Проступки духовенства и взыскания в Переславской Епархии в сер. XVIII века
- Амвросий (Зертис-Каменский) - 1753-1761 гг. Епископ Переславский и Дмитровский.
Потеря Переславлем прежнего значения в Переславской епархии.
Содержание архиерейского дома Переславской Епархии
Переславская Духовная семинария при епископе Амвросии
Определение на священно-церковнослужительские места в Переславской епархии
Архивные дела времени епископа Амвросия сохранили нам много криминального материала, свидетельствующего об отступлениях духовенства от тех норм, которыми оно должно было руководствоваться в своей жизни и богослужебной практике. Но в общем эти криминальные дела по характеру и составу преступления таковы же, как и те, с которыми мы встречались в правление предшественников еп. Амвросия.
Тот же суровый дух царил в епархиальном судопроизводстве и при определении наказаний за проступки духовенства; здесь видим те же меры взысканий, ту же жестокость приговоров, изредка только смягчаемую личною гуманною снисходительностью епископа Амвросия. Но и гуманность эта не всегда приводила к желательным результатам. В 1754 году, напр., консисторский колодник, под присмотром караульного солдата Василия Насонова, в ножных железах счищал с травы щепы у соборной церкви Воскресенского монастыря. Случайно проходил владыка. Караульный солдат донес владыке о том, что у колодника железа перетерли Ноги. Епископ Амвросий распорядился произвести по этому поводу тщательное дознание. Но консистория направила дело так, что караульный солдат подвергся пред прочими караульными наказанию батоги, за то, что осмелился утруждать Его Преосвященство.
Из числа следственных дел, вызывавших раньше суровые взыскания, в правление епископа Амвросия исчезают дела, возбуждаемые по поводу произнесения слова и дела Государева. За весь этот период в Переславском архиве сохранилось одно только дело, связанное с упоминанием грозной Тайной канцелярии.
3 мая 1755 года из Переславской конторы в Переславскую консисторию прислан был под караулом поп Переславского Борисоглебского монастыря Василий Григорьев, продавший в апреле месяце без ведома игумена монастырские яблони каким-то неизвестным людям. Яблони были выкопаны и увезены. Когда йомен ему и неизвестным людям запрещал выкапывать деревья, поп Василий Григорьев хотел игумена бить и ухватил его за руку так сильно, что «оная рука и доныне больна». Игумен тогда за показанное озорничество и своеволие приказал попа посадить в цепь; но поп закричал: «куйте меня и игумена и повезите в Тайную». На допросе поп Василий Григорьев показывал, что ничего из сказанного не помнит, «понеже был с похмелья». Консистория постановила: «учинить ему в консистории жестокое плетьми наказание и отослать в монастырь под начальство на год». Епископ Амвросий смягчил наказание: «Учинить по сему, точию понеже с мая месяца по ныне содержится под караулом, то освободить его от посылки под начал».
Однако этим злоключения попа Василия Григорьева не закончились. Прилежание к хмельному питью создало ему новые беды. Отпросившись у караульного солдата Ивана Агапова, он вечером на 10 июля отправился в соборную Воскресенскую церковь ко всенощной. После всенощной по дороге в консисторию Василию Григорьеву попался иеромонах Николай, попросивший его сходить в кружало и принести вина на 24 коп., что поп Василий Григорьев и исполнил. Когда поп возвращался с вином, в монастырских воротах его остановил приворотенный иеромонах Герасим, вино отнял, а Василия Григорьева посадил на цепь. Донесли монастырскому начальству. В подворотную келью прислан был приставленный к присмотру над столярными работниками Тимофей Григорьев. Он освободил Василия Григорьева от цепи, но отвел его в токарню «для верчения колеса». Произошло как то так, что во время работы поп сдружился со своим надзирателем и по окончании работ они вместе оказались в кружале для пития вина, а из кружала направились в одно подмонастырное село ночевать. По дороге их пьяных встретил секретарь консистории Гавриил Сокольский, и поп Василий Григорьев снова попал под караул. Началось новое следственное дело, закончившееся тем, что поп Василий Григорьев за свои продерзости определен был на целую неделю «к деланию при здешнем Воскресенском монастыре прудов», а караульный Иван Агапов посажен на цепь.
Так сравнительно благополучно для попа Василия Григорьева закончилось дело о «непристойных», страшных в былое время словах.
Но, если дела о праздном произнесении слова и дела Государева почти исчезают из консисторского архива, то обильный бытовой материал по прежнему дают судебные процессы, начатые по обвинению духовных лиц в не отправлении положенных служб в царские и высокоторжественные дни.
В 1754 году закончилось дело, начатое еще в 1746 году, по обвинению попа с. Протасьева, Верейской десятины, Кирилла Васильева в том, что он в 1742 году во время трехдневного торжества коронации погребал усопших, служил панихиды и кроме того он же допустил в разное время двоим младенцам умереть без крещения. После долгой волокиты консистория определила: «За отправление в торжественный день панихиды наказать Кирилла Васильева в консистории плетьми жестоко; за допущение младенцев умереть без погребения назначить ему, епитимию, яко вдовому, вечное пребывание в Воскресенском монастыре, при чем один год он должен воздержаться от священно-служения и ежедневно класть по 100 поклонов с молитвою Иисусовою». 5 октября 1754 года епископ Амвросий написал: «За отправление панихид в толь высокое торжество наказать телесно. А за упущение младенцев без крещения, понеже свидетели... не малое разногласие показуют, чрез что не безсумнительными оказуются, а особливо тех младенцев родители, да и доносчик спустя четыре года донос производит, учинить посему духовное исполнение, приемля его за крайнее покаяние к принятию монашества нелестное намерение».
Таким образом, объявленное попом Кириллом Васильевым намерение принять монашество посодействовало смягчению его наказания. Даже более: через некоторое время он освобожден был и от телесного взыскания. 24 мая следующего года епископ Амвросий распорядился: «Кириака (монашеское имя Кирилла), понеже его за старостию нельзя наказывать, отлучить на месяц от священно-служения, а вместо того исправлять ему чтение за трапезой для братии».
В том же 1755 году аналогичное дело возникло по донесению дьячка Преображенской церкви г. Дмитрова на своего попа Игнатия Афанасьева в том, что он в высокоторжественные дни 27 и 29 июня не отправил всенощного бдения и литургии, ограничившись молебном со звоном. Поп оправдывался тем,, что всенощных бдений и литургии не мог отправлять «за случившеюся ему от побой объявленного дьячка немощью» и что по отправлении молебна со звоном он присутствовал в исправлении торжественного молебна в соборе. Доноситель же дьячок, по его словам, не только не был в своей церкви для отправления торжественных служб, но и в соборе на торжественном молебствии. Дьячок в оправдание ссылался на побои, якобы полученные им от попа, из-за которых он не мог присутствовать в церкви. Расследование велось довольно долго и, хотя духовное правление допустило в производстве следствия немало формальных погрешностей, но было твердо установлено, что поп не служил всенощных бдений и литургий за пьянством, причем являлся и в собор «пьяным образом». По той же причине не присутствовал за богослужениями в эти дни и дьячок, «и по всему оказалось видимо, что у оного дьячка Алексеева с помянутым попом Игнатием имелась драка общая в пьянстве». Консистория определила попа за не служение в торжественные дни, за пьянство, отослать в мужской монастырь в мукосейные труды на целый год; дьячка Якова Алексеева исключить из церковного чина и наказать плетьми; присутствующего Дмитровского духовного правления протопопа Петра Наумова за неправильную выправку оштрафовать 50 руб., а подканцеляриста Михаила Чистякова записать в копиисты на год и наказать плетьми. Резолюция епископа Амвросия. «Учинить по сему, точию протопопа оштрафовать 10 руб., а подканцеляриста написать в копиисты на полгода, или ежели похочет, взыскать вместо того то же число, что и с протопопа; а с попом Игнатием учинить, что указом 736 года повелено, т.е. наказать плетьми, сослать в монастырские труды на месяц за скудостью в священниках, с подпискою о бытии ему всеконечно в трезвости, а с дьячком поступить по сему мнению».
В сентябре месяце 1760 года дьячок Антон Петров донес на своего священника и диакона, что они 20 сентября в высокоторжественный день не служили. Поп и диакон извинялись запамятованием, вследствие которого 20 числа они ездили в Катедральную контору для платежа семинарских денег. На следствии дьячок к изложенному в своем докладе добавил, что он напоминал попу о табельном дне, но поп будто бы ему сказал: «поди прочь». Это дополнение не подтвердилось при разборе дела. Выяснилось только, что дьячок знал о табельном дне, но своих священнослужителей не предупредил. Консистория постановила: «На основании указа 1736 года наказать попа и диакона плетьми и отослать для священно-служения в монастырь на один месяц; льячка же, «понеже он священнику и диакону заблаговременно о том напамятовать должен был, а он не токмо того не учинил, но еще небывалыя речи на попа к вящшему истязанию возводить дерзнул, учинить наказание плетьми и перевести в другое село во дьячка». Резолюция: «Попа и диакона определить на две недели, в катедру нашу, а о дьячке учинить по сему определению без перевода в другое село».
Таким образом, общим взысканием за неслужение в царские дни являлось наказание плетьми, соединенное с временною отсылкой в монастырские труды. Этого требовали действовавшие суровые законы. Епископ Амвросий, как видно из приведенных резолюций, смягчал лишь, где была возможность суровость законных требований. А требования эти в отношении к службам в высоко- торжественные и царские дни выполнялись вообще с беспощадною строгостью, так что, напр., даже священнослужители, оставившие приход и находившиеся долгое время в бегах, судились и наказывались не столько за самовольную отлучку из приходов, сколько за неслужение всенощных бдений и литургий в царские и высокоторжественные дни, случившиеся в период их отлучки.
Так, в 1758 году в июле месяце Переславская консистория через Переславскую контору распорядилась взыскать с попа с. Голоперова Кирилла Иванова за допущение им диакона к священно-служению без ставленной грамоты 11 руб. 25 коп. В ответ на это консистории ответили, что поп Кирилл Иванов еще с 1757 года имеется в бегах. Позвали к допросу сына его дьячка того же села Козьму Кириллова. Но тот мог только сообщить, что отец его отлучился в 1757 году в Москву и, где жительствует, он Козьма неизвестен. Козьму обязали подпиской сыскать отца, а ежели не сыщет, то к 4 числу мая полностью заплатить штраф 11 руб. 25 коп. 10 июня Козьма вступил с заявлением, что отец его все еще находится в бегах, внес за него пять рублей и просил отсрочить выплату остальных. Консистория деньги приняла, но постановила: если он, дьячок, и после сего отца своего не сыщет, то повинен будет отдаче в солдаты. Угроза возымела действие, и 16 марта 1759 года поп Кирил Иванов приведен был своим сыном в Москве в контору Его Преосвященства, а оттуда отправлен под караулом в Переславскую консисторию. На допросе Кирилл Иванов показал следующее. По просьбе помещиков с. Голоперова в декабре 1757 года он ушел из своего прихода в Москву для исправления при домах их вечерень и заутрень. В домах этих помещиков, переходя от одного к другому, он жительствовал по июль месяц 1758 года, а затем, по просьбе поручика морского флота Федора Алексеева Лодыженского, перешел в Орловский уезд. Здесь он исправлял вечерни и заутрени по февраль 1759 года, когда вместе с Лодыженским приехал снова в Москву, где и был сыном представлен в контору Его Преосвященства. Консистория определила — попу Кириллу Иванову за побег и за неисправление с декабря 1757 года в высокоторжественные дни священно-служения и молебных пений, в силу указа 1736 года, учинить наказание плетьми и определить в отдаленный от Переславля Иосифов монастырь в монастырские труды на год, а потом в том же монастыре исправлять ему священнослужение; о «держателях» показанного попа помещиках и поручике сообщить в соответствующие светские учреждения для поступления с ними по законам. Резолюция Амвросия: «Учинить по сему, точию определить не в Осипов, но в Николаевский монастырь с священнослужением, а наказать в конторе».
С такими отлучками священнослужителей Переславской епархии в Москву, с целью прокормиться заработком, епархиальному начальству, по-видимому, приходилось считаться довольно часто. По крайней мере в феврале 1761 года епископ Амвросий прямо заявляет в одном из своих указов:
«Многие священно-церковнослужители, отлучаясь от своих церквей, самовольно ездят под видом исправления церковных потребностей в Москву, которая состоит в другой епархии, и бывают во оной по немалому времени, из коих уповательно не без таковых сыщется, что без воли и благословения местного архиерея и священно-служение отправляют, что церковным правилам весьма противно; другие же, приезжая, кто когда захотят, в Новый Иерусалим, в котором консистория Его Преосвященства находится, и долговременно во оной не являсь, волочатся праздно, а от духовных правлениев, которым оные священно и церковнослужители в смотрение поручены, не токмо пашепортов ни един не имеет, но о той своей отлучке и знать не дают, чрез каковыя, не имев правильной вины, отлучки, многие в неотправлении в торжественные дни Божественные службы (как по делам явилось) под следствии и по преступлению их во истязание впадают».
Для пресечения таких непорядков, епископ Амвросий распорядился объявить всем священно-церковнослужителям с подписками, чтобы они в Москву и другие города Переславской епархии, даже на малое время, без явки в духовные правления и заказы и без пашпортов отнюдь не отлучались, при чем выдачу этих пашпортов предписывалось духовным правлениям и заказам производить после обследования винословия отлучки, с обращением особенного внимания на торжественные дни, какие могут встретиться в период отпуска. Такие же пашпорта священно-церковнослужители должны были брать в тех случаях, когда отправлялись в консисторию. Не исполнившие сего подлежали штрафованию по усмотрению консистории.
Священно-церковнослужителям, испрашивающим паспортов для поездки в города и места других епархий, или «для жительства на некоторое время», такие паспорта должны были выдаваться из духовных правлений не иначе, как с ведома и указа духовной консистории.
Из проступков духовенства, связанных с неблагоговейным или неуказным совершением таинств, наиболее «строгим взысканиям подвергалось пролитие Св. Тайн. Руководящее значение при определении наказания за этот проступок имела резолюция епископа Амвросия, положенная на консисторском определении от 16 июля 1759 года.
В Гжатской соборной церкви во время приобщения священнослужителей упало внезапно напрестольное евангелие (ветхое), и хотя потир был подхвачен рукой и удержан, но несколько капель Крови Христовой пролилось на антиминс. Служил в это время заменявший протопопа священник с. Дровнина Иван Иванов с соборным диаконом Феодором Феодоровым. Консистория, принимая во внимание, что пролитие Св. Тайн произошло нечаянно, а не по воле священнослужителей, определила священника, как чужеприходного, совершенно освободить от вины, а диакона, который о повреждении евангелия знал, но ничего не предпринял к предотвращению такого случая, наказать запрещением священно-служения на 40 дней. Епископ Амвросий наложил резолюцию. «Помнится в 1735 году в Санкт-Петербурге в Вознесенском приходе поп Лев, кой в Пруссии был, по совершении Св. Тайн, причащал своих причастников, и в то самое время оборвалась над царскими дверьми икона, которая ему на руки упала и Тайны Божественные опролила, о чем он сам, а не кто иной донес: однако Св. Синод отлучил его от священно-служения на шесть недель и велел ему в Невском монастыре чрез шестинедельное время муку сеять. Чего ради и по сему случаю учинить то же». Последующей резолюцией епископ Амвросий несколько сократил время пребывания Гжатских священнослужителей в мукосейных трудах, но шестинедельный период запрещения в священно-служении оставил во всей силе, согласно прежнему определению.
Из других таинств наибольшее число упущений и погрешностей допускалось священнослужителями при совершении таинства миропомазания. Как упоминалось уже выше, в Переславской епархии священнослужители миро часто смешивали с елеем и не считали нужным получать новое миро, когда чувствовался в нем недостаток.
В с. Пречистенском, Дмитровского уезда, напр., при объезде епископом Амвросием епархии, священник Адриан Саввин представил владыке «святое миро за елей, а елей за миро». Священника взяли в консисторию, долго здесь допрашивали и обнаружили его малограмотность. В заключение дела епископ Амвросий 13 марта 1755 года распорядился: «Дабы не праздновала церковь: 1) попа за его нерадение таковое наказать плетьми гораздо в консистории и, обучив экзаменаторской школы достаточно, нам для экзамену представить. А дабы впредь в таковой Тайне не ошибался, сделать на его кошт один сосуд мирохранительный, а другой на елей с подписанием точным, из чистаго олова, что и по всем церквам учредить. 2) Перемазание оставить, понеже грех не на помазанных, но на помазавшаго, так неправильно, падает; довлеет помазанным, яко правильно крещены суть и в том разуме и намерении святое миропомазание приняли, в котором святая церковь учредила и доныне содержит».
При совершении таинства брака обычною погрешностью священнослужителей было венчание брачующихся без венечных памятей. За такую погрешность карали обыкновенно на основании указа Св. Синода, присланного 28 сентября 1744 г., взысканием штрафа за каждую свадьбу по 2 руб. и пошлин вдвое.
В 1754 году началось дело о венчании попом с Шарапова Иваном Иовлевым 19 браков без венечных памятей. За это он был приговорен к уплате пошлин 13 р. 74 к. и штрафу в 38 р. К этому присоединили штраф за написание в исповедных росписях неисповедавшихся исповедавшимся — 5 руб., да за неисповедь приходивших 194 приходских людей — 9 р. 70 к. Всего составилось 66 руб. 44 коп. Поп оказался не в состоянии уплатить таких денег. Стоимость его пожитков определилась тоже значительно ниже этой цифры. Консистория, по долгом обсуждении, приняв во внимание другие проступки Ивана Иовлева, определила «сослать попа в смирение в Лукианову пустынь для зарабатывания означенных денег на два года с уплатой этой пустынью объявленных денег и с произвождением ему в рассуждении его трудов братской порции». Епископ Амвросий не утвердил такого строгого приговора и приказал доследовать дело, «по недостаточеству ли своему, или небрежению показанного штрафа не уплачивает».
Как и в приведенном, так и в других случаях венчание без венечных памятей часто осложнялось другими проступками, ставившими иногда епархиальную власть в довольно затруднительное положение.
В 1758 году поп с. Мурикова, Волоколамской десятины, Иван Васильев при разборе, учиненном Его Преосвященством, оказался «в чтении недоволен» и был запрещен в священно-служении, а для обучения чтению отослан в Возмицкий монастырь. Дома осталась жена с малолетними детьми, которая, лишившись пропитания, стала скитаться и просить по миру. Поп подает прошение разрешить его в священнослужении и уволить из монастыря в с. Муриково по прежнему. Епископ Амвросий наложил резолюцию: «Безсовестной, хочет, чтобы его в знании книжного учения разрешить, и потому подписать под оным доношением свидетельство, как он по книгам читает». Попа Васильева на основании этой пометы потребовали из монастыря в консисторию. Но он по дороге зашел в свое село, прогнал оттуда священника, назначенного для исправления треб, и, несмотря на то, что был запрещен в священнослужении, стал совершать мирские требы: несколько младенцев крестил и обвенчал два брака, — без венечных, конечно, памятей. Когда все это обнаружилось, консистория определила попа Ивана Васильева священства лишить и за венчание браков взыскать соответствующий штраф. Дьячок и пономарь с. Мурикова наказаны жестоко плетьми за то, что об исправлении треб означенным попом знать в консисторию не дали. Епископ Амвросий пожалел обреченную на голод семью и написал: «Хотя за преступление свое и подлежит прописанному штрафованию, однако за известную свою неисправность понеже и так четвертый год уже находится, а и теперь, аще и по пастырскому снисходительству, обаче вместо извержения тому ж запрещению следует: того ради, доправив денежный штраф, учинить ему за главную его противу правил поступку плетьми наказание. А впредь он к священно-служению надежен будет или ни, велеть ему для самоприсутственного нашего усмотрения читать в соборной Воскресенской церкви, начав от часовника и псалтири даже до канонов и апостола. А потом, когда поисправнее в чтении окажется, с сим же определением и общим засвидетельствованием нам для конечного об нем решения представить».
Далее следуют более грубые проступки жизни и поведения духовенства, не соответствующие их званию, как руководителей нравственной жизни народа.
В 1754 году в Можайском духовном правлении начато производством дело о покраже у попа с. Купелиц Прокопия Григорьева и сына его Петра попом с. Александрова Петром Васильевым на большую сумму домашнего платья, разных материй и денег. В деле сохранился подробный список уворованного платья, представляющий интерес для характеристики среднего достатка духовных лиц половины XVIII века и восстановления того типа одежды, которую носили в это время духовные и их домашние.
У попа Прокопия Григорьева оказались украденными следующие предметы домашнего гардероба. Четыре шубы китайчатых на овчинных мехах, опушенных пухом бобровым, ценою в 20 руб. Кафтан зеленый суконный, на желтой крашенине — 8 р. 50 коп. Кафтан васильковый на холстинке белой в 5 р. 50 коп. Два полукафтанья китайчатые на подкладке холстинной белой в 6 руб. Остатков кисейных и ростовских холстинных 25 аршин в 2 руб. 30 коп. 30 холстов «ольняных», каждый холст мерою в 25 аршин, на 33 р. 50 коп. Два конца с половиною кумачу красного на 4 руб. 60 коп. Платков холстинных с кружевом и без кружева 30 на рубль 50 коп. Два платка гарнитуровых в 2 руб. Фата итальянская дволишневая в 1 руб. 80 коп. Четыре фатки шелковых разных цветов в 2 р. 10 коп. Две скатерти бранных в 3 руб. 80 коп. Три скатерти простых в 50 коп. Цепочка серебряная, на ней четыре креста серебряных в 3 р. 30 коп. Четверы серги серебряные, в том числе двои с подвесками жемчужными, а двои с подвесками половинчатыми в 3 руб. 26 коп. Шесть кокошников женских, из коих один травчетой, по шелку травы золотые с позументом золотным в 6 р. 90 коп. Бобрового пуху четыре звена на 1 руб. 80 коп. Две душегрейки китайчатых, одна теплая на заячьем меху, другая холодная в 1 руб. 50 коп. Четыре стакана да четыре тарелки оловянных в 1 руб. 24 коп. Лента золотная в 1 руб. 80 коп. Девять пуговиц серебряных в 60 коп. Да кроме того собственных денег 24 руб.
На следствии поп Петр Васильев, сначала запиравшийся, потом повинился во всем и рассказал, как он с дьячком, братом своим Данилом Васильевым, подъехал ночью к задней горнице, выбрал оттуда все, уложил на сани и скрыл похищенное в снегу недалеко от своего дома, а затем, отрывая из снегу, продавал по частям в Можайске и Москве. При разборе дела за попом Петром Васильевым обнаружились и другие проступки, в том числе блудодеяние, в чем он также повинился. За все это поп Петр Васильев лишен был священного сана и отослан в Можайскую воеводскую канцелярию для поступления с ним по законам.
В том же году обнаружилось, что поп с. Самарова Яков Михайлов имел блудное падение с сестрою дьячка девкой Дарьею, от которого падения родился младенец, вскоре же по рождении скончавшийся. Поп во всем повинился. Консистория на основании церковных канонов вынесла суровый приговор в отношении ко всем лицам, прикосновенным к делу. Епископ Амвросий написал: «Показанный падший поп с девкою и прочий за свои согрешения, хотя подлежали таковой епитимии, как в сем определении показано: но для того, яко они в тех своих согрешениях при первых допросех призналися без дальняго испытания, к тому ж что у него попа четверо малолетних детей имеется, которыя остаются без всякого призрения, рассуждая пастырски и о умалении епитимии шестому вселенскому собору и рассуждению святаго Иоанна Постника и Духовному Регламенту последуя, определили: 1) Падшему попу священноиерейская действовать и рукою благословлять и до епитрахили касаться запретить вовсе, и в том его подпискою под судом Божиим обязать, — и сего осужденному тако, осудившему себя тако, довольно, а в монастырь, да не сугубо накажется, не отсылать. 2) Дарью Алексееву, которая в том же селе, где и оный поп жительствует, за ея падение и небрежение о рождшемся младенце своем, для удобнейшаго покаяния и чтоб она в том селе не жительствовала и более соблазна не чинила, отослать в Феодоровский монастырь, где держать под крепким наблюдательством в монастырских трудех по написанному зде о ней учреждению. 3) Оного попа жену и дьячка с женою, которые о падении того попа с июня по август месяц настоящего года хотя и знали, а может быть за недоумением и краткостью времени о том нигде доносить не посмели, да и не успели, в рассуждении добровольного их в том признания, от прописанной зде их епитимии освободить и в монастырь не отсылать, а быть им в домех своих и исполнять канон покаяния чрез воздержание от рыб и вареной пищи по средам и пяткам на два месяца, понеже толикое время о падении таковом, подлинно ли за предписанными от нас винословиями, Бог весть, как надлежало не доносили».
Незадолго до перевода епископа Амвросия на Крутицкую кафедру от того же попа, лишенного сана и состоявшего дьячком, поступает на имя Амвросия прошение, в котором Яков Михайлов, касаясь своего прежнего дела, пишет: «Хотя я такому грехопадению вовсе ни с тою девкою, ни с другим ни с кем невиновен, но по причине той, что означенной девке по прижитии ею незнамо с кем младенца и по рождении оного младенца мертваго я нижайший, будучи попом, молитву давал и нигде о том не донес, и за то, также и за показанием самою тою девкою на меня блудодеяния, опасаясь, чтобы я не отослан был обще с нею в гражданский суд, а притом читая в церковных историях о житии святых отцев многие таковые примеры, что и оные святые, когда на них таковая клевета бывала, не доводя других до истязания, сами на себя таковые грехи невинно снимали, то и я нижайший за потребно в себе рассудил означенное девкино на меня показание на себя принять и при следствии утвердить за правильное и в том во всем сам признался, за что конфирмованным от Вашего Преосвященства Переславской духовной консистории определением лишен священства вовсе и нахожусь седьмой год дьячком. А понеже у меня нижайшаго имеется малолетних шестеро детей, которых к пропитанию пришел я не в состояние и затем означенной неповинно признанной за собою вины более сносить не могу», то... запрещенный священник в заключение просил возвратить ему снова священство.
Епископ Амвросий распорядился отослать Якова Михайлова на исповедь к духовнику иеромонаху Герасиму. Духовник засвидетельствовал, что к священнодействию у запрещенного попа Якова Михайлова препятствий не оказалось. Тогда епископ Амвросий написал: «Прежде добровольно повинился и сам себе священства лишил, а ныне как прошением своим, так и пред отцем духовным на исповеди во всем том запирается, и потому таково о себе сумнение подал, что кроме совести его собственной духовному суду разобрать ничем. Того ради за силу исповеди отдается ему Иакову священство на его совесть, точию перевесть его в другое какое отдаленное место».
Дела о пьянственных проступках священнослужителей и соединенных с этим пьянством безобразиях и дебоширствах, как и в прежний период, составляют довольно значительный процент общего числа судных дел. Каралось пьянство различно, в зависимости от условий его вызвавших и тех скандальных эксцессов, которыми оно сопровождалось. В подтверждение приведем только несколько примеров.
В 1755 году донесено было на попа Преображенского гор. Переславля собора Петра Иванова, что он явился в собор к вечернему пению пьяный, прогнал с клироса диакона Ивана Яковлева, ударив тростью, и не допустил очередного священника к вечернему пению, которое «крайне неистово и против церковного устава служить начал», чем учинил «церковный мятеж». По наведенной справке оказалось, что и раньше во время еп. Серапиона он бывшего протопопа Василия Феодорова «в пьянственном образе назвал плутом и бранил матерны» и в том же пьянственном образе служил литургию, за что, по резолюции епископа Серапиона, 5 октября 1753 года он наказан был в консистории плетьми. С утверждения епископа Амвросия, Петру Иванову и на сей раз учинено было в Переславской конторе, при собрании градских священно и церковнослужителей, нещадное шелепами наказание и кроме того запрещено священнослужение, «понеже, как дело значит, он не впервые пьянствует и безчинствует». Однако вскоре владыка нашел возможным смягчить наказание. 14 апреля 1756 года, «в самый всерадостный Воскресения Христова праздник Его Преосвященством он в той вине его был прощен» и определен к Переславскому Преображенскому собору по прежнему.
В 1759 году 27 ноября епископ Амвросий усмотрел, что «протодиакон Иван Игнатьев пред наступлением бывших сего 24 — 25 ноября высокоторжественных дней от пьянства голос свой так повредил, что ему, протодиакону, в означенные дни служение с Его Преосвященством иметь было невозможно и не служил. Амвросий приказал наказать протодиакона в консистории плетьми и для смирения отослать в Введенскую Островскую пустынь. Но прошло два дня, и владыка смягчил свой гнев. Протодиакон был отослан в чередное служение в Горицкий монастырь; конторе дан был приказ «надсматривать над ним, чтобы он пьянственных и других непристойных его званию проступков отнюдь не чинил». Жалованье велено было производить ему половинное.
21 мая 1758 года в Дмитровское духовное правление явился поп с. Семеновского Кондратий Никифоров для платежа штрафных денег за служение им без ставленной грамоты. Как пьяный, он для истрезвления задержан был в духовном правлении, после чего «необычайно кричал и всякими скверными и непотребными словами бранил управителя Дмитровского духовного правления, приказных и служителей называл плутами и говорил: «я де сделаю возмущение». Посланный на допрос в консисторию, Кондратий Никифоров оправдывался «тогдашним пьянством». Консистория определила: 1) за брань и крики в присутственном месте взыскать с него штраф 10 р.; 2) за пьянство наказать плетьми и обязать подпиской; 3) за поносительные речи управителю, приказным и служителям испросить у них христианского прощения, а если не испросит, то удовольствовать за обесчещение, что по их званиям надлежит. Епископ Амвросий написал: «За присутственное место вместо денежного штрафа и за пьянство наказать плетьми, а за безчестие присутствующих учинить по сему».
Следственные дела, как и в прежний период, возникали большею частью по жалобе одних членов клира на других, так как священно и церковнослужители, знавшие погрешность за своим сослуживцем и не донесшие своевременно о ней, подвергались строгому взысканию. Впрочем, в случае, если обвинение не подтвердилось, они подвергались такому же наказанию, какое угрожало обвиняемому. Настоятель храма сверх сего обязывался строго наблюдать над остальными членами клира, он не только должен был доносить о тех их погрешностях, которые замечал, но и отвечал за такие погрешности, о которых не был осведомлен.
В 1756 году, напр., церковник пог. Кумыши, Переславского уезда, был уличен в корчемстве. Священнику того села Ивану Андрееву, «которому, как настоятелю, над находящимися при нем церковниками долженствует всегдашнее иметь смотрение, не чинят ли оные церковники каковых противных указам проступков, а паче корчемства, а он по должности своей за вышеписанным церковником корчемства не усмотрел, приказано было, при собрании градских священно и церковнослужителей учинить в конторе жестокое плетьми наказание».
Из приведенных примеров можно видеть, что меры дисциплинарных взысканий, налагаемых епархиальною властью, в правление епископа Амвросия оставались теже, что и в предшествующее время. Как на особенность можно указать разве на частое применение в качестве наказания работ при кафедральном доме. Эта новая мера дисциплинарных взысканий возникла, конечно, в связи со строительными работами, производившимися при кафедре во весь период управления Переславской епархией епископа Амвросия.
В 1758 году поп Сретенской церкви гор. Дмитрова сообщил доношением, что во время совершения им литургии и приобщения приходских людей часть Тела и Крови Христовой уканула на помост. Произведенное следствие установило за ним и другие погрешности: во время совершения литургии на великом выходе он оставил на жертвеннике потир и выходил с одним только дискосом; будучи со святою водою в кабаке, позабыл там от безмерного пьянства крест и пр. «Так как все таковыя приключения делаются ему едва ли не от того, что он безмерным пьянством ум и память имеет помрачену», определила консистория, то наказать его жестоко плетьми, запретить в священнослужении и отослать в Лукианову пустынь на год для содержания в тягчайших монастырских трудах. Епископ Амвросий написал: «Учинить по сему, точию как скоро в катедре церковные работы начнутся, то определить его тогда туда».
В том же году в с. Раменье, Волоколамского уезда, на молебном пении о торжестве Турецкой акции не присутствовал диакон Савва Михайлов. Диакон отговаривался тем, что накануне пропала его собственная лошадь, для отыскания которой он и отлучился. На основании указа 1736 г. консистория постановила подвергнуть его жестокому наказанию плетьми. Епископ Амвросий изменил определение: «Вместо телесного наказания отослать на неделю в кузницу для церковной работы».
В том же 1758 году возникло дело по жалобе священника Рождественской церкви в Александровской слободе Матфея Матвеева на дьячка Николая Михайлова в чинении дьячком во время вечерни смехотворений и названии его попа «раком и куропаткой», на что «он, поп, от крайней своей нестерпимости пинул дьячка в плечо, а он, дьячек, его попа искровенил». Произведенным следствием драка, происшедшая в Рождественской церкви, освещена была в несколько ином свете. Свидетели согласно показали, что дьячок попа не бранил и не пихал, а что сам поп был пьян и, выговаривая дьячку, для чего ты смеешься, дважды ударил дьячка, на что и дьячок его, попа, от себя оттолкнул. Консистория определила попа Матфея за то, что «он пьяный служить вечерню отважился и в том пьянстве драку начал и окровавлением ту церковь осквернил, оштрафовать церковными же трудами, а именно в летнее время вынести ему к церковному строению две тысячи кирпича и на столько же кирпича извести потребное число. Дьячок штрафован был положением в той самой церкви, где драка происходила, 200 поклонов.
Наконец, некоторые дисциплинарные взыскания носили исключительный характер в связи с исключительною особенностью проступков и тех последствий, к которым проступки приводили.
В ночь на 26 декабря 1757 года в с. Самарине, Александровской десятины, сгорела церковь со всею утварью. Пономарь успел только вытащить кочергой три небольших колокола, помещавшихся на паперти. Постройка нового храма встретила большие затруднения вследствие незначительного количества в с. Самарине приходских дворов (76 дворов). Насколько можно было видеть из показаний священника Ивана Иванова, пономаря Степана Петрова и приходских людей, пожар произошел вследствие недостаточного осмотра храма со стороны членов причта после Рождественского богослужения. Консистория определила: священника «за такое церкви Божией небрежение» сослать без священнослужения в Лукианову пустынь на полгода, пономаря в Александровском заказе, при собрании церковников, на страх другим высечь плетьми. Епископ Амвросий заменил эту кару денежным взысканием, «Вместо штрафования, написал он в резолюции, взыскать с попа на погоревшую церковь с каждого приходского двора по 10 коп., а с пономаря третью часть и, оные деньги взыскав, закащик должен отдать старосте церковному при прихожанах».
В 1759 году сгорел придел каменного храма в с. Тропареве, Верейской десятины. Пожар произошел от углей в кадиле, которые поп не залил по отправлении треб, в надежде, что они сами погаснут. Консистория, по рассмотрении дела, вынесла определение в смысле резолюции, наложенной по делу о пожаре в с. Самарине, но епископ Амвросий написал: «Понеже поп пожарному случаю сему состоит виною, дать ему указ и шнурозапечатанную книгу для испрошения от доброхотных подателей на возобновление погоревшей церкви, с тем, что, ежели он чрез год не возобновит оную церковь, то лишен будет вовсе своего прихода».
Сопоставляя консисторские определения по следственным делам, составлявшиеся на основании действовавших узаконений, и резолюции епископа Амвросия, нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство, резко бросающееся в глаза, — на стремление епископа Амвросия везде смягчить суровость закона, уменьшить кару, найти некоторое оправдание для провинившегося. Это стремление может быть объяснено ничем иным, как только гуманностью характера преосвященного владыки. Правда, установившийся в истории взгляд на личность епископа Амвросия несколько не согласуется с таким предположением; его рисуют больше человеком суровым, крайне взыскательным. Но во всяком случае, дела Переславского архива в период управления епископа Амвросия Переславской епархией не дают материала и данных для такой характеристики, а говорят скорее о чертах характера совершенно противоположных.
Вот для примера еще одна выдержка из журнала консистории от 26 января 1756 года: «Его Преосвященство по предлагаемому для конфирмации определению, учиненному о лишении Переславского Введенского девича монастыря диакона Петра Петрова диаконского чина вовсе, за то, что он Петр, будучи назначен к произведению во священника к Переславской градской церкви святаго пророка Илии, дьячка Петра Иванова, произведенного на его место во диакона, презирая данную ему Иванову ставленную грамоту, к той церкви не допускал и тем архипастырской Богом данной власти оказал непослушание, — соизволил, приказать: оную его диакона продерзость, яко до собственного Его Преосвященства касающуюся, и своею архипастырскою милостью отпустить и учинить ему подлежащее во священника производство».
Относясь милостиво, в пределах возможности, к провинившимся, епископ Амвросий твердо отстаивал интересы духовных лиц и там, где духовные лица и их интересы подвергались оскорблениям и ограничениям со стороны светских особ, так или иначе чувствовавших свою власть и безнаказанность и вследствие этого злоупотреблявших этою властью.
Так, в 1753 году, еще в правление епископа Серапиона, священник Казанской церкви Выползовой слободы Василий Максимов просил о переводе его в с. Мякишево «по происходимых ему от прихожанина князя Ивана Александровича Черкасского многим обидам». Просьба была удовлетворена, а Казанская церковь после того оставалась без священника. По уходе из села священника, князь Черкасский позвал чрез приказчика в свой дом дьячка и со словами: «для чего вы с пономарем отпустили попа?» приказал приказчику «бить его дьячка по щекам и дать сорок плесков, по которому его приказу и бит он был немилостиво до крови, от которых де побой уже не мог стоять на ногах и лежал, едва чувство имея, и был болен от тех побоев пять недель». Не удовольствуясь этим, Черкасский после экзекуции, учиненной над дьячком, позвал пономаря. Пономаря не застали дома, а взамен его взяли лошадь ценою в 8 рублей и отвели к Черкасскому на конюшню, где она и осталась. Этим дело не ограничилось. Через несколько дней князь И. Черкасский прислал в дом пономаря 8 человек, чтобы взять его силой. Пономарь заперся в доме, «а оные люди у сеней двери бревнами отломали и по отломке сенных дверей стали уже деревянные трубы рубить и избу ломать, от которого великого страху принужден был он в окно уйти, а те люди, также и пришедшие еще до ста человек крестьян, оную избу его всю разломали и унесли со скарбом». Так же поступили с избой и постройками дьячка. Потерпевшие по дали жалобу в Переславскую провинциальную контору, но, конечно, безрезультатно, — а князь Черкасский между тем нашел кандидата и представил для посвящения в попа. По наведенным по этому поводу справкам, всплыло все прежнее и кроме того обнаружилось, что этот помещик своевольно завладел частью пахотной и сенокосной церковной земли. В поставлении рекомендованного им кандидата было отказано, и сверх того епископ Амвросий распорядился церковь запечатать и не открывать до тех пор, пока он обиженных причетников не удовольствует и не возвратит захваченной земли. После долгого противодействия князь Черкасский вынужден был сделать то, чего требовал епископ Амвросий, и только после этого в 1760 году церковь была распечатана. В 1758 году в погост Андреевский, Александровского заказа, из Московской корчемной конторы явился офицер с командою для обыска в доме попа и пономаря корчемного вина. В домах ничего не нашли, но били попа и пономаря и увезли с собой связанных в колодках, а попа и в цепи. Переславская консистория снеслась с корчемной конторой и требовала объяснений, каким образом контора, вопреки указу 1721 года, забирала людей духовной команды. Но ответ не был получен. В том же году 14 сентября канцелярист корчемной конторы, бывший раньше подканцеляристом Александровского заказа и отрешенный оттуда, Гавриил Воронин явился в приход Александровского закащика, священника Иосифа Селинского, расставил у всех дверей и окон церковных караул, сам вошел с командой в церковь и по отпуске хотел попа арестовать, а дом его разграбить. Затея не удалась только потому, что дворцовый управитель той же слободы со своею командою сделать этого не дозволил. 22-го сентября Воронин явился к закащику вторично с драгунами и с немалым угрожением требовал 30 руб. и чинил в доме всякие ругательства. Отправлена была снова промемория в корчемную канцелярию, но с таким же успехом. Тогда, по распоряжению епископа Амвросия, сообщили об этих случаях в контору Св. Синода, прося потребовать объяснений от корчемной канцелярии и истребовать из Правительствующего Сената в защищение духовной команды подтверждения прежнего указа.
Случаев аналогичных приведенным можно в период управления епископа Амвросия указать несколько. Более характерным из них является дело об избиении диакона с. Большой Бремболы помещиком Редриковым.
8 февраля 1759 года диакон с. Большой Бремболы Михаил Михайлов с приходскими людьми и работником своим поехал в лесные угодья капитана Янова для рубки, с разрешения его, на топливо дров. В лесу на диакона наехал помещик сельца Шапошниц, Переславского уезда, Иван Редриков с дворовыми четырьмя людьми, захватил его «и, раздев ноголо, бил и увечил тирански, мучительски на снегу езжалым и кнутьем по спине, брюху, бокам и рукам и пробил все тело до крови, битаго же и обнаженного моря на снегу часа два и более уехал». На осмотре в Катедральной конторе справедливость жалобы диакона подтвердилась большими поранениями (боевые знаки), которые найдены, были на его теле. О всем происшедшем доложили епископу Амвросию. Помещик Редриков, узнав о ходе дела, явился к владыке и просил у него прощения. Епископ Амвросий ему на это сказал, чтобы он «не его в чужой обиде, а обиженного просил и удовольствовал», на что Редриков, хотя и изъявил согласие, но обещанное не торопился выполнить. Консистория, с распоряжения епископа Амвросия, дабы Редриков скорее очувствовался, определила увещавать его приходскому священнику, а доколе не удовольствует за обиду диакона, «до того времени ему, Редрикову, исповедь и святых Тайн сообщения удержать». Священник с. Башки, в приходе которого числился Редриков, призванный 3-го мая в Катедральную контору, объявил, что он «реченного помещика пристойным образом о вышепрописанном увещавал, точию он, Редриков, такого увещания не приемлет». Епископ Амвросий переходит тогда к более решительным мерам. «Когда не хочет добровольно обиженного удовольствовать, то и конторе сообщить в Провинцию промемориею, а от обиженных подать исковое челобитье и, дабы скорее можно получить исковое решение, послать им из конторы адвоката, коему настоять, чтобы непременно не далее указного срока оное дело было окончено».
Но тут встретилось неожиданное, но серьозное препятствие. По своей ли бедности, или по страху пред Редриковым, диакон заявил, что он не имеет на что купить гербовой бумаги и заплатить пошлины, и от иска в виду такого обстоятельства совершенно отказывался. Епископ Амвросий, желая довести дело до конца и рассматривая его, как общеепархиальное, разрешил употребить на этот предмет из собираемых на консисторские расходы денег до трех рублей и внушил Переславской конторе иметь особенное старание об этом деле, «дабы через то других священнослужителей помещики обижать не отваживались». Контора командирует для подачи искового прошения и ходатайства по делу в Переславской провинциальной канцелярии особого нарочного, служителя Переславского Данилова монастыря Александра Охотина. Под влиянием такой настойчивости со стороны епархиального начальства Провинциальная канцелярия сыскала Редрикова для предания суду.
Только после этого Редриков пошел на уступки и согласился удовольствовать обиженного им диакона. Епископ Амвросий дозволил примириться диакону с обидчиком, но только после того, как узнал о кондициях примирения. Редриков выдал диакону за обиду десять рублей и дал обещание «впредь никогда его диакона не обижать». Дело закончилось лишь в конце 1760 года.
Материальное cоcтояние монастырей в Переславской Епархии в сер. XVIII в.
Дела о чудотворных иконах и мощах в Переславской Епархии в сер. XVIII в.
- Сильвестр Страгородский - 1761 – 1768 гг. Епископ Переславский.
Город Переславль-Залесский
Copyright © 2017 Любовь безусловная
|
