Материальное cоcтояние монастырей в Переславской Епархии в сер. XVIII в.
- Амвросий (Зертис-Каменский) - 1753-1761 гг. Епископ Переславский и Дмитровский.
Потеря Переславлем прежнего значения в Переславской епархии.
Содержание архиерейского дома Переславской Епархии
Переславская Духовная семинария при епископе Амвросии
Определение на священно-церковнослужительские места в Переславской епархии
Проступки духовенства и взыскания в Переславской Епархии
В 1761 году, ко времени вступления епископа Амвросия на Крутицкую кафедру, за всеми монастырями Переславской епархии, кроме обширных вотчин, числилось 23978 душ крестьян. Но, как и в предшествовавшее время, доходами с этих вотчин монастыри не могли распоряжаться самостоятельно и довольствовались тем, что им было положено по штату. Кроме того в правление епископа Амвросия Переславские монастыри почувствовали значительное материальное отягощение вследствие частой присылки в монастыри, несоразмеряемой с их средствами, отставных солдат. Таких солдат стали посылать не только на убылые монашеские порции, но, после заполнения таковых, и сверх сего, по числу состоявших за этим монастырем душ, и не только в монастыри «определенные», но и в «неопределенные», и притом, как оказалось в 1760 году, иногда совершенно не соображаясь даже с количеством душ, каким владел монастырь, и числом призреваемых им инвалидов. Особенно в тяжелом материальном положении оказались четыре монастыря: Иосифов, Переславский Данилов, Никитский и Дмитровский Борисоглебский, которые и без содержания инвалидных солдат обязаны были повсегодным платежом в Экономическую канцелярию. «В 1761 г., писала консистория, с насланными в те монастыри отставными приходит платежным в Экономическую канцелярию оброком на душу в Иосифове по 13 ¾ коп., в Данилове 15 коп. с долями, в Никитском 24 ¾ коп., в Дмитровском Борисоглебском 21 ¾ коп.».
«Противности» монастырских крестьян и противодействия их духовной власти не только не ослабевают, но усиливаются по мере приближения к году секуляризации церковных вотчин. В подтверждение сказанного достаточно обратить внимание на один из докладов Переславской катедральной конторы, посланный 21 июня 1755 года преосвященному Амвросию.
«До вступления Вашего Преосвященства в Переславскую епархию, писала контора, преосвященным Серапионом, епископом бывым Переславским и Дмитровским, из Переславского Троицкого Данилова монастыря бывый архимандрит Панкратий переведен в Волоколамский Иосифов монастырь, а в том Даниловом монастыре учреждена Его Преосвященством семинария... Архимандрита во оный Данилов монастырь, за недовольством в епархии Вашего Преосвященства достойных персон, никого не определено. Ныне же вотчинные того монастыря крестьяне, как и сами Ваше Преосвященство по прибытии в Переславль усмотреть изволили, во всяких подлежащих к исправлению в том монастыре монастырских работах, за неимением кому их к тому добропорядочно содержать, взирая Переславского Никитского монастыря на противящихся крестьян (на которых и в Переславскую провинциальную канцелярию сообщено, точию из той канцелярии никакого известия еще не получено) являются противными и чинят крайнее монастырю непослушание и во всем остановки»... По этому докладу постановлено было определить в Данилов монастырь настоятелем Колоцкого игумена Гермогена (умер 31 августа 1756 года).
Архимандрит Гермоген застал монастырь в состоянии крайней запущенности. «В том монастыре, писал он в своем докладе епископу Амвросию, в церквах Божиих все иконостасы и святые образа весьма обветшалые и в новопостроенном в трапезной церкви новом иконостасе образа не дописаны, и во многих местах, а с одной стороны и вся оградная каменная стена обвалилась и имевшийся при обители пруд выпущен, росчат чисткою и неоконченный брошен... и другия многия монастырские требующия подчинки ветхости во всеконечной остановке имеются. И для того приказал было я именованный нарядить с вотчинных крестьян против прежняго обыкновения работников, чтобы ими хотя малое что нужнейшее поисправить, и ради оного наряду посланы были монастырские служители. Точию оные крестьяне и на работы монастырские никто не явилися же, а посланным сказали, что они в монастырь не пойдут и никаких работ исправлять не будут, показывая при том, что де от них крестьян послано в Санкт Петербург в Святейший Правительствующий Синоп на властей Данилова монастыря прошение».
В своем прошении крестьяне имели в виду главным образом те новые поборы с них, которые были вызваны ремонтом монастыря после пожара 1749 г. Но при этом они указывали и на другие «чинимыя им от монастыря отягощения».
«Итак, ныне означенной монастырь, писал в заключение своего обширного доклада архимандрит Гермоген, за вышеявствующими крестьянскими противностями остался якобы безвотчинный без всяких доходов и работников, отчего ежели оные крестьяне усмирены и в послушание монастырю приведены не будут, то означенной монастырь может придти в крайнее запустение и разорение... А хотя об оном крестьян усмирении и подлежало бы просить мне в Переславской провинциальной канцелярии, но как небезизвестно, что в той канцелярии и по требованию консистории Вашего Преосвященства о противных же Никицкого монастыря крестьянах не токмо никакого удовольствия не учинено, но еще и в наивящшее непослушание оные крестьяне поноровкою той канцелярии приведены, зачем и мне во оной просить и искать вовсе безнадежно, а без такового усмирения, за крайними крестьянскими непослушаниями и противностями, и в монастыре быть мне не для чего».
Противности вотчинных крестьян Данилова монастыря «продолжавшияся через многие годы», повели к тому, что й 1759 году братии не было выдано еще жалованье за целых три предшествовавших года, так как «в монастырской казне денег имелось малое число». В 1759 году братия обратилась с просьбою к новому архимандриту монастыря Иакинфу о выдаче им этого заслуженного за прошлые годы жалованья. Архимандрит Иакинф, не имея под руками надлежащих справок, отказал просителям. Тогда они обратились в казенный приказ, присутствовавший которого эконом Данилова монастыря иеромонах Аарон наложил резолюцию о выдаче жалованья для их келейных нужд заимообразно - иеромонахам и монахам по рублю, а псаломщикам по 50 к. Казначей монастыря иеромонах Антоний, на основании пометы Аарона, и стал производить выдачу без записи в приходо-расходную книгу. Архимандрит Иакинф донес тогда обо всем епископу Амвросию. Амвросий наложил резолюцию: «1759 года февраля 27 дня. Братию за то, что на архимандрита мимо нас и нашей конторы подала в казенный приказ, наказать поклонами, а псаломщиков — плетьми; безпутных таковых властей — казначея отставить от казначейства и поручить прежнему старому казначею оную должность, а эконома учинить подэкономием и подчинить архимандриту в послушание; доправить напредь выданные деньги в казну».
Кроме Данилова и Никитского монастыря ослушания и противности вотчинных крестьян проявились в рассматриваемый период и в Волоколамском Иосифовом монастыре. Здесь, по докладу архимандрита Пахомия, вследствие подстрекательства со стороны крестьянина Савелия Маторина, крестьяне с. Болашкова с деревнями «не стали ослушанием своим исправлять монастырских работ и в даче на монастырское строение не только надлежащаго числа, но и единой копейки» отказали. Кроме сего, «составя ложно злодейски челобитную» в 23 пунктах на епархиальную и монастырские власти, подали ее в Сенат. Обширная челобитная, поданная крестьянами, потребовала подробных оправдательных объяснений со стороны настоятеля монастыря и создала волокитное дело.
Для упорядочения монастырского хозяйства, страдавшего сильно от бесконтрольности, допускавшей возможность растраты и утайки монастырских сумм, епископ Амвросий вскоре же по вступлении на кафедру распорядился во всех монастырях завести приходо-расходные книги за монастырскою печатью и скрепою консисторского секретаря, в которые велено было записывать неопускно монастырскую денежную казну и хлеб и вместе с которыми казначеям, для освидетельствования правильности счетов, приказано было являться в январе в консисторию.
Епархиальное распоряжение о заведении приходо-расходных книг неожиданно встретило противодействие со стороны игумении Александровского монастыря Эсфирии. В особом репорте настоятельница Успенского монастыря с сестрами писала, что «при прежде бывших игумениях таких книг не было и никто не требовал, а оне ныне зачать и выслать такие книги без доклада Ея Императорского Величества не смеют, для того, что оне получают годовое жалованье с начала обители их от их великой Государской милости и приходы и расходы повсямесячно пишутся и исчисляются в годовыя казенные книги, а вотчин за их монастырем нет и приходов неоткуда, кроме того, что кто пожалует ручную милостыню, которая раздается сестрам на одежду и обувь». В виду этого игумения с сестрами просили, чтобы тех книг от них не требовать, и к этому добавляли, что они «сподеваются просить Ея Императорское Величество о случающихся недостатках и о шнурованных книгах».
Консистория постановила призвать настоятельницу с казначеей в консисторию, прочитать им их доклад и спросить, кем он писан и по их ли игумении с сестрами велению; если окажется, что по их, то выяснить, что доклад этот Духовному Регламенту и Высочайшим указам весьма противен, и отдать его им обратно, взяв подписку, «дабы оне, игумения, казначея и сестры, впредь таковых недельных предложений к Его Преосвященству не присылали, а паче бы Ея Императорское Величество, не бив челом прежде во учрежденных местах, утруждать не дерзали под опасением определенных за то штрафов». Если же игумения и казначея от этого доклада откажутся, приказано было произвести расследование, кем он и для чего учинен.
Поводом к изданию указа о заведении во всех монастырях приходорасходных книг для учета монастырских средств, по-видимому, послужило дело об утайке монастырских денег игуменией Феодоровского монастыря Александрой. Дело возникло по поданному игуменией Александрой прошению об увольнении ее за старостью от игуменства для определения в Москву в Георгиевский монастырь на обещание. Преемницей ее была назначена одна из монахинь Феодоровского монастыря Феогния, которой велели принять все монастырское имущество. 13 сентября 1753 года игумения Феогния вошла в консисторию с докладом, в котором заявляла, что после умершей монахини Наталии Взимковой осталась богатая денежная казна, несколько образов в окладах и дорогих на мехах платьев, и что все это имущество бывшая игумения Александра забрала себе, не учиня ему никакой описи.
Произведенное расследование подтвердило доклад Феогнии. Консистория постановила взыскать с Александры 493 р. 15 коп. и несколько вещей. Доколе та сумма не будет отдана, велено было не отпускать Александру из монастыря и содержать под крепким караулом скованною неисходно; Феогнию с сестрами за то, что они все это видели раньше и не доносили «и сами потакали ей, покупным оною Александрою виноградным горячим вином безпутно довольствуясь, пьянствовали», оштрафовать 50 руб. Такой же штраф наложен был на подьячаго монастыря Ивана Фомина, который не только ей Александре по должности своей в расточении монастырских денег не препятствовал, но и еще сам принял участие, в преступлении неправильным показанием расхода». Епископ Амвросий написал: «Понеже бывшая игумения в потерянии и похищении подлежащаго монастырю имения явственно оказалась подозрительно виновною, а в раскаяние не приходит, того ради как с нею, так и с прочими потачиками и причастными сего дела учинить по сему определению».
Для возвышения производительности крепостного труда монастырских крестьян Св. Синодом издано было в 1759 г. распоряжение о заведении при архиерейских домах и монастырях «для благополезной экономии рукомесленных собственных своих людей». На основании этого синодального указа преосвященный Амвросий 17 июня 1759 года распорядился прислать в консисторию от Переславских монастырей именные «вероятные» (заслуживающие веры) ведомости имеющихся мастеровых людей, которых затем представить в Переславскую контору, — исправных для освидетельствования, а неисправных для обучения в катедральном Горицком монастыре, где «не токмо кирпичные, каменные, столярные, плотничные, кузнечные, но и штукатурные, лепные и золотарные самыя искусные работы производятся и где на катедральном собственном, а не на их монастырей коште Переславским монастырям каждому мастерству своих людей туне весьма благоуспешно, да и без потеряния долгогодичного времени, обучать можно».
По полученным сведениям при монастырях гор. Переславля и Александровском Успенском девичьем имелось мастеровых людей 135 человек, из коих отосланы были для освидетельствования и для обучения только 19, а относительно остальных монастырями объявлено, что они отпущены, а иные имеют быть посланы в Москву, а не в катедру. 3 августа 1759 года последовал вторичный указ: «без всякого упущения, не приемля никаких отрицательств, взять от настоятелей подписки о присылке всех мастеровых для определения в катедральную работу в Катедральную контору».
Из распоряжений епархиального начальства, направленных к поднятию внутренней монастырской жизни, в рассматриваемый период можно указать только некоторые, вызванные разными случайными обстоятельствами и имеющие отношение к отдельным монастырям.
В 1754 году в апреле месяце епископу Амвросию «известно учинилось, что города Переславля Залесского в самом внутри Вознесенского монастыря священно-церковнослужители собственные свои дома имеют,- в которых и жительство препровождают, где во время кампаней бывают ссоры и драки, отчего жительствующим в том монастыре монахиням происходит душевредный соблазн», Осведомившись об этом, епископ Амвросий приказал Переславской конторе: «взяв довольное число людей, тех священно-церковнослужителей, жительствующих в оном монастыре, из того монастыря с имеющимися их дворами изринуть вон». Распоряжение епископа Амвросия выполнено было с буквальною точностью.
Другое распоряжение, объявленное в том же 1754 году, касалось опросного пения в Феодоровском монастыре. «Его Преосвященство, будучи в Переславском Феодоровском монастыре, говорилось в указе, изволил усмотреть, что в том монастыре опросные монахини поют весьма не согласно, а к обучению и наставлению их в пении искусных монахинь в том монастыре не имеется. Того ради соизволил приказать для надлежащаго их в том пении обучения и учреждения клиросного порядка взять из Александровского Успенского девича монастыря искусных в пении крылосных разных голосов четырех монахинь, которым в том Феодоровском девичьем монастыре и жительство иметь в особливых частных кельях до того времени, доколе оного Феодоровского девича монастыря монахини совершенно тому пению, как в девичьем Успенском монастыре поют, обучатся, и трапезу им иметь того Феодоровского девича монастыря обще с игумениею».
В 1758 году от игуменства в Феодоровском девичьем монастыре удалена была упоминаемая выше Феогния «за неграмотностью». В собственноручном определении епископ Амвросий по поводу ее управления монастырем писал: «Понеже епархии нашей Переславский Феодоровский девичий монастырь имеется вотчинной, почему исправления монастырского и в делах рассмотрения требует порядочнейшаго, а игуменья того монастыря, как ныне нам стало быть известно, грамоте ни аза не знает, чрез что и исправности в том монастыре никакой не видно; а того ж монастыря казначея монахиня Нектария находится в монашестве лет более сорока, которая жития честного, грамотная, она ж из дворян и казначейское послушание исправляла немалое время добропорядочно без всякого порока и подозрения, того ради. Нектарию определить настоятельницей в Феодоровский монастырь, а игумению Феогнию перевести в безвотчинный Князь-Андреевский Переславский монастырь».
Перевод Феогнии в безвотчинный Князь-Андреевский монастырь обусловливался не одною только ее безграмотностью, но и большими непорядками, которые епархиальная власть нашла по управлению ею богатого и большого монастыря. Вследствие «ея несмотрения», во первых, как святые церкви, так и прочее строение в немалую ветхость приведены; затем, монахиням «попущено, как бы мирским, в городе по торгам и ярмаркам для покупки льна и пряжи и продажи холстов весьма неприличный из монастыря выход иметь»; в самом монастыре общежитная трапеза не учреждена; доходы с вотчинных крестьян собирались по давним окладам, когда их против нынешнего числа душ и половины не было, отчего монастырь пришел в скудость.
Новой игумении вскоре после ее назначения дан был наказ, требовавший коренной ломки установившихся неблагоустройств. Прежде всего предписано в церквах девича монастыря иконостас и прочие ветхости исправить, «а дабы от неискуства мастеров в чем какого повреждения и употребления напрасного кошту не произошло», план перестройки и смету представить предварительно в катедральную контору. Монахинь приказано было содержать без всякого послабления и выход на торги и ярмарки вовсе пресечь. Лиц мужеского пола по монашеским кельям ходить и гостить отнюдь не пропускать; если же кому необходимая нужда случится, таковых принимать с ведома игумении в гостиной кельи в присутствии честных стариц, для чего учредить воротниц вероятных. А для того, чтобы монахини, за невыпуском из монастыря, не лишились своего рукоделия и от того в одеянии скудость иметь не могли, сеять льну на потребу по числу монастырских сестер и собирать его крестьянскими и бобыльскими женами, как это водится и в женских монастырях, а затем собранный лен разделять сестрам для пряжи и шитья «уравнительно». Для продажи и покупки монастырских и прочих нужд посылать в город и другие места выборных двоих достойных вероятия монахинь, которые бы исправляли вместо других только это послушание и деньги по продаже отдавали тем, «кто что своим трудом приобрящет». Для приведения монастырского хозяйства в лучшее состояние, приказано было составить подробную ведомость о монастырских крестьянах, о количестве оброка, взимаемого с них, о пашенной и сенокосной земле и о всем монастырском имуществе, и ведомость эту представить в консисторию. Для лучшего наблюдения и управления монастырем, учреждалась в Феодоровском монастыре, кроме должности игумении, должность наместницы, и в этом звании утверждалась монахиня из дворян Евфросиния. Все, что касается до вотчинного правления, монастырского содержания и увеличения экономии, приказано было решать в казенном приказе, в общем присутствии игумении, наместницы, казначеи и уставщицы, в виду чего и казначею избрать из монахинь грамотную.
Меры дисциплинарных взысканий, применяемые к монашествующим, оставались прежние. Из более крупных и выделявшихся проступков монашествующих лиц в рассматриваемый период можно, для характеристики и обрисовки современных порядков, указать следующие.
В 1754 году из Никольского Переславского монастыря бежал иеромонах Герман. Через пять дней он явился в Переславскую консисторию и в объяснение своего бегства рассказал о притеснениях, чинимых ему со стороны игумена. Игумен Никольского монастыря Иаков посадил его в цепь за то, что он просился у него в отпуск в Можайский Колоцкий монастырь для забрания своего скарба. В цепи он пробыл один день, а затем одним из имевшихся у него ключей цепь отпер и в ночное время бежал, убоявшись телесного наказания, которому должен был подвергнуться за побег. В консистории определено: «Так как он учинил побег не с тем намерением, чтобы в бегах жительствовать, поступить с ним снисходительно, а именно, заковав его в железа, отослать в Никольский монастырь и там содержать его в тех железах шесть недель безвыпускно».
Но понесенное наказание не исправило иеромонаха Германа. Прошло около двух лет, и он, напившись пьян, учинил ссору, а затем и драку с проживавшим в монастыре ради пострижения Московским вкладчиком, купцом Владимиром Васильевым. По-прежнему Герман посажен был на цепь, по-прежнему, цепь сняв, тайно бежал из монастыря и явился в консисторию. По расследовании дела консистория постановила: «За двукратный его самовольный из монастыря побег, дабы впредь ему так делать было неповадно, учинить сугубое наказание, т.е., первее здесь его в консистории наказать, а по наказании. отослать его паки в Никольский монастырь к настоятелю с братиею под караулом при указе, которым велеть там ему Герману при братии учинить наказание же». Дело же о побоях, нанесенных Германом купцу, должно было подвергнуться особливому монастырскому суду, т. е. иначе говоря, за эти побои и пьянство иеромонах Герман подвергнут был в третий раз телесному наказанию.
В том же 1754 году консистория рассмотрела более тяжкое по последствиям дело о великих злословиях, касающихся до порицания Его Преосвященства, произнесенных иеромонахом Воскресенского монастыря Иринархом, который при посторонних лицах 1) порицал Его Преосвященство вором, 2) бранил всячески, 3) говорил: «отрубили одному архиерею голову и Его Преосвященству то же будет», 4) говорил — «я де его достану за то, что он. не хотел выдать мне 15 руб.». Монах оправдывался «тогдашним пьянством». В консистории определили: «Оного монаха Иринарха за столь знатную его вину по силе правила от свитка новых заповедей царя Юстиниана лишить вовсе монашеского чина и, остригши ему на голове и бороде при всей братии в трапезе волосы и учиня, нещадное плетьми наказание, облещи его в одежду мужичью и отослать при указе в катедральную контору с караулом, а оттуда при указе велеть отослать Переславского уезда в Солбинскую пустынь на вечное жительство в монастырские труды, где будучи, называться ему тем именем, как в бельцах его звали, Иваном, а не монашеским; пожитки же его монашеские, все какие есть, описать и взять в казну Воскресенского монастыря, понеже на него мужичье платье должно быть употреблено из Воскресенского монастыря, да и отвезти его до Переславля на Воскресенских подводах».
Третье крупное дело в 1754 году возникло против члена Переславской консистории игумена Лукиановой пустыни Боголепа.
Летом 1754 года епископом Амвросием посещена была Лукианова пустынь. За несколько дней до приезда владыки игумен Лукиановой пустыни, находившийся в Воскресенском монастыре, вытребовал из пустыни от казначея все домохозяйственные книги с явным умыслом укрыть некоторые погрешности ведения монастырского хозяйства от архипастырского контроля. По предложению Амвросия, консисторией начато было расследование этого дела, но, благодаря влиянию игумена Боголепа, поведено в таком направлении, что виновным во всем оказался казначей Аарон. Устанавливая этот факт, консистория, насколько была возможность, постаралась смягчить ему наказание, чтобы таким образом весь судебный процесс свести к нулю. «Хотя, говорилось в консисторском определении, и следовало бы непременно учинить ему нещадное плетьми наказание, но понеже он, казначей, имеется весьма престарел и дряхл и для того, вместо наказания, подлежит его оштрафовать духовно и, объявля самому ему, при свидетельстве закащиковом свою вину всему тоя пустыни братству, через месяц класть при братии, кроме обыкновенных молитв на каждый день, по 20 поклонов земных».
Доклад консистории представлен был владыке, и владыка испещрил его резкими замечаниями, в последнем из которых (14) говорилось: «Сей Шемякин суд оставить, а учредить следствие на основании указном; в оное определить членов, в которых быть и Александровскому закащику, ежели через добровольное признание искомая правда еще не окажется».
13 мая 1755 года в Переславской духовной консистории объявили игумену Боголепу это распоряжение владыки, и он во всем признался. «Ничем себя не извиняя, заявил он, принимаю грех и вину свою, подвергая себя достойным всякому истязанию, всепокорнейше и раболепственно прошу у Его Преосвященства всемилостиваго архипастырского прощения». После этого признания игумен Боголеп был прощен епископом Амвросием, но уволен от настоятельского места в Лукиановой пустыни и определен казначеем в Воскресенский монастырь. Лукианова пустынь осталась в наблюдении казначея Серапиона. В начале 1756 г. Серапион от старости ослеп, и Боголеп получил прежнее настоятельское место.
Наибольшее число следственных монастырских дел по прежнему дал порок нетрезвой жизни, соединенный с разного рода грубыми выходками, нарушающими монастырскую дисциплину.
В феврале месяце 1755 года проживавший на обещании в Никольском Переславском монастыре архимандрит Филарет донес преосвященному Амвросию о безчинии двух иеромонахов этого монастыря — Марка да Феодосия, которые в два часа ночи ушли из монастыря в кружало, напились до пьяна «и явились весьма безобразны». Игумен, узнав о таковом безчинии, посадил их обоих в смирение в холодную башню, а к всенощному пению позволил их освободить и привести в церковь. «Пришли они сюда весьма безобразны от их пьянства». Архимандрит Филарет, увидав их в таком состоянии, подошел к клиросу и сказал Марку тихо: «отец Марк, памятуй свою подписку, которую ты дал в конторе под опасением низвержения своего священства». «Тогда оный Марко, обратясь к Филарету, почал кричать во всю церковь и в том крику говорил всем вслух: сожгите де меня или в котле сварите, кровь де моя уже говорит», и после таких слов ушел в келью. По приказанию игумена, его привели вторично, но весьма пьяного, так что архимандрит Филарет высказывал подозрение, «не пил-ли он паки в кельи». Игумен на все это, по докладу Филарета, «по своему смирению оному мятежнику ничего не изрек». «Просил я его, игумена, пишет Филарет, чтобы таковаго безчинника при собрании братства наказать плетьми, токмо игумен того моего совета не послушал и сказал: я де муж духовный, словами де духовными и наказую, а бить не хощу». Другой иеромонах Феодосий «в том своем пьянстве всю заутреню проспал и дерзнул того дня раннюю литургию служить, поправ такую свою пьянственную совесть». День этот при том был высокоторжественным.
По наведенным справкам иеромонах Марк за разные пьянственные дерзости еще в прошлые годы сослан был в работу в Катедральный монастырь и при освобождении от работ дал ту подписку, о которой в своем докладе упоминает архимандрит Филарет.
Дело тянулось целый год, вызвало целый ряд дополнительных дознаний и сильно тормозилось главным образом потому, что настоятель игумен Иаков не сочувствовал доносу, сделанному сторонним человеком — архимандритом Филаретом. Наконец консистория по расследовании определила: Феодосию и Марку учинить шелепами наказание, игумена Иакова за то, что не донес и провинившихся монахов не штрафовал, в уважение его монастырских трудов, сослать только на месяц в Лукианову пустынь, а через то месячное время в показанном Николаевском монастыре правление иметь архимандриту Филарету, которого яко в добродетельном житии и в правлении монастырском довольно искусного, полезные советы и впредь оному игумену с братиею принимать». Епископ Амвросий наложил резолюцию: «Учинить по сему, точию Феодосию усугубить пред Марком двойное наказание и сослать его в Лукианову пустынь скована, а Марка в Солбинскую пустынь; игумену же быть вне правления своего на месяц в Переславле, понеже при катедре и в конторе некому править».
От желез Феодосия освободили только летом, в виду наступивших огородных трудов, а сентября 4-го по резолюции владыки, как Феодосия, так и Марка возвратили в Никольский монастырь.
В 1759 году консистория разбирала несколько необычное для духовного судопроизводства дело, определение по которому она не могла обосновать на каких-нибудь специальных узаконениях церковной и гражданской власти.
В Переславскую контору поступила жалоба попа Василия Григорьева, который объявил, что «игумен Борисоглебского монастыря, что на Горе, завел в том монастыре три меделянских собаки больших да шесть малых для травли медведей, что де он самым делом оказывал, сперва над козлом, а после припуская на имеющихся при нем малых медведей, да апреля 14 дня сего года на приведенного к монастырю по найму его игумена посадским человеком Дмитрием Яковлевым сыном Пашиным большого медведя, что де видели при том монастыре жители и собравшиеся из города для смотрения той травли люди, человек до ста; коих де собак он, игумен, кормит монастырским хлебом, купя две подпалошныя лошади, ободрав со оных наемным посадским человеком в монастыре кожи. Из каковой де его, игумена, потехи те собаки по оным травлям так злы учинились, что по спуске с цепей, бросаясь на людей, сына его Дмитрия Васильева одна двоекратно изувечила».
Консистория определила: медведей перебить, собак перевесть, у игумена, призвав в контору, снять допрос, для чего им это учинено; если собаки необходимы для сохранения монастырского имущества от воровских людей, то их оставить, но не больше двух, которых днем содержать на крепких цепях; изувеченного сына попа Василия Григорьева пользовать на коште виновного игумена.
Характер дисциплинарных взысканий, применявшихся к монахиням, был по прежнему так же суров, как и в отношении монахов; разница состояла только в степени и силе взысканий, особенно, когда дело шло о наказании на теле.
В 1754 году игумения Князь Андреевского монастыря Прокла вступила с прошением, в котором жаловалась на обветшание обители. «Означенного Князь-Андреевского девича монастыря в каменных святителя Николая Чудотворца, где имеются чудотворные мощи св. благоверного князя Андрея Переславского Чудотворца, да придельной великомученика Димитрия Селунского церквах святые образа и иконостасы, царские двери и полы имеются ветхи, в церковной же утвари крайний недостаток, а вкруг гроба святаго благоверного князя Андрея решетка железная и в прочем благолепии находится крайнее недовольствие, а монастырская ограда, забранная в столбы, досчатая весьма ветхая, на исправление же того денег, за неимением вотчин, получить неоткуда». Игумения просила уволить ее для сбора подаяний в Москву и другие грады и дать за шнуром и за печатью для сбора книгу. Просьба была удовлетворена. Игумения собрала по выданной книге 33 руб. 68 коп., но, возвратившись из Москвы, не представила в консисторию отчета о сборе, а деньги собранные между тем стала расходовать. Возбуждено было дело, во время производства которого выяснилось, что Прокла часть собранных денег употребила «на непринадлежащие расходы, т. е. на вино белое и горячее», часть (17 руб.) отдала в другие руки. По окончании следствия консистория определила: «Дабы прочим настоятельницам чинить так было неповадно, наказать в Переславской катедральной конторе игумению Проклу, при всех того Князь-Андреевского монастыря сестрах, шелепами». О всех последующих сборах на строение велено было игумении репортовать в консисторию по третям года.
Дела о чудотворных иконах и мощах в Переславской Епархии в сер. XVIII в.
- Сильвестр Страгородский - 1761 – 1768 гг. Епископ Переславский.
Город Переславль-Залесский
Copyright © 2017 Любовь безусловная
|
