Первым лицом в уезде являлся местный предводитель дворянства. Вплоть до реформ царя-освободителя Александра II дворянство являлось полноправным господствующим сословием, как в политической, так и экономической жизни Российской империи. Оно оказывало большое влияние на все органы местного управления, тем более что основная часть из них замещалась по выбору дворянства представителями того же «благородного» сословия. Избираемые на трехлетний срок уездные предводители служили, что называется, «из чести». В отличие от других чиновников, предводитель не получал никакого жалованья и работал, так сказать, на общественных началах. Более того, почетная и престижная предводительская должность сама по себе требовала немалых расходов на представительство, содержание канцелярии, разъезды по делам службы по уезду и губернии. Покрытие этих издержек шло обычно за счет личных средств господина предводителя. Поэтому на эту должность избирались, как правило, люди не только родовитые, но и состоятельные. В круг обязанностей предводителя входило улаживание споров и конфликтов между дворянами уезда, проведение сословных мероприятий, балов, приемов и обедов, контакты с губернскими властями, контроль за деятельностью практически всех местных учреждений, включая полицию. Через губернского предводителя дворянства «хозяева уезда», как называли уездных предводителей, имели право доклада самому императору, минуя все промежуточные инстанции. Формально, сословные дворянские органы действовали независимо от губернских властей и подчинялись лишь министру внутренних дел. Как писал историк П.А. Корелин: «Если губернский предводитель все же на втором плане после губернатора, то уездный действительно являлся хозяином уезда, восполняя отсутствующее уездное звено в бюрократическом аппарате. Не случайно его даже в официальных обращениях часто именовали предводителем уезда. Он возглавлял почти все уездные учреждения, представлял интересы уезда в ряде губернских органов и, в отличие от губернского предводителя, даже располагал некоторой исполнительной властью, используя для того земскую полицию». Типичен для иллюстрации взаимоотношений уездного предводителя и губернатора пример из воспоминаний Н.А. Тучковой-Огаревой, чей отец генерал Алексей Алексеевич Тучков в 1830-х гг. служил писарским уездным предводителем дворянства Пензенской губернии: «Александр Алексеевич Панчулидзев, бывший двадцать или двадцать пять лет губернатором в Пензенской губернии, ненавидел отца за независимый характер, за свободный образ мыслей и считал его человеком «беспокойным». Исполняя свой долг, отец невольно постоянно мешал губернатору. Однажды, в голодный год, Панчулидзев созвал в Пензу всех уездных предводителей для того, чтобы убедить их не просить у правительства никакого вспомоществования; когда собрание открылось, несколько предводителей изъявили тотчас на это свое согласие, но когда очередь дошла до моего отца, то он изобразил весьма основательно бедственное положение народа и прибавил, что будет просить помощи у правительства. — Но правительство не в состоянии оказать большую помощь, — запальчиво возразил губернатор. — Удрученное население будет довольно и немногим; самое ничтожное пособие покажет участие правительства к несчастным, внесет успокоение в души крестьян, измученных всякими лишениями и голодом, этим худшим из всех бедствий, — отвечал отец. Вслед за этими словами и остальные предводители стали требовать пособия для своих уездов. Таким образом, вмешательством «беспокойного» Алексея Алексеевича Тучкова был разрушен план губернатора получить крест за умение обойтись без пособия от правительства в столь критическую минуту. ... Панчулилзев удивлялся взглядам отца и никогда не мог его вполне понять; между ними было немало ссор и неприятностей. Однажды отец, выведенный из терпения, сказал ему: «Вы мне вовсе не начальник, я непосредственно подчинен министру внутренних дел». Однажды, по настоятельной просьбе помещицы Третьяковой, губернатор послал чиновника особых поручений вместе с уездным исправником произвести у нее следствие без ведома моего отца; однако крестьяне тотчас дали ему знать об этом, и он отправился немедленно в дом г-жи Третьяковой. — Господа, — сказал входя отец, — вы забыли, кажется, меня предупредить, ведь я здесь хозяин, это мой уезд. Чиновники отвечали сконфуженно, что им не было приказано приглашать его на следствие».
Секерин Василий Семенович, поручик - первый ковровский уездный предводитель дворянства (1778-1781)
Култашев Михаил Васильевич, арт. подпоручик (1782-1784)
Языков Иван Михайлович, гвардии прапорщик (1785-1790)
Муравьев Григорий Степанович , надврн. советн. (1791-1793)
Танеев Андрей Михайлович - Ковровский уездный предводитель дворянства в 1794 г., Предводитель дворянства Владимирской губернии 1794—1796 гг.
Хметевский Александр Иванович, корнет (1794-1796)
С 1804 по 1850 гг. в Ковровском уезде сменилось 9 предводителей, таким образом, в среднем они занимали почти два трехлетия каждый.
Безобразов Сергей Алексеевич, гвар. подп. (с фев. 1804-1805 и 1812-1817)
Рогановский Аркадий Петрович, коллежск. ассесор (1806-1811) Безобразов Сергей Алексеевич (1812-1817)
Всеволожский Григорий Петрович, флота капитан 2 ранга (1818-1820)
Безобразов Дмитрий Алексеевич, действительный статский советник (1821-1826)
Николаев Иван Петрович, надворный советник (1826, 1830-1832)
Бабкин Гавриил Михайлович (ок. 1782–1849/1850), титулярн. советн. - ковровский уездный предводитель дворянства (1827–1829) Николаев Иван Петрович (1830-1832)
Култашев Василий Михайлович, штабс-капитан (1833-1834)
Расков Павел Степанович, титулярный советник, и. о. предводителя в 1834-1836 гг.
Алалыкин Алексей Кузьмич, майор (1836-1842) Безобразов Иван Сергеевич, коллежск. советн. (1842-1874)
Все ковровские предводители рассматриваемого периода принадлежали к старинным родам, причем трое (два брата и племянник) вышли из одного рода Безобразовых.
Герб рода дворян Безобразовых
Наличие высокого чина для такого поста не требовалось, поэтому из девяти двое ковровских предводителей имели чин подпоручика, один — штабс-капитана, трое — коллежского асессора (майора), двое — надворного советника (капитана II ранга) и лишь один был действительным статским советником, то есть статским генералом и титуловался «Ваше превосходительство». Все остальные должны были довольствоваться обращением «Ваше высокородие», каковое полагалось лишь особам V класса по «Табели о рангах», но уездные предводители как бы состояли в этом ранге независимо от своего действительного чина на время занятия предводительской должности. Практически все господа предводители являлись помещиками средней руки и если даже имели сравнительно большое состояние (как, скажем, Дмитрий Алексеевич Безобразов, владелец свыше 1000 душ), то все же в силу долгов или иных обстоятельств не имели возможности жить в столицах и поэтому вынужденно возглавляли местное уездное общество. Предводительские усадьбы обыкновенно оставались центрами жизни Ковровского бомонда. Дворянские гнезда в селе Маринино Танеевых, в сельце Сенино Корякиных, в селе Великово на Тальше Алалыкиных, в селе Зименки Култашевых, в селе Патакино, в сельцах Княгинине и Кижанах Безобразовых, в сельце Иевлево Николаевых в течение многих лет служили местом притяжения представителей благородного сословия в пределах Ковровского уезда.
Маньков Николай Петрович, майор, и. о. предводителя в 1874-1876 гг.
Култашев Дмитрий Васильевич - поручик, и. о. предводителя в 1876-1877 гг.
Корякин Николай Никанорович, поручик (1877-1881) Маньков Александр Петрович, штабс-капитан (1882-1887 и 1890) Рамейков Валериан Александрович, штабс-капитан, и.о. предводителя в 1889-1890 и 1890-1981
Муратов Николай Павлович, статский советник, ковровский уездный предводитель дворянства (1888-1889 и 1891-1905) Оболдуев Николай Платонович, действительный статский советник, ковровский уездный предводитель дворянства (1906-1908) Кишкин Евстафий Алексеевич, статский советник, ковровский уездный предводитель дворянства (1909) Чихачев Константин Алексеевич, надворный советник, ковровский уездный предводитель дворянства (1909-1912) Култашев Николай Васильевич, действительный статский советник, ковровский уездный предводитель дворянства (1912-1915)
Орлов Александр Кириллович, военный инженер, последний Ковровский уездный предводитель дворянства (1915-1917)
Уездный судья
Вторым по значению в уездной иерархии считался пост уездного судьи. В отличие от предводительской эта должность предполагала достаточно утомительные и скучные бдения в стенах пресловутых присутственных мест. Впрочем, все судебные дела обыкновенно вершились секретарем данного учреждения из приказных, а судья вместе с дворянскими заседателями больше занимались подписыванием бумаг и представительскими функциями. О роли секретаря и избранных от сословия судьи и заседателей дает хорошее представление произведение И.С. Аксакова «Присутственный день в уголовной палате», созданное в конце 1830-х гг. и опубликованное лишь в 1858 г. в Лондоне Александром Герценом. Хотя там идет речь о губернской палате уголовного суда, с судом уездным у показанного присутственного места было очень много общего. Престиж судейской должности не шел ни в какое сравнение с предводительской. Это наглядно иллюстрируется и тем обстоятельством, что судье полагалось жалованье от казны. В 1804 г. судье полагалось 307 рублей в год. Позднее жалованье несколько увеличилось. Так, например, в 1847 г. ковровский уездный судья коллежский секретарь Алексей Николаевич Кишкин получал 336 рублей 24 копейки серебром в год. В первой половине XIX века на посту уездных судей в Коврове, помимо представителей местной аристократии, побывали и безродные пришельцы: воспитанник Казанского военно-сиротского отделения и ветеран походов М.И. Кутузова Василий Сизаров, сыновья гарнизонного прапорщика Александр и Павел Расковы, заезжий итальянец Антон Савоини. И здесь чин не имел никакого значения, хотя в генеральских чинах уездного судейского кресла, как правило, не занимали. Ковровские судьи в то время имели ранги от подпоручика до коллежского асессора.
Земский исправник
Третьей по престижности и значимости выборной дворянской должностью в уезде был земский исправник, возглавлявший уездную полицию. О малопочтенном отношении богатых бар к фигуре исправника можно почерпнуть хотя бы в пушкинском «Дубровском».
В Коврове на этом посту, в основном, находились либо мелкопоместные дворяне, либо имевшие призвание к специфической полицейской службе. Жалованье исправнику платилось несколько меньше, чем судье. В 1853 г. ковровский исправник штабс-ротмистр Алексей Гавриилович Вырубов получал в год 280 рублей 20 копеек серебром. Правда, еще 141 рубль 53 копейки ему полагалось на разъезды, которые при обширности Ковровского уезда оказывались подчас весьма дальними. Большинство исправников были отставными армейскими офицерами, в значительной части имевшие и боевой опыт. Так, капитан Александр Авдулин, ковровский исправник в 1811 -1815 гг. был ветераном войн с Наполеоном в 1806-1807 гг.; поручик Антон Яковлевич Савоини (исправник с перерывами в течение трех трехлетий в 1821-1842 гг.) дошел до Парижа, а коллежский секретарь Алексей Александрович Пожарский (исправник в 1833-1835 гг.) участвовал в Бородинском сражении. Но среди капитан-исправников встречались и «шпаки», получившие классные чины на канцелярской службе, как губернский секретарь Илларион Николаевич Мишуков (в должности исправника в 1827-1830 гг.) или коллежский секретарь Александр Степанович Расков (исправник в 1818-1820 гг.). Помимо перечисленных первых лиц, дворянство на каждое трехлетие избирало из своей среды также двух заседателей уездного суда, такое же количество заседателей земского суда и депутатов Владимирского губернского дворянского депутатского собрания. Избирались дворянством и попечители хлебных запасных магазинов (стратегических запасов семенного, продовольственного и фуражного зерна).
Городничий
Помимо чиновников, избираемых дворянством из своей среды, в Коврове из числа «коронных» (т.е. назначаемых государством) должностных лиц самой заметной фигурой являлся городничий. Он возглавлял городскую полицию. Запечатленный Н.В. Гоголем в бессмертном «Ревизоре» образ городничего, при всей его пародийности и карикатурности, являлся во многом верным и для Коврова. Но если у классика городничий как бы подавляет всех остальных чиновников и даже помещиков своего города, то в Коврове значение дворянства все же было достаточно велико, чтобы противостоять полицейскому произволу. При всей своей немалой власти ковровские городничие должны были серьезно считаться с местным благородным сословием и, особенно, с уездными предводителями. Кстати, у Гоголя среди чиновников предводитель начисто отсутствует, а помещики представлены в крайне шаржированном виде. Не зафиксировано случаев, когда бы Ковровское дворянство серьезным образом конфликтовало с городничими. Наоборот, зачастую городничий вынужден был прибегать к поддержке уездного дворянства, как это, например, случилось с капитаном Степаном Корнелиусом в 1849 г. Когда губернские власти решили отстранить Корнелиуса от должности, ковровское дворянство во главе с предводителем И.С. Безобразовым решительно выступило в поддержку городничего, прослужившего в Коврове 15 лет и ставшего «своим». С 1804 по 1850 гг. в Коврове сменилось девять городничих. Случайно или нет, но это число совпадает с числом сменившихся за тот же срок уездных предводителей дворянства. Все городничие являлись заслуженными офицерами, причем в описываемое время, как правило, с богатым опытом военных действий и с боевыми наградами. Наиболее колоритной фигурой среди них в этом качестве был коллежский асессор Павел Петрович Сыровацкий, ковровский городничий в 1805-1814 гг. В 1788 г. он поступил унтер-офицером в Муромский мушкетерский полк и прослужил в нем 16 лет. Сыровацкий воевал в Польше в 1794 г. в армии А.В. Суворова, а в 1799-1800 гг. вновь под командой прославленного фельдмаршала совершил Итальянский поход, перешел через Альпы, бился при Треббии, Нови, на Чертовом мосту. «За отличную храбрость и отличные подвиги против французов» поручик Сыровацкий был пожалован орденами св. Анны II и III степеней, командором ордена св. Иоанна Иерусалимского (эту награду при императоре Павле 1 вручали вместо ордена св. Георгия) — и все в течение лишь двух месяцев. 4 октября 1804 г. капитан Сыровацкий вышел в отставку из полка «к статским чинам с награждением чина майорского». После того заслуженный боевой офицер 1 марта 1805 г. был назначен городничим в Ковров в чине коллежского асессора. На посту городничего он выслужил следующий чин надворного советника.
Участниками наполеоновских войн были ковровские городничие капитан Козьма Семенович Маков (преемник Сыровацкого в 1814-1818 гг.), капитан Иван Дорофеевич Беляков (городничий в 1819-1824 гг.), майор Гавриил Юдич Юдин (городничий в 1824-1830) и капитан Степан Адольфович Корнелиус (городничий в 1834-1849 гг.).
Чины ковровских городничих варьировались от поручика до надворного советника (подполковника). Жалованье городничих в точности соответствовало «зарплате» исправника. Так, сменивший в начале 1851 г. С.А. Корнелиуса на посту Ковровского городничего майор Николай Алексеевич Смирнов получал 280 рублей 20 копеек в год. В отличие от исправника, разъездные деньги городничему не полагались, так как разъезжать ему, собственно особенно было негде, ибо тогдашний Ковров был сравнительно невелик в размерах. Зато городничему выдавались квартирные деньги в размере 41 рубль 58 копеек в год, так как если исправник принадлежал к числу местных помещиков и жил, обычно, в своем имении, то начальник городской полиции усадьбы, как правило, не имел. Городничий обычно назначался из других областей России и, разве что со временем, мог «обрасти» недвижимостью в вверенном его попечению городе и в его окрестностях. По офицерскому чину и значению городничий в Коврове более примыкал к дворянскому обществу, нежели к чиновникам из приказных.
Становые и частные пристава
Наряду с заседателями обоих судов, к уездным чиновникам как бы второго разряда по степени значимости принадлежал еще целый ряд должностных лиц. Прежде всего, это были становые и частные пристава. Ковровский уезд был разделен на два стана. В первый входила его южная часть вместе с окрестностями самого города Коврова, а во второй — северная часть уезда. В каждом станс возглавлял полицию свой становой пристав, находившийся в подчинении исправника. Чаще всего в этой должности находились отставные обер-офицеры, но бывали и исключения. Так, в 1840-1850-х гг. приставом I -го стана Ковровского уезда был титулярный советник Дмитрий Игнатьевич Студеникин, который окончил Московский университет и некоторое время занимал пост квартального надзирателя в статичной московской полиции. Как именно работали эти господа, дают представление страницы из воспоминаний действительного статского советника Александра Петровича Смирнова, отец которого в 1836-1838 гг. служил заседателем Ковровского земского суда, а прежде занимал пост станового пристава в городе Судиславле Костромской губернии. С нескрываемым восторгом писал будущий земский деятель и статистик А.П. Смирнов о деловых качествах своего родителя «На службе своей отец мой был в высочайшей степени деловой человек, мастер своего дела, как он сам о себе говорил и как его признавали другие. В короткое время он очистил в своем стане тысячи дел, накопившиеся в течение 10 и более лет. Уголовные следствия производил он мастерски, употребляя, однако ж, к тому иногда не совсем позволительные средства. Так..., арестанту, уличить которого было нечем, но в виновности которого он был уверен, он давал поесть чего-нибудь соленого и потом не давал пить; при допросе держал по целому дню на ногах со скованными руками: жажда и изнеможение поясницы заставляли преступника сознаться в преступлении. Иногда и другим образом он был очень находчив. Во время его службы в Коврове долго не могли разыскать одного убийства; подозревали одного крестьянина, но улик не было никаких. Откомандировали на следствие отца моего. Ночью нагрянул он в дом подозреваемого мужика; грозно вошел в избу; не взглянув даже на подозреваемого, стащил с печи за волосы его старика-отца и ну его тузить, что есть силы. Старуха с сыном бросились просить его не трогать старика, — он ничего не хотел слушать и, только что, приговаривал: «говори, старый хрен, ты все знаешь!» — Батюшка, оставь его, он ничего не знает, — сказал наконец, сын, — я виноват, я убил. — Ну, вот, и дело с концом, — отвечал отец мой, — рассказывай все, как было. В Судиславле один преступник долго не сознавался: никакие меры не могли привести его к сознанию. Надобно было употребить последнее средство — присягу. Несколько дней увещевал его священник и не давал целовать креста и Евангелия. Наконец, должно было дать присягу. В то время, когда преступник, утомленный продолжительными угрозами священника, но сохранявший еще остатки воли, чтобы решиться на ложную присягу, подходил к кресту, отец мой потихоньку зашел к нему взад и в ту минуту, когда он уже поцеловать хотел крест, изо всей силы ударил его по обоим плечам своими могучими кулаками. — Что ты делаешь, разбойник? — Преступник задрожал и заскрежетал зубами. — Виноват... я... — только мог произнести он. Но с знанием дела отец мой соединял неосторожность в средствах к приобретению. Он был человек старого времени и смотрел на службу, как на источник доходов. И опять попал он под суд. Однако ж он не был отрешен от службы, а переведен в другой стан...» В Коврове, П.С. Смирнов в конце концов также «потерял... службу и попал под суд».
Уездный стряпчий
Местным законником, наблюдавшим за правильным ходом дел, являлся уездный стряпчий. В старину слово «стряпать» обозначало обделывать дела. Стряпчему в уездных городах еще по екатерининскому «Учреждению для управления губернией» поручалось смотреть, «дабы все общие учреждения везде в своей силы сохраняемы были и все обнародованные законы, учреждения и указы наблюдаемы были», и «дабы добрые и честные люди не были смешаны с опороченными и бесчестными». В Коврове уездными стряпчими обычно служили чиновники не дворянского происхождения. Некоторые из них занимали эту должность по полтора-два десятка лет. С 1811 по 1820 гг. ковровским стряпчим был титулярный советник Василий Дмитриевич Петров. Он не оставил своего ремесла даже в грозный 1812 год, когда пользуясь тревогами военного времени неисправимые оптимисты и спекулянты обогащались за счет растерявшихся сограждан. Наиболее яркой фигурой из ковровских уездных стряпчих первой половины XIX века был Иван Александрович Преображенский, «умной, бойкой», по выражению современника, «стряпавший» в 1825-1837 гг. И до него чиновники использовали служебное положение к собственной выгоде. Но Преображенский первым в Коврове догадался просто брать взятки, а наряду с казенной службой заниматься легальным бизнесом. Круг его интересов был весьма разнообразен: отдача денег в долг под проценты, посреднические операции с недвижимостью, работа по подрядам. Должностное положение как нельзя лучше способствовало успеху этой коммерции. Венцом предпринимательской деятельности господина Преображенского стало устройство в Коврове в 1830 г. ткацкой фабрики, на которой в лучшие годы трудилось более двухсот рабочих. Это было первое столь крупное прочное заведение в нашем городе. Предусмотрительный ковровский стряпчий записал фабрику на имя жены Елизаветы Емельяновны. Эта дама некоторое время даже состояла в купеческой гильдии. Ни до, ни после того жены ковровских чиновников официально не состояли в купечестве. В конце концов Иван Александрович добился желаемого. Он стал одним из самых состоятельных людей в Коврове и как удачливый детей получил известность даже за пределами Владимирской губернии. Богатство Преображенского делало привлекательным его дом не только для деловых и светских визитеров, но и для уголовников. Например, немало сил положила ковровская полиция на расследование казавшегося безнадежным дела о краже ценных золотых часов (что-то вроде нынешнего «Ролекса»). Оказалось, что их у стряпчего похитил его собственный кучер Василий Тихонов. Только через 10 лет (!) баснословно дорогие часы были все-таки найдены и возвращены владельцу. Коллежский асессор Преображенский скончался в 1842 г. совершенно неожиданно, в расцвете сил, полный разнообразных планов на будущее. Детей он не имел. Нажитое хитроумными комбинациями немалое состояние досталось частью жене, частью младшему брату покойного. Последнего тоже звали Иван Александрович Преображенский (раньше в семьях детям нередко давали одинаковые имена). Но Преображенский-младший представлял собой лишь бледную копию старшего брата и не смог продолжать его дело. А богатая вдова меньше чем через год вторично вышла замуж. Ее избранником стал местный судья Павел Расков, фамилия которого увековечена в старом названии Расковой мызы, нынешней Малеевки. Наконец, некоторые из стряпчих занимали видное положение в местном обществе и как благотворители. Так, Павел Андреевич Бегемотов, ковровский уездный стряпчий в чине коллежского асессора в 1851- 1860 гг., не раз делал крупные пожертвования на нужды Ковровской больницы. Фактически, он в течение нескольких лет отдавал в больницу все свое годовое жалованье, за что не раз удостаивался признательности от Владимирского приказа общественного призрения
Ковровские казначеи
В числе вторых лиц уездной иерархии был и ковровский казначей. В основном, казначеи происходили из приказнослужительского звания. Некоторые из них стали местными помещиками. Так, Семен Иванович Иванов, ковровский уездный казначей в чине титулярного советника в 1805-1806 гг., 26 января 1805 г. приобрел 25 душ в сельце Игумново Ковровского уезда. Некоторые даже вошли в число местного дворянства и породнились с ковровскими помещичьими семьями. Так было с семейством Ложкиных. Их родоначальник городовой секретарь Федор Егорович Ложкин служил александровским уездным казначеем еще в 1780-1783 гг. Его сын Николай Федорович Ложкин в чине титулярного советника занимал должность казначея в Коврове в 1811-1818 гг. Представитель третьего поколения Ложкиных Александр Николаевич недолгое время в 1822 г. также был ковровским уездным казначеем. Он женился на дочери ковровского предводителя дворянства И.П. Николаева Елизавете Ивановне и вошел в круг местной дворянской элиты. Один из ковровских казначеев титулярный советник Степан Федорович Никитский, занимавший эту должность в 1824-1831 гг., отличился тем, что один из немногих тогдашних уездных чиновников имел орден — св. Анны III ст. Вообще, тогда даже губернских, не говоря уже об уездных чиновниках, орденами отличали нечасто. Зачастую казначеи, даже значившиеся помещиками, имели состояние наподобие того, какое имелось у титулярного советника Николая Артемьевича Соколова, ковровского уездного казначея в 1819-1822 гг. За ним значилась всего одна крестьянская ревизская душа в сельце Лукино Меленковского уезда. Впрочем, за его женой таких душ в том же селении было записано целых девять. Характерно, что родной брат Н.А. Соколова и тоже титулярный советник, числившийся помещиком Шуйского уезда, по воспоминаниям ученика Шуйского духовного училища Ивана Михайловича Тихомирова (будущего архиепископа Тверского и Кашинского Саввы) оказывал благотворительную помощь школярам не чем иным, как лишь «синею писчею бумагою и гусиными перьями». Более других казначейскую должность в Коврове рассматриваемого периода занимал коллежский асессор Андрей Ильич Мыльников — с 1830 по 1849 гг. Он навел во вверенном его попечению учреждении не просто порядок, а даже блеск. Во время ревизии владимирского вице-губернатора Владимира Саввича Смирнова Ковровского казначейства в сентябре 1831 г. последний нашел там отлаженность «действий счетоводства, доведенных до возможной степени совершенства». Мыльников первый завел в казначействе особый архив и содержал его «в отличной опрятности». Престиж казначейской должности он также поддерживал «благотворительными приношениями» в «пользу бедных». После образования в 1838 г. министерства государственных имуществ и учреждения во Владимире палаты госимуществ, в Коврове появилось новое должностное лицо: окружной начальник государстве иных имуществ. Фактически штаты нового ведомства по Владимирской губернии были укомплектованы только в 1839 г. (см., например, послужной список Ивана Ильича Танеева, первого по времени советника Владимирской палаты государственных имуществ по хозяйственному отделению, назначенного в эту должность только 6 апреля 1839 г.). У окружного начальника был помощник, который также имел определенный вес в уездном обществе и получал жалованье сравнимое с исправником — 285 рублей 92 копейки серебром (1849 г.).
«Крапивное семя»
Между тем, помимо должностных лиц замещаемых по выбору дворянства и глав отдельных учреждений, большинство уездных чиновников средних и низших должностей являлись представителями так называемого «приказнослужительского» сословия, которое в старину называли «крапивным семенем» из-за их многочисленности. Часто это были дети армейских обер-офицеров, выслужившихся из нижних чинов. Получив потомственное дворянство по офицерскому чину, они и их дети, как правило, по своему социальному положению оставались ближе к чиновникам-разночинцам, существуя почти лишь на одно чиновничье жалованье. Примерами таких чиновников из дворян являлись представители уже упоминавшихся выше родов Расковых, Сизаревых, а также Толпегиных. Первые были потомками Степана Тарасовича Раскова (ум. до 1813), отставного прапорщика Владимирского гарнизонного батальона. Родоначальником Сизаревых был Василий Онуфриевич Сизарев (1791 - ум. между I850 и 1855), воспитанник Казанского военно-сиротского отделения, выслуживший в Шлиссельбургском пехотном полку чин штабс-капитана, а затем чин коллежского асессора на гражданской службе. Ковровские Толпегины пошли от отставного прапорщика Федора Петровича Толпегина (1718 - ум. после 1806) из крестьян деревни Ситниково дворцовой Балахнинской волости Нижегородского уезда, служившего нижним чином в Казанском кирасирском полку в 1746-1772 гг. и вахмистром в Соляной конторе в 1772-1783 гг. В первой половине XIX века среди уездных чиновников также в большом числе встречаются выходцы из духовного сословия. Уездные канцелярии были полны всевозможными Архангельскими, Благонадеждиными, Введенскими, Покровскими, Тихонравовыми и иными красноречиво «говорящими» о своем происхождении фамилиями. Как писал историк второй половины XIX века П.В. Знаменский, «Духовное звание не только не привлекало к себе посторонних людей, но еще в XVIII в. должно было почти силой удерживать у себя и своих природных членов, которые так и рвались из него на сторону, на разные пути более выгодной светской службы. Чем далее, тем это бегство из духовного звания, и притом большею части ю самых энергичных и талантливых людей, становилось опаснее». Сыновья священников и причетников часто становились родоначальниками целых чиновничьих династий. Нагрудным примером может служить история рода ковровских чиновников Введенских. Его основателем стал выходец из «церковников» Петр Введенский (1785 - ум до 1843), служивший в Судогде и достигший чина коллежского секретаря. Его сын Михаил Петрович Введенский с 1824 по 1858 гг. служил на различных должностях в Ковровском уездном суде — от копииста до столоначальника и архивариуса, достигнув чина губернского секретаря. Низшие классные чины губернских секретарей и коллежских регистраторов имели и представители следующего поколения Введенских, четверо сыновей Михаила — Петр (21.12.1830 - ум. после 1875), Павел (17.6.1838-13.8.1873 в Коврове), Иван (9.6.1840-30.7.1886 в Коврове) и Василий (24.2.1855-ум. после 1881) Михайловичи Введенские. Обычно пределом выслуги для потомков духовенства на службе в уездных учреждениях был чин титулярного советника. Примером подобной карьеры является служба Василия Михайловича Сперанского (1795-18.4.1846 в Коврове), сына священника с. Марьино Ковровского уезда. С 1816 г. и до самой кончины 30 лет прослужил он в Ковровском уездном суде, но далее должности столоначальника и чина титулярного советника не продвинулся. Ни одного случая производства в коллежские асессоры выходца из духовного сословия в Ковровском уезде неизвестно. Чиновники не дворянского происхождения и не помещики составляли в городе достаточно видную и значимую прослойку. Не случайно одна из старых ковровских улиц именовалась прежде «Подьяческой» (ныне Карла Маркса) - по старинному названию приказнослужительской должности. Если сегодня понятие «чиновник» употребляется ко всяким государственным служащим, то в первоначальном своем значении он означал должностное лицо, имеющее классный чин по пресловутой петровской «Табели о рангах». Ковровские присутственные места были полны всевозможными приказнослужителями, писцами первого, второго и третьего разрядов, копиистами, подканцеляристами, канцеляристами и губернскими регистраторами, которые к числу классных чинов, приравненных к офицерским, не принадлежали. Каково было различие в положении между собственно чиновниками и не имевшей чинов канцелярской братией хорошо перелают страницы из воспоминаний тайного советника Петра Васильевича Хавского, служившего в подобном Коврову уездном городе Егорьевске Рязанской губернии в земском суде. Уже на склоне лет, будучи тайным советником (т. е. статским генерал-лейтенантом), Хавский с удовлетворением вспоминал о производстве в первый классный чин коллежского регистратора:
«В 1802 году Декабря 31 на 19-м году моей жизни произведен был я из Канцеляристов в Коллежские регистраторы, т. е. в первый офицерский чин 14-го класса по чиновному состоянию, учрежденному Петром Великим, закону называемому Табель о рангах. Радостное впечатление что осталось даже и теперь, при 83-х летах моей жизни. Указ прочитан мне в присутствии Земского суда; Члены сего суда поздравляют; своя братия не офицеры поздравляли с именем Ваше благородие. Шпага при бедре моем отцовская. Надобно было идти в Егорьевский собор к присяге, как теперь помню что было в праздничный день, и после обедни народ остановился слышать присягу. По окончании присяги народ дал дорогу новому офицеру. После сего кстати и некстати казался у всех высших добрых для меня помещиков, а более всех благодетелей моих городничего... и исправника... Итак новый офицер везде принят был как свой брат дворянин. Между прочим нельзя таить и той радости, что меня уже теперь нельзя наказывать по старому порядку палками, взять за волосы и таскать по канцелярии и потчивать пощечинами. Хотя старый обычай и исчезал. Кандалов и та не было в заведении Земского суда. Часто в разговорах между благородными дамами, особенно имеющих взрослых дочек, кусали меня вопросами: что я новый офицер еще не могу купить семьи людей и никого купленных крепостных людей иметь для услуги? Дай Бог Вам быть и настоящим дворянином». Не всем удавалось, подобно будущему Его превосходительству Хавскому к 19-ги годам выслужить первый классный чин. Например, канцелярист Ковровского земского суда Архип Фролович Мисайловский (1802 -9.1.1837), только к 33 годам получил заветный чин коллежского регистратора, да так и умер в этом звании. Пример удачной карьеры на уездном уровне являет собой служба ковровского уездного казначея Алексея Ивановича Безголова (1786 - ум. после 1860). Выходец «из приказнослужительских детей», он 17 лет начал службу в должности копииста Гороховского уездного казначейства, в 22 года был произведен в коллежские регистраторы и с 1814 г. более 35-ти лет прослужил в Ковровском уездном казначействе, достигнув поста бухгалтера. Там он получил чин коллежского асессора, ордена св. Станислава III ст. и св. Владимира IV ст. По чину и ордену св. Владимира Безгодов получил также потомственное дворянство. Если жалованье высших должностных лиц города и уезда оставалось сравнительно невелико, то у прочих чиновников оно было совсем незначительное. Тот же коллежский асессор Безголов, к примеру, после почти полувековой службы получал жалованья 200 рублей и столовых 43 рубля. Но писец Ковровского земского суда Павел Дмитриевич Благонадеждин в 1849 г., имея чин губернского секретаря и стаж службы в 18 лет довольствовался жалованьем в 42 рубля 45 копеек, и суммой «на паек и обмундирование» 28 рублей 39 копеек серебром в год. Шурин Благонадеждина секретарь Ковровского уездного суда титулярный советник Василий Порфирьевич Никольский тогда же получал 170 рублей 55 копеек серебром в год. Годовое жалованье писца Ковровской градской полиции губернского секретаря Ивана Ивановича Тихонравова в 1849 г. составляло 84 рубля 90 копеек серебром, писца Ковровского земского суда губернского
секретаря Ивана Андреевича Введенского — 42 рубля 45 копеек серебром, а писец Ковровской дворянской опеки коллежский регистратор Павел Николаевич Брутов получал всего 36 рублей серебром в год. На такое жалованье даже при всей дешевизне жизни в провинции прожить все-таки было невозможно. Вот, например, какие цены были в Коврове на съестные припасы в январе 1842 г: Масла пуд — 5 руб. 14 коп.; меду пуд — 4 руб. 28 коп.; говядины свежей пуд — 1 руб. 71 коп.; говядины соленой пуд — 1 руб. 14 коп.; свинины пуд — 2 руб. 28 коп.; баранины пуд — 2 руб. 14 коп.; телятины пуд — 1 руб. 42 коп.; поросенок (штука) — 85 коп.; гусь — 40 коп.; утка — 28 коп.; курица — 22 коп.; яйца (сотня) — 85 коп. Имевшие в большинстве своем немалые семьи, чиновники низших рангов не могли бы даже прокормиться на свое жалованье. Поэтому практика всевозможных подношений «крапивному семени» была во многом вынужденной.
/Н.В. Фролов Э.В. Фролова. Ковровский край Пушкинской поры. 1999./
«Об учреждении должности постоянных десятников в Ковровском уезде. Ковровская уездная управа вносила на рассмотрение очередного уездного земского собрания доклад об учреждении должностей постоянных дорожных десятников для надзора за дорожными сооружениями в уезде, при чем довела до сведения собрания, что до настоящего времени, для надзора за дорожными сооружениями, возводимыми за счет дорожного капитала и уездного сбора, а также и за разного рода постройками и ремонтами больницы, школ и проч., Ковровская управа приглашала временных десятников. Но с развитием строительно-дорожного дела в уезде ощущается большая нужда в опытных десятниках, которые бы в отсутствие техника, не могущего присутствовать при работах в разных пунктах уезда, могли бы заменить его. Найти таких лиц для временных занятий не всегда бывает возможно, а потому для улучшения постановки строительно-дорожного дела в уезде, управа полагала бы учредить должности 3-х постоянных десятников с жалованьем по 420 р. в год каждому с тем, чтобы одному из них платилось содержание из уездных сумм, а другим двум из сумм дорожного капитала. Представляя изложенное на усмотрение собрания, уездная управа предложила учредить должности 3-х постоянных десятников, 1-го за счет сумм уездного сбора, а 2-х за счет дорожного капитала, поручив управе ходатайствовать пред губернским земским собранием об ассигновании на содержание последних 2-х десятников 840 р. в год. Уездное земское собрание, по выслушании этого доклада управы и заявления по нему гласного уездного земства Г.Д. Смирнова, полагавшего содержание всех 3-х десятников отнести на средства дорожного капитала, в заседании 29-го сентября, постановило: ходатайствовать перед губернским земским собранием об учреждении 3-х должностей постоянных десятников за счет дорожного капитала. Заключение. Докладывая изложенное на рассмотрение губернского земского собрания и, принимая во внимание, что десятники необходимы уездному земству, как о том говорится в докладе уездной управы, не только для надзора за дорогими сооружениями, возводимыми на дорожный напитал, но и для надзора за сооружениями возводимыми на счет уездного сбора, а также и за разного рода постройками и ремонтами больницы, школ и проч., губернская управа полагала бы справедливым учредить в Ковровском уезде на дорожный капитал 2 должности дорожных десятников, а не три, с окладом жалованья каждому по 420 р. в год с тем, чтобы расход на содержание десятников был отнесен на часть дорожного капитала, причитающуюся Ковровскому уезду, и чтобы на содержание десятников в сметы на дорожные сооружения более никаких сумм уже не вносилось» (Доклады губернской Земской Управы очередному губернскому земскому собранию 1908 г.).Ковровский уезд Город Ковров Почта в уездном городе Коврове
