Валентин Степанович Медведев (1936 - 2007) - писатель, поэт, признанный мастер короткой прозы и лирической миниатюры, художник, иллюстратор.
Валентин Степанович Медведев
Валентин Степанович Медведев родился 11 ноября 1936 года в рабочем поселке Великодворье (Великодворский), что находится на самом юге Гусь-Хрустального района, на стыке Владимирской и Рязанской областей, в самом центре Мещеры.
Воспоминания о детских годах Валентина Медведева
Мама Валентина Степановича, Анна Дмитриевна, вековечная труженица, просто, тихо, мирно растила, воспитывала своих детей. Все лучшее вдохнула - вложила в них. Их две комнатки-крохотулечки, где они жили вшестером, всегда сияли праздничной чистотой, добротой. Сам Валентин рассказывал: «…Однажды поставила мама компании ребятишек - соседей тарелку вызревших помидоров. Среди одинаково красных и невеликих громоздился гигантский один помидор, который, я был уверен, мама несла для меня. Я первым протянул к нему руку, верней сразу обе. Но мама тяжело положила на них свою. Разрезала помидор на равные доли, дала каждому малышу по одной и внимательно глянула на меня. - Ты что же думаешь: у тебя-то - душа, а у других - клюшка? Урок запомнился на всю жизнь». У Валентина были далеко не легкие годы детства. Ему еще не исполнилось и пяти лет, когда началась Великая Отечественная война. Отец ушел на фронт. Воспоминания детства отложились в рассказе «Светлячок», изданном на литературной странице Меленковской районной газеты «Коммунар» в августе 1985 года. Сорок с лишним лет минуло со времен войны, а память хранила в подробностях то бытие и все это восстановила в строчках рассказа образно, неравнодушно. Вот отрывок из этого рассказа: «В доме сумрачно, тихо. На столе подрагивает и колеблется крохотный огонек светильника-самоделки, поставленного на перевернутую банку, тускло озаряющий только этот стол». «Пока Вася снимает пальто и шапку, вешает их возле двери на гвоздь в стене, мать собирает ужин. Ставит чугунок с парящей картошкой, железную миску подсоленной воды, припорошенной горстью кислой капусты. Перед столом передвигают табуретки сестра-первоклассница и трехлетний брат. Ужинают молча. Только стучат ножом по голому столу, разрезая картошку на дольки, да позвякивают ложками о края миски. Да со свистом, старательно дует на горячую картошку малыш...» Вася - так назвал себя в рассказе «Светлячок» автор. С особой теплотой писатель говорит о родителях: «При свете самоделки (фитилька-светлячка) мать нередко вспоминает, рассказывает детям о предвоенной жизни. Во тьме дома блестит крошечный огонек, слова матери, то веселые, то задумчивые, плывут в тишине. Вася плохо помнит отца... Но рассказы матери оживляют его память. Он уже видит отца, большого, смеющегося, всегда в разговорах и шутках. Спокойно, радостно было тогда в доме, наполненном голосом отца, не тянулись бесконечные ночи. - А помнишь, Вася, как ходили мы с ним на речку? – мать сияющими глазами смотрит на сына». Мать Валентина работала на заводе, возвращалась домой поздно, усталая, обеспокоенная за судьбу отца, но для детей всегда находила и время, и доброе слово, и ласку, и ежедневную материнскую заботу. Письма с фронта были событием для всей семьи, их читали вместе, вслух, по нескольку раз. Каждую строчку додумывали опять же вслух, не обходилось без фантазий, слез, тихой радости или открытого ликования по поводу удачных операций, проведенных нашими войсками на фронте. Писали ответы отцу тоже вместе. Сначала мальчик смотрел и вставлял свои устные дополнения в материнские строчки, а со временем, когда научился писать, брался за ручку, пододвигал поближе стеклянную чернильницу, и на серый лист бумаги накладывал незамысловатую связь слов и предложений, обращенных им лично к отцу. Зачастую он оставался дома один, или уходил с соседскими ребятами в пойму реки Дандур, где чувствовал себя своим. Там, на природе, формировались многие его взгляды на жизнь. Именно там он начал воспринимать цвета и запахи родного края, вступал в чувственную связь с природой на основах взаимопонимания, взаимоуважения и любви. Все это позднее стало отражаться в его уникальных поэтических новеллах, рассказах, повестях.
В 1951-1956 годы работал токарем на Гусевском арматурном заводе. Окончив факультет русского языка и литературы ВГПИ (Владимирского государственного педагогического института), в 1962-1963 годах работал в областной газете «Комсомольская искра». Затем – учителем русского языка и музыки в школах поселка Великодворский (1963-1969). С 1969 по 1985 гг. он работал учителем русского языка и литературы в СОШ № 5 и № 2 города Меленки, городе Гусь-Хрустальный (1985-1993), в общей сложности, проработал в школе 30 лет. С 1986 по 1995 гг. Валентин Степанович был председателем Гусь-Хрустального литературного объединения «Мещёра» при редакции газеты «Ленинское знамя», вёл большую работу с местными поэтами и прозаиками. Работа председателя литературного объединения велась на общественных началах, без какой-либо оплаты и отнимала много времени и сил. Но, несмотря на трудности, Валентин Степанович продолжал работать над своими произведениями. Он жил по заведённому правилу: «Ни дня без строчки!». Любовь к великому русскому слову он пронёс через всю свою жизнь. Именно тяга к литературе, отечественной и зарубежной, к русскому языку подтолкнули его к поступлению на учебу во Владимирский государственный педагогический институт на филологический факультет. Статьи, очерки и новеллы Валентина Медведева стали появляться во владимирских изданиях «Призыв» и «Комсомольская искра», в некоторых московских и общесоюзных газетах и журналах в то время, когда он ещё был студентом. В 1998 году Валентин Степанович Медведев становится членом Союза писателей России.
Валентин Степанович Медведев - летописец родной Мещеры, мастер короткой прозы. Основной жанр в творчестве этого писателя - небольшой рассказ и лирическая миниатюра - новелла. Своим мудрым, любящим сердцем и выразительным словом Валентин Степанович старался оживить, сохранить все живое. «…Широкий открытый лоб, по-мальчишески откинутые назад волосы, упрямый, пытливый, проникающий в душу, точно рентгеновские лучи, но добрый взгляд. Удивительно светлый человек…», - вспоминает поэтесса Марина Кнутова. «…Говорят первое впечатление самое верное. Не знаю, так ли бывает всегда, но с первой встречи Валентин Медведев меня очаровал. Привлекала его внешность — невысокая коренастая фигура, приятное интеллигентное лицо с какой-то светлой детской улыбкой и, конечно же, особый мягкий говорок. Именно таким мне и представлялся автор емких caмобытных рассказов. Особенно нравились медведевские миниатюры, напоминающие пришвинскую манеру письма. Один-два абзаца — и перед вами раскрывается яркая, полная трепета жизни картина. В этих изящных россыпях-росинках отражается то одна, то другая грань Мещеры, ее неприхотливой и неброской на первый взгляд красоты» - так пишет о Валентине Медведеве Евгений Прокофьев. А вот стихотворение, посвящённое Валентину Медведеву, автор которого Вячеслав Сафронов: Эта ночь, этот снег, и луна, как в опале, Одиноко плывет на звезду. Мы с тобой безнадежно пропали, Затерялись у всех на виду. С небывалой мальчишьей отвагой, Принимая судьбу за игру, Перед чистым холстом, перед белой бумагой Мы открыты, как суд на миру. Счет растет, долг еще не погашен, Но в душе сохранился бесценный запас. Мы подсудны не Богу, а совести нашей, Не когда-то потом, а сейчас. На бескрайних полях, на увалистых склонах, Где Отечества горький, но праведный дым. Мы с тобою повинные головы склоним, Перед старым погостом и курганом седым.
Эта ночь, этот снег В торопливых строке и рисунке, Но в окне засияет овал дорогого лица. Это родины знак С вековой материнскою сутью И с дорогой неблизкой от звезд До родного крыльца. Возвратимся к истокам, К теплу, к насущному хлебу, Ни мазка на холсте, ни строки на листе, Чтоб прочесть и понят Эту землю родную и небо, Как славянскую письменность на бересте. (1976 г.)
Вклад Валентина Степановича в развитие литературы родного края неоценим. Он много работал с местными начинающими поэтами и прозаиками, активно содействовал их творческому формированию, поиску, становлению. C 1999 года Валентин Медведев руководил литературным клубом "Проба пера". Сборник произведений молодых авторов города под названием «Разбег», вышедший во Владимирском издательстве «Маркарт» в 2002 году, - это продукт труда не только творческой молодежи, но и в первую очередь Валентина Степановича, составителя и идейного вдохновителя. В последний год своей жизни он, несмотря на прогрессирующую болезнь, очень много работал, тщательно правил старые заготовки своих произведений, создавал новые. Писал содержательно, новаторски отыскивая все новые и новые формы для своего художественно-литературного выражения. Большой, непомерно огромной работоспособностью отличался этот человек. Литературное творчество удачно он дополнял своими художественно-графическими работами. Валентином Степановичем созданы оригинальные рисунки мещерских пейзажей, которыми он иллюстрировал свои произведения.
Валентин Степанович Медведев умер в воскресенье 8 июля 2007 года на 71-м году жизни. Это много и одновременно мало. Много всего пережито, перевидано, перечувствовано и переосмыслено. Мало, потому что не всё задуманное свершено и достигнуто. Для писателя всегда слово «мало» является закономерностью и смыслом жизни, потому что он всегда хочет достигнуть того, что ещё не достигнуто.
Поэтесса Татьяна Палагина написала о Валентине Медведеве такие строки: Не умирают в будний день поэты, Души лучистой необычен след. И чертят небо вспышками кометы: Покинул мир еще один поэт... Покинул, но живы воспоминания, Его стихов затейливый мотив. Мы с ними заглянули в мир познания, Поэтому он вечно будет жив!
Своё стихотворение Валентину Медведеву посвятил и поэт Вячеслав Сафронов: В сто свечей догорает закат, Накрывая знакомые лица. Время вышло простить и проститься Без обратной дороги назад. Побреду в темноту, в никуда, Лесом дальним, густыми полями. А нагаданная звезда Упадет далеко, за морями. Что с того? Проживу без звезды. От дождинок рубаха промокла. Где-то в часе неспешной езды Друг живет, и не гасятся окна. Надо только в стекло постучать, Снять в прихожей сырые ботинки... Он рифмует глаголы опять И рисует чудные картинки. Даст напиться воды и вина, Заспешит суетливо куда-то... А в холодном проёме окна Оплавляются свечи заката. Нет, дружище, пока не итог, Пусть гадалки беду не пророчат... Осень тихо присядет у ног, И не надо ни красок, ни строчек. 1991 г.
Страница В.С. Медведева на сайте "Союз писателей Владимирской области": http://culture.avo.ru/writers_union_vladimir/writes.shtml?medvedev
Издания, в которые вошли произведения Валентина Степановича Медведева: Медведев, В. След; Шорин Н. На кордоне; Мазурин В. Последняя свадьба. - Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1973. Медведев, В.С. Дом радости. Рассказы для детей / В.С. Медведев. – Гусь-Хрустальный: ОАО «Гусь-Хрустальная типография»? 2000. - 56 с. Медведев, В.С. Огнекрылка: рассказы для детей младшего школьного возраста / В.С. Медведев. – Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1987. – 64 с. Медведев, В.С. Речка Дандур: новеллы, рассказы и очерки / В.С. Медведев. – Владимир: «Золотые ворота», 1996. – 116 с. Медведев, В.С. Золотая река: рассказы для детей / В.С. Медведев. – Гусь-Хрустальный: ОАО «Гусь - Хрустальная типография», 2000. – 17 с. Медведев, В.С. Бокал для розы: стихотворение / В.С. Медведев // Двое. Стихи владимирских поэтов о любви. - Владимир: «Транзит-ИКС», 2003. - С.42. Медведев, В.С. Слово. Стихотворения в прозе / В.С. Медведев. – Владимир: Собор. - 2006. - 96 с. Медведев, В.С. «Растить душу» / В.С. Медведев; Центральная районная библиотека. - Меленки, 2011. – 32 с. 45 Медведев, В.С. Сдача: рассказ из Гусь-Хрустального. Стихи / В.С. Медведев // Призыв. – 1995. - 27 декабря. Медведев, В.С. Деряба: рассказ / В.С. Медведев // Учительская газета. – 1982. – 10 июля. Медведев, В.С. Проза / В.С. Медведев // Мещерский родник. – Гусь–Хрустальный: Гусь-Хрустальная типография управления издательств полиграфии и книжной торговли Владимирского облисполкома. - С. 16 - 18. Медведев, В. С. Мы летим к перламутровым далям…: короткие новеллы / В.С. Медведев // Духовно-нравственное воспитание. –– 2004. - № 3. – С. 110 - 112. Медведев, В.С. За стеной – война: повесть / В.С. Медведев // Владимир. Литературно-художественный и краеведческий сборник. – Владимир: «Транзит-ИКС», 2005. – Кн. 18. - С. 55 – 67. 47 Медведев, В.С. Вот и воскрес огонек!..: стихотворения в прозе / В.С. Медведев // Духовно-нравственное воспитание. – 2006. – № 3. - С. 101 – 103. Медведев, В.С. Деревенские бузотёры: рассказ / В.С. Медведев // Владимир. Литературно-художественный и краеведческий сборник. – Владимир: «Транзит-ИКС», 2006. - Кн. 19. – С. 69 – 74. Медведев, В.С. Стихотворения в прозе / В.С. Медведев // Писатели Владимирской области: биографии, произведения, фото. – Владимир: Транзит-ИКС, 2009. - С. 159 - 162. Медведев, В.С. Короткая проза / В.С. Медведев // Страна Мещера: литературный альманах. – Владимир: Агенство «ЛИК», 2011. - С. 231 - 232.
Издания о Валентине Степановиче Медведеве: Евгеньев, П. Он и писатель, и художник: В. Медведев / П. Евгеньев // Призыв. - 2000. - 3 марта. - С. 5. Валентин Медведев. Мысли вслух / В. Медведев // Духовно-нравственное воспитание. –– 2004. - № 3. – С. 110 - 112. Валентин Медведев. О творчестве автора / В. Медведев // Духовно-нравственное воспитание. – 2006. – № 3. - С. 101 – 103. Улитин, В. Валентин Медведев: памяти товарища / В. Улитин // Голос писателя. – 2007. - №8 (60) август. – С. 4. Негаснущая свеча: светлой памяти писателя Валентина Медведева. – Владимир: Калейдоскоп. – 2008. – 76 с. 48 Валентин Степанович Медведев: биография / А.Ю. Рябова, Н.В. Шестерикова // Писатели и поэты Владимирского края: хрестоматия по литературному краеведению для учащихся 5 - 11 классов средней школы. – Владимир: ООО «Дюна». – 2008.– С. 137. Валентин Степанович Медведев. Биография // Писатели Владимирской области: биографии, произведения, фото. – Владимир: Транзит-ИКС, 2009. – С. 159. Валентин Медведев. Краткая биография / В.С. Медведев // Страна Мещера: литературный альманах. – Владимир: Агенство «ЛИК», 2011. - С. 231. Цыганова, Е.Ю. «Литературная гостиная» отметила юбилей В.С. Медведева / Е.Ю. Цыганова // Коммунар. – 2011. – 16 декабря Улитин, В. Завещание Валентина Медведева / В. Улитин // Владимир: Литературно–художественный и краеведческий сборник. – Владимир, 2013. – Кн. 25. – С. 119 – 124. Книги Валентина Степановича Медведева и о Валентине Медведеве: Медведев, В.С. "ОГНЕКРЫЛКА". Рассказы для детей младшего школьного возраста. Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство, 1987 г. 64 страницы. Медведев, В.С. "РЕЧКА ДАНДУР". Новеллы, рассказы и очерки. Владимир, «Золотые ворота», 1996 г. 116 страниц. Медведев, В.С. "ДОМ РАДОСТИ". Рассказы для детей. Автор и составитель В. Медведев, рисунки В. Медведева. Гусь-Хрустальный, ОАО «Гусь-Хрустальная типография», 56 страниц. Медведев, В.С. "ЗОЛОТАЯ РЕКА". Рассказы для детей. Гусь-Хрустальный, ОАО «Гусь - Хрустальная типография», 2000 г., 17 страниц. Медведев, В.С. "СЛОВО". Стихотворения в прозе. Владимир, "Собор", 2006 г., 96 страниц. "НЕГАСНУЩАЯ СВЕЧА". Светлой памяти писателя Валентина Медведева. Владимир, "Калейдоскоп", 2008 г., 48 страниц. Медведев, В.С. «РАСТИТЬ ДУШУ». Меленки, Центральная районная библиотека, 2011 г., 45 страниц.
По материалам сборника сценариев по краеведению «С любовью к родному краю», выпуск 2 методико-библиографического отдела «Межпоселенческая центральная библиотека МБУК Меленковского района
ЗАВЕЩАНИЕ ВАЛЕНТИНА МЕДВЕДЕВА
Вячеслав УЛИТИН На этом белом свете мне не хватает многих, дорогих моему сердцу, людей. Не о тютчевском «элизиуме теней» я говорю - они стоят передо мной реальные, не умершие. И в душе какое-то зияние, существование незаполненных ниш в моей жизни. Вот я что-то делаю, тороплюсь куда-то и вдруг, как осияние - тут мы с Валей Медведевым проходили, деревья эти видели нас и сейчас бы он сказал то-то и то-то... И спас бы меня от уныния, мимолетного отчаянья, а, может быть, и от падения... Но как бы мне ни было плохо, я предпочитаю говорить о них, в том числе и о Валентине, в будущем времени и надеюсь на Встречу. По сути, после смерти моего друга - писателя только и началось моё с ним духовное, по-настоящему полное общение, без земной тяжести. Я знаю - он ждёт меня там, с двумя снегирями на плечах, которых он любил здесь, на земле, нежно и тихо. И не то чтобы я туда тороплюсь, просто отчетливо понимаю: Царство Божие человек обязан ощутить здесь, в земном существовании. Так, как ощущал его Валентин в каждой веточке, листочке, летнем ливне, в детях, в лике человеческом. Он настолько одухотворил свою жизнь, что само лицо его почти всегда светилось, и лучезарная улыбка не сходила с его уст. Широкая, от всей души. Не припомню, чтобы кто-то из нашей писательской братии так улыбался и радовался каждой Встрече. Я пишу это слово с заглавной буквы ещё и потому, что оно, на мои взгляд, ключевое в его, Валентина Медведева, творчестве. Оно, это слово, у него равнозначно сияющему свиданию с Богом, с семицветной радугой во весь окоём, природой, тварью Божьей. Три раза встречается у него в миниатюрах это название, но, если не учитывать этого, суть не меняется. Всюду происходит встреча - с Зимой (пишет писатель это слово с большой буквы) — Весной, Летом, Осенью. Он словно чувствует приближение природы. Словно в очарованном, волшебном сне она, Её Величество природа, приходит к нему: «В этой сумрачной стороне - всё сегодня ко мне. Золотинки былинок на белой пустыне луга. И чернеющий омута разворот…». Думаю, что Природа будет с ним и там. Вот мы идём с Валентином, и берёзы выстраиваются в зазеркальную невесомую аллею. Они растут с неба. Сосны кланяются небу, ягоды, грибы, как в детском сне, усеяли все поляны. Речка бежит навстречу - зовут её на земле речка Дандур. Небесного имени мы ещё не знаем. Говорим о жизни и смерти. Обычный русский разговор. Слышу из его уст: — Никак не набудешься, не наживёшься на этой земле. Ни с природой, ни с людьми, особенно с детками - этими звоночками Божьими... — Так реальна ли эта жизнь? — спрашиваю я. — Нет, нереальна, — отвечает он охотно. — А умрём, тоже никто не поверит. В смерть вообще никогда не верится. Как в святом Детстве. — Так, значит, и смерть нереальна... — Нереальна, — утвердительно говорит он и улыбается своей лучезарной улыбкой. Так бредём мы с Валей по мещёрскому лесу и тихо беседуем... Увы, теперь его нет с нами. Но он будет — пребудет всегда. Я уверен. Лесной, удивительный человек, ставивший ласковые округлые пятёрки детям (не пятёрки, а иконы), хороший русский писатель Валентин Медведев. Большая человеческая культура была присуща ему. Как великую драгоценность любил он человека, как и всё вокруг, обнимал каждую былинку в лесу, обласкивая каждое слово, и оставил нам свою удивительную прозу, сотканную из благоговейной любви и света. А в ней - преображённую Мещёру. Его Мещёру, и все её дары благодаря его тонкому перу теперь - наши. Ещё раз прощай, Валентин. Здравствуй, дорогой друг! Лесное тебе «ау!..». В золотом лесу Царствия Божьего надеюсь на Встречу. «Всё сегодня - ко мне! И поречного бора свинцово-тяжёлый свод. И сосновая зорька его над округой. В этой сумрачной стороне... Только кочка в снегу всё-то ластится к сапогу».
***
О природе мы теперь забыли. О ней вспоминают только в первых классах. Ещё сияют названия учебников «Родная речь», «Родная природа». Но как и народ наш теперь называют «населением» - вспомните стихотворение одного из замечательных мещерских поэтов Вячеслава Сафронова — так и природа потеряла в нынешнем мире духовный божественный смысл. Ни любви, ни надежды, ни страха. Жизнь была, да сгорела дотла. И летит предвечерняя птаха, О закат обжигая крыла. Боль была, но и с нею расстались, Шебуршим, словно в подполе мышь. Раньше вроде народом считались, А теперь населением лишь. Родной по-настоящему природа была Валентину. Знаете, кому он больше всего завидовал? Конечно уж, не нынешним олигархам. Он завидовал белой, сияющей завистью - птицам! «Круто раскрылось утро над речкой. Бездной сияет над сумраком старой ивы. Там, где качнулась к берегу первая стрекоза. Медным отблеском спицы. Птицам не спится. Счастье летит в глаза». Он и сам был этой вечно утренней птицей: счастьем светились его глаза, когда он говорил о Божьей твари. Как-то он рассказывал мне всё о какой-то Варьке (честно сказать, я думал, что это о внучке). Шли мы по аллее березовой рощи (кстати, Мещёра начиналась из окон Валентина, и они обращены были на эту рощу), и вот он твердил мне всё о встрече с Варькой. Потом, оказалось, это была - синица, которую он подкармливал. Она жила в варежке и ассоциативно Валентин, как Адам, дал ей её божественное имя. Это часто прорывалось в Валентине - внутренняя жизнь писателя. Он не просто писал, он репетировал, испытывал на ком-то свою будущую миниатюру - маленький шедевр. Он начинал: - Посмотри вон на то облако... А потом это «облако» сияло в миниатюре. Так потом возникла и Варька. Вся вселенная была ему родной и одомашнена в его поэтической прозе. Валентин относился ко всему земному с небесным благоговейным трепетом. Мне всё казалось, да и кажется до сих пор, он вслед за царём Давидом слышал, как «всякое дыхание хвалит Господа». Когда-нибудь мы все бросимся к солнцу, воздуху, земле, лесу, ко всем земным стихиям с запоздалой благодарностью. Когда-нибудь мы с необычайной гордостью будем говорить о человеке: он - экологический человек, имея в виду его органическую связь с природой, эту божественную симфонию. Так вот я на своём пути встретил такого человека! Валентин уже существовал и почти парил внутри этой природы, в этом земно-небесном пространстве, сделав его для себя и всех нас родным и возвышенным. Возвратив, между прочим, природе её таинственную и божественную сущность. Её сакральность и святость.
***
Конечно, у Валентина были великие предшественники — это и Михаил Пришвин, и Константин Паустовский с его определением Мещёрских лесов «величественных, как кафедральные соборы». И он осознавал это в своей переписке со мной, но знал цену и себе. Ведь его проза - уже почти апокалиптическая, в ней есть элемент ностальгического прощания с природой. Она написана сквозь прощальный кристалл слёз - это особенно заметно в последней повести, подаренной мне Валентином. О чём она? О Святом Духе и преображении бомжа, встретившего свою судьбу среди загаженной природы (загаженной, конечно, современным человеком). Почему появился у него образ Святого Духа? Да просто уже элемент безнадёжности есть в нашей жизни. Почему бомж в героях? Да он сам себя чувствовал таковым. А кто из писателей современных не ощущает этот надлом жизни на себе? Разве только столичная «элита», та, которая живет в виртуальной России. Вот я и жаловался Валентину в каждом письме на свою судьбу, и не только. Всё мне казалось - поэзию губят, она умирает, поэтические вечера - редкость, писатели друг друга не поддерживают, книгу издать почти невозможно и т.д. и т.п. А Валя на все мои писательски-человеческие капризы смотрел снисходительно-мудро, и только улыбался в ответных письмах да ругал за чёрную неблагодарность Господу Богу. Вот сейчас у меня вышла пусть небольшая, смиренная книжица - как бы он был рад ей, только бы он, Валентин, по-настоящему и обрадовался, потому что всегда и крепко верил в мой талант. У него была своя теория, свои опытно выстраданные мысли по поводу судьбы писателя и истории русской литературы. Он делил писателей и поэтов на две категории. Одни произошли от «Слова о полку Игореве», а другие - от собственного самолюбования. Валентин считал, что писатель должен свято служить спасительной русской литературе, как священник Богу в храме. — Мы с тобой - от «Слова», чудак ты эдакий, пиши, работай, а о книге и не думай. Она сама собой сложится, вот увидишь. Так и получилось, спасибо тебе, друг мой Валентин... Общение с ним было всегда целительно. Мы говорили, конечно, как подобает русским, прежде всего на темы жизни и смерти, Вечности и Воскресения. Он был большим специалистом в музыке, любил Моцарта, русских живописцев. Политики он как-то избегал и в письмах часто упрекал меня в моём пристрастии к публицистике, критическим и литературоведческим статьям. «Честно скажу, - я люблю твоих «Творян» и жду их, когда выходит «Голос писателя», но всё-таки лучше бы ты написал стихотворение за это время или рассказ. Ведь тебе дан такой дар», - писал он. Валентин видел во мне прежде всего художника, духовного писателя. Надеюсь в этом смысле, я отчасти повлиял на него. Показал Вале Успенский собор, подарил несколько богословских книг. «Мы с тобой летаем, - писал он как-то мне, - когда другие писатели просто ходят, пусть они мастеровитые, известные, получают разные премии, но они не умеют подняться над землей. А нам-то дано - летать!». Живые письма Валентина, кипящие рабочей светлой энергией, как-то очень символично рассованы у меня по разным рукописям, книгам. Я порой натыкаюсь на них, на его писательский, интровертный (очень неразборчивый) почерк и всюду - освобождающая вера в Слово. Вероятно, Валентин относился к письмам как к рукописям - отсюда свободное перечеркивание, раздумья над писательским творчеством, просьбы прочитать новые миниатюры... В письмах сияет ещё одна частица души друга.
***
Ехал я как-то из Гусь-Хрустального на «Тарзане» - так народ метко прозвал локомотив с прицепом из трёх вагонов. Очень удобное для созерцания Мещёры, неторопливое и не очень дорогое средство передвижения. Да и в самом вагоне люди - как родные, что по нашим временам удивительно. Подсела ко мне проводница, уже пожилая, седая, но романтичная. Глядели в осенённое бабьим летом окно - деревья так близко, что можно достать рукой. Она рассказывала мне о Мещёре, да так, что я невольно заслушался. Вдруг что-то знакомое послышалось мне. Почти родные строки! - Да ведь это же ваш писатель Валентин Медведев, - сказал я. - Да, конечно, а откуда вы его знаете?.. - Вот еду от него, - отвечаю. После этого признания я стал моей собеседнице по-настоящему родным. Железнодорожница дала мне свой адрес, приглашая меня и Валентина к ним в гости, в их заповедные места по грибы... Я и не догадывался, что Валя мой так популярен в своих краях, где народ наш благодарнее столичных книгочеев. Роднит их любовь к здешней природе, которую так чутко любит и воспевает писатель. «Поэт в России больше чем поэт» - избитая фраза, но она многограннее, чем думают некоторые. Писатель, живущий в провинции, постепенно становится «солью» своего края. Смиренное его подвижническое бытие отражается в душах людей, может быть, сначала незаметно, а потом вполне серьёзно и осознанно. Эти незаметные деревья, чащобы, поляны становятся дорогими сердцу. Думается, незримое завещание Валентина Медведева жить тихо, вглядываясь в мир Божий, совершая постоянный подвиг благодарности, услышано, прежде всего, этими простыми русскими людьми, подобными моей проводнице. Словно Валино сияние из глаз ей передавалось, когда она рассказывала о своей Мещёре... В прозе Валентина Медведева много героев - простых и удивительных людей, чудаковых и святых, юродивых, мудрых, в чём-то всегда детей. Не за ними ли будущее нашего Отечества? Ведь сказано прямо о них «блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». И о сбережении народа говорит не только А.И. Солженицын, живший в Мещере (может быть, и идея-то эта у него тут зародилась?!), но и Валентин Медведев, повествуя о людях светлых и неизреченных, таинственных, как лесные родники. Друг мой и в меня вселил веру в них! А сколько здесь художников, поэтов, мастеров стекольного искусства! А какое издание под названием «Страда Мещёра» здесь выходит (составитель Вячеслав Сафронов)! Поистине, страна! Россия в России - подлинная, искренняя, сохранившая любовь к своей земле. Познакомились мы с Валентином на поминках удивительного человека (из той же Страны Мещёры!) - журналиста Василия Лизюкова. Оба великодворские, оба помнили и любили отца Петра, ныне причисленного к лику святых. От Василия Лизюкова остался праздник «Васина гармонь», от Валентина - удивительно чистая проза, сияющая хрустальными гранями Мещёры. Отрясая прах глобализма, приникая к своей земле, по его книгам будет возрождаться настоящая - из глубинки — не телевизионная Россия. Я в это верю. Ведь спасение Валентин рифмовал только с Родиной. Как написал об этом точно Вячеслав Сафронов: ...Не крутой, Но судьбы поворот, Не большая потеря, Но всё же... Что мне лязг Боровицких ворот, Скрип калитки у дома дороже. Уезжаю без взмаха руки, Без рыданий и долгих прелюдий. За воротами - всё чужаки, За калиткой - мне близкие люди. Режут ночь тормозные скрипенья, Месяц жёлт, как лимонная долька. Государство рифмую с терпеньем, А спасение - с родиной только.
***
Хочется сделать небольшое отступление. Поразмышлять о русской культуре (как это часто делали с Валентином в нашей интимной переписке). Откуда пошла она, что в ней особенного, ведь она, культура наша, несомненно носит глубокие национальные черты?! Отчего и у Паустовского возникла эта удивительная фраза, ассоциирующаяся со святой русской культурой (ведь она вышла из культа, из храма!). «Мещёрские леса величественны, как кафедральные соборы». И у Валентина Медведева такая осиянная миниатюра, похожая на благодарственную молитву: «Господи Правый! Зимняя слава твоя царит — сверкает окрест. Солнечно — снежный лес этажами сияния восходит к небу. Блещет из синевы его лучистый венец. Светлый Творец! Это сила Твоя застыла дивно передо мной. Твоя священная рать. Как я могу поднять на неё топор? Только стыдливый, слёзно-счастливый взор». Вот и я проезжаю на «Тарзане» по зимней Мещёре. Белые деревья особенно торжественны и красивы («Как у Валентина», — невольно думаю я). Подобно небесным игуменьям веют они на нас неотмирным светом. В такие вот дни, когда мороз и солнце, они стоят, как архиепископы в золочёных митрах, посверкивая запредельным инеем. Одним своим существованием они учат нас Царствию Божию. «И на коленях белая зима следит за всем с молитвенным вниманьем». И вдруг меня осеняет. Вся наша культура освящена святыми подвижниками, поселившимися в непроходимых и бесконечных лесах; вся она родом отсюда, поэтому пронизана небесным благоуханием, смолистостью сосен, первозданной чистотой. Я вглядываюсь в сияющие мещёрские леса - теперь не только Валентиновы, но и мои! Вот-вот оттуда выйдет преподобный Сергий Радонежский с медведем! А вон там, вдали, скит - там живёт сам Андрей Рублёв, скоро он его покинет и распишет Успенский собор. Ну, совсем размечтался... Бывает же со мной. Впрочем, все мои мысли небезосновательны. Пока мы не вернёмся к святой нашей культуре, культуре высокого идеала, идея возрождения нашего Отечества насквозь утопична. Но с другой стороны - проза моего друга Валентина Медведева, живопись художника Анатолия Борисова, поэзия Вячеслава Сафронова... Божественные весы уже начинают перевешивать в сторону спасения. Слава Богу, земля наша глубинная богата такими людьми, близкими к культуре идеала, только вот леса (увы!) что-то часто стали гореть... Об этом страшном феномене мы говорили с Валентином. Людей и леса - вот что надо сберегать. И тогда... Особенно беречь, спасать надо детей. Он и сам был похож на ребёнка с его удивлением перед Божьим миром. Память детства постоянно жила в моём друге. Да какая! Со всеми подробностями одинокой тишины во время войны - вспомните его повесть «За стеной - война». Я предлагал ему другое название - «Мальчик и война». И это было бы точнее! Потому что там шёл одинокий диалог со всеми страхами надвигающейся бойни. И наше прозрение ждало читателя, созревшее в душе мальчика: «В каждом из нас сидит война...». Повесть эта чистая и глубокая, мудрая и философская - я надеюсь о ней когда-нибудь написать подробнее и аналитичнее. Дети у Валентина необычные - они совершают маленькие нравственные подвиги. Но главное, наверное, в них - это умение слиться с природой, с этим счастьем, которое порой недоступно нам, взрослым. У детей есть свои сакральные, укромные места в лесу, у речки, у любимого дерева. Они жадно глядят в костёр, в первый раз влюбляются и, самое главное, не знают, не ведают об этом. Такое вот целомудрие сохранил и сам Валентин Медведев. Дети были его святыми алтарями, он верил, что они спасут мир. В конце жизни он, Валентин, вёл детскую студию и часто мне присылал первые опусы, творческие работы ребят. Кстати, он учил их и музыке, и рисованию. Сам Валентин тоже был хорошим художником. У меня дома хранится его графика — очень необычная. Там каждое изображённое деревце - родное художнику, тёплое, со своим именем, со своими божественными секретами.
***
До самых последних его дней я не знал, что болезнь Валентина смертельна. Он всегда вселял в меня мысль, что скоро, совсем скоро выздоровеет. Только сейчас я вспоминаю лихорадочность, с какой он читал мне свои рукописи в областной больнице (там я его навещал), отставив в сторону мои бананы, и понимаю: вероятно, он знал о скором своём конце. Всё-таки такая болезнь... Мы бродили с ним по страшно загрязнённому лесу Загородного парка, а за ним уже шла смерть, которую он пытался заслонить своей светлой улыбкой, всеми жестами. А я ни о чём не подозревал. Мне казалось, что дружба наша будет вечной. И что мы вечно будем писать друг другу письма, а самое главное - встретимся в Великодворье, в его любимом храме. Так и случилось. Только встретился я не с живым Валентином, а с лежащим во гробе при отпевании... Помню, как мы летели туда с Колей Лалакиным, сидя в глухом закрытом кузове - и даже лесов не видели; на полу валялись «Литературная газета» и старый «Наш современник»... Это понятно, ведь нас вёз Слава Сафронов. В затемнённых очках он казался символично-траурным. Стояла середина лета, любимое время Валентина. Всё сияло, небо цвело синим атласным и бесконечным куполом. Из проповеди священника я понял, что Валентин незадолго до кончины приобщился Святых Тайн. На поминках было очень много народа. Давно я не видел таких многолюдных похорон у писателей. Поминать пришёл чуть не весь посёлок. И, может быть, только это обстоятельство меня немного утешило...
***
Теперь меня часто приглашают в Гусь. А я пока не еду, хотя всё мне кажется, стоит мой друг Валентин на вокзале и ждёт меня. С двумя алыми снегирями на плечах (откуда им и взяться-то летом?). И улыбается своей неизреченной улыбкой... Кажется, написал всё и, тем не менее, напрашивается постскриптум.
PS Валентин нам завещал многое и, прежде всего, Мещёру — чистую, таинственную, первозданную. Но и у нас есть обязательство перед ним - издать книгу его прозы. Не простую, книгу — праздник. О такой он мечтал, я знаю это. Он ходил во Владимире к экологам, о чём-то договаривался. Кажется, они что-то обещали. Я представляю эту книгу — светлой, чистой (может быть, для чтения в наших школах), проиллюстрированной репродукциями с картин русских художников- пейзажистов. «Дорогой Вячеслав/ Прочти своим зорким умам и чутким сердцем, и без скидок всё — мне. Твой суд - окончательный. Заранее бчагодарен за внимание. Валентин Медведев».
СТИХОТВОРЕНИЯ
ПТИЦА На опушке – пичужка, и надо же – Хоть малютка, да клювик – как шилище, На голове стоит гребень радужный: Ты откуда такая страшилище? Да не так я сказал! Ты – красавица! Сверкнули глазенки иголками: «Я – удод, а ты дед – раз не нравится», И помчалась шуршащее над елками. И мелькнуло таким озарением Ее милое птичье презрение, И полет этой радужной душечки – Словно радость, меж елок игрушечных. Я стоял на опушке, оставленный, А сосна своей мощью прославленной Развернула широким движением На дорогу мне – благословение. ИЮНЬ 2007.
САШЕ Ты, как солнышко, в день ненастный: Я живу под твоим вниманьем, Тихо радуюсь ежечасно, Согреваюсь твоим дыханьем. ИЮНЬ 2007.
ПОЛЕ Сторона ты родная, сторонушка – Среди леса небесное донышко, Да цветочков кругом понасыпано, Да шумят ветерки неусыпные. То погладит тебя даже бережно, То вдруг в спину толкает намеренно. «Прочь с пути, старичок, чай не мелкий сверчок!» И со свистом в полынную глушь – и молчок. А тропинка бежит. Тихо солнце печет… И небесные ангелы смотрят с высот… ИЮНЬ 2007.
СТРАННИК Я иду по тропинке заброшенной Вдоль межи луговины некошеной, А веселый июнь потчует Ветерком меж горячими кочками. С ароматной кислинкою мшистою Да с приправкой ковыльною, чистою И ведет, как веревочка яркая Под межой одуванчики жаркие. А на встречу подарки все божие Под пеньком стрекозы мельтешение То дрожит огоньком, то в парении Вон, как посох былого, остожие! Побродило былое и скрылося Все, что было, на счастье, кончается Вон ольха, что всю жизнь возносилася А теперь вслед былому склоняется. А где было хлебов ликование, Где дубки мужички кряжистыми Нынче роща, как храма сияние Навевает нам помыслы чистые. И звенит каждой шелковой малостью Славу божьим денькам бесконечную, А тропинка моя – вон осталася Под узоры торопится млечные! Укачает в пути косогорами И сотрет меня жернов дороги, Пылью выбросит на просторы Подберет меня ветер не строгий. И поднимет до тучек заветных, Где я облачком может быть стану Любоваться на милых приветно, Буду солнечно, и непристанно… ИЮЛЬ 2007.
НА ЗАКАТЕ На вечернем лугу я любуюсь дорогой до Бога. Сонмы солнечных трав до его рассиялись порога. Убегают лучи на закат по травинкам упругим… Вот и мне бы лучом по каким-нибудь все же заслугам… Полечу над травой, над родимым цветущим пределом, Задевают. Щекочут. Ласкаются дружески к телу… Зацветают. До свиданья цветы! До свиданья, травинки… Был я светом – в былинке. ИЮНЬ 2007.
ОЗЕРО Божье лоно сияет за елками Все в небесных жемчужных разводах. Растолкались волнишек осколками Родниково остылые воды. Омывает глубинной прохладой Мое тело, и душу, и взоры, И два солнца глядят ненаглядно Друг на друга весь день на просторе. И губастые рыбки взлетают Из родимой воды как на вышку, Белый свет все целуя, хватают Заодно по пути комаришку. Отдохну на ребристом приводье, На песочке и влажном, и чистом, Разведу костерок свой свободный, Пусть не жаркий, однако, лучистый. Изогнется лилово-мохнатый Его хвост над водой осветленной, Обовьется его ароматом Красный чай в котелке закоптелом. Легких дум, как чаинок, не мало. Рдяный бор, в стороне догорает. И сквозь кружево краснотала Божье лоно огнем расцветает. ИЮНЬ 2007.
Повести ЦВЕТЫ
- I – В ранней бледности небосклона означился темным верхом приречий лес. А в зените над поймой затеплилось розовато легкое облачко в одиноком ночлеге - Дух прекрасного здесь в поречье. Рассвет разгорался, и легкий сумрак сиреневых и синеватых теней в облачном Духе мешался с огненно-алым светом, с белым сияньем, клубясь и жаля сладчайшей силой радости и любви. Вон из-за леса взошло ликующе, огнезарно удивительное светило, двинулось в вышину, и с его восхожденьем всё ниже и всё прозрачней опускался к простору поймы её чуткий хранитель - небесный Дух. Он дышал её утренней, свежей жизнью. Он улавливал в ней и сонный запах цветка, и томный - вялой травинки. Вот застыл на ромашке, милый и малый, словно незримый кузнечик, стал бегать и прыгать по тверди выгнувшихся лепестков, и счастливый цветок, весь, упруго качаясь, принимал его шалость - щекотку солнечного тепла... И это чувство свободы, безгрешной поступи невесомой, везде беспечного любованья играло в Духе, как солнце. И словно солнце, стремилась ко всему здесь, на пойме, его любовь... - II - Плечистый мальчик с волнишкой легких волос молчаливо сидел на прибрежной кочке, вдавив растопыренные ладони в колени, весь, выгнувшись к берегу по ту сторону речки, где теснились свежо и ярко луговые цветы. - Как их нарисовать? - воскликнул, наконец, мальчик. – Где чего - не поймешь, всё-то перемешалось!.. Где листья? Где стебли? Цветок слился с цветком!.. И тут неожиданно всё резко переменилось. Каждой чашечкой засветилось, каждой гроздью и каждым выгибом стебля среди сумрака тени. - И-ых!.. только выдохнул мальчик, выпрямившись над кочкой. – Ты смотри-ка: теперь-то уж нарисую!.. Теперь-то я знаю: их оттенять все надо, рисовать свет и тень! И мальчик расслабленно съехал с кочки, раскинулся рядом на скользком, пружинистом ковыле. Глядя в небо, мечтательно улыбался. Он нарисует цветы... Алые, желтые среди зеленых стеблей и листьев будут они красоваться ярко и стройно. И эти цветы... он подарит Нине, своей однокласснице, самой высокой и симпатичной в их шестом «Б». Волосы - кольцами, каждое так и блещет над розовыми щеками. Грудь, как у женщины, остро теснится под школьным платьем... Между тем к размечтавшемуся мальчишке всё летели с соседнего омутка голоса девочек, громкий их смех. И вот толкнуло, как холодком: среди шума и гама гульнул сильный голос Нины. Мальчик сел на траве, но тут же встал на коленки, глядя в сторону ликованья. Брызги над омутком взлетали столбами, девочки то и дело выскакивали на берег. - Вот и мне бы туда!..- усмехнулся мальчик. - А чего? Все - свои! Мол, привет, как водичка?.. Визги с омута так и дразнили слух. Речка перед глазами сверкала бегущими блёстками, словно россыпью смеха недальних купальщиц. Мальчик встал, заходил взад-вперед перед насиженной своей кочкой. Вдруг резко остановился. - Чего ждать рисунка - вот он подарок!- выкрикнул торопливо. - Приду с ним к девчонкам: «Как водичка, не жжется?..» Ахнут: «Дай нам цветы!» Я Нинке и переправлю!.. Скинул начисто одежонку и прыгнул-ринулся через речку к манящей стае цветов. Нарвал тяжелый букет, и вот побрел неуверенно к тому зовущему омутку. Добродушно расслабленная улыбка держалась, забытая, над цветами... - Де-евочки!.. Вот так Толя! - выкриком встретил звеняще светленький голосок маленькой Таси, бывшей на берегу. Повыскакивали из воды и все остальные, в своих прилипших купальниках столпились перед букетом. - Это Нинке он приволок! - объявила догадливо, вся блестящая каплями, как своими, со звездочками, глазами, всё та же Тася. – Всё поглядывает на уроках на её парту! И не успел мальчик смутиться, как Нина выпустила длинноного из-за столпившихся девочек и уставилась на него немигающим взглядом водянисто-холодных глаз: «Брось букет! Брось, Толянчик, сейчас же!» Девочки засмеялись: «Ты чего напустилась? Гляди цветы-то какие!..» - Мне подари! - пичужкой звенькнула Тася и радостно выкинула к опрямелому мальчику раскрыто-белые, маленькие ладошки. Тот стоял, опустив букет. К нему придвинулась Нина и, вырвав, метнула цветы яркой метелью. «Собирай! - приказала. - Собирай, Толянчик!» И пошла, не оглядываясь к поселку. Девочки рассмеялись опять и гурьбой устремились вслед. Мальчик долго немел перед рассыпанными цветами, такими живыми на мягкой травке. Но вот нерешительно стал поднимать их и складывать осторожно один к другому. - Собира-ай - собира-ай!..- донеслось от столпившихся на тропинке озорное многоголосье. И снова - хохот... Мальчик бросил, не глядя, тонкий букетик, и побрел на свой омут. На душе было пусто и скучно, точно всю свою радость он выбросил тоже. Сел на кочку над речкой, на своё прежнее место, огляделся на всякий случай: не видел ли кто-нибудь его громкий позор - пустынно было на пойме. И без мыслей уперся взглядом в заречье, на тяжелые лапы елок, опущенные безвольно по всему темному ряду лесной опушки. Вдруг дернулся беспокойно, встал и шагнул к речке. - Ты смотри-ка: цветов-то нету!.. Никакого цветочка!.. Не уж-то я оборвал?.. Словно - обворова-ал!.. И притих, разведя руки недоуменно. Но вскоре весело скривил губы. «Это Нинка их утащила! Какая - всё-таки - злючка!..» И рассмеялся. Дернул возле себя былинку и бросил в речку. - Теперь всем растрезвонят про этот Нинкин букет!.. А чего растрезвонивать - кто чего знает?.. просто пришел с цветами... мало ли: проходил!.. Да-да!.. Проходил! Спустился к самой воде, стал снова срывать и бросать в речку былинки - посверкивают, ныряют... Как золотые рыбки на темной, будто стеклянной, ряби... Неожиданно рядом возник знакомо - светленький голосок. «Ты чего здесь кукуешь? Обиделся что ли?..» Мальчик вздрогнул, уставился недоуменно на гостью, но тут же вновь отвернулся к речке. Мелким шажком к нему подходила вся живенькая, говорливая Тася и на ходу продолжала радостно, серебристо: «Вот хотела собрать твои брошенные цветы - уж больно красивы!.. а ты их уже собрал! Хочу тоже таких нарвать!» - Я их не собирал!.. - сердито гукнул, не глядя на Тасю, мальчик. - Да не было! Не нашла! Основательно девочка уселась на травку, беспечно добавила: «Ладно, нарву других... А здорово здесь у тебя на речке!..» Мальчик не отвечал, уставясь по-прежнему на бегущую воду. На длинные, с бульканьем и журчаньем под берег бьющие струи, на быстро свивающиеся с легким всплеском маленькие воронки, на сетчатое сверканье подрагивающей быстринки... А звонко-приветливый голосок всё лился - рассказывал про цветы, про девчонок, что глупые посмеялись над ним, над Толей, и что сама она, Тася, тоже такая же глупая, первая виновата... Мальчик не слушал, однако и не сердился. Ласково-светлое Таси позваниванье словно баюкало перед струйчатой речкой, и мальчик вдруг забывал, где речной быстрый голос, где Тасино серебро... И вдруг решил почему-то сказать об этом, повернулся, наконец, к девочке, да и не выговорил ни слова. Будто теплым потоком солнца достало до сердца. Она сидела по-прежнему на траве, опираясь на вытянутые назад руки. Солнечно золотились изгибы прически, блестели ему навстречу глаза и зубки, беззаботно-босые ножки смешно шевелили малютками пухлых пальчиков перед огнисто-желтым подолом длинного сарафана. - А мы сейчас их найдем - цветы-то!.. - неожиданно для себя выкрикнул мальчик. - А чего их искать?- ткнула Тася взлетевшей весело ручкой в заречный берег. - Ты смотри-и-ка!.. Верну-улись!.. - весь вытянулся от изумленья мальчик.- Стоят, как никто не рвал!.. И метнулся прямо в рубашке и джинсах в речку, однако перед цветами остановился. Крупные, с выгнутыми лепестками, ромашки, будто пальмы, сияли друг перед другом. Колокольчики гнулись весомо один к одному в каком-то любовном поклоне, все плотно-тугие с синеюще млечным отливом лиловых, крутых боков, и казалось: вот-вот толкнутся такими боками и мягко так погудят... Алыми звездочками среди этих пальм и сосудов пылали гвоздики... - Жалко?..- блеснул ласковый голос Таси. - Жа-алко... - Тогда не рви! Пусть все любуются, кто увидит. Я тоже буду приходить - любоваться. - Правда?.. Я - тоже! - подпрыгнул, взмахнув рукой, мальчик. И вылез на берег, весь весело мокрый, зашлепал ладонями по складкам прилипшей на животе рубашки. Тася расхохоталась, как прозвенел колокольчик. - А я их вот - нарису-ую!..- объявил мальчик. - Приду домой да и сделаю эту клумбу! - Сделаешь, Толя! - подхватила-уверила вдохновенная Тася. - Ты, ведь, вон как рисуешь! Ты - лучший школьный художник! - Так уж и лучший?..- довольно тот согласился. - Беги в кусты отжиматься! - заторопила Тася. - Зачем? Так обсохну. На солнце, на ветерке... Тася вскочила и быстрой ручонкой схватила тяжелую руку мальчика. « Бежим через луг! » - Бежи-им!.. И шумнули в глубинное многотравье. Почти поплыли в отливистой его зыби, - утонувший под самые плечи в клетчатояркой рубашке мальчик с легкой чубчиковой волнишкой и всё попрыгивающая рядом из травяной глубины веселая, миленькая, с кукольным блеском волос головка. И возникла над ними игривая стайка бабочек, понеслась над бегущими разноцветным роеньем... На краю поймы дети остановились. Отдышались улыбчиво друг перед другом и повернулись к оставленной луговой шири, солнечной и огромной, лежащей празднично, шелковисто, маняще... Высокие ольхи по дальнему краю кудрявились там и сям над высверком омутков. - А я и не видел такое...- задумчиво прогудел мальчик. - Я тоже не видела ... - подала тихий голос Тася. И снова примолкли, глядя в глубину мира…
- III - Стайка бабочек, чуть в сторонке от ребятишек, трепетала в восторге. Но вот прянула снова в пойму, в ее томящий аромат и там, мелькающе, растворилась в тени над речкой. Над тем ковылистым бережком, где только что были мальчик и девочка, и где теперь на их месте так и нежилась, и дышала полянка ярких цветов.
