Павел Алексеевич Покровский
Павел был родом из села Железова, сын умершего в 1882 г. священника о. Алексия Покровского.
Павел окончил курс во Владимирской дух. Семинарии в 1882 году. Ровно два года состоял сельским учителем сначала в селе Крутце, Покровского уезда, а потом в деревне Жарах, этого же уезда.
Летом 1885 г. он получил благословение от Высокопреовященнейшего Феогноста, Архиепископа Владимирского и Суздальского на священническое место в Кидекше—Красносельский приход, Суздальского уезда, на место умершего священника о. Василия Тихонравова. Бракосочетание его с несчастной девицей Анной Васильевной Тихонравовой было 22-го июля. Посвящен он был во диакона 5-го, а во священника рукоположен 6-го августа — в день праздника Преображения Господня; божественную Литургию в первый раз священнодействовал в Благовещенской церкви села Красного в день праздника Успения Божией Матери — 15-го августа. В сане священника он находился всего лишь два месяца и двадцать один день...
Грустно обыкновенно бывает на душе, когда получаешь известие о смерти близко-знакомого человека, грустно, когда слышишь о потере товарища детства своего, с которым связаны добрые, радостные воспоминания, но еще грустнее, тяжелее и невыносимее становится, когда тебя как громом поражает известие о внезапной кончине любимого друга, с которым ты связан был неразрывными нравственными узами любви как-бы в одно нравственное целое, с которым делил вместе и радость и горе, которому всегда открывал все сокровенные тайники души своей и в котором всегда встречал живое, горячее сочувствие к себе. В таком состоянии я, получивший следующие страшные, проникающие прямо в сердце, строки: «ты лишился и на всегда лишился своего дорогого сердечного товарища и друга о. Павла Алексеевича Покровского. Он скончался 28 октября; а похоронен 30-го. Помолись за него преподобному Сергию». Вот что кратко сообщено было мне о моем любимом, истинном друге-священнике Павле Алексеевиче Покровском.
Смерть, страшная смерть постигла его на самой заре его жизни, полного сил и энергии, с твердым, решительным и неизменным желанием — честно, на сколько сил хватит, служить Богу и церкви — уничтожать зло и неправду в людях и просвещать их истинами христианской веры и нравственности.
После краткого сообщения о смерти о. Покровского, я получил подробнейшие сведения об обстоятельствах его кончины и его погребении, а потому, хотя лично присутствовать при всем этом Господь и не привел мне, но я считаю все-таки нравственным долгом своим передать здесь бывшим товарищам своим по Семинарии, как и товарищам покойного, все, что знаю об этом по письму родного брата покойного — Ливерия Алексеевича Покровского, который сам постоянно находился при больном брате своем, а потом сам и хоронил его, и попросить их помянуть усопшего добрым делом.
Недели за две до своей смерти, около 15-го октября, Павел писал мне: «я полагал ответить тебе на письмо твое в первых числах сего месяца, но не так случилось. И, прежде иногда (когда еще о. Павел был холостым и занимал должность учители) замечаемое у меня сердцебиение с 30 сентября так заявило о себе, что я отказался от совершения Богослужения, вообще от всякого дела и должен был обращаться ко врачу. Вот уже третья неделя, как я ем мало, сплю почти ничего, вследствие чего голова моя не работает. В бессонные ночи принимался за письменные работы, но ничего не выходило. Нынешний день (15) чувствую себя сравнительно лучше; завтра опять ко врачу. Хочется к 22 числу поправиться: праздник, освящение храма и 7 или 8 свадеб. Конечно, я всего этого один сделать не могу при настоящем состоянии моего здоровья, но распорядиться-то нужно. Бог весть, что будет». А в конце: «до свидания! устал я. Полегче будет — напишу». Таким образом, основная болезнь Павла, к которой после, как увидим, присоединились еще и другие болезни, — это порок сердца, или сердцебиение, особенна усилившееся с 17 октября и приведшее его к такому страшному концу. 17 числа он, хотя и с трудом, ездил еще приобщать больного в своем же селе (Красном), но 18-го у него, вследствие раньше бывшей простуды, образовалась водянка в нижней части живота, а также сильная боль в спине, что заставило его снова обратиться к доктору. Суздальский доктор г. Коссак, осмотревши больного, странно как-то покачал головой, прописал, разумеется, рецепт, но при этом сказал, что если у него образуется то-то и то-то, тогда лечить будет очень трудно и сказал это таким тоном, как пишет Л. А., бывший тут же, что можно было сразу догадаться о бесполезности дальнейшего лечения. На обратном пути из Суздаля (с. Красное отстоит от Суздаля всего в 2-х верстах) больной велел брату своему ехать как можно тише, а сам тяжело дышал и кашлял. 19 и 20 сделалось с ним еще хуже: дыхание его стало еще тяжелее, кашель усиленнее и чаще, а харкотина с кусками черной, запекшейся крови. 20-го брат его привозил из Суздаля в село Красное другого доктора г. Суходольского и последний нашел больного совсем безнадежным, при чем сказал, что если больной и поправится, то не получит все-таки настоящего, нормального здоровья. До 22-го числа — дня празднования Казанской иконы Божией Матери болезни его все усиливались; он стал говорить уже шепотом; когда предчувствовал кашель, подавал знак рукой или головой, чтобы его поддержали за голову и спину; ноги его так налились, что пришлось разрезать валеные сапоги, чтобы хотя несколько облегчить ломоту в них; все почти это время больной не мог ни лежать, ни ходить, а только с трудом сидел в подушках. 21-го числа он был исповедан священником Лазаревской церкви г. Суздаля о. Петром Каллиопиным, а 22-го — в день храмового праздника своего приобщен Св. Христовых Таин приехавшим в с. Красное на этот праздник священником села Железова А.Н. Соловьевым, который и приходил к больному для этого из церкви во время пения причастного стиха. В доме больного в этот день после заутрени пред обеднев были отслужены молебны Пресвятой Богородице и Св. и Чудотворцу Николаю. Весь этот день, как и следующий 23-е число покойный Павел Алексеевич чувствовал себя лучше, чем в предыдущие дни: дышал свободнее, взгляд имел веселее, снова появился у него и голос; он даже шутил в это время, хотя шутка его была далеко не то, чем она была в прежнее время. Но недолго порадовались родные Павла надеждою на благополучный исход болезни своего кормильца. Приехавший вторично из Суздаля — врач г. Суходольский, хотя также нашел сольного более бодрым, нежели в прежние дни, но к несчастию и «горю всех домашних открыл новую болезнь у Павла Алексеевича, это — поражение легких и слишком сильное расширение сердца, такое расширение, какого он — доктор еще ни у кого не встречал в своей медицинской практике. Ясно сделалось для всех, что больной — уже не жилец на этом свете, что скоро — скоро сильно бьющееся сердце его прервет свою работу и смолкнет на веки. 27-го числа больной был пособорован святым елеем, а 28-го октября в час и сорок минут утра свершилась воля Божия: отец Павел Алексеевич Покровский испустил последний вздох и переселился в вечные обители.
Вот как скончался друг мой и наш общий бывший товарищ, любезные бывшие мои товарищи. За несколько минут до смерти он все расспрашивал окружающих его родных о тех людях, которые сильно хворали и выздоравливали. Очевидно, ему не хотелось умереть, не хотелось, не узнавши жизни, в полном цвете сил своих, не хотелось при сознании, что не приходится послужить Богу и людям своей пастырской деятельностью, для которой потрачено столько молодых годов, убито столько сил... А тут еще остается совершенно сирое, слабое и беззащитное, но близкое существо — молодая жена, так сильно любящая своего доброго, любящего мужа, остается одна без всякой поддержки — без отца и матери, остается, чтобы всю жизнь свою проливать лишь горькие слезы, вздыхать и бедствовать. У него поставлена была на спине мушка, которую он пожелал отнять; его попросили несколько подняться для этого, когда он хотел опереться руками о постель, на которой лежал, оказалось, что руки его отказываются уже служить ему. Тогда он произнес: «вот как уж»!.., а потом стал шептать, вероятно молитву. Несколько приподнятый, он выпрямил стан свой, вздохнул... И вздохнул в последний раз.
Печальный, неурочный звон ночного колокола возвестил пробудившимся жителям сел Красного и Кидекши о кончине их молодого, но успевшего уже своим христианским незлобием и кротостью, батюшки заслужить себе общую любовь и расположение. Тут же, в 2 часа ночи стали собираться люди в небольшой дом усопшего, чтобы оплакать бренные станки его и помолиться за его душу Господу Богу. Приходящие плакали и говорили: «какого было Господь послал нам батюшку! тихого, кроткого, ласкового, обходительного, — лучше отца родного, а вот поди ты... Что станешь делать? угодно было Ему к Себе взять его... Теперь уж такого — разве опять Сам Бог»...
Когда покойный лежал уже в гробу, приходящие удивлялись, смотря на лицо его. «Трудно было подумать», - пишет брат усопшего Л.А., «что Паня умер: лицо его до того было свежо и такое выражало спокойствие, что только по холодному челу его и можно было заключить, что пред вами — труп бездыханный. Он лежал — как бы спал» и лишь гроб, свечи, и ладан кадильный и слезы родных и всех других присутствовавших напоминали о смерти.
30-го числа было погребение. При выносе тела из дому, при панихидах, которые постоянно служили во все время печального шествия в церковь, присутствовало множество народа: все пришли отдать последнее целование своему батюшке и усердно помолиться о упокоении души его в месте злачне и месте покойне. Не могу и не имею права вдаваться здесь в психологию, как неприсутствовавший лично на похоронах дорогого друга. Но скажу все-таки, что — по словам Л. А — ча — многие из прихожан (не говоря уже про родных) буквально рыдали, жалея своего духовного отца и пастыря, а простые, тихие слезы сожаления так можно было видеть тут, как говорит Л. А., решительно на глазах каждого. На погребении присутствовали следующие 6 священников: благочинный села Барских — Городищ, суздал. уезда, священник о. Василий Георгиевский, того же уезда с. Шихобалова свящ. о Алексий Елпидифоров, Шуйского уезда села Котцына заштатный свящ. о. Евфимий Тихонравов (дедушка покойному по жене его), г. Суздаля Воскресенской церкви свящ. о. Федор Лебедев (дядя покойного), Лазаревской ц. Суздаля же г. свящ. о. Петр Каллиопин и села Железова Владимир. уезда свящ. о. Алексей Соловьев (зять покойному по сестре), два оо. диакона и два причетника. Здесь не было дорогих венков, употребляемых обыкновенно при похоронах сильных мира сего и богатых, не было произнесено и красноречивых речей, в которых восхваляются иногда может быть совершенно фиктивные добродетели богача; но здесь самое лицо усопшего (я живо представляю его и во гробе лежащим, хотя и не видел телесными очами) всем и каждому — я уверен в этом — свидетельствовало о том, какую честную, и благородную натуру сломила нещадная смерть, какие высокие христианские добродетели присущи были ей и каков вообще был этот человек по духу.
Перед опущением тела в землю, у могилы отслужено было шесть панихид по числу служивших священников, а потом мрачная могила навсегда сокрыла в своих холодных объятиях моего дорогого друга, нашего общего любимого товарища и честного человека, как истинного христианина. Эта могила находится по правую сторону алтаря Благовещенской церкви села Красного...
Любезные бывшие товарищи! Из нас, окончивших в 1882 г. курс во Владимиpской духовной семинаpии и потом разбредшихся в разные стороны, еще многие не успели, так сказаться, опериться, устроиться, как следует, в жизни, а нещадная смерть предъявляет уже свои права и на наши ряды, и нас начинает касаться своим холодным дыханием. Первою, кажется, жертвою ее, по воле Божией, сделался несчастный Павел Алексеевич Покровский. Воскресим в памяти своей добрый, симпатичный образ этого человека; припомним, каков он был, как наш общий товарищ и воспомянем его за добро его добрым, богоугодным делом. Кто был всех тише, смиреннее и незлобивее из нас? Кто был всех добрее и ласковее, никому никогда ни в чем не отказывал, никогда, решительно никогда никого не обижал — не говорю уже делом, — но простым словом, простою, неосторожною иной раз фразою? Я уверен, что всякий из нас в душе своей сознается, что это действительно Павел Алексеевич. Будучи по натуре своей добрым и любящим человеком, Павел старался возгреть в себе этот дар божественный чтением Евангелия. Он понял дух учения Спасителя, воспринял в свою душу основной, нравственный Закон Христов, проникся им и уже с точки зрения всеобъемлющей, все — прощающей и все — проникающей любви и относился ко всем товарищам своим и ко всем прочим людям. Поэтому-то всякое действие его, всякий поступок по отношению к нам и носил на себе отпечаток любви; поэтому-то и прихожане Благовещенской церкви сел Кидекши и Красного хорошо поняли, хотя и в весьма краткий срок, своего батюшку и так хорошо и просто называли его «лучшим отца родного». Припомним еще, друзья мои, ту добрую и завидную характеристическую черту Павла, при которой он умел сообщить беседе товарищей всегда тон веселый и радостный, умел изгонять своим присутствием унылость и общую апатию, и этим радовать всех и вселять в сердца наши бодрость и энергичность. Разумею шутливость Павла Алексеевича. Кто из нас в часы невзгод и горя не испытал на себе оживляющего и воскрешающего действия этой его способности и душевно не благодарил его за все это? Но припомним, что шутка его никогда не носила на себе характера вульгарной пошлости и цинизма, она была всегда чиста и невинна, и была лишь результатом любви его к нам и сердечной доброты. Всякий, думаю, помнит, как хорош был Павел Алексеевич и с этой стороны и как прекрасно черта эта уживалась в нем и гармонировала со всеми прочими его душевными качествами и достоинствами.
Каков был Павел Алексеевич с нами, таким он остался и в жизни. Два года по окончании курса, как я уже сказал, он состоял сельским учителем в с. Крутце и д. Жарах, Покровского уезда. В том и другом месте я бывал у него, и не один раз. Как приятно была видеть, как он обращается бывало с мальчиками — своими учениками! В классе порядок примерный, все слушают внимательно, но лишь заметит бывало П. А. утомление в своих питомцах, сей час расскажет им какую-нибудь веселую, коротенькую историйку — и дети снова оживляются и заинтересовываются. А лишь кончился урок, на улице уже все бросаются к нему, всякий кричит, называя его по имени и отчеству — и он всякому ответит, каждого обласкает, — и дети веселы, смеются и резвятся. За то и любили они его. Да не только дети, любило его и духовенство местное и все крестьяне; эта любовь выразилось в очень характерном прозвании его «парнем — Золото», что вполне соответствовало душевным качествам покойного и его характеру.
Павелй был и весьма религиозный человек. Эта религиозность редко проглядывала в нем наружу, он не любил показывать ее другим и жил, так сказать, внутреннею религиозною жизнью; но что и это качество было в нем сильно и высоко, доказательством этого может служить следующее. Несмотря на скудное, материальное состояние своей матери, брата и сестры, которым помогал Павел, будучи учителем, несмотря на свою нерадостную, скучную жизнь в деревне среди мужиков, при полном отсутствии впечатлений и вообще духовной пищи, он не торопился выходить на священническое место именно в силу сознания своего недостоинства к принятию на себя высокого сана и святых обязанностей, соединенных с ним, хотя и желал этого. Об этом не раз Павел упоминал в своих письмах ко мне и просил меня убедить его, что он будет порядочным священником, каким он должен быть по идее церкви, а священником не по имени только. А потом, когда нынешним уже летом он писал мне: «ну, брат, решился; впереди много дела, дал бы Бог только сил..., то это значило, что он много потрудился в деле воспитания себя и подготовления к сану священства, и уж коль скоро решился (он, т. е. П. А.), то исполнит свое дело честно, свято, насколько позволят силы физические и нравственные... И вот Господь взял его к Себе!..
Любезные бывшие товарищи! Помещая все эти строки на страницах «Владимирск. Епархиальн. Ведомостей», имею в виду исключительно лишь вас, моих однокурсников, как однокурсников и товарищей скончавшегося о. Павла Алексеевича Покровского. К вам, друзья мои, и слово мое, и усердная просьба моя. Воспомяните и не забывайте в молитвах своих доброго и честного раба Божия иерея Павла; этим вы сделаете и святое, богоугодное дело, и усладите участь его там... в загробной жизни. Ведь он — человек, а потому нуждается и в наших молитвах. А из вас многие уже восприяли священнический сан и удостаиваются совершать бескровную жертву, этим особенно не трудно молиться за своего собратаи бывшего доброго товарища. Мне известны следующие товарищи, вышедшие уже во священники: А.Н. Вознесенский, И.А. Никольский, В.А. Преображенский, В.М. Соловьев, В. Ф. Соловьев, П.И. Талантов, Г.Г. Тихонравов, Н.Е. Казанский, А.М. Дмитревский, В.А. Карабинов, но несомненно вас, друзья мои, священствующих уже, гораздо больше. Прошу вас, не забывайте в молитвах своих своего бывшего доброго товарища. Ваше же святое дело увидит Господь и Сам воздаст нам по добрым делом Вашим...
Вот моя усердная к вам просьба, как друга покойного Павла Алексеевича Покровского, друга, исполняющего здесь нравственный долг свой!
Студент Моск. д. Академии Иван Левкоев.
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 2-й. 15-го января 1885 года).
Село Кидекша
Село Красное
Святители, священство, служители Владимирской Епархии
Владимирская епархия.
|
