История Муромского землячества в Петербурге (1894-1914)
К истории Муромского землячества в Петербурге (1894-1914)
Вечером 20 октября 1894 года у дверей всех театров C.-Петербурга были спешно вывешены траурные аншлаги, извещавшие публику об отмене спектаклей по случаю кончины Императора Александра III в Ливадии, в Крыму. Со смешанным чувством тревоги и радости публика читала это объявление и молчаливо уходила прочь. В числе лиц, натолкнувшихся на такое объявление у подъезда Панаевского театра, был и я, тогда студент Горного института. Быть одному не хотелось, чувствовалась потребность обменяться мыслями с друзьями, было ощущение того, что что-то оборвалось и ушло безвозвратно, и начинается неизвестное и новое. В квартире у студента Академии Художеств А. В. Зворыкина, куда я отправился от театра, я встретил и студента-технолога Н. В. Кондратова. Трудно передать все наши тогдашние разговоры, но хорошо помнится одна мысль, объединившая нас: «Прошли, канули в вечность восьмидесятые годы, прошли без возврата». Это значило, что прошла и реакция этих годов, и что мы стоим на пороге грядущих событий нового царствования. Пусть оно будет плохим, но только бы не было этой безнадежной стены, этой духоты последних годов царствования Александра III. Таковы были наши, если не мысли, то смутные ощущения. Я не сомневаюсь, что мы разделяли их с большинством тогдашнего русского общества. В самом начале 90 годов два громовых удара потрясли его сознание: холера, а с нею поволжские бунты 1891 года и голод, официальный «недород» 1892 г. К мысля о нашей нищете применилось и острое сознание нашего народного невежества. Общество всколыхнулось; последние могикане из народовольцев, вроде Астырева, томились в Петропавловской крепости; социал-демократическое рабочее движение еще не выступало на широкую сцену русской действительности, таясь в кружках, носивших еще неопределенный характер, зачастую с руководителями из бывших народовольцев (М. Бруснев и др.). На поверхности общества оказались либералы и реформисты разных оттенков, очень многие из которых примкнули впоследствии к трудовикам, народным социалистам и конституционно-демократической партии. Этим людям выпало на долю вписать славную страницу в истории русского просвещения своей интенсивнейшей и бескорыстной работой в известном Комитете Грамотности, состоявшем при Императорском Вольно-Экономическом Обществе еще с 1861 года. С 27 апреля 1893 года, после выбора нового Совета в составе председателя Н. А. Варгунина, а за отказом его В. Ю. Скалона, товарищей председателя — А. М. Тютрюмова и Г. А. Фальборка и секретарей — Э. Э. Анерта, М. А. Лозинского, Д. Д. Пpoтопопова и В. И. Чарнолусского, старинный белый зал Вольно-Экономического Общества в его здании на углу 4 роты Измайловского полка и Забалканского проспекта, этот «Парламент на 4-ой роте», как его любя и в шутку тогда называли, становится притягательным центром для чуткой молодежи из петербургского студенчества. В Комитет Грамотности бросились помогать при его работах по издательству дешевой и здоровой литературы для народа, составлению и рассылке библиотек, устройству читален и статистике народного образования, предпринятой и поведенной Комитетом при дружном содействии учащихся... В то время Комитет уже разрабатывал планы внешкольного образования, задумывал устройство библиотек при фабриках и заводах и намечал вопрос о создании народных музеев (будущих народных домов). Число членов Комитета к 1 января 1894 года достигло цифры 644, возросши на 256 человек; к 1 жe января 1896 года оно составляло 1025 человек. На вопрос каждого мало-мальски прогрессивно мыслящего студента: «Что делать, чтобы выйти из современного тупика?» — Комитет Грамотности давал точный и ясный ответ: «Всячески помогать народному просвещению!» и указывал всем своим примером, как это надо делать. Можно ли удивляться поэтому, что студенчество, еще не приобщившееся к революционной борьбе, с головой уходило в просветительную работу, другим ярким примером которой была в Петербурге в то время деятельность вечерних Смоленских и Обуховских общеобразовательных классов для рабочих при Фарфоровском попечительстве за Невской заставой. Вот почему в тот памятный вечер 20 октября 1894 года, когда со смертью Александра III с плеч России свалилась огромная тяжесть, мы, случайно собравшиеся студенты земляки-муромляне из трех разных и столь непохожих по специальности друг на друга высших учебных заведений, как Академия Художеств, Технологический и Горный институты, пришли к одной, далеко не случайной, мысли наладить работу по народному просвещению силами нашего маленького и неоформленного еще тогда землячества. К этому склонял нас и пример уже возникших в университете, Технологическом и Горном институтах своих нелегальных, как и все, впрочем, тогдашние
студенческие учреждения, — комиссий по составлению и рассылке народных библиотек. Комиссии эти питались ежемесячными сборами среди студентов, участвовавших в них, и уже делали свое дело, все более и более расширяя его в сторону устройства рабочих библиотек, т.е. прямой помощи рабочему движению Петербурга и остальной России. По примеру этих комиссий, нами принята была мысль, что землячество наше, целью которого, подобно некоторый другим, могла бы быть прежде всего экономическая взаимопомощь и кружковое саморазвитие и устройство собственной библиотеки для членов, должно сразу отбросить эту полезную, но, так сказать, эгоистическую цель и перейти к цели иной – альтруистической, обратить свои взоры на родной край, на свою провинцию и содействовать ее просвещению и политическому пробуждению. Короче сказать, мы самонадеянно, но быть может справедливо, на общем фоне народного невежества признали свое образование достаточным для того, чтобы помогать другим, совсем не получившим его, выбраться на свет и свободу. Из этой предпосылки произошли все наши дальнейшие действия и вся последующая эволюция землячества, как неоформленной еще политической и социальной группы студентов высших учебных заведший Петербурга. Не помню, были ли у нас и часто ли бывали правильные собрания земляков-студентов, но скоро идея создания земляческой работы по рассылке народных и, как в первое время мыслилось, школьных библиотек по Муромскому уезду, Владимирской губернии, была принята и другими земляками (назову среди них, кроме трех указанных, студентов-технологов М.Н. Гладкова и А.А. Лебедева, студента Учительского института И.М. Губкина, студента-путейца А.В. Заорского и слушательницу Высших Женских Курсов В. В. Гладкову). После этого были установлены членские взносы, кажется в 20 коп. в месяц, и было преступлено к сборам пожертвований среди всех муромлян, сочувствовавших нашей идее, в самом г. Муроме во время рождественских каникул 1894 — 1895 г. Эти сборы, давшие около 20 руб., показались нам успешными, и по возвращении из Мурома члены землячества принялись за подбор и рецензии книжек и рассылку их по добытым адресам некоторых сельских учительниц, согласившихся и имевших мужество принять наш столь опасный в то время дар, чтобы раздавать книжки по знакомству крестьянам. В первую очередь библиотечки, насколько мне помнится, были отправлены в школы ближайших к г. Мурому сел, расположенных за Окой, напр., Яковцево и Окулово. Библиотеки эти составлялись из изданий Комитета Грамотности и других дешевых книжек, тщательно прочитывавшихся и рецензировавшихся нами во избежании какой-либо «ереси», за какую мы считали всякую мистику, суеверие и проповедь монархических начал, при этом мы пользовались нашим опытом по работе о своих комиссиях по учебным заведениям, а также помощью Комитета Грамотности и книжного склада А. М. Калмыковой на Литейном проспекте близ Невского. Там вечно кипела работа по подбору народных библиотек, и среди груды книжек, наваленных на пол и стоящих на полках и по стенам магазина, можно было видеть А. М. Калмыкову и пользоваться ее ценными советами. Но уже и в те время мы вносили в посылаемые нами библиотеки нечто свое, путем подбора таких книг, какие являлись любимыми среди читателей земляческих и подобных им студенческих и рабочих нелегальных библиотек, как «Углекопы» Золя; «Овод» Войнича; «Черные богатыри» Конради; «На рассвете» Ежа и др. Удивительно ли, что при таком социально-политическом уклоне мысля основной группы нашего землячества, в ней очень скоро возникли те же вопросы и споры, которые волновали в то время и Петербург, и Москву, и всю Россию. Напомню, что в 1894 г. П. Струве выпустил свои известные «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», кончавшиеся призывом пойти на выучку к капитализму, а в самом начале 1895 года появилась в магазинах и книга Н. Бельтова (Г. В. Плеханова): «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», изданная А. Н. Потресовым и продававшаяся уже на новогодних студенческих вечеринках. К сожалению, уничтоженный цензурой, сборник «Материалы к характеристике экономического положения России» со статьями левых марксистов (Тулина, т.е. Н. Ленина — В. И. Ульянова и др.) был почти недоступен дли широкого круга читателей и ходил по рукам студентов, как величайшая редкость, иногда по отдельным листам. Немудрено поэтому, что споры о народничестве и марксизме проникли и в наше землячество, отразившись в нем конкретно в постановке вопроса, куда посылать книги: крестьянам на руки, учителям в школы, или на фабрики и заводы рабочим. Я позволю себе напомнить, что это было время широкого и быстрого распространения марксизма в русской интеллигенции: недаром, В. Вересаев озаглавил названием «Поветрие» свой нашумевший тогда рассказ. П. Струве, Г. В. Плеханов и никому еще неизвестный Тулин (Вл. Ильин - В. И. Ульянов, Ленин) разрозненными, но общими усилиями поражали народников и субъективных социологов (В. Воронцов и Н. К. Михайловский) во всех их легальных в еще более нелегальных выступлениях. Это было настоящее «поветрие», носившееся над Невой и всей Россией. При таком настроении было естественно, что вопрос о посылке книжек на фабрики и заводы был решен в землячестве утвердительно, и, припоминаю, я настаивал, чтобы к библиотекам в 1896 году, когда уже существовал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» присоединились и его прокламации и тогдашняя марксистская и иная нелегальная литература («Кто чем живет», Дикштейна, «О штрафах», «Что должен знать и помнить каждый рабочий», «Царь-голод», «Ткачи», Гауптмана, изданные подпольно в виде книжки малого формата в зеленой глянцевитой обложке). Наши возможности были, однако, весьма ограничены: в Муроме была только одна большая льнопрядильная фабрика в Дмитриевской слободе, куда у нас имелась слабая возможность посылать книги чрез С. В. Хряпина. Не помню, однако, была ли тогда же использована эта возможность для нелегальных изданий; легальнаят же библиотечка послана была. Для меня лично такое смешение легальной и нелегальной работы весьма скоро окончилось печально. Благодаря провокации студента Горного института Пономарева, принимавшего участие в работе комиссий по рассылке библиотек в Горном институте, где участвовал и я, — я был арестован 5 октября 1896 года, на следующую же ночь после предложения послать вместе с одной из библиотек и майский № «Работника». Не лишне напомнить, что это был тот самый Пономарев, который впоследствии сделал видную шпионскую карьеру; будучи, по настоянию студентов, исключен из Горного института, он сделался жандармским офицером, был замешан затем в дело провокационного перевоза нелегальной литературы через немецкую границу и появился, наконец, после революции 1905 года, в качестве помощника коменданта Государственной Думы. Тот же Пономарев имел впоследствии удовольствие допрашивать в Петропавловской крепости и отправить в Шлиссельбург главного виновника своего исключении из Горного института б. студента Горного института Степ. Мих. Романова, анархиста, издававшего в Париже анархистскую газету и вернувшегося во время первой революции 1905 года в Россию. Но оставим тяжелой памяти Пономарева в покое. По освобождении из кратковременного заключения и окончания института весной 1897 года, я был выслан из Петербурга, чем и прервалась моя деятельность по землячеству. Годом раньше меня, покинули Петербург и М. Н. и В. В. Гладковы. Мне кажется, вместе с тем отошел и первый организационный период работы землячества, занявший 1894 — 1897 годы и приведший в конце его, после опыта легальной работы, к сознанию необходимости для землячества принять участие в все более и более развивающемся рабочем движении нашего местного края. Вторым периодом деятельности землячества можно считать 1898 — 1901 годы. После петербургских забастовок 1896 года, когда русское общество впервые узнало из правительственного сообщения о существовании нелегального «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и Ветровской демонстрации 4 марта 1897 г., определенно наметились социальные и политические стремления назревающей и еще многим неясной тогда революции. В политическом сознании молодежи они отразились рядом студенческих волнений, забастовок, обструкций и демонстраций, когда сами студенты в большинстве своем полагали, что они борются за академическую, а не политическую свободу. На этот же период падает и образование Р. С.-Д. Р. П. (1898) и несколько позднее партии С.-P., а также пресловутые кружки Маркса в Горьковской «Жизни» и увлечение ревизионизмом Эд. Бернштейна. Число студентов-земляков увеличивается в это время многими новыми членами (студент-технолог А.Н. Рябинин, путеец Н. В. Суздальцев, курсистка A. К. Зворыкина, сестры Засухины, Е. П. и М. П. Суздальцевы и др.). Вместе с тем землячество, с целью расширения своей деятельности, в 1898 году становится частью одного целого Владимирского землячества, в которой большую роль играли студенты - технологи С. Д. Кирпичников и В. А. Белоцветов. Благодаря личной связи в этим землячестве завязываются у муромлян и тесные сношения со студентами-ивановцами, также вошедшими в общий состав Владимирского землячества, как-то: со студентами-технологами А. И. Павлычевым. B.А. Носковым, впоследствии под именем Бориса Николаевича известным в русской эмиграции в Швейцарии и бывшим в 1905 году членом Ц. К. Р. С.-Д. Р. П. примиренческого направления, и В. С. Бубновым, побывавшим в 1902 — 1904 гг. в Вятской ссылке. Все указанные ивановские студенты уже в это время принимали участие в местном с.-д. рабочем движении, и с 1898 года начинается поэтому усиленная посылка книжек и нелегальной литературы в г. Иваново-Вознесенск и с. Кохму. Пределы деятельности муромлян объемлют таким образом всю рабочую Владимирскую губернию. В 1899 и 1900 гг. к посылке библиотечек присоединяется посылка в те же районы и прокламаций Р. С.-Д. Р. П., особенно майских. Нельзя сказать, что эта последняя сторона деятельности землячества была удачной, так как в это время «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» принял экономическую окраску и сильно затушевывал политические требования рабочего класса. В доставке прокламаций помогала в 1899 году «Комиссия по рассылке библиотек в Технологическом институте», которая в сущности была настоящей студенческой с.-д. организацией института. Кроме того, использовались и личные связи земляков. Таким образом, уже в это время, оно состояло в определенной дружественной связи с с.-д. организацией Петербурга. После высылки студентов за беспорядки 1899 года деятельность землячества временно замерла. В 1900 году к землякам присоединился студент-технолог К.Н. Гладков, на долю которого, за высылкой и за разъездом многих студентов после беспорядков 1901 года, вместо с одним из старейших членов землячества художником-архитектором А. В. Зворыкиным, выпала роль держать в своих руках все нити, связующие земляков в группу, занятую просветительно-революционной деятельностью. Некоторый разброд и ослабление этой деятельности землячества были совершенно естественными в это время, когда были разбиты силы студенчества. Период 1902 — 1908 годов можно считать третьим и наиболее интенсивным периодом просветительно-революционной деятельности землячества. На эти годы падает революция 1905 года, делящая его на две, почти равные части: дореволюционную и последующую, вплоть до времени реакции 1908 года, внесшей весьма сильное изменение и в направление деятельности Муромского землячества. К началу третьего периода работы с 1902 г. и особенно с осени 1903 г. Муромское землячество сильно расширяется по составу, так как к старым студентам, выброшенным из Петербурга волнениями в высших учебных заведениях и теперь возвращающимся обратно, примкнули и молодые студенты, только что окончившие курс в Муромском реальном училище и приехавшие в Петербург. По приблизительному подсчету земляков-студентов, принимавших участие в землячестве, в это время собирается в Петербурге от 20 до 25 человек (сюда входят, из наиболее деятельных, А. А. Серебренников, Мих. Вальц, Д. Засухин, К. В. Кондратов, Л. Фанталов, Н. К. Леошкевич, А. И. Лебедев и др.). В это время землячество, благодаря влившейся и него с приездом завзятого библиофила А. А. Серебренникова энергии, усиленно перестраивается, и старые его члены отходят в сторону. Впоследствии, после 1904 года, уже не студенты, они имеют возможность участвовать в землячестве в качестве почетных его членов (художник-архитектор А. В. Зворыкин и я). В студенчестве в это время появляются лица, материально нуждающиеся, поэтому членские взносы устанавливаются по желанию и возможности для каждого, в 10, 25 и 50 коп. в месяц. Вместе с тем у землячества налаживается постоянная связь с учениками Муромского реального училища, где формируются кружки для самообразования, и при содействии землячества значительно пополняется вольная ученическая библиотека. Свои средства землячество, кроме взносов, черпает в это время из денежных отчислений, поступающих нуждающимся студентам с концертов, ежегодно устраивающихся в г. Муроме в реальном училище во время рождественских каникул съезжающимися туда студентами из Петербурга, Москвы и Киева. В Петербургском кружке деньги эти передавались студентами в кaccy землячества, и значительная часть их поступала на расширение его средств для закупки библиотек, а с 1904 г. также для оказания помощи заключенным землякам. Мало-по-малу, муромское землячество, освободившись от опеки Владимирского землячества, зажило снова своей самостоятельной жизнью, но из общения с более обширной группой земляков — собственно владимирцев из г. Владимира и из г. Иваново-Возвесенска, — оно усвоило себе расширенные взгляды на характер и область своей деятельности. С этой поры Муромское землячество вышло из области рассылки книжек и нелегальных изданий в пределах собственно Муромского уезда, что бывало и раньше, но в виде как бы исключения, и распространило свою посильную деятельность на всю губернию и преимущественно на ее фабрики и заводы. Такая его деятельность не осталась незамеченной среди студенческих высших учебных заведений, оставаясь, к счастью для членов землячества, скрытой от глаз жандармского начальника и полиции. Различного рода революционные группы входят в это время в сношения и связи с муромлянами, при чем связь с с.-д. организациями поддерживается через художника-архитектора А. В. Зворыкина, имевшего сношения со студентом - «искровцем» Ник. Эссеном, ныне членом Р. К. П. В то же время заводится и кратковременная связь с технологами, представителями с.-р. журнала «Революционная Россия», связь, скоро прекратившаяся вместе с известным провокационным провалом типографии журнала в Сибири. С другой стороны новые члены сами усиленно ищут связи с революционными кружками Петербурга, чтобы откристаллизовать свое миросозерцание и заполнить бреши, которые являлись при чтении легальной литературы. Усиленно читается и даже перепечатывается на гектографе нелегальная литература. Некоторые земляки входят в партийные кружки для самообразования. С 1903 г. зем-во начинает испытывать некоторые утраты - в феврале арестуют, правда без всякой связи с деятельностью землячества, студента-технолога К. Н. Гладкова и, после заключения, в июле высылают в гор. Муром, откуда он возвращается для отбытия военной службы в лейб-гвардии Семеновском полку в ноябре 1904 года. За лето 1903 г. заводятся сношения с рабочими кружками в самом г. Муроме, и землячество становится на еще более широкий путь землячества для всех муромлян в Петербурге, не ограничивая их рангом студентов. Осенью на большом организационном собрании порываются сделавшиеся затруднительными и излишними земляческие связи с ивановцами, и муромское землячество становится снова вполне самостоятельной организацией, уже очень близко подходящей к типу революционной. На этом собрании определенно формулируется задача зем-ва — революционно-просветительная деятельность среди рабочих кружков своего края путем подбора и рассылки библиотечек. Впервые посылаются библиотеки и нелегальные издания в рабочие кружки г. Мурома и Кулебакского горного завода (Кулебаки. Нижегородской губ.), как смежного с Муромом и тяготеющего в нему. Бюджет землячества за год к этому времени определяется в сумме 100 руб., примерно, слагающийся: из членских взносов — 30 руб., пожертвований разного рода — 20 руб. и доходов от ежегодного концерта в гор. Муроме — 50 руб., т.е. весьма по тем временам достаточный. Кроме того, через петербургских студентов-муромлян приходили единовременные сборы с концертов в Муроме, достигавшие иногда 300 руб., употребляемых на пополнение соответственной литературой городской и других библиотек г. Мурома. В землячество за это время входили студенты Технологического, Горного, Политехнического, Электротехнического институтов, института Путей Сообщения, Института Гражданских Инженеров, одно время Академии Художеств, Высших Женских Курсов, Курсов П. Ф. Лесгафта, Лохвицкой-Скалон, Женского Медицинского Института и др. учебных заведений, университетских не было, так как из Муромского реального училища нельзя было в то время поступать в университеты. С 1904 года окрепшая организация муромских земляков занялась посылкой больших библиотек в рабочие районы, а именно в с. Вачу, Новоселки, Казаково, в центр муромской ножевой промышленности в район фабрики Кондратовых. К концу 1904 г. относятся связь з-ва с кружком Шляпникова в Муроме, выразившаяся в усиленном снабжении его книгами. В библиотеки ценой 15 — 20 руб., частью в переплетах, входили революционная беллетристика (Зола, Джиованиолли, Войнич, Еж, а впоследствии Горький «Мать» (загр. изд.) и пр. книги), книги по политической экономии (Свидерский: «Труд и Капитал», А. Богданов: «Курс политической экономии») и другие легальные и нелегальные издания. В том же году земляки приняли деятельное участие в работе Политического Красного Креста, требовавшей много мелких хлопот о заключенных и не всегда безопасной. Вместе с тем у зем-ва являются новые заботы о своих заключенных земляках. Летом 1904 г. в Петербург привозит из Киева в дом предварительного заключения земляка с.-р. Ф. Казанского. К Казанскому командируется «двоюродная сестра» Н. Леошкевич. В этом же году арестуют М. Вальца. Позднее Дмитриевскую. Землячество организует им помощь деньгами, передачами, книгами. К 1904 г. в землячестве принимали значительное участие А.И. Хавская, которая вместо со студентом-путейцем А.И. Лебедевым, электротехником Кильдишевым и электротехником Мих. Вальцем организовала среди земляков с.-р. группу; группа эта пользовалась частью средств землячества пропорционально числу членов ее. Насколько мне известно, деятельность земляков социалистов-революционеров состояла также в рассылке библиотек по своим собственным адресам, а также в поддержке экономического течения в землячестве в сторону материальной взаимопомощи. Конец 1904 года, ознаменовавшийся в политике расцветом «эпохи доверия», повлек за собою новый подъем деятельности землячества. К этому времени относится и мое возвращение из ссылки в Вятской губернии в С.-Петербург, сначала на временное жительство, сделавшееся после революции 1905 года постоянным. Занятый большими политическими событиями 1905 год еще более оживил работу землячества. Забастовки в высших учебных заведениях Петербурга заставили земляков постоянно передвигаться из Петербурга на родину и обратно. Комитет з-ва учел это обстоятельство и теснее связался с районом своей деятельности. Помимо более интенсивной пересылки литературы, комитет деятельно информирует места о каждом значительном политическом событии этого года. До провинции отклики этих событий докатывались с большим опозданием. Так, в день Татьяны 12 янв. 1905 г. в Муроме состоялась вечеринка, на которую собрались все местные педагоги и чиновники — бывшие универсанты. Пригласили и студентов. Лились сладко сантиментальные речи об единении между «отцами» и «детьми». Говорили тосты, пили... В то время, когда в моргах Петербурга лежали трупы павших 9 янв. И вот диссонансом в общее благодушно-умиленное настроение врывается речь К. Кондратова о пролитой крови петербургского пролетариата. Прочитывается письмо члена комитета с подробностями о дне 9 января. Позднее з-во посылало своих членов для участия в выборной кампании в Государственную Думу. Кстати сказать, что социал-демократический кружок землячества в большинство своем примыкал к большевикам. Получив с места информацию о засилии меньшевиков в Муроме, петербургский кружок обсудил все обстоятельства и командировал своих членов, снабдив точными инструкциями о проведении большевистской линии и кипой литературы по тому же вопросу. Землячество постепенно усваивает методы деятельности и дисциплину партийной организации. Ни один земляк не смеет отказаться от возлагаемых на него поручений. Командировки эти не всегда были безопасны. Подбор литературы, наличие нескольких экземпляров одной и той же книжки, нелегальная литература — все это могло служить достаточным материалом для ареста и привлечения к суду. Поэтому бывали случаи, что тот или иной земляк пытался увильнуть от исполнения поручений. Но дисциплина брала обычно верх, и литература попадала куда надо. Об одной такой поездке со своим обычным юмором рассказывает К. Кондратов. Он отправился в Гусь-Хрустальный... жениться. Комитет з-ва не преминул вручить ему литературу и разные поручения в кружок рабочих, с которыми были связи. В день свадьбы К. направился с литературой по указанному адресу и только по счастливой случайности встретил знакомого, который предупредил, что в этом доме засада. «Вот так женили бы!» — вспоминал он впоследствии. Бывали случаи, что земляческие транспорты накрывались жандармами. Так было с кипой книжек, направленных в Меленки с гимназисткой М. Леошкевич, сестрой Н. Леошкевич. Квартирная хозяйка Ольдороге, у которой проживала М. Леошкевич, нюхом опытного сыщика сразу почуяла в этой невинной пачке книжек посягательство против существующего строя и донесла. Перед самым отъездом в Меленки, когда уже были поданы лошади, нагрянули синие мундиры, и зловредные книжки были отобраны. В 1905 г. усиливается рассылка библиотек. Расцвет книгоиздательской деятельности с 1905 года, весьма повлиял на состав земляческих библиотек, влив в них целую серию книжек марксистских изданий «Нового Мира», «Молота», «Колокола», а из с.-ровских — «Русскую историю» Шишко, в то время заменить которую было нечем, так как ни книги Н. Рожкова, ни книги М. Покровского еще не было и в помине. 3-во закупает эту литературу большими партиями и транспортирует ее с земляками целыми корзинами. В самом землячестве к тому времени была организована библиотека для земляков, состоящая сначала исключительно из нелегальных изданий (журналы «Искра», «Освобождение», «Заря», несколько позднее «Пролетарий» и «Вперед»; Бурцев «За 100 лет», П. Кропоткин «Записки революционера», Плеханов «Наши разногласия» и др. работы, — Степняк: «Подпольная Россия», «Андрей Кожухов»); затем к этой библиотеке начали присоединяться книги по новой беллетристике. В течение после революционного промежутка 1906 — 1908 гг., совпавшего с открытием и разгоном Государственной Думы первого и второго созывов, землячество стало на совершенно нелегальную работу и посылало книги в рабочие районы в 1906 году в Гусь Хрустальный (по нескольким адресам), в 1907 году в Шую и Кохму и в 1908 году в Ковров, Вязники и Меленки. Связавшись с с.-д. организациями этих местностей, оно в свою очередь получало от них деньга с просьбою высылать новые библиотеки. Его средства составлялись в это время, кроме членских взносов и отчислений с концертов, из денег, присылавшихся с мест и от разного рода земляческих предприятий, из которых, мне помнится, было изготовление разного рода революционных открыток, — что практиковалось, кстати сказать и раньше, когда, кроме открыток, в 1902 — 1903 гг. землячество пыталось заниматься издательской деятельностью, печатая на гекгографе в квартире К. Н. Гладкова «Историю революционного движения в России» Туна и отдельные статьи из «Подпольной России», Степняка, а также размножая нелегальные стихотворения на злобу дня разного рода (напр., против князя Мещерского и пр.). С открытием 2-й Государственной Думы землячество издало и пустило в продажу открытку с портретом своего земляка по Владимирской губернии члена Думы от Иваново-Вознесенска с.-д. рабочего Н. А. Жиделева, и, надо признаться, потерпело, почему-то, на этой операции убыток, вероятно, вследствие краткости существования 2-й Думы. Точно также землячество занималось продажей в свою пользу и открыток с портретом С. А. Воронина, ивановца, члена 3-й Государственной Думы. В 1906 году вступили в землячество студенты С. И. Гуреев, Л. Взденконская, Над. Фридберг и в 1907 г. Е. Мошенцева и А. Пронина, относившие себя к с.-ц. меньшевикам, но дружно работавшие в общей с.-д. группе землячества и не вносившие в нее никаких трений. К, тому же периоду относится вступление в число земляков и А.Г. Шляпникова, появившегося в Петербурге в 1907 году, перед побегом за границу, и осуществившего этот побег с помощью и по паспорту на имя технолога П.И. Гундобина, а также и другого земляка П.А. Галанина, рабочего металлиста из Кулебак. Члены землячества в это время настолько вовлеклись в революционную работу, что хранили нелегальную литературу, бумагу для типографий, часто и сами занимались печатанием с.-д. прокламаций, давая сплошь и рядом приют нелегальным работникам. Трудно перечислить в небольшой заметке все многообразие деятельности землячества и отдельных земляков; напомню лишь об одной, ныне совершенно утраченной стороне ее. При сношении с рабочими организациями велась строго конспиративная переписка. Письма, по свидетельству А. А. Серебренникова, писались лимонным соком или молоком, рассыпаясь после проявления их на огне на мельчайшие частицы от малейшего прикосновения. Кроме того, они, конечно, уничтожались ради конспирации. Но отрывки некоторых из них, наивных и порывистых, сохранились в моей памяти. Так, товарищи из Гуся Хрустального свою просьбу выслать поскорее книжек и литературы, сопровождали указанием, что книги читаются ими «с львиной жадностью». Это простодушное выражение, вошедшее у нас впоследствии в поговорку, мне кажется очень характерным для революционно-борющегося пролетариата: его жадность к свету и стремление к свободе были поистине львиными! В сущности этот уклон землячества в сторону революционной работы обошелся ему весьма дорого. За время занятия революцией, неизбежно конспиративного, связи с земляками у руководящей группы землячества (А. А. Серебренников и другие) сильно утратились. К тому же после революционного периода настала эпоха реакции, и землячество на своих общих собраниях с 1908 года стало отказывать в выдаче средств на рассылку библиотек, переходя постепенно к принципу экономической взаимопомощи, столь упорно отвергавшемуся частью земляков во имя иной революционной работы. Это же обстоятельство, в связи с легализацией землячества с 1907 года, послужило и вообще к упадку его деятельности. Земляческая анкета, разосланная землякам с просьбою заполнить ее к 10 ноября 1908 года, весьма любопытна тем, что в ней очень хорошо отразились все нужды и стороны деятельности Муромского землячества. Одним из пунктов ставился в ней вопрос: «Что является по Вашему мнению важнейшей задачей землячества в настоящий момент (материальная взаимопомощь, поддержание оппозиционного настроения в студенчестве, культурно-просветительная пропаганда»?). Землячество остановилось на первой задаче. В связи с этим, оно в 1908 году в последний раз ассигновало деньги на рассылку библиотек. Этим можно бы и закончить обзор просветительной деятельности землячеств, если бы она персонально и по инерции не продолжалась группой лиц с А. А. Серебренниковым во главе, вплоть до лета 1914 года, на свой страх и риск, пользуясь деньгами, присылаемыми от местных с.-д. рабочих партийных организаций. Этот период, с некоторой натяжкой, но по справедливости, — можно было бы назвать четверым и последним периодом революционно-просветительной деятельности Муромского землячества. Прекратив и эту работу, война, а затем отъезд А. А. Серебренникова из Петербурга поставил точку на этой любопытной странице из жизни и деятельности учащейся молодежи в Петербурге до времен Великой русской революции 1917 года.
Мне остается только подвести некоторые итоги.
Начавшись, как либеральное движение, связанное с пробуждением политической самодеятельности русского буржуазного общества, проявившимся со средины 80 годов XIX века, — просветительная работа Муромского студенчества в Петербурге, возникшая в первой половине 90 годов, быстро приняла революционную окраску в связи с развитием и успехами рабочего движения России. При буржуазном составе своих членов, землячество нашло в себе силы и мужество отвернуться от буржуазной идеологии, включить в свой состав и с.-д. рабочих и поставить себе, в конце-концов, чисто партийные задачи. С этой точки зрения просветительная работа Муромского землячества, не могущая быть не отмеченной и забытой в широком русле просветительной деятельности русского общества, приобретает особое значение и для с.-д. партийного рабочего движения России, как один из маленьких ручейков этого движения со всеми
его горями и радостями, удачами и неудачами, имея право на внимание пролетариата России.
