Прямо дороженька: насыпи узкие, Столбики, рельсы, мосты. А по бокам-то все косточки русские… Н.А. Некрасов.
В 1858 году в пределах Владимирской губернии началась постройка Московско-Нижегородской железной дороги. Дорога должна была соединить Москву с самой большой водной артерией России – Волгой. Постройка дороги правительством была сдана французской акционерной компании – Главному Обществу Российских железных дорог. Общество во всех уездных городах губернии, на территории которых производились работы по постройке, открыло свои конторы, ведавшие работами на отдельных участках дороги. Большинство административного персонала на постройке были иностранцы, не знавшие русского языка и русских обычаев, относившиеся с презрением к подчиненным им рабочим, на почве чего между администрацией и рабочими происходили частые недоразумения и столкновения. Земляные работы на постройке Обществом сдавались разным подрядчикам, самостоятельно вербовавшим рабочую силу по особым контрастам или устным условиям, в рассмотрение которых местные органы Общества не входили. Когда в июне 1859 г. Владимирскому губернатору понадобились сведения о том, сколько и на каких условиях в пределах губернии занято рабочих на постройке дороги, главный инженер Общества Жюто ответил, что «с точностью, сколько и на каких именно кондициях нанято рядчиками рабочих – определить невозможно». Рабочие для земляных работ на дороге нанимались подрядчиками преимущественно из крепостных крестьян соседних губерний – Орловской, Рязанской, Тверской и Тульской, но были партии рабочих и из более отдаленных губерний – Смоленской, Могилевской и др. Всех рабочих на постройке дороги в пределах губернии было занято до 15000 человек. По сведениям, собранным губернатором от исправников в 1859 году, в Покровском уезде работало 2406 чел., во Владимирском – 7509 чел., в Ковровском – 1014 чел., в Вязниковском – 378 чел. и в Гороховецком – 1700 чел., а всего в пределах губернии в 1859 году рабочих было 13037 чел. В это число входят только землекопы и каменщики, остальные категории рабочих работали на особых условиях непосредственно от Общества. Рабочие нанимались подрядчиками целыми партиями, по особым контрактам, или «кондициям», которые, приблизительно, были все одинакового содержания, за исключением пунктов о заработной плане и нормах выработки. Размер заработной платы и нормы выработки зависели от многих причин, а, главным образом,- от ловкости подрядчиков. При вербовке партии на месте, подрядчики соблазняли рабочих «легкими» условиями труда, «мягкостью» грунта и т.п., стараясь всеми способами уговорить их согласиться работать за более низкую плату. Контракты между подрядчиками и рабочими заключались большей частью в письменном виде, но были и устные; последние для подрядчиков были более выгодными, т.к. при возникновении каких-либо споров между сторонами рабочие не могли документом перед судом и властями подтвердить свою правоту. Помимо контрактов с рабочими, подрядчики иногда заключали особые условия с вотчинными конторами или сельскими управлениями, обязуясь известную долю заработной платы рабочих не выдавать последним на руки, а пересылать в вотчинные конторы и сельские управления. Основными пунктами каждого контракта были следующие: 1) рабочие должны быть здоровы, способны к земляным работам, не моложе 18 и не старше 50 лет; 2) рабочие нанимаются на срок с 1 мая по 1 ноября, но по усмотрению подрядчика работа может начаться позднее и кончиться раньше, при чем рабочие в таких случаях за нерабочие дни в промежуток срока найма никакой платы не получают; 3) в ненастные дни работа не производится, рабочие за эти дни, кроме харчей, никакой платы не получают; 4) содержание рабочих за время пути до места работ и по окончании работ до места своего жительства подрядчиком не оплачивается; 5) рабочий день устанавливается от восхода и до заката солнца; в период с 1 мая по 15 августа на обед и отдых рабочим дается два часа; после 15 августа отдых отменяется; 6) рабочие не могут отказываться, если подрядчик назначает их на работу в праздничные дни или в ночное время. При подписании контракта подрядчик выдавал каждому рабочему задаток, который отрабатывался рабочими в первые месяцы по приходе их на работу. Если кто из нанявшихся и получивших задаток рабочих до начала работ или в пути делался больным или умирал, выданный ему задаток раскладывался на всю партию рабочих. Значение этих контрактов для рабочих было очень условное. Толкование отдельных пунктов их всецело принадлежало подрядчикам. Неграмотные рабочие, работавшие вдали от города, не могли в каждом отдельном случае нарушения подрядчиком контракта уличить его в этом, а судиться при тогдашних судебных порядках у рабочих не было ни времени, ни средств,- подрядчик почти всегда оказывался прав. Подрядчики перепродавали контракты друг другу, при чем каждый из них отдельные пункты контракта старался толковать в свою пользу, а рабочие, получившие на месте всевозможные устные обещания от нанимавшего их подрядчика, по приходе на работу узнавали, что контракт перепродан в третьи или четвертые руки и поэтому надеяться на исполнение обещаний – пустое дело. Эксплуатация и притеснения рабочих на месте работ подрядчиками достигали самых невероятных размеров. Подрядчики абсолютно на всем старались выжать из рабочих лишнюю копейку: назначали непосильные нормы, давали скверную пищу, обсчитывали при расчетах, удерживали с рабочих за больных и за их лечение,- словом, трудно перечислить все приемы и ухищрения подрядчиков в притеснениях рабочих. В июле 1859 года управляющий Могилевской палатой государственных имуществ писал во Владимир: «Государственные крестьяне Могилевской губернии, находящиеся в заработках по Владимиро-Нижегородской железной дороге, по контракту, заключенному ими 12 марта сего года, извещают родственников своих, что контора по устройству этой дороги делает им разные притеснения, а именно: они прибыли на работу в г. Владимир ранее контрактного срока, т.е. 26 апреля, и более недели были без пристанища, многие десятки людей ночевали под открытым небом; пища им отпускается совершенно худая, не такая, как назначена по контракту; квасу более двух недель рабочие не получали; в баню не ходят более месяца по той будто бы причине, что будет от конторы устроена собственная баня. По 6-му пункту контракта рабочие должны работать безурочно, огульно наравне с прочими. Контора же в противность условия назначает им уроки не по силам – более 2/3 куба на человека в день; избранный рабочими староста Степан Иванов отстаивал артель, но его за это с тремя другими рабочими контора посадила в полицию под арест и держала трое суток; одним словом, рабочие крестьяне отзываются, что если контора и далее будет их во всем притесныть, то они, отработавши задатки, вынуждены будут оставить работу и возвратиться домой».
19 августа 1860 г. 300 чел. рабочих жаловались жандармскому полковнику Джолио, что они не имеют нар, а спят на досках, настланных на земле; все лето не имеют соломы для подстилки; не устроены для них бани; подрядчик грозит за каждого больного рабочего вычитать с остальных по 6 коп. серебром. В июле 1860 г. Вязниковский земский суд сообщал губернатору, что «от чернорабочих возникают различного рода жалобы в неудовлетворении их заработанными деньгами и отягощении работами. Жалобы сии, по мере возможности при всех усиленных стараниях предпринимаемых судом и лично г. исправником, прекращались примирением. При этом исключительно был не один случай, что рабочие партиями приходили с места работ в город с подобными жалобами, окончательно объявляли, что они работать не хотят. Земский суд с своей стороны не находит основания удерживать рабочих, а в особенности, когда они довольно в числительном собрании обнаруживают свою неготовность к работам; к тому неестественно, чтобы принужденно заставлять продолжать, при подобных наймах, работы».
Яркую картину притеснений рабочих подрядчиками дают жалобы, поданные рабочими Владимирскому губернатору. 7 июня 1859 г. около 100 человек рабочих, работавших в пределах Владимирского уезда, подали губернатору следующую просьбу: «Необходимость принудила нас прибегнуть под отеческую защиту и покровительство вашего превосходительства, ибо мы на сей 1859 г. подрядились с товарищами своими у подрядчиков крестьян: Емельяна Пантелеева Попова, Ивана Андреева Лысова и Ивана Петрова Короткова для возки земли на устройство чугунной дороги, пролегающей по Нижегородскому тракту близ деревни Виселок, не заключая с ними, подрядчиками, никакого письменного договора, но сколько поживем и за то самое время должны получить от них, подрядчиков, расчет и перейти в другое место, куда мы пожелаем, а как мы ныне более работы сей производить у вышеписанных подрядчиков не согласны, потому что они, подрядчики, не доставляют нам в полном виде пищи, воду берем в вырытых ими в болоте прудах, где моют платье, а бань во все лето нет для нас, землю на тачки принуждают накладывать в большом количестве, коих мы возить по плохой пище не в силах. То поставляя все сие на вид вашего превосходительства, милостивого отца и покровителя нещастных и бедствующих, не соблаговолено ли будет вышеписанных подрядчиков к расчету и выдаче нам паспортов понудить и таковым соблаговолением отрете слезы, льющиеся из глаз бедствующих несчастливцев». К сему прошению вместо вышеписанных просителей и за себя крестьянин Иван Семенов руку приложил. 15 июля 1859 г. 129 чел. рабочих, работавших в Ковровском уезде, подали следующую жалобу губернатору: «Настоящего года в марте месяце наняты были г. порутчиком Сергеем Софоновым для производства земляной работы под линию чугунной дороги за городом Ковровым всего 129 человек одной волости, сей г. Софонов не приступая к обделыванию взятого им участка земли передал неизвестного нам рода происхождения Якову Никитину Брусову, а оный дворянину Смоленской губернии Василью Васильевичу Воронцову, который вопреки контракта назначает урочную работу совершенно сделать двоим в один день назначенного на одного человека, от каковой тягостной работы сделалось более трети нездоровых, а многие совершенно нездоровые; на каковое отягощение приносили мы жалобу г. Ковровскому городничему, но он не взойдя в разбирательство нашей жалобы сделал одно только стеснение, посадил пять человек на трое суток под арест, при требовании же от г-на Воронцова для необходимых надобностей и для отсылки в дома денег нисколько им не выдается, то мы требовали, чтобы он сделал с нами расчет с выдачей наших видов, но он никакого расчета не учинил, прикащик же его Данило Григорьев Шибаев не сделавшим уроки наносит побои, угрожая при том, что сколько ни будем работать но денег не получим; а посему припадая к милостивым стопам вашего превосходительства соблаговолите приказать кому следует учинить расчет в работе с г. Воронцовым по невозможности вырабатывать назначаемых от прикащика его Шибаева уроков, на что и ожидаем от вашего превосходительства отеческого распоряжения».
Приведенных примеров достаточно для того, чтобы иметь понятие о тех условиях, в которых находились рабочие на постройке железной дороги. Следует только добавить, что в большинстве случаев, после тяжелой изнурительной работы в течение целого лета, рабочие возвращались домой с пустыми руками, питаясь в дороге подаянием. Так как эти голодные толпы возвращающихся домой рабочих могли произвести какие-либо беспорядки, то губернатором было предложено «градским и земским полициям» следить за тем, чтобы рабочие отправлялись партиями не более 20 чел. и чтобы нигде в пределах губернии они без надобности не останавливались. Часто рабочие, доведенные до отчаяния беспощадной эксплуатацией их приказчиками, устраивали «забастовку» - бросали работы и уходили самовольно с участков,- или домой, или искать защиты у губернского начальства. Таких случаев за время постройки Московско-Нижегородской железной дороги в пределах Владимирской губернии отмечено несколько.
6 июня 1859 года Владимирский исправник получил сообщение, что партия рабочих (около 500 чел.), работающая на участке железной дороги в пределах Владимирского уезда, близ дер. Виселки, отказывается работать и собирается уходить с участка. Исправник в этот же день выехал на место работ, собрал рабочих и стал их спрашивать – чем они недовольны. Рабочие заявили, что подрядчики дают им мало времени на отдых, поставляют «дурной квас» и стращают вычетами из заработка за плохую, по их мнению, работу. Выслушав заявления рабочих и объяснения подрядчиков, исправник «строго приказал» последним, чтобы они имели квас и все харчи для рабочих постоянно хорошего качества, не пугали рабочих и не стращали их вычетами, давали бы рабочим отдых в течение дня не менее 8 раз по 20 минут. Обращаясь к рабочим, исправник заявил, что если они будут лениться, или буйствовать и ссориться между собой, с подрядчиками и обывателями, то он пришлет роту солдат для их усмирения и наказания виновных розгами. Выслушав это сообщение исправника, рабочие закричали, что работать они дальше не будут, а пойдут во Владимир просить губернатора приказать подрядчикам выдать им расчет и отпустить домой. Исправник попытался было успокоить рабочих, но безуспешно. Рабочие твердо решили отправиться к губернатору.
Видя неудачный исход своих попыток уладить конфликт, исправник поехал обратно, чтобы доложить обо всем губернатору, но с дороги вернулся и решил определить – какое число рабочих собирается идти во Владимир. Собрав опять рабочих, исправник объявил, что все, «кто не хочет бунтовать», пусть подойдут к его экипажу, а оставшиеся на своих местах «будут считаться бунтовщиками». Бунтовать рабочие не собирались и поэтому из всей партии остались стоять на месте только 20 человек. Переписав этих «бунтовщиков», исправник уехал. На следующее утро исправник вновь приехал в дер. Виселки и распорядился доставить к нему с места работ тех 20 чел. рабочих, которые накануне были переписаны. к его великому удивлению, явилось уже не 20, а 45 чел. рабочих. На вопрос исправника - ч–м объясняется увеличение количества людей, не желающих работать, рабочие ответили, что вотчинная контора наказывала им стоять друг за друга и что если начальство считает нужным наказать за их поступок, то пусть наказывает всех, а отдельных своих товарищей они наказывать не дадут. Когда во время этого разговора с исправником один из рабочих намеревался было возвратиться на работу, остальные рабочие закричали на него и грозили «высечь его своим судом». Исправник приказал всей этой партии рабочих явиться во Владимир. 8-го июня в город рабочие пришли уже в количестве 104 чел., часть из которых (25 чел.) разошлись по трактирам, а 79 чел. пришли к губернаторскому дому и подали вице-губернатору Лерхе жалобу на подрядчиков. Рабочие обвинили подрядчиков в том, что они доставляют им пищу в неполном количестве, снабжают их водой из прудов на болоте, где моют белье, не топят для них бань, отчего рабочих «заела вошь», заставляют накладывать на тачки землю в таком количестве, какого они возить не в состоянии. После долгих уговоров вице-губернатору удалось получить обещание рабочих возобновить работы при условии, что в течение трех дней будут собраны сведения со всех участков дороги о нормах выработки рабочих и, на основе этих сведений, будут установлены нормы для рабочих этой партии. Рабочие ушли, а через несколько часов к вице-губернатору явился исправник и доложил, что рабочие, посовещавшись между собой, отказываются от своего обещания и на работу идти не желают. Вице-губернатор вышел к рабочим и вновь стал их уговаривать, и овсе старания его на этот раз никакого успеха не имели. Рабочие твердо заявили, что «что с ними не делай, а на работу они не пойдут». Дальнейшие события вице-губернатор в донесении министру внутренних дел описывал так: «Испытав бесполезность всех убеждений и увещаний, я нашел необходимым принять следующие меры: 1) рабочих отправить на место работ под конвоем роты Владимирского гарнизонного батальона; 2) главных зачинщиков – Ивана Яковлева и Тихона Козьмина – в присутствии прочих наказать при полиции розгами – первого 30-ю, а второго 15-ю ударами и затем задержать их под арестом; 3) Василья Антонова, махнувшего на меня рукой и возбудившего этим знаком прочих к еще большему упорству, также заключить под стражу и наказать 20-ю ударами; 4) взять под стражу и наказать при полиции 10-ю розгами работника Максима Иванова; крестьянин этот, на вопрос – в чем состоит его жалоба, отозвался, что не жалуется, а что пришел жаловаться потому, что другие пришли, а на вопрос – справедлива-ли их жалоба, отвечал, что если и не справедлива, то все-таки жаловаться не мешает. Видя приготовления к наказанию, некоторые работники изъявили согласие возвратиться на работу, но Федор Иванов отклонял их от этого и уговаривал прочих не дозволять наказывать товарищей, говоря, что ему самому бояться нечего, потому что он бывший ратник и его наказать не посмеют. По взятии Федора Иванова к наказанию (ему дано 30 розог), некоторые крестьяне объявили, что согласны идти работать; то же объявили и наказанные, но не прежде, как по исполнении наказания. Вследствие сего первые отправлены на работу без конвоя, вторые же, как более виновные, оставлены под арестом, впредь до получения донесения о том, что к работам вновь приступлено и рабочие покойны. Затем 29 человек и после произведенного в виду их наказания объявили, что на работу не пойдут, почему и отправлены на оную под конвоем роты Владимирского гарнизонного батальона. Так окончилась эта первая попытка рабочих добиться улучшения своего положения или получить возможность перейти от притеснявших их подрядчиков на другие участки, где условия работы были лучше. Вице-губернатор 9-го июня писал министру внутренних дел: «Сегодня утром я был в дер. Виселках, где при мне рабочие, возвращенные вчера под конвоем, высланы на работу. Они одумались, просили прощения и обещали впредь, вести себя покойно и работать согласно условию, заключенному с рядчиком. Пища для рабочих, по произведенному мной осмотру, оказалась хорошего качества и все припасы свежими. У одного из рядчиков замечено недостаточное количество рыбы на постные щи, именно – только три фунта снятков на 240 рабочих. Вследствие сего сделано распоряжение о немедленной покупке за его счет нужного количества рыбы. Возвращение рабочих под конвоем остановило, как узнал я при проезде в Виселки, приход во Владимир еще двух партий рабочих, собравшихся также принести жалобы на рядчиков за несогласие отпустить их с работ ранее условного срока».
Следующее волнение рабочих в том же году произошло в Ковровском уезде. 12-го июля 118 чел. рабочих, работавших на участке близ г. Коврова, явились в контору производителя работ и заявили, что больше работать они не будут, т.к. условия работы на участке настолько тяжелы, что около трети всех рабочих их партии стали совершенно больными. Производитель работ Х. Мейер обратился за помощью в ковровскую городскую полицию, прося городничего воздействовать на рабочих и убедить их остаться на работах до условленного срока. Рабочие городничего не послушали, а сложили во дворе конторы инструменты, забрали свои сумки и отправились во Владимир. Тяжелые условия работы на участке до того измотали рабочих, что многие из них не могли идти сами и остальным рабочим пришлось нести своих больных товарищей на руках. Во Владимир рабочие пришли только к полудню 15-го июля. Больной и изнуренный вид рабочих поразил даже губернатора Е.С. Тиличеева, который в донесении министру внутренних дел по этому поводу сообщал: «Так как вся партия рабочих, исключая очень немногих, представляла собрание людей крайне истомленных и усталых, то прежде всего по моему распоряжению рабочие были накормлены, освидетельствованы городовым врачом в состоянии здоровья и оказавшиеся больными 15 человек отправлены в городскую больницу; 5 из них найдены слабыми в такой степени, что не подают надежды на выздоровление. Остальные же крестьяне найдены здоровыми, хотя изнуренными от трудов и усталости, почему им дано время отдохнуть». По справке, доставленной губернатору, оказалось, что при каторжной работе питание рабочих этой партии было крайне плохое. На артель в 130 человек клали в котел «завернувши в мешочек» 6 фунтов гороху и 8 ф. ячневой крупы, так что на каждого рабочего приходилось около 4 ½ золотников гороха и около 5 ½ зол. Крупы; гречневой крупы на кашу отпускалось по 8 ф. на 10 чел., при чем крупа была прелая; черный хлеб был горьким и затхлым; квас – жидкий и кислый, при чем 3 недели рабочие пили вместо кваса воду, которую брали из канав, процедив ее предварительно через тряпочку; в скоромные дни вместо коровьего масла давали постное; обедать и ужинать рабочие должны были приходить в г. Ковров, до которого от места работ было свыше 4-х верст. Когда рабочие отдохнули, губернатор созвал их и убедил возвратиться на место работы, обещая вслед за ними послать в Ковров для разбора их жалобы вице-губернатора. Рабочие отправились обратно. Вице-губернатор Лерхе обследовал положение рабочих и признал их жалобу на подрядчика основательной. В своем докладе губернатору он писал: «По контракту рабочие обязаны работать огульно, без уроков, как хорошие рабочие. Невольный огульной работой артели, подрядчик, основываясь на словах «как хорошие рабочие», назначил рабочим уроки, сравнительно с лучшими рабочими других артелей, состоящих на урочном положении и потому получающих плату наполовину большую». Так как основательность претензий рабочих была доказана, то доверенный компании, которому предложено было принять артель от подрядчика, согласился удовлетворить просьбу рабочих и отпустить их домой ранее договорного срока. Вице-губернатор при этом рабочим объявил, что уходить они могут только партиями не больше 20 человек, предварительно предъявив в полицию 1 ½ рубля серебром, которые должны были обеспечить их пропитание в дороге к месту жительства. По сообщению ковровского исправника, на родину ушли из этой партии только 20 человек, а остальные остались продолжать работу до установленного срока, т.к. с переходом артели от подрядчика в распоряжение доверенного компании положение рабочих улучшилось.
В августе 1859 года произошли волнения рабочих в Вязниковском уезде. 20-го августа 81 чел. рабочих, работавших на участке близ дер. Коурково, бросили работы и потребовали от подрядчика Софи выдачи им паспортов для возвращения домой. Поступок свой рабочие объясняли тем, что они сильно изнурены работой на участке, т.к. подрядчик заставляет их работать больше, чем это предусмотрено в контракте. Все уговоры подрядчика и его обещание уменьшить норму выработки успеха не имели. Рабочие заявили, что если Софи не выдаст им паспортов, то они пойдут жаловаться на него губернатору во Владимир. На следующий день в дер. Коурково приехал вызванный подрядчиком пристав 1-го стана Вязниковского уезда, которому рабочие заявили то же, что и Софи. К этому времени число бросивших работы рабочих увеличилось уже до 131 чел. Переговоры между рабочими, подрядчиком и полицией продолжались до 24 августа, когда рабочие, выведенные из терпения упорством подрядчика, пришли на квартиру пристава, бросили инструменты и заявили, что они немедленно отправляются во Владимир к губернатору. Пристав и непременный заседатель Вязниковского земского суда Гаврилов, приехавший к этому времени в дер. Коурково,- «признавая таковые самовольные действия толпы противозаконными и вредными по худому примеру для других рабочих»,- распорядились нарядить «необходимое количество окольных жителей» и при помощи их не допустить ухода рабочих во Владимир. Губернатору было послано подробное донесение о происшедшем. Рабочие остались ждать губернаторского решения по их делу, но к работам не приступали, пользуясь в то же время «пищею наравне с прочими, исполняющими работу»,- как жаловался подрядчик Софи начальнику участка. Получив донесение станового пристава и непременного заседателя Вязниковского земского суда, губернатор послал для разбора дела в дер. Коурково «уголовных дел стряпчего» Доцилевского и жандармского штабс-капитана Коробьина, предложив им взять с собой несколько жандармов из г. Вязников. Прибывшие чины произвели следствие, о результатах которого Доцилевский сообщил губернатору: «Означенные рабочие при наличном поступлении их на работу, согласно условию, работали огульно, то-есть всею артелью вместе, потом согласились производить работу урочную, то-есть выкапывать и вывозить земли по 0,60 куб. саж. в день; наконец, работали по 0,50 куб. саж. до 21 августа, а в этот день пришедши на работу подрядчик французский подданный Иван Софи и узнав от надзирателей за работами, что рабочие с некоторого времени обязанность свою исполняют с леностью и нерадением, несмотря на то, что уроки им уменьшены, подрядчик Софи объявил рабочим, что те из них, кои не выкопают и не вывезут земли 0,50 куб. саж. в день, будут переведены из пайщиков в полупайщики, а тех из последних, кои не пожелают остаться, разочтет и отошлет в место жительства. Кроме того, прежде сего надзиратели за работами стращали их за невыработку урочного положения денежными штрафами; но крестьяне, признав означенный урок для себя обременительным, потому что на этом месте, где они производили тогда работы, грунт земли тверже того, где они работали прежде, что и по личному осмотру нашему оказалось, и проработав до обеда 21 августа сошли с работ и более ходить на работы не стали, требуя от подрядчика Софи расчета и паспортов». После долгих уговоров Доцилевского и Коробьина, рабочие 3-го сентября согласились возобновить работу и отработать установленным контрактом срок, но только при том условии, что урочные работы будут отменены. Подрядчик Софи обязался выполнить это условие, а также согласился удовлетворить просьбу рабочих о выдаче им денег на покупку теплой одежды и обуви, после чего вплоть до окончания срока найма порядок на этом участке рабочими не нарушался. Как следствием этих волнений рабочих, происходивших в 1859 году, явилось увеличение полицейского штата на линии работа и учреждение особой жандармской команды – «для удержания рабочих в повиновении». Главное Общество Российских железных дорог, опасаясь новых расходов на содержание этих команд, высказало по поводу происходивших волнений рабочих на линии следующие соображения: «Главными причинами случившихся беспорядков были неправильные условия, заключенные подрядчиками с помещиками и начальствами крестьян, нанятых на работы, равно притеснения со стороны подрядчиков, которые, поставляя рабочих, переманивали один у другого и дабы иметь после этих сделок выгоду, не производили им надлежащего довольствия. Принятыми мерами все эти причины к неудовольствию между рабочими устранены, как ныне, так и на будущее время и затем в учреждении особой команды для полицейского надзора за рабочими надобности не представляется, тем более, что бывшие беспорядки, как возникшие вследствие условий, совершенных до прихода людей на работы, не могли бы быть предупреждены и при существовании усиленного полицейского надзора». После долгой переписки жандармские команды на линии были все же учреждены, а расходы на них, по «высочайшему повелению», были распределены между казной и железными дорогами в «справедливых долях».
В 1860 году волнения рабочих на постройке железной дороги отмечены также почти во всех уездах губернии, где производились работы. 24 июля главный инженер Московско-Нижегородской линии Полие прислал Владимирскому гражданскому губернатору письмо, в котором сообщал:
«В Ковровском уезде произошло очень важное дело, о котором не могу замолчать, призывая всемогущего вашего вмешательства. Рабочие подрядчиков компании Дероша, Шипова и Винтингофа, обязанные формальными контрактами, получили все задатки, к коим имели право. На разные их жалобы последовало попечительно агентами общества французскими и русскими, даже инспектором для надзора г. Казначеевым, все они признали их исправить и в том полковник Жолио объявил официальным письмом г. Владимирскому полковнику жандармов. Исправник должен был рапортом уведомить об этом ваше превосходительство. 500 уже рабочих удалились, оставив свои паспорты в конторе подрядчиков, и местная полиция оказалась бессильной к их задержанию. Они подрядились в год и подрядчики имеют за собой право, давши им вперед почти сполна плату за годовую работу. Честь имею просить ваше превосходительство благоволить приказать силою задержать рабочих, кои удаляются и тем манером воруют у подрядчиков, даже наказать строго некоторых зачинщиков в том деле. Без твердых мер и справедливой строгости не будет нам возможно избежать расстройства артели».
Одновременно с этим письмом главного инженера, губернатором было получено сообщение Ковровского окружного начальника Владимирской палаты государственных имуществ, в котором подробно излагались события, происшедшие на участке железной дороги близ г. Коврова, так напугавшие главного инженера Полие. по этому сообщению дело происходило так: 8-го июня окружной начальник получил сообщение подрядчиков Орбека и Дерош об угрозах рабочих оставить работы на участке ранее установленного контрактом срока. На место работ (близ дер. Ощериной) выехали окружной начальник и Ковровский земский исправник, собрали рабочих и стали их уговаривать не кончать работы ранее установленного срока. После долгих переговоров рабочих заявили, что если будут изменены контракты и отменены урочные работы, то они согласны остаться на работе. Эти условия подрядчиками были приняты и начальство уехало, считая конфликт улаженным. Прошло несколько дней и подрядчики вновь заявили земскому исправнику, что «рабочие люди, несмотря на данное ими обязательство продолжать земляные работы при дер. Ощериной, решились самовольно оставить работы и вознамерились уйти в место своего жительства, и уже несколько человек вскоре после того бежали». Исправник с окружным начальником 11-го июня опять приехали в дер. Ощерино, где и обнаружили, что из всей партии рабочих в 191 чел. 12 чел. «без взятия письменных видов» уже бежали, а остальные объявили, что ввиду трудности работы они работать будут только до 29 июня, к какому сроку будут отработаны полученные ими задатки, а затем уйдут домой. Никакие уговоры исправника и окружного начальника на этот раз не подействовали; рабочие дали только одно обещание, что до 29 июня они побегов больше делать не будут. Исправник и окружной начальник уехали, написав подробное донесение губернатору и Владимирской палате государственных имуществ. Рабочие и на этот раз не смогли выполнить данного ими обещания – не делать до 29 июня побегов. Условия работы на участке были настолько тяжелы, а питание рабочих настолько плохим, что рабочие вновь стали целыми партиями убегать с работы на родину. По рапорту Ковровского исправника губернатору, с двух участков (при дер. Ощерино и дер. Ручья) бежали: 11-го июня – 1 чел., 15-го – 17 чел., 18-го – 2 чел., 20-го – 85 чел., 21-го – 39 чел. и 22-го – 30 чел.
Получив сообщение о массовом бегстве рабочих с участков, губернатор командировал в Ковровский уезд для обследования производства работ и условий труда рабочих штабс-капитана корпуса жандармов Коробьина и Ковровского земского исправника, которые выехали на участки работ, произвели расследование и представили губернатору подробный доклад. Доклад этот довольно объективно освещает как общие условия работы на участках, так и положение рабочих, поэтому мы считаем необходимым привести из него довольно большие выдержки.
«… Были нами принимаемы меры к водворению спокойствия между рабочими людьми на линии железной дороги в Ковровском уезде и произведено дознание о причинах оставления земляных работ нанятыми на оные крестьянами и о прошедших от того беспорядках и оказалось следующее: Устройство этой железной дороги передано Главной Компанией русских железных дорог г.г. Фитингофу, Шипову и К-о, которая в свою очередь поручила большую часть работы в Ковровском уезде французским подданным Орбеку и Дерош, именующимся режиссерами, с производством им за сие жалованья и с предоставлением, по окончании работ, некоторой части из прибыли, если таковые окажутся. Этими режиссерами были наняты на нынешнее лето в разных губерниях через своих агентов часть рабочих людей с платой с 1 мая по 1 ноября от 50 до 70 рублей серебром на каждого, по письменным условиям с г.г. Орбеком и Дерошем. Из числа этих рабочих в течение мая и июня месяцев почти половина, а именно 282 человека, разновременно скрылись с работ без письменных видов, большей частью заработав полученные ими задатки, некоторые же ушли, также оставаясь перед конторой в небольшом долгу, но были и такие, которые скрылись, имея деньги за конторой. Причина этих побегов, как сообщила контора, неизвестна, но при обзоре линии железной дороги товарищи бежавших, на расспросы наши, объяснили, что письменные условия при найме в местностях их жительства составлялись без их ведома и прочитывались им лишь по получении задатков перед самым отправлением во Владимирскую губернию и притом расчет уроков на сотые доли сажени им совершенно не понятен, а потому они более основывались на словах нанимателей, уверявших, что выработать урок до 1,25 саж., как обозначено в условиях, весьма легко даже для слабосильного и несовершеннолетнего человека, но, приступив к работам, они убедились, что эти уроки далеко превышают их силы, чему не трудно поверить из того, что артель, работающая близ дер. Крестниковой с платой не по урокам и не поденно, но с каждой кубической сажени, выкапывает, как объяснил нам находящийся при ней надсмотрщик, земли легкого грунта от 0,50 до 1 саж. на человека, или в круглом счете по 0,65 саж.; артели же, работающие огульно на тяжелом и каменистом грунте близ дер. Машачихи, по уверению рядчиков, выкапывают в круглом счете около 0,85 саж. на человека, а по словам людей, понимающих это дело, могут вырабатывать не более 0,50 саж. При такой значительной разнице между действительной выработкой и требуемыми уроками. Рабочим записывались в штраф недоконченные уроки, для вычета из договоренного в лето жалованья, так что некоторые из них опасались не получить ничего, кроме задатков, простиравшихся от 15 до 22 руб. серебром на каждого и большей частью оставленных ими на родине для погашения недоимок и на другие нужды. Справедливое опасение рабочих людей еще более усиливалось от странного обращения с ними ближайших надзирателей за работами из иностранцев, передававших свои требования на своем языке, который, по нерасположению к ним, казался рабочим непременно бранью, тем более, что немногие русские слова, усвоенные этими служащими лицами, заключили в себе одну только брань или угрозы в записании штрафов, в отправке, вместо родины, рабочего в тюрьму, или в том, что он получит расчет на верху дерева, как бы приговаривая его к виселице. Подобные выражения поселили в рабочих недоверие и вражду к французам, что вместе с обременительностью работ и при недостатке формальных контрактов было причиной побегов. Когда эти побеги усилились, то урочная работа была отменена и люди работают огульно, кто сколько успеет, но взамен того возникла новая причина беспорядков. Рабочие, которым в условиях срок платежа назначен 29 июля, были убеждены, что они получат деньги для отсылки домой за оброки и на другие нужды к Петрову дню, т.е. 29 июня, как сказано в других условиях, этому не противоречила и сама контора, прося лишь обождать несколько дней по неимению в наличности денег, но рабочие этому не верили, предполагая, что их умышленно обманывают и обсчитывают, это заставило их в рабочие дни ходить толпами за деньгами в контору и с жалобой на оную к местному начальству до тех пор, пока все они получили расчет за май и июнь месяц и, наконец, к 6 июля всем из них было выдано вперед денег около 10 рублей серебром на человека. В это же самое время угрожала оставить работы и артель Рязанской губернии, Спасского уезда, в числе 55 человек, которая, кроме того, жаловалась на стеснительность квартирования в дер. Крестникове и на недостаток удобной кухни и потому, по удовлетворению вышеозначенными деньгами, переведена в бараки в г. Ковров. В настоящее время все рабочие, находящиеся под непосредственным заведыванием конторы, совершенно успокоились и дали нам слово усердно работать до 1-го ноября, лишь бы только местное начальство не допускало контору уклоняться от правильного с ними расчета. Для предупреждения вновь подобных беспорядков, мы старались склонить г.г. Орбек и Дерош к заключению с оставшимися рабочими формальных контрактов, на что и рабочие большей частью были согласны, но они отказались от этого, уверяя, что теперь беспорядки не возобновятся, потому будто бы, что с прекращением уборки хлебов ничто уже не будет соблазнять рабочих к побегу… Кроме вышеозначенных рабочих, нанятых самой конторой, гораздо большая часть работ производится рядчиками, нанявшими от себя рабочих, без всяких письменных условий, по одним словесным договорам, сроком тоже с 1 мая по 1 ноября и почти по таким же ценам, как и нанятые от конторы, и даже несколько дороже потому, что эти рабочие – опытные в земляных работах; сами же рядчики из крестьян, почти не имеющих никакой собственности и не представивших никаких залогов, заключили с г.г. Орбеком и Дершем письменные условия. Между рабочими, состоящими под заведыванием рядчиков беспорядков почти никаких не было и до сих пор они рядчиками. А рядчики ими остаются довольны совершенно. Но так как рядчики удовлетворяют рабочих деньгами по мере получения таковых из конторы, то и между этими рабочими сильно распространено опасение, что контора обидит их расчетом, а потому после Петрова дня, отработав свои задатки, и они ходили толпами, прося выдать рядчикам деньги; а артель рядчика Дмитрия Иванова, состоящая из 51 чел. разных губерний, будучи разочтена 6 июля при посредстве нашем за май и июнь деньгами, настоятельно требовала своих паспортов, говоря, что продолжать работ не может по сырости грунта, от которого несколько человек заболело и отпущено на родину, что действительно подтвердилось, а главное потому, что не надеются безобидно рассчитываться в договорном жалованьи; однако же мы убедили этих рабочих в том, что правительство не допустит контору обсчитать их и они, получив вперед денег около 10 руб. серебром на каждого за будущие работы, остались, в чем и выдали от себя добровольную подписку, но переведены, согласно их желанию, на другое место, где уже ранее того стояли другие рабочие под наблюдением французского приказчика Боне. В первый день их прихода, 7 июля, рядчик Дмитрий Иванов, на обязанности коего лежит продовольствие артели, не успев устроить кухни, просил Боне уделить артели обед, но так как он оказался недостаточным и следуемая по договору черкасская говядина была заменена легким и печенками, то рабочие высказывали свое недовольствие Боне и, не понимая его возражения на французском языке, отправились в числе 10 чел. в город показать нам эту пищу, при чем объяснили, что Боне, заметив их намерение, догонял их с несколькими своими товарищами французами, с целью отнять несенную ими пищу, но будучи не в состоянии этого сделать, бил их поленьями дров и вместе с своими товарищами бросал таковыми вдогонку в рабочих. Пятеро из этих рабочих подверглись, по их словам, таким побоям. При разбирательстве этого происшествия рабочие как этой артели, так и других, бывшие по близости, вполне подтвердили слова обиженных, но несколько человек подтвердили также слова Боне в том, что рабочие, не желая уступить ему из своих рук чашки с недоброкачественным обедом, хотя действительно подверглись побоям, но и сами ударили Боне палкой. При личном с нами объяснении г.г. Орбек и Дерош изъявили желание прекратить эту претензию мировой сделкой, но так как в течение недели мировой не последовало, то рабочие, жаловавшиеся на побои, под предлогом болезни не ходят на работы и подали в Ковровский земской суд просьбу о формальном произведении по сему предмету следствия, каковое и поручено приставу 1-го стана.
В комментариях этот приведенный нами документ не нуждается. Картина эксплуатации рабочих нарисована в нем официальным языком достаточно ярко.
29- июля 1860 г. ушла самовольно с работ партия рабочих в 300 чел., работавшая на участке железной дороги в Гороховецком уезде. Причина ухода рабочих – неисполнение подрядчиками контракта, вследствие чего от управляющего вотчинной конторой графа Шереметьева, которому принадлежали рабочие, старостой артели получен был приказ об уходе рабочих с места работ на родину. Рабочих пыталась удержать полиция в Гороховце и в Вязниках, по успеха в этом не имела. Вязниковский земский исправник писал 30 июля губернатору:
«Я принимал все возможные меры к удержанию рабочих и возвращению их на место работ, но ни предъявленная им за таковой поступок последовательная законна ответственность, ни все убеждения на них не подействовали, и они, оставаясь непоколебимыми в своем намерении, нетерпеливо рвались идти по направлению в место жительства через город Владимир и я не в состоянии удержать их, отпустил нынешний день в 3 часа пополудни, а между тем считаю долгом донести по эстафете вашему превосходительству и при этом в зависящее благоусмотрение имею честь присовокупить, что из числа этих людей я удержал четверых, особенно обнаруживших неповиновение и возмущение всей партии к самовольной с места работы отлучке, которые будут содержаться при земском суде». Во Владимир рабочие пришли 1-го августа. Для встречи их губернатором был послан Владимирский исправник, который в дер. Новой Быковке остановил рабочих и стал их расспрашивать о причине самовольного ухода с места работ. По рапорту исправника губернатору,- «крестьяне единогласно показали, что поряжены они нынешней весной для конторы Шипова и К-о в лето по условленным ценам, работать по урокам, а именно: в первом слое возить не далее 50 сажень и при подъеме не более полусажени вырабатывать 0,40 саж., во втором слое при тех же условиях – 0,50 саж. и в третьем – 0,40 куб. саж. В числе условий при найме было – дать при приходе на работу им по 2 руб. серебром, потом к Петрову дню по 9 руб. серебром на человека, но будто бы контора заставляла их работать гораздо более назначенного урока, а именно: заставляла возить долее 60 сажен и поднимать на высоту до трех сажен, обещаясь вычитать за не выработку урока по 90 коп. серебром в сутки. Письменного же условия у них никакого нет. Денег по приходе вместо 2 руб. дали только по 1 руб., к Петрову дню денег не дали, а дали оные две недели спустя. Харчи временно были дурны: в капусте от жары иногда появлялись черви, хлеб был не допечен и масло горькое, но все-таки они не думали идти с работ до тех пор, пока не получили от своего управляющего приказ взыскать занятые в вотчинной конторе весной при найме доверенным Шипова 600 руб. серебром, если же эти деньги не будут уплачены, то объявить местному земскому суду и идти домой, что ими и сделано.
Когда исправник объявил рабочим приказ губернатора возвратиться на место работ, рабочие «единогласно сказали, что они ни за что не возвратятся опять на работу, пусть делают с ними что угодно, а в этой конторе они по вышеизложенным причинам работать не могут». Видя такое упорство рабочих и считаясь с наличием у них на руках приказа вотчинной конторы возвратиться на родину, губернатор распорядился выдать рабочим паспорта и пропустить их к месту жительства.
Этим исчерпываются материалы, сохранившиеся в архиве Владимирского губернатора, о положении рабочих и волнениях их на постройке Московско-Нижегородской железной дороги в пределах Владимирской губернии. Вполне понятно, что приведенные в настоящем очерке факты и документы в очень малой степени отражают ту систему беспощадной эксплуатации, которой подверглись рабочие со стороны многочисленной армии «режиссеров», агентов компании, подрядчиков и рядчиков, многие из которых на постройке дороги составили для себя капиталы и впоследствии стали фабрикантами, заводчиками, купцами и т.п. В архивных материалах нашли свое отражение только такие случаи, когда рабочие, истощив свое терпение, шли на открытую борьбу с эксплуататорами – бросали работу, уходили за «правдой» к высшим властям, или просто убегали домой. Об остальном можно делать только предположения, но все они и в сотой доле не представят той действительности, которая царила на постройках железной дороги. Великий печальник народного горя Н.А. Некрасов в исключительном по силе стихотворении «Железная дорога» нарисовал яркую картину тех ужасов, которые сопровождали постройку «чугунки».
Мы надрывались под зноем, под холодом, С вечно согнутой спиной, Жили в землянках, боролися с голодом, Мерзли и мокли, болели цингой.
Грабили нас грамотеи-десятники, Секло начальство, давила нужда… Все претерпели мы, божии ратники, Мирные дети труда!
Братья! Вы наши плоды пожинаете! Нам же в земле истлевать суждено… Все ли нас, бедных, добром поминаете, Или забыли давно?..
