14 ноября 1881 года, на 70-м году от рождения скончался в гор. Муроме о. протоиерей градской Воскресенской церкви Иоанн Семенович Кипарисов. О. протоиерей Кипарисов принадлежал к числу тех служителей алтаря Господня, кои, при жизни своей, имеют право быть названы образцами для духовенства достойными подражания, коих характер, поведение и жизнь, примеры хорошего для всех, — о коих воспоминания приятны, поучительны и назидательны и кои, потому, по смерти своей, долго-долго живут в памяти добрых людей, не умирая. О. протоиерей Кипарисов был сын бедного причетника; в 1834 году, в то время чуть-ли не в числе 300 сотоварищей, кончил курс во Владимирской Духовной Семинарии с званием студента и в 1835 г. преосвященнейшим Парфением, Епископом Владимирским и Суздальским рукоположен во священника в Архидиаконский Погост.
«Не так жили мы и вели себя, — учась, бывало рассказывал И.С., как ныне живут и ведут себя воспитанники духовных Семинарий. — Я, говорил он о себе, как сын бедного причетника, до Богословского класса ходил в чапчурах (котах) с портянками и только при переходе в Богословию сшили мне сапоги. Нанковый халат с полосатым кушаком, а зимой такой же тулуп на домашних овчинах, большой теплый картуз, зимою и летом и едва ли не один во весь курс семинарский, — составляли все мое щегольство и украшение. Черный и почасту черствый хлеб с плохими серыми щами, каша не всегда, в грязной гнилой хатенке в Щемиловке — вот обстановка моей — и многих других товарищей — семинарской жизни... И то не роптали мы, были довольны, занимаясь постоянно делом и в квартире, и в классах; более своей квартиры, книги, классов, наставников и начальников мы ничего и никого не знали. Бывало мы только заслышим: Senior идет, — все, как дождь, на места и сидим в классе, боясь кашлянуть шибко. Цензоров кормили калачами и лепешками, чтоб они только не донесли начальству о каком либо дурном слове, или какой либо детской шалости, сказанных или сделанных во время смены, вне занятий. А наставник, инспектор это были личности, которым взглянуть прямо в глаза мы не смели и относились к ним всегда почтительно и с большим уважением: — ну право мы благоговели пред ними, а вместе сердечно и любили их. Бывало ни один ученик не посмеет заговорить с наставником, тем более с начальником, ежели его не спросят; и если говорит, то со всею осторожностью и сдержанностью, опасаясь сказать лишнее, и ненужное слово». И давно ли все «это наше былое?!» И эта добрая скромность, эта благоразумная сдержанность, честная, где требовал долг, послушливость и покорность начальствующим, всеянные и внедренные в душу о. протоиерея училищным и семинарским воспитанием, не оставляли его во всю жизнь до могилы. В 1836 году о. протоиерей Кипарисов переведен в гор. Муром к Георгиевской церкви (разрушена); в 1851 г. избран и утвержден духовником всего немалочисленного, особливо тогда, духовенства Муромского; в 1852 г. переведен к Воскресенской церкви и в 1879 г. возведен в сан протоиерея. Следовательно о. протоиерей Кипарисов стал известным городу с 1836 года, едва не полстолетие. Посмотрим же на него как на священника и как на духовника духовенства. От природы — и, как сказали мы, вследствие воспитания своего, всегда сдержанный и осторожный, о. протоиерей не кидал, как говорится, слов на ветер и всегда дорожил словом. За то всякое слово его пропитано было назиданием, или добрым советом, — даже и шутки его имели тон и цель назидания, или доброго замечания тем, к кому были направлены; особливо не мог он терпеть и сносить, ежели в присутствии его кто-либо говорил небрежно или шуточно и неуважительно о религиозном и священном; при этом он всегда возмущался сильно и не опускал без должного замечания, не взирая ни на какое лице. В священнодействии это был примерно — благоговейный и усердный к Богослужению священник. — Особливо в последние годы своей жизни он редкие дни пропускал без священнодействия. В отношении к своей пастве он был добрый и бодрый пастырь, стоящий на страже дома Господня, — и пасомые сердечно любили и глубоко уважали его. Каждое слово его для прихожанина был закон непререкаемый и он сам не любил перерешать сказанного. И доныне с какою любовью и благодарностью вспоминают о нем прихожане!.. А как духовник духовенства — это поистине неподражаемый. — Он умел как то с любовью и снисходительностью совмещать строгость и со строгостью любовь и доброту. Хорошо понимая и сознавая важность духовника и исповеди священнодействующих и для священнодействующих и причта, он умел самих кающихся вызывать на прямоту, откровенность и сокрушение и ничего не пропускал без замечания, а иногда и строгого вразумительного слова. Но вместе с тем он плакал с немощным о немощах и молился одним сердцем с кающимся. И оставалось в сердце какое-то невыразимое чувство любви к нему, доверия, преданности, а вместе и глубокого уважения. Да ходатайствует он о нас, овцах своих, пред великим всех Пастыреначальником!!! Кроме обязанности духовника, о. протоиерей проходил и другие должности, исполняя временные поручения начальства и начальство не оставляло его без своего внимания: постепенно он награждаем быль скуфьею, камилавкою, наперсным крестом и возведен в сан протоиерея. Но лучшею наградою ему и лучшим выражением и доказательством его достоинства были та любовь и то уважение, которые питали к нему все знавшие его. Во время продолжительной болезни его редкий кто не посетил, — а при погребении о. протоиерея церковь не могла вместить молящихся, — духовенство буквально все присутствовало, — были даже сторонние священники и трое из городских священников почтили его своими глубоко прочувствованными речами, так что вся церковь плакала и от воспоминания об о. протоиерее, и от жалости по нем. Вот некоторые черты из жизни почившего, уважаемого, о. протоиерея Кипарисова, — и, конечно это, очень слабая и недостаточная обрисовка его добрых качеств и совершенств. Пополним и закончим эту недостаточность нашу желанием, чтоб Господь давал нам по более таких добрых, усердных и опытных пастырей и полезных руководителей.
Духовный сын почившего.
РЕЧЬ при погребении о. протоиерея И. С. Кипарисова
«В вере, и надежде, и любви и кротости, и чистоте, и в священническом достоинстве благочестно пожил ecи, приснопамятне. Тем же превечный Бог, Ему же и работал ecu, Сам вчини дух твой в месте светяе и красне, идеже праведнии упокосваются» (Тропарь при погребении священническом).
Приидемте чада, приидемте ко отцу, послушаем последнее слово его, слово всегда полное к нам любви и назидании, — а последнее слово всегда бывает сильнее, назидательнее и достопамятно. Что же ты изречешь нам ныне, любезнейший и уважаемый наш отец? Какой совет и завет даешь нам? Се ныне видим тя лежаща, но нам ктому не предлежаща, се уже и язык умолче: се уже и устне твои престаша. Но прислушайтесь внимательно, что он вещает нам устами св. церкви: здравствуйте друзи, чада: спасайтеся братие, спасайтеся знаемии; аз бо в путь мой шествую, но память творите о мне, с песнию: Аллилуиа! Так ты и за гробом заботишься о нас, добрый и радушный наш отец и пастырь! Благодарим тебя, благородные от сердца, по долгу тебя любящие!.. Но позволь нам, добрый наш отец и наставник! Позволь у тебя самого и с тебя брать нам уроки спасения. Этим не нарушим мы твоего доброго мира и покоя! И вот что св. Церковь нам открывает о нем: В вере, и надежде, и любви, и кротости, и чистоте и в священническом достоинстве, благочестно пожил еси, приснопамятне. Каких лучше правил и уроков! И какое, вернее сего, изображение и выражение твоей жизни и деятельности, отец наш духовный! В вере, и надежде, и любви, и кротости, и чистоте благочестно пожил еси. Кто не знает из нас, что почивший о. протоиерей среди нас был образцем веры! Не то что какого либо проявления неверия и сомнения не мог сносить он, он сильно смущался и возмущался всегда каким либо шутливым или смешливым выражением священнаго: по вере он был пастырь — руководящий и наставляющий самих пастырей и молящийся о них усердно, разрешая тяжкие грехи их. Достойно в вере подражать тебе наш руководитель и молитвенник о нас! В вере и надежде. — Не очень задолго пред кончиною его, к нему больному, по любви, долгу и обязанности духовного сына, приходил я, и вот что выслушал от него в прощальной со мною его предсмертной беседе: «Я не боюсь смерти, я спокойно иду туда, надеясь на Господа Иисуса Христа» — и это говорил он глядя в глаза смерти. Какой больше надежды! О! Помолись за меня, отец мой, чтоб и я тоже и так же мог сказать в виду моего гроба! В вере, надежде, любви и кротости. — О! С какою добротой, с каким сердечным участием он всегда выслушивал исповедь о наших гресех и слабостях! Как сочувственно болел о них душою своею и как кротко вразумлял, обличал, врачевал недуги душевные, молясь тут же единеми усты и единем сердцем с кающимся. Вот поистине любовь христианская, и в этом преимущественно состоит она и проявляется!.. Так он жил и действовал, священствуя едва не полстолетия, жил и священствовал в чистоте и благочестно, — истину слов сих подтвердит каждый знавший его. Какой же венок должной тебе любви и благодарности принесем на могилу твою, — добрый, мудрый и любвеобильный отец наш?!! Я думаю для тебя будет лучшим почетом и благодарностью от нас, если мы, выслушав внимательно твою последнюю заповедь: здравствуйте друзи, чада, — спасайтеся братие, спасайтеся знаемии, — в жизни нашей будем подражать тебе в вере, надежде, любви, кротости и чистоте, и более и более возвышать в себе эти чистыя и высокия совершенства. А затем постараемся выполнить твою последнюю просьбу к нам: Братие мои возлюбленнии, не забывайте мя, егда поете Господа, но поминайте и братство, и молите Бога, да упокоит меня с праведными Господь, — еже буди тебе, любезный наш отец! Протоиерей Ал. Орфанов.
