Церковное напутствие пред отправлением в Сербию (1876 г.)
Церковное напутствие пред отправлением в Сербию (1876 г.)
В разных местах Православной России Бог воздвигает ныне героев самоотвержения, которые оставляют все дорогое им в отечестве и спешат в отдаленные страны славянские, чтобы помочь — кто оружием, кто врачебными средствами — братьям славянам, борющимся за веру и свободу с целыми полчищами турецких мусульман, которые душат и терзают их, как лютые звери. Вот и в нашем скромном городе Владимире тайный зов Господа воззвал одного из первых наших граждан на великий подвиг самопожертвования ради тех же братьев наших славян. Мы говорим о председателе Владимирской губернской земской управы, Петре Ивановиче Николаеве. Мало того, что он не так давно внес в пользу страждущих славян 1500 рублей, — он сам решился наконец отправиться в славянские земли во главе санитарного отряда, чтобы самолично послужить тем, которые ранены в сражениях с турками, и 31 июля получил церковное напутствие на предпринятый им подвиг. Напутственный молебен отслужен был вечером того дня, после всенощного богослужения, соборне архимандритом Григорием с двумя священниками в городской Троицкой церкви. За молебствием присутствовали исправляющий тогда должность начальника губернии, Владимирский Вице-Губернатор В. А. Семенов, полковник П. Е. Беловодский и много других лиц, стоящих здесь на высоких постах государственной и общественной службы. Осталась в церкви и большая часть богомольцев, пришедших ко всенощной, чтобы вознести Господу Богу общее усердное моление о доблестном путнике. На молебне, кроме обычного евангелия, прочитано было, применительно к цели путешествия Петра Ивановича, евангелие о милосердом Самарянине, истинным подражателем которого оказался Петр Иванович. По совершении молебствия архимандрит Григорий сказал самоотверженному путнику краткую речь и вручил ему маленькую икону Боголюбивой Богоматери и шапочку от мощей преподобных, почивающих в Киевских пещерах (Икона и шапочка принесены были в церковь для Петра Ивановича полковником Беловодским.). Речь сказана о. архимандритом приблизительно в следующих выражениях: «Се воистину израильтянин, сказал Господь при известной встрече с Нафанаилом, видя соответствие между именем и жизнью его. Се воистину болярин, скажем и мы тебе, доблестный муж, видя соответствие дела твоего твоему званию. Болярин тот, кто болезнует сердцем о страждущих и несчастных и от сердца служит им. Ты и доселе являл в себе болярина не званием только, но и делом. Твоя служба была службою неимущим и страждущим. Ныне ты венчаешь эту многополезную службу таким христианским подвигом самоотверженной любви, который ближе всего ставит тебя к идеалу болярина. Ибо что иное могло побудить тебя в преклонных летах идти в страну бедствий и кровопролитий, как не жгучая боль сердца о собратиях по крови и вере, терпящих невыразимыя бедствия от поклонников лжепророка. О! Да не смущается сердце твое ни теперь, ни тогда, когда ты встретишься лицом к лицу с сими бедствующими. Ты услышишь там стоны и вопли мужей, и жен, и детей; ты увидишь там и язвы, и раны, и окровавленные трупы людей всякого пола и возраста. Там зверообразные враги Креста режут и немощных старцев; там избивают детей побоищем Иродовым. Там бесчестят они непорочных дев; там сквернят они святые Православные храмы. Там не щадят они и тех, которые несут туда с собою не оружие для поражения их, но масло и вино для возлияния на раны страждущих. Слово Господне о милосердом Самарянине, которое мы тебе напомнили, да послужит тебе в утешение и ободрение. Ибо предпринимаемое тобою дело, по мысли Господа, выраженной в притче о милосердом Самарянине, есть самое богоугодное и спасительное. Ты идешь для того, чтобы обвязать раны у воинов народа, впавшего в разбойники, и даже у тех из среды самих разбойников, которые окажутся пред тобою ранеными, — словом: идешь творить такожде, как тот Самарянин. Может быть, тебе придется положить там и душу свою. Но в сем случае тем большая слава тебе будет и от людей и от Господа Бога. Степень славы определяется у Господа степенью нашей любви. А Он сказал, что «больши сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя». После молитвы нашей, прими от алтаря Господня святую икону сию в залог того же покровительства тебе и заступления от Богоматери и на чужбине, которыми ты вместе с нами пользовался здесь (При этих словах П.И. от полноты чувств умиления зарыдал и с глубоким благоговением сделал земное поклонение перед подносимой ему св. иконой.). Да будет она тебе вместо щита, и да возложиши ее на перси твои. Приими и сей головной покров, напоенный благодатью Божею от святых мощей, почивающих в Киевских пещерах. Да будет он тебе вместо шлема, и в минуту трудную да возложеши его с верою на главу твою». По вручении Петру Ивановичу означенных святынь, о. архимандрит подал ему и его спутнику— слуге св. крест для целования и окропил их обоих святою водою, а за тем сошел с амвона и первый напутствовал П. И. чалобзанием мира и благословил его. В ответ ему, глубоко тронутый Петр Иванович снова заплакал и поклонился в ноги. После сего стали подходить к П. И. с дружескими приветствиями присутствовавшие при молебствии. На другой день, 1 августа, Петр Иванович отправился по железной дороге с утренним поездом, в Москву, чтобы оттуда вместе с санитарным отрядом отправиться в Сербию.
Сочувствие к бедствующим славянам
Протоиерей г. Иваново - Вознесенска В. И. Соловьев сообщает следующее: По инициативе некоторых и но общему сочувствию к. несчастному положению Православных славян на Балканском полуострове всех граждан г. Иваново - Вознесенска, с разрешения Его Высокопреосвященства и с согласия местного Гражданского Начальства, Августа 22 дня сего 1876 г. в Покровском соборном храме, соборным духовенством, при участии приходского Крестовоздвиженского и Ильинского, пред Божественной литургией отслужена была панихида об упокоении Православных воинов на брани с неверными Агарянами живот свой положивших, а по окончании литургии совершено было благодарственное Господу Богу молебствие за дарованную Сербам победу над Турками. Пред молебном произнесена была мною приличная случаю речь, после которой открыт был тарелочный сбор в пользу страждущих единоверцев наших, оконченный одновременно с молебствием. По счету оказалось что собрано в такое непродолжительное время сто сорок (140) рублей без 15-ти копеек. Не могу при этом не упомянуть об обстоятельстве, которое служит еще более живым доказательством народного сочувствия к делу славянскому. Тотчас же, вслед за мною, входят ко мне в дом два человека - один свежий и молодой, другой в летах самого мужества, с просьбою снабдить их адресом в Московский Славянский Комитет. Принимая написанный мною требуемый адрес, они с слезами на глазах говорят: «благослови нас, Батюшка, в Сербию на басурманов; люди жертвуют деньги, а мы хотим пожертвовать жизнию за братьев Славян». Один из этих избранников — мой прихожанин, недавно получивший полную отставку от военной службы, как выслуживший в оной узаконенное число лет. Деньги 140 р., с дополнением 31 рубля 10 к., доставленных мне из предварительного сбора, сделанного кружком мелких торговцев, для устроения общественного Богослужения и сбора предварительно сего, отсылаются мною, по назначению, ныне же в Московский Славянский Комитет.
Знамя сербскому воинству от русских людей
Месяц тому назад, между московским купечеством родилась мысль сооружить для сербской армии знамя по образцу того знаменитого черного великокняжеского знамени, под сенью которого, 8 сентября 1380 года, великий князь Дмитрий Иоаннович Донской свергнул с Великой Руси иго татарское, уже полтора века тяготевшее над русскою землею, как в настоящее время тяготеет тоже мусульманское иго над христианами Балканского полуострова. Дай Бог, чтоб совершилось и их освобождение под сенью того же знамени, с помощью русского боярина Михаила Черняева, в лагере которого, в числе христолюбивого воинства, находится несколько иноков Киево-Печерской Лавры, подобно тому как в 1380 году в дружине московской находились иноки-воины Сергиевой обители Осляб и Александр-Пересвет. Знамя, о котором говорим, поручено было исполнить в золотошвейной мастерской И. Г. Шадрина. Древко разбирается на три части. На черной плотной шелковой ткани самого знамени изображен образ Нерукотворенного Спаса, исполненный безвозмездно академиком Ф. Г. Тороповым. Длина знамени — около трех, ширина — около двух аршин. Кругом по обеим сторонам шелкового плата вышит золотыми словами весь псалом 45. Две шелковые ленты, составленные из русских и сербских национальных цветов, окаймляют его; на них вышито золотыми словами: «Сербскому воинству от русских людей». В довершение, знамя украшено массивными золотыми кистями, чисто золотым жгутом и расшитою золотом перевязью. Здесь кстати упомянем о безвозмездных жертвователях, которыми устроены принадлежности знамени: это гг. Куркин, Пашков, Сенженко, г-жи: Трескина, Мочалова и Бопашева. Архитектор Д. Н. Чичагов составил для знамени рисунки; материальными средствами непосредственно содействовали главным образом гг. А. Д. Лопашев, Овчинников, Хлудов, И. И. Мочалов, Королев и некоторые из именитого купечества. Знамя было готово к вечеру 23 августа. Как уже известно, оно было поставлено на Тверской улице в магазине Шадрина. В этот же вечер, около магазина до поздней ночи стояла многочисленная толпа народа, входившая и выходившая из магазина. От Славянского комитета, во все время пребывания знамени в магазине, были поставлены для сбора в пользу славян кружки. Скоро наполнились деньгами четыре кружки; клали и грошами и полуимпериалами. В числе жертвователей нам довелось видеть небольшого роста пожилого воина, одетого почти в рубище, который войдя в магазин, перекрестился на знамя, вынул свой кошель и высыпал оттуда в кружку последние свои трудовые 7 ½ копеек. Вечером 24 августа знамя было уложено в ящик, и отправлено было в коляске на станцию Ярославской железной дороги, где его уже дожидался сербский архимандрит Савва со священником сербского подворья; вечером того-же дня знамя было привезено в Сергиевский посад, и там до утра другого дня было поставлено в одну из монастырских гостиниц. Рано утром 25 августа, привезенная хоругвь была поднята на руки, вместе с ассистентами, состоявшими при нем гг. Дубровским и Митрофановым, знаменоносцем Щербиною и А. Д. Лoпaшевым, и в сопровождении множества народа отнесена в лавру, где у преддверия Троицкого собора встречена была иеромонахом в полном облачении и отнесена в алтарь. Из алтаря хоругвь вынесли и положили на раку преподобного Сергия; в ногах преподобного было постановлено древко и положена перевязь. Началась литургия, которую совершал архимандрит Савва. Оба ассистента и знаменоносец стали против царских дверей. Храм был полон народа; весь двор лавры кишил собравшимися жителями посада, не поместившимися с соборе. Ассистенты и знаменоносец были приобщены святых Таин архимандритом Саввою; при раке преподобного Сергия был отслужен молебен. Между тем на средине храма было уже приготовлено для освящения знамени особое место, покрытое белой серебряной парчой. Когда кончился молебен, знамя было перенесено на упомянутое место; монашествующие облачились в ризы, знаменоносец стал перед знаменем; по бокам его поместились ассистенты. Архимандрит Савва вручил г. Щербине перевязь: он взял ее, опустился на колени, и во все время молитв освящения держал перевязь над своею головою; затем поцеловал знамя в трех местах и надел на себя. По окроплении знамени св. водою, архимандрит взял молоток и со словами: «во имя Отца и Сына и Святаго Духа», прибил знамя к древку тремя шестигранными позолоченными гвоздями. После его вбили по гвоздю священник и монашествующие, находившиеся при освящении; генерал Замятин последовал их-же примеру. В это время из числа молящихся выдвинулся один из отставных воинов об одной руке, приблизился к знамени и произнес: «во имя праваго и святаго дела позвольте и мне безрукому севастопольцу этой оставшейся рукой вбить один гвоздь в это славное знамя». Желание его было исполнено, и он крепко единственною рукою вколотил поданный ему гвоздь. После того вбили по гвоздю: Лопашев, Мочалов и их супруги, Шадрин, Трескин, не исключая и ассистентов. Когда знамя было прибито к древку, архимандрит Савва попросил поднести его ближе к амвону и тут-же отслужил благодарственный молебен с провозглашением многолетия царствующему дому, князю Милану и сербскому христолюбивому воинству. Только что отправлено было молебствие, в собор вошел рясофорный монах, посланный наместником лавры о. Антонием к архимандриту Савве, с просьбою, чтобы знамя было внесено в келию о. Антония, так как сам он, по тяжкой болезни своей, не может быть в храме. Знаменоносец, ассистенты и другие лица внесли знамя в келию наместника. О. наместник принял вошедших сидя на постели. Знамя было развернуто. О. Антоний приказал послушникам взять себя под руки и подвести ближе к знамени. Став около него, наместник перекрестился на образ, изображенный на знамени, и прочитав псалом «Да воскреснет Бог», поцеловал знамя и горько зарыдал. Это целование маститого о. наместника лавры по всему вероятию сольется с целованием всего сербского воинства. Рыдание маститого старца передалось всем присутствующим; у них также показались на глазах слезы; они пали на колена и получив от маститого архимандрита благословение, оставили его келию. По возвращении в собор, знамя было уложено в ящик и в половине второго часа по полудни того же дня, с поездом Ярославской железной дороги, было привезено в Москву. Знамя переночевало в доме одного из почетных жителей Москвы. На другой день, 26 числа, оно было принесено в ящике в экзерцизгаус и постановлено в местную церковь, где в тот же день было совершено освящение походной церкви, предназначенной для главной квартиры М. Г. Черняева. 27 числа, с четырех часов вечера у станции Смоленской железной дороги начала уже собираться публика, с желанием взглянуть на хоругвь, которой суждено иметь историческое значение в русском и сербском народе. Задолго до отправления почтового поезда, и знамя и походная церковь с иконами, упакованные в ящики, были уже уложены в вагоны. Здание станции, громадные платформы ее и двор с площадкой перед нею были в полном смысле заняты народом. Тут были первостатейные купцы, духовные особы, разночинцы и крестьяне; виднелись и дамы. К шести часам собрались на станцию отправлявшиеся в Сербию с этим же поездом добровольцы. Это были: капитан Е. В. Шарапов, грудь которого была увешана знаками отличия (Ефим Васильевич, имея трех малолетних детей, из которых старшему только минуло 8 лет, отказался для подвига добровольца от должности квартального надзирателя 4 квартала, Тверской части); сын правителя канцелярии московского обер-полицеймейстера Соболев; Батюшков; Ватковский в прапорщик Беленухин; ассистенты при знамени — подпоручик Дубровский и Митрофанов, а также и знаменоносец, отставной фельдфебель Куринского полка Трофим Павлович Щербина, уроженец Екатеринославской губернии, Новомосковского уезда, местечка Петрикова. Он выше среднего роста, и несмотря на свои 50 лет, кажется еще молодцем. В густых черных бакенбардах его нет ни одного седого волоса; имеет две раны, а за отличие в делах против горцев и турок грудь его украшена двумя георгиевскими крестами, медалью за 25 летнюю непорочную службу и другими знаками. Т. П. был одет в гуттаперчевое ниже колен пальто, в офицерской фуражке; на бедре висела сабля с серебряным темляком и револьвер. Герой находился в отставке уже 10 лет, жил до сего времени в Воронеже, занимаясь мелочной торговлей; но узнавши о жестокостях турок, творимых над братьями славянами, вознамерился стать в ряды сербской армии и с этою целью прибыл в Москву. Приезд его был как нельзя более кстати. Тут-же находились 8 человек певчих, отправившихся с церковью в Сербию; их провожали все товарищи. Публика не знала, чем угостить отъезжающих; шампанское лилось рекой. К семи часам толпы народа еще более увеличились, и не находя себе мест ни в здании станции ни на платформах, разместились на крышах зданий и порожних вагонов и в самых вагонах, стоявших на рельсах около поезда, а также по линии между вагонами. За полчаса до отхода поезда, когда уже начало смеркаться, добровольцы один по одному начали подвигаться к вагонам, но нелегко было им до них достигнуть! Масса народа, собравшаяся проводить их, была до того густа, что они шли переступая с ноги на ногу, под оглушительными кликами «ура». Некоторые из них поместились в вагоне 1 класса, другие во 2 (вагоны обществом дороги даны были в их распоряжение безвозмездно). Когда разместились добровольцы по вагонам, народ еще более стеснился; крики „ура“, „смерть туркам", „живио князю Милану", „живио генералу Черняеву", потрясали воздух. Стоявшие перед поездом певчие, провожавшие своих собратов, запели „Спаси Господи люди твоя"; голоса их были приняты другими и в туже минуту разлились по всему двору и платформам. Это было что-то умилительное и вместе грозное; вся масса народа стояла с открытыми головами, многие плакали навзрыд слезами воодушевления. За «Спаси Господи люди Твоя» следовало «ура», перекатывавшееся как гром с одного конца станции на другой; затем следовало «Боже Царя храни», а за ним опять «Спаси Господи люди твоя», и опять грозные клики «смерть туркам». Казалось, что народ мысленно летел в бой с неверными и уже достигал храма св. Софии. Но вот прозвенел третий звонок, и поезд медленно тронулся в путь. Раздались опять клики «ура», «с Богом», «до свидания родные». За поездом хлынула толпа и бежала за ним, махая шляпами и фуражками, пока локомотив не пошел во всю прыть свою. Вместе с знаменем было отправлено из Москвы следующее письмо к М. Г. Черняеву. Высокочтимый всею Россиею Михаил Григорьевич! Управляющее судьбами народов Провидение сделало Вас своим избранником при современном решении многовековой исторической тяжбы многострадального южного славянства с Турцией; правите Вы слово и дело Божией правды. В справедливом изумлении перед величием Вашего исторического подвига, вдали от Вас, но мыслью и сердцем вместе с Вами переживая каждую минуту текущих исторических дней, вся Россия живет одними с Вами чувствами, вся готова принять участие в Вашем подвиге, и пока не настал час этого участия, вся она всечастно и всенародно молит Всемогущего Подателя всяческих, да почиет над Вами Его всесодевающая сила. Личные свидетели и носители такого всенародного к Вам чувства, нижеподписавшиеся не могли отказать себе в удовлетворении душевной потребности — передать Вам весьма слабое, но видимое выражение этого чувства. Вместе с походным храмом, который препровождается к Вам Московским Славянским Благотворительным Комитетом, следует к Вам, кроме двух церковных, третья хоругвь: она молитвенно освящена в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре и представляет подобие той хоругви, которою благословил на исторический подвиг св. Сергий Радонежский великого князя Димитрия Донского. Даже как видимое выражение того к Вам чувства, которым охвачена вся России, бессильно наше приношение. Но, великий современный подвижник за южное славянство, удостойте принять его в том значении, которое придает ему освящение Свято-Троицкой Сергиевой Лаврою. Искренние, глубокие и благодарные почитатели Ваши... (Современ. Известия).
Икона, поднесенная сербской княгине
Уже известно, что Сербской княгине Наталии отправлена в дар от ревнителей славянского дела Владимирская икона Божией Матери, изящно устроенная из серебра и эмали в русском стиле, в виде складня, в мастерской П. А. Овчинникова. Об этой иконе в Современные Известия пишут следующее: «Не знаем, кому принадлежит мысль послать в дар княгине именно икону Владимирской, но эта мысль поистине превосходна. Кому не известно, какое важное значение в судьбах русского народа имела эта икона? Не даром Россия три раза в год, 21 мая, 23 июня и 26 августа, празднует в честь этой иконы, а Москва кроме того, отличает каждое празднование крестным ходом из Кремля в Сретенский монастырь. Каждый из этих трех дней ознаменован одним из тех роковых событий, от которых зависела участь русского народа. Припомним эти события. Ужасный завоеватель монгольский Тамерлан неожиданно вторгнулся в Россию в 1395 году, опустошая страну огнем и мечем. Боевые силы великого князя Василия Дмитриевича были ничтожны сравнительно с несметными полчищами Тамерлана. Надежды на помощь союзников не предвиделось. Русским людям оставалось положиться только на помощь небесную, и они призывали ее день и ночь, обливаясь слезами. В это ужасное время, по приказанию великого князя, торжественно была перенесена из Владимира в Москву древняя чудотворная икона Богоматери, привезенная в Россию из Константинополя и известная под именем Пирогощей. Стоя на коленях, со слезами встречали святую икону москвитяне. Матерь Божия! Спаси землю русскую! Восклицали они. И спасение совершилось. Тамерлан бежал из России. В летописях записано предание, будто он видел во сне лучезарную величественную жену, окруженную тьмами блестящих воинов, которые с угрозами преграждали ему путь в Россию. Это событие, воспоминаемое 26 августа торжественным праздником, так сильно повлияло на умы русских людей, что когда, в царствование Иоанна III, хан Золотой орды — Ахмат, угрожавший России разорением, неожиданно бежал из нее от берегов реки Угры, и чрез то избавил Россию от постыдного монгольского ига, в 1480 году, русский народ единодушно приписал это радостное событие помощи Богоматери, и установил в честь Владимирской иконы торжество совершаемое 23 июля... В 1521 году крымские татары под предводительством Магмет-Гирея явились внезапно под стенами Москвы Князь Василий Иоаннович с войском стоял вне города, близ Коломны, по Оке. За стенами города скрылись беззащитные граждане: старцы, женщины и дети, и заперли улицы города обозами. Положение Москвы было весьма печальное. Уже бояре Московские дали хану обязательство платить настоящую дань. Митрополит с народом усердно молился Господу, и вера спасла Москву и на сей раз. Татары бежали от того, что увидели бесчисленное воинство небесное, окружающее Москву, как свидетельствует предание. И снова россияне воздали славу небесной Заступнице христиан и учредили третий праздник и крестный ход в честь Владимирской иконы Богоматери, 21 мая. Лица, пославшие в дар княгине сербской Владимирскую икону, конечно, имели в виду эти утешительные события, приписанные русским народом действию чудотворной иконы. Верно они священным даром своим желали заявить княгине, что жители Москвы не только готовы всеми силами помогать святому делу славянскому чрез вещественные пособия, обильно стекающиеся в Сербию, но в тоже время они молитвенно желают привлечь высшую духовную помощь миру славянскому; желают, чтобы воинственный дух славян не упадал в непосильной борьбе с турками, а ободрялся примером родственного им народа русского, пережившего и перестрадавшего свое тяжкое время, и не колебался бы в твердой уверенности, что помощь небесная не оставит храбрых борцов за правое дело; не в силе Бог, но в правде!» Вместе с этой иконой поднесен ее светлости следующий адрес: «Ваша Светлость! Глубокое благоговение к подвигам самоотвержения, явленным Вами, к высокой доблести супруга Вашего и всего народа сербского, в годину тяжких испытаний ниспосылаемых ему, дало нам смелость просить Вашу светлость принять от нас, православных людей, как выражение чувств, переполняющих сердца наши, снимок с драгоценности нашей, московской святыни Владимирской Божией Матери, соединенной в одном складне с покровителями Вашим и первенца Вашего, с иконами св. Наталии и св. Петра.
