в состав Древнерусского государства и растворившееся в древнерусской народности. Расселялось по среднему течению Оки (Мещёрская низменность). Язык финно-пермской группы (точнее— волжско-финской)— мещерский.
Археология связывает с этим племенем могильники и городища II—XII вв., расположенные по среднему течению Оки.
Выводы А. Иванова по материалам Пустошенского могильника мещеры:
Народность могильника по характеру и составу своего инвентаря Пустошенский могильник принадлежит к тому типу погребений, который знаменует, по-видимому, особую культуру. Характерными признаками данного типа следует признать: присутствие пластинчатых шейных гривен с цилиндрическими привесками, пластинчатых луновидных серег с такими же привесками, витых из проволоки шейных гривен с конусообразными шипами на концах, большого количества раковин каури и довольно грубых, но оригинальных имитаций из проволоки различных курганных находок, как то: шейных гривен и браслет с завязанными концами, ажурных подвесок и типичных на цепочках привесок в виде цилиндриков и ромбов. Все описанного типа вещи согласно приписываются финскому или во всяком случае инородческому племени, предшествовавшему славянской колонизации края.
Первое упоминание о мещере мы находим у Иордана: Новейшая публикация «Гетики» Иордана представляет текст списка в следующем виде:
«thiudos: Inaunxis Vasinabroncas Merens Mordens Imniscaris Rogas Tadzans Athaul Nauego Bubegenas Coldas» [Иордан, 116]. Его следует интерпретировать как сильно испорченный фрагмент текста на готском языке [Анфертьев 1994: 150—151], оригинал которого в части, касающейся интересующих нас территорий от Прибалтики до средней Волги можно восстанавливать примерно как «þiudos: in Aunxis Vas, in Abroncas Merens, Mordens in Miscaris, Ragos stadjans / stadins [Athaul Nauego Bubegenas Coldas]» и переводить: ‘[покорил] народы: в Аунуксе — весь, в Абронкасе (?) — мерю, мордву в Мещере, [по] Волге местности [атаул, навего, бубегенов, кольдов]’.
Упоминания о Мещере также встречаются в Толковой Палее — памятнике древнерусской литературы XIII в. и в русских летописях (например, в связи с походом Ивана IV на Казань).
Мещера как область в исторических документах впервые упоминается в 1298 г. при переделе власти между Бахметом Усейновым сыном Ширинским, «выдворившем из Мещеры Махмета царя Осан-Уланова сына Крымскова».
Во второй раз Мещера упоминается в 1328 г. в русской летописи в связи с обретением земли (одновременно с другими приокскими городами— Тарусой, Муромом, Нижним Новгородом, расположенными от верховья до устья р. Оки), великим князем Дмитрием Ивановичем у золотоордынского хана Тохтамыша.
Князь Курбский писал:
«А нас послал тогда Иван Грозный с Тремя на десять тысяч люду через Рязанскую землю и потом через Мещерскую, иде же есть мордовский язык».
Постепенно славяне заселили и Мещерский край. Племя мещера частью было ассимилировано, частью оттеснено к Волге. Однако название осталось, и те места, где некогда обитали финские племена, с незапамятных времен называют Мещерским краем или просто Мещерой.
Язык мещеры
В сообщении князя Курбского сказано, что у мещеры «мордовский» язык. Необходимо отметить, что сейчас «мордовского» языка не существует, а есть мокшанский и эрзянский языки. Сообщение Курбского дает основания полагать, что язык мещеры был достаточно близок мокшанскому и эрзянскому языкам. Материалы, собранные Л. П. Смоляковой на территории бывшей Парахинской волости в сер. 60-х гг., подтвердили наблюдения предшественников и её собственные выводы относительно иноязычного (финского) влияния. Специфика русских говоров Татарии, используемых обрусевшей или обрусевающей эрзей— носителями эрзянского языка, позволило автору предположить, что именно эрзя субстрат (а не диалект мокша) был в основе мещерских говоров.
Отличительной особенностью мещеры является так называемое цоканье, которое распространено в Поочье на территории былого расселения мещеры.
Материальная культура
Культура была близка к культуре эрзян, так например у мещеры были распространено набедренное украшение, такое как пулагай.
В связи с предположением о наличии у древних славян вертикального ткацкого стана, Н.И. Лебедева приводит сведения о ткачестве «пулагаев» «русской мещерой» с. Мелехова Рязанской обл. и с. Вяземка Земетчинского района Пензенской обл., которые представляют из себя «затканную полоску с очень длинной красной шерстяной бахромой». При этом она подчеркивает, что территория «обитания мещеры совпадает с поселениями Городецкого типа, в которых бытовал вертикальный ткацкий стан».
Одним из локальных вариантов южновеликорусского типа одежды Г.С. Маслова считает костюм заокской части Рязанской и Тамбовской областей — «русской мещеры»— одной из древнейших групп южновеликоруссов. Здесь сохранились очень старые черты, восходящие, по мнению автора статьи, к вятической одежде (понева, тип головных уборов) и черты, которые сближают одежду русского населения с одеждой народов Поволжья (особенно мордовской) - тип лаптя, черные повилы, раковины-ужовки, пулагай-пояс с бахромой.
Д.К. Зеленин отмечает такие особенности в одежде мещеры:
у мещеры были распространены поневы без прошивы, не сшитые спереди, рогатые кички и черные онучи.
Черные повилы (они же онучи) также распространены у эрзи:
Происходили изменения и в способах ношения обуви. Если маленькие дети, особенно летом, ходили как правило босиком, то подростки начинали носить лапти, а по праздникам и кожаную обувь — сапоги или кожаные ботинки. Причём, девочки обязательно должны были одевать онучи, а у теньгушевской эрзи девочки с десяти лет носили черные повилы— сепракстат. Это был кусок шерстяной ткани шириной 10 см и длиной до 2,5 м. Повилы по краям отделывались красным шерстяным шнуром. Они туго наматывались прямо на голени. Такие же повилы были распространены и у некоторых групп мокши. У мокши и шокши по праздникам девочки носили также красные обмотки — якстеренъ каркст. Процесс их наматывания был очень долгим, поэтому обычно это делалось вечером и девушки спали обутыми. Если праздник длился несколько дней, то обмотки не снимали на всем его протяжении.
Антропология
Гипотеза о генетическом родстве русской мещеры и татар-мишарей в 1950-е годы подверглась проверке учеными научно-исследовательского института антропологии МГУ. На основании антропологических материалов они высказались «против точки зрения, утверждающей единство происхождения мишарей и так называемой русской мещеры», и указали на возможность генетической связи русской мещеры с локальными «группами мордвы-эрзя».
Академик Т.И. Алексеева пишет:
«Русские с территории обитания муромы также очень сходны с мещерой. У них относительно светлая пигментация, ослабленное развитие бороды, очень узкое лицо, преимущественно прямой нос и т.д. Этот факт может быть истолкован как подтверждение связи мещеры и муромы, а при учете того, что в населении, окружающем эти группы, проявляются иные антропологические типы— валдайский и восточновеликорусский — как подтверждение генетического родства этих реликтовых восточнофинских приокских групп».
«Локализация такого своеобразного морфологического комплекса на относительно изолированной территории позволяет поставить вопрос о выделении нового антропологического типа в систематике Восточной Европы. На основании сходства с ильменским его можно отнести к восточноевропейской контактной группе типов североевропеоидной или балтийской малой расы (по Чебоксарову). Последовательно проводя географический принцип в обозначении расовых типов, следует назвать его среднеокским».
«Сравнение черепов мещеры, мери и муромы с восточнославянскими, с одной стороны, и с финноугорскими — с другой, говорит о значительно большем сходстве их с первыми. В этом смысле мы можем говорить о генетических связях восточнославянских и восточнофиннских народностей на территории Волго-Окского бассейна, возникших задолго до их этнического оформления».
Пустошенский могильник
А. Иванов
Раскопки в селе Пустоши, Судогодского уезда Владимирской губернии 1924 г. Владимирское издательство «Призыв» 1925 г. (Судогодский район.)
Село Пустоши, в котором находится описываемый нами могильник, расположено в юго-западном углу Судогодского уезда, пограничном с Егорьевским уездом, Рязанской губернии. Местность эта составляет наиболее низинную часть песчано-болотисто и равнины, которая охватывает половину Судогодского уезда и затем далеко заходит в пределы соседней Рязанской губернии. Здесь редко можно встретить возвышенный холм. На пространстве многих десятков верст тянутся сплошные болота, покрытые мхом, несъедобными травами или чахлой древесной растительностью. При ширине от 1—10 в. и длине до 20 в. и более болота эти, надо думать, представляют остатки некогда обширного водного бассейна, доказательством чего служит наличие в них мощных торфяниковых образований. Исключение из общей картины составляют те немногие и незначительные площади, где еще в отдаленную эпоху, быть может, ближайшую к отступлению последнего ледника, оставленные ледниками пески были переработаны ветром и собраны в то плоские и довольно широкие, то узкие и более или менее высокие холмы, какие изредка наблюдаются здесь и являются как бы островами среди болотистой равнины. На одном из таких широких и плоских островов среди моря болот и лесов приютилось с Пустоши.
Существование в указанном селе могильника открыто совершенно случайно. Осенью 1923 г. крестьянин этого села С. Ф. Алексеев при рытье ямы под картофель вскрыл на своей усадьбе древнее погребение, которое находилось, по его словам, на глубине около 0,6 м и состояло из костяка и при нем бронзовых или медных вещей: шейных гривен (14), височных колец (5), ручных браслет (6), малых спиральных колец, нарукавных нашивок и разнообразных подвесок (3). Летом 1924 г. мной совершена была поездка на место находки и все вещи вывезены во Владимирский Исторический Музей. По характеру своему вещи оказались типичными для древнейшей культуры до славянской поры (финской). При опросе С. Ф. Алексеева и некоторых других крестьян выяснилось, что подобные находки на данной усадьбе случались и раньше. Действительно, во Владимирском Историческом Музее имеются две планшетки с нашитыми на них следующими вещами:
1) шейная гривна, витая из медных проволок, с завязанными концами.
2) шейная гривна, витая из медных проволок, с конусообразными шипами на концах.
3) два витых из проволоки браслета с завязанными концами.
4) браслет, спаянный из четырех проволочных плетений, с 20-ю нанизанными на нем колечками, витыми из тонких медных проволок.
5) большая ажурная подвеска из проволок с лопастными на цепочках привесками.
На планшетках отмечено, что означенные вещи поступили из села Пустоши, Судогодского уезда. К сожалению, установить точно, когда, кем и при каких условиях означенные вещи добыты, мне не удалось, так как ни в печати, ни в архиве Музея сведений об этом не имеется. Вероятнее всего, они добыты Н. Е. Макаренко в 1905 г. во время его раскопок в Судогодском и Меленковском уездах, но отчета об этих раскопках нигде не сохранилось. Принимая во внимание характер вырытых вещей и сообщения о прежних находках, можно было думать, что здесь имеется могильник древней культуры, значительно уже потревоженный картофельными ямами. Так как могильнику грозила опасность дальнейшего разрушения, то мною было исходатайствовано от Главнауки НКП разрешение на производство археологических раскопок. Раскопки произведены мною совместно с археологом Ф. Я. Селезневым в конце сентября 1924 года. Вскрытый нами могильник оказался довольно значительным по количеству погребений, но бедным предметным инвентарем.
Описание могильника
Могильник расположен в СВ окраине села Пустоши, на трех последних крестьянских усадьбах, позади надворных построек. Центр могильника находился на усадьбе кр-на С. Ф. Алексеева, окраины же задевали две соседние крестьянские усадьбы. Местность, где расположен могильник, представляет собой покатый спуск от ЮЗЗ на СВВ, который ограничивается с ЮЗЗ сельскими строениями, с ССЗ полем и с СВВ болотистой долиной. Весь спуск распахан крестьянами под картофель и огородные насаждения. Площадь, занимаемая могильником, равняется приблизительно 375 кв. метрам и имеет несколько удлиненную форму с направлением с ЮЗЗ на СВВ (25х15 м.) Границы определялись боковыми и пробными траншеями, не давшими никаких могильных признаков. Всего проведено было 22 траншеи шириною в 2 м и с общим протяжением 124 метра. На вскрытой площади обнаружено 25 людских погребений. Сохранность костяков оказалась различной: 1 погребение имело костяк необыкновенно хорошей сохранности, 3-удовлетворительной сохранности, в 8 погребениях костяки были в последней степени разрушения, в 4 погребениях костяки были неполные в 3 сохранились одни черепа и, наконец, в погребений оказались пустыми и намечались лишь могильными пятнами с довольно правильными очертаниями. Погребения в 23 случаях были определенно одиночные. В одном случае в могиле оказались 2 черепа и в одном костяк взрослого и детский череп. Глубина могил колебалась в. пределах 0,4—0,7 м. Могильное пятно прослеживалось обычно на глубине 0,15 м. Предметный инвентарь могильника оказался довольно бедным. За исключением нескольких кусков шерстяной ткани и кожи, 3 черепков глиняной посуды, остатков железного ножа и нескольких раковин каури (Сypraca moneta), он весь слагался из бронзовых предметов, служивших принадлежностями женских украшений. Надо думать, что несколько богатых инвентарем погребений разрушены и расхищены в прежнее время. На это указывают рассказы местных жителей о прежних находках и следы многочисленных старых картофельных ям, обнаруженных на месте могильника раскопками.
Дневник раскопок
Раскопки начаты были с того места, где осенью 1923 г. крестьянин С. Ф. Алексеев обнаружил погребение с большим количеством бронзовых вещей. Поверхность древне-культурного пласта, современного образованию могильника, представляла прямую горизонтальную линию. Такое явление позволяет думать, что над могильником не было насыпного бугра или возвышений над отдельными могилами. Отсюда можно заключить, что могильник является представителем похоронной обрядности более древнего населения по сравнению с тем, которое оставило нам курганные кладбища, столь многочисленные во Владимирской губернии. Появление типа курганного погребения в пределах Владимирской губернии относится к X в., а самое широкое распространение к ХI-ХП в. Этот тип погребения занесен в Суздальский край западными славянами (кривичами) в период начальной массовой колонизации края русским населением. Форма обрядов погребения могильника также самая древняя, предшествовавшая в языческие времена трупосожжению и погребению в сидячем положении. Покойники в могильнике положены на спину, вытянуто, с направлением головой преимущественно к ЮЗ и СЗ. Славянский обычай положения головой на 3 здесь встретился только 2 раза из 25 случаев. Инвентарь могильника в общей массе носит резко инородческий характер Присутствие височных колец и горшечных черепков с славянской орнаментикой указывает лишь на случайное и самое раннее соприкосновение с славянской культурой. В виду всего этого Пустошенский могильник следует отнести к инородческой культуре и при том более раннего времени, нежели родственные ему Заколпинский могильник (XII - XIII в.) и курганы у Касимова (Парахинские и Поповские), Рязан. губ. (XII в.), в которых наблюдалось положение костяков с преимущественным направлением на 3 и среди инвентаря которых встретились вещи христианского характера (кресты и образки). С другой стороны, среди инвентаря Пустошенского могильника не оказалось ни одной вещи, которую бы можно было датировать раньше XI в. Самую ближайшую аналогию предметы могильника имеют в находках близь с. Жабок, Егорьевского у., Рязанской губернии, датированных XI в. Наиболее надежной датой для Пустошенского могильника будет также XI в. Народность могильника по характеру и составу своего инвентаря Пустошенский могильник принадлежит к тому типу погребений, который знаменует, по-видимому, особую культуру. Характерными признаками данного типа следует признать: присутствие пластинчатых шейных гривен с цилиндрическими привесками, пластинчатых луновидных серег с такими же привесками, витых из проволоки шейных гривен с конусообразными шипами на концах, большого количества раковин каури и довольно грубых, но оригинальных имитаций из проволоки различных курганных находок, как то: шейных гривен и браслет с завязанными концами, ажурных подвесок и типичных на цепочках привесок в виде цилиндриков и ромбов. Все описанного типа вещи согласно приписываются финскому или во всяком случае инородческому племени, предшествовавшему славянской колонизации края.
По характеру своего инвентаря могильник этот принадлежит к типу Максимовского и отмечает границу новой культуры, которая представлена в Муромском уезде целой серией могильников, частью уже обследованных, а частью только что открытых (Подболотский, Максимовский, Перемиловский, Корниловский, Ефановский и др.). Замечательно, что в инвентаре этих могильников мы не имеем совершенно аналогий с Пустошенским и Заколпинским могильниками, за исключением некоторого сходства в подвеске в форме трубочки с привесками. В. А. Городцов считает возможным выделить могильники Муромского края в особую группу и приписать их специально Муроме, одному из исторических финских племен, частью агломерированному, частью вытесненному славянами в XI в. Обращаясь на СВ от Пустошенского и Заколпинского могильников, мы имеем на своем пути два могильника: Новленский, расположенный в ЮВ углу Судогодского уезда и Холуйский, Вязниковского уезда. Первый примыкает по своей культуре всецело к серии Муромских могильников и, в частности, однотипен с Максимовским. Второй может быть отнесен к типу Рязанско-окских могильников (Борковский, Кузьминский, Курмановский, Пальновский, Тырновский и др.), выделенных археол. наукой в особую группу и представляющих своеобразную культуру инородческого племени, обитавшего в Рязанском крае по берегам Оки. Среди инвентаря Рязанско-окских могильников имеются некоторые вещи сходные с предметами Пустошенского и Заколпинского могильников. К числу таких относятся: спиральные кольца в несколько оборотов, медное кольцо с утолщенной серединой, украшенной рубчатой насечкой, подвески в виде трубочки с душкой и обоймицами по краям и середине и лопастными привесками. Но все эти сходства не отличаются полным тождеством и не относятся к предметам наиболее характерным для Пустошенского и Заколпинского могильников, а потому совершенно не могут быть признаны в качестве свидетельств однородности культур. В дальнейшем направлении к СВ, а затем к С, СЗ и 3 до сих пор не открыто вообще могильников. Здесь за пределами Судогодского уезда начинается курганная культура, оставленная первыми русскими колонизаторами Владимиро-Суздальского края в X—XII вв.
Обращаясь к Ю, мы вступаем в пределы Рязанской губ., где встречаем уже ряд пунктов этнографически родственных Пустошенскому и Заколпинскому могильникам. Так, близ с. Жабок, Егорьевского уезда, выпахан был в 1871 г. клад, заключавший в себе довольно много вещей совершенно тождественных с предметами Пустошенского и Заколпинского могильников. В 1891 г. около того же села на другом месте найдены были новые вещи тех же типов, вместе с костями. В 1893 г. здесь А. Спицыным произведены были раскопки, давшие новые находки того же типа, но не обнаружившие могильника. Вещи датированы XI в. Территориальное распространение культуры Пустошенского могильника с несомненностью можно проследить в южной части Судогодского и Меленковского уездов, Владимирской губернии, и в северных уездах Егорьевском и Касимовском, Рязанской губернии. В географическом отношении вся эта местность, занимающая бассейны рек Цны, Пры, Поли, Гуся и Колпи, отличается чрезвычайным однообразием: она представляет собою болотистую, лесистую и неплодородную низменность.
Некоторые уцелевшие в литературе обрывки и, главное, народное предание считают древними насельниками данной местности особое финское племя «Мещеру». До настоящего времени вся северо-восточная часть Рязанской губернии и юго-западные части Судогодского и Меленковского уездов, Владимирской губернии, называются «Мещерским краем». Мы не решаемся пока со всей категоричностью приписывать Пустошенский могильник племени «Мещере», поскольку для такого утверждения не имеется вполне достаточного историко-археологического материала. Но что народность, населявшая в XI в. так называемый «Мещерский край» и оставившая нам на ряду с другими упомянутыми выше памятниками Пустошенский могильник, принадлежала к особому финскому племени—это можно считать весьма достоверным. Доказательством тому служат не только оригинальность добытых раскопками вещей, знаменующих особую культуру, но и своеобразность географических названий инородческого происхождения, как-то: Таса, Тесерьма, Нармочь, Нинуру, Дандуру, Кикуру, Сентуру, Синуру и др.
Жизнь и культура племени. Добытый раскопками материал, довольно бедный по количеству и чрезвычайно однообразный по качеству, не дает возможности восстановить полную картину жизни и культуры народности, оставившей Пустошенский и Заколпинский могильники и Касимовские курганы. На основании его мы можем составить лишь отрывочные представления о некоторых сторонах экономического и духовного быта племени, обитавшего в XI—XI вв. в так называемой Мещерской стороне.
Первое, что бросается в глаза при рассмотрении могильного инвентаря, это отсутствие каких-либо предметов вооружения. Среди вещественных находок не оказалось ни одного из известных нам видов оружия, употреблявшихся в ту эпоху соседними финскими племенами. Найденные в незначительном количестве железные ножики слишком малы по своим размерам и должны быть отнесены к предметам домашнего обихода. По всем признакам, древние насельники Мещерской стороны отличались весьма мирным характером и совершенно не заботились об обеспечении себя военным снаряжением. Этим следует отчасти объяснить быстрое и почти бесследное исчезновение описываемой нами культуры, сметенной потоком воинственных славянских пришельцев. Занятия племени и вообще весь его хозяйственный быт складывались под влиянием окружающей природной обстановки. Песчаная бесплодная почва не могла побудить к обработке земли. В могильном инвентаре не обнаружено никаких признаков земледельческой деятельности. По-видимому, земледелие введено было в данной местности уже славянами в позднейшие времена. Для разведения скота имелись несколько более благоприятные условия. Указания на скотоводство можно видеть в остатках шерстяной ткани и кожаных изделий, а также в находках конского зуба и осколков костей коровы.
Однако главными промыслами жителей Мещерского края были, несомненно, охота, рыболовство и бортничество. Занятия охотой и рыбной ловлей являлись главными потому, что девственная природа обеспечивала богатую добычу. Что касается бортничества, то этот промысел чрезвычайно распространен в Мещерской стороне до настоящего времени. Житель данного края до сих пор считается лучшим знатоком по бортному делу, так что борть и пчела занимают у него первое место даже в религии. Весь мир разделяется им на три пчельника: светлый, белый и темный. Светлый помещается на небесах и пчелы его составляющие — звезд, белый пчельник — это живые люди на земле, а темный состоит из умерших и помещается под землей. Круг домашних ремесел ограничивался, по-видимому, исключительно практическими потребностями самих жителей. Археологический материал позволяет выделить с известной определенностью гончарное производство, выработку тканей и кожи и литейное дело. Найденные при раскопках образцы означенных изделий отличаются довольно высокой техникой. Некоторые из предметов женских украшений, как, например, прорезной медный браслет, не лишены при этом оригинальной красоты. В общем же, судя по обстановке погребений, хозяйственный быт племени, оставившего могильник, рисуется довольно бедным. Из 26 вскрытых могил только в 5 обнаружены остатки деревянных гробов. Во всех прочих случаях оказалась дешевая и скромная лубочная обертка. Инвентарем снабжены были также только 5 покойников. Все это, несомненно, свидетельствует о плохом имущественном положении древних обитателей края.
Относительно общественного и домашнего быта трудно сказать что-нибудь определенное за отсутствием положительных данных. Различие могил по количеству имеющегося в них инвентаря может быть принято за указание на разделение местного населения по общественному положению. Но что лежало в основе этого деления — размеры имущества, или сословное происхождение — ответить с решительностью мы не в состоянии. Обычай награждать умерших женщин и детей предметами крашения и хозяйственного обихода свидетельствует о хорошем их положении в семье. По-видимому, женщины и дети не считались рабами и не обязаны были следовать за мужьями и родителями в загробный мир. Особенности похоронной обрядности и незначительные остатки тризн близь могил показывают, что религиозные верования имели уже место в жизни описываемого нами племени. Эти верования сложились под влиянием окружающей природы и не успели еще вылиться в стройную систему. Основу их составляла вера в загробную жизнь, которая представлялась такой же, как и земная. Отсюда желанна живых снабдить своих родственников перед отправлением в загробный мир всем необходимым вплоть до украшений. Несомненно, такой обряд подрывал благосостояние народа, но любовь к своим покойникам была сильней всяких расчетов и выгод. Можно предполагать, что в этот период, если не существовало замкнутой жреческой касты, то уже были отдельные личности, взявшие на себя обязанность служения богам. В летописях сохранились сведения о волхвах и кудесниках, упорно противодействовавших распространению христианства в наших местностях.
О наружных признаках населения, оставившего Пустошенский могильник, можно сказать очень немногое, так как добытый раскопками антропологический материал остается пока неисследованным. По всем признакам, население было среднего роста, коренастое, черноволосое и отличалось крепостью и здоровьем. При рассмотрении черепов нами не обнаружено ни одного случая попорченности зубов даже у покойников сравнительно старого возраста.
В заключение следует пожелать, чтобы на глухой Мещерский край обращено было более глубокое внимание со стороны историков археологической науки. При тщательном исследовании его все берега больших и малых рек, все курганы, могильники и городища обратятся в живую летопись и тогда перед нами развернется полная и яркая картина жизни и культуры уже исчезнувшего народа.
Грунтовый могильник Жабкинский
Жабки. Грунтовый могильник, 11-13 вв. По сведениям А.А. Спицына 1893 г., расположен «на противоположных концах» с., на правом берегу р. Цна (левый приток р. Ока). На одном из концов села исследованы (А.А. Спицын) остатки, вероятно, одного погребения, где с «обломками окрашенных в зеленый цвет костей» находились «медные украшения», в т.ч. два браслета или височных кольца, бубенчики, подвески-трубочки, пронизка с двумя лапчатыми подвесками, четыре спиральных перстня, раковина каури. Погребение датируется 11 в. На другом конце села, где в 1870 и 1871 гг. был найден «клад медных вещей», раскопками А.А. Спицына «не обнаружено следов могильника». В связи с этим исследователь заключает: «Приходится остаться при старом мнении, что находка эта имеет характер клада». В кладе, среди вещей, «плетеных из медной проволоки», находились большая подвеска со схематизированными конскими головками и шумящими привесками, бляхи в виде лунниц, пряжки, браслеты. По мнению А.А. Спицына, «вещи эти могут быть отнесены приблизительно в 11-12 вв.». Исследователь отмечает также, что хотя места находок «лежали на значительном расстоянии друг от друга, на противоположных концах села, … сами предметы обеих находок вполне тождественны». А.Л. Монгайт, датирующий памятник ХI в., отмечает, что в нем мы «видим яркую картину славянизации древнего местного населения, - вероятно, мещеры, - под влиянием колонизовавших этот район кривичей». Колл. в ГЭ, РИАМ, Егорьевском краеведческом музее. Источник:
Археологическая карта России. Московская область. Часть 4.
Грунтовый могильник Заколпский
– Заколпье. Грунтовый могильник Заколпский, 11-12 вв. 2 км. к юго-востоку от пос., левый берег р. Колпь. Занимает выступ первой надпойменной террасы на высоте 0.5-2.0 м. над рекой. Исследовано (А.П. Поликарпов, 1899 г.; Н.Е. Макаренко, 1905) 21 погребение, в т.ч. 17 трупоположений и четыре трупосожжения. Захоронения по обряду трупоположения совершались в неглубоких могильных ямах размерами до 2.1х0.8 м., глубиной до 0.7 м., преимущественно с западной ориентировкой. Отмечено также положение погребенных головой на север, северо-восток, юго-юго-запад. В заполнении могильных ям встречались углистые включения. В одном случае вокруг могилы зафиксированы две концентрические кольцевые канавки с золистым заполнением. Находки происходят из женских погребений. Среди них – височные кольца браслетообразные с завязанными концами и перстнеобразные загнутоконечные, шейные гривны витые, части пластинчатого венчика с шумящими привесками, литые крестики, иконка-медальон, шумящая подвеска арочного типа, бусы стеклянные зонные желтого, зеленого и синего цветов, раковины-каури, обломки гончарной посуды. Могильник является одним из немногих известных памятников финно-угорского племени мещера, испытавшего сильное славянское влияние. Источник: Археологическая карта России Владимирская область. Под редакцией Ю.А. Краснова. Москва. 1995.
Археологические находки, относящиеся к племени мещера в Гусь-Хрустальном районе (могильники и бронзовые украшения) были сделаны в самом начале 20 в. у села Заколпье на реке Колпь. Однако более богатые и разнообразные предметы культуры этого племени были найдены в Жабкинском могильнике (в 20 км к югу от г. Егорьевска Московской области). Эти и другие находки, сделанные на территории Клязьминско-Окского междуречья свидетельствуют, что культура мещеры процветала в этом крае в 9-12 вв.
Одной из характерных особенностей одежды племени мещера были искусные украшения из бронзы и меди в виде шумящих подвесок у женщин и нагрудных блях – у мужчин. Нагрудная бляха - медное украшение, символ солнца, помимо сакральных функций, она была отличительным знаком принадлежности к определенному этносу.
В кон. 2003 г. историко-художественный музей Егорьевска посетил научный сотрудник Государственного Исторического Музея Москвы Ахмедов И.Р. Являясь одним из крупнейших специалистов по археологии поволжских финнов, он естественно заинтересовался находками из Жабкинского могильника, хранящиеся в музее. Увидев мужские нагрудные бляхи, он был поражен их сходством с нагрудными бляхами многочисленных рязано-окских могильников 3-4 века среднего течения Оки! Последующие исследования подтвердили его догадку - это предметы одной культуры!..
По сути дела это - научная сенсация! Если погребения на месте нынешнего села Жабки в Подмосковье начались еще в эпоху рязано-окской культуры 3-4 вв. - культуры суровых воинов Средней Оки, то это решает проблему происхождения мещеры!
В начале первого тысячелетия н.э. на огромной территории от современной Коломны под Москвой почти до Владимира на севере и Мордовии на востоке появляются хорошо вооруженные племена, культуру которых археологи весьма условно назвали рязано-окской. Их жизненный уклад и культура мало соответствовали местным поволжским финнам городецкой культуры (предкам эрзян и мокши), жившим здесь исстари, мирно осваивавшим поймы рек, занимавшимся земледелием и свиноводством. Пришельцы отличались свирепым нравом - грабили и целиком сжигали городецкие поселения, поголовно уничтожая их жителей.
Курганные захоронения рязано-окцев были обнаружены в Гусевском районе близ д. Парахино, а так же в Заколпье…. По образу жизни рязано-окцы были воинами – скотоводами, хорошо знали кузнечное дело и медеплавильное производство. Среднее течение Оки в то время имело важное стратегическое значение. Здесь проходил древний «Серебряный» волжский торговый путь еще задолго до появления известного торгового пути «из варяг в греки». Археологи считают, что рязано-окцы пришли в Мещеру из Донских степей и были в союзе с восточными готами. Вооружение, воинские доспехи, конская сбруя – все было западного образца. В обычай этого племени входило захоронение рядом с погибшим воином, наряду с полным воинским убранством, разрубленного на куски коня, которого помещали в ногах умершего. Источник:
Индоевропейские корни племени мещёра. Николай Скулов
Мещера, мещеряки, мишари. Ворота в Мещерский край. Городец Мещерский. «Начало казачьей вольницы – в Мещере».
Чушь. мещера - не финское племя. И на мордовском языке это племя не говорило. Курбский говорил о лесах Большой Мещеры, южнее рязанских земель, где действительно говорят на мордовском. А Клязьинско-Окское междуречье было местом, где жили автохтонные племена и пришлые, в том числе и говорящие на уральских языках.Финны на Оке - это МИФ!!! Высосанный из пальца. Говорить о Окских финнах, Рязанских финнах - это глупость и политическая близорукость... Любовь -то безусловная, а повторяет старые выдумки....
