Фёдор Михайлович Достоевский во Владимире
Достоевский, Фёдор Михайлович родился 11 ноября 1821 года. Весь мир - 11 ноября 2021 года отпраздновал 200-летие Фёдора Достоевского.
...Приезды Достоевского во Владимир отмечены в его письмах брату Михаилу и другим; но истинная причина второго и последующих его приездов сюда, кажется, ускользнула от внимания его биографов.
Ф.М. Достоевский
Первая поездка С первой поездкой все просто: в августе 1859 г. Фёдор Достоевский - разоблаченный ранее заговорщик, отбывший свой срок каторжник, закончивший службу гарнизонный солдат-возвращался, по милости нового государя (Александра II), из Сибири в среднюю полосу России. Одновременно он возвращался к нормальной, человеческой жизни, и к своему призванию - литературному труду. Как говорится, душа летела; а старомодный тарантас медленно тащился по российским дорогам, от Семипалатинска до Твери, где бывшему осужденному было назначено новое место жительства... В тарантасе, кроме Достоевского, находилась его молодая жена Мария Дмитриевна, пасынок Павел, и все их пожитки.
В Москву заезжать было запрещено, надо было ехать в объезд; но, доехав до Нижнего Новгорода, Фёдор Михайлович решил непременно повидаться с бывшим товарищем по солдатской службе. Оставив семью в гостинице Нижнего Новгорода, и предложив им осмотреть знаменитую Макарьевскую ярмарку - он сам, на перекладных, рванул во Владимир.
«Во Владимире видел Хоментовского, он там начальником провиантской комиссии. Человек превосходнейший, благороднейший… много с ним говорил, и много любопытного переговорили... наконец тронулся из Владимира» (Из письма Достоевского Гейбовичу, своему ротному командиру в Семипалатинске).
...В те годы у Достоевского было мало друзей и знакомых. В юности, обучаясь в закрытом Инженерном училище, он знакомств не завел. Дети польских шляхтичей и прибалтийских баронов пренебрегали «лекарским сыном», хотя отец Достоевского и выслужил в Мариинской больнице личное, затем и потомственное дворянство.
Достоевские считали своими предками московских бояр, в царствование Ивана Грозного бежавшим в княжество Литовское. Здесь потомки беглеца приобрели сельцо Достоево, откуда и пошла их фамилия. Но принять католичество они не пожелали, и были отодвинуты от «хлебных» должностей. Род захирел; дед писателя был уже священником, что, по законам того времени, было несовместимо с дворянским званием. Отец священником не стал; без согласия отца оставил семинарию и ушел учиться в Медико-Хирургическую академию в Москве (из городка Каменец-Подольский на Волыни). Затем он был полковым лекарем при Бородино, позже - и в других баталиях. После окончания воинской службы получил назначение в Мариинскую больницу для бедных, где прослужил лекарем четверть века.
Литераторы оказались друзьями недолгими и ненадежными - отчего Достоевского позже и занесло в революционный кружок Петрашевского. На каторге он также оказался в изоляции; русские каторжники избегали его как «барина», а польские повстанцы, равные ему по образованию и интеллекту, не желали общаться с «москалем» (русским и православным).
Только после отбытия каторги и определения в солдаты (Таков был приговор Николая I после отмены смертной казни: шесть лет каторги (в Омске), и четыре года солдатской службы в пограничном гарнизоне.), он нашел близких себе людей. Судя по их фамилиям (Хоментовский, Гейбович) - они, как и отец Достоевского, были выходцами из западно-русских земель (сейчас это Белоруссия отчасти Украина). В огромной, мало заселенной Сибири, возле киргизской степи (Семипалатинск был пограничной крепостью) - стоило держаться земляков; иначе жить здесь было слишком тоскливо.
...Встреча с Хоментовским во Владимире нужна была Достоевскому еще и потому, что с момента его ареста прошло слишком десять лет: он не представлял ни теперешней жизни, ни тех надежд и ожиданий, которые связывались с началом нового царствования. А знать это было необходимо; Достоевский был не один, от него зависела его семья. Кормить жену и пасынка он мог только литературным трудом; а для успеха в том, надо было знать настроения в обществе.
Волновал его и другой вопрос: разрешит ли государь ему вскоре покинуть Тверь? Для возобновления литературной карьеры надо было жить в Петербурге или Москве, ближе к журналам и издателям. Впрочем, новый царь (Александр II) уже вернул Достоевскому потомственное дворянство, и это обнадеживало...
Вторая поездка Вторая поездка состоялась в 1863 году; тогда Достоевский уже жил в Петербурге, издал повести «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково и его обитатели», и поразившие русское общество «Записки из мертвого дома». Эти «Записки...» (воспоминания о каторге) сделали его популярным, сделали героем и мучеником в глазах тогдашних «передовых людей». Но семейная жизнь его оставляла желать много лучшего...
Жена медленно умирала от чахотки; перемена климата не пошла ей на пользу. Мария Дмитриевна осталась в Твери; попытка перевезти ее в Петербург вызвала обострение болезни. Доктора советовали увести ее из Петербурга, в любую провинцию с хорошим климатом, и ежедневно поить кумысом; других средств лечения туберкулеза тогда не знали.
...И вот здесь меня зацепил и долго не отпускал вопрос - почему Достоевский повез свою жену во Владимир, а не вернул в Тверь, где она прижилась за три года, и хоть кого-то знала? Конечно, у больной был скверный, раздражительный характер, и ей все не нравилось, и Тверь тоже (какая разборчивость после таких дыр, как Семипалатинск и Кузнецк!). Больше всего ей не нравилось хроническое отсутствие денег, и такое же отсутствие мужа; но переменой места такая раздражительность не лечится.
Биографы Достоевского отчего-то доверчиво внимали его объяснениям о благотворности владимирского климата для чахоточных. Но климат в Твери и во Владимире примерно одинаковый (я жила и здесь, и там, поэтому знаю). Татарская община, а именно татары изготовляли кумыс для лечения больных - в Твери была старинная, с мечетью; а во Владимире и в начале XX века не набиралось столько татар, чтобы построить хотя бы молитвенный дом. К Петербургу Тверь, по только что построенной железной дороге, в три раза ближе. При поездках к смертельно больной это очень важно можно успеть доехать, чтобы застать живой. О помощи Хоментовского здесь никто не упоминает; о желаниях самой Марии Дмитриевны - тоже. Так почему же Достоевский повез больную жену именно во Владимир?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться на два года назад, и посмотреть, какие события произошли тогда в жизни Достоевского.Осень 1861 года - знакомство с Аполинарией Сусловой
А.П. Суслова
«После одного из выступлений к нему подошла стройная молодая девушка с большими серо- голубыми глазами, с правильными чертами умного лица, с гордо закинутой головой, обрамленной великолепными рыжеватыми косами. В ее низком, несколько медлительном голосе и во всей повадке ее крепкого, плотно сбитого тела было странное сочетание силы и женственности. Ее звали Аполлинария Прокофьевна Суслова, ей было 22 года, она слушала лекции в университете. Дочь Достоевского утверждает, что Аполлинария написала его отцу „простое, наивное и поэтическое письмо - объяснение в любви...“ В нем была видна робкая молодая девушка, ослепленная гением великого писателя. Письмо это взволновало Достоевского: оно пришло как раз в тот момент, когда такое объяснение в любви было так ему необходимо...» (Марк Слоним.)
Вообще-то, никто из знавших Аполлинарию - в том числе, и сам Достоевский - не описывал ее как крепкую и плотно сбитую; скорее, наоборот (Слонима явно ввело в заблуждение ее простонародное происхождение). Да и косы она тогда остригла, как и положено было нигилистке. Да и робкой она вряд ли когда была; разве что, иногда хотела такой казаться. А в остальном все верно: несмотря на успех у читающей публики, Достоевский был одинок, замучен трудами, ссорами с больной женой - и письмо пришло вовремя, ему нужен был какой-то просвет...
Может быть, никакого письма и не было; а Полина просто явилась к Достоевскому в редакцию, с рукописью первого своего рассказа, и сразила его - так, как она умела и любила делать... (Эта черта Полины легла в основу образа Настасьи Филипповны, в романе «Идиот». Тем же качеством Достоевский наделил и Лизу из «Бесов»: «Какое-то могущество сказывалось в горящем взоре ее темных глаз, она «являлась как победительница и чтобы победить»...» И там, и там победоносность героини, при ее эмоциональном холоде, приводит к гибели.). Вскоре она стала его любовницей; до этого возраста, 23 лет, у нее никого не было (что и неудивительно, если учесть ее семью и воспитание). Но в 60-е годы XIX века передовые студенты и студентки с жаром отрицали все общественные условности - в том числе брак, семью, зависимость женщины от мужчины. Полина была в их числе. Был ли роман с Достоевским первым опытом нигилистки - или, напротив, здесь был женский расчет? Какой расчет? Что после ее самопожертвования знаменитый писатель не сможет, не посмеет ее бросить.
«Весной 1863 года, когда в болезни Марьи Дмитриевны произошел опасный поворот к худшему, и ее пришлось перевести во Владимир, Достоевский и Аполлинария окончательно решили поехать летом за границу. В Европе... можно было освободиться от унижений тайной связи и пожить вдвоем на свободе, не стыдясь...» (Марк Слоним.)
Здесь ситуация выглядит несколько понятнее; но Слоним здесь, видимо, считает, что Полина Суслова была свободна в своих решениях - захотела поехать за границу, села да поехала... Но это еще не либеральный XX век, а всего только вторая половина века XIX: женщины считаются неполноправными, и пожизненно состоят под опекой мужчин.
В университете Суслова является вольнослушательницей, а не студенткой; никакого документа об его окончании она не получит, даже и прослушав исправно весь курс. За границу она может поехать только с согласия отца; после замужества - с согласия мужа. Но мужа пока нет; остается отец. И в Петербурге Суслова нескудно жила именно на те средства, что давал отец, и за границу поехала на них же... А кто был ее отец? Прокофий Суслов - крепостной графа Дмитрия Шереметьева, ивановский капиталист, позже графский управляющий О Прокофии Суслове известно мало; не известно даже его отчество, годы рождения и смерти. Но и того, что известно, достаточно, чтобы понять - человек он был весьма незаурядный. Дочери, Полина и Надежда, унаследовали от отца ум и волю; Надежда - еще и целеустремленность. А вот темперамент Полины явно из другого источника; ее отец к известности (особенно, к скандальной известности) - никогда не стремился.
Он был родом из села Панина, Горбатовского уезда, Нижегородской губернии; но каким-то образом стал крепостным у графов Шереметевых, в селе Иванове (позже город Иваново-Вознесенск). Биографов это обстоятельство также не смущает; но у главной ветви рода Шереметевых не было иных владений, кроме ивановской вотчины, трех подмосковных имений, и недвижимости в Москве и Петербурге.
Разгадать эту загадку, вероятно, поможет описание села Иванова в начале XIX века:
«Иваново есть село, принадлежащее графу Шереметеву. Место государственное по своим изворотам, торговле и богатству... Фабрик различных множество. Большая часть жителей - раскольники. Поморская секта превосходит прочие. Так называемые их божницы, то есть богомольные палаты, наполнены старинными образами, обогащенные каменьями, золотом и серебром... заметить при том можно, что много обывателей бедных, за коих богачи все платят и в казну, и барину... в Иванове нет середины - либо нищий, либо богач...» (Из записок владимирского губернатора Ивана Долгорукого).
Вообще-то, раскольники «поморского согласия» тоже были лично свободными; на русском Севере крепостного права не было. И, если они толпами перебирались в крепостные к графам Шереметевым - значит, так им было выгодно. Ивановские вотчины сначала были не густо населены; первые владельцы сделали веротерпимость своей политикой, и к ним сначала потекли притесняемые в Российской империи раскольники, они же старообрядцы. Шереметевы пошли дальше - разрешили одним (более предприимчивым) крепостным скупать других крепостных (неимущих, или, как тогда говорили, «крестьян последней статьи»), и использовать их, как рабочих на своих фабриках - при условии, что богатые платят за бедных все налоги, и в казну, и барину. В селе Иваново и его окрестностях возник, как сейчас сказали бы, «бизнес-инкубатор». Ткацкие фабрики здесь росли как на дрожжах, и исчислялись сотнями - при том, что в конце XVIII- начале XIX века для открытия «своего дела» надо было иметь дом с десятком ткацких станков, полдюжины набойных досок, и три-четыре горшка с краской. Товар этот хорошо сбывался на ярмарках, и дело шло - только успевай поворачиваться...
После русского Севера, вторым главным заповедником раскола были леса и болота вокруг Нижнего Новгорода; на реке Керженец располагался известный на всю Россию тайный скит. О том, что Суслов был старообрядцем, упоминает Б. Соколов; эту версию подтверждает и наличие однофамильцев Суслова в раскольничьем иконописном селе Мстера, Вязниковского уезда (по дороге от Нижнего на Владимир).
Вероятно, нижегородский раскольник (или, как тогда говорили, «кержак») Прокофий Суслов перебрался в село Иваново и поступил в графские крепостные добровольно, привлеченный перспективой скорого обогащения. Тогда в своих расчетах он не ошибся - к середине XIX века у братьев Сусловых, Прокофия и Ивана, в Иванове был выстроен каменный дом, с каменной же небольшой фабрикой (Дом этот сохранился и сейчас. Он стоит на улице имени 10 августа, № 79/21, и упоминается в новых туристических путеводителях - правда, памятной таблички на нем пока нет.). В те же годы Прокофий женился на местной крестьянке Анне Ястребовой. Женился он, видимо, по любви (мог бы найти и побогаче). В 1839 году родилась старшая дочь Полина, в 1843 г. - Надежда; последним появился на свет долгожданный сын Василий.
Есть и другое объяснение богатства Суслова: кто-то из служащих вотчинной конторы заметил смышленого и грамотного парня, и позвал его в контору «переписывать ревизские сказки» (Сохранилась трогательная история о том, как мальчишку-сироту в 1,5 года подобрал бездетный дворецкий графов Шереметевых Трегубов, вырастил, выучил грамоте, и пристроил на работу в вотчинную контору. История эта не объясняет, что дворецкий делал в нижегородской деревне, почему бездетный опекун не дал приемышу свою фамилию, куда делась его мать, и откуда взялся брат Прокофия... Да и вообще - чтобы сделать успешную карьеру в вотчине Шереметевых, не нужно иметь благ в конторе; десятки шереметевских крепостных «вышли в люди» без этого.). Там Прокофий явил свои способности: ум, волю, память, а главное - умение договариваться с разными людьми (Тогда ивановская фабрика, вероятно, дело его брата.).
К 60-м годам Прокофий Суслов становится главным управляющим Дмитрия Николаевича Шереметева, и перебирается с семьей в Санкт-Петербург (Шереметевы были родней Романовых, а потому занимали ответственные должности при дворе; они часто с детства дружили с императорами, и имели возможность влиять на них.). К тому времени, Суслов имеет дом в Москве, для управления подмосковными усадьбами графа (Кусково, Останкино и Остафьево), а также огромным и затратным Странноприимным домом, «для больных и увечных всякого звания» (ныне больница имени Склифософского). Место управляющего, при таких-то владениях, могло быть очень доходным; но Суслов не злоупотреблял властью - иначе б он не остался графским управляющим надолго... Здесь надо сказать несколько слов о его хозяине.
Граф Дмитрий Шереметев, хозяин Прокофия Суслова Должно быть, многим случалось когда- то слышать о сказочной, романтической, неправдоподобной любви богатого и знатного барина к своей талантливой крепостной актрисе... Так вот, эта история была на самом деле, и случилась она с отцом Дмитрия Николаевича Шереметева.
Как и его отец и дед, Николай Петрович занимал высокие должности при дворе (Под конец своей придворной карьеры он был обер-гофмаршалом - то есть, распорядителем дворцовых приемов и празднеств, знатоком придворного этикета.). Он находил время бывать и в вотчинах, проверять управляющих. Но главной страстью Николая Шереметева был театр, в подмосковной усадьбе Кусково... То, что крепостные актрисы этого театра с юных лет были фаворитками барина, никого не удивляло; многие господа тогда и без театра держали целый крепостной гарем. Удивляться стали, когда барин выделил одну - Прасковью Ковалеву (по сценическому псевдониму, Жемчугову), оперную певицу - приму, и отстранил от себя прочих фавориток. Эта связь продолжалась годами. Такое тоже иногда случались: внебрачным детям честные отцы тогда покупали дворянство (Законным образом это сделать было нельзя; за вознаграждение договаривались с бедной дворянской семьей, чтобы они усыновили приблудного сына, и дали ему свою фамилию. Дочкам просто давали хорошее приданое, если состояние позволяло.), давали в наследство деревеньку... большего «байстрюкам», по общему мнению, не полагалось.
Венчание барина с крепостной запрещалось и законами империи; и общественным мнением; но Прасковья Жемчугова хотела именно этого, и упорно не желала рожать внебрачных детей. И Николай Шереметев, один из самых завидных женихов при дворе, так же упорно уклонялся от брака со своей «ровней» - то есть, с девицами из знатных семейств.
После смерти императрицы Екатерины II он рискнул просить у нового императора Павла согласие на брак с Ковалевой – Жемчуговой (Предварительно он заказал у стряпчего поддельные документы; но ним Прасковья Ковалева становилась не дочерью деревенского кузнеца, а незаконной дочерью проезжего польского шляхтича Ковалевского). Император Павел был хорошо знаком с Шереметевым, восхищался и его театром и дивным голосом Жемчуговой (Жемчугова пела ведущие арии в тридцати с лишним операх, и постоянно работала над репертуаром. Талант и страстную любовь к музыке она передала сыну и старшему внуку.) - но подписать это прошение, все же, не рискнул. Такого брака не одобрил бы никто при дворе.
Дать согласие на брак рискнул следующий император, Александр I. Старший внук Екатерины II, по ее распоряжению, в детстве был воспитан известным французским якобинцем Лагарпом; так что сословные преграды не казались ему непреодолимыми. Так как скандал в обществе был неизбежным, то и венчание было тайным, при минимально необходимом числе свидетелей (Со стороны жениха свидетелем был заезжий итальянский архитектор Джакомо Кваренги, со стороны невесты - ее подруга по жизни и театру, танцовщица Татьяна Шлыкова.). Прасковья Жемчугова, теперь уже Шереметева, вскоре умерла от чахотки, успев родить единственного сына-Дмитрия. На следующий день после ее смерти Николай Шереметев сообщил родне о своем браке, и о разрешении императора на этот брак. Это был крах многих надежд... Он пережил жену на шесть лет, построил в ее память и по ее просьбе, огромный Странноприимный дом. Больше Николай Петрович не женился; Дмитрий остался единственным наследником огромного состояния.
В качестве такового, он вряд ли дожил бы до совершеннолетия (по боковым линиям имелось множество желающих наследства (В шереметевской семье сохранился принятый во времена Петра I, и затем отмененный закон майората - основные богатства семьи, а вместе с ними и общественные обязанности наследовал старший сын по основной линии. Прочим потомкам (двоюродным, троюродным братьям и проч.) - от семейных богатств доставалось немного, но и спрос с них был малым.) - и всем им этот младенец мешал). Но его отец и мать оказались предусмотрительны, и заранее назначили преданных и толковых опекунов. Приемной матерью Дмитрия стала подруга Жемчуговой, балерина Татьяна Шлыкова (по сценическому псевдониму, Гранатова). Она получила от графа вольную; после его отъезда в Москву сумела найти при дворе влиятельных покровителей, и выйти победительницей из всех судебных дрязг. Она прожила долгую жизнь в здравом уме и ясной памяти, и воспитала не только сына, но и внуков Николая Шереметева.
Вероятно, именно благодаря приемной матери Дмитрий Шереметев научился ценить людей не по их социальному положению, а по их достоинствам - и ценить точно. Именно он разглядел ивановского управляющего Прокофия Суслова, и приблизил его к себе. Скорее всего, это произошло после смерти Анны, жены Дмитрия Николаевича (1849 год. Дмитрий Шереметев как и Пушкин, был поклонником известной балерины Истоминой, и долго уклонялся от женитьбы (хотя среди желающих брака с ним была и сестра императора Александра). Он согласился на брак лишь тогда, когда встретил редкую красавицу, фрейлину императрицы и прекрасную пианистку Анну Алмазову. Супружеская чета держала дома литературный и музыкальный салон; там бывал Пушкин, Тютчев, Глинка. Тютчев называл хозяйку салона «лучшим из существ». По общему мнению, она была «человеком замечательных душевных качеств». Брак оказался счастливым, но не слишком долгим. Надо думать, что после смерти жены Дмитрий Шереметев с новой силой почувствовал свое одиночество: но ради детей надо было жить, и сохранять семейное достояние.). Тогда граф стал избегать общества, и почти перестал бывать даже при царском дворе. Верных слуг он умел награждать; именно Дмитрий Шереметев позаботился об обучении детей Прокофия.
Дети Прокофия Суслова, и их обучение Дочери бывшего крепостного получили образование в частном дворянском пансионе Генникау в Москве. Там внимание обращали, прежде всего, на знание иностранных языков, и хорошие манеры. Сын закончил гимназию, затем университет, и стал юристом. Дочери, одни из первых в России, также решили получить высшее образование. Полина, как было сказано, поступила вольнослушателем в Петербургский университет, Надежда - в Медико-Хирургическую академию в Москве.
На все это, кроме протекции графа, требовалось и согласие отца; и, если б Прокофий Суслов решил своих дочерей вовсе не учить, а выдать замуж за своих знакомых ивановских или московских купцов - так бы оно и было... (Как говорил один из героев Островского, «мое детище-хочу с кашей ем, хочу с маслом пахтаю». Сказано это в момент отдачи купеческой дочери замуж за приказчика, причем согласия дочери никто и не спрашивает.) Но для своего времени Суслов был человек передовой, считавший, что женщина - она тоже человек (Что, кстати, характерно для поморского согласия. Из-за длительных отлучек кормильцев на отхожие промыслы, и частой гибели их в море - женщины на русском Севере пользовались почти равными правами с мужчинами, а «честные вдовы» - еще и общим уважением.). И будь иначе, русская культура многого б лишилась.
…Кстати сказать - происхождение, кровь сказывались в Полине - Аполлинарии; но надо было быть не просто проницательным, но много знающим, чтобы это увидеть. Так, второй (точнее говоря, первый законный) ее муж, будущий философ Василий Розанов, так описывал первые впечатления от встречи с ней:
«Вся в черном, без воротничков и рукавчиков, со следами замечательной былой красоты... она была по стилю души раскольница «поморского согласия» («Поморское согласие» - одна из первых ветвей раскола; базой его был русский Север, от Архангельска и далее. Туда, в тайные скиты, леса и болота, бежали многие несогласные с реформами Никона. «Духовные корни здесь очень мощные. В суровом Ледовитом океане поморы поминутно готовы были умереть. И это формирует отношение в жизни. Поморы отдавали себя в руки Божии. Но, с другой стороны, такое общение с Богом рождало чувство самодостаточности и глубокой внутренней гордости. А это приводило к пренебрежению таинствами и священством. „Зачем мне все это, если я сам знаю Бога“ - приходил к выводу помор. Из этого потом черпало свою основу старообрядчество...» Игумен Митрофан, автор книг и статей по истории Севера.) или еще лучше – «хлыстовская богородица» («Хлысты» - крайняя еретическая секта в русском расколе. Отрицание соборной церкви, церковной иерархии и таинств у хлыстов дошло до того, что каждая их община («корабль») выбирала из своей среды Христа и Богородицу, и во всем подчинялась им.)...» Не знакомый с раскольничьим миром и его страстями, Достоевский этого не увидел; да и Полина тогда еще была молода.1862-1863 год: семейные обстоятельства Достоевского, и большие перемены в стране. Поездка за границы
Но вернемся к страсти Достоевского... Будучи женатым, он не должен компрометировать девушку из честного семейства, поэтому он встречается с ней тайно. То есть, встречается в меблированных комнатах сомнительной репутации, на окраине, где нет риска встретить знакомых. Полину и предосторожности, и меблированные комнаты оскорбляли (На что же она, интересно, рассчитывала, предлагая свою любовь женатому человеку?) К тому же, Достоевский был очень занят - кроме писательских трудов, и хлопот с женой и пасынком, он тогда издавал с братом Михаилом журнал «Время». Издавал для заработка, конечно; у братьев Достоевских не было богатой родни, зато были жены и дети, которых надо было кормить. Занятость любимого Полину тоже оскорбляла:
«Наши отношения были для тебя приличны, ты вел себя как человек серьезный, занятой, который по-своему понимает свои обязанности и не забывает и наслаждаться... даже, может быть, считал необходимым наслаждаться на том основании, что какой-то великий доктор или философ уверял даже, что нужно пьяным напиться раз в месяц...» (Из письма Сусловой Достоевскому).
Литературный стиль Полины был посредственным; но Достоевский печатает в своем журнале ее первый рассказ «Покуда», и второй рассказ - «До свадьбы». В рассказах и повестях она пересказывает события своей личной жизни; к литературе это, на мой взгляд, отношения не имеет. Достоевский дорожит репутацией журнала, но считает нужным помочь любимой в ее дебюте (Сам он четверть века назад был бедным начинающим писателем: и если б не помощь и живое участие Некрасова и Белинского - вряд ли мы знали бы Достоевского.). А в это время и в стране вообще, и на малой родине Сусловых, в селе Иваново, происходят важные для всех события...
19 февраля 1861 года император Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Подписал он его в Останкинском дворце Шереметевых (Александр II неоднократно бывал в графском Останкино, и готовился там к самым важным для себя событиям: к вступлению на трон, к подписанию Манифеста... На мой взгляд, это обстоятельство говорит об уме и такте хозяина дворца.) - так что, граф Дмитрий Николаевич узнал об этом судьбоносном решении одним из первых. После этого Ивановская вотчинная контора работает без устали, стараясь подготовить такой вариант Уставной грамоты (то есть, выкупных правил, по которым будут отпущены на волю крепостные) - который устроил бы и господина, и местных крестьян. Сделаны были, один за другим, три варианта грамоты; при всем том, местный сход, на котором огласили конечный вариант, закончился бунтом. О бунте поставили в известность губернатора во Владимире, он вскоре прислал в Иваново воинскую команду...
Здесь ситуация была такова: до этого момента баснословные богатства Шереметевых складывались из оброчных денег всех местных крестьян, и выкупных денег местных богатых, или «капиталистах» крестьян. Теперь этот источник иссякал; оставалось только продать местным крестьянам их приусадебные участки (на которых и располагалось все, от огородов до фабрик и торговых лавок) - как можно дороже. Крестьяне же здесь, как и везде, никак не хотели верить, что царь освободил их без земли, и потому, естественно, бунтовали. Местные же богачи понимали, что других выгодных покупателей у Шереметева все равно нет и не будет; а потому тянули время, и торговались отчаянно.
К чему я все это рассказываю? К тому, что с весны 1861 г., и, по крайней мере, до конца 1863 года главный управляющий графа, Прокофий Суслов, находился, в основном, в селе Иванове. Будущее семьи Шереметевых зависело от Уставной грамоты; а предварительный договор между графом и крестьянами был подписан в только конце апреля 1863 г., а окончательный договор - летом 1867 года...
И, если Полина Суслова хотела получить от отца письменное согласие на поездку за границу - то весной 1863 года она тоже должна была сидеть здесь же... Иваново-Вознесенск (тогда село Иваново) - тогда не имел железной дороги, но доехать до губернского Владимира можно было на почтовых лошадях. И той же весной 1963 года Фёдору Михайловичу приходит в голову отвезти больную жену не куда-то, а именно во Владимир... Теперь, кажется, все сходится.
Мало того - Достоевский и Полина должны были тогда видеться регулярно. Почта тогда ходила не быстро, а Полина была не такова, чтобы переживать треволнения одна; ей требовался слушатель и соучастник. Уговорить отца ей вряд ли было легко; Прокофий Суслов не жалел денег на образование детей, но здесь шла речь о заграничной поездке в развратный город Париж, с неясной целью. Сказать отцу-старообрядцу, что она едет в Париж, чтобы пережить свой медовый месяц с женатым человеком, было и вовсе невозможно...
Единственное, что Полина могла сказать отцу - это о своем желании учиться не в Петербургском, а в Парижском университете, получить там диплом об образовании, и затем профессионально заниматься литературой и историей; к чему у нее, как многие говорят, есть способности (вот и пригодились публикации в журнале «Время»), Так она, видимо, и сказала; и своего добилась. Да и некогда было Суслову препираться с дочерью; надо было ходить по домам и уламывать местных капиталистов.
...Поездка за границу вышла неудачной как для Полины, так и для Достоевского. Она подробно описана как в мемуарах самой Сусловой, так и у всех биографов Достоевского, так что расскажу о ней вкратце.
Перед поездкой цензура, ужесточенная после польского восстания, закрыла за вольнодумство журнал братьев Достоевских. На его издание были заняты значительные суммы, и это грозило семейным разорением. Достоевский бросился спасать свое детище (брат был болен), ходил по инстанциям два месяца, и выхлопотал разрешение продолжать дело, но под другим названием... Полину же он попросил ехать пока одной.
Собираясь вскоре стать студенткой, она поселилась в студенческом (Латинском) квартале, где сразу же влюбилась в молодого и красивого испанца. Приехавшего Достоевского она встретила словами «Ты немножко поздно приехал», и вылила на его бедную голову все подробности своего романа (Весной - летом 1863 года вышел в свет роман Чернышевского «Что делать?» Он произвел фурор среди «новых людей», и Полина должна была его прочесть. Сейчас это забытая, скучная книга; а для своего времени она явилась открытием. Чернышевский там предлагает простой, но революционный рецепт счастья: никого не обманывать, ни от кого ничего не требовать, жить, как живется, а если любовь вдруг кончилась - расходиться в разные стороны. С этой точки зрения, Полина могла быть довольна собой - она не обманывала любовника, а если ему часто было больно от ее слов - то он сам во всем виноват...
В пользу этой версии можно сказать, что странная повесть Достоевского «Записки из подполья» написана как полемика с романом «Что делать?» (мнение критика В. Шкловского). В этой книге Достоевский набрасывается на идеи Чернышевского прямо-таки с остервенением. Научил на мою голову!). Испанец вскоре ее бросил, она его искала, и бродила по улицам с ножом, так что Достоевскому пришлось ее же успокаивать и утешать. Так и прошло долгожданное путешествие по Европе: за страстными жалобами возлюбленной, Достоевский не разглядел ни Париж, ни Турин, ни Рим. А Полине тогда понравилось мучить своего поклонника; это было приятнее, чем подчиняться ему. Той же методы, но уже с другими поклонниками, она будет придерживаться всю оставшуюся жизнь...
От такого веселого времяпровождения Достоевский сбегал играть на рулетке (благо, городов с рулеткой в Европе хватало) - сначала много выиграл, потом проигрался в пух и прах. У него всегда так получалось. Впрочем, это все описано в романе «Игрок».
Как итог, стоит привести слова самого Достоевского, из письма брату:
«О подробностях моего путешествия позже расскажу на словах. Разных приключений много, но скучаю ужасно, несмотря на Аполлинарию Прокофьевну. Тут и счастье принимаешь тяжело, потому что отделился от всех, кого до сих пор любил, и по ком много раз страдал. Искать счастья, бросив все, даже то, чему мог быть полезным - эгоизм, и эта мысль отравляет мое счастье (если только есть оно в самом деле)».Осень 1863 — зима 1864. Последняя поездка Достоевского во Владимир, и последующие события ...В октябре 1863 г. проигравшийся Достоевский занимает у Сусловой деньги на обратный путь, и возвращается домой. Занимает он и у брата: просит прислать денег - тех, что оставлены на содержание больной жены. На родине он бросается во Владимир (пасынок Паша учится в закрытом учебном заведении, и навещать его не обязательно), и находит там Марью Дмитриевну, больше похожую на тень. Он решает немедленно забрать ее в Москву. Доктор находит этот переезд опасным: от тряски может быть кровотечение, у больной лихорадка, она и так чуть жива. «Однако, - пишет Достоевский брату, - по некоторым крайним обстоятельствам, другие причины так настоятельны, что оставаться во Владимире никак нельзя...»
Каковы были эти обстоятельства, он не написал никому - ни тогда, ни позже. Дочь Достоевского, со слов матери, пишет, что во Владимире Фёдор Михайлович застал своего бывшего соперника Вергунова (Когда-то, в Кузнецке, они оба сватались к Марье Дмитриевне, вдове чиновника Исаева. Достоевский сумел убедить ее, что является более перспективным женихом.). Чего только не бывает на свете! Оскорбленная неверностью мужа, больная и истеричная женщина, конечно, могла написать бывшему возлюбленному, а тот мог занять у местных толстосумов деньги на дорогу (Судя по роману самого Достоевского с Марьей Дмитриевной, жизнь в сибирских городках тогда была очень скучная, и местные обыватели с удовольствием следили за чужими страстями, и по мере возможности, помогали разлученным влюбленным.) из Сибири в Россию, и прикатить к любимой...
Однако, чем бедный учитель начальных классов (Вергунов) мог помочь Марье Дмитриевне? Денег у него не было, жил он на жалование, оставить казенную службу не мог; значит, и увезти ее он тоже никуда не мог (Марья Дмитриевна мечтала вернуться к отцу в Таганрог; там, ей казалось, ее чахотка пройдет). Вергунов не был опасен или противен Достоевскому - бедный человек, безобидный романтик, тоже страдалец... Более вероятно, что здесь, во Владимире, вышел скандал с оглаской, и хозяева потребовали от аморальной жилички срочно очистить квартиру.
Тогда понятно, почему Достоевский не хотел говорить об этом даже брату Михаилу. Брат, счастливо женатый на тихой немочке, и без того был недоволен Марьей Дмитриевной; с первой встречи он считал ее нравной и вздорной особой, не способной осчастливить кого бы то ни было.
...Литературоведы давно уже решили, что семейство Мармеладовых в романе «Преступление и наказание» списано Достоевским с семейства своей первой жены, а прототипом Катерины Ивановны Мармеладовой была Мария Дмитриевна Исаева. Но в этом романе чахоточная Катерина Ивановна затевает скандал со своей квартирной хозяйкой, и всю семью вскоре выгоняют на улицу. На улице Катерина Ивановна продолжает скандалить, и, наконец, умирает от хлынувшей горлом крови...
«Это было странное зрелище, способное заинтересовать уличную публику. Катерина Ивановна в своем стареньком платье, в драдедамовой шали и в изломанной соломенной шляпке, была действительно в настоящем исступлении. Она устала и задыхалась... но возбужденное ее состояние не прекращалось, и она с каждой минутой становилась еще раздраженнее...» Возможно, такой скандал (только без смерти главной героини) был в действительности; и был он здесь, во Владимире.
...Ну, перевез Достоевский жену в Москву, кое- как ее устроил, и ходил за ней сам, искупая свои грехи; она не хотела видеть никого, даже сына. Одновременно он начал роман «Игрок», по впечатлениям своей поездки: писал статьи для своего журнала. Мария Дмитриевна умирала долго и мучительно, и умерла в апреле 1864 года.
«О, друг мой, она любила меня беспредельно, и я любил ее тоже без меры, но мы не жили с ней счастливо... несмотря на то, что мы были положительно несчастливы вместе (По ее странному, мнительному и болезненно - фантастическому характеру. Отцом Марии Дмитриевны был пленный француз, в России ставший карантинным врачом в Астрахани. Ее девическое имя - Мария Александра Констанст. Отсюда, видимо, и яркая внешность (она была смуглая, с иссиня - черными волосами); отсюда и ее темперамент.), мы не могли перестать любить друг друга; даже чем более несчастливы были, тем больше привязывались друг к другу...» - писал Достоевский старому; знакомому в Семипалатинск.
Мария Дмитриевна была первой роковой женщиной в жизни Достоевского. Мало того - это была первая женщина «из общества», дворянка, которая обратила на него внимание (Начинающий писатель, бедный человек сомнительного происхождения, некрасивый и мнительный, тогда и не мог тогда рассчитывать на успех у «дам из общества» - и, соответственно, искал любви в другом месте. «Миннушки, Кларушки, Марианны и т. п. похорошели донельзя, но стоят страшных денег. На днях Тургенев и Белинский разбранили меня в прах за беспорядочную жизнь» - писал Достоевский брату в 1845 году.
Проститутки Петербурга, сортом повыше, тогда были немецкого или прибалтийского происхождения; отсюда и такие непривычные русскому слуху имена... Кстати - к девицам, «живущим от себя» (была такая деликатная полицейская формула), Достоевский относился сочувственно и с пониманием. Это видно в романе «Преступление и наказание»; там проститутка Соня - самый симпатичный персонаж.), и когда? Когда он еще не был известным писателем, а был бывшим каторжником и рядовым Семипалатинского полка - проще сказать, был никем... Он был ей благодарен, как говорится, «по гроб жизни».
На практике эта пожизненная благодарность выражалась в том, что Достоевский содержал ее сына, и своего пасынка Павла - такого же бестолкового пьяницу, каким был и его отец (Отец Павла, Александр Исаев, неоднократно выгонялся со службы за пьянство и лень; но, так как его семья не имела других источниках дохода, кроме его жалования, то ему, по всеобщим просьбам, давали новое место в какой-нибудь дыре, куда никто не хотел ехать.). Павел внешне напоминал свою мать; кажется, это было единственное его достоинство. Только после похорон Достоевского его вдова Анна, наконец, отказала великовозрастному пасынку в денежном содержании.
Анна Григорьевна Достоевская (урожденная Сниткина)
Фёдор Михайлович и Мария Дмитриевна многое пережили вместе: невзирая на ссоры, общее прошлое их сближало. «Бросился я, схоронив ее, в Петербург, к брату, он один у меня оставался; но через три месяца умер и он. И вот остался в вдруг один, и мне стало просто страшно. Вся жизнь переломилась разом надвое. В одной половине, которую я перешел, осталось все, для чего я жил, а в другой, неизвестной мне половине, все чуждое, все новое... Стало вокруг меня холодно и пустынно».
На попечение у Достоевского, в тот момент, кроме пасынка, была вдова и дети брата Михаила. Были большие долги: и свои, и долги брата, и долги по журналу. Кредиторы угрожали долговой тюрьмой, и гибелью деловой репутации... 1864 год уходит на устройство дел, и отдачу части долгов.
Полина в том же году путешествует по Европе, затем живет в Париже, меняет иноземных поклонников и любовников - но Париж ее тоже не устраивает. «До чего все продажно в Париже, все противно природе и здравому смыслу...» - восклицает она в запале. Но на родину, под надзор родителей, она тоже не желает возвращаться. Учеба забыта. Вспоминая путешествие с Достоевским, она пишет повесть «Чужая и свой». В дневнике винит во всем его - говорит, что тот приучил ее к мучениям, «когда как можно жить не мучаясь». Для нее этот роман закончен; но Достоевский этого еще не знает. Карьера Надежды Сусловой, и конец романа Достоевского
Надежда Суслова
...Достоевский пытается вернуть расположение Полины; теперь, после смерти Марии Дмитриевны, он считает себя обязанным жениться на ней, и восстановить ее репутацию. Связь идет через ее сестру Надежду; Достоевский и раньше общался с ней в Петербурге. «Я Вас высоко ценю. Вы редкое существо из встреченных мною в жизни, я не хочу потерять Вашего сердца» - писал он ей. После отчисления Надежды из Медико-Хирургической академии (она участвовала в студенческих волнениях), - она также решает закончить свое образование за границей, в Швейцарии.
В 1864 году Надежда впервые приезжает в Цюрих. Приезжает она под своей фамилией; значит, ей не пришлось, как другим девушкам того времени (например, Софье Ковалевской) - вступать в фиктивный брак, и просить разрешения нового «мужа» на эту поездку. То есть, разрешение ей дал отец; то ли он, к тому времени, еще не разочаровался в старшей дочери, то ли не хотел быть несправедливым к младшей...
Это была первая попытка женщины получить образование в университете Цюриха. Профессор Бромер тогда ехидно заметил, что эта первая попытка окажется и последней. Он был не прав; через три года Надежда Суслова получила диплом доктора медицины, хирургии и акушерства, и стала первой в России женщиной-врачом. В Швейцарии она выходит замуж за Фридриха Эрисмана - будущего основоположника такого направления медицины, как гигиена; они вместе приезжают в Россию.
За границей Надежда много общалась с сестрой (та временами жила у нее в Цюрихе), и пыталась примирить ее с Достоевским. В 1865 г. Достоевский, ради попытки примирения, снова приезжает в Париж... Ничего не вышло.
«Аполлинария - большая эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Он требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ми единого несовершенства в уважение других, хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязательств по отношению к людям.
...Я люблю ее еще до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы 'побить ее. Она не стоит такой любви.
Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна. Она не найдет себе друга и счастья. Кто требует от другого всего, а сам избавляет себя от всех обязанностей, тот никогда не найдет счастья...» (Из письма Достоевского Надежде Сусловой.).
Тем не менее, когда в феврале 1866 года Аполлинария вернулась м Россию, Достоевский снова сделал ей предложение, и снова получил отказ (Однако Достоевский был храбрым человеком, раз он так настаивал на этом браке. Еще и пяти лет не прошло, как царь ему разрешил жить в столице, печатать свои произведения, и даже издавать журнал. А у отца Полины, через графа Шереметева, прямой выход на царя - благодетеля. Что мог сделать оскорбленный отец, узнай он всю эту историю? Да Достоевского тогда можно было просто в долговую тюрьму посадить.! Скупить его векселя, предъявить их ко взысканию - и конец деловой репутации и любой деятельности.) . Пятнадцать лет спустя, когда Василий Розанов спросил Суслову, почему она, в конце концов, разошлась с Достоевским, она ответила:
- Потому что он не хотел развестись со своей больной женой, чахоточной, так как она умирала.
- Так ведь она умирала.
- Да. Умирала. Через полгода умерла. Но я уже разлюбила.
- Почему разлюбили?
- Потому что он не хотел развестись... Я же ему отдалась, не спрашивая, не рассчитывая, и он должен был так же поступить. Он не поступил, и я его покинула...».Счастливый конец Замученный безденежной родней и кредиторами, Достоевский решается на отчаянный шаг: он обещает издателю написать новый роман (точнее говоря, закончить роман «Игрок») всего за месяц; если же это не удастся, он отдаст издателю права на ранее написанные им произведения. Чтобы справиться с непосильной задачей, он нанимает стенографистку.
Эта молодая девушка из небогатой чиновничьей семьи, с окраины Петербурга, Анна Сниткина, не только помогает Достоевскому вовремя закончить и сдать роман. Вскоре (в феврале 1867 года) - она становится его законной женой. Анне Григорьевне удается со временем разрешить все проблемы: уладить дела с кредиторами, с родственниками, уплатить долги, сделать доходным издание его книг, даже избавить Достоевского от страсти к рулетке... Не случись встречи с Анной, Достоевский умер бы от падучей болезни много раньше, и лучшие его книги остались бы не написанными. Анна смогла создать писателю дом, семью, родить ему детей - то, что Аполлинария сделать не хотела, да и не могла.
При всем том, героини романов Достоевского напоминают либо его первую жену Марию (Наташа в «Униженных и оскорбленных» Катерина Ивановна в «Преступлении и наказании»), либо Аполлинарию (Полина в «Игроке», Настасья Филипповна в «Идиоте», отчасти Лиза в «Бесах», Катерина в «Братьях Карамазовых»). Положительные люди, видимо, не годятся в герои романов; в них нет темных бездн, которые притягивают нас помимо нашей воли. Финал истории После возвращения в Россию Аполлинария жила то у брата - юриста (он сначала служил в Тамбовской губернии), то в доме отца, и основательно испортила жизнь и тому, и другому. «Со мной поселился враг рода человеческого!» - жаловался в сердцах отец.
После подписания договора с ивановскими мужиками, Прокофий Суслов мог счесть свою работу успешно выполненной. А когда эти мужики за четыре года (с 1867 по 1871) выплатили всю начисленную им сумму - он мог, наконец, удалиться на покой. В том же 1871 году умер его хозяин, граф Дмитрий Шереметев, делами и доходами семьи отныне занимался его сын, Сергей Дмитриевич.
Состояние позволяло Прокофию дожить свой век с почетом, в звании купца в Иванове, Москве или Петербурге - где он захочет. Вместо этого, он переехал в Нижний Новгород (туда перебрался и его сын Василий), и там записался в мещане. Прокофия Суслова явно не интересовали внешние признаки успеха; он прожил достойную жизнь, как он ее понимал, и вернулся к себе на родину.
…После разнообразных метаний (она то пыталась открыть школу для девочек в Иваново, то поступала на женские курсы, то уезжала в тамбовскую глушь) - Аполлинария тоже перебралась в Нижний Новгород. Здесь сорокалетняя, уже отцветающая красавица встретила студента-филолога, поклонника Достоевского, Василия Розанова; тот был сражен, и сделал ей предложение. На сей раз, она согласилась; и жизнь Розанова на шесть лет (до ее окончательного ухода) превратилась в сущий ад... Аполлинария устраивала ему публичные сцены ревности, унижала мужа, бедного учителя, своими дорогими туалетами, сбегала с любовниками, возвращалась обратно - и притом, была не способна наладить хоть какой быт... Ну не создана она была для семейной жизни!
Но Розанову этот опыт пошел на пользу; без этих страданий он вряд ли заметил бы свою вторую (на самом деле, единственную) жену Варвару: добрую, любящую, верующую и церковную женщину. Варвара родила ему детей; но Аполлинария отказала мужу в разводе заявив: «Что Бог соединил, человек да не разлучает». От нигилистки услышать такое, наверное, было очень странно... Дети, рожденные во второй ceмье, до 1916 года оставались незаконнорожденными; жена, живущая «во грехе», страдала.
Но и этот опыт зла пошел на пользу Розанову, как философу. Без этого общения с «безбытной», не желающей детей, и даже супружеской близости женщиной, он вряд ли б задумался так глубоко о загадке пола. И не возникла б такая его странная книга, как «Люди лунного света». Там есть прямо пророческие страницы:
«Непременно появится третья психика - не мужская и не женская. Какова же будет она?
Никогда не будет детей. Никогда не будет дома, хозяйства - иначе как в смысле помещения, стоянки, логова, квартиры, кельи. Одна виноградинка и нет лозы - и само помещение этой виноградинки совсем иное, чем на лозе. Таким образом... будет разрушен тип социальной жизни - разрушен не в бытовом, а в психологическом плане, то есть более глубоко. Это есть то разрушение, на месте которого ничего не вырастет...»
Аполлинария Суслова
Возможно, Аполлинария Суслова просто родилась слишком рано; в годы гражданской войны из нее получилась бы отличная комиссарша...
Но в нашей реальности, в годы гражданской войны, - это была просто старуха «из бывших», сбежавшая в Крым из Нижнего Новгорода. В Нижнем она успела, к началу XX века, разрушить все родственные и дружеские связи. В 1918 году Апполинария умерла в Севастополе, на руках у старой прислуги. Возможно, умерла она не от старости, а от голода, так как сбережения в банках были уже конфискованы советской властью. Таких неимущих господ в Крыму тогда было полным-полно...
В том же году, в Феодосии, умерла ее сестра Надежда (в последние годы сестры совсем не общались). В том же Крыму, в Ялте, в 1918 г., умерла Анна Григорьевна Достоевская. Она жила доходами от издания книг мужа, а с 1917 года книгопечатание было объявлено монополией новой власти. В 1919 году от голода и холода умер в Сергиеве Посаде Василий Розанов: знаменитый журналист и философ после октября 1917 года новой власти стал не нужен, а его сбережения «на детей» в банках пропали.
«Зрелище Руси кончено - пора надевать шубы и возвращаться домой», «Но когда публика оглянулась, то и вешалки оказались пусты, а когда вернулись «домой», то дома оказались сожженными, а имущество разграбленным...» (Василий Розанов, из последних записей.)
…Последний русский граф Шереметев, Сергей Дмитриевич - в 1917 году позволил новой власти национализировать все движимое и недвижимое имущество рода, ничего не пытался утаить или вывезти за границу. Он принял в своем московском доме беглых родственников из разных городов. Он отговаривал их от эмиграции, от перевода денег за границу, говорил, что все нажитое в России должно остаться здесь... Жизнь тех, кто его послушал, была тяжелой, и чаще всего недолгой. Сам Сергей Николаевич умер после очередного обыска ЧК, в конце 1918 года.
Но, в соответствии с девизом шереметевского рода «Бог сохраняет все» («Deys conservat omnia») - все их имения сохранились как музеи. Там сейчас снимают исторические фильмы о событиях XVIII века (например, в Кускове были сняты «Гардемарины»), Странноприимный дом, как ранее сказано, стал больницей Склифософского. Фонтанный дворец, где умерла Прасковья Жемчугова, где жил ее сын Дмитрий, и его приемная мать Татьяна Шлыкова - с 1918 стал музеем Дворянского быта, с а с 1930 по 1988 год - институтом Арктики и Антарктиды. Флигели при дворце стали городским коммунальным жильем; в одном из них жила со вторым, потом третьим мужем Анна Андреевна Ахматова (сейчас там также музей).
В 1991 году в Иванове, по просьбе Петра Шереметева, гражданина Канады, был открыт «Шереметев - центр» (центр по изучению истории города, и его культурного наследия). В 1994 году он же обратился к властям города Иванова с просьбой вернуть проспекту Фридриха Энгельса историческое название - улица Большая Шереметевская. Эта просьба удовлетворена.
Фёдор Михайлович Достоевский до революционных времен не дожил (да и, по своему возрасту, не мог дожить) - и к лучшему. Революционеры всех мастей сильно не любили автора «Бесов»; книги его, до начала 50-х гг., не переиздавали, их изымали из библиотек и у букинистов. Причина тогдашнего возвращения Достоевского в русскую литературу (с черного хода, через издательство Кишинева и службу «Книги - почтой») - до сих пор не понятна. Возможно, «вождь всех времен и народов», Иосиф Виссарионович Сталин, просто любил хорошую литературу; тому есть много свидетельств.
Источник:
Инна Сбитнева «ДОСТОЕВСКИЙ ВО ВЛАДИМИРЕ: ДВЕ РОКОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ, УПРАВЛЯЮЩИЙ ГРАФА ШЕРЕМЕТЕВА, САМ ГРАФ, И ДРУГИЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА»
Два приезда во Владимир
9 февраля 1981 года исполнилось сто лет со дня смерти Фёдора Михайловича Достоевского.
Шел 1859 год... Фёдор Михайлович Достоевский возвращался из Сибири. Прошло десять лет с тех пор, как двадцативосьмилетний петербургский литератор покинул северную столицу, где он принимая активное участие в работе кружка М.В. Петрашевского.
В кружке обсуждались революционные события на Западе, теории социалистов-утопистов и подвергалось критике крепостное право. На одном из таких собраний в апреле 1849 года Ф.М. Достоевский прочитал знаменитое «Письмо Белинского к Гоголю», исполненное «резкого вольнодумства», где осуждались православная религия, судопроизводство и законы царской России. За чтение письма и за участие в подготовке тайной типографии Достоевский вместе с другими петрашевцами был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Петрашевцы были приговорены к смертной казни, в последнюю минуту замененной каторжными работами и ссылкой. В тяжелых условиях Омской тюрьмы Достоевский провел четыре года, а затем до 1859 года служил в Семипалатинске рядовым линейного батальона.
Из Сибири Достоевский возвращался не один: его сопровождала Марья Дмитриевна Достоевская, жена писателя. По пути в Тверь, где ему было позволено проживать (въезд в Петербург и Москву запрещался), Достоевские останавливаются в начале августа 1859 года во Владимире, чтобы навестить общего знакомого Михаила Михайловича Хоментовского. Об этом Достоевский сообщает из Твери в письме к А.И. Гейбовичу, своему бывшему ротному командиру в Семипалатинска: «Во Владимире видел Хоментовского: он там начальником провиантной комиссии. Человек превосходнейший, благороднейший... Был у нас, рассказал свои приключения за границей, рассказывал прекрасно... Много с ним говорил и много любопытного переговорили. Наконец, тронулись из Владимира».
Хоментовский незадолго до приезда Достоевских был переведен в чине полковника из Семипалатинска во Владимир на странную для него, старого вояки, должность оберпровиантмейстера. Виной явилось непочтительное отношение к начальству. Во время службы Фёдора Михайловича рядовым Хоментовский относился к нему, бывшему «государственному преступнику», с большим вниманием и сочувствием. Не чужд был Хоментовский и литературных занятий.
Через четыре года, весной 1863 года, Ф.М. Достоевский опять приезжает во Владимир. Причиной была болезнь Марьи Дмитриевны - «злая чахотка», как говорили тогда о туберкулезе. Перед этим Достоевские переехали из Твери в Петербург, где в сыром климате болезнь быстро развивалась, и врачи настаивали на перемене места жительства. Был выбран Владимир, в то время тихий, окруженный лесами и полями городок.
Но условия лечения здесь оказались неподходящими. 10 ноября того же года Достоевский пишет из Владимира сестре своей жены В.Д. Констант: «Любезнейшая Варвара Дмитриевна, по некоторым крайним обстоятельствам, о которых рассказывать долго, мы, то есть я и Марья Дмитриевна, решились переехать совсем в Москву. Во Владимире, во всяком случае, нет почти никакой возможности остаться. Переезд совершается на днях, т. е. как можно скорее. Кой-что постараемся продать, другое повезем с собой... Здоровье Марьи Дмитриевны очень не хорошо. Вот уже два месяца она ужасно больна. Ее залечил прежний доктор, теперь новый».
Но и переезд в Москву, к лучшим врачам, уже не мог спасти Марью Дмитриевну. Через пять месяцев она скончалась в Москве. После смерти жены Ф.М. Достоевский уехал в Петербург.
Источник:
Овчинников Г. Два приезда во Владимир. Газета «Призыв», 1981 г. — 7 февр.
А.И. Герцен
Н.А. Некрасов и Владимирский край
Вознесенский А.А. и Владимирский край
Поэт К.Д. Бальмонт
Иван Сергеевич Шмелев
Марина и Анастасия Цветаевы
Приезд Маяковского в город Владимир в 1927 г.
|
