Борис Петрович Смирнов родился 6 октября 1940 года в рабочем посёлке Савино Савинского района Ивановской области. Школьные годы провёл в деревне Доржево Владимирской области, куда после войны, в 1947 году, переехала его семья. В 1955 году поступил во Владимирский энергомеханический техникум. По окончании техникума, получив диплом с отличием, был направлен работать на один из военных заводов города Мурома. В 1960 - 1963 годах Б.П. Смирнов проходил срочную службу в Советской Армии. Служил в Москве в одном из столичных полков Таманской гвардейской дивизии. После демобилизации вернулся в город Владимир, поступил работать на Тракторный завод. Много лет работал конструктором, без отрыва от производства окончил Владимирский политехнический институт. Прошёл все ступени роста от рядового конструктора до начальника конструкторского бюро, с 1999 года работал заместителем главного конструктора. Имел 15 изобретений и около 20 публикаций в научно-технических изданиях. В 1955 году Б.П. Смирнову было присвоено звание заслуженного конструктора РФ . С большим увлечением Б.П. Смирнов занимался историей и литературой. Без отрыва от производственной деятельности им написаны и изданы сборники стихов «Берегите Россию», «Время и безвременье». В 2004 году книгой «Дачные истории» он дебютировал как прозаик. А результатом увлечения историей стала его книга «Перекрёстки древности».
Мы предлагаем вниманию читателей выдержки из краеведческих глав книги «Перекрёстки древности», объединённые под общим названием «Моя половина столетия».
Более половины столетия прожил я в городе Владимире, хотя по рождению не являюсь коренным владимирцем. Я родился в Ивановской области, в рабочем посёлке Савино, незадолго до начала Великой Отечественной войны. После войны мои родители почему-то решили переехать вместе со мной поближе к городу Владимиру. Мы поселились в деревне Доржево в двадцати километрах от города, и я стал жителем Владимирской земли. Переезд состоялся в марте 1947 года. Это была не просто смена места жительства. С переездом в деревню изменился род занятий моих родителей и наша общая среда обитания. Мы расстались с пролетарской средой и влились в трудовые ряды колхозного крестьянства. Деревня была небольшой, в двадцать домов. Все люди в ней хорошо знали друг друга. Когда-то каждая семья этой деревни имела собственное (по нынешним понятиям - фермерское) хозяйство. Потом, в середине тридцатых годов, советская власть объединила их в единый колхоз. К тому времени, когда мы переехали в эту деревню, колхоз был ещё совсем молодым, его возраст не превышал 12 лет. Каждый колхозник хорошо помнил собственные земельные наделы, хозяйственное имущество и домашний скот, сданные им в общее колхозное пользование. Ведь в колхоз объединялись не столько люди, сколько их земельные наделы, домашний скот и сельскохозяйственный инвентарь. В личной собственности крестьян оставались их жилые дома, небольшие приусадебные участки земли и ограниченное количество домашнего скота. Лошади, конные телеги, конская сбруя, все средства механизации сельскохозяйственных работ, сверхнормативные коровы (разрешалось иметь не более одной коровы), овцы, свиньи, козы передавались в общее колхозное пользование (по мелкому скоту нормы, разрешённые для частного пользования, были выше, чем по коровам). Мы вступили в колхоз, который был создан до нас. Мы в него никакого имущества не вложили и этим сразу заслужили нелюбовь коренных колхозников. Они нам постоянно напоминали о том, какая семья какое имущество внесла в общее колхозное хозяйство. У всех колхозных конных плугов, борон, граблей, сенокосилок, жаток, телег, хомутов, дуг и седёлок были живы кто-то из семей их прежних частных владельцев. Они ревностно следили за бережным использованием колхозниками их бывшей частной собственности. Обобществлённого домашнего скота к тому времени в деревне уже не было. Старых коров и овец давно сдали на мясо по государственным поставкам, стадо целиком состояло из их молодого приплода. Не было и обобществлённых лошадей. Их во время войны мобилизовали на фронт. Взамен колхозу дали боевых коней, отбракованных из кавалерии. Все они имели тяжёлые ранения и к дальнейшей военной службе были непригодны. Эти кони-лошади с трудом втягивались в тяжёлый землепашеский труд, они были нервными, агрессивными, иногда кусались и лягались. Но других лошадей тогда в деревне не было, работали на них. Причём, работали не какие-нибудь могучие богатыри, и даже не просто колхозные мужики (их в деревне практически не было, они не вернулись с фронта), работали женщины и подростки. К началу пятидесятых годов начали возвращаться в деревню мужики, которые после плена отбывали сроки в отечественных лагерях. Но и таких мужиков вернулось не много. В колхозе тогда не было ни автомобилей, ни тракторов. Все средства механизации имели конную тягу. На конных жатках, косилках, граблях, катках работали подростки. Фронтовые лошади послушно выполняли волю этих рано повзрослевших детей. Конными плугами управляли женщины. Для подростков эта работа была слишком тяжёлой. Женщины тогда выполняли все самые сложные и тяжёлые работы. Такое понятие, как «восьмичасовой рабочий день» им не было известно. Они работали на протяжении всего светлого времени суток даже в июне и июле, когда световой день длится более семнадцати часов. Ведь кроме колхозной работы, у них было много домашнего труда. У каждой из них была многодетная семья, домашний скот, собственный огород. Всё это требовало ухода, труда. На особо тяжёлых работах (пахота, ручная косьба) вместе с женщинами трудились и мужики. Их было очень немного. Они были и плотниками, и пастухами, и лесорубами, и землекопами, и конюхами. Каждый - в нескольких лицах. Поселившись в деревне, мои родители сразу же включились в нелёгкий колхозный трудовой процесс. А когда я немного подрос, нашлось дело и для меня. Тогда детский труд в колхозах широко использовался. В учебный период мы, как и все дети, учились в школах, а с наступлением каникул трудились на колхозных и домашних огородах, на сенокосных лугах, на зерновых токах. Все сравнительно лёгкие колхозные и домашние работы тогда выполнялись детскими руками. Взрослых рук просто не хватало. Для городских детей слово «работа» является абстрактным. Их родители утром уходят на работу, а вечером возвращаются домой. Только в самых общих чертах и только по рассказам родителей ребёнок может представить себе ту работу, которую выполняют его мама или папа. У нас, деревенских детей, всё было проще. Мы работали вместе с родителями, перенимали у них трудовые навыки, они учили нас добросовестности и бережливости. Удивительные это были люди, колхозники сороковых годов! Такой самоотверженности в труде, честности и бережливости мне больше никогда и нигде не доводилось видеть. Колхозное добро они приумножали и берегли более заботливо, чем своё собственное. А когда наступали праздники, эти, казалось бы, изнурённые непосильным трудом люди превращались в лихих, беззаботных гуляк. В каждом доме звенели застольные песни, вся деревня наполнялась песнями, плясками, спортивными играми. Казалось, всё вокруг было пронизано весельем, фантазией, беззаботными выдумками и шалостями. Этого удивительного народа на Руси уже нет. Он безвозвратно исчез в начале пятидесятых годов, когда в нашей стране после очередных реформ крестьянский труд практически перестал оплачиваться. Чтобы выжить, крестьяне начали устраиваться на работу в городах. На заводах тогда не хватало рабочих. Трудолюбивых переселенцев из деревень заводы с удовольствием принимали. Городские власти давали переселенцам ссуды (кредиты) для строительства частных домов в городе. Многие крестьяне воспользовались такими льготами. Другие жители деревень, не сумев переселиться в города, оставались жить в деревнях, но устраивались работать на городские предприятия. Для рабочих из нашей деревни наиболее удобным был завод «Автоприбор» в городе Владимире. Рядом с заводом была небольшая железнодорожная станция «Пионер», на которой останавливались пригородные поезда ковровского направления. Поездка на работу на этот завод из нашей деревни была практически так же удобна, как поездка внутри города из соседнего микрорайона. Езда на поезде занимала не более пятнадцати минут. Некоторые неудобства создавала удалённость нашей деревни от ближайшей железнодорожной станции. Утром люди шли около трёх километров до станции Карякинская, чтобы сесть на поезд и уехать на работу. Но вечером, возвращаясь с работы, эти километры они уже не шли. Среди рабочих всегда находился смельчак, который с помощью стоп-крана производил аварийную остановку поезда у деревни Выселки. А от неё до нашего Доржева и километра не будет. Надо отдать должное, особых преследований таких смельчаков тогда не было. Наоборот, власти быстро среагировали на это пожелание трудящихся и узаконили поначалу нелегальную остановку поезда у деревни Выселки. И до сих пор у этой деревни останавливаются все пригородные поезда маршрута Владимир - Новки - Ковров. Взрослели подростки, вынесшие на своих плечах тяготы крестьянского труда в годы войны и послевоенной разрухи. Взрослели и уходили в армию. После военной службы в деревню эти ребята уже не возвращались. Оставшись без женихов, потянулись в город и девушки. Они устраивались работать няньками, уборщицами, посудомойками. Шли на любые неудобства, любые лишения, лишь бы уехать из деревни. Судьба переселенца не могла обойти и меня. Проживая в деревне в двадцати километрах от города Владимира, я достаточно долго ждал случая с этим городом познакомиться. Случай представился осенью 1952 года. Мне было уже 12 лет. В нашем домашнем хозяйстве требовались перемены: наша корова стала совсем старой и мало давала молока. Мои родители решили купить в соседней деревне молоденькую тёлочку, а старую корову продать во Владимире на рынке. Тогда в этом городе работал так называемый Конный рынок. План доставки коровы на этот рынок был очень простым. Мы с папой в субботу во второй половине дня пешком отправились в двадцатикилометровый путь до города Владимира. С нами шла корова. Рога её были стянуты толстой верёвкой. Свободный конец верёвки папа держал в руках. На плече он нёс мешок сена, чтобы подкормить корову, когда она проголодается. Я шёл сзади и прутиком подгонял корову, когда ей по каким-либо причинам хотелось поупрямиться. Завтра утром мама должна была приехать на поезде в город Владимир и найти нас на Конном рынке. К Владимиру мы подходили со стороны Боголюбова. В город вошли, когда было уже совсем темно. По улицам ездили очень большие машины с железными оглоблями. Папа объяснил мне, что это троллейбусы. Их только-только пустили. До 1952 года троллейбусного транспорта во Владимире не было. Папа хорошо знал город. Когда-то он проходил здесь военную службу в учебном танковом полку. Он увлечённо рассказывал мне о достопримечательностях города, пытался жестикулировать, хотя обе руки у него были заняты. Я просил его быть поаккуратнее на дороге (мы шли по проезжей части), мне казалось, что эти огромные троллейбусы могут папу задеть. Он снисходительно улыбался, уверяя меня, что я зря беспокоюсь. Внезапно наш разговор прервал какой-то странный хлопок. Папы впереди меня не стало. Он вместе с мешком сена лежал на дороге, вокруг него собиралась толпа людей. Корова вырвала у него из рук верёвку и бросилась бежать в обратную сторону по той дороге, по которой мы шли. Я побежал за ней. Довольно скоро мне удалось её догнать, я взял в руки верёвку и повел корову к тому месту, где лежал мой папа. У места аварии собралось много людей, среди них были милиционеры. Приехала скорая помощь и увезла папу. Меня вместе с коровой отправили в ближайшее отделение милиции. Корову поставили во дворе и кормили сеном из того мешка, который папа нёс на плече. Кстати, мешок и оказался причиной происшествия. В тот момент, когда папа перекладывал его с одного плеча на другое, обгоняющий нас троллейбус задел мешок и сбил папу. Я сидел в какой-то маленькой комнатке и ждал. Примерно через час пришёл папа. Голова его была забинтована, других видимых травм не было. Из отделения милиции нас с миром отпустили, и мы продолжили путь по ночному городу. Ночевать остановились в Доме колхозника. Был во Владимире такой дом. Он располагался на улице Гагарина (в то время она называлась улицей Ленина) в двухэтажном доме, где сейчас находится ломбард, нотариальная контора и несколько небольших магазинов. Корову мы привязали во дворе этого дома, её там приняли под охрану. Мы с папой поселились в маленькой комнатке с одной кроватью. Комната и постель были чистыми и уютными, мне они сразу понравились. Остаток ночи я крепко спал в нашей единственной кровати. Папа дремал на стуле около меня. Рано утром мы отправились на Конный рынок. Корова наша покупателям не нравилась. По той цене, которую им предлагал папа, никто её покупать не хотел. Вскоре приехала моя мама. Простояв с коровой несколько часов, папа с мамой решили сбавлять цену до тех пор, пока корову кто-нибудь купит. К обеду они её всё-таки продали. Мы пошли на вокзал, сели на поезд и уехали домой. Так закончилось моё первое знакомство с городом Владимиром. Второй раз я побывал в этом городе только через три года, в 1955 году. К тому времени я уже закончил семь классов сельской школы. В семье все считали, что мне нужно учиться дальше. Но для того, чтобы учиться, нужно было из деревни уехать в город. В ближайших деревнях десятилетних школ не было. Переезд в город для учёбы связан с немалыми трудностями. Мне нужно было где-то жить, чем-то питаться, платить за учёбу (учёба тогда была бесплатной только до 7 классов). В многодетной семье моих родителей денег на такие расходы не было. Мне советовали поступить в техникум. В некоторых техникумах учащимся предоставлялось общежитие. А там и квартплата намного меньше, чем на частной квартире. Все техникумы успевающим студентам платили ежемесячные стипендии. Конечно, стипендия была небольшой, но её было достаточно для того, чтобы заплатить за учёбу и за общежитие. Да ещё и на питание оставалось. А окончив техникум, человек не просто приобретал среднее образование, он ещё приобретал специальность и мог работать на заводе техническим специалистом по приобретённой профессии. Конечно, не каждый выпускник сельской школы мог сдать вступительные экзамены в техникум. Чтобы продолжить учёбу, такие выпускники, как правило, переходили в городские восьмые классы. Там сдачи вступительных экзаменов не требовалось. Но меня экзамены не пугали. Учился я хорошо, чувствовал себя уверенно. Да от меня и не требовалось сдачи вступительных экзаменов. Я окончил сельскую школу с Похвальной грамотой. Она давала мне право поступления в средние специальные учебные заведения не только вне конкурса, но и без вступительных экзаменов. Получив документы об окончании семилетней школы, я твёрдо решил поступить учиться в какой-нибудь техникум в городе Владимире. Я не знал, сколько техникумов было тогда в этом городе, каких специалистов они готовили, где эти техникумы находились и имели ли они общежития. Мне казалось, что после моего предыдущего знакомства с этим городом, я его уже неплохо знаю. Я всё смогу там найти, всё смогу решить. Ведь мне уже было почти 15 лет! Накануне этой поездки в город Владимир дома мне давали много «полезных» советов. Выйдя из поезда на владимирском вокзале, я должен был поспрашивать людей, где тут есть какой-нибудь техникум, который предоставляет учащимся общежитие, расспросить, как до этого техникума добраться. А потом я должен был этот техникум найти и оформить моё поступление на учёбу. Как всё понятно и просто!.. Мне тогда сразу повезло, и домашние советы, слава богу, не потребовались. Прямо на здании владимирского вокзала висели объявления о наборе учащихся в различные учебные заведения города. Мне оставалось только выбрать. Я выбрал Владимирский энергомеханический техникум, и по адресу, указанному в объявлении, пошёл его разыскивать. Он был не очень далеко от вокзала, я его быстро нашёл. У кабинета приёмной комиссии было много народа. Я дождался своей очереди и был приглашён на собеседование. Энергомеханический техникум имел три учебных отделения: электротехническое, строительное и отделение обработки металлов резанием. Сначала я хотел поступать на электротехническое отделение. Но мне объяснили, что по этой специальности лимит отличников уже выбран, и если мне нужно поступить именно на электротехническое отделение, то я смогу это сделать только на общих основаниях, то есть с вступительными экзаменами. Вопрос, на какую специальность поступать учиться, тогда для меня был далеко не главным. Я быстро сориентировался в обстановке и подал заявление в приёмную комиссию по специальности «Обработка металлов резанием», по которой лимит отличников ещё не был выбран. При приёме документов вдруг обнаружилось, что у меня нет фотографий. А откуда мне было знать, что они нужны? Я очень расстроился и не знал, что делать. В приёмной комиссии мне посоветовали сходить на колхозный рынок в срочное фото и там сфотографироваться. Рынок располагался во дворе нынешних Торговых рядов. Срочное фото я нашёл быстро, и после часового ожидания фотографий, вновь отправился в приёмную комиссию техникума. Там меня ждала новая неприятность. Оказывается, для сдачи документов нужна была копия свидетельства о рождении, заверенная нотариусом. Мне вновь добрые люди рассказали, что нужно сделать и в этой ситуации. Нотариальная контора находилась на улице Нариманова, недалеко от рынка. Там была огромная очередь. Я её выстоял. Больше всего меня беспокоил потрёпанный вид моего свидетельства о рождении. Такие ветхие документы нотариусом для оформления копий не принимались, их возвращали владельцам для оформления дубликатов. Для меня такой поворот событий был бы катастрофой, мне для выписки дубликата свидетельства о рождении требовалось бы поехать в другую (Ивановскую) область, в посёлок Савино, где я когда-то родился. На этот раз судьба проявила ко мне удивительную благосклонность. Копия моего совершенно истрёпанного свидетельства о рождении была заверена нотариусом без каких-либо вопросов. Я снова помчался в приёмную комиссию энергомеханического техникума. Наконец-то мои документы были приняты. Я, поступая в техникум на льготных условиях, без вступительных экзаменов, тут же получил уведомление администрации техникума о том, что я принят на первый курс Владимирского энергомеханического техникума на отделение обработки металлов резанием и что мне предоставлено место в общежитии. Радости моей не было предела. Домой я возвращался победителем. Уехав в город обычным деревенским мальчишкой, я в этот же день вернулся в деревню студентом Владимирского энергомеханического техникума. Тридцать первого августа 1955 года состоялась моя третья встреча с городом Владимиром. Я приехал в этот город, чтобы вселиться в общежитие техникума. Меня поселили в пятиместную комнату. В этот же день в комнату вселились все мои соседи по койке. И они, и я были первокурсниками с отделения обработки металлов резанием. Вечером мы гуляли по улицам города Владимира. Мы были горды тем, что стали теперь студентами, стали городскими жителями. Все мои соседи по комнате уже хорошо знали друг друга. Они вместе сдавали вступительные экзамены в техникум. Я среди них был новичком, но это не помешало всем нам потом по-настоящему сдружиться. Вот этот вечер 31 августа 1955 года завершил мою третью встречу с городом Владимиром и открыл первую страницу в пятидесятилетней истории моего проживания в этом городе. Здесь, во Владимире, ровно через десять лет, я создал свою собственную семью, нашёл главную опору в моей жизни - мою жену. Здесь родились два моих сына и три внука: они по рождению стали коренными жителями города Владимира. 1959 году я закончил учёбу в техникуме и был направлен работать на один из военных заводов города Мурома. В том же 1959 году мне довелось впервые побывать в служебной командировке. Ездил я на Урал, побывал в Свердловске и Челябинске. Вернувшись оттуда, я рассказывал моим коллегам по работе об этих городах как о великом чуде. У них не было деревянных окраин. Города были сплошь каменными и высотными, окраинные улицы ничем не отличались от центральных. В нашей области, даже в таких крупных городах как Владимир, Ковров, Муром деревянные окраины составляли значительную часть города, каменными были только центральные и прилегающие к ним улицы.
До войны город Владимир входил в состав Ивановской области на правах районного центра. Владимирская область была сформирована к концу войны, в 1944 году. Владимирской земле потребовались годы и десятилетия для того, чтобы развить свою индустрию, чтобы её города, её областной центр стали современными, индустриальными, высотными. Существенную помощь в решении этой проблемы области оказала государственная программа жилищного строительства, прошедшая под лозунгом: «Каждой семье отдельную квартиру». Построенные в трудное военное и послевоенное время бараки и частные дома в этих условиях подлежали сносу. Сносились совсем новые дома, за которые ещё не были выплачены ссуды (кредиты). Город строился заново. Я вернулся в город Владимир в 1963 году после демобилизации из армии. Город строился на моих глазах. Я помню, как строились трёх- и четырёхэтажные дома на улицах Мира и Горького. Я помню, как застраивались стандартными панельными пятиэтажками наши владимирские Черёмушки, выросшие на месте бывшей Марьинки. Я помню, как во Владимире велось экспериментальное строительство первых трёх девятиэтажных домов. Помню первые двенадцати- и шестнадцатиэтажные здания в нашем городе. Идут годы, меняется город, меняются люди. Я вполне отчётливо помню те времена, когда на улицах города Владимира не были редкостью люди в рабочих телогрейках, грязных, замасленных. В этих же телогрейках ездили они в автобусах и троллейбусах. Бывалые люди тогда рассказывали нам о том, что в больших городах, тем более зарубежных, такого быть не может, там все предприятия имеют душевые помещения и раздевалки, в которых после работы люди моются и переодеваются. Сейчас даже трудно представить, что такая проблема у нас когда-то была. Я хорошо помню людей с красными нарукавными повязками, группами гуляющих по городским улицам. Это дружинники. ДНД - добровольные народные дружины - формировались на предприятиях. Это они самоотверженным, героическим трудом обеспечивали людям безопасность на улицах города. В помощь дружинникам работали молодёжные бригады содействия милиции (БСМ). В эти бригады милиция набирала самых отчаянных парней. Так тогда хулиганов отрывали от улицы и вовлекали в общественно полезную работу. Народная мудрость гласит, что в любой бочке мёда может оказаться ложка дёгтя. Так было и с дружинниками. И ДНД, и БСМ боролись не только с бандитами. Они ещё и обслуживали идеологическую борьбу партии против проникновения в СССР западной культуры. В нашей стране любые проявления этой культуры тогда называли стиляжничеством. Дружинники выводили с танцевальных площадок ребят в узких брюках или с не заправленными в брюки рубашками, да не дай бог, танцующих не по общепринятым правилам. Они ревностно следили за тем, чтобы где-нибудь на улице не зазвенела гитара. Они дежурили даже у входов в рестораны, не пуская в них посетителей без парадной формы и без галстука. Смешно!? Но это всё было, я это хорошо помню. Но помню и другое. Невероятный, фантастический трудовой подъём бурлил тогда на заводах. Я поступил работать на Владимирский тракторный завод в 1963 году. Заводу тогда было 18 лет. Для промышленного предприятия это вполне приличный возраст. Завод производил сложную машиностроительную продукцию, ему требовалось много специалистов самой высокой квалификации. Уровень профессиональной подготовки был главным критерием оценки деловых качеств человека. Каждый работник знал, что его зарплата напрямую зависит от уровня его личной квалификации. Тысячи работников завода приобретали образование без отрыва от производства. Рабочие учились в ШРМ (школы рабочей молодёжи) и техникумах, ИТР со среднетехническим образованием – в институтах, инженеры - в заочных аспирантурах. На заводе бурлило техническое творчество. Практически каждый работник завода имел в своём активе хотя бы одно внедрённое рационализаторское предложение, а у самых активных рационализаторов их были десятки. Работала немалая группа талантливых изобретателей. В технических отделах завода действовал лозунг: «Авторское свидетельство - аттестат зрелости инженера». Вся жизнь многотысячного коллектива завода дышала нацеленностью на труд, на трудовые победы. Сейчас, к сожалению, всё это безвозвратно исчезло. На заводе появилось немало людей, для которых слово «квалификация» звучит оскорбительно.Они идут на завод за деньгами, а не за какой-то там квалификацией. Неузнаваемо изменился город Владимир за ту половину столетия, которая меня с ним связывает. Эти изменения были растянуты во времени, происходили последовательно на моих глазах и не производили на меня какого-то ошеломляющего впечатления. А вот на свежего человека... Как-то приехала ко мне в гости моя сестра Нина. В молодости она жила во Владимире, работала на одном из его предприятий, потом уехала на Урал. Давно уехала, почти 50 лет назад. Приехав через много лет ко мне погостить, Нина ходила по городу и не узнавала его. Мне она после этих прогулок грустно сказала: «Ехала, чтобы побывать в родном городе. А его уже нет. Здесь какой-то совсем другой город». Шагают по улицам города Владимира люди. Это мои современники, моя половина столетия. Тех, кто заложил на берегу Клязьмы город и назвал его Владимиром, кто строил великокняжеский город Владимир, губернский город Владимир, давно уже нет в живых. Тысячу лет в этом городе живут люди, обустраивают его, умножают богатства, бережно передают город от поколения к поколению. Мы, нынешние наследники их тысячелетнего труда, отнеслись к этому труду с полным уважением, внесли свой, и немалый, вклад в дальнейшее строительство и развитие города.
Источник: Б.П. Смирнов. МОЯ ПОЛОВИНА СТОЛЕТИЯ. Краеведческий альманах «Старая Столица», выпуск 2.
