Воронин Николай Николаевич
Воронин Николай Николаевич (1904 - 1976) - архитектуровед и археолог, доктор исторических наук, Почетный гражданин города Владимира.
Воронин Николай Николаевич
Родился Николай Николаевич 13 декабря (по нов. ст.) 1904 года во Владимире в семье Николая Николаевича-старшего, сына владимирскою купца Николая Алексеевича Воронина (1844-1918). Деда Николая Николаевича-старшего звали Алексей (1799-1858) и умер он задолго до рождения внука, когда его сыну Николаю было всего 14 лет. Был ли Николай Алексеевич единственным ребенком в семье, мы не знаем, а вот у него и его супруга Зинаиды Петровны (1846-1918) было много детей: Мария (1869-1943), Ольга (1870 г.р.), Александра (1872-1950), Софья (1874 г.р.), Александр (1876-1896), Николай (1878-1961), Леонид (1881 г.р.) и Петр (1884 г.р ). Он и его братья принадлежали к купеческом у сословию и занимались торговлей, содержали магазины и лавки в Гостином дворе.
Николай Николаевич Воронин (1878-1961)
Совершенно очевидно, что семья была очень дружной, о чем свидетельствуют и многочисленные любительские фотографии (фотоаппарат у Ворониных появился, судя по всему, на рубеже XIX-XX веков, когда постоянно развивавшаяся фотографическая техника стала, наконец, доступной для широкого круга фотолюбителей), из раза в раз запечатлевавшие многочисленных Ворониных в саду, на крыльце, во дворе, в интерьере дома, на даче - во время прогулки, за игрой, беседой, чаепитием.
Николай Алексеевич Воронин и бабушка Зинаида Петровна жили в собственном доме на Торговой площади (ныне ул. 2-я Никольская, 8). 
Город Владимир, ул. 2-я Никольская, д. 8
Газета «Призыв», 11 ноября 1922 г.
Дом выхолил фасадом на Торговую площадь большое торжище, разворачивавшееся за привычными нам Торговыми рядами. Сами Воронины называли в шутку свой большой, вмещавший уже не одно поколение дом «вороньим гнездом». Конечно, дети подрастали и, создавая собственные семьи, вылетали из гнезда. Но постоянно оставалась здесь, например, самая с старшая из детей Н.А. и З.П. Ворониных Мария Николаевна, не выходившая замуж и всю жизнь помогавшая семье брата Николая Николаевича-старшего Кроме того, существовала традиция: «женщин, ожидавших роды, заблаговременно присылать сюда, в этот старый семейный дом». Так, еще одна сестра Николая Николаевича-старшего - Александра, вышедшая в 1895 году замуж за Клавдия Михайловича Тихонравова и уехавшая из Владимира, в 1900 году произвела в этом доме на свет двоюродного брата историка Воронина - не менее знаменитого Михаила Клавдиевича Тихонравова, соратника С.П. Королева, одного из создателей первых в мире космических ракет и кораблей.
Вообще, как нередко бывало в крепких, дружных семьях с уже сложившимися традициями, в том числе традициями воспитания, семья Ворониных дала миру не одного талантливою человека. Возьмем хотя бы брата Николая Николаевича-старшего - Леонида, многие годы строившего дороги в Средней Азии да так и осевшего в Ташкенте. Леонид Николаевич имел печатные труды, являлся профессором Ташкентского университета. Его дочь Вероника Леонидовна стала архитектором, лауреатом Государственной премии СССР.
А вот Николай Николаевич, отец историка, вроде бы не отличался талантами, которые могли бы сделать его имя широко известным. В 1898 году он окончил Мальцевское ремесленное училище и был призван на военную службу.
Свою судьбу - будущую жену и мать любимых им детей, Николай Николаевич-старший нашел не где-нибудь, а в родном доме. Евдокия Ивановна была родом из еще одной известной и большой владимирской семьи Курнавиных. Сохранилась в этой семье интересная легенда о происхождении фамилии: привез «в давнюю кавказскую войну» барин села Петраково близ Суздаля, откуда родом были Курнавины, «то ли пленного, то ли еще какого человека, который осел в этом краю», и звали его будто бы Курнак, или Кура-бек. Интересно, что легенда эта находила подтверждение во внешности и характере отца Евдокии Ивановны - Ивана Егоровича Курнавина (1855-1928): яркий брюнет, черноглазый, нос с горбинкой, вспыльчивый, горячий (его характер в семье так и назвали «армянским»), а также в характере и внешности его детей. Внучка Ивана Егоровича Ольга Петровна рассказывала, что все сыновья унаследовали от отца вспыльчивость и горячность, а все дочери были «брюнетками с южным типом лица». Самой красивой из дочерей была рано умершая от туберкулеза Ольга (1890-1919): высокая, гибкая брюнетка с изящными, «маленькими руками и ногами». В гимназии она слыла самой красивой из учениц. А прозвище ее было «черкешенка». Это семенное предание, конечно же, хорошо было известно и увлекшемуся историей внуку Ивана Егоровича Николаю Воронину, посвятившему в 1932 году любимой сестре Нине следующее замечательное стихотворение:
Мы с тобой немного азиаты,
Что-то есть от персов и армян.
Оттого ты носишь, словно латы,
Спой тугой цветистый сарафан.
И недаром, заглянув в альбомы,
В вечера приятельских минут
Нину многие из северных знакомых
Девушкой восточною зовут.
Береги характер непокорный
И свою мальчишескую стать.
У Ивана деда брови черны,
Oн умел и жить, и умирать.
Ты в него, я рад отметить это,
Нет в тебе славянского нытья.
Хороши у нас с тобой приметы,
Да не в деда вышел, видно, я.
Ну, расти, расти упрямой, умной,
Жизнь крои, как сарафан тугой.
Если жизнь идет дорогой бурной,
Не ходи дорогою другой.
Четыре сына и четыре дочери, бывшие значительно моложе детей Ворониных, подрастали у Курнавиных все в том же «вороньем гнезде», поскольку снимали Курнавины первый этаж воронинского дома. Здесь они жили сами, да еще держали собственную булочную: Иван Егорович Курнавин в молодости работал приказчиком в булочной Седова, поэтому и его профессией, а также профессией его сына Петра на всю жизнь стала профессия булочника.
Когда Н.Н. Воронин-старший окончил училище и был призван в армию. Дуняше Курнавиной. бегавшей по двору среди многочисленных братьев и сестер, отличавшихся по возрасту друг от друга на 1.5-2 года, было всего 12 лет. А вот позднее, бывая в родном доме на побывках, Николай уже никак не мог не заметить выросшей и похорошевшей девушки, и в июле 1903 года они обвенчались. Их дочь Н.Н. Черняховская свидетельствовала, что, несмотря на отсутствие среднего образования (2 класса церковно-приходской школы и акушерские курсы), Евдокия Ивановна была «сведуща во всех вопросах», много читала, и именно с нею ее высокоученый сын по приезде домой говорил, бывало, до 4 часов утра. А еще Евдокия Ивановна была «исключительной доброты человек».
Демобилизовавшись, Н.Н. Воронин сразу же пошел работать. Куда - мы не знаем, но в сохранившейся в архиве его внучек выписке из его трудовой книжки сказано, что общий стаж работы, подтверждающимся справками, до поступления на службу во владимирское Мальцевское ремесленное училище составлял 16 лет. В 1916 году Николай Николаевич навсегда (в буквальном смысле, поскольку настоять на его уходе на пенсию детям удалось лишь тогда, когда ему исполнилось 80 лет) связал свою жизнь с учебным заведением, давшим ему образование: был зачислен в штат Мальцевского училища (в 1919 году оно было преобразовано во Владимирский механический техникум) руководителем практических занятий. Начиная с 1932 года, он возглавлял учебно-производственные мастерские техникума. Добавим, что «родной» для Н.Н. Воронина техникум окончили не только его дети Александр и Нина, но и внучки - дочери Нины Николаевны.
Все, кто его знал, вспоминали, что был он «мастер-золотые руки», а дочь Нина свидетельствовала, что об отце говорили так: «от ювелирных до отхожих дел мастер». Николай Николаевич мог даже ремонтировать различные точные приборы (в частности, на памяти Нины Николаевны вставил паутинку в окуляр теодолита). Вообще же «умел делать все». Не случайно именно ему Президиум Владимирского губернского временного исполнительного комитета в мае 1917 года поручал совместно с П.В. Поповым руководить ремонтом Народного дома. Николай Николаевич хорошо рисовал, выжигал, выпиливал. В доме им были разрисованы все двери, он же делал резную детскую мебель. Для того, чтобы черпать сюжеты для творчества, Николай Николаевич собирал открытки с изображением произведений живописи. Раннее знакомство с изобразительным искусством своеобразно сказалось и на судьбе Николая Николаевича-среднего: по свидетельству сестры, «рисовал Коля очень здорово, карандашом и акварелью», а его первой женой, матерью его сына, стала Галина Корзухина, внучка известною художника-передвижника А.И. Корзухина и дочь архитектора Ф.А. Корзухина. Умение же рисовать передалось от Николая Николаевича-старшего одной из его правнучек - Екатерине Сергеевне Корнеевой, окончившей художественно-графический факультет Владимирского педагогического университета. Еe дипломная работа имела непосредственное отношение к истории родного города: триптих показывал, как выглядел, с точки зрения художницы, Владимир в разные исторические эпохи.
Н.Н. Воронин родился 13 декабря (по новому стилю) 1904 года во Владимире в доме №8 по улице 2-я Никольская. В метрической книге Знаменской церкви за 1904 год записано, что 30 ноября родился сын Николай у младшего унтер офицера Малороссийского полка Николая Николаевича Воронина и его жены Евдокии Ивановны. Так в семье Ворониных появился второй Николай Николаевич. Маленькому Коле, по моде того времени, сшили матросский костюмчик. Николай Николаевич-старший заказал к бескозырке ленту с надписью «Николай III». Учитывая, что царем в это время был Николай II, получились трения с полицией, и ленточку пришлось переделать.
Кроме Николая, в семье Ворониных были еще сын Александр и дочь Нина. Дети в семье были очень дружны, особенно братья. Николай и Саша вместе ходили за грибами, вместе рыбачили.
Поэзия очень рано увлекла Воронина-младшего. Стихи он начал писать рано и писал их всю жизнь. Современный Владимир, с его обилием памятников архитектуры, и сегодня производит неизгладимое впечатление на любого человека. А в начале ХХ века старая архитектура, безусловно, была доминантой городского пейзажа. Это не могло не сказаться на формировании интересов Воронина-младшего. Именно древнерусская архитектура и, конечно, родная владимирская, стали впоследствии делом всей жизни Воронина-ученого.
Еще одним увлечением Воронина-младшего стало рисование и живопись. И не стоит удивляться, что темами его работ были природа и архитектура.
1914–1918 – годы учебы в гимназии, преобразованной в единую трудовую советскую школу 2-ой ступени.
После революции Воронины покидают родовое гнездо и живут в деревянном доме на улице Большие Ременники. Воронину-младшему пришлось рано повзрослеть и начать работать. При выборе места работы проявилась вполне взрослая целеустремленность, верность избранному на всю жизнь пути. Он поступил во Владимирский Исторический Музей на должность научно-технического сотрудника и проработал там два года (1918 - 1920).
Получив в музее ценный начальный опыт научной и экспедиционной работы, в 1920 году молодой Н.Н. Воронин поступает во Владимирский Институт Народного Образования (ИНО). Параллельно с учебой Н.Н. Воронин интенсивно занимается и другой деятельностью, особенно в летний период 1922-23 гг. Тут и работа по организации Губернского комитета помощи голодающим Поволжья, и участие в проведении сельскохозяйственной переписи, и многое другое. Н.Н. Воронин окончил ИНО в 1923 году, сдав за один год программу за II и III курсы.
Весной 1923 года он был зачислен в Союз работников просвещения, а осенью по командировке Союза поступил в Ленинградский Государственный Университет (ЛГУ) на археологическое отделение. В 1926 г. закончил факультет языкознания и материальной культуры и одновременно архивные курсы.
Молодой практикант Н.Н. Воронин, научный сотрудник Губархива. Фото 1924 г.
В студенческие годы часто приезжал на родину и неутомимо путешествовал во Владимирщине: изучал, рисовал, фотографировал здешние памятники архитектуры. В 1928–1931 гг. учился в аспирантуре Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК). Научным руководителем его был профессор К.К. Романов, исследовавший белокаменные соборы в Суздале и Юрьеве-Польском. В 1929 г. в «Сборнике аспирантов ГАИМК» опубликована аспирантская работа Н.Н. Воронина «К истории русского зодчества XVI в.». По окончании аспирантуры год прослужил в Красной Армии, затем вернулся в ГАИМК и вскоре стал одним из ведущих сотрудников сектора феодализма.
Д. Рохлин в монографии "Болезни древних людей", последнюю главу - " Скелет великого князя Андрея Боголюбского" начинает с примечательного для владимирцев эпизода: "В декабре 1934 года историк Н.Н. Воронин привез скелет и просил детально обследовать его и выяснить те особенности, которые могли бы облегчить идентификацию личности. Предварительное исследование позволило установить наличие старых заживших ранений и большого числа "свежих" ранений. Установленные нами данные настолько соответствовали летописным сведениям о великом князе Андрее Боголюбском, что принадлежность скелета данной исторической фигуре становилась бесспорной".
В 1934 г. вышла книга Н.Н. Воронина «Очерки по истории русского зодчества XVI в.». Без зашиты диссертации автору было присвоено за эту книгу звание кандидата исторических наук. В процессе работы над ней родилась целая тема, ставшая на целые 30 лет настоящей исследовательской страстью ученого: роль владимиро-суздальского зодчества в истории архитектуры и художественной культуры Руси. Он занимается археологическими раскопками городищ, сельских поселений, курганов; одновременно заново обследует уже известные памятники зодчества. В 1935–1939 гг. археологически исследует боголюбовский дворец, в 1935 г. – Георгиевскую и Спасскую церкви XII века во Владимире.
«Раскопки во Владимире
Отчетный годовой пленум государственной академии истории материальной культуры им. Н.Я. Марра, на котором были заслушаны доклады о раскопках 1936 года во Владимире и Суздале, проведенных силами академии, Ивановского и Суздальского музеев, отметил в своей резолюции необходимость расширения археологического изучения русских феодальных городов, которые до сих пор не привлекали должного внимания. В число этих древних феодальных центров одно из первых мест принадлежит Владимиру и его древней области. Начатые еще в 1934 г. небольшие работы в Боголюбове и Владимире увеличиваются из года в год и сейчас превратились в постоянную Владимиро-Суздальскую экспедицию академии.
В течение июля во Владимире будут продолжены начатые в прошлом году раскопки ворот и стены детинца на площади около Успенского собора. В связи с полученными в 1936 г. результатами, масштаб раскопок текущего года будет расширен и охватит не только названные архитектурные сооружения, но и значительную площадь к ним приникающую, изучение которой позволит глубже осветить материальную культуру города в XII веке.
Особый интерес в этом отношении представляют два участка: первый — к западу от ворот, где под песком вала был открыт непотревоженный позднейшими разрушениями культурный слой XII века, и второй — также нетронутый массив культурного слоя внутри самого пролета ворот. По линии изучения укреплений детинца предполагается вскрыть до конца восточное крыло стены и обследовать западную стену, только намеченную в раскопках 1936 года, а также полностью раскрыть самые ворота.
Увеличение ассигнований на эти работы со стороны академии истории материальной культуры и Всесоюзной академии художеств, а также вложение владимирским музеем своих средств, — почин в высокой степени радостный, — позволят произвести и некоторые дополнительные работы во Владимире и Владимирском районе. В числе этих дополнительных задач, стоящих перед экспедицией, нужно указать на разведки около древних зданий XII века во Владимире и Боголюбове, а также обследование двух городищ на Клязьме: Курмыша под Добрым селом и Осовецкого городища.
Кроме того, прикомандированные к экспедиции студенты академии художеств будут работать по обмерам ряда памятников зодчества и собирать материал для решения интереснейшего вопроса об организации и количестве рабочей силы, при которой могли быть созданы данные памятники (Покров на Нерли, Успенский собор).
Таковы задачи, стоящие перед экспедицией этого года. Мы убеждены, что они будут успешно разрешены и поднимут еще выше интерес к археологическому изучению древней Владимиро-Суздальской страны.
Начальник экспедиции Н. Воронин» («Знамя», 22 июня 1937).
«Первая часть работ этого года по раскопкам ворот детинца во Владимире закончена. Сейчас экспедиция переходит ко второй задаче — раскрытию стены детинца и части площадки двора, примыкавшего к стене.
Как показали раскопки, стены древних ворот действительно были целиком разобраны в начале прошлого века при постройке существующей соборной колокольни; сохранился лишь самый нижний ряд кладки фундамента, лежащий непосредственно на забутке рвов; выше этого ряда поднимается оплывшая масса внутреннего бута стен, прикрытая позднейшими наслоениями строительного мусора. Характер напластований почвы показывает, что для выборки камня ворота были обрыты кругом, камень был выломан и рвы засыпаны мусором. В связи с тем, что раскопка велась, главным образом, в толще этих поздних завалов, особенно интересных вещевых находок нет. Основной результат работы — полное восстановление плана древней постройки и изучение ее техники.
В последнем отношении следует отметить интересное крепление сваями всего южного края ворот; они не глубоки и связаны, по всей вероятности, с иной структурой материка в этой части постройки. Увеличилась коллекция поливных плиток от пола надвратной церкви Иоакима и Анны, построенной на воротах детинца в конце XII века епископом Иоанном. Древний пол, кроме того, имел части, набранные из штучной поливной мозаики, образовавшей пестрые узоры — один кубик этой мозаики был найден при раскопках. Найдено также несколько новых обломков резных камней с фасадов этой церкви, представляющих, главным образом, разные капители с растительным орнаментом.
Раскопками был вскрыт также массив культурного слоя, нараставший в пролете ворот в течение столетий. Он дал большое количество обломков древней посуды, из которых следует отметить один фрагмент лепного от руки большого сосуда из грубого теста с примесью крупного песка, он может быть датирован VIII-IX веками; интересны обломки сосудов на особой ножке, очень редких и мало изученных. Кроме этого массового материала найдены несколько обломков витых стеклянных браслет, обломок каменного креста.
Начало работ над вторым участком площади детинца, примыкающем к Пушкинскому бульвару, уже дало интересные результаты, открыта часть западного крыла стены детинца; она в этой части сохранилась прекрасно и прикрыта лишь слоем дерна. Приходится удивляться, как она не была открыта раньше.
Таковы в кратких словах основные результаты первых 15 дней работы экспедиции.
Начальник Владимирской экспедиции Н. Воронин» («Знамя», 20 июля 1937).
«Трудящиеся города живо интересуются производящимися сейчас раскопками близ Успенского собора. За последние два дня раскопки посетило свыше 500 любознательных горожан. Пояснения во время осмотра давал начальник экспедиции тов. Воронин» («Знамя», 2 августа 1937).
«Разведка заклязьменных курганных могильников
Исследование погребений, как и древних поселений человека, городов, селищ, городищ, стоянок, является одним из средств археологического раскрытия жизни давно минувших эпох.
Курганы нашей области относятся к периоду IX — XII веков, времени разложения родового, доклассового строя и установления в первых столетиях феодального общества. Курганы представляют собой небольшие, круглые в плане насыпи, обычно группирующиеся по нескольку десятков вместе. Изучение этих древних кладбищ дает археологу и историку материал для суждения о классовом строении общества, масштабах различия богатых и бедных, идеологии общества, оставившего эти могилы.
Обычно в народе курганы именуются «танами» и совершенно неосновательно связываются с крестьянской войной начала XVII века и польской интервенцией — в действительности наши курганы на 5—8 веков старше этих событий.
Однако, эти памятники прошлого очень сильно пострадали в середине прошлого века, когда во Владимирскую и смежные губерния была направлена одна из первых археологических экспедиций во главе с графом А.С. Уваровым и П.С. Савельевым. Снаряженная на царские средства, экспедиция имела задачей найти в загадочных могилах древней Суздальско-Владимирской земли богатые погребения князей, дворян и бояр, дать материал для характеристики их быта и истории. Было раскопано свыше 7.000 курганов. Огромное большинство их разочаровало придворных археологов: могилы оказались очень бедными, сельского полуязыческого почти не русского населения. Работы были прекращены, а все коллекции, в результате примитивной техники графских раскопок, превратились в груду вещей, потерявших свою историческую документальность.
Перед советскими историками материальной культуры и местными музеями встает задача учесть уцелевшие от уваровского погрома памятники старины и изучить их.
Владимирский музей включил эту тему в план своей научной работы. Первым шагом к ее реализации и явились разведка сотрудников экспедиции государственной академии истории материальной культуры, которые исследуют курганные могильники за р. Клязьмой.
Уже обследован лог около с. Кусунова, в котором, по сведениям, имелись остатки 10 курганов, однако, эти курганы не сохранились.
Большой интерес представила поездка в д. Уварово. Здесь, по указаниям колхозника т. Хрупалова, были зафиксированы две курганных группы: первая в полях по дороге от Уварова к Львовскому озеру и вторая на берегу озера. Старое название озера «Вохчера» или «Вачехра», принадлежащее еще дорусскому населению, теперь забыто. Круглое, как серебряное блюдо, озеро охвачено с трех сторон торфяниками и только с юга имеет, песчаный берег, покрытый сосновым лесом. Здесь расположено 27 курганов, из которых 11 разрыто самым варварским способом неведомыми кладоискателями. Нами раскрыто два кургана. Обнаружен любопытный случай парного погребения: покойники положены головой на запад непосредственно в курганной насыпи, костяки сильно истлели; вещевые находки очень бедны, у висков одного костяка маленькие медные кольца — единственное украшение покойного, на груди положен кремень; у соседнего костяка — на груди кремень и огниво (кресало), никаких украшений нет. Два погребения второго кургана — без вещей. Курганы несомненно принадлежат местному приозерному сельскому населению и относятся, по всей вероятности, к XII веку.
Начальник экспедиции Н. Воронин» («Знамя», 22 июля 1937).
«Раскопки в Боголюбове
Экспедиция Академии Художеств в текущем году продолжала работу предшествующих лет (1934-35 гг.), когда была вскрыта южная башня стены Боголюбовского замка и почти полностью изучены скрытые в земле цоколя собора 1158 года.
В плане этого года стояла задача разыскать дворец Андрея Боголюбского и разрешить вопрос о переходе в него из лестничной башни. Эта тема давно привлекала внимание ученых, но разрешалась путем теоретических умозаключений без попытки их археологической проверки.
Площадка нашего раскопа была ориентирована относительно заложенной во втором этаже башни двери, с расчетом, что и переход и дворец расположены на одной прямой линии с собором и башней. Мы ожидали найти следы каменной или деревянной опоры, на которой держался балкон перехода, как считалось до сих пор — так же деревянный. Однако сравнительно небольшая площадка, вскрытая нами (80 кв. м.), принесла результаты, превзошедшие все ожидания. Цоколь лестничной башни лежит на глубине 175 см., базы колонок аналогичны соборным. К цоколю башни примыкают под углом сложенные из белого камня цоколя перехода. Переход представлял, как выяснилось, весьма монументальное сооружение в виде высокой каменной стены толщиной 3,25 м. и длиной вероятно около 11 м. с двумя арочными проходами южным и северным, тяги арок были профилеваны и украшены орнаментом. Между арками помещались рельефные украшения; при раскопках найдена прекрасная голова собаки резанная из камня — это первый пример самостоятельной скульптурной фигуры (круглая скульптура), подтвердивший нашу гипотезу о применении в строительстве Андрея круглых скульптур для декоровки зданий. Арки и карнизы были окованы позолоченной медью, гвозди сохранились на одном арочном камне, несколько обломков меди найдено в раскопках. На этих, сверкавших позолотой, арках лежал переход, выстланный цветными поливными плитками желтого, коричневого, зеленого тонов. Введение этого рода декоративного убранства следует усваивать таким образом мастерам Андрея.
Двор, вымощенный белокаменными и тутовыми плитами, спланирован с расчетом на сток воды. В северном проходе сохранился сложенный из нескольких белых камней водосток, имеющий уклон по направлению к обрыву горы. Таким образом весь красочный и живописный ансамбль белокаменных построек замка поднимался над идеальной поверхностью белокаменной же вымостки.
В направлении дворца наши раскопки встретились с поздними кирпичными монашескими склепами, которые совершенно разрушили старые культурные напластования и архитектурные остатки. Однако и теперь представляется несомненным, что дворец Андрея был, как и переход, каменным и задачей работ следующих лет является разыскание его стен. Общая композиция замкового ансамбля также выясняется с достаточной полнотой. Собор и примыкающие к нему переход на арках и лестничная башня ориентированы фасадом на восток, переход и дворец — на юго-восток, следуя излому рельефа местности и обращаясь к реке, где, видимо, была пристань. Однако, вся группа названных зданий имела и второй фасад — западный, выходивший на главную площадь замка, куда приезжавшие рекой попадали через арки переходов по сторонам лестничной башни; ее западный фасад украшен поэтому двумя аркатурными пажами.
Видимо также с особой роскошью был отделан и западный фасад собора; его открытый раскопками портал, подобно аркам перехода, был окован волоченой медью; железные гвозди, сохранившие медные окислы, подтвердили изумленные слова летописца: «двери же и ободверья златом кованным устрои».
В раскопке западного же фасада были найдены два прекрасных фрагмента скульптурного убранства собора: женская маска и голова пророка с характерным пораболическим романским профилем лица. Интересно, что техника вкладки рельефов оказалась своеобразной, как своеобразен и весь художественный облик дворцового собора: рельеф размещен на квадратной тонкой плоскости камня, хвостовая часть которого представляет длинный плоский клин, входивший в бутовую заливку стены. Вокруг собора, как и под переходом, шла прекрасно сделанная вымостка из белокаменных плит.
Третьей задачей была раскопка основания белокаменной чаши, стоявшей под кирпичным «святым шатром» XVII века, против западного фасада собора. Местные предания упорно связывали эту постройку со строительством Андрея Боголюбского.
Б.И. Григорьевым мне было сообщено, что по его наблюдениям подножием чаши служит белокаменный круглый столб. Раскопки же открыли нечто совершенно неожиданное и исключительно интересное. Белокаменное подножие чаши, скрытое несколькими кирпичными и одной плитяной вымостками (с XVII в. и позднее), представляло собой три расширяющихся круга, выложенных из прекрасно вытесанных радиальных каменных плит. Эти три ступени подводили к чаше, ножка которой, обтесанная в позднейшее время, первоначально была круглой и имела в основании характерные романские рога. На дне чаши высечен четырехконечный крест. Чаша предназначалась для «святой воды». Такие чаши обычны для соборов западной Европы ХІ-ХІІ веков и ставились или в притворах или перед входом в собор.
Следует упомянуть о находке весьма интересного и загадочного погребения около северо-западного угла лестничной башни. Прямо в вымостку XII века, заподлицо с ней, была опущена белокаменная гробница прекрасной тески и сложной формы (с полукруглым изголовьем и плечами). Она была разбита на несколько кусков еще в древности, очевидно при разрушении зданий дворца (ХIII в.), но ограблению не подверглась, будучи погребена под грудой обломков. В гробнице оказался совершенно непотревоженный костяк мужчины крупного роста без всяких вещей и культовых предметов. Судя по качеству гробницы и почетному месту погребения оно принадлежало какому-то значительному и важному лицу. Костяк будет подвергнут специальному изучению.
Трудно переоценить огромный историко-художественный и исторический интерес открытых памятников. Они рисуют нам «Боголюбов-город», этот важнейший политический центр древней Руси XII века, как подлинный европейский замок с монументальными каменными постройками светского и культового характера. Они разрушают до конца старую реакционную теорию дворянской историографии об особых путях исторического развития восточной Европы и древней Руси; на фоне «деревянной» страны XII века, археологическая лопата воскрешает каменные стены и здания Андреевского феодального замка.
Небольшие раскопки, принесшие столь интересные результаты, заслуживают продолжения и расшпрения. Перед Владимирским музеем, развертывающим в Боголюбове свой филиал, стоит задача немедленно добиться объявления территории Боголюбовского монастыря заповедником, с тем, чтобы обеспечить ее от застройки до проведения раскопок на всей площади около собора и здания школы, где вероятна находка стен самого княжеского дворца.
Руководитель археологических работ Н. Воронин» («Знамя», 30 августа 1937).
В 1940 г. археологически исследует Ярославль. В 1941 г. вышел в свет обобщающий труд «Архитектурные памятники Владимиро-Суздальской Руси». В 1941 г. Н.Н. Воронин добровольно вступил в ленинградское ополчение, вскоре был ранен, демобилизован и эвакуирован в Москву; там с тех пор и поселился. За участие в Великой Отечественной войне награжден медалями («За оборону Ленинграда» и другими).
В 1944 г. Николай Николаевич защитил докторскую диссертацию «Архитектурные памятники Владимиро-Суздальской Руси», в следующем г. получил звание доктора исторических наук, в 1948 году ВАК утверждает Н.Н. Воронина в ученом звании профессора.
В послевоенные годы продолжилось изучение древнерусских городов: раскопки в Муроме (1946), Гродно (1948), Старице, Коломне, Твери и др. В 1952 г. за участие в создании двухтомника «История культуры древней Руси» Н.Н. Воронин был удостоен Государственной премии. В 1953–1955 гг. продолжил исследования во Владимире, Боголюбове, церкви Покрова на Нерли, в 1954–1956 гг. – в Ростове, в 1959 г. – в московском Кремле, в 1960 г. – Нижегородском кремле. Исторический подход, комплексный, многогранный метод исследования – археологические раскопки, архитектурный анализ, изучение летописных и архивных текстов – привели к замечательным успехам. Итогом 30-летних исследований широкого круга памятников стал монументальный труд – двухтомник «Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков», настоящая «библия» историка архитектуры.
В 1950 году Н.Н. Воронину вместе с другими членами авторского коллектива за участие в составлении второго тома сборника «История культуры древней Руси» была присуждена премия Президиума АН СССР. Позднее, в 1950 году, за участие в создании I и II томов «Истории культуры древней Руси» ему была присуждена Сталинская премия II степени.
1954 год для Н.Н. Воронина был юбилейным: ему исполнялось 50 лет. Если считать первой его печатной работой статью «Крестьянское движение во Владимирском крае в XVII веке», опубликованную во Владимире в 1925 году, то за плечами юбиляра было без малого четверть века научной деятельности и более 100 научных работ. В этом году Н.Н. Воронин был награжден вторым орденом Трудового Красного Знамени.
В 1958 году выходит из печати знаменитый «Спутник по древним городам Владимирской земли». После первой публикации эта книга неоднократно переиздавалась, была издана за рубежом. Успех этой книги объясняется, наверно, гармоничным сочетанием строго научного подхода с популярностью изложения, умением рассказать о сложных вещах простым, живым и ясным языком. «Спутник» был самой заметной, но не единственной публикацией этого года. В 1958 году у Н.Н. Воронина - более 20 печатных работ.
В 1961 году умер его отец, похоронен на Князь-Владимирском кладбище, рядом с женой Евдокией Ивановной, умершей в 1939-м году.
В 1961 году вышел из печати первый том книги Н.Н. Воронина «Зодчество северо-восточной Руси ХІІ-ХѴ вв.», а в следующем - второй том. В 1962 году многолетний труд Н.Н. Воронина был удостоен Ленинской премии.
Выход этой книги явился крупным событием в исторической науке. О некоторых причинах столь громкого успеха наверно лучше всего написал Д.С. Лихачев (Отзыв. Архив ИА РАН):
«Н.Н. Воронин привлекает для изучения истории архитектуры самые разнообразные письменные источники: летописи, агиографические произведения, слова и поучения, церковные службы, тексты антиминсов, родословицы, писцовые книги, статейные списки, патерики, четьи минеи, записи местных преданий, свидетельства иностранных путешественников, строительные, ремонтные и проектные документы XVII - XIX вв. из местных и центральных архивов, граффити, надписи на иконах и в стенных росписях, миниатюры лицевых рукописей и т.д.».
И далее там же:
«С полным основанием труд Н.Н. Воронина может быть определен как его патриотический подвиг».
В 1962 г. Воронин увлекся древним Смоленском, итог – монографии «Смоленская живопись XII-XIII вв.», «Зодчество Смоленска XII-XIII вв.» (совместно с П.А. Раппопортом).
Николай Николаевич всегда отличался удивительной работоспособностью: ему удавалось публиковать по 20 капитальных статей в год. При этом он обладал незаурядным литературным дарованием, все его труды написаны живым, сильным, метафорическим языком.
Несколько изданий выдержала небольшая книжечка-путеводитель «Владимир – Боголюбово – Суздаль - Юрьев-Польский».
Но, к сожалению, ресурс человека ограничен, и к концу 60-х годов здоровье Н.Н. Воронина начало давать сбои. Проблемы со здоровьем не позволяли заниматься любимой работой в привычном напряженном режиме, а к этому Н.Н. Воронин оказался не готов. У него не нашлось запасного варианта на этот случай, не было «хобби», потому что его «хобби» всю жизнь была его работа. Он очень тяжело переживал создавшуюся ситуацию.
В 1973 году Н.Н. Воронин ушел из Института археологии, получив последнюю, из числа многих, благодарность от руководства института.
В знак общественного признания полувековой научной деятельности Воронину Николаю Николаевичу 6 ноября 1974 года присвоено звание Почетного гражданина города Владимира. Он стал первым из почетных граждан уроженец Владимира.
Николай Николаевич Воронин скончался 4 апреля 1976 года. Похоронили Н.Н. Воронина на кладбище около села Байгуши на центральной аллее известных людей города Владимира.
Источники:
- Почетные граждане города Владимира. - Владимир: Фолиант, 2003
- Г.Г. Мозгова «Воронье гнездо».
- Николай ВОРОНИН. ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОТЦЕ.
Первая публикация стихов Н.Н. Воронина
Г.Г. Мозгова. Материалы шестой городской краеведческой конференции (г. Владимир, 16 ноября 2010)
Во вступительной статье «Поэтический мир Николая Николаевича Воронина» к сборнику «Боренье двух начал» его редактора-составителя С.П. Гордеева говорилось, в частности, о том, что до сих пор поэтическое творчество нашего земляка пребывает в безвестности, поскольку стихи Н.Н. Воронина «не предназначались для печати». С.П. Гордеев констатировал, что стихи цикла «Древние современники» Н.Н. Воронину так и не довелось увидеть напечатанными, а составленный им самим сборник стихов («Боренье двух начал») увидел свет спустя почти 30 лет после смерти автора.
Однако именно архив семьи Кнопф-Машковых говорит о том, что Н.Н. Воронин видел свои стихи опубликованными, и опубликованы они были очень рано, еще в период его жизни во Владимире. И эти ранние стихи тем интереснее для нас, что они говорят о том, что чувствовал, чем жил их автор еще во Владимире, до поступления в Ленинградский университет, во время учебы во владимирском Практическом институте народного образования (ПИНО) (1920 - 1923). В 1922 г. увидел свет маленький сборник стихов владимирских самодеятельных поэтов «Астры» (Владимир, 1922). Сборник подготовили к изданию девять поэтов, входивших в группу «Стрежень». Помимо Н.Н. Воронина, это: Михаил Владимирович Машков (под псевдонимом М. Быковский), Николай Шемянов, А. Круковский, Инна Карэм, И. Шумилов, Василий Чечерский, А. Листовская и Иван Соин. Авторы также поместили в сборник стихи Нины Осиповны Быковской, «преждевременно погибшей поэтессы, одного из тех человеческих существ, которых страдание не ожесточает, но делает чище и лучше».
Из перечисленных имен, помимо М.В. Машкова, для нас интересны еще два, дающие представление о том, каков был круг общения юного Николая Воронина. Во-первых, это Николай Николаевич Шемянов (1877 - 1959). Он родился в Томске, но детские и юношеские годы провел в Шуе, где его мать долгие годы работала акушеркой. Окончил Шуйскую мужскую гимназию и физико-математический факультет Московского университета. С 1909 г. преподавал во Владимире математику в реальном училище, а в советское время - в 4-й трудовой школе, в ПИНО и Владимирском педтехникуме, т.е. скорее всего, как и М.В. Машков, являлся преподавателем Н.Н. Воронина. С осени 1930 г. преподавал в педагогическом институте Ярославля, последние годы заведовал в нем кафедрой методики математики. Со студенческих лет увлекался литературной деятельностью: писал стихи, пьесы, статьи для театральных журналов. Одним из его ближайших друзей был Л.С. Богданов, в личном фонде которого в ГАВО сохранились письма Н.Н. Шемянова. В начале 1920-х гг. второй женой Н.Н. Шемянова стала племянница известнейшего в России начала XX в. поэта, нашего земляка, К.Д. Бальмонта, дочь его брата Александра - Вера (1896 - ок. 1959).
Автора этого материала особенно привлекает другое имя из приведенного выше списка - поэта Ивана Соина. Это, безусловно, гороховецкий фотограф Иван Степанович Соин (1878 - ?), член партии эсеров. Еще в 1913 г. И.С. Соин издал в Гороховце единственный сборник своих стихов «Мои песни». В 1915 г. он уехал на Кавказ, где сотрудничал в газетах «Терский вестник», «Северный Кавказ». Вскоре вернулся в центральную Россию и жил в с. Юже Шуйского уезда Владимирской, ас 1918 г. - Иваново-Вознесенской губернии.
С.П. Гордеев отмечал: «Чтобы лучше понять произведение, обычно советуют заглянуть в душу его создателя. Нам же наоборот, только стихи позволяют обозначить биографию души поэта. Вчитываясь в них, начинаешь понимать, что личная жизнь его была далека от безоблачной. Не случайно столь часты в его лирике элегические мотивы - раздумья об одиночестве, уходящей молодости, тающих силах, потерях друзей...». Это замечание относится к творчеству Н.Н. Воронина в зрелые годы. А что же 18-летний Николай? Нельзя сказать, что его стихи как-то особенно мрачны, но в целом они под общим названием «Складень» ни в чем не противоречат рецензии, написанной на сборник известным во Владимире начала 1920-х гг. поэтом и журналистом Дмитрием Рабочим: «Жаль, очень жаль людей, которым приходится рекомендовать... посушиться. Остальное - вздохи о лунных ночах, о любимой и... ни слова о труде, о прекрасной жизни. “Астры” - сплошное нытье, сплошные жалобы на то, что “Астры” (вы понимаете - астры последние осенние цветы) умирают, потому что идет уже революционный снег и им в жизни места не остается». То, что, видя «революционный снег», «грустили» в своих стихах люди старшего поколения, те же М.В. Машков, Н.Н. Шемянов, И.С. Соин, нет ничего удивительного. Но и стихи совсем юного Николая Воронина пронизаны отнюдь не революционными мотивами: монастыри, кельи, лампады, послушницы, Успенье Пресвятой Богородицы и уже тогда любимый Суздаль, архитектуре и истории которого впоследствии будет посвящено много работ.
В архиве сына М.В. Машкова сохранились интереснейшие материалы, связанные со сборником «Астры». Это целый альбом дружеских шаржей, выполненных М.В. Машковым на своих товарищей - поэтов-авторов сборника, а также посвященных ими ему стихов. Николай Воронин - самый молодой участник сборника, и неудивительно, что на отведенных ему страничках, хозяин альбома прежде всего обращает внимание на молодость своего юного друга-поэта, на несвойственную его возрасту «тоску» по монастырям, вообще по прошлому. Вот подпись под дружеским шаржем на Николая Воронина, выполненным М.В. Машковым: «Дитя XXII века Коля Военкин, 9 лет от роду, пишет хорошие стихи и влюблен в схимонахиню Покровского Суздальского женского монастыря Капитолину 97 л. Хотел вступить в тот же монастырь - не принимают. С горя вступил в институт (неженский) народного образования».
А вот стихи, посвященные «Коле», написанные на обороте этого шаржа:
Покушавши тепленькой кашки,
Он грезить до полночи рад
О том, как по кельям монашки
Пред Спасовым ликом кадят;
Как бродят монахи по валу;
Вздыхая о чем-то своем,
О том, что когда-то бывало,
И все поросло уж быльем...
На Колю надели рубашку
И шапку из старой дохи.
Он кушает манную кашку
И пишет в тетрадку стихи.
В них - Суздаль, монахи, монашки,
Полей бесконечная ширь,
И запах дурманный ромашки,
И спящий во тьме монастырь.
На Коле - из ситца рубашка
И шапка из старой дохи;
А возле - остывшая кашка
И в старой тетрадке стихи.
М.В. Машков не случайно упоминает в подписи к шаржу монашку Покровского монастыря. Одно из стихотворений Н.Н. Воронина, вошедшее в сборник «Астры», с подписью под ним «Покровский жен. мон.» называется «Послушница». Конечно, речь в нем идет не о старухе Капитолине, а о 16-летней девушке, «гибкой лозе», как называет ее автор. В этой связи интересно письмо Н.Н. Воронина А.Д. Варганову от 2 июня 1971 г., хранящееся в личном фонде Варганова в ГАВО. Вот что пишет Н.Н. Воронин: «Получил твое горестное послание и тут же снял на машинке копию с “монастырских” абзацев и переслал в О-во Иванову. По телефону он мне сказал, что Покровский спасти не удастся, а Спасский - по его словам - не будет гостиницей: его целиком, якобы, передали под музей. Я бы, пожалуй, легче уступил Спасский, так Покровский с его келейками и тишиной поистине уникален и неповторимо поэтичен. Еще в 1923 г. я был там с отцом (вывозил во Вл-р архивы к Неофиту Малицкому), пили у игуменьи чай с вареньем, а я стрелял глазами в хорошенькую послушницу. Тогда мне было всего 19 годиков!».
Благодаря альбому М.В. Машкова, мы теперь знаем и еще несколько достаточно ранних стихотворений Н.Н. Воронина, не увидевших публикации. Это и вписанное в альбом старшего товарища в декабре 1922 г. стихотворение «В Андреевском», и венок триолетов «Распутья» (октябрь 1923) с посвящением: «Михаилу Владимировичу на память о поре триолетомании», и более поздние и соответственно более зрелые стихи, записанные сюда же в январе - июне 1925 г.
Все их, как и стихи из сборника «Астры», мы публикуем.Стихи из сборника «Астры» СУЗДАЛЬ
Сусальным золотом храмов,
Белым камнем стройных церквей
Ты, как сказка, как фата-моргана,
Брезжишь в далях пустых полей.
И дрожат в лиловатой дымке
Раскаленным златом кресты,
Словно ночь на извечной синьке
Днем развесила шитые холсты.
И с полей безбрежных равнинных,
С васильковых невидимок - меж,
Глаз влюблен в мираж живой старинный -
В зыбкий, призрачный, мерцающий китеж.
ПОСЛУШНИЦА
Тебе всего шестнадцать лет,
Лучисты синие глаза,
Но Богу дряхлому обет
Дала ты, гибкая лоза.
Под черный куколь кудри кос
Сокрыла ты, и бледен лик...
Скажи - что даст тебе Христос,
Твой вечный призрачный жених?!
Зачем? Вернись.... Уйди назад
Из мертвых стен монастыря, -
Весна оделась в свой наряд
И с солнцем обнялась заря.
Оставь связующую келью,
Молитвы, строгий черный чин;
Навстречу скорби и веселью
Вернись в сияющую синь!..
Тебе-ль, русалочка, молиться
И четки двигать на руках?
С иконой темной затвориться,
И жизнь увидеть в грезах-снах?
Покровский жен. мон.
УСПЕНЬЕ
В многозвездную ночь Успенья
На пустом монастырском валу
В упокойном протяжном пеньи
Хоронили победу злу...
Погребали без стонов и криков
Отошедшую Божию Мать,
И не смели в забралах шлыков
Блеск слезы на миг показать.
А далекие звезды глядели
На дрожанье людских свечей
И купали в небесной купели
Золотые сережки тоски своей...
Успенский мон.
ВДОХНОВЕНИЕ
В углу у образа лампада догорела.
Молчала ночь. Я ждал и кончил ждать.
И вот опять в тиши ночной, опять
Свирель волшебная, чаруя, зазвенела.
Безвестный голос что-то говорил,
А я один в лампадном полумраке
Рукой благоговейною чертил
На бледных лоскутках таинственные знаки. Стихи из альбома М.В. Машкова В «АНДРЕЕВСКОМ»
Старинный барский дом за белою оградой
Тоскливо смотрит впадинами окон,
Огромный темный парк гудит ветвями сзади,
И лебедь на пруду тоскует одиноко.
Гуляет ветер в голубых покоях
И треплет тленный шелк на пыльном балдахине.
И кто-то разорвал китайские обои,
И крутится в углах седая паутина.
Оборвана с изящных кресел кожа,
Тускнеет блеск двора Елизаветы...
Из рам глядят надменные вельможи -
Былых людей помпезные портреты.
И плачут жалобно тоскующие люстры...
Амур бескрылый спрятался в углу...
И в анфиладах бесконечных пусто...
Темно и холодно...
XII. 1922 г.
РАСПУТЬЯ (венок триолетов)
О, неизбежная тоска
Крестов стоящих на распутье,
Ты мне понятна и близка,
О, неизбежная тоска.
Закрылось небо мокрой мутью,
Душа хмельная пьянящей жутью.
О, неизбежная тоска
Крестов, стоящих на распутье.
2
О, неизбежная тоска
Большой неведомой дороги
Круженья палого листа
О, неизбежная тоска
Без сожаленья и тревоги
Я бросил отчие пороги,
О, неизбежная тоска
Большой неведомой дороги
3
Крестов, стоящих на распутье
Я мысль потайную постиг;
И сторонюсь с тоской и жутью
Крестов, стоящих на распутье.
Я понял невозвратный сдвиг,
Сожегший сказки яркий миг.
Крестов, стоящих на распутье
Я мысль потайную постиг.
4
Ты мне понятна и близка,
Большая мука расставанья;
Как шелест вязкого песка
Ты мне понятна и близка...
Когда меняют очертанья
На небе облачные ткани,
Ты мне понятна и близка,
Большая мука расставанья.
5
О, неизбежная тоска
Неотвратимых сожалений,
Как ты несчастна и жестка
О, неизбежная тоска.
Непредугаданных сомнений
До боли ясны озаренья.
О, неизбежная тоска
Невозвратимых сожалений.
6
Закрылось небо серой мутью,
А дом покинутый далек.
Развесив мокрые лоскутья,
Закрылось небо серой мутью
В душе четки обрывки строк:
«Вернись назад, поверив в Рок!»
Закрылось небо серой жутью,
А дом покинутый далек.
7
Душа хмельна пьянящей жутью,
За хмурью слышен смутный шум
Над злой загадкой перепутья
Душа хмельна пьянящей жутью.
Кровавым потом диких дум
Истек изнеможенный ум.
Душа хмельна пьянящей жутью,
За хмурью слышен смутный шум.
8
О, неизбежная тоска
Мечтой отточенной потери!
Мечта моя близка, близка!
О, неизбежная тоска.
Последних мук разбиты двери!
Я в край обетованный верю!
О, неизбежная тоска
Мечтой отточенной потери!
9
Крестов, стоящих на распутье
Решен мучительный разлад.
Взвились огнем слепящим кнутья
Крестов, стоящих на распутье!
Осанна! Вот счастливых град!
Тоска ушла, как тень, назад.
Крестов, стоящих на распутье,
Решен мучительный разлад!
23.10.1923.
НА ПАМЯТЬ М.В. МАШКОВУ
Все мы, больные сплином,
С едкою желчью в крови,
Вязнем в зеленую тину
С хлипкою лодкой любви.
Бредим старинною былью,
Древние тени зовем,
Все мы, покрытые пылью
В маленьком доме своем.
Верим в молчания наши,
Слушаем ветер в трубе.
Столик трехногий пропляшет
Песню о нашей судьбе.
За верстовыми столбами
Жизни проезжих дорог
Тихую вечную память
Вьюга о нас не споет.
15.01.1925.
Вы только скажите - «мальчик»!
Вам будет только смешно,
Когда в свой детский бокальчик
Лью горькое Ваше вино.
В глазах Ваших столько грусти,
Как будто Вам скучно дышать,
Но ведь никого не пустит
В ларец запертый душа.
И грустно, что Вы артистка,
И жизнь вам - все та же игра,
Что все это только описка
Точеного жизни пера.
Пусть все это глупо и грустно,
И вам на меня смешно.
Но все ж отравляюще вкусно
Зеленое Ваше вино.
05.02.1925.
Был женат, а теперь разведен,
Снова тихую нянчишь сонь -
Это уху губительней меди
И для тела больней, чем огонь.
Приучу себя снова и снова
Тратить душу за слово и взгляд,
Примерять голубые оковы,
Надевать маскарадный наряд.
Чую сердцем - пути мои прямы -
Нет попутчиков в дикую темь,
Где сосновые древние храмы
Осеняют Ветлугу и Кемь
Я - упрямый, а сердцем молод,
Больно очи стремить назад,
Где могильные камни и холод,
Где за жизнь - не ответит взгляд.
03.06.1925.
Владимирская энциклопедия
|
