Загайная Софья Константиновна Загайная Софья Константиновна родилась 11 июня 1879 г. в г. Пензе, в семье офицера. После развода с мужем ее мать переехала в Кострому, к отцу. Здесь Софья окончила гимназию и получила право работать домашней учительницей.
Софья Константиновна ЗАГАЙНАЯ
Член РСДРП с 1901 г. С 1901 г. принимает активное участие в деятельности костромского к-та РСДРП. На формирование ее взглядов оказало влияние знакомство с деятелями «Сев. рабочего союза» И.П. Александровым, Т.И. Половым, В. и А. Завариными. 3агайная занималась изготовлением прокламаций.
В 1902 г. во время провала «Союза» была арестована, провела семь месяцев в тюрьме, после освобождения за ней на два года был установлен гласный надзор полиции. Несмотря на это она продолжала рев. работу. В дек. 1903 г. 3. дважды вызывали в жандармское управление, в кон. 1903 г. за ней был установлен особый надзор. В 1904 г. была арестована, привлечена по делу Сев. бюро ЦК. провела три месяца в тюрьме и по этапу выслана в К. 1 мая 1905 г. 3. вновь подверглась аресту как участница первомайской демонстрации, но через месяц была выпущена за недостаточностью улик.
Ф.А. Благонравов вспоминает: «В поисках шрифта мы обратились, между прочим, за содействием к Гр. Ал. Асташеву, перебравшемуся к тому времени для работы в Сормово. Шрифт, правда, не был получен оттуда, но сначала обещан. Когда встал вопрос о перевозке шрифта в Муром из Сормова, то сормовичи были изумлены, что мы располагаем товарищем, который берется ношу в пять пудов перетянуть в Муром без посторонних услуг: брат Кронберга был, действительно, большой силач. А ведь было чрезвычайно важно, чтоб не навлечь подозрения при переправе шрифта, скрыть тяжесть груза. При малых размерах упаковки, большие, легко заметные стороннему взору, усилия при переноске шрифта обращали бы внимание; переноска же компанией также была неконспиративна.
Влад. Ник. убедился, что расходы на технику были не соотносительны «бюджету», не всегда, быть может, выдержаны, поругался с „техниками" и привез нам печальный доклад».
В августе 1905 г. было созвано заседание Владимирского Комитета на квартире В.И. Воробьева (Студёная гора, угольный, белый, каменный дом против кузницы, при повороте в „Сосенки", квартира во втором этаже). В заседании участвовали: Воробьев, Миролюбов, Воронинский, приехавший в отпуск Е.Ф. Дюбюк, я и Роза Самойловна Зеликсон.
Тов. Зеликсон находила, что у нас ничего с типографией не выйдет и категорически предложила ликвидировать муромскую попытку. Я был другого мнения и полагал, что необходимо изыскать всяческие средства, чтобы закончить предприятие, на которое были уже затрачены большие деньги, и которое, несомненно, сыграло бы для организации громадную роль. Кроме того, поскольку связь с Кронбергом дано было держать преимущественно мне, я ощущал особую досаду, хотя в последнее время Кронберг, бывая во Владимире, сносился уже и с другими товарищами (Воронинским, Воробьевым, Миролюбовым). Большинство склонилось к мнению т. Розы Зеликсон. Е.Ф. Дюбюк поставил вопрос о возмещении позаимствованных нами на стороне денег, и тут мы дали „моральное" обязательство, при возможности, со всеми нашими кредиторами расквитаться, но этой возможности ни тогда, ни после, до сего дня, никому из нас, ни вкупе, ни в отдельности, конечно, не представилось».
Дом Архангельских, на Тюремной улице, в г. Владимире, где в 1904-1906 г. г. была «явка» Владимирской соц.-дем. группы (в этом доме жили Ф.А. Благонравов, Р.С. Зеликсон-Ставская и некоторое время — в 1893-1895 г. г. — жила М.Г. Гопфенгауз).
Улица Садовая, д. 41. Дом Архангельских в котором в 1903-1906 гг. находилась явочная и конспиративная квартира Владимирской организации РСДРП. Хозяевами дома были Петр Михайлович и Мария Алексеевна Архангельские.
Зеликсон-Ставская Роза Самойловна вспоминает: «Вскоре после моего приезда во Владимир мне пришлось быть на одном собрании, которое происходило на квартире у Н.И. Воробьва на Студеной Горе. На этом собрании присутствовали — Н.И. Воробьев, Воронинский, Миролюбов, Благонравов и, кажется, Е.Ф. Дюбюк. Помню, что на этом собрании говорилось о типографии, которая ставилась в Муроме и почему-то не могла наладиться. Чувствовалось, что с этим незадачливым делом надо поскорее покончить и начать все сызнова, по иному. Вообще, после этого нашего собрания у меня создалось такое впечатление, что настоящей работоспособной оформленной партийной организации в городе Владимире нет, что есть только обрывки работы, обрывки связей, да и работа в самом городе Владимире не казалась столь значительной, как работа в рабочих районах, где была настоящая пролетарская масса. Все мы понимали, что главное внимание должно быть обращено на районы, что первая наша задача — это связаться с районами. Мы принялись налаживать эти связи. Мне пришлось поехать в Муром и в Ковров. В Муром мне дали явку к какому-то поповичу, которого не оказалось дома и мне пришлось уехать оттуда ни с чем…
Так как попытки поставить типографию в Муроме оказались неудачны, наша Владимирская группа товарищей поручила мне поставить типографию во Владимире. Получив это задание, я вызвала из Костромы свою приятельницу — Софью Загайную, которая согласилась быть квартирной хозяйкой типографии. Мы поселились в Солдатской Слободе, в доме Архангельских; в задней половине этого дома и должна была быть поставлена типография. С нами жил и брат мой - Лазарь Зеликсон, освобожденный к тому времени из тюрьмы и оставшийся для партийной работы во Владимире. Вскоре у нас появился и техник-наборщик; откуда появился к нам наборщик, я припомнить не могу, не то я привезла его из Москвы, куда ездила за оборудованием для типографии, не то его выписала откуда-то Софья Загайная. Помню, что С. Загайная жаловалась на тяжелый характер техника; говорила, что совместная работа с ним невозможна; что ей, вероятно, придется уйти. Работа не налаживалась: не хватало оборудования и типография стояла».
Вспоминает Софья Загайная: «В сентябре 1905 года товарищем Розой Зеликсон, с которой мы работали в 1903-4 году в Костромской организации РСДРП, я была вызвана во Владимир для переговоров о моем переезде туда, с целью работы в качестве хозяйки намечавшейся к устройству подпольной типографии. Мы условились, что я окончательно приеду к 1-му октября.
В назначенный срок я приехала во Владимир. Встретил меня товарищ, которого звали, как мне помнится, Аркадий, и поместил на ночевку на квартиру Гортинских.
На другой день я встретилась с Розой, которая и отвела меня на квартиру, где должна была быть устроена типография.
Квартира эта находилась на окраине города, в Солдатской Слободе на Тюремной улице, в доме Архангельских; состояла из 3-х маленьких комнат и кухни; имела отдельный ход на улицу и ход из кухни, который выходил в общие с хозяевами сени.
Ни шрифта, никакого - либо другого оборудования типографии еще не было, ожидалась присылка всего этого из Москвы; не было и других работников, кроме меня. Для ускорения оборудования техники, должна была поехать в Москву Роза, а пока что в квартире находился гектограф или мимеограф, да тюк каких-то прокламаций, хранившихся в большом диване, стоявшем в одной из комнат.
Вплоть до появления манифеста 17-го октября, в силу особо конспиративных условий намеченной для меня работы, мне пришлось проводить время в томительном ожидании будущей работы, вне связи с другими товарищами, за исключением Розы Зеликсон, на обязанности которой лежало держать связь с типографией. В это время в городе уже происходили более или менее открыто митинги. Мне бывать на них не приходилось. В числе товарищей, выступавших на митингах, был Лазарь Зеликсон, которого вследствие этого знали в городе.
Л.С. Зеликсон
Наступившая железнодорожная забастовка препятствовала поездке Розы в Москву. Дело с оборудованием типографии затягивалось. После опубликования манифеста моя изолированность была нарушена.
1 ноября (19-го октября) 1905 г. во Владимире произошел Черносотенный погром.
Кажется, 18-го или 19-го октября должен был состояться митинг, на котором считалось возможным побывать и мне. Утром я и Роза пошли на квартиру Лазаря, застали там нескольких товарищей, которые были вооружены (В числе этих товарищей помню Александра Николаевича Соколова, которого я знала также по работе в Костроме.). Что-то такое было во всей окружающей обстановке, что заставляло опасаться какого-либо выступления со стороны полиции. Побыв там короткое время, мы решили разойтись, а нам с Розой поручено было походить по городу и разведать, можно ли рассчитывать на то, что митинг состоится. Когда мы вышли из квартиры Лазаря с кем-то из бывших там товарищей, то вдогонку нам обыватели посылали такие замечания: „Вот эти с красными флагами ходят, резать их надо!"
Где должен был состояться этот митинг — не помню; помню только, что мы пошли в собор и то, что мы там услышали, давало полную уверенность предполагать о готовящемся черносотенном выступлении.
Действительно, вскоре стало известно, что в городе были определенные случаи избиения местной интеллигенции и студентов (фамилию одного из избитых студентов я запомнила — В. Беллонин). Говорили, что в организации этих избиений играл видную роль какой-то торговец — владелец шапочного магазина. Впоследствии передавали, что „Владимирское общество" отомстило ему бойкотом его торговле, что он почувствовал очень сильно.
Потом начался погром квартир. При такой обстановке большая опасность грозила тов. Лазарю Зеликсон. За невозможностью в короткий срок приискать безопасную квартиру и днем препроводить его на нее, решено было временно поместить Лазаря в квартиру типографии. Он и Роза пришли ко мне. Однако, считать при данных условиях мою конспиративную квартиру совершенно безопасной было нельзя и к вечеру он был переведен в квартиру Черневских. Уговаривали и меня товарищи переночевать где-нибудь в другом месте, но мне казалось, что это необязательно и я осталась. Пошла только проводить Розу на ее квартиру (жила она в противоположном конце города, на Соборной улице), так как беспокоилась, что ее, как еврейку, могут по дороге побить.
Итти нам пришлось, пробираясь через густую толпу, охотившуюся на улицах и на каком-то прилегающем к месту квартиры Розы бульваре за студентами и евреями. Настроение толпы было определенно погромное; несмотря на это, мы прошли беспрепятственно. Назад я возвращалась на извозчике,— так неприятно было итти еще раз в этой толпе!
Вечером произошел курьезный инцидент, в дальнейшем — другой. Приходит ко мне какой-то юноша, подает мне револьвер и говорит, что в городе происходит разгром квартир, что моя квартира также замечена, так как проследили, что здесь был Лазарь Зеликсон, и что мне товарищи прислали для защиты этот револьвер; тут же он заметил, что пули из револьвера вываливаются. Мы оба рассмеялись, и я отдала ему это оружие обратно, сказав, что для меня будет безопаснее быть без всякого оружия, чем с этим.
Ночь прошла благополучно, никто меня не потревожил. Говорили потом, что погромщики перепились и стали громить публичные дома, находившиеся по дороге из города в Солдатскую Слободу, и что этот погром пришлось прекращать при помощи войск.
Софья Константиновна ЗАГАЙНАЯ.
Через несколько дней Роза поехала в Москву. Я опять сидела и ждала. В период этого ожидания произошел и другой курьез.
В одну из тех тревожных ночей я была разбужена резким звонком. Наскоро одевшись, подхожу к входной двери и спрашиваю: „Кто здесь?" В ответ слышится: «Подайте ближнему». Судить людей в час ночи для того, чтобы просить милостыню, как известно, не полагается. Тут же вспомнились предупреждения о разгроме квартир, стало неприятно. Однако, отвечаю: „у меня ничего нет", — а сама жду, что дальше будет. Дальше слышу: „Подойдите ближе, я от Розы".
Оказалось, Роза прислала из Москвы товарища, который должен был работать наборщиком в нашей подпольной типографии. С этого дня мы стали вдвоем ждать работы.
Приехала и Роза из Москвы, а типографии все не было. Продолжать пребывать в состоянии ожидания до бесконечности было невозможно, и я решила вернуться обратно в Кострому. В один вечер со мной уезжал Лазарь Зеликсон в Москву, а через короткий срок туда же должна была уехать и Роза» (Софья Константиновна Загайная. ОДНА ИЗ ПЕРВЫХ ПОПЫТОК ОРГАНИЗАЦИИ НЕЛЕГАЛЬНОЙ ТИПОГРАФИИ во Владимире в 1905 г.).
В апреле 1906 г. совместно с Ц.С. Бобровской (Зеликсон) выпустила несколько тысяч листовок к Первому мая. После Октябрьской Революции Загайная работала в партийных и сов. учреждениях, участвовала в гражданской войне, занимала должности от делопроизводителя до полигкомиссара. С сер. 1923 г. работала в Бауманской партийной организации М.
Умерла в 1930 году.
Источник:
ВЛАДИМИРСКАЯ ОКРУЖНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ Р.С.-Д.Р.П. (Материалы к истории социал-демократической большевистской работы во Владимирской губернии) 1892 — 1914. Под редакцией А.И. АСАТКИНА. ИЗДАНИЕ ВЛАДИМИРСКОГО ИСТПАРТА. Гор. Владимир 1927 г.
Владимирский Комитет РСДРП (б)
Владимирская большевистская подпольная типография
|
