Дело об убиении помещика Рогановского
/Ковровский исторический сборник. Выпуск 4. Историко-краеведческий музей Ковровского района. Ковров, 2005./
Рогановский Аркадий Петрович происходил из суздальского дворянства. Родился в 1766 г. Сын ротмистра Петра Львовича Рогановского, вязниковского земского исправника в 1778-1781 годах, и его жены Аграфены Матвеевны, урожденной Языковой, Аркадий рано лишился матери и воспитывался в семействе Алексея Григорьевича Безобразова, жившего в селе Ковалево (Патакино) Владимирского уезда. А.Г. Безобразов был богатым помещиком Владимирской, Рязанской, Нижегородской, Саратовской и Тульской губерний, а в 1783-1785 годах занимал пост владимирского уездного предводителя дворянства.
А.П. Рогановский службу начал в лейб-гвардии Преображенском полку, а в 1790 году в возрасте 24-х лет он вышел в отставку армии капитаном. В последующие годы Аркадий Петрович, переименованный в титулярные советники, состоял депутатом дворянства от Суздальского уезда, а в середине 1790-х годов служил заседателем Первого департамента Владимирского верхнего земского суда. Из ковровских уездных судей в 1806 году А.П. Рогановский ковровским дворянством был избран своим предводителем. Должность ковровского уездного предводителя дворянства он занимал два трехлетия подряд (1806-1811 гг.).
В 1806-1807 годах Аркадий Петрович участвовал в организации уездной милиции и подвижного земского войска. За службу предводителя он был награжден чином надворного советника и орденом святого Владимира IV степени.
Аркадий Петрович в начале XIX столетия стал владельцем части деревни Юдиха. В 1811 году А.П. Рогановский купил у Сергея Алексеевича Безобразова сельцо Княгинино Ковровского уезда, где и поселился.
Аркадий Петрович был женат на Евпраксии Егоровне Пестрово, дочери надворного советника Егора Степановича Пестрово, судогодского городничего в 1778-1780 годах, позже советника Владимирской палаты уголовного и гражданского суда, «ветреной, но пригожей женщине». Брак был бездетный. Вероятно, именно вследствие ветрености А.П. Рогановский разошелся с женой, но формально развод не был оформлен. Определенной характеристикой супруги Рогановского может служить тот факт, что она имела трех внебрачных детей от гороховецкого уездного предводителя дворянства Александра Григорьевича Батурина, за которого впоследствии вышла замуж.
Усадебный дом Аркадия Петровича Рогановского в сельце Княгинино
Когда в 1810-1811 годах Аркадию Петровичу вздумалось жениться второй раз, то это дало повод его первой жене подать жалобу. Новой избранницей ковровского помещика стала 17-летняя Мария Ивановна Замыцкая, дочь вязниковского уездного предводителя дворянства в 1784-1785 годах Ивана Глебовича Замыцкого. Против Рогановского власти начали дело, и он был по указанию императора Александра 1 удален с поста предводителя. Его сменил на должности предводителя приятель и родственник Сергей Алексеевич Безобразов. Дело о многоженстве Рогановского велось вплоть до самой его смерти, ибо многочисленные друзья, в том числе влиятельные Безобразовы и епископ Владимирский и Суздальский Ксенофонт (Троепольский) всячески затягивали разбирательство. Бракоразводный процесс супругов Рогановских наделал много шума во владимирском дворянском обществе.
Свои воспоминания об этом деле оставил владимирский губернатор в 1802-1812 годах князь Иван Михайлович Долгоруков, известный поэт и мемуарист:
«Предводитель дворянства ковровского, дворянин Рогановский, человек уже возмужалых лет, живущий в разводе с своей женой и способный к отправлению разных поручений, просил архиерея о формальном разводе его с женою, но, потеряв терпение, решился, не дождавшись успеха в начатом деле, обольстить молодую, благородную девушку и от живой жены женился на ней самым наглым образом, не скрыв почти ни от кого своего поступка. Молва меня о нем известила. Я досадовал, но ничего по одним сказкам предпринять не мог. Вступил донос от благочинного. Я вытребовал с него копию у архиерея и на сем документе основал представление к министру, который доложил государю. Велено предводителя сменить и отдать под суд. [Свое представление автор отправил 8 апреля 1810 года, а 26 апреля на представление А. А. Балашова императору была дана резолюция: «Государь император указать изволил предводителя Рогановского уволить от должности и звания, им ныне занимаемых, и избрать по порядку другого, о чем сообщить высочайшую волю г. министру полиции для предложения Сенату и с тем, чтоб на сие обращена была вся сила законов, а равным образом оную сообщить и Синода обер-прокурору»].
Едва начался он, как все опрокинулись на меня и утверждали, что я, не справясь с правдой, писал об этом к министру. Чем больше меня винили, тем сильнее я нападал на свою жертву, потому что отнюдь не хотел в справедливом деле почитаем быть за лжеца и клеветника в донесениях государю. Архиерей дело тянул и склонялся на сторону двуженца. Я разорвал с ним тотчас знакомство и запретил Рогановскому въезд в мой дом. Он думал, что я презрю этим, посержусь для одной формы, и все обойдется, но для меня нравы всегда были столь же священны, как и религия. Он ошибся в своем расчете и, когда увидел, что никакие в пользу его заступлении подействовать на меня не могут, начал отражать меня на письме запирательством. Консистория, в явный соблазн благонравию, призывала его, допрашивала для формы, довольствовалась отрицаниями, зная сама, что они лживы.
Родственники его и прочие, призываемые во свидетели, все почти присягали, целовали крест и отходили игрою слов, говоря, что они на свадьбе не были и, следовательно, не знают, венчался ли он. Таким образом можно поклясться и в том, что я не знаю о смерти Петра первого, потому что при погребении его не был. Такие насмешные отзывы входили в дело и служили средством духовным властям под видом формы ни править, ни винить решительно Рогановского. Словом, дело тянулось года два и ничем еще не было кончено, как Рогановского свои собственные люди убили до смерти. Сие последнее злодеяние совершилось после меня, и тогда все закричали, что он точно был женат, да и не на двух только, а на трех, коих всех по имени называли [факт третьей женитьбы Рогановского никакими документами не подтверждается]».
К 1811 году за А.П. Рогановским в деревне Юдиха и сельце Бороткино значилось 13 крепостных душ. Кроме этого, за ним было имение в селе Терентьево Суздальского уезда, а также в Кадниковском уезде Вологодской губернии. В 1812 году, во время сбора «Владимирской военной силы», в 3-й пеший казачий полк из поместий Култашевых и Рогановского прихода погоста Нередич отправилось 18 ратников из крепостных крестьян.
В разгар разбирательства по поводу двоеженства, в самом начале войны 1812 года, А.П. Рогановский был убит своими дворовыми в сельце Княгинино Ковровского уезда. Из-за суматохи, вызванной нашествием армии Наполеона и организацией Владимирского ополчения, расследование убийства Рогановского было завершено не сразу и приговор вынесли только в ноябре 1813 г. Пятерых убийц покарали обычным для того времени образом, наказали кнутом, выжали раскаленным железом знаки и отправили на каторгу в Сибирь.
А.П. Рогановский был погребен в с. Марьино Ковровского уезда при церкви в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, построенной его родственником Иваном Михайловичем Владыкиным. Могила утрачена.
Наследником Рогановского стала его сестра Олимпиада Петровна, бывшая замужем за Иваном Петровичем Николаевым - будущим ковровским предводителем дворянства. Именно Николаевы и настояли на проведении полного расследования убийства, которое земская полиция, было, спустила на тормозах.
Бывшая жена убитого Е.Е. Рогановская столь же незаконно, как и ее бывший супруг, жила с титулярным советником Александром Григорьевичем Батуриным, гороховецким уездным предводителем дворянства в 1803-1808 гг. и имела от него трех незаконных дочерей. Из них Елизавета Александровна была женой поэта Дмитрия Петровича Ознобишина. Вторая незаконная жена А.П. Рогановского М.И. Замыцкая вышла замуж за отставного поручика Тульского пехотного полка Ивана Петровича Языкова (ум. после 1838), помещика сельца Веригино Судогодского уезда.
Дело «об убиении помещика Рогановского» хранится в фонде Владимирской палаты уголовного суда ГАВО и иллюстрирует не столь уж редкий для своего времени случай убийства помещика своими крепостными.
ГАВО. Ф.77. Оп.2. Д.301. Ф.243. Оп.1. Д2. Л.212, Ф.556. Оп.111. Д.231. Л.12об.; ГАИО. Ф.107. Оп. 1. Д.71. Л.2; Долгорукое И. М. С.141-142.485; Трегубов. С.224.
Прошлого 1812 года сентября 4 дня надворного советника и кавалера Аркадия Петровича Рогановского дворовый человек Николай Григорьев Ковровскому земскому суду письменно донес, что того сентября с 2-го по 3-е число в ночи означенный его господин, приехав в деревню свою Княгинино, неизвестно от чего скоропостижно помер.
Вследствие сего земский исправник Авдулин тогда ж отправлялся для исследования на место, где по осмотру его при уездном стряпчем и при сторонних людях надворный советник и кавалер Рогановский оказался в своем доме на постеле в одной рубашке мертвым, по наружности тела боевых и к убивству приличествующих знаков нет, кроме того, что левая щека, на которой он лежал, несколько синевата но знаку такого, чтоб сия синеватость воспоследовала от удару чем-либо, не видно, а должно полагать, что оная синеватость произошла сама собою, от лежания на той щеке, подле ж кровати, на которой господин Рогановский лежал, находилась блевотина, по-видимому из его гортани вышедшая, ибо оная ж имелась на груди и устах его. Ковровский штаб-лекарь Клинген 5 сентября отношением на имя земского исправника по слабости своей болезни к свидетельству умершего господина Рогановского прибыть отказался.
Почему того ж числа земский исправник и уездный стряпчий имели рассуждение, что хоть следовало бы послать за лекарем вязниковским или шуйским, но как от сельца Княгинина расстоянием Шуя 75, а Вязники 70 верст, и если послать за тем или другим, то ближе 7-го числа приехать сюда никоторому из них невозможно; тело ж господина Рогановского приходит уже в испорченность и несколько почернело следовательно лекарю внутренности вскрыть нет возможности, и для того рассудили приступитъ к надлежащему произведению следствия при котором дворовый человек Ефрем Макаров на допросе с крестным целованием показал, что от роду ему 28 лет, назад тому лет с шесть находился он при господине своем в должности камердинера, а сентября 2-го числа, будучи господин его в городе Коврове, приехал в свое сельцо Княгинино пополудни часу в первом и, находясь у себя в доме приказал ему согретъ чайник, который, обыкновенно приготовя с горячею водою, принес в дом и подавал ему чай, коего господин его так как часу в 9-м налившись, приказал себя раздеть, напоследок часу в 11-м приказывал управителю Василию Васильеву приготовить поутру псовую охоту, с тем, дабы оной Васильев с прочими охотниками, а именно: Емельяном Федоровым, Николаем Григорьевым, Федором Дмитриевым, Иваном Силантьевым, Григорием Купреяновым 3-го числа поутру ехали в поле для травли зайцев, а после такого приказания лег господин его в зале спать, он же, оставя его, ходил в другую комнату ужинать; потом часу в 12-м пришед в комнату, где господин его находился, лег на полу спать, и спустя несколько времени заснувши, услыхал случившуюся с господином рвоту; почему вставши, подошел к нему, и он ему приказал держать голову, а когда с ним рвота кончилась, то велел от себя отойти, легши же опять спать, слушал, что господин его, простонав несколько раз, замолчал. И так проспав до свету, то есть 3-го числа поутру по обыкновению вышел из той комнаты и грел чайник, полагая, что господин его, встав, как и всегда бывало, спросит чая, но вместо того в обыкновенное время не вставал, полагая, что от приключившейся с ним рвоты спит. Охотники ж по приказанию его, ездя с собаками в поле, возвратились в дом пополудни в 8-м часу, и из них прикащик Васильев, видя, что господин долго не встает, решился с ним взойти к нему и подошед к постели, усмотрели его мертвого, чего испугавшись, послали вблизи состоящее село Марьино для объявления о сем живущему во оном помещику Ивану Владыкину и священнику, которые, приехавши, часу в 9-м осматривали его, и в том же часу прикащик Васильев послал известить о сем несчастном случае зятя господина его надворного советника Николаева, живущего в городе Коврове, в лишении жизни его виновным он не состоит, и подозрения в том ни малейшего ни на кого не имеет, а полагает, что (кончина) ему воспоследовала от власти Божией, к тому ж имел издавна болезни грыжу в пахе и каменную, от коей с большим напряжением выходили маленькие во время истечения урины камешки, от чего в те времена бывал в отчаянности жизни своей.
Сходне с ним показали: прикащик Василий Васильев; жена его Прасковья Игнатьева; дворовые люди: Емельян Федоров, Николай Григорьев, Федор Дмитриев, Иван Силантьев и Григорий Купреянов, показывая притом Василий Васильев, что господин их надворный советник Рогановский приехал в сельцо Княгинино из города Коврова действительно 2-го числа, так как часу в первом по приезде находился в доме своем, и часу в 8-м или 9-м, пивши чай, приказывал ему с прочими людьми поутру, то есть 3-го числа ехать с псовой охотою в поле травить зайцев, что и исполнено.
Сельца Княгинина староста Козма Дмитриев и крестьяне, всего 12 человек, показали, что помещик их надворный советник и кавалер Рогановский действительно 2 сентября из города Коврова пополудни приехал в сельцо Княгинино; каким же образом поутру 3-го числа оказался у себя в доме мертвым - они не ведают, и до того времени ни от кого не слыхали, равно в лишении жизни ни на кого подозрений показать не могут.
Гвардии прапорщик Иван Владыкин показал, что сентября 3-го дня поутру, т.е. часу в 8-м действительно, надворного советника Рогановского дворовый человек Николай Григорьев, приехав к нему, сказал, что господин его усмотрен мертвым, а от чего не знает; почему он в то ж самое время, приехав в дом его Рогановского нашел на постели мертвого, где же был и священник села их Михайла Иванов с коим тело его Рогановского хотя и осматривал, но никаких на нем приличествующих к насильственной смерти знаков не было, кроме того, что щека, на которой господин Рогановский лежал, несколько была синевата, у постели ж, на которой лежал, имелась блевотина.
Следствие сие земский исправник представил в земский суд, а из оного 20 того ж сентября прислано к рассмотрению в сей уездный суд. На требование коего Ковровская градская полиция 9 декабря доставила сюда поданное в нее 12 октября покойного Рогановского зятя надворного советника Николаева и жены его Алимпиады Петровой показание, не имеют ли они на кого сомнения в насильственней смерти господина Рогановского, коим изъявляли, что их родственник надворный советник и кавалер Рогановский хоть бывал болен кашлем и оттого имел тошноту, от коей случалась с ним и рвота, равно имел и каменную болезнь, но от того ли помер не знают, да и сомнения в наследственной его смерти ни на кого показать не могут, только известно им, что при отъезде его из города Коврова в свою деревню Княгинино было с ним денег 1800 руб. ассигнациями и в особой книжке ассигнациями ж 360 руб. и серебром 30 руб., но из них представлено бывшим всегда при нем дворовым человеком Ефремом Макаровым только 360 руб. ассигнациями и серебром на 30 руб., причем и свидетели были села Марьино священник Михаил и помещик Иван Владыкин, 1800 руб. тогда не оказалось, почему просили его Макарова с очистительною присягою спросить о тех деньгах, а тем более о причине смерти бывшего своего господина, так как он неотлучно всегда был при нем.
Между тем, октября 31 дня Ковровской градской полицией определенный над имением покойного надворного советника и кавалера Рогановского опекун надворный советник Николаев в объявлении прописывал, что, имея он сомнение в скоропостижной смерти шурина своего надворного советника и кавалера Романовского по злонамеренному характеру и нетрезвому поведению дворовых его людей, неоднократно с женою его Алимпиадою Петровною расспрашивал дворовых людей о подлинной причине смерти его, и напоследок по убеждению его из оныя людей Мартьян Ефимов объявил, что того ж числа, когда господин Романовский оказался мертвым, приехал он из Коврова обще с дворовым его Романовского человеком кузнецом Никитою в сельцо Княгинино, и увидевши на кухне дворового человека Василия пьяного, стал его спрашивать, отчего так скоро господин их умер, бывши здоров, на что ему Ефимову сказал «не сказывай никому, ты, чай, знаешь, мы его с дворовыми людьми задушили, и имевшиеся при нем деньги разделили», а потому просил оную полицию дворового человека Мартьяна Ефимова, равно и прочих находящихся здесь при квартире господина Рогановского допросить и, по допросам учиня исследование, поступить по законам.
Почему означенный дворовый человек Мартьян Ефимов, быв тогда ж опрашивая в градской полиции, показал, что от роду ему 50 лет, минувшего сентября месяца не помнит которого числа, только в субботу, приехал он с господином своим в город Ковров, где пробыв один день поехали здешней округи в сельцо Княгинино, по приезде ж туда господин его приказал ему, взяв пару лошадей, поехать обратно в Ковров за линейкою, за коей в тот же день, т.е. в понедельник и отправил, а во вторник поутру, взяв линейку, поехал опять к своему господину, но по приезде в сельцо Княгинино услышал, что господин его скончался, почему желая узнать о сем как можно яснее, тотчас пошел на кухню, где встретясь с ним дворовый господина его человек Василий Михайлов на спрос его говорил ему, что он, Михайлов, вместе с дворовыми людьми Николаем Григорьевым, Ефремом Макаровым, Максимом Ефимовым и Емельяном Федоровым господина своего удушили, а из них Ефрем Макаров и Емельян Федоров, взяв все деньги, сколько не знает, разделил по себе, что, пересказав, просил его никому не сказывать, участия ж в деле сем он, Ефимов, никакого с ними не имел, и прежде никаких противных закону противных поступков не делал.
А затем по сыску тогда ж представлены и дворовые люди: Василий Михайлов, Максим Ефимов и Николай Григорьев; доносил при том квартальный надзиратель, что Ефрем Макаров находился в губернском городе Владимире, а Емельян Федоров при титулярном советнике Трепине, отправившимся в Покров с воинским провиантом, для чего о присылке их за караулом сообщено во владимирскую и покровскую градские полиции; представленные ж дворовые люди, будучи допрашиваемы, показали:
Василий Михайлов, что от роду ему 20 лет, прошлого 1812 года в июле месяце во время бытности господина его здешней округи в своем сельце Княгинино дворовые люди Николай Григорьев и Емельян Федоров, говоря ему, что все они претерпевают от господина их необыкновенную строгость, уговаривали его, чтоб вместе с ними удушить, но он тогда на сие не согласился, и господин его, побыв в означенном сельце, поехал благополучно. Во время ж приезда их господина в сентябре месяце в помянутое сельцо Княгинино те ж дворовые люди Григорьев и Федоров, опять говоря о притеснениях, делаемых помещиком их, уговаривали его, чтоб вместе с ними согласился его удушить, суля ему притом 50 руб. денег, почему согласись на сие, часу во 2-м заполночь пошли в горницу, и там они трое и еще Максим Ефимов пили вино, между тем, зная, что господин их уже спит, пошли в его спальню; по входе ж туда видел он, что у кровати господина их стояла на стуле зажженная свеча, и лежал на полу дворовый человек Емельян Федоров; и оной Макаров вставши загасил свечу, а потом все они бросились на господина своего; и именно Михаил Ефимов схватил его за горло; Николай Григорьев держал за руки; Емельян Федоров и он, Михайлов, держал за ноги, а Ефрем Макаров за голову; и все как можно сильнее давили около часа, потом видя, что господин их уже мертвый, оставили его на постели, и имевшиеся в той комнате, где господина своего удушили, напитки, как-то - водку, ерофеич и наливку пили, причем из них Николай Григорьев неизвестно из какого намерения засунув в рот два пальца усильным образом блевал на постель удушенного господина их и около ее на полу, после ж того они ушли и легли спать, на другой же день поутру дворовый человек Ефрем Макаров из взятых им у господина их неизвестно сколько денег, дал ему 50 руб. с тем чтоб о сем происшествии никому не сказывал; оныя ж деньги потрачены им на собственные надобности, и теперь у него в остатке только 4 руб.; больше ж с ними при удушении господина их никого не было, а был ли кто к оному прежде сговариван, того не знает, прежде сего никаких закону противных поступков не делал...»
(Допрашиваемый Максим Ефимов 23-х лет рассказал примерно то же самое):
«...Ефрем Макаров с подушкой лежал на голове господина, Емельян Федоров и Василий Михайлов держали за ноги, Николай Григорьев - за руки, а он, Ефимов, под бородою за горло, и все они как можно сильнее его давили, лежа на нем не более, как полчаса».
(Макаров дал Ефимову 70 руб.)
(Николай Григорьев рассказал примерно то же. Макаров дал ему 100 руб.)
(Л 49) ...Владимирская палата уголовного суда определила дворовых людей Василия Михайлова, Максима Ефимова, Николая Григорьева, Ефрема Макарова и Емельяна Федорова наказать кнутом 70-ю ударами каждого и по указу 1754 года, вырезав им ноздри и поставя знаки, сослать в каторжную работу.
Ноября 10 дня 1813 года.
ГАВО Ф.93. Oп.1. Д.183.Л.2-7об.
Ковровские уездные предводители дворянства
Город Ковров.
|
