Среди раритетов библиотеки покойного владимирского архивиста, краеведа и литературоведа Георгия Овчинникова находился небольшой сборник стихов поэта Александра Чачикова «Чай-Хане». Книга была издана в 1927 году в Москве так называемым «Московским цехом поэтов» – чем-то наподобие позднейшего Союза писателей. На титульном листе этой книги имеется автограф автора: «Чох саол! (по-персидски «Очень благодарен») На долгие годы дорогому Якову Коробову! Селям Вашему талантливому перу! Александр Чачиков. 31.1.1928 г. Москва». Книга более чем 80-летней давности, да еще с авторским посвящением – уже исторический документ. И вполне уместен вопрос: кто же такой поэт Чачиков, кому он подарил и надписал свою книгу, и как она оказалась во Владимире?
Сегодня оба поэта – и Чачиков, и Коробов – оказались прочно забыты. Между тем их биографии – часть отечественной литературной истории, страницы которой связаны и с Владимирским краем. Наверное, трудно найти столь непохожих друг на друга людей, как Александр Чачиков и Яков Коробов. Они принадлежали к разным поколениям. Родившийся в 1893-м году Чачиков, по национальности армянин, настоящая фамилия которого Чачикашвили, был почти на 20 лет моложе своего собрата по перу Якова Коробова, появившегося на свет в 1874 году в с. Кусуново близ Владимира. И, тем не менее, их пути пересеклись…
5 мая 1874 года в селе Кусуново родился прозаик, поэт, журналист, мемуарист Коробов Яков Евдокимович. Семья Коробовых в 1877 году, когда Якову было 4 года, переехала из Кусунова в Ковергино, где он учился в Ковергинском училище. Учился в сельской школе, рано пристрастился к чтению. Читал всё, что попадало под руку, вспоминал он позднее. Как большинство крестьян этой местности, в молодости был отходником. Освоил в Москве на заработках профессию штукатура.
Стал пробовать свои силы как поэт и прозаик. Печататься крестьянский сын начал уже в 1899 году. В 1899 году первые заметки, стихи, рассказы, фельетоны Якова Коробова печатались в газетах «Клязьма», «Владимирец», «Владимирская жизнь» и др. В своих рассказах крестьянский сын по большей части рассказывал о том, что сам хорошо знал. Не зря его называли бытописателем русской деревни, о нём Максим Горький сказал: «Коробов - интересен». После службы в армии вернулся во Владимир. Работал сначала на железной дороге.
В 1904 году он был принят статистиком во Владимирскую губернскую земскую управу и продолжил занятия литературой. В те годы земство было настоящим гнездом оппозиции. Без сомнения, там Коробов близко сошёлся с П.Ф. Леонтьевым, который привлёк его к работе в газете. Поскольку газета была, как заявлено, «политической и литературной», она играла важную просветительскую роль, постоянно публикуя очерки о русских писателях и поэтах. Там можно было прочитать очерки о И.С. Тургеневе, Л.Н. Толстом, Н.Н. Златовратском, А.И. Полежаеве, Н.А. Некрасове и других. В газете печатались рассказы М. Горького, И.А. Куприна, Л. Андреева и многих других. Предположительно, литературная часть лежала на плечах Якова Коробова. В газете публиковались и его собственные произведения. В нескольких номерах «Старого владимирца» были опубликованы собранные им в Покровском уезде народные песни. Работа в газете дала будущему писателю материалы о жизни различных слоев населения, что потом послужило основой для написанных им книг, место действия которых часто связано с нашим краем. Иногда биографы и исследователи творчества Я. Коробова пишут о «газетной подёнщине», которая давила писателя, мешала творчеству. Однако, по словам самого Коробова, дни и годы, отданные газете, были не самым плохим временем в его жизни. Это объяснялось общим направлением газеты, которое определилось с самого начала, дружной работой коллектива единомышленников, сплотившегося вокруг газеты.
«На другой день (см. Черносотенный погром во Владимире 1 ноября (19-го октября) 1905 г.), под руководством пристава Дробышева, черная сотня устроила манифестацию на Большой улице, получила приветствие от губернатора и благословение от духовенства и громила либеральничающих адвокатов — Гвоздева и Котлецова, земцев, студентов и вообще интеллигентов и евреев... Около банка П.И. Лебедев был избит настолько сильно, что его пришлось поместить в больницу, а потом укрывать в деревне у Я. Коробова» (воспоминания Дегтярева Сергея Васильевича).
«Массовые обыски во Владимире в феврале 1908 г.
НАЧАЛЬНИК Московского Районного Охран. Отд. № 128. 13-го февраля 1908 г. ВЛАДИМИРСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ. 4. У служащего в Страховом отделе Владимирской Земской управы Якова Евдокимовича Коробова: рукописное стихотворение «На баррикадах», тетрадь тенденциозных стихотворений, 9 брошюр разного наименования... 18. У служащего во Владимирской Губ. Управе Якова Евдокимовича Коробова — 9 брошюр различного характера, 17 писем, некоторые из них носящие политический характер. По рассмотрении всего отобранного, совместно с прокурорским надзором, в отношении названных лиц будет или возбуждено формальное дознание, или переписка в порядке положения об охране».
В 1910-е годы поэт Коробов Яков Евдокимович жил на Ново-Гончарном переулке, д. 4.
Поистине всероссийскую известность владимирскому поэту принесли не добротные рассказы в жанре «капиталистического реализма », а… шутка! В 1913 году вместе со своим приятелем, поэтом Дмитрием Семеновским (сыном священника из Ковровского уезда), исключенным из Владимиpской духовной семинаpии за участие в забастовке, он составил сборник стихотворных пародий на популярнейшего тогда поэта, классика «серебряного века» Игоря Северянина. Под нарочито романтическим названием «Сребролунный орнамент» эта небольшая книжечка была напечатана в типографии М.Н. Леонтьевой во Владимире. В 1914-м Коробов и Семеновский там же выпустили и вторую часть «Сребролунного орнамента». Несмотря на небольшой тираж, эта владимирская шутка достигла Москвы и Петербурга, прославив авторов. Кстати, Семеновский позже стал профессиональным поэтом и посвятил Якову Коробову стихотворение «Родина». Сегодня Семеновского особенно почитают в Ивановской области, поскольку там он жил и работал много лет.
В 1913 г. были произведены обыски по предписанию департамента полиции, в целях ликвидации остатков Владимирской Окружной организации. В эту ночь были обысканы: И.Т. Морозов, Н.А. Лапшин, Г.Н. Щедрин, И.М. Петров (с.-р.), Яков Коробов (с.-р.) и ряд других лиц. За обыском последовало удаление с земской службы Ф.А. Благонравова, Морозова и Коробова, повлекшее за собой для них невозможность вообще работать в общественных учреждениях.
«Секретно. Г-ну Владимирскому губернатору. Имею честь уведомить ваше превосходительство, на предложения от 8 и 18 февраля за №№ 102 и 140, что Коробов, Щедрин, Морозов и Благонравов уволены от занимаемых ими должностей. Председатель Управы (подпись) № 3920; 24/11 1914 г. (Дело № 288 /за 1914 год)».
После Февральской Революции Губернский Временный Исполнительный Комитет выделил из своего состава следующие Комиссии: 1) Комиссию для выяснения участи арестованных, состоящую из следующих лиц: Г.Г. Козлова, Я.Е. Коробова, К.И. Мордвинова, Ф.В. Муханова и Н.Н. Овчининского.
4) Военную комиссию, состоящую из следующ. лиц: Е.П. Бубнова, И.А. Лапшина, М.А. Иорданского, Я.Е. Коробова и Ф.И. Тарасова.
В 1917 г. – председатель Уездной Земской Управы. 30 июля 1917 г. прошли выборы гласных во Владимирскую городскую думу, на основании всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Я.Е. Коробов избран гласным от партии социалистов-революционеров.
«В заседании 12 сентября Комитета по народному образованию происходили выборы президиума. Председателем избран Я.Е. Коробов, товарищами председателя И.Г. Скобеников и Н.А. Потапов» («Владимирская жизнь», №3, 14-го сентября 1917).
Первый номер газеты «Владимирская жизнь» вышел 12 сентября 1917 года. Газета издавалась органом Губернского комитета Партии социалистов-революционеров. Всего было выпущено 76 номеров. Последний вышел в свет 28 декабря 1917 года. От редакции газеты 1917 года: «... газета будет уделять главное внимание всестороннему освещению и разработке как текущих злободневных вопросов местной жизни, особенно земской (напр. продовольствию, развитию деятельности местных самоуправлений, организации выборов в Учредительное Собрание и проч.), так и посильно содействовать разработке и проведению в жизнь коренных задач общественно-государственного переустройства. Сохраняя возможное беспристрастие как в передаче событий и явлений, так и в освещении и оценке их, наша газета будет всемирно стремиться служить интересам всех слоев трудового народа». Редактором газеты до 15 декабря 1917 года был Яков Евдокимович Коробов - участник революционного подполья, с 16 декабря 1917 года в данном качестве выступал Н.В. Васильев.
В 1917 году (с № 175) Яков Коробов – за редактора в газете «Старый Владимирец». В конце 1917 года газета прекратила свое существование. Яков Евдокимович Коробов, ближайший помощник П.Ф. Леонтьева, писал в последнем номере газеты: «отпевая тебя, с невыразимой тоской я прощаюсь с тобой, твоим творцом и вдохновителем. Вы были для меня опорой и поддержкой в тяжёлую пору самодержавного произвола, а теперь вы оба останетесь жить в моей душе как светлое воспоминание...».
«От городского самоуправления на съезд союза городов делегирован гласный думы Я.Е. Коробов» («Владимирская жизнь», 1 окт. 1917).
«На последних заседаниях думы были соорганизованы финансовая и ревизионная комиссии. В состав последней вошли следующие гласные: Степанов, Коробов с.—р., Токарев, Благонравов с.—д. больш., Чуркин, Лапшин — с.—д. меньш., Макеев, Владычин к.—д., Неволин, Скоморовский нар. соц., Бабушкин и Молитвословов — домовладельцы» («Владимирская жизнь», 13 окт. 1917).
«18 ноября открылось первое уездное земское собрание с новым составом гласных, избранных всеобщим голосованием. На первое историческое собрание явилось 46 гласных из 48. Председателем собрания согласно положению о земских учреждениях избран А.А. Акимов, товарищем И.С. Яковлев и секрет. П.П. Григорьев. По первому пункту повестки собранию предстояло избрать управу: председателя и 6 членов управы. После определения окладов управе собрание приступило к выборам. Избранными оказались: председателем управы Я.Е. Коробов, членами – М.А. Абрамов, И.И. Клюхинов, С.Н. Лебедев, С.К. Соков, Трофимов и Васин. Таким образом из состава старой управы переизбраны были председатель и два члена» («Владимирская жизнь», 1917).
«Вследствие отказа от должности председателя уездной земской управы Я.Е. Коробова, уездным земским собранием избран председателем С.Н. Лебедев, гражданин с. Погребищ.
Взамен выбывшего члена Городской управы А.Е. Благовещенского выбран Я.Е. Коробов (с.-р.)» («Владимирская жизнь», 23 дек. 1917).
Яков Евдокимович был в городе фигурой известной, в 1920-е годы являлся редактором газеты «Кооперативная жизнь», выходившей во Владимирской губернии. Он очень много успел за свою не слишком долгую жизнь, написал даже два тома воспоминаний — «На утренней заре» и «На острие ножа». ««На помощь школе», пьеса Я. Коробова
13 февраля 1922 г. в театральном зале Гарнизонного клуба, силами артистов труппы, под режиссерством Г. Тихомирова, была поставлена первый раз пьеса местного автора т. Коробова «На помощь школе».
Пьеса, как чисто агитационная, будирующая, должна оказать ценные услуги кампании помощи школе, несмотря на некоторые недостатки со стороны сценичности и художественности. Автор пьесы, по-видимому, знает деревню, уклад ее жизни и ее нравы. Действующие лица в пьесе — и Заглотов, и Баранов, и мать и в особенности дочь — выведены довольно ярко. Немного идеализирована и чуть сантиментальна учительница. Пьеса в деревне, безусловно, привьется. Пьеса разыграна в общем удовлетворительно. Хороши были Лаздинг (Сонька), Рунич (учительница) и недурен Рыбин (рабочий). Остальные, как принято говорить, «поддерживали ансамбль». Характерной особенностью пьесы был ее 3 акт — «Суд». Прокуратура в лице т. Гр. Завадского была великолепна; защита (т. Жилин), не имея, по-видимому, достаточной убедительности в правоте своей защиты, была отчасти расплывчата. В общем же суд, за исключением некоторых шероховатостей, в роде неудачной импровизации подсудимых, был уместен. Желательно было бы картину суда провести несколько шире, слив его с зрительным залом» («Призыв», 18 февраля 1922).
При Коробове провинциальный Владимир был самым непосредственным образом причастен к высокой поэзии. Владимирцы внимательно следили за литературными новинками, поддерживали контакты с ведущими поэтами и писателями своего времени. Примечательно, что одно из стихотворений Владимира Маяковского «Радиоагитатор», как точно установлено историками литературы, впервые было опубликовано во владимирской газете «Призыв» в июне 1925 года! И это вовсе не было случайностью: стихи Маяковского на страницах «Призыва» неоднократно печатались еще с 1923-го. А 25 июня 1927 года Владимир Маяковский уже не стихами, а собственной персоной посетил «город-тезку» на Клязьме, где в забитом до отказа зале владимирского партклуба читал свои стихи. Среди владимирских писателей, принимавших Маяковского, был и Яков Коробов, который лично знал многих нынешних классиков, в том числе Сергея Есенина и Сергея Городецкого. Владимирские литераторы и сами часто выбирались в столицу. В один из таких приездов Якова Коробова в Москву ему и подарил свою книгу стихов собрат по перу Александр Михайлович Чачиков. Вот как назывались некоторые статьи о нём: «Деревня в произведениях Коробова», «Он - поэт настоящий», «Бытописатель владимирской жизни». Скончался в 1928 году.
Пародии на Северянина
Яков Евдокимович Коробов – сын кусуновского крестьянина, уже в 15-летнем возрасте отправился на заработки в Москву, где в совершенстве освоил профессию штукатура. Однако, несмотря на тяжелый труд в первопрестольной, Коробов много читал, занимался самообразованием, а потом стал пробовать свои силы в качестве литератора, причем как в поэзии, так и в прозе. Первый опус крестьянского паренька появился в печати в 1899 году.
В 1904-м году, поступив на службу статистиком во Владимирскую губернскую земскую управу (жил в Ново-Гончарном переулке, д. 4), что само по себе требовало немалого образовательного уровня, Яков Коробов продолжал совершенствоваться в различных жанрах изящной словесности, а также начал работать и в качестве журналиста. В своих сочинениях он по большей части рассказывал о том, что сам очень хорошо знал. Не зря его называли бытописателем русской деревни, причем его творчество положительно оценил сам Максим Горький.
Но поистине всероссийскую известность владимирскому поэту принесли не добротные рассказы в жанре «капиталистического реализма », а… шутка! В 1913 году вместе со своим приятелем, поэтом Дмитрием Семеновским (сыном священника из Ковровского уезда), исключенным из Владимирской семинарии за участие в забастовке, он составил сборник стихотворных пародий на популярнейшего тогда поэта, классика «серебряного века» Игоря Северянина.
Под нарочито романтическим названием «Сребролунный орнамент» эта небольшая книжечка была напечатана в типографии М.Н. Леонтьевой во Владимире. В 1914-м Коробов и Семеновский там же выпустили и вторую часть «Сребролунного орнамента». Несмотря на небольшой тираж, эта владимирская шутка достигла Москвы и Петербурга, прославив авторов.
Кстати, Семеновский позже стал профессиональным поэтом и посвятил Якову Коробову стихотворение «Родина». Сегодня Семеновского особенно почитают в Ивановской области, поскольку там он жил и работал много лет. А вот оставшегося во Владимире Коробова в нашем регионе, к сожалению, нынче мало кто помнит. Между тем в свое время Яков Евдокимович был в городе фигурой известной, в 1920-е годы даже являлся редактором газеты «Кооперативная жизнь», выходившей во Владимирской губернии. Он очень много успел за свою не слишком долгую жизнь, написал даже два тома воспоминаний – «На утренней заре» и «На острие ножа».
При Коробове провинциальный Владимир был самым непосредственным образом причастен к высокой поэзии. Владимирцы внимательно следили за литературными новинками, поддерживали контакты с ведущими поэтами и писателями своего времени. Примечательно, что одно из стихотворений Владимира Маяковского «Радиоагитатор», как точно установлено историками литературы, впервые было опубликовано во владимирской газете «Призыв» в июне 1925 года! И это вовсе не было случайностью: стихи Маяковского на страницах «Призыва» неоднократно печатались еще с 1923-го. А 25 июня 1927 года Владимир Маяковский уже не стихами, а собственной персоной посетил «город-тезку» на Клязьме, где в забитом до отказа зале владимирского партклуба читал свои стихи. Среди владимирских писателей, принимавших Маяковского, был и Яков Коробов, который лично знал многих нынешних классиков, в том числе Сергея Есенина и Сергея Городецкого.
Сребролунный орнамент
Коробов Я.Е., Семеновский Д. Сребролунный орнамент. Книга 1. 1913
Признание
Вы—Наш—Вы—Наш, Валерий Брюсов.
Наш путь лучистый на Олимп
Прозреть не может стая гнусов...
Мы ярче солнца. Мы горим.
Мы вехи гордые Вселенной.
По Нашим огненным следам
Пойдет потомок дерзновенный
Навстречу будущим векам.
Мой путь
Я иду. Я иду беспримерный
По полям, по большим городам,
Снисходителен сердцем безмерно,
К юным, старым, царям и рабам.
Над то пою убогой и нищей
Жемчуг слов своих щедро мечу.
Ярче звезд лучезарных и чище.
Согреваю, чарую, свечу.
Я—тебе
Семеновский, мой череп гладок
И твой со временем таким—
Же будет. В полосе загадок
Кружил я по дороге в Рим.
Теперь иду в иную плоскость
Искать лучистого венца...
Толпе—слова, собаке брось кость...
Себе будь верен до конца.
Одно страшит, что люди—тени
Проникнут в мой прекрасный храм—
И преклонив свои колени
Курить мне будут фимиам.
Эос
Рассвет. Заутрилось и косы алые
Заря раскинула по небесам.
Собака бавкнула. Боками впалыми
Потерлась об угол и снова—«Ам!»,
В корыте грязная свинья харчуется,
Помойнолейная зияет щель.
Две крысы серые на дне брачуются,
В полях узывчиво поет свирель.
Веснодень
Белый фартук. Шарф, гребенка,
На щеках бутоны роз…
—Няня, няня у ребенка
Оплаточьте сопленос...
Франт бульварный ищет встречи
Изгибаясь и шутя,
Няне робкой шепчет речи...
Плачет барское дитя.
Франт узывчиво смеется,
Няня платит ту же дань.
Красный бант победно вьется,
Мягко реет нежно ткань.
—Ах! И модная гребенка
Не сдержала русых кос!..
—Няня, няня, у ребенка
Оплаточьте сопленос...
Он в истоме страсти нежной,
Ласки словом золотя,
Сорвал фартук белоснежный...
Плачет барское дитя..
Иванов 25
Он весь порыв. Он весь движенье.
Чело в морщинах. Хмуровид
Строчит на номер отношенья
Перо усиленно скрипит
Усердья много, мысли туги,
Его призванье—исполнять.
И жизнь свершая в лживом круге,
Воюет вечно с буквой ять.
Читателям
Вы люди?... Нет я не поверю, ложь.
Мне ваше хрюканье несносно режет ухо.
Вы для меня—собранье глупых рож,
Или одно прожорливое брюхо...
Я знаю, вы возьмете за закон
Мои слова оброненные в шутку.
И пользуйтесь. Не помешает он
Зависеть вам, как прежде, от желудка.
Песни горя
Коробов Я.Е. Песни горя. 1907
1893—1905
Ночь бессонная. Блещут зарницы,
Освещая туманную даль.
Дум тревожных встают вереницы—
Дней минувших былая печаль.
В душу льются восторженно звуки—
Невозможного нет впереди;
Я готов на страданья и муки,
На лишенья, борьбу и труды.
Сердце просит участья и ласки,
С прежней силой волнуется кровь...
Воротить бы ту милую сказку
Так мучительно хохочется вновь!.. ***
Слезы, что таятся
В глубине души,
Думы, что роятся
Скрытые в тиши.
В золоте лазури
Рой тревожных грез.
Призраки и бури
Пережитых гроз; —
И томят, и давят,
И волнуют грудь,
И зовут и манят
В неизвестный путь.
КАВКАЗ
Чудесны стройные вершины
Соседних тополей и гор
И сакли, где живут Легзины,
И необъятый кругозор.
И небо светло-голубое,
И монастырь в тени ветвей.
И что-то новое, другое,
Поет в чинарах соловей.
Страстное томленье
Наполняет грудь,
Вера и стремленье
Освещают путь.
Все вперед и выше
В голубую даль,
Где все тише, тише
Стоны и печаль. ***
Ветер стонет и плачет, и злится,
Ставнем хлопает, кровь холодит.
Сердце ноет, тоскует томится,
А грядущее манит, сулит.
Все мне чудится, где-то далеко,
Нежный рокот певца соловья...
Звезды блещут высоко, высоко
Отражался в зыби ручья.
Ночи тихие, ясные зори,
Безмятежный покой и простор...
Сердцу жутко и сладко до боли,
Замирает душевный раздор. ***
Вьюги-метели, довольно вам злиться!
Хочется солнца, лучей золотых...
Долго ли ждать нам, страдать и томиться?
Хочется песен и звуков иных...
Хочется песен о счастье и воле,—
Сбросить с души подавляющий гнет
И, уповая на лучшую долю,
Бодро стремиться вперед и вперед.
В душе моей царит стремленье
Забытый призрак прошлых дней,
Манит вперед, где нет сомненья,
Ни слез, ни горя, ни цепей.
Туда, где солнца луч победный
Рассеял сумрачный туман—
Поет свободе гимн хвалебный
Лучистый звездный караван. ***
Когда последний луч от солнца
Позолотит зеленый лес
И отражаясь в оконце
Зардеет нежно край небес,
Тогда люблю я удалиться
Где речка меж кустов струится
И слушать, как среди ветвей
Поет и свищет соловей. ***
Настала ночь. Кругом все тихо.
Деревья смотрят в небеса,
А на ветвях, как бриллианты,
Блестит прозрачная роса.
Весь воздух дышит ароматом,
В природе нега и покой,
Туман клубится и белеет
Над тихо дремлющей рекой.
В такую ночь, забыв невзгоды,
Я рад бы все кругом обнять,
С людскою злобой примириться,
Любить, и верить, и страдать.
В дороге
Гони, ямщик, коней,—нет мочи:
Постылый вид полей и гор
Наскучил мне, как сумрак ночи,
Как не заслуженный укор.
Запой мне песню, что найдется!..
Без слез, о счастье только пой!..
В груди тревожно сердце бьется—
Родным напевом успокой.
Он пел о счастье: «был я молод,
Здоровье было, радость знал,
Умел сносить невзгоды, голод,
В работе устали не знал...
Имел жену, рябят—я знаю,
Не по заслугам Бог любил...
Седьмой десяток доживаю,
Жену, детей похоронил.
Теперь к концу приходят силы:
Частенько зябну, слепнуть стал...—
За то не долго до могилы!..
Седок в кибитке зарыдал.
У колыбели
(Посвящается Левочке)
Ненарядна твоя колыбелька,
Нету шелка, кружев дорогих,
Но тепла и уютна постелька,
А твой сон безмятежен и тих.
Спи, мой мальчик, твой сон охраняет
Ангел мирный, всегда и везде;
Соловей за окном напевает
Колыбельную песню тебе.
Месяц ласково смотрит в окошко...
Ночка летняя скоро пройдет...
Баю-бай, моя милая крошка,
Спи, покуда не знаешь невзгод.
Будет время—тревоги сомненья,
Не дадут тебе часу заснуть,
Сны и признаки детских видений
Далеко, далеко отойдут.
Мое сердце, сыночек мой милый,
Спи покойно, мне так не уснуть...—
Эта ночь непонятною силой
Давит мне изболевшую грудь.
Все, что в сердце с годами назрело,
Эту горечь несбывшихся дум,
Здесь, склонившись к твоей колыбели,
Поверял мой измученный ум. ***
Скорбные звуки,
Полные муки
Властно царят над землей...
Бедных, забитых,
Грязью покрытых
Массы встают предо мной!..
Стоны, проклятья,
Смерти объятья,—
Вечный страдальцев удел...
Жаждуя счастья,
Слова участья
Каждый из них бы хотел...
Как бурные волны, одна за одной,
Катятся, шумя и сверкая,—
Так думы проходят одна за другой,
Мой ум беспощадно терзая.
И что так волнует—не скажешь всего.
Печальное что-то витает...
И грустные песни мои оттого:
Прожитое след оставляет.
Случится увидеть лохмотья сирот,
Голодный болезненно стонет,—
Сейчас мое сердце тревогу забьет
И режущей болью заноет.
Где встречу беднягу больного с сумой,—
Я думаю: брат мой страдает,
Приди же ко мне—я поплачу с тобой...
А сердце тоска разрывает.
Не веселы, братья, все песни мои...—
То сердцу все сродные звуки...
Пусть в лучшую пору напомнят они
Былые страданья и муки.
Теперь-же пою свои песни для тех,
Кто счастьем обижен судьбою,
Кому незнакомы веселье и смех,
Кто борется вечно с нуждою... ***
Горе, забота, нужда безысходная
Отдыха мне не дают,
Ночью ли, днем ли, мечтанья бесплодные
Душу больную гнетут.
Нет с ними сладушки, нет оборонушки.
Некуда голову скрыть,
Нету простора желанного, волюшки,
Некому душу открыть.
Доброе прошлое чудной картиною
Все предо мною стоит,
Лаской чарующей, негою милою
К счастью былому манит.
Ведал я счастье, любовь беззаветную,
Ею дышал я и жил:
Годы мелькнули, как сон, незаметные,
Вновь я один, как и был.
Где-же то время, забавы невинные
Полные радужных грез?..
Дымкой покрылись их образы дивные
Ветер размыкал, разнес.
Только судьба надо мной издевается:
Точно мучитель палач
Бедную жертву язвя, улыбается,
Слыша неистовый плач. ***
Утомленный неравной борьбою,
Я упал, не окончив свой путь.
Духом бодр и спокоен душею;
Чем-то новым волнуется грудь.
Рабство мысли, бесправье, сомненье—
Все враги мои вдаль унеслись,
И царит полновластно стремленье
К правде, к солнцу, в лазурную высь.
Где, в пространстве эфирном купаясь
Ярче золота солнца лучей,
Реют ангелы, к ним приближаясь
С новым гимном без слез и скорбей.
Ближе, ближе все дивные звуки,
Весь в алмазах горит неба свод...
Позабыты тяжелые муки,
Сердце рвется все выше—вперед.
Н — У
Грустны твои песни, как шелест осины
На кладбище в тихую майскую ночь,
Они выражают тоску и кручину
И просят как будто кого-то помочь.
В них слышатся горькая жалоба, слезы
Несбывшихся планов повергнутый ряд,
В них слышатся первые лучшие грезы
Разбитого счастья аккорды звучат.
И тихую грусть вызывают невольно
У тех кто прочувствует все и поймет,
И станет на сердце так сладко и больно,
Что злобное чувство на миг пропадает.
Захочется плакать, как в детские годы
Склонивши головку в колени родной—
Излить все тяжелое, грусть и невзгоды
На груди любимой хотя и чужой.
Так где же та грудь?.. Не одни ли страданья
Судьбой суждено получать ото всех...
И только одни лишь Иуды лобзанья
Встречаю порой, да презрительный смех.
Песня горя (Памяти Левочки)
Тяжело... нет мочи,
Нет ни в чем удачи.
Были слезы—плакал,
А теперь не плачу.
Запою ли песню—
Слышится рыданье,
По прошу участья.
Получу страданья.
Посмотрю на солнце—
Тучи небо кроют,
Вспомню ли про радость—
Болью сердце ноет.
Оглянусь, в прошедшем—
Горе да напасти,
А в грядущем... тоже
Слезы да несчастье.
Сгинули до времени
Молодость и сила
А чем сердце жило—
Отняла могила. ***
В сердце бури, грозы
Проложили след,
В пережитом слезы,
Слезы-море бед,
А в душе унылой
Дум тревожных рой...
Отогнать нет силы.
Сладу нет с тоской. ***
Уснуть, забыть, что раньше было,
Умчаться в мир чудес и грез,
Чтоб только то, что было мило,
Осталось в памяти и жило,—
Но слез ее надо, горьких слез...
Не надо прошлого, где счастье
Смешалось с горем утрать,—
Но помню нежное участье,
Где в пору тяжкого несчастья
Страданье брата помнил брат. ***
Падают листья кружася на землю
Чувствую силы уходят... я внемлю
Ветер наносит мне песнь погребальную
Песню последнюю, песню прощальную
Листья все падают, лист летят
Сумерки жизни в глаза мне глядят
Жить мне особенно страстно так хочется,
Доброе прошлое в памяти носится
Женщины милые, юность прошедшая
Лучшее счастье, любовь-уж отцветшая.
Листья все падают, листья летят,
Счастье былое, вернися назад! —
Уроженцы и деятели Владимирской губернии ПОЭЗИЯ
Александр Михайлович Чачиков погиб не в бою. Он Был расстрелен в 1945 году по обвинению в государственной измене. С 1941 по 1945 год он был легионером и воевал на стороне Германии против Советского Союза.
