Из всех стачек, происходивших в феврале 1905 года, наиболее выдающейся является стачка морозовских фабрик в Орехово-Зуеве. Стачка эта подготовлялась Московским Комитетом РСДРП давно, и признаки ее были налицо еще в конце января. «По полученным агентурным сведениям, между рабочими на фабриках м. Никольского, — сообщает начальник жандармского управления старшему фабричному инспектору, — заметны некоторые волнения, и хотя нет серьезной агитации в пользу забастовки, но ручаться за спокойствие на фабриках в настоящее время нельзя. Главным образом, обсуждаются среди рабочих вопросы о 8-часовом рабочем дне, введении старост, повышении заработной платы на 20 %, причем эти требования возникли на основании полученных газетных сведений из Москвы, где некоторые фабрики удовлетворили требования забастовавших рабочих. Забастовка на фабриках в м. Никольском зависит от настроения рабочих в г. Богородске, откуда рабочие постоянно получают сведения ... Сегодня вечером ожидается будто бы из Москвы несколько рабочих, приезжающих с целью переговорить с местными рабочими относительно согласования их требований с требованиями рабочих в Москве. За появлением этих рабочих я устанавливаю наблюдение». Но наблюдение в Орехово-Зуеве не дало никаких результатов, и начальник жандармского управления, к своему великому стыду, через несколько дней должен был признать, что «между местными рабочими деятельно агитируют несколько приехавших рабочих из Москвы, распространяющих разного рода прокламации и печатные и писаные. Как на некоторый симптом могущей быть забастовки, — пишет он дальше: — могу указать на тот факт, что большинство рабочих выписывает себе из конторы харчи, в большем против обыкновенного размере ... Забастовки можно ожидать не ранее 20 сего месяца, т.е. после раздачи заработка, приходящейся на 18—19 текущего месяца». В виду замеченного движения среди рабочих, немедленно повсюду были усилены наряды полиции и казаков. Симптомы оказались верными. 2 февраля (20 января) ткачи, плисорезы и часть красильщиков фабрики В. Морозова предъявили требования об увеличении зарплаты, удалении некоторых служащих, учреждении комиссии из рабочих и фабричной администрации, отмене обысков и др. Требования их не были удовлетворены, и 3 февраля (21 января) ткачи, в количестве 5627 человек, прекратили работу. В тот же день в Орехово-Зуево были вызваны войска. Ткачи сделали попытку снять с работы прядильщиков фабрики Викулы Морозова, но не были допущены полицией близко к фабрике и разогнаны. Благодаря усиленной охране, стачка не распространилась, и 7 февраля (25 января) ткачи приступили к работе, без удовлетворения своих требований. Стачка 2-го февраля была только предвестницей общей стачки рабочих всех фабрик и Саввы и Викулы Морозовых, развернувшейся в ближайшие же дни. Как только, по окончании стачки ткачей, из Орехово-Зуева были выведены войска, тотчас же начались новые волнения рабочих. Орехово-Зуевская организация с.-демократов выпускает прокламацию: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Товарищи! Наступил час, когда мы должны выступить в защиту своих прав. Товарищи, наступил час, и отольются наши кровавые слезы вековым угнетателям. Мы умираем с голоду, гибнем в нищете, пресмыкаемся в пороках, в пьянстве и невежестве. Таков «освященный богом порядок вещей». При таком порядке на нашу долю приходится одно горе и лишения да изнуряющий труд до гробовой доски. Порядок этот поддерживается богачами, дворянами, чиновниками, попами, жандармами, на верх всего — царской короной. Не будет этого, и жить нам будет легче, чего захотим, то и будет по-нашему. Рабочие других стран давно добились свободы и сами издают законы без спроса у начальства. Пора и нам подниматься всем миром и идти на наших врагов и взять у них свободу с боя: мирным путем ее не добьешься. Рабочие Петербурга, Москвы, Ковны, Ревеля, Вильны, Саратова, Баку, Варшавы, Минска, Екатеринослава уже развернули красное знамя борьбы за 8-часовой рабочий день, улучшение условий труда и за политическую свободу. Правительство, перепуганное неслыханной дерзостью своих врагов, забитых, в страхе и смятении не знает, что делать. Нынче оно расстреливает сотнями безоружных бунтовщиков, не обращая внимания ни на кого и ни на что, и в Петербурге, например, правительство не задумалось стрелять в иконы и портрет царя, с которыми шли рабочие. Завтра оно пускает нелепые слухи о 18 млн., которыми «коварные» японцы подкупают доверчивость рабочих, хотя слухи эти ложны и поддерживаются богачами в роде нефтепромышленника Череп-Спиридовича. В Орехове пусканием этих сплетен занимается Назаров, известный своим ханжеством и слабостью к молодым девицам. Теперь правительство пустилось на новую штуку: обманными обещаниями разных льгот и милости оно хочет успокоить на время рабочих, надеясь после войны затопить недовольство народное в море крови. Товарищи, остерегайтесь! Вас обманут. Нам не нужно того порядка, за который стоят убийцы, в роде Трепова: у них руки в крови. Не нужно нам порядка, за который стоят попы со своим синодом: попы подменили прежнего Христа, защищавшего бедняков и несчастных, на Христа богатого: хорошо им, попам, говорить о терпении да повиновении, коли у них по банкам еще в 1902 году лежало 64 миллиона рублей. Им терпеть можно. Не нужно нам этого порядка, и коли он держится царским именем, то и царя долой! Товарищи! Вы уже на собрании 16 января потребовали 8-часового рабочего дня и увеличения расценков на 30 %; требуйте еще: 1) Сохранения полной заработной платы за время болезни рабочего и за время двухмесячного отпуска беременным женщинам. 2) Двойной платы за работу в праздничный день. 3) Окончания работ накануне праздников в 2 часа дня. 4) Прекращения работ в день 1-го мая. 5) Отмены штрафов и обысков. 6) Платы за простой по вине администрации за время стачки. 7) Отмены сверхурочных работ. 8) Вежливого обращения администрации с рабочими. 9) Бесплатных библиотек. 10) Выдачи квартирных денег — 8 рублей холостым и 12 рублей семейным. Но этого мало, товарищи! Нам нужна политическая свобода, чтобы легче жилось и думалось. Мирно нам ничего не дадут, нужно взять силой: права не дают, их берут. Организуйтесь в грозную боевую армию, выходите на улицу с красными флагами и криками: долой самодержавие! Да здравствует свободная Россия! Да здравствует социал-демократия! Если наших требований не удовлетворят, то бросайте работать. Не будем работать на наших врагов, и пусть их охватит страх перед надвигающейся расплатой за прежние утеснения. Орехово-Зуево». На всех окраинах Орехово-Зуева, в лесу, на кладбище и т. д. происходит целый ряд сходок, летучек; ведутся энергичные приготовления к стачке. Волнение среди рабочих не остается не замеченным жандармскими и другими властями, и 24/11 февраля жандармский ротмистр телеграфирует начальнику жандармского управления: «Сегодня в Никольском повсюду сходки; завтра предположено забастовать». Осведомленность ротмистра вполне отвечала действительному положению дел в Орехове. 25 (12) февраля около тысячи рабочих, собравшись к главной конторе ф-ки С. Морозова, потребовали от администрации вызова Саввы Морозова в м. Никольское. Во время переговоров рабочих с администрацией на крыльцо вышел особо нелюбимый рабочими за грубое обращение с ними управляющий прядильной фабрики Федотов. Его появление рабочие встретили криком и свистками, в него полетели камни, и Федотов немедленно же принужден был скрыться. После предъявления требования о вызове Саввы Морозова рабочие спокойно разошлись по домам и 26 (13) февраля приступили к работе. Но в этот же день исправник вызвал в Орехово-Зуево войска, и рабочие, узнав об этом, на другой день, 27 (14) февраля, вновь забастовали; сначала-ткачи фабрики Саввы Морозова, а затем и все другие рабочие. 28 (15) февраля, в знак солидарности с ними, забастовали рабочие механического чугунно-литейного завода Гоппер, находившегося в том же районе. Чтобы не дать никаких поводов к расправе с собой, рабочие решили проводить стачку организованно, и с этой целью учредили даже охрану из наиболее выдержанных товарищей. Охране поручено было наблюдать не только за порядком в местечке, но и за целостью фабричных зданий и имущества. Чтобы придать стачке еще более мирный характер, рабочие решили даже не собираться большими группами. Несмотря на мирный ход стачки, 1 марта (16 февраля) в Орехово-Зуево прибыли из Владимира 1 и 2-ой батальоны 9-го Сибирского гренадерского полка и из Москвы — 1-я сотня 1 Донского казачьего полка, и под их охраной явился вице-губернатор Сазонов. Переговоры с администрацией фабрики затянулись, и стачка обещала принять длительный характер. В письме от 5 марта (20 февраля) Сазонов пишет: «К сожалению, положение дел на здешних фабриках не улучшается: обе стороны как хозяева, так и рабочие, стоят на своем. Единственным правильным выходом может быть третейский суд, но не знаю, имею ли я право предложить рабочим такой выход, не зная, согласятся ли на это хозяева. Если согласится только одна сторона, а другая не будет согласна, то это только может ухудшить положение, но я думаю, что если бы предложение о третейском суде исходило бы от министра финансов, то обе стороны согласились бы, хотя за это ручаться не могу. Если третейский суд невозможно устроить, то остается только терпеливо ждать, когда истощатся у рабочих все средства, и они вынуждены будут стать на работу. В последнее время настроение рабочих беспокойное, и я очень опасаюсь, чтобы не быть вынужденным пустить в дело войска. До сих пор ни одного ареста не произведено, так как главарей-подстрекателей мы не можем отыскать. Прошу вас предложить приехать сюда полковнику Буркову, с которым я мог бы посоветоваться по некоторым делам. Может быть, понадобятся еще войска, и если надобности в них в других местах нет, то лучше было бы прислать сюда еще один батальон и одну казачью сотню». Говоря об упорстве рабочих и терпеливом ожидании, когда у рабочих истощатся все средства и они вынуждены будут стать на работу, вице-губернатор недаром просит о дополнительной присылке войск. Организованность и спокойствие рабочих заставили Сазонова сознаться, что он не может арестовать ни одного главаря, так как лишен возможности отыскать их, и с этой целью просит о командировании жандармского полковника Буркова, как лица более опытного во всех провокаторских проделках. Но и не дожидаясь полковника Буркова, вице-губернатор сам делает попытку спровоцировать рабочих. И в тот же день 5 марта (20 февраля) он дает распоряжение, чтобы к 2 часам дня в контору фабрики С. Морозова явились выборные рабочих всех фабрик Орехово-Зуева для вторичного объявления им, что требования рабочих удовлетворены быть не могут, а потому необходимо приступить к работам. В назначенный срок выборные явились в контору. При появлении Сазонова выборным была подана команда «встать», и Сазонов, вместо спокойного разговора с ними, стал кричать на них, что они изменники царю и отечеству, грозил всех арестовать и т. д. Ход переговоров немедленно же стал известен рабочим, и они в числе нескольких тысяч человек подошли к конторе и стали спокойно ожидать конца их. Увидав толпу рабочих и, очевидно, испугавшись ее, Сазонов несмотря на спокойное поведение толпы, потребовал, чтобы она разошлась. Толпа ответила криком, что все рабочие хотят говорить с начальством, а то одних выборных арестуют. Но в ответ на это Сазонов вызвал солдат и казаков, при появлении которых толпа немедленно разошлась. «Несчастия ни с кем не произошло, — доносит он губернатору — только кое-кому отдавили ноги. Полковому командиру пришлось один раз скомандовать «на руку», когда возбужденная кучка людей не хотела дать запереть ворот, не хотела пропустить солдат, но они отступили перед штыками, и ворота удалось запереть. Особенно хорошо действовал казачий офицер хорунжий Гущин, которому удалось без нагаек очистить всю улицу». «К чести толпы должен сказать, что ни одного противоправительственного крика я не слышал», - пишет вице-губернатор в другом донесении. Все указывало на мирный характер стачки. Однако, когда в тот же день вечером к Сазонову обратилась делегация рабочих с просьбой о разрешении им устроить сходку, то он не только никаких сходок им не разрешил, но приказал произвести арест агитаторов и немедленно же расклеить объявления о воспрещении, на основании устава об охране, всех сборищ. «Сегодня вечером приказал, по возможности, арестовать подстрекателей и агитаторов, — пишет он. — С нетерпением жду просимые мною в телеграмме 1 батальон и 3 сотни. Полковник Бурков мне сейчас необходим, а равно необходимо прислать очень расторопного полицейского офицера. Ни пристав Деев, ни исправник Безобразов не обладают достаточной энергией». 6 марта (21 февраля) в Орехово-Зуево прибыли просимые вице-губернатором 2 и 3 сотни 1 Донского казачьего полка, эскадрон Петербургского драгунского полка и батальон Малороссийского полка. Немедленно же рабочим всех фабрик был объявлен расчет, и среди них начались аресты. Прибытие в громадном количестве солдат и казаков и объявленный расчет на настроение некоторой части рабочих повлияли подавляюще; появились случаи штрейкбрехерства. Чтобы поддержать настроение упавших духом, было выпущено следующее воззвание: «Воззвание к рабочим. Товарищи-рабочие! Так как мы начали стачку, то и должны продолжать ее до тех пор, когда все удовлетворят. Если же хозяин выдаст и заплатит за забастовку плату, то не пойдем на работу до тех пор, пока все удовлетворят. Товарищи, не бойтесь голода и не бойтесь солдат, которых гонят все более и более. Голода не бойтесь, потому что мы сделаем сбор, потому что с рабочих соберем большое количество денег и будем помогать неимущим, а солдат не бойтесь, потому что если мы будем себя вести тихо, смирно, то, ведь, они то же не звери, а люди такие же, как и мы. Товарищи, доводить дело до конца! Верьте, что победа за нами. Если нас будут гнать на работу силой, то не пойдем. Терпеть осталось недолго. На работу не пойдем, не пойдем, не пойдем... С криком, товарищи, не пойдем». 6 марта (21 февраля) рабочие, несмотря на запрещения, решили устроить сходку, чтобы обсудить создавшееся положение. Но едва за казармами фабрики Викулы Морозова собралось несколько сот человек, как появились сотня казаков и эскадрон драгун. При появлении их толпа спокойно разошлась. Всего с самого начала стачки полиции удалось арестовать 5 человек, которых и отправили в Покров под конвоем 5 казаков и 4 городовых. Узнав об этом рабочие, в количестве 30 человек, напали по дороге на конвой с целью отбить арестованных, но попытка отбить не только не удалась, но казаки арестовали еще 4-х. Аресты продолжались и 7 марта (22 февраля), когда было арестовано 7 человек. В общем число арестованных с самого начала стачки было незначительно, т. к. рабочие проявляли такую организованность, выдержку и спокойствие, что не давали возможности полиции найти ни малейшего повода к массовым арестам или широкому применению военной силы. Сломить же спайку рабочих, нарушить сопротивление и расправиться с ними было необходимо, чтобы, тем самым, нарушить затяжной характер стачки и ускорить окончание ее. Для этого нужно было вызвать рабочих на какие-либо решительные действия или придать стачке характер буйства. С этой целью администрация фабрик пустилась на новую провокацию, подговорив мальчишек выбить стекла в фабричных корпусах, чтобы затем всю вину за начало беспорядков сложить на рабочих. Но мальчишки были пойманы рабочей охраной на месте преступления и чистосердечно признались, что действовали по наущению администрации. Об этой попытке поймать рабочих на провокацию широко было оповещено в следующих «заявлениях»: «1905 года. Февраля 23. Заявление. Просим исполнить, друзья, фабричный народ! Администрация наша желает, чтобы мы делали бунт, а не забастовку. Директора правления Назаров и Гусев и мастера нанимали малолетних ребятишек, чтобы они у фабрики били стекла и приглашают на работу для того, чтобы фабричный народ озлобить, чтобы собирался партией народ и выгоняли на фабрики. Это для того, чтобы директора правления вспомнили 1885 год, чтобы солдаты забирали народ фабричный и отправляли на родину, что было опубликовано народу, что денежные книжки подотчетны и паспорта вложены. Так и нынче думали отправить, но, должно быть, не придется, а народ, который пошел на работу во вторник, — ему, друзья, фабричный народ, надо мстить, чтобы шпионов не было. Тогда мы будем, русский фабричный народ, в согласии. Посторонний за 900 верст. Будьте верны!». В то же время и Московский Комитет РСДРП, подводя итоги последних событий в Орехово-Зуеве, в своей очередной прокламации пишет: «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Товарищи! Вот уже больше недели прошло с тех пор, как мы бросили работу, а наши требования все еще не удовлетворены. Что же нам делать? Согласиться ли снова согнуть натруженные спины, ничего не добившись, или собрать последние силы, смело взглянуть в глаза надвигающемуся голоду, заткнуть уши, чтобы не слышать плача голодных детей и продолжать забастовку? Эти вопросы гнетут нас всех, и многие, не зная, как их решить, готовы сдаться и, скрепя сердце, встать за постылые станки. Они говорят: силы капиталистов и рабочих не равны. Таким богачам, как С. Морозов, ничего не стоит терять каждый день тысячи и десятки тысяч рублей, а нам дорога каждая копейка. Как бороться с голодом, как поступать, когда у нас выйдет последняя копейка, и в доме не останется куска хлеба? Капиталисты могут взять нас измором. Да ни одними деньгами сильны капиталисты: на их стороне войска и полиция, к нам уже прислано полторы тысячи солдат, казаки разъезжают по улицам и разгоняют самые небольшие кучки рабочих. Мы не можем собираться, чтобы обсуждать свои дела и действовать дружно. Наши лучшие товарищи и руководители принуждены прятаться по темным углам, чтобы не попасть на штык солдата, на нагайку или шашку казака. Где же здесь бороться? Не лучше ли смириться, затаив обиду и покорно принять старые условия? Товарищи, правы ли те, кто говорит это? И правы и нет. Они правы, когда говорят, что нельзя успешно бороться с капиталистами, пока они вооружены войсками и полицией. Но что же следует? То ли, что мы должны прекратить стачку, прекратить борьбу? Вовсе нет, товарищи, из этого следует, что мы должны обратить свою борьбу против тех, кто посылает на нас войска и полицию, кто мешает нам свободно обсуждать наши дела, свободно объединять свои силы, свободно действовать. Да, товарищи, наша стачка открывает перед всеми нами наших главных врагов. Вспомните, как было дело. Забастовавши, вы выбрали депутатов для переговоров с С. Морозовым. Во время этих переговоров в комнату вбежал вице-губернатор, оскорбил всех депутатов грубым «встать», назвал всех изменниками, пригрозил арестовать и чуть не расстрелять. Депутаты предъявили требования одному С. Морозову, а вице-губернатор кричал, что они идут против правительства, стало быть, он сам заявил, что капиталистов нельзя тронуть, чтобы не затронуть правительства. Дальше. В самом начале стачки мы заявили, что будем держать себя спокойно, и исправник обещал не вызывать войска, мы все время сдерживали свое обещание, мы не проявили ни одного насилия, не тронули ни одного жилища, хотя расчетный конторщик Осип Медведев и хотел подкупить наших детей бить окна, чтобы выставить нас громилами и развязать руки полиции. Тогда, против кого и зачем призваны к нам войска? Товарищи! Они призваны против нас, свободных и мирных граждан, чтобы заставить нас отказаться от права работать, когда нам это хочется и бросать работу, когда это нам нужно. Они призваны, чтобы задушить свободный голос свободных рабочих людей и как рабов погнать их на работу. Когда явились эти войска, из своего подполья вылезли такие негодяи, как Назаров, стали стращать рабочих, обманом и насилием тащить их на работу. С появлением войск у этих негодяев развязались руки, они опять теперь могут безнаказанно измываться над рабочими, угнетать их, насиловать их дочерей. Так вот против кого послали войска и вот кого они поддерживают. Они посланы против вас, честных граждан, а поддерживают таких негодяев, как Назаров. Товарищи! Правительство, распоряжающееся войсками и полицией, стоит на стороне негодяев, и все честные гр-не должны требовать долой правительство. Мы призываем вас продолжать стачку до последней возможности, чтобы открыто заявить всей России, что нам нужны другие порядки, нам нужны: «неприкосновенность личности, свобода стачек и союзов, свобода собраний, свобода слова, устного и печатного. Кто же может установить такие порядки? Не то ли правительство, которое посылает против нас полчища солдат, казаков и полицейских? Глупо было бы, товарищи, ждать от правительства чего-либо другого, кроме насилия и обмана. Нет, мы должны сами добиться, добиться вооруженной рукой, новых порядков, которые обеспечили бы нам свободу стачек, союзов, свободу собраний, слова и неприкосновенность личности. Такие порядки могут быть созданы лишь нами же самими через наших народных представителей. Будем же требовать созыва этих представителей — созыва учредительного собрания, избранного путем всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Будем же продолжать стачку и тысячами голосов заявим свои новые основные требования — требования полной свободы, неприкосновенности личности и учредительного собрания. Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии». Начавшиеся усиленные аресты руководителей стачки и неудачная попытка 6 марта освободить их, вынудили рабочих держаться постоянно настороже и даже учредить в казармах и около них сторожевые посты. И когда 9 марта (24 февраля) в 2 часа ночи в казармы на Крутом явились пристава Деев и Сокольский, помощник пристава Левитский, 10 казаков, 10 городовых и 3 казарменных смотрителя ф-ки В. Морозова, чтобы арестовать Морева, Затравкина и Лыткина, то по данному сигналу — звону колокола — рабочие около тысячи человек через несколько минут выбежали на двор и потребовали освобождения арестованных Затравкина и Лыткина («Яшку Татарина»), Лыткин был арестован не одетый и не обутый; Морев успел скрыться. На полицию из толпы и из окон казармы полетели камни и палки. Отбить арестованных, однако, не удалось, так как полиция поспешила укрыться под прикрытие бывшей наготове сотни казаков. На другой день, 9 марта (24 февраля) около 3 часов дня, толпа женщин, человек в 500—600, подошла к главной конторе и потребовала от вице-губернатора немедленного освобождения арестованных ночью. В это же время другая толпа, мужчин, приблизительно в таком же количестве, собралась к полицейскому управлению и предъявила тоже требование. Арестованные, по распоряжению вице-губернатора, были освобождены, и рабочие с криком «ура» проводили их от тюрьмы до казарм. 10 марта (25 февраля), несмотря на усиленную охрану, в различных местах Орехово-Зуева, произошел целый ряд сходок. Решено было продолжать стачку, держаться как можно сплоченнее и не выдавать руководителей. Весь ход стачки, громадное количество войск, столкновения рабочих с казаками и полицией из-за арестованных давно уже изменили характер ее — из экономической она переросла уже в политическую. Это было ясно видно всем участникам стачки, и на сходках была принята следующая резолюция: «Резолюция рабочих Никольской М-ры Саввы Морозова С. и К-о. Мы, рабочие Никольской Морозовской М-ры, обсудив условия нашей борьбы в теперешней стачке и приняв во внимание судьбу комиссии Шидловского, пришли к твердому убеждению, что улучшение быта рабочих несовместимо с существующим государственным строем. Нельзя говорить об улучшении нашей жизни до тех пор, пока не будет обеспечено: неприкосновенность личности, свобода стачек, союзов, свобода собраний, слова, печати. Нам хорошо известны те законы, которые правительство под давлением рабочего движения издает для рабочих. Слишком много примеров набралось, чтобы мы доверяли нашу судьбу и судьбу наших детей тому правительству, которое, вместо хлеба, преподносит свинцовые пули и солдатские штыки, которое стоны и слезы наших жен и матерей заглушает свистом казацкой нагайки. Довольно обманывать нас пустыми обещаниями. Довольно затуманивать сознание рабочих различными комиссиями под председательством чиновников и шпионов! Мы требуем: 1) 8-часового рабочего дня; 2) минимума заработной платы, установленного законом; 3) неприкосновенности личности и жилища; 4) свободы стачек, союзов, собраний; 5) свободы печати, слова, совести; 6) отмены всех косвенных налогов и установления подоходного прогрессивного налога; 7) государственного страхования рабочих; 8) обязательного всеобщего обучения за счет государства. Для осуществления всех этих требований, мы признаем необходимым: 9) немедленный созыв учредительного собрания на основании прямого, равного, тайного и всеобщего избирательного права. 24 февраля 1905 года. Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии». В этот же день, 10 марта (25 февраля), произошло новое столкновение рабочих с солдатами, при следующих обстоятельствах. К вечеру разнесся слух, что арестован Морев, один из особо-ценимых рабочими руководителей, и что будто бы по линии жел. дороги, проходящей недалеко от казарм рабочих, он под конвоем отправляется в тюрьму. Несколько тысяч рабочих немедленно бросились к полотну ж. д. с целью освободить Морева, но, убедившись в ложности слухов, спокойно вернулись назад. На возвратном пути рабочие столкнулись с командой солдат в 12 чел., направлявшейся на караул к нефтяным бакам, которые решено было охранять в виду разнесшихся, совершенно нелепых, слухов, что забастовщики будто бы намереваются сжечь нефть. С командой не было проводника, и она по ошибке попала значительно дальше места своего назначения и очутилась среди казарм рабочих фабрики Викулы Морозова, на Крутом. Солдаты, очутившись неожиданно среди толпы, испугались, открыли стрельбу и со штыками наперевес бросились через толпу. В результате были ранены: 1) мальчик 12 лет, Валуев С. — тяжело, 2) Карасева А. — тяжело, 3) Лункин И. — легко, 4) Чистов В. — тяжело (штыковая рана в спину), 5) Кривцов П. — тяжело (штыковая рана в правое бедро сзади и огнестрельная рана), 6) Одинскова А. — тяжело (раздроблены кости правой голени), 7) неизвестная женщина — легко, 8) унтер-офицер — легко и др. Рабочих всего было ранено 11 человек; из команды же только трое солдат получили легкие ушибы. Столкновение команды с рабочими явилось результатом провокации переодетых городовых, давших несколько выстрелов со стороны бани, прилегающей к фабричному двору, и не только присутствовавших обычно среди толпы рабочих, но и появлявшихся в казармах переодетыми даже в женское платье. Из заключения прокурора, производившего расследование этого инцидента, ясно видно отсутствие у рабочих намерения напасть на солдат и наличие здесь провокации. Он пишет: «Поведение толпы, собравшейся на улице, около казарм по совершенно другому поводу, оставляет возможность сомневаться в наличности серьезного повода напасть на случайно попавшую в толпу военную команду, чины которой, по-видимому, сильно испугались неожиданного соприкосновения с возбужденно-настроенной толпой, среди коей было несколько отдельных лиц, враждебно относившихся к появлению солдат на дворе казарм и с криками «бей солдат» бросавших в них камнями и палками. Провокация была налицо, поэтому дело было прекращено за «не обнаружением виновных». Несмотря на невиновность рабочих в инциденте 10 марта, полиция и администрация фабрик используют его и раздувают до размеров «преступного нападения». Губернатор по поводу событий 10 марта опубликовывает следующее объявление: «От Владимирского губернатора. Объявление. Вчера, 25 февраля, вечером, на воинскую команду толпою было произведено преступное нападение. Рабочие осмелились посягнуть на царские войска. Означенный возмутительный случай всецело приписываю дерзкому руководительству подстрекателей и не понимаю нападавших. Путем насилия рабочие не достигнут ничего, наоборот, навлекут на себя строгую кару и могут вызвать несчастье в неповинных семьях. Благоразумные должны отстраняться от участия в скопищах, устранять женщин и детей, могущих стать бессознательно невинными жертвами безумия неблагоразумных рабочих. Так как в настоящее время масленица и работы на фабриках не производится, призываю рабочих, как верноподанных царя, которому мы все служим, к порядку, ответственность за который равно как и заботу о безопасности семей, возлагаю на самих рабочих. В случае нарушения порядка рабочими, таковой будет восстановлен без малейшего послабления. Подтверждаю распоряжение о воспрещении всякого рода сходок, сборищ и о запрещении ношения оружия. Губернатор И. Леонтьев. М. Никольское, 26 февраля 1905 г.». Размеры «преступного нападения» рабочих на царские войска раздуваются даже до таких пределов, что требуются новые войска, и из прилегающих уездных городов в Орехово-Зуево начинают стягиваться новые-наряды казаков и полицейских. В Орехово-Зуеве создается каторжный режим. Все действия властей и полиции вызывают ряд недоуменных вопросов у наиболее отсталых рабочих, которые и излагают их в следующих письмах: «Забастовка рабочих 14-го чис. при фаб. С. М. В. М. Забастовка началась через хозяев, которые не могут ублаготворить малую копейку для рабочего люда, который большею частью возрос на этих фабриках. Не хватает которому своего жалованья. Нужда приводит своих детей носить в детскую. Почему же фабриканты не могут ублаготворить бедного человека, чтобы ему не носить детей в детскую? Вместе из-за этого произошла забастовка, потому что народ фабричный угнетенный. Из этого сам может знать губернатор и Сав. Мороз, и Вик. Мор., потому что на другой день забастовки народ фабричный говорил «у нас нет хлеба». Но неужели не знает правительство, что человеку фабричному, при глазах ихних, просящий кусок хлеба, — не могут взять во внимание. Правительство находится здесь, наприм., губернатор и вице-губерн., исправник и прокурор влад. и воинские начальники. Почему присланные солдаты могли нарушать тишину и спокойствие, по названию «Крутое местечко» Никольск., убивать не производящего и не говорящего обидных слов? Администрации и начальникам присланных солдат убивать фабричный люд по ночам, кто это дозволил, неужели для этого отпущен солдат, чтобы бить своих братьев? 1905 г. февраля 26 числа. Самовидец при фабрике Викулы Мор.». Натиск на рабочих должен был вызвать и соответствующий отклик со стороны бастующих и поставить их также на военную ногу. Ночью в казармах были усилены пикеты; казармы битком набивались рабочими, решившими дать отпор солдатам и казакам при всяких новых нападениях на них. Среди солдат местные с.-д. 15 (2-го) марта устраивают митинг и призывают их не пускать в ход оружие против своих братьев рабочих. В то же время среди солдат распространяется следующее воззвание Московского К-та РСДРП, - «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Солдаты! Правительство послало вас усмирять ваших братьев-рабочих, оно сделало вас убийцами не в чем неповинных людей. Какое преступление совершили рабочие? Они хотят улучшить свою горькую долю, хотят добыть себе прав. Но разве это преступление? И правительство объявляет их изменниками и направляет вас на братоубийство. Стыдитесь: рабочие — ваши братья; вы должны идти с ними, а не против них. Вы хотите служить отечеству. А что же такое отечество? Отечество — это ваши братья, это рабочий люд, из которого все сами вышли и в ряды которого вы вернетесь. Кто же смеет направлять ваши ружья против своих? Ни царь, ни ваше начальство не имеют этого права. Вы должны отказаться стрелять и поднимать оружие на ваших братьев, отказываться повиноваться тем офицерам, которые будут заставлять вас это делать. А когда весь народ поднимется против своих насильников, вы должны помочь ему сделать свое дело, ибо дело народное есть и ваше дело. 29 февраля 1905 г. Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии». Власти, боясь результатов агитации с.-демократов среди солдат, не пускают последних в дело. «Толпа держит себя дерзко угрожающе с войсками, действуют больше казаки, которых прошу штаб усилить» — сообщает губернатор Леонтьев в телеграмме министру внутренних дел. Положение в Орехово-Зуеве осложнилось и целым рядом скандалов и погромов со стороны проезжающих мимо воинских команд. 16 (3-го) марта команда в 400 солдат Сибирского и Малороссийского полков, следовавшая из Владимира в Москву, была почти поголовно пьяна. При проезде этой команды на ст. Орехово была послана для поддержания порядка полусотня казаков и рота солдат, которые никого из проезжающих солдат на станцию не пустили из боязни, что они соединятся с забастовавшими рабочими. Другая команда в 450 чел., 9 и 10-го гренадерских полков, на станциях Петушки и Покров требовала вина, грозила разбить буфет; на одной из этих станций (Петушки) солдаты утащили 20 шт. белого хлеба, не заплатив денег; на уговоры офицеров отвечали бранью. На ст. Орехово эту команду совершенно не выпустили из вагонов, и когда солдаты попытались выйти из них, то были встречены казаками, принудившими солдат войти обратно в вагон. К середине марта положение в Орехове стало грозным. Все чаще и чаще происходят столкновения с казаками; рабочие при первом же появлении осыпают их камнями и палками. Страх перед вооруженной силой исчезает. Близится момент перехода стачки в вооруженное восстание. Губернатор Леонтьев требует от московского военного округа новых войск: «Свыше 2-х-недельная забастовка в Орехове,— пишет он: — с каждым днем обостряется, пехоты достаточно, но ее влияние на толпу без кровопролития слишком слабо. Состав двух сотен из 130 лошадей при 4-х офицерах и эскадрона драгун при 2-х офицерах недостаточен при постоянных столкновениях с толпой и для поддержания разъездной службы. Кавалерия неоднократно подвергалась нападению. Люди и лошади утомлены постоянными тревогами. Покорнейше прошу в виду опасности для кавалерии усилить состав сотен, иначе не ручаюсь за соблюдение порядка». Но к этому моменту страшно ухудшилось и положение рабочих. Запасы иссякли, иссякли и средства стачечного комитета; денежной поддержки, присылаемой Московским Комитетом РСДРП, было недостаточно, многим из забастовавших грозила уже голодная смерть. Боевое настроение рабочих начинает сдавать; появляются случаи штрейкбрехерства; рабочие, правда, в весьма незначительном количестве, но один за другим идут на фабрику и приступают к работе. 15 (2) марта на фабрику С. Морозова выходит уже около 1000 человек, но после обеда на работу не возвращаются, будучи встречены у казарм враждебно бастовавшими рабочими. В ходе развития стачки наступил момент перелома, который необходимо было разрешить или в сторону вооруженного выступления или в сторону прекращения стачки. Вооруженное восстание в одном только Орехово-Зуеве не могло дать ожидаемых результатов, так как не созрели еще благоприятные условия для успеха борьбы в остальных промышленных районах России, а потому Московский Комитет РСДРП, руководивший стачкой, пришел к решению временно прекратить ее. 20 (7) марта он выпускает прокламацию, в которой пишет: «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! К рабочим Никольской Мануфактуры Саввы
Морозова, Сын и К-о. Товарищи! Мы приглашаем вас прекратить стачку и встать на работу. Мы не видим возможности держаться дольше и вот почему: с каждым днем растет число товарищей, нуждающихся в денежной поддержке. В нашей стачечной кассе осталось еще несколько сот рублей, но этих сотен станет мало, потребуются тысячи, не забудьте еще, что мы должны поделиться с викуловскими рабочими товарищами, у которых денег почти нет. А где же нам взять столько денег? Собрать их среди своих же товарищей нечего и думать. Ждать же крупной помощи от Москвы больше даже нельзя, потому что у нее есть свои нужды. Поэтому, продолжив стачку, мы обречем себя на верную гибель. Но есть-ли из-за чего голодать? Добьемся мы чего-нибудь? Товарищи! Теперь вполне ясно, что фабричная администрация не удовлетворит наших главных требований. Она уже дала нам ответ и с тех пор не потрудилась даже вступить с нами в переговоры. Очевидно, ей выгодно, чтобы мы бастовали. Очевидно, она нисколько не склонна на уступки. Кроме того, в последнее время мы продолжили стачку, потому что наши депутаты не могли передать наши политические резолюции. Но так ли это важно для нас? Нашу резолюцию и без того узнает весь мир. Мы имеем ее в заграничных газетах, отпечатаем в тысячах экземпляров и распространим по всей России. Стоит ли тогда из-за этого продолжать стачку и голодать? Наконец, стачка начинает грозить нам громадными несчастиями. Она грозит нам междоусобиями и столкновениями с войсками. Может произойти и драка между желающими идти на работу и нежелающими. В драку вмешаются войска, на помощь казакам вызовут солдат, и польется напрасно кровь наших товарищей. Товарищи, эта кровь скоро понадобится на более крупное дело. Итак, если стачка продолжится, мы будем напрасно голодать, между нами возникнет ожесточение и вражда, многие из нас напрасно погибнут от солдатского штыка и пули. Во избежание этих бед, прекратим стачку и выйдем на работу. Но не считайте себя побежденными. Вы даже победили. В этой стачке вы поняли, что при теперешних порядках русским рабочим нельзя успешно бороться за лучшую жизнь. Вы поняли и открыто заявили перед всей Россией. Самодержавное правительство вот уже сколько лет старается затемнить сознание рабочих, отвлечь от себя их справедливую злобу, держать их в темноте и рабстве. Вы заявили, что видите его козни и этим победили то насилие и мрак, который оно сеет вокруг себя. Вырвать у вас эту победу никто не может, так как нельзя убить ваших мыслей и вашей ненависти. Помиримся пока на этой победе. Верьте, товарищи, что скоро настанет время, когда мы снова поднимемся со всей Россией. И прахом полетят тогда теперешние порядки, мешающие нам жить и свободно бороться за лучшее будущее. Да здравствует всеобщее народное восстание! Да здравствует учредительное собрание! Долой самодержавие! Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии». И 22 (9) марта рабочие, повинуясь призыву РСДРП, в полном составе приступили к работе.
Из других стачек в феврале 1905 года следует выделить стачку 2593 рабочих фарфоровой фабрики Кузнецова (с. Дулево, Покровского уезда), длившуюся 4 дня и окончившуюся частичной победой рабочих. Стачка протекала мирно, но, несмотря на это, из Орехова была вызвана рота солдат и 25 казаков.
Подъемом стачечного движения в феврале заканчивается первая полоса его в 1905 году. В марте стачечным движением охвачено только 13 предприятий с числом участников 25833, включая сюда и рабочих фабрик Морозовых в Opexoво-Зуевe и Треумовых в Коврове, забастовавших в феврале. Из крупных предприятий губернии в марте вступила в стачечную борьбу ткацкая фабрика Балина (Южа, Вязниковского уезда), с числом участников 1277 человек и ситце-печатная Фокина (Иваново-Вознесенск) с числом 1059, устроивших 10 марта (25 февраля) однодневную стачку-демонстрацию, по поводу событий начала года в России. Из мелких предприятий, бастовавших в марте, следует отметить механический и чугунно-литейный завод Гоппер в Орехово-Зуеве (83 человека), сначала принимавший участие в общей февральской стачке морозовских фабрик, но скоро возобновивший работу под влиянием вооруженной силы и работавший под охраной казаков. В конце марта и в начале февраля в Орехове вновь повторились волнения. 31 (18) марта ткачи ф-ки В. Морозова потребовали уплаты вознаграждения за время стачки. Накануне, в ночь, рабочими был убит обходный ткацкой фабрики В. Морозова, Жильцов, особо прославившийся во время последней стачки, различными доносами на рабочих. Исправник Безобразов доносит губернатору: «Ткач фабрики В. Морозова, Морев Алексей, и другие, организуют партию рабочих и котов, вооружают их револьверами, с целью внезапно явиться в с. Зуево и произвести там погром». И дальше: «18 марта (31 нов. стиля) многие из фабричных Саввы и Викулы Морозова, принадлежащие к социал-демократической партии, 17 марта, ночью были на заседании Московского Комитета партии (подробные сведения и адрес, где было заседание, сообщены Московскому охранному отделению и помощнику начальника жандармского управления по Покровскому уезду), в котором председатель его укоризненно говорил, что «и в Орехово были посланы разрывные бомбы», но получатели почему-то, к крайнему негодованию, не пустили их в дело. Кроме того, сообщено: в рабочую среду во время забастовки в Орехово приезжала из Москвы агитирующая молодежь, которая выдавала рабочим бесплатно револьверы, также сообщены сведения об адресе подпольной типографии в Москве и о работающих в ней лицах. Все эти сведения также сообщены Московскому охранному отделению и помощнику начальника жандармского управления по Покровскому уезду. 19 числа, в 1 ½ час. дня, произошли переговоры директора Свешникова с рабочими, которые ни к какому соглашению не пришли, и г. Свешников выезжает в Москву, чтобы испросить по этому вопросу разрешения правления. Настроение между рабочими очень приподнятое, и если не состоится соглашение с правлением, можно ожидать новой забастовки». Но стачка не состоялась, не оправдались слухи и о вооружейном нападении на Орехово-Зуево.
Май 1905 года
С первым же гудком на фабриках и заводах после праздничного перерыва вновь поднимается и стачечная волна. Начало мая, считая по новому стилю, ознаменовалось новыми волнениями в Орехово-Зуеве, сопровождавшимися столкновением с казаками, во время пожара 3-го мая (20 апреля). Рабочие решили воспользоваться пожаром и добыть себе оружие. Во время пожарной суматохи одна часть рабочих затеяла ссору с пожарной командой и тем отвлекла внимание казаков; в то же время другая часть их разгромила магазин Акулова и Голованова и растащила находившиеся в нем револьверы и патроны. Вооружение рабочих встревожило власти, но они не решались немедленно обезоружить рабочих, а вызвали, ночью же 3 мая (20 апреля) для этой цели из Владимира батальон пехоты. Попытка к обезоружению рабочих была сделана только 22 (9) мая, которая и закончилась атакой казаками кладбища, избиением рабочих и арестом 172 чел. День 1-го мая (14 по новому стилю) прошел без демонстраций и без стачек, т. к. приходился в день отдыха — воскресенье. Празднование его в различных районах губернии ограничилось устройством на окраинах городов или окрестностях их конспиративных массовок. В Орехово-Зуеве празднование 1 мая прошло также без демонстраций. Ко дню 1 мая Московский Комитет РСДРП доставил в Орехово-Зуево большое количество прокламаций, разъясняющих значение пролетарского праздника, и прислал ораторов для проведения массовок. Массовки были организованы далеко за городом. Одновременно там же проходили массовки, устроенные членами партии с.-р. Часть рабочих по ошибке попала на последние, но скоро оставила их. «Приходим это мы, — рассказывали впоследствии рабочие: — видим, какой-то говорит... подошли мы. Слушаем ... Что-то говорит, ка-быть, это не наш ... Нам сейчас прокламации дают... смотрим, нет, не наш ... Да и говорит как-то скучно... постояли мы так, да ушли искать своих». Большое количество рабочих, желавших попасть на маевку, привлекло внимание полиции и казаков. Уже к концу маевки патрули рабочих дали знать о появлении казаков, и маевка была распущена.
Стачка 5 июня (23 мая) ткачей в количестве 400 чел., окончилась в тот же день безрезультатно для них, но вызвала продолжение стачки со стороны и подавальщиков и проборщиков (262 чел.), исключительно подростков, забастовавших на другой же день после стачки ткачей. Когда и эта стачка окончилась 9 июня (27 мая) также безрезультатно, то на другой день она была продолжена ставильщиками и др. (2914 чел.); этот ряд последовательных ударов повел 14 (1) июня к закрытию фабрик В. Морозова. Работа возобновилась на них только через 2 недели. Были вызваны 2 роты солдат из Владимира.
Октябрь 1905 года
Новый подъем стачечного движения во Владимирском губернии в третью полосу
его, охватывающую последнюю четверть 1905 г., происходит в связи с первой всеобщей политической стачкой в России, начало которой 20 (7) октября кладет всеобщая железнодорожная стачка. По прекращении ж.-д. сообщения 20 (7) октября на Московско-Казанской ж. д., стачечное движение немедленно же начинает распространяться по линиям железнодорожного сообщения, пересекающим Владимирскую губернию; 21 (8) октября бастуют уже все участки железных дорог, прилегающие к Москве. Стачка на участке Москва—Орехово М.-К. и Н. ж. д. вызывает 21 (8) октября стачку рабочих фабрик Саввы Морозова, к которым 23 (10) октября присоединяются и рабочие фабрики Смирнова (Ликино, Покровского у.). Во время стачки морозовских рабочих происходит
столкновение их с полицией. Рабочие отбивают у полиции арестованного ею агитатора; во время столкновения происходит убийство городового. 2 ноября (20 октября) стачечное движение распространяется на более крупные фабричные районы губернии: бастуют все рабочие Шуи и Кохмы; прекращают работу рабочие фабрик С. и В. Морозова в Орехово-Зуеве. Всюду и везде происходит целый ряд митингов и демонстраций. В Орехово-Зуеве с первого же дня стачки у рабочих устанавливается очень хорошее отношение к солдатам и казакам. Казачий разъезд, попавший 2 ноября (20 октября) в толпу только что забастовавших рабочих, уже не осыпается каменьями и палками, не встречается криками злобы и ненависти, но продолжает совершенно свободно двигаться среди многочисленной толпы; со всех сторон несутся крики: «не сметь трогать казаков!» Рабочие Орехово-Зуева во время стачки предъявляют ряд экономических требований администрации и требуют освобождения всех арестованных за политические преступления и по усиленной охране. 7 ноября (25 октября) рабочие спокойно приступают к работе, решив ждать ответа на свои требования до 14-го (1) ноября; в случае же неудовлетворения их, угрожают вторично объявить всеобщую стачку и освободить арестованных силой. События, связанные со стачечным движением в декабре 1905 года, начинают развиваться в Орехово-Зуеве. Стачка рабочих фабрик Саввы Морозова, начатая ими 11 ноября (29 октября), после неудовлетворения требований рабочих, приняла упорный и длительный характер, благодаря чему продолжалась и в декабре месяце. В этой стачке, однако, не приняли участие рабочие городищенской фабрики С. Морозова. По призыву московского комитета РСДРП, с целью разрешения неопределенности положения бастовавших рабочих, 5 декабря (22 ноября) к стачке присоединяются и все рабочие фабрик Викулы Морозова. Чтобы придать стачке характер всеобщей борьбы рабочих, 8-го же декабря (25 ноября), по поручению местной организации с.-дем., на городищенскую фабрику отправляются 8 членов партии, во главе с Клюевым, для агитации за присоединение ко всеобщей ореховской стачке. Прибывшими была организована массовка, и рабочие приняли предложение присоединиться к стачке. О прибытии агитаторов на фабрику одним из служащих немедленно же было дано знать находящимся на фабрике астраханским казакам. И в тот момент, когда агитаторы направлялись к выходу из фабричного корпуса, в дверях появилось 5 казаков с целью ареста их.
Клюев и др. при появлении казаков не растерялись; едва казаки вошли в дверь корпуса, как они были встречены залпом из револьверов. Один казак был убит наповал, трое — ранены. Пятый же успел выстрелить из винтовки и убил одного из агитаторов — Черепнина П. («Пашка Егоза»). Столкновение рабочих с казаками на Городищенской фабрике сразу, же изменило те мирные отношения, которые установились между ними за последнее время, и положило вновь начало вражде между ними. 9 декабря (26 ноября) совершается покушение на убийство жандармского подполковника Соколова; попытка кончается неудачей. Начинаются аресты среди рабочих: рабочие решают энергично защищаться и с этой целью усиленно вооружаются. 10 декабря (27 ноября) состоялись гражданские похороны Черепнина. На похороны собрались рабочие не только Орехово-Зуева, но съехались и с соседних фабрик. Похороны приняли вид внушительной демонстрации. Присутствие нескольких десятков тысяч рабочих, организованно идущих за гробом убитого товарища, и при том вооруженных, делало совершенно невозможным вмешательство полиции и войск, и похороны прошли спокойно. Со стороны рабочих были приняты все меры к поддержанию порядка и к тому, чтобы во время похорон не было никаких выстрелов, даже в виде салюта. Рабочие исполнили это и только вечером, разъезжаясь по железной дороге, дали на ст. Орехово и затем на ст. Дрезна несколько салютных залпов из револьверов. 11 декабря (28 ноября) состоялись похороны и убитого казака. Во время похорон казаки поклялись отомстить рабочим и потребовали удаления исправника и казачьего вахмистра Соколова, мешавших будто бы им расправиться с рабочими. Намерение казаков расправиться скоро было ими и исполнено. 13 декабря (30 ноября), в 11 часов вечера, пристав Радионов, исполнявший вместо заболевшего исправника Безобразова его обязанности, подступил с 2 ротами 10 гренадерского Малороссийского полка, сотней 30 Донского казачьего полка, полсотней астраханских казаков и 35 городовыми к казарме № 30, где жили рабочие фабрики Саввы Морозова, якобы для ареста Клюева, хотя полиции хорошо было известно, что Клюев еще накануне выехал в Москву. Оцепив казарму, казаки и солдаты в течение полутора часов обстреливали ее. Рабочие отвечали им и из окон казарм и из-за поленниц дров, сложенных на дворе. Затем после обстрела астраханские казаки и полицейские ворвались в казарму и начали избиение рабочих. Двери запертых коморок выламывались шашками и прикладами винтовок. Казаки врывались в каморки и жестоко избивали всех находившихся в них, несмотря ни на пол, ни на возраст. В некоторых каморках казакам было оказано сильное вооруженное сопротивление. Особым упорством отличалась каморка № 174, занимаемая рабочим Воронцовым. К моменту нападения казаков в каморке, под кроватью, за сундуками и по всем углам ее, засели члены «боевой дружины», в количестве 7 человек. Дружинники встретили казаков сильнейшим огнем и ранили из них 5, и только после того как рабочий Воронцов Иван был убит, Федосеев (Кононов), Кабашов Н. и Балабашкин Н. ранены, остальные сдались. Встретив упорное сопротивление со стороны рабочих, пристав Шапкин, руководивший бойней в казармах, приказал отступить; отступление совершалось под обстрелом рабочих. Во время бойни, устроенной казаками в казарме, чтобы обеспечить им тыл, солдаты и донские казаки обстреливали снаружи не только казарму № 30, но и все близлежащие помещения рабочих. Фабричный инспектор Кудрявцев в своем донесении от 15 (2) декабря старшему фабричному инспектору так описывает это событие: «В 11 часов вечера, 30 ноября текущего года полицейский пристав Радионов, присланный для исправления должности заболевшего исправника Безобразова, собрав наряд имеющихся полицейских и казаков, и имея за собой 2 сотни донских казаков с ротой пехоты, отправился для производства ареста одного из выборных депутатов рабочих фабрик товарищества С. Морозова, Карпа Степанова Клюева, обвиняемого в убийстве казаков Городища. По заявлению пристава, Клюев в данный момент, по имеющимся у него сведениям, должен был находиться в 30 казарме, хотя по более достоверным известиям, он еще накануне или 30 утром выехал из Орехова в Москву, что могу подтвердить отчасти и я. Подступив к 30 казарме, по словам и показаниям рабочих, солдатами было сделано несколько залпов в окна казарм, после чего Радионов и местный пристав Шапкин в сопровождении городовых и астраханских казаков ворвались в коридоры казармы и, продолжая стрелять в обезумевший от страха народ, находящийся по каморкам, рубили в то же время направо и налево попадавшихся навстречу шашками. Таковое победоносное шествие продолжалось с 1 этажа казармы вплоть до 4-го, где находилась сушилка, назначенная администрацией фабрики для собрания рабочих и где, по предположениям, находился Клюев. Клюева, конечно, не оказалось, и в виду того, что часть вооруженных рабочих начала оказывать сопротивление, полиция начала уходить из казармы. Обстреливание же этой и других, рядом расположенных казарм войсками, стоявшими снаружи, продолжалось во все время нахождения полицейских внутри казармы. Бесчинства пьяных полицейских и казаков, а также приставов, разбивающих двери и окна каморок, по показаниям рабочих, не поддаются описанию. Всех пострадавших от этого погрома 21 человек, из них убито рабочих: 2 мужчин, 1 женщина и 9-летний мальчик, коему ударом шашки, по свидетельским показаниям, пристав или казачий вахмистр отрубил половину черепа. Раненых тяжело: 7 мужчин и 2 женщины. Из полицейских легко ранено 3 казака и 2 городовых. Кроме этих убитых и раненых, есть много рабочих легко раненых, получивших помощь в больнице амбулаторно». На основании этого донесения об обстреле казарм и зверском избиении рабочих, старший фабричный инспектор немедленно же сообщил о нем министерству торговли и промышленности и 1 января (19 декабря) получил следующий ответ: М. Т. и П. Отдел промышлен. Отд. фабр. - заводское. Стол 1. 19 декабря 1905 г. № 191. Г. Старшему фабричному инспектору Владимирской губернии. Вследствие телеграммы вашей от 2 сего декабря, в коей вы, между прочим, сообщили о вызывающем поведении казаков, отдел промышленности долгом считает вас уведомить, что, согласно полученным из министерства внутренних дел сведениям, казаки и полиция во время подавления беспорядков 30 минув. ноября на фабрике Саввы Морозова, Владимирской губ., не проявили никаких действий, которые им могли бы быть поставлены в вину. Управляющий отделом (подпись). Начальник отделения (подпись)». На другой день после событий 13 декабря (30 ноября) столкновение рабочих с казаками вспыхнуло с новой силой. Поводом к нему послужил разнесшийся среди астраханских казаков слух, что находящиеся на излечении в больнице рабочие хотят будто бы добить раненых накануне казаков, помещенных в ту же больницу. Такой же слух относительно подобных же намерений казаков был распущен и среди рабочих. Казаки бросились к больнице, взяли раненых товарищей и отвезли их к себе в казармы, но по дороге открыли стрельбу по собравшейся около больницы толпе рабочих. Со стороны рабочих последовали ответные выстрелы, разгорелась жаркая перестрелка, продолжавшаяся около получаса. В течение дня перестрелка по самым ничтожным причинам несколько раз возобновлялась в разных местах Орехово-Зуева. Было похоже на начало вооруженного восстания. О создавшемся в Орехово-Зуеве положении владимирский прокурор 14 (1) декабря телеграфирует прокурору Московской судебной палаты следующее: «Положение Орехове чрезвычайно серьезное, вчера попытка арестовать убийц казаков не удалась, ранено 3 казака, 2 городовых, рабочих убито и ранено несколько человек. Все фабрики стали, на улицах перестрелка рабочих с казаками, военной силы недостаточно. Сейчас губернатор телеграфировал министру внутренних дел и командующему о присылке одного полка пехоты и батареи артиллерии. Сегодня 3 часа дня выезжаю Орехово». 14 (1) же декабря рабочие всех фабрик Орехово-Зуева потребовали удаления из города всех казаков, участников обстрела и избиения рабочих. Требование рабочих, по прибытии новых воинских частей в Орехово, было немедленно же удовлетворено, и рабочие 20 (7) декабря приступили к работам. События в Орехово-Зуеве принудили правительство, в ущерб военным силам, необходимым для подавления начинающегося восстания в Москве, стянуть сюда большое количество войск, включая и артиллерию, и тем обезопасить себя от дальнейших событий в этом районе. Везде были усилены разъезды, патрули; охрана фабрик увеличена. 21 (8) декабря в Орехово-Зуеве вновь вспыхнула стачка прядильщиков фабрики Смирнова; поводом послужило появление на фабрике казаков в большом количестве, чем то практиковалось раньше. Рабочие заподозрили, что в ближайшие ночи среди них будут производиться обыски и аресты и в знак протеста прекратили работы. Подозрения их усилилось еще тем, что 22 (9) декабря в Ликино была командирована полусотня донских казаков. 21 (8) декабря тяжело был ранен 3 выстрелами урядник Зуев. Войскам был дан приказ обезоружить во чтобы то ни стало рабочих. Но найти оружие было трудно, и только 27 (14) декабря незначительная часть его, в количестве 3 карабинов системы «Винчестер», 1 револьвер системы «Браунинг» и нескольких тысяч боевых патронов, была найдена у Ивана и Софии Куликовых. Поводом к обыску у Куликовых послужили рассыпанные на улице, во время переноски из квартиры на извозчика, патроны.
Из Орехово-Зуева стачечное движение перекинулось в Ковров. 20 (7) декабря в Коврове пронесся слух о начале стачки московского ж.-д. узла (см. Ковровское революционное движение 1905 года).
В конце года ни одна стачка не проходит без руководства членов РСДРП (б). В Орехово-Зуеве на требования рабочих, выработанные на собрании депутатов всех фабрик Орехово-Зуева 23 (10) ноября в количестве 95 пунктов, в самом верху стояла надпись: «Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия» и клич: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
